Текст книги "Дневник. 1893–1909"

4 сентября 1897 г. Государю Николаю Александровичу из Царского Села.

Не посетуйте, Государь, на мою докучливость и в более вероятные вне Петербурга часы отдохновения не откажите прочитать прилагаемую книгу.

Славная прародительница Ваша читала и почитала Монтескье, Беккариа, Вольтера и его сподвижников-энциклопедистов. Истекшие сто лет доказали, что чисто политические мысли остаются в области спекулятивной теории, теории подчас опасной, если не подкрепляются верно освещенными фактами политико-экономического свойства. Выдвинулся ряд писателей политико-экономических, но Леруа-Болье (любимец покойного Н.Х. Бунге) занимает первое среди них место. Многолетними и обширными трудами по части финансов и политической экономии он с замечательной полнотой и ясностью изложил основные истины этих сфер знания. В настоящем томе он, так сказать, резюмировал прежде им сказанное, применяя выводы науки экономической к течению жизни политической. Конечно, некоторые страницы, особенно в начале этой книги, имеют значение исключительно для Франции, но существенные итоги и заключения имеют цену общечеловеческих непреложных истин.

Простите, что надоедаю, но я уверен, что по прочтении этих страниц Вы не пожалеете о потраченном на них времени. Примите еще извинение: посылаю Вам том, затасканный мной в последнее путешествие, потому что не нашел в Петербурге свежего и понадеялся, что сущность тома извинит пред Вами внешнюю его неприглядность.

Статс-секретарь Половцов.

Сентябрь

Проведя часть лета в Париже, съездив на две недели в Англию для осмотра огромных сталелитейных, железоделательных, рельсопрокатных заводов с точки зрения своих богословских вновь устраиваемых промышленных заведений, отбыв водолечебный курс в Мариенбаде, возвращаюсь в Царское Село в последних днях июля.

Погода стоит превосходная, так что весьма скучной представляется езда в Петербург для выработки проекта устава Богословского горнозаводского общества[458]458
  Богословское горнозаводское общество – крупнейшая в уральской горнообрабатывающей промышленности акционерная компания, была образована семьей Половцовых в 1895 г. для владения Богословским горнозаводским округом в Верхотурском уезде Пермской губернии. После строительства Надеждинского металлургического завода и приобретения Сосьвинского чугуноплавильного завода владельцы не располагали достаточными средствами для ведения дел самостоятельно, вследствие чего они основали акционерное общество и передали ему предприятия. Тем не менее большинство акций принадлежало представителям семейства Половцовых. Небольшой процент акций оказался в руках А. А. Ауэрбаха и Р. Б. Гаммершмидта, И. И. Бергмана и др. В состав имущества общества вошли Надеждинский металлургический, Сосьвинский чугуноплавильный и Богословский медеплавильный заводы, то есть медные, марганцевые, железные и хромистого железняка рудники, золотые и платиновые прииски, угольные и белой глины копи, пароходство на р. Обь с паровыми буксирами и баржами, межзаводская железная дорога.


[Закрыть].

Царское село весьма пусто. Великий князь Владимир Александрович поселяется в своей (когда-то Кочубеевской) даче, а вследствие отсутствия великой княгини я вижусь с ним часто, оценивая высоко его почти тридцатилетнюю дружбу, большой ум, добрейшее сердце. Несмотря на все эти достоинства, он мало полезен для государственной службы вследствие отсутствия привычки к самостоятельному труду, привычки, не создаваемой общим великокняжеским воспитанием.

Тяготясь одиночеством, он часто заходит к нам, нередко обедая с нами втроем, делает огромные пешеходные прогулки, в которых я его сопутствую. Разговариваем обо всем с полной откровенностью; в общих взглядах согласны, но относительно оценки людей, относительно правильности или пользы такого или другого поступка или действия мнения наши часто различествуют, а чаще расходятся лишь в степени градусной силы твердости, подобающей быть проявленной в том или другом случае. В сношениях с этим человеком для меня особенно привлекательны его простота и искренность речи.

14 сентября. Отправляясь на утреннюю прогулку, захожу к великому князю, и у нас происходит приблизительно такой разговор:

Я: «Я Вам принес книгу Mallock’a “Labour and popular Welfare”.[459]459
  Мэллок «Труд и народное благосостояние» (англ).


