Текст книги "Военная контрразведка НКВД СССР. Тайный фронт войны 1941–1942"

В большей своей части разведывательные операции против Советского Союза, и, в частности, связанные с достаточно широким использованием советских военнопленных, нацистские спецслужбы готовили с особой тщательностью. Как правило, у агентов была практически безупречная экипировка, прочная легенда, подкрепленная надежными, хотя и фальшивыми документами. Безукоризненно сработанные удостоверения личности, командировочные предписания, обраставшие отметками этапно-заградительных комендатур, продовольственные аттестаты способны были ввести в заблуждение большинство людей, проверявших документы. Нужен был профессиональный навык, чтобы обнаружить фальшь в документации. Эта подготовка агентов спецслужб противника велась в специальных школах и на курсах. Сначала эти школы комплектовались кадрами, завербованными из белоэмигрантской молодежи и членов различных антисоветских националистических организаций (украинских, польских, белорусских и др.). Опираясь на опыт разведывательных школ, существовавших в Германии до нападения на СССР, в присоединенной Австрии, в оккупированных Варшаве, Гааге и Белграде, абвер и СД в первые же месяцы войны развернули подобные учреждения на оккупированной советской территории. Первые такие школы возникли в Риге, белорусском городе Борисове, в местечке Катынь под Смоленском, позже – в Харькове, Орле, Курске и других городах и селах. Разведывательные школы и курсы для обучения подростков-диверсантов и подростков-шпионов существовали в Белоруссии (Орша и Бобруйск), в Донецкой области Украины (г. Славянск и пос. Райгородок), в Харьковской области (пос. Протопопово), на территории России в городах Смоленск, Мценск и Белгород. Густая сеть разведывательных и контрразведывательных школ охватила многие города Ленинградской области, например, Любань, Тосно, Шапки, Сланцы. В Пскове имелось пять разведшкол абвера.

Как видим, значительно возросла численность школ на оккупированной территории. Если в 1941 г. их было 13, в которых к концу года обучалось свыше 5 тыс. человек, то уже в мае 1942 г. абвером дополнительно организованы 16 разведывательно-диверсионных школ, в которых в течение 1942 г. обучалось свыше 10 тыс. человек. К тому же, на советско-германском фронте действовало более 130 разведывательных и полицейских органов, работало около 60 специальных школ по подготовке шпионов и диверсантов[128]128
  Документы свидетельствуют. Армейская контрразведка в годы войны. 1941–1945 гг. СПб., 1994. С. 8; Сергеев Ф. Тайные операции нацистской разведки. 1933–1945 гг. М., 1991. С. 254.


[Закрыть].

Абвергруппы и абверкоманды активно использовали агентов, окончивших Брайтенфуртскую и Мишенскую разведывательные школы. Первая из них находилась в 20 км западнее Вены. На ее базе был организован проверочно-подготовительный лагерь, в который поступали отобранные для вербовки советские военнопленные. После предварительной подготовки они направлялись для обучения в Варшавскую разведывательную школу. Вторая школа «Абверштелле Кенигсберг» находилась в м. Мишен около города. В школе проходили обучение русские белоэмигранты, украинцы, поляки, латыши, литовцы и эстонцы, завербованные в Польше и на Балканах.

Преподавательский и инструкторский состав школ формировался главным образом, особенно первое время, из числа офицеров абвера и СД, считавшихся «знатоками России». Как правило, они свободно владели русским языком, были хорошо знакомы с условиями советской жизни, так как находились в нашей стране на разведывательной работе, числясь многие годы служащими дипломатических и иных официальных представительств Германии.

Часть постоянного персонала школ составляли агенты немецкой разведки из числа русских эмигрантов (правда, доступ их к строго охраняемым тайнам, особенно связанным с обеспечением агентуры личными документами, по соображениям конспирации был ограничен). Позднее в качестве инструкторов были привлечены несколько бывших офицеров Красной армии. Но это было исключением из общих правил и касалось лишь тех военнопленных, которых нацистам удалось прочно «прибрать к рукам».

