Текст книги "Дневник. 1893–1909"

1899

Январь

4 января. Возвращаемся в Петербург.

Нахожу здесь ход правительственных дел в незавидном положении. Общее по всякому вопросу отсутствие определительности взглядов и твердости действия. Вот один из поразительных тому примеров, могущих служить доказательством сказанного. Вследствие продолжившегося свыше ожидания пребывания Государя в Крыму Витте написал ему письмо о необходимости Комиссии по крестьянскому делу. Государь ничего не отвечал ему, а письмо передал Победоносцеву, который по обыкновению раскритиковал то, что не от него исходило. Пред наступлением нового года Витте, изготовляя доклад, при коем должен был быть представлен отчет, упомянул в конце финансовых соображений о необходимости урегулировать положение крестьян, труд коих служит основой денежных средств государства. Доклад был послан Государю, который не только его утвердил, но еще сделал на полях отметки о полном согласии со взглядами, высказанными относительно крестьянского дела.

Вслед за тем, конечно, можно было ожидать, что назначение комиссии состоится, но вместо того Дурново отправился ходатайствовать, чтобы такого назначения не делалось, и на эту просьбу последовало также согласие, выраженное приказанием «повременить», так как множество возбужденных вопросов волнует ныне общество.

Ход другого важного государственного вопроса не менее назидателен и печален.

В течение нынешнего лета великий князь Александр Михайлович, женатый на сестре императора Ксении, рекомендовал Государю некоего Хлопова, будто бы выдающегося по своему необыкновенному патриотизму, чистоте побуждений и отменному пониманию русской народной жизни. Юный император имел неосторожность не только принимать и выслушивать этого невежественного проходимца, но даже поручил ему под предлогом составления подворных описаний в местностях, страдавших от голода, объехать Россию и представить Государю настоящую картину народного бедственного положения, картину, скрываемую министрами. Под впечатлением этих внушений Государь стал сторонником лженациональной финансовой политики, имевшей главной целью воспрепятствовать опасному, по мнению этих юродивых, вторжению иностранных капиталов в Россию. На нескольких по подобным вопросам представлениях он положил резолюции, выражавшие подобный взгляд. Особенно резко это было высказано по делу князя Белосельского, устроившего вагонный завод с помощью бельгийских капиталов.[556]556
  К. Э. Белосельский-Белозерский владел крупными металлургическими предприятиями в Усть-Катаве на Урале. В 1898 г. было образовано «Южноуральское анонимное металлургическое общество», которому князь Белосельский передал в аренду свои предприятия. Деятельность князя завершилась неудачей. В 1903 г. его предприятия попали под опекунское управление и вплоть до остановки заводов в 1908 г. периодически финансировались государством.


[Закрыть]

Разумеется, подобные выражения высочайшего взгляда немедленно сделались известными и распространились не только в России, но в целой Европе, где капиталисты стали в тупик и прекратили с Россией сношения.

28 января. В 10 ½ часов утра в Зимнем дворце прием у Государя. Приехав несколько ранее назначенного часа, вижу в окно приемной, что Государь гуляет во вновь разведенном на бывшей дворцовой площадке саде; его сопровождает множество собак.

В кабинете, сидя за столом, вспоминает о моем грустном приключении в Монтекарло, прибавляя, что знал все подробности из присланной мной копии моего показания судебному следователю.

Я выражаю Государю мое удовольствие по поводу того, что он так долго прожил в Крыму вдали от Петербурга, который все тот же, исполнен мелочной суеты и крупной недоброжелательности.

Я: «Воображаю, как на Вас напали со дня Вашего приезда».

Государь: «Да, я уже окунулся… мы с императрицей читаем теперь третий том Шильдера „Истории Александра I“ <sup>[557]557
  См.: Шильдер Н.К. Император Александр Первый: Его жизнь и царствование. В 4 томах. СПб., 1897–1898.


[Закрыть]</sup>. Как это интересно, но как Шильдер изображает в невыгодном свете характер императора Александра!»

Я: «Шильдер – тупой немец, который не понял высоты русского характера императора, его проницательности, гибкости и вместе с тем твердости. Вспомните, в каких ужасных условиях он провел молодость среди бабки и отца, при каких обстоятельствах он вступил на престол».

Государь: «Да, заподозренный даже в соучастии убийства».

Я: «И тотчас по вступлении на престол очутившийся лицом к лицу с современным Тамерланом, приведшим наше Отечество на край гибели. Отличительная черта императора Александра – это самопожертвование; пожертвование своего самолюбия на пользу Отечества. Самолюбие – самая чувствительная струна человеческого сердца, и его-то всецело пожертвовал Александр I, любезничая не только с государями, но с их министрами, с разными мелкими личностями, поддерживая союз европейских держав, преследуя Наполеона и с Московского пожарища[558]558
  Имеется в виду пожар в Москве, который произошел 2–6 сентября 1812 г. во время входа в город войск Наполеона I после Бородинского сражения. Пожар охватил практически весь Земляной город и Белый город, а также значительные территории на окраинах города, уничтожив три четверти построек.