[Закрыть] Смысл ее такой, что благоденствие народов творится не мускульной силой масс, а мозговой силой выдающихся единиц, из масс этих выдвигающихся. Такие взгляды в корне противоположны мнениям и действиям правительства за последние годы и потому, если Вы найдете возможность дать ее на прочтение Вашему племяннику, то окажете и ему, и направлению дел великую, по мнению моему, услугу. Императрица сделалась начальницей рабочих домов, для нее также небесполезно будет ознакомиться с этой книгой».

Великий князь: «Она желает найти занятие, но вдовствующая императрица не дает ей никакой возможности взять в руки что-либо и, конечно, прежде всего, женское воспитание».

Я: «Да мне в таком же смысле говорил министр внутренних дел Дурново, но, признаюсь, он при этом высказал несколько наводящих меня на раздумье фактов. Он сказал мне, что дома трудолюбия, коих в настоящее время сорок четыре, имеют главной целью давать заработок людям, не находящим работы; что число таких домов необходимо увеличить и что единственным тому препятствием служит недостаток денежных средств. На вопрос моей жены “Alors се sont des ateliers nationaux?”[460]460
  «Тогда это правительственные дома?» (фр.).


[Закрыть], Дурново, очевидно, не понимая, что говорит, с гордостью воскликнул: “Oui, certainement des ateliers nationaux”[461]461
  «Да, определенно правительственные дома!» (фр.).


[Закрыть]».

К этому Дурново присовокупил, что так как в этом попечительстве о домах трудолюбия нет сумм, то он счел нужным перечислить туда 500 000 рублей из продовольственного капитала и что Государь при докладе ему о сем благодарил его, Дурново.

Бедный юный царь, как обманывают твою неопытность!

За подобное распоряжение следовало не благодарить, а наказать.

Дурново очень встревожен тем, что прямо от Государя получено приказание назначить членом Совета министра финансов генерала Гана, уволенного в прошлое царствование от должности начальника пограничной стражи. Заботит министра внутренних дел не сущность подобного распоряжения, а то, по чьему влиянию оно могло последовать.

О своем переходе на пост председателя Комитета министров Дурново рассказывает, что уговаривал в последний доклад императора поскорее освободить его от обязанностей министра внутренних дел в интересе самого управления, но Государь отвечал: «Теперь нет спешных дел, еще успеем».

Государь сказал Дурнову, что желает как можно более охотиться и намерен предпринять серию охот в Гатчине и окрестностях.

15 сентября. Гуляя утром в десятом часу в парке, встречаю Государя. Очень любезно останавливается, и мы продолжаем прогулку вдвоем, причем разговор приблизительно следующий. Государь: «Вы давно в Царском?» Я: «С конца июля, после окончания мариенбадского лечения». Государь: «Долго ли останетесь?» Я: «Покуда стоит хорошая погода».

Государь: «Я читаю теперь записки графини Головиной[462]462
  Воспоминания повествуют об эпохе царствования Екатерины II, Павла I, Александра I, даны характеристики членов императорской семьи и ее окружения. См.: Записки графини Варвары Николаевны Головиной (1766–1819). СПб., 1900. Николай II упоминал в дневнике об этих записках: «Читал до обеда – вечером вслух Аликс продолжение интереснейших записок графини Головиной, времен Екатерины и Павла Петровича», «Окончили чтение занимательных записок графини Головиной» (13 сентября, 22 сентября 1895 г. Дневники Николая II. С 227).


[Закрыть], подлинник коих Гримм нашел в моей библиотеке. Знаете ли Вы их?»

Я: «Государь Александр Николаевич давал их читать князю П. А. Вяземскому, от которого и я имел их в руках».

Государь: «Чрезвычайно интересно».

Я: «Очень, но какие постоянные отвратительные интриги».

Государь: «Да, и в особенности в каких грубых формах…»

Я. «У меня теперь полученная из Парижского архива рукопись – записки герцога де Лириа [463]463
  Возможно имеется в виду.: Записки герцога де-Лирия-Бервика, бывшего испанским послом при Российском дворе с 1727 по 1831 год ⁄ Сообщ. И. П. Сахаров // Сын отечества. 1839. Т. 7. № 2. Отд. 3. С. 125–176.


[Закрыть]. Вот где ужасные формы».

Государь: «Как, в изложении герцога?»