Важнейшее место в программе обучения занимало освоение агентом методов подрывной работы: всякий раз для каждого в зависимости от характера предстоящего задания, то есть в соответствии с профилем его будущего использования. Но были общие вопросы, которые изучали все, независимо от специфики будущей задачи. Это организация советских вооруженных сил, уставы, наставления и вооружение Красной армии, инженерное дело, топография и тактика, строевая подготовка и парашютизм.

Будущих диверсантов обучали способам подрыва поездов (прежде всего воинских эшелонов с живой силой, боевой техникой и боеприпасами), разрушения железнодорожного полотна, мостов, линий высоковольтной передачи и других сооружений стратегического значения. Теоретические знания закреплялись практическими прикладными занятиями в полевых условиях, приближенных к реальной обстановке.

Много времени уделялось пользованию оружием, методам бесшумного захвата и умерщвления жертв нацистской разведки.

В разведшколах шла интенсивная антисоветская обработка, которая в общем-то находила известную почву, особенно в первый период войны, породившей растерянность среди определенной части красноармейцев и командиров. Слушателей разведывательных школ вовлекали в антисоветские организации типа «Союза борьбы за освобождение России» и «Национально-трудового союза». Важнейшей целью антисоветской обработки агентов, как ее понимали руководители абвера и СД, было внушить мысль, что они не просто шпионы в обыденном смысле этого слова, а «русские, украинские, грузинские патриоты, ведущие борьбу за лучшее будущее своей страны и своего народа».

Читателю, интересующемуся подготовкой агентуры спецслужбами Германии в годы Второй мировой войны, авторы рекомендуют обстоятельную книгу Ф. Сергеева («Тайные операции нацистской разведки 1933–1945 гг.». М., 1991).

Особое внимание уделялось подготовке агентов-радистов. Она была обособлена, строжайше засекречена и проводилась в основном в крупных разведывательных школах: под Берлином, в районе Варшавы, Белграда и Гааги и др., в том числе развернутых на оккупированной советской территории. Работа велась над тем, чтобы, с одной стороны, обеспечить создание надежно функционирующих агентурных радиопередатчиков, а с другой – организовать в короткие сроки подготовку значительного числа квалифицированных радистов, обратив особое внимание на отработку скорости и четкости передачи. Немцам удалось создать шифры, которые с большим трудом поддавались раскрытию. Радиосвязь потеснила личные встречи, курьеров, использование тайников и др. и стала преобладающей. Срок обучения агентов зависел от характера их будущей деятельности: для разведчиков ближнего тыла – от двух недель до месяца, разведчиков глубокого тыла – от одного до шести месяцев, для диверсантов – от двух недель до двух месяцев, радистов – от двух до четырех месяцев и больше.

После окончания теоретического курса и практических занятий с учетом личности нелегала и характера возлагавшихся на него заданий тщательно и во всех подробностях отрабатывалась легенда, под которой ему предстояло выступать – легенда прикрытия. Их обстоятельно инструктировали, на этот раз, конечно, порознь. Случалось и так, что у некоторых агентов было две и даже три легенды – этого требовали условия, в которых они могли оказаться по ходу дела. Значительное внимание уделялось деталям легенды, в частности, таким, как метка на нижнем белье, фасон обуви или что-нибудь другое, в обыденной жизни не привлекающее, казалось бы, никакого внимания. В РСХА стремились добиваться такого положения, чтобы нелегал в любой ситуации безупречно знал «свой маневр», мог, что называется, во сне безошибочно воспроизвести детали своей биографии и данные, касающиеся его семьи, других родственников, особенно если эти данные поддавались проверке (например, адреса, описание местности и т. д.). Нелегал должен был свободно описать предприятие, где он якобы работал, соседей, которые жили по указанному им адресу. Он обязан был не только в совершенстве владеть языком страны, где ему предстояло работать, но и твердо держаться одного какого-либо диалекта, присущего населению определенной территории. Важно было знать особенности «своего» региона, ориентироваться в обычаях и нравах местных жителей, чтобы какой-либо оплошностью не возбудить подозрений.