Я: «Нет, в событиях, кои он с большой скорее деликатностью излагает». Государь: «Вероятно, много говорит о Меньшикове».

Я рассказываю, что Лириа, когда был в России, и как подарил герцогу Сен-Симон (рукопись с акварельными изображениями русских типов, которая и хранится в Парижском архиве). Говоря о Парижских ученых, Рамбо, Лависс, упоминаю и о Вандале, и о том, как он, собираясь издать третий том своей истории отношений Наполеона к Александру I[464]464
  Трехтомный труд А. Вандаля «Наполеон и Александр I: Франко-русский союз во время первой империи» (“Napoleon et Alexandre ler. L’alliance russe sous le premier empire, 1891–1896”) впервые издан во Франции в 1891–1893 гг., книга многократно переиздавалась в конце XIX – начале XX вв., первое русское издание вышло в Санкт-Петербурге в 1910–1913 гг. В этом труде автор пытался обосновать необходимость русско-французского союза. В рассмотрении политических событий исследуемого периода историк сделал акцент на взаимоотношениях Александра I и Наполеона, их личных качествах и психологии. Том 1: От Тильзита до Эрфурта; Том 2: Второй брак Наполеона. Упадок союза; Том 3: Разрыв франко-русского союза.


[Закрыть], высказывал мне неодобрение свое характера императора Александра I за двуличное его к Бонапарту отношение. На это я возражал, что ему, Вандалю, следовало бы прочитать письма Нессельрода к Сперанскому за 1810 и 1811 годы и тогда он убедился бы, насколько Наполеон был искренен в отношении Александра и насколько Александр имел основание быть искренним с Бонапартом. К сожалению, Вандаль писем этих не имеет.

Государь (с живостью): «Ему надо их послать».

Я (после некоторого молчания): «У меня есть долг, Государь. Вам известен результат комиссии графа Корфа[465]465
  В 1856 г. во главе с историком М. А. Корфом была создана комиссия, которая занималась сбором материалов для полной биографии и истории правления императора Николая I. В результате подготовленные материалы изданы в одном из сборников Исторического общества. См.: Корф М.А. Материалы и черты к биографии императора Николая I // Сборник Русского исторического общества. 1896. Т. 98.


[Закрыть] для собирания материалов к биографии императора Николая. Бумаги этой Комиссии были переданы мне, но по рассмотрении их я нашел их столь неполными, что не счел без дополнения их другими, прежде всего, ознакомления с семейной перепиской, хранящейся в Зимнем дворце, приступить к печатанию чего-либо».

Государь: «Нынешней зимой я будут жить в Зимнем дворце и рассматривать хранящиеся там бумаги и если найду возможным печатать некоторые, то передам нашему обществу».

Государь: «Я еще не закончил с прочтением записок императрицы Екатерины, которые мне передал в подлиннике из Государственного архива Алексей Борисович[466]466
  Речь идет о А. Б. Лобанове-Ростовском.


[Закрыть]. Я благоговею пред ее личностью, восхищаюсь ей».

Я: «Во всех отношениях выходящая из ряду человеческая личность. Как замечательно, что такие выдающиеся исторические личности слагаются в особенности после трудной, тяжелой молодости. Это подтверждают люди, как Генрих IV, Фридрих II, Петр I, Екатерина. Я часто, разговаривая с великим князем Владимиром Александровичем, обращал его внимание на то, что и великий ум, и доброе сердце в результате деятельности своей атрофируются отсутствием ответственности и этим постоянным поддакиванием, коим окружаются сильные мира сего».

В это время мы подошли к раздвоению дороги; каждый из нас пошел к дому.

«Я Вас увлек в иную, чем Вы собирались, сторону», – сказал Государь. – «Помилуйте, я так рад, когда моя скучная одиночная прогулка прерывается, Ваше Высочество». И тут же, заметив свою ошибку, воздал должный титул Величества.

Государь был одет в коротенькое пальто (тужурка) Преображенского полка с тростью и двумя собаками: одна огромная, другая крошечная.

16 сентября. Посылаю великому князю Владимиру Александровичу наскоро написанную мной записку, выражающую мой взгляд на необходимость направления крестьянского дела, в особенности землевладельческого вопроса[467]467
  Имеется в виду записка, приведенная выше, после записи от 24 апреля.


[Закрыть].

18 сентября. Понедельник. Похороны Манасеина, умершего в доме князя Лобанова на дороге в Павловск. В 10 часов вынос тела; приезжает Государь, великий князь Владимир Александрович, большое число лиц судебного ведомства. Манасеин был недюжинный, но и далеко не замечательный, выдающийся человек в общечеловеческом смысле. Много природного ума, способности трудиться. Обширные специальные по уголовному праву и уголовному судопроизводству сведения, продолжительная прокурорская практика, но все это в существе и формах бойкого ревностного чиновника, добивающегося повышения. По окончании курса наук в Училище правоведения, он поступил на службу в московский Сенат под начальство Победоносцева, который независимо от канцелярских достоинств нашел в нем отголосок своим тогдашним славянским ультрамосковским узкопоповским взглядам и содействовал его повышению даже до поста министра юстиции. Но здесь Манасеин оказался совсем не на высоте своего положения. В душе своей он был ревностным приверженцем судебной реформы [468]468
  Имеется в виду реформа судебной системы и судопроизводства, которая была проведена в 1864 г. Ее основой стало «Учреждение судебных установлений» (судебные уставы). Ими вводились принципы независимости судей, гласности,


[Закрыть], но при назначении ему объявлено о необходимости уничтожить судебные уставы. Он стал лавировать между этими двумя течениями и, как всегда в таких случаях бывает, заслужил нерасположение обоих лагерей. Ярым его противником восстал граф Толстой, который в генеральном сражении по поводу земских начальников разбил его наголову, продиктовав Государю резолюцию об уничтожении мировых судей ’, резолюцию, которая была объявлена Совету без малейших с министром юстиции предварительных переговоров и совершенным для него сюрпризом. После такой для него пощечины Манасеин должен был немедленно оставить место; но когда я уговаривал его это сделать, то он ответил мне: «А ты мне ручаешься, что меня назначат членом Совета и сохранят не менее 15 тысяч рублей жалованья?»

Разумеется, после этого посыпались щелчки, например, получив указ о назначении сенатором довольно презренного шталмейстера Мартынова, Манасеин решился написать Государю письмо, выставляя невозможность такого назначения.

Государь возвратил письмо с такой надписью: «Кажется, сенаторов назначаю я, а не Вы».

Назначая Муравьева на мое место государственным секретарем, император Александр III сказал великому князю Михаилу Николаевичу:

устности и состязательности судебного процесса, ликвидировался сословный суд. Были созданы две системы судов – мировые и общие. Мировые суды создавались в городах и уездах, в сферу их деятельности входили мелкие уголовные и гражданские дела. Как правило, каждый уезд составлял мировой округ, который разделялся на мировые участки. Мировые судьи избирались уездными земскими собраниями (в столицах – городскими думами) и утверждались в должности Первым департаментом Сената. Апелляционной инстанцией для участковых судей был съезд мировых судей, состоявший из всех мировых судей округа. Надзор за органами мировой юстиции осуществляли министр юстиции, судебные палаты и Кассационный департамент Сената. Система общих судов включала окружные суды и судебные палаты (создавалась одна палата на несколько судебных округов). Окружной суд рассматривал уголовные и гражданские дела, которые не входили в сферу деятельности мировых судей, однако из их ведения были изъяты дела о преступлениях по должности, совершенных лицами, имевшими чин выше титулярного советника. Дела о преступлениях, которые наказывались лишением прав состояния или лично присвоенных прав и преимуществ, слушались с участием присяжных заседателей. Апелляционной инстанцией для окружного суда была судебная палата (апелляция по поводу приговора, вынесенного судом присяжных, не допускалась). Верховным и кассационным судом, а также высшим органом судебного надзора являлся Сенат. ’Об обсуждении проекта о земских начальниках Половцов подробно рассказывал на страницах дневника. См.: Половцов. Т. II. С. 7–8, 13, 30, 51, 65, 77–78, 101-2, 126–127, 138, 155–156, 170–172, 177, 201, 204, 215–217, 221, 226, 263.

«Это готовый министр юстиции» и ожидал первого упоминания Манасеина о своей отставке, чтобы его уволить, что и последовало вскоре, тем более, что здоровье его было весьма плохо; у него уже начинался рак в кишках, от которого он и умер.