В подкрепление легенды готовились соответствующие фальшивые документы, личные письма, фотографии. В первый период войны подбор таких документов не составлял большого труда: много всяких бланков попало в руки противника среди трофейного имущества, оставленного советскими частями при отступлении или которое было оставлено учреждениями, эвакуировавшимися под огнем противника. Однако со временем менялись старые и появлялись новые формы документов и бланков, становился иным характер печатей, создавались и расформировывались воинские и гражданские учреждения, менялась их дислокация.

По соображениям конспирации (особенно в тех случаях, когда задание предусматривало установление связи с агентами, оставленными нацистами на освобожденной нашими войсками советской территории), они должны были время от времени менять местожительство, а также свои имена, используя имевшиеся запасные комплекты фальшивых документов. Вооружение лазутчиков составляло табельное оружие Красной армии – ППШ, пистолеты, гранаты, кинжалы, ножи.

Во все времена решающим условием успешной деятельности разведчика была и остается надежная связь с центром. В военной обстановке, когда ситуация может мгновенно и радикально изменяться, а своевременно добытые данные о предполагаемом маневре противника способны спутать все его карты, значение четко работающей связи возрастает во сто крат. Поэтому в каждой группе агентов, включавшей обычно 5–7 человек, непременно имелся радист с коротковолновой приемопередающей радиостанцией, шифрами и дешифровальными блокнотами[129]129
  Сергеев Ф. Указ. соч. С. 258.


[Закрыть].

Во время войны для заброски агентов на советскую территорию использовалась эскадрилья «Гартенфельд». Агентов сбрасывали на парашютах и снабжали топографическими крупномасштабными картами с нанесенным маршрутом движения из района приземления. Некоторые агенты нелегально переходили линию фронта, просачиваясь через боевые порядки советских войск. Агенты-одиночки проникали в наш тыл под видом беженцев, выходящих из окружения бойцов Красной армии, солдат, отставших от своих частей и др. Из общего количества агентов, заброшенных в СССР, непосредственно в зону боевых действий Красной армии было направлено 55 %[130]130
  Коровин В.В. Разведка и контрразведка в годы Великой Отечественной войны. М., 2003. С. 11.


[Закрыть].

Имея хорошо подготовленные кадры, немецкие спецслужбы в начале войны переигрывали советскую военную контрразведку не только в прифронтовой полосе, но и на оккупированной территории. Так, из донесения № 393 от 16 июня 1942 г. в штаб 11-й армии вермахта стало известно, что противник имел довольно много информации о планах советского командования. Пленные парашютисты далеко не все отстреливались до последнего патрона и, попав в плен, рассказывали немецкому командованию об организационно-штатной структуре специальных подразделений, местах их дислокации, характере подготовки наших диверсантов-разведчиков. По данным противника, с октября 1941 г. до середины июня 1942 г. на территорию Крыма было выброшено 328 советских парашютистов, из которых немцам удалось захватить 140 человек.

Наиболее удачно была проведена немцами операция по ликвидации разведывательно-диверсионных групп в начале марта 1942 г. Из 145 выброшенных в тыл противника парашютистов группами по 3–5 человек было захвачено 112 человек. «Бросается в глаза, – отмечалось в контрразведывательной сводке от 17 июня 1942 г., – что агентов не особенно подбирают, не обращая внимания на их особые способности, возраст или пол, и в большом количестве забрасывают в тыл немецких войск. Посылается до 10 агентов для разведки одного объекта в одном и том же районе. Поэтому часто получается, что хотя бы один агент выполнит задание и возвратится обратно. Используют в качестве агентов в массовом масштабе девушек, которые особо обучают, и нам, немцам, в будущем придется с этим считаться»[131]131
  Мельничук Е.Б. Подготовка партизанского движения в Крыму. Севастополь, 2006. С. 36–37.


[Закрыть].

Можно согласиться с выводами абвера о том, что в 1941 – начале 1942 г. в силу многих причин советская контрразведка на фронте и на временно оккупированной территории частями вермахта работала слабо, и ее достижения были весьма скромными. Но она мужала в борьбе и постепенно начали одерживать успехи. Перелом произошел уже в 1943 г. в пользу особых отделов НКВД. Но впереди были месяцы тайной войны, значительные жертвы, приобретение так необходимого опыта как залога успехов в борьбе с врагом.

Следовательно, на советско-германском фронте советским органам военный контрразведки противостояли спецслужбы нацистского государства, подготовленные к ведению широкомасштабной войны. Они имели хорошо подготовленные профессиональные кадры, получившие опыт ведения наступательных операций во время завоевательного похода в Европе. В войну абвер и другие спецслужбы вступили в условиях, не требовавших коренных реформ каждой из них. Но уже первые месяцы войны избавили немцев и их союзников от поверхностной оценки состояния советских Вооруженных сил, решимости нашего народа сражаться с агрессорами. Поэтому руководство абвера предприняло меры к перестройке, прежде всего, к улучшению подготовки кадров.

Заслуживает высокой оценки сложившаяся система подготовки агентуры противника в спецшколах и на курсах. С немецкой аккуратностью были разработаны методы вербовки, подготовки, заброски агентов, поддержания связи и возвращения из-за линии фронта. Не случайно руководство НКВД нацеливало своих сотрудников на самое внимательное изучение опыта работы абвера.

Проигрыш приграничного сражения и оборонительных боев Красной армии в начале войны показал не только ее неготовность в равной мере противостоять вермахту, но и особых отделов НКВД абверу. Впереди предстояла борьба на незримом фронте, приобретение необходимого опыта, укрепление советских спецслужб, при помощи которых были одержаны победы над нацистской Германией.

Глава III. Начало. Приграничное сражение (22 июня – 9 июля 1941 г.)

22 июня 1941 г. немецкие войска вторглись на территорию Советского Союза. Началась Великая Отечественная война[132]132
  Но фактически военные действия началась несколько раньше. Как только была установлена дата нападения на СССР, 22 июня, Редер отдал приказ по ВМФ: с 15 июня открыть боевые действия против советских подлодок. За шесть дней до официального начала войны! В приказе подчеркивалось: «Следует стремиться к безжалостному уничтожению». А если возникнет скандал, Редер рекомендует свести все к досадному недоразумению, морские силы полагали, мол, «что они имели дело с проникшими в этот район английскими подводными лодками».


[Закрыть][133]133
  Полторак А.И. Нюрнбергский эпилог. М., 1969. С. 359.


[Закрыть]. Накануне германское главнокомандование передало в штабы групп армий условный сигнал «Дортмунд» – приказ о вторжении в СССР. На рассвете группы армий «Север», «Центр» и «Юг» нарушили государственную границу СССР на трех главных стратегических направлениях, нацелившись на Ленинград, Москву и Киев с задачей за одну кампанию рассечь, окружить и уничтожить войска советских приграничных округов и выйти на линию Архангельск – Астрахань. Совместно с Германией в войну с СССР вступили Испания, Италия, Дания, Норвегия, Венгрия, Румыния, Словакия, Финляндия и Хорватия.

Можно с полной уверенностью утверждать, что Советское правительство и высшее военное руководство ожидали этого вторжения, чтобы в глазах мирового сообщества выглядеть не агрессором, а страной, подвергнувшейся нападению. Одним из первых данную версию выдвинул Н.Г. Кузнецов. Прибыв после начала боевых действий в Кремль за получением указаний, он удивился царившей в нем безмятежности: «В Кремле было так же спокойно, как в обычный выходной день. Видимо, происходит какое-нибудь совещание и где-нибудь в другом месте. Но что совещаться, когда война налицо, и если ее не ожидали, то следовало хоть теперь со всей энергией организовать отражение врага. Что происходило в этот момент на самом деле, я рассказывать не берусь, но как нарком Военно-Морского флота по-прежнему никуда не вызывался и никаких указаний не получал»[134]134
  Морской сборник. 2004. № 7. С. 50–52.