Захожу в 4 часа к великому князю Владимиру Александровичу, который сообщает мне, что император Вильгельм прислал нашему Государю аллегорический рисунок, изображающий нашествие на Европу желтой расы[469]469
  В 1895 г. император Вильгельм II прислал Николаю II аллегорический рисунок, созданный по его просьбе с собственного эскиза императора художником Г. Кнакфусом. На картине изображались народы Европы, с тревогой смотрящие на кровавое зарево на Востоке, в лучах которого виднелся буддийский идол. «Народы Европы, оберегайте свое священное достояние», – гласила надпись под рисунком (Людвиг Э. Последний Гогенцоллерн. С. 118).


[Закрыть], при письме, в коем жалуется на наши отношения к Франции, прибавляя, что все возрастающее в Германии по поводу сему неудовольствие общественного мнения может повести к усложнениям в будущем. Привезший это письмо адъютант императора Мольтке был принят великим князем Владимиром Александровичем и говорил в довольно возбужденном тоне.

Выражаю мнение о необходимости поручить Лобанову ехать из Парижа к императору германскому, где бы он ни находился, а одновременно послать Лобанову копию с письма императора, чтобы он знал, в чем дело.

19 сентября. Вторник. Получив от Государя приглашение ехать с ним на охоту, приезжаю к восьми часам на Александровскую станцию Варшавской линии.

Здесь застаю ожидающими пред подъездом: великого князя Владимира Александровича, барона Фредерикса, в отсутствие Воронцова исправляющего обязанности министра двора, князя Г. С. Голицына (Гри-Гри), моего сотоварища по Государственному совету Сипягина, вновь назначенного главноуправляющим Канцелярией прошений, князя П. С. Оболенскаго – гофмейстера великого князя Владимира Александровича и доктора Гирша, бывшего врачом покойного императора, а теперь сделавшегося врачом его сына. Погода восхитительная: безоблачное небо и тепло, как в июле.

Ровно в 8 часов приезжает Государь, одетый в охотничье платье, какое носят обыкновенно в Англии: куртка и брюки из толстой серой материи, высокие сапоги и маленькая барашковая шапка, вроде тех, что носят теперь солдаты. Поздоровавшись с нами, Государь входит в поезд и приглашает нас в столовую, где длинный стол накрыт для чая, кофе, яиц, холодных блюд и вин. Все принимаются за еду и среди по возможности пустого и незлобного разговора приезжают через час несколько верст за Гатчину по Балтийской железной дороге. Здесь (на станции Пудость) выходят из поезда и начинают загоны; при этом охотники с каждым переходом меняются местами, так что всякий подвигается на один номер к Государю, как всякому из его приглашенных приходится стоять не на лучшем номере, а на том, который ему по порядку приходится. После 10 загонов приходим к месту, назначенному для завтрака – здесь раскинута палатка и накрыт стол. После обычной закуски усаживаются за стол, причем по правую руку от Государя садится великий князь Владимир Александрович, а по левую сажают меня как старшего в чине. Завтрак, разумеется, не что иное, как полный обед с супом и пирожным. Разговор ведет почти целиком великий князь Владимир Александрович, который наслаждается охотой, погодой, свободой, а на Государя смотрит как бы на любимого своего сына. Выдающегося в разговоре, конечно, мало. Между прочим, Государь выражает свое удивление тому, что в последнем номере английской иллюстрации изображено представление на каком-то народном театре, имеющее предметом провозглашение королевы Виктории императрицей. Я замечаю на это, что англичане – преданный своей королеве народ, но своеобразно понимают выражение этой преданности. Так, я в прошлом году видел на Лондонском театре человека, изображавшего пальцами тени на белом щите. В заключение представления он изобразил силуэт королевы, музыка заиграла народный гимн, а публика неистово аплодировала.

Рассказ этот очень забавляет русского царя.

Выходя из-за стола, становимся группой для снятия фотографии, затем продолжаем загоны до темноты и возвращаемся тем же порядком в Царское Село около семи часов. Убито 337 штук дичи, конечно, преимущественно зайцев.

Юный Государь весьма доволен своим днем, весел, счастлив, так что на него смотрят радостно. Человек в таком настроении способен лишь на добрые дела[470]470
  19 сентября Николай II записал в дневнике: «Встали в 7 часов и после кофе отправились вдвоем в коляске до моста в парке, где Аликс вылезла, а я поехал на станцию. Тут уж ожидали: дядя Владимир, барон Фредерикс, Сипягин, князь Голицын, Половцов, Густав Иванович (Гирш – О. Г) и Платон Оболенский. Сели в поезд и покатили через Гатчино к Пудости. Тут и началась наша облава, в первый раз на этих местах. Погодой нельзя было достаточно нахвалиться; казалось, что охота происходит в июле, а никак не в сентябре! Пера летела масса, что, конечно, более всего оживляет облаву. Завтракали в палатке. Всего взяли 16 загонов и убито 337 штук. Я убил в том числе: 2 тетеревей, 2 белых куропаток, 1 серую куропатку, 4 вальдшнепа и 25 зайцев – итого 34 штуки! От конца охоты проехали недолго до поезда и вернулись в Царское к 7 часам» (Дневники Николя II. С. 227).


[Закрыть].

Октябрь

1 октября. Охоты продолжаются по два раза в неделю. Барон Фредерикс, исполняющий временно обязанности министра двора, передавал мне следующие сказанные ему Государем слова: «В это время года мой отец обыкновенно отсутствовал из Петербурга и не принимал никаких докладов от своих министров, поэтому я считаю себя вправе два раза в неделю не принимать министерских докладов, распределив их на другие дни».

После двух первых охот установился тон, господствующая нота всего собрания, нота непринужденности, добродушия, веселости, отсутствия намеков, подходов, задних мыслей.

В этом отношении пример показывает юный император. Он приезжает на назначенное место сбора с чрезвычайною аккуратностью, вежливо здоровается с каждым из приглашенных, проходит в вагон и приглашает присутствующих садиться около накрытого чайными приборами и холодными яствами стола. Начинается самый непринужденный, оживленный разговор, имеющий, конечно, предметом прежде всего охотничьи похождения, а затем всякого рода рассказы и анекдоты, но без всякого при этом злословия. Великий князь Владимир Александрович и я при первом случае переносим разговор на почву исторических воспоминаний. Великий князь при любви к истории, при огромной по части русской истории начитанности, при необыкновенной памяти рассказывает отлично, и племянник его жадно слушает его рассказы. От времени до времени я тоже вставляю свое слово. Фредерикс и Григорий Голицын подпускают дружеские между собой шутки, Сипягин упорно и осторожно молчит, останавливая внимание слушателей на погоде или на давно известном, перепечатанном всеми журналами факте, Черевин занимается винами и не совсем осторожно высказывает к окружающей среде такое чувство, что ко всему этому он так давно привык и что сегодня около него есть оттенок новизны. Стреляющий по соседям доктор Гирш – обычная жертва для насмешки Черевина.

Проехав около часу по железной дороге, мы выходим из вагона. Обратная поездка бывает еще веселее. Всякий рассказывает свои приключения дня, отсюда переходят к воспоминаниям об охотах, о путешествиях, причем сам Государь просто, скромно, сообщает весьма интересные подробности своего путешествия на Дальний Восток.

5 октября. Возвращается из заграничного отпуска Лобанов. Еду к нему обедать, и у нас происходит интересный обмен сообщений.

Я рассказываю, что присылка германским императором через своего адъютанта Мольтке письма нашему Государю с гравюрой, исполненной по мысли Вильгельма и изображающей нашествие на Европу желтой расы, произвело в Царском Селе весьма неприятное впечатление. Юный Государь нашел, что тон письма таков, какого Вильгельм не позволил бы себе в отношении покойного Государя. Мольтке приехал к великому князю Владимиру Александровичу, говорил очень страстно и возбужденно о впечатлении, производимом на Германию постоянно усиливающимся сближением между Россией и Францией. Мольтке, очевидно, говорил в тоне впечатлений своего императора и произвел тяжелое впечатление на великого князя Владимира Александровича, который близко знает императора Вильгельма и до известной степени опасается его страстных, не всегда продуманных выходок.

Мое первое слово было: «Надо Лобанову написать, чтобы непременно ехал в Губертусшток и имел свидание с императором, а одновременно послать копию с письма императора, точно так же, как и копию с ответа на письмо это данного».

На другой день после прибытия Мольтке была охота около Гатчины, и я узнал, что Лобанову послана в вышеприведенном смысле телеграмма и что Государь пишет письмо германскому императору. О присылке гравюры Государь рассказывал за чаем.