[Закрыть].

Главной ударной силой Германии, как и при вторжении на Западе, служили четыре мощные бронетанковые группы. Две из них, 2-я и 3-я, были включены в состав группы армий «Центр», призванной быть главным наступательным фронтом, и по одной – в состав групп армий «Север» и «Юг». Гитлеровское командование серьезно рассчитывало на то, что Красная армия подтянет ближе к государственной границе главные силы фронтов, где следует их окружить и уничтожить. Это была главная цель плана «Барбаросса» в начале войны.

3 июля 1941 г. в своем выступлении по радио И.В. Сталин, обращаясь к советскому народу, сказал: «Прежде всего необходимо, чтобы наши люди, советские люди, поняли всю глубину опасности, которая угрожает нашей стране, и отрешились от благодушия, от беспечности, от настроений мирного строительства, вполне понятных в довоенное время, но пагубных в настоящее время, когда война коренным образом изменила положение…»[135]135
  Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 2. Кн. 1. М., 2000. С. 163.


[Закрыть].

В первые 18 дней, с 22 июня по 9 июля 1941 г., произошло приграничное сражение, в ходе которого советские войска вели тяжелые оборонительные бои в Прибалтике, Белоруссии и на Западной Украине, а затем были вынуждены отступить в глубь страны. Именно в эти дни противник решил не только тактические, но и стратегические задачи.

С начала войны политическое руководство Советского Союза приняло необходимые, хотя и во многом запоздалые меры для отражения агрессии. В ночь на 22 июня первым приехал в Кремль Л.П. Берия, за ним появились И.В. Сталин и остальные члены Политбюро ЦК ВКП (б). В 5 часов 45 минут у Сталина началось совещание, на котором присутствовали В.М. Молотов, Л.П. Берия, К.С. Тимошенко, Л.З. Мехлис и др. Совещание приняло директиву № 2: «Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь до особого распоряжения наземным войскам границу не переходить». В 14 часов принята директива № 3 о контрнаступлении, разрешившая войскам Красной армии переход государственной границы. В этот же день была создана Ставка Главного Командования, изданы указы Президиума Верховного Совета СССР о мобилизации военнообязанных, о военных трибуналах и введении военного положения.

Судя по записям, сделанным дежурными секретарями о посетителях Сталина, с 21 по 28 июня 1941 г. он ежедневно проводил совещания, на которых обсуждались актуальные проблемы обороны и обеспечения безопасности страны. Чаще всего встречи происходили с Берией – 17 раз. Это были продолжительные беседы, порой по несколько часов. С Меркуловым – 5 раз, по 15–30 минут. С Голиковым беседовал лишь трижды (первый раз 24 июня), каждый раз не более, чем по часу. Актуальные вопросы обсуждались и на совместных совещаниях представителей различных ведомств, как это было 27 июня 1941 г., на котором присутствовали Тимошенко, Голиков, Берия и Кузнецов[136]136
  Там же. С. 98–104.


[Закрыть].

В приграничном сражении одним из самых трудных был первый день войны. В сражение с вермахтом вступил личный состав частей и подразделений Красной армии и пограничных войск НКВД, дислоцированных на западном участке государственной границы. Но многие командующие и штабы армий в первые часы нацистской агрессии не приняли никаких самостоятельных решений, действуя согласно планам прикрытия государственной границы, которые уже не соответствовали новой ситуации.

22 июня передовые части вермахта, как писал в «Военном дневнике» Ф. Гальдер, «захватили пограничные мосты через Буг и другие реки без боя и в полной сохранности». И первые дни немцы шли только по шоссе, по бетону и асфальту, не затрудняя себя маршами по бездорожью. Для нарушения управления войсками немецкие самолеты бомбили узлы и линии связи, боевую технику и живую силу Красной армии. И все же основными объектами первых авиационных налетов была сосредоточенная на приграничных аэродромах советская авиация. Уже в первые часы войны немецким воздушным силам удалось добиться господства в воздухе путем почти тотального уничтожения советских самолетов прямо на земле. Только на 26 аэродромах Западного округа они уничтожили в первый день войны 738 боевых воздушных машин[137]137
  Беларусь в годы Великой Отечественной войны. 1941–1945. С. 62.


[Закрыть]. Немецкая авиация взяла под контроль шоссейные дороги, расстреливали машины. Шоссе Белосток – Волковыск было забито трупами людей, автомашинами, танками, и прибывавшим советским частям невозможно было пробиться к линии фронта.

Солдаты и офицеры вермахта были самоуверенны и наглы, считая себя победителями. Эту черту у немецких военных отмечали русские солдаты Первой мировой войны. «Я немцу его умелость прощаю, – говорил русский, – я бы у него и поучиться захотеть смог. А не прощаю я ему, что он тебя ну просто и за полено не считает, ну просто как бы и не видит тебя вовсе»[138]138
  Федорченко С. Народ на войне. М., 1990. С. 172.


[Закрыть]. На высокомерие уверенного в своей безнаказанности указывали фронтовые корреспонденты К. Симонов и К. Федин. К. Симонов вспоминал о поведении военнопленных немцев: «…было непонятно, кто из них храбр, кто труслив. Все человеческие качества в них заглушил, перекрыл гонор – общая, повсеместная наглость захватчиков. Видя, что их не бьют и не расстреливают, они корчат из себя храбрецов. Они считали, что война кончится через две недели, что этот плен для них, так сказать, вынужденный отдых и что с ними по-человечески обращаются только из страха, от того, чтобы избежать мести впоследствии. Сейчас это исчезло. Армия наглецов в дни поражения переменилась»[139]139
  Военная публицистика и фронтовые очерки. М., 1966. С. 122.


[Закрыть]. А вот что писал К. Федин: «…я был в лагере военнопленных и видел немецких летчиков, сбитых нами в самых первых боях… Все они были похожи друг на друга – с заносчивым огоньком в глазах, с высокомерными, глуповато вздернутыми физиономиями. Кое-кто из них насчитывал с полсотни налетов на Лондон, кто-кто успел покидать бомбы в Польше, Греции, над Парижем. Все были награждены за свой разбой «пряжками» и Железными крестами. Им казалось, они отправились в развлекательную прогулку покорения России, и они очутились в лагере явно к великому своему удивлению»[140]140
  Советская Россия. Отечественные записки. № 7 (205), 8 мая 2010 г. С. 6.


[Закрыть].

На картах, заготовленных немецким Генштабом, кощунственно были начертаны немецким шрифтом названия исконно русских деревень, сел и городов, рек и озер. Например, на карте белорусское село Малая Рыбаковщина – Malaya Rybakowschtschyna. Под всеми названиями сел и деревень стояли цифры. Вначале они указывали число дворов, после того, как там побывали нацисты, эти цифры становятся черным итогом пожара: деревня такая-то, сожжено дворов столько-то[141]141
  Военная публицистика и фронтовые очерки. С. 491.


[Закрыть].

К вечеру 22 июня на Юго-Западном фронте противнику удалось продвинуться на 15–20 км. На Львовском направлении части вермахта вторглись на 10–15 км, передовые его танковые дивизии, преодолев пограничную полосу, где все еще шли бои, прорвались на глубину от 30 до 50 км, а на Брестском – до 50–60 км, и заняли г. Кобрин. Но в сводке Главного командования РККА за первый день войны, переданной Телеграфным агентством Советского Союза (ТАСС) сообщилось, что противник всюду отбит с большими для него потерями и только на гродненском направлении достиг незначительных тактических успехов[142]142
  Кочетков Д. С закрытыми люками. С. 12.


[Закрыть].

Успехи вермахта были бы невозможны без четкой работы немецких спецслужб и прежде всего абвера, который сосредоточил основные усилия на разведывательном обеспечении боевых операций войск, имея в виду задачи первого этапа плана «Барбаросса». Поэтому сотрудники абвера значительно активизировали работу своей агентуры.