Вернувшись домой после охоты, пишу великому князю Владимиру Александровичу на скорую руку несколько слов по-французски, потому что желаю поделиться с ним впечатлениями после слышанного из уст Государя на охоте. Пишу, что, конечно, Европе угрожает опасность со стороны Азии и не одной Азии, а также других стран света – Америки, Африки. Что в будущем Европа, чтобы защитить те блага, кои христианское просвещение ей доставило, должна бы сплотиться в одну силу, способную дать отпор, и что сплочение это возможно только сближением держав, коих силы значительно возросли бы на совокупную борьбу, если бы каждая в отдельности, уменьшив свои вооружения, тем самым увеличила бы свои государственные, экономические силы, а вместе с ними и итог европейского другим частям света сопротивления. Что с этой точки зрения вопрос о разоружении или уменьшении роста вооружений принес бы большую пользу правительствам и что, конечно, испытанное в этом вопросе германское правительство могло бы взять на себя почин для выработки программы того, что могло бы быть сделано.

В следующую охоту Владимир Александрович сказал мне, что я оказал огромную услугу, которой он никогда не забудет. На что я отвечал, что решительно не понимаю, что он хочет сказать. Государь же за столом сказал, что получил от Вильгельма телеграмму pour la lettre tres interssante.[471]471
  С интересным письмом (?) (фр.).


[Закрыть]

Лобанов, в свою очередь, рассказывал мне, что получил от Государя в Париже шифровую телеграмму с изложением письма Вильгельма, который горько жаловался на то, что во Франции прибавляют будто бы одну дивизию на восточной границе. Прибавляя, что такие действия возбуждают общественное мнение, которое может довести правительство до усложнений.

В день получения этой депеши Ганото был у Лобанова и опроверг обвинительные заявления Вильгельма.

По приезде в Берлин Лобанов на другой день (воскресенье) поехал в Губертусшток, маленький охотничий замок, где император принял его запросто (в охотничьих сапогах), причем сам Лобанов был в сюртуке.

Они виделись в первый раз, и император, изъявив свое удовольствие по поводу нового знакомства, прямо перешел к вопросу об отношении императорских дворов к Франции. По его мнению, Франция, политически растленная держава, которая должна окончательно разрушиться. Три императора [472]472
  Имеются в виду русский, германский (Вильгельм II) и австрийский императоры (Франц Иосиф I).


[Закрыть], получившие власть от Бога, должны не поддерживать существование республики, людскими руками созданной, а, напротив, содействовать к ее уничтожению. Между тем Россия своими к Франции отношениями дружбы поддерживает эту республику. Самое монархическое правительство поддерживает самые анархические порядки.

Лобанов заявил категорически, что не разделяет мнения императора, что, напротив Россия удерживает Францию от окончательного торжества в ней анархических начал, что, отшатнись Россия от Франции, и страна эта, впав в революционные крайности конца прошлого столетия, могла бы пролить поток на всю Европу, не исключая и самых старинных монархий, что во Франции не может быть ныне речи о «revanche»[473]473
  Реванше (фр.).


[Закрыть], что борьбы политических партий делают невозможным какое-либо внешнее проявление силы, что восстановление монархии при нынешних условиях во Франции невозможно. В заключение Лобанов объяснил Вильгельму неверность сообщенных им о передвижении французских войск сведений. (Относительно последнего факта приближенные императора заявили, что сведения эти почерпнуты императором из каких-то газет, а отнюдь не из достоверного источника.)

Затем император Вильгельм перебросился на армянские дела. Лобанов сказал, что полученные им в Париже сведения дают основание думать, что англичане хотят завладеть Дарданеллами. – «В таком случае, берите Константинополь».

Лобанов отвечал, что в таком случае вся торговля нашего юга осталась бы в руках англичан.

Император Вильгельм заявил, что во всяком случае он предоставляет нам делать в Турции что угодно. Относительно русского Государя Вильгельм говорил с большой симпатией и напомнил о японском соглашении [474]474
  Здесь говорится об уже упоминавшихся выше событиях, произошедших в ходе японо-китайской войны 1894–1895 гг.


[Закрыть] как о доказательстве этой симпатии.

За разговором последовал завтрак, на котором Лобанов познакомился с довольно бесцветной императрицей.