Внедренные по методу полковника Николаи высококвалифицированные разведчики делали свое дело: в этом можно было убедиться уже по точности первых захваченных у немцев в начале войны топографических карт, по перечням оборонных объектов, куда, прежде всего, будущие захватчики намеревались направить свои удары, и по заранее подготовленным спискам «подлежащих уничтожению враждебных элементов» в Советском Союзе. На основании архивных документов, на предвоенные недели и первые недели военных действий приходится заброска через демаркационную линию, а затем и за линию фронта наибольшего числа заблаговременно подготовленных агентов абвера и СД.

В первые месяцы войны агентура абвера в большинстве случаев перебрасывалась через линию фронта без предварительной подготовки и тщательного инструктажа. Наибольшее распространение имела практика переброски агентов-одиночек под видом беженцев, бежавших из лагеря военнопленных, отставших от своих частей, выходящих из окружения красноармейцев. Они сравнительно легко просачивались в ближайшие тылы советских войск. В одиночку, естественно, засылались и крупные агенты абвера, направляемые для выполнения какого-либо особо важного задания. На этом этапе были установлены лишь отдельные факты тщательной подготовки агентуры из числа советских граждан. Абвер в прифронтовой полосе получил задание собирать различные образцы документов, действительных на советской территории. Особое внимание было обращено на сбор чистых бланков врачебных заключений, удостоверений о болезни и отпусках, проездных документов, паспортов, военных удостоверениях и др.

Немцы рассчитывали на дезорганизацию советского тыла, не уделяя достаточного внимания обеспечению своей агентуры необходимыми документами для прикрытия, тем более что абвером в ходе боев было захвачено большое количества различных документов и материалов войсковых штабов, партийных и советских органов, шифров, которые явились важным источником разведывательной информации. «В начале войны, – говорил один из руководителей абвера генерал Г. Пиккенброк, – командование германской армии не проявляло интереса к сведениям агентурной разведки, так как в его распоряжении имелось большое количество пленных и трофейных документов, которые достаточно подробно характеризовали положение, а немецкий Генеральный штаб имел полное представление о войсках противника», но для получения разведывательных сведений им приходилось делать ставку на легальные возможности[143]143
  Великая Отечественная война 1941–1945 годов. Том шестой. Тайная война. Разведка и контрразведка в годы Великой Отечественной войны. С. 159.


[Закрыть].

Активно действовали немецкие мобильные «разведотряды», которые состояли из солдат и офицеров на мотоциклах, бронемашинах, бронетранспортерах с прицепленными к ним противотанковыми орудиями и нескольких легких и средних танков. Ранним утром 22 июня 1941 г. роты полка «Бранденбург-800» двигались в авангарде наступающих частей вермахта. При пересечении советско-германской границы в районе г. Бреста первой шла 12-я рота 3-го батальона, личный состав которой был одет в красноармейскую форму[144]144
  Там же С. 343.


[Закрыть]. Разведотряды двигались по дорогам со скоростью 40 км/час. Следом вплотную за ними шла основная масса танков, поддерживавшая постоянную радиосвязь с передовым отрядом и готовая по сигналу развернуться в атакующие порядки, если авангард натолкнется на сопротивление. Позади танков в арьергарде двигалась смешанная группа из мотопехоты и дивизионной артиллерии[145]145
  От «Барбароссы» до «Терминала». Взгляд с Запада. М., 1988. С. 62.


[Закрыть].

Абверу удалось значительно дезорганизовать наше управление войсками. В первые часы войны немцы выбросили на парашютах множество диверсионных групп численностью от нескольких десятков до двухсот человек. Лазутчики из специальных диверсионно-разведывательных формирований абвера: «Бранденбург-800», «Нахтигаль», «Эрна» и др., переодетые в форму советских военнослужащих, проникали в армейские тылы для дезорганизации управления войск. Подключившись в наши линии связи, они давали ложные и противоречивые команды, значительно усложняли управление воинскими частями и соединениями, нарушали работу тыла, захватывали мосты, железные дороги, аэродромы и другие военные объекты, сеяли панику среди бойцов, командиров и местного населения, распространяли ложные слухи[146]146
  Петров Б.Н. 1941: работа над ошибками. От летней катастрофы до «чуда под Москвой». М., 2012. С. 75.


[Закрыть].

С самого начала войны немецкие спецслужбы запятнали себя преступлениями. Так, еще 18 июня 1941 г., за четыре дня до нападения на Советский Союз, батальон «Нахтигаль» получил приказ подтянуться к границе, а 22 июня он вошел в с. Разымн и через три дня двинулся по направлению ко Львову. Банды оказались в городе раньше эсесовских частей и специальных команд СС. По существу, командование вермахта выдало город на разграбление, уничтожение и поругание батальону. Головорезы из абверовского батальона были в форме фашистского вермахта, но с желто-голубыми полосками и с металлическим значком «трезубец». Батальон бесчинствовал в городе семь дней и ночей. Пьяные вооруженные головорезы вламывались в квартиры, грабили, жгли, насиловали. Людей расстреливали сотнями, заживо закапывали в землю, забивали насмерть прикладами, травили овчарками. У командования батальона был заранее продуманный и согласованный с высшими инстанциями план полного истребления коммунистов, советских патриотов и львовской интеллигенции, а затем значительной части остального населения города. В городе говорили: «Гитлеровцы на завтрак едят евреев, на обед – поляков, на ужин – украинцев»[147]147
  Мельников Д., Черная Л. Империя смерти. Аппарат насилия в нацистской Германии. 1933–1945. М., 1987. С. 331.


[Закрыть].

В первый день войны в штабы советских военных округов из различных источников поступала самая противоречивая информация, зачастую провокационного и панического характера. Генеральный штаб, в свою очередь, не мог добиться от штабов округов и войск точных сведений. Так, в течение 22 июня 1941 г. командующий и штаб Западного фронта не получили ни одного донесения из армий. А частая потеря управления ставило в затруднительное положение Главное Командование и Генеральный штаб, не позволила сосредоточить основные усилия обороняющихся на угрожаемых направлениях. Наступивший в первые дни войны короткий, но очень болезненно воспринятый информационный вакуум кардинально повлиял на характер и дальнейшее ее развитие. Советские военачальники, не имея объективных сведений о состоянии дел на фронтах и находясь в плену довоенных представлений, вместо организации оперативного отхода войск отдавали приказы на нанесение контрударов по противнику.

К тому же поступавшая с фронтов информация подвергалась сомнению высшими должностными лицами. В то время, когда на границе уже шли бои, в Минске раздался звонок, и взявший телефонную трубку генерал-лейтенант И.В. Болдин (командующий округом в это время вышел) услышал от наркома обороны С.К. Тимошенко следующие слова: «Товарищ Болдин, учтите, никаких действий против немцев без нашего ведома не предпринимать. Ставлю в известность вас и прошу передать Павлову, что товарищ Сталин не разрешает открывать артиллерийский огонь по немцам. Разведку самолетами вести не далее шестидесяти километров»[148]148
  Потомкам в пример. Сборник воспоминаний ветеранов. М., 2015. С. 12–13.


[Закрыть]. И это нелепое указание было немедленно передано в части, и на некоторых участках обороны вдруг умолкли орудия, перестали стрелять по бомбящим самолетам зенитки.

При первых налетах немецкой авиации 22 июня 1941 г. командующий Черноморского флота вице-адмирал Ф. Октябрьский доложил о налете неизвестных самолетов в Москву: «То, что произошло в последующие минуты, врезалось в память навсегда, – писал позднее Октябрьский. – В трубке раздался властный голос потревоженного не во время человека.

– Говорит Берия. Что там у вас происходит?

Не дослушав мой доклад, Берия грубо прерывает меня.

– Какой там на вас налет! Вы с ума сошли!

– Я со всей ответственностью докладываю, что в Севастополе идет самый настоящий бой с авиацией противника, идет война!