[Закрыть] приведя Россию на верх могущества и славы, освещенный Венским конгрессом[559]559
  Венский конгресс 1814–1815 гг. – общеевропейская конференция, которая состоялась после наполеоновских войн и на которой были определены новые границы государств Европы. Так, по итогам переговоров был образован Германский союз, а часть созданного Наполеоном герцогства Варшавского вошла в состав Российской империи под названием Царство Польское. Конгресс определил новую расстановку сил в Европе, сложившуюся к концу наполеоновских войн, на долгое время обозначив ведущую роль стран-победительниц – России, Австрии и Англии. В результате конгресса сложилась Венская система международных отношений, и был создан Священный союз европейских государств, имевший целью обеспечение незыблемости европейских монархий.


[Закрыть], на котором Россия покоилась до… взятия Севастополя[560]560
  Речь идет о событиях неудачной для России Крымской войны 1853–1856 гг. Против Российской империи выступила коалиция государств в составе Англии, Франции, Турции и Сардинского королевства. В ходе военных действий союзникам удалось произвести успешную высадку десантного корпуса в Крыму. Несмотря на героическую оборону Севастополя, которая продолжалась почти год, российская армия потерпела поражение: союзники захватили южную часть Севастополя – главную базу русского Черноморского флота. По завершении войны 18 марта 1856 г. был подписан Парижский мирный договор, по которому Россия потеряла право иметь военный флот на Черном море.


[Закрыть].

Государь: «Как интересна деятельность Сперанского».

Я: «Да, Государь, до назначения моего государственным секретарем я имел весьма нелестное понятие о Государственном совете. Думал, что там сидят бесполезно несколько отживших чиновников, но, прослужив десять лет государственным секретарем, я убедился в том, какую пользу приносит это учреждение, сдерживая фантазирование министров, процеживая их представления и доводя до Вас лишь то, что может принести пользу».

Разговор переходит к делам общества[561]561
  Имеется в виду Императорское русское историческое общество.


[Закрыть]. Перечисляю все, что было напечатано, упоминаю о биографии Павла I, написанной Шумигорским[562]562
  См.: Шумигорский Е. С. Павел I (1754–1801). СПб.,1899.


[Закрыть].

В заключение выпрашиваю анненскую ленту[563]563
  Орден святой Анны – награда Российский империи. Учрежден в 1735 г. Знак ордена – красный крест, в центре которого изображалась святая Анна, лента – красная с желтой каймой, звезда – серебряная восьмилучевая.


[Закрыть] секретарю общества Штендману, а также прошу Государя подарить мне свой портрет, основывая ходатайство на том, что подарил музею Александра III превосходный портрет Государя, написанный Крамским.

Февраль

13 февраля. Высшие чиновники взволнованы поднятым около Государя вопросом о невыгодах допущения в Россию иностранных капиталов. Вдохновителем и двигателем подобного вопроса является юный великий князь Александр Михайлович, который со смелостью, свойственной молодости и невежеству, безразборчиво хватается за все, могущее выдвинуть его и доставить ему влиятельное положение, более значительное, чем платоническая дружба царственного его племянника[564]564
  Николай II приходился великому князю Александру Михайловичу двоюродным племянником.


[Закрыть].

За Александром Михайловичем стоят личности как Клопов, Шарапов, Белов, выдающие себя за монополистов настоящей любви к Отечеству, любви, которую князь Вяземский так метко окрестил квасным патриотизмом[565]565
  Квасной патриотизм – фраза из сочинения «Письма из Парижа» (1827 г.) П.А. Вяземского. Он писал: «Многие признают за патриотизм безусловную похвалу всему, что свое. Тюрго называл это лакейским патриотизмом, du patriotisme d’antichambre („патриотизм прихожей“, фр). У нас можно бы его назвать квасным патриотизмом. Я полагаю, что любовь к Отечеству должна быть слепа в пожертвованиях ему, но не в тщеславном самодовольстве; в эту любовь может входить и ненависть. Какой патриот, какому народу ни принадлежал бы он, не хотел бы выдрать несколько страниц из истории отечественной и не кипел негодованием, видя предрассудки и пороки, свойственные его согражданам? Истинная любовь ревнива и взыскательна».


[Закрыть].

Так или иначе, под влиянием подобных суфлеров Государь стал на многочисленных представляемых уставах иностранных компаний класть резолюции о нежелательности допущения в Россию иностранных капиталов.

Разумеется, известие о подобных резолюциях скоро проникло в публику, и прилив иностранцев, ищущих дела в России, внезапно остановился. Встревоженный таким поворотом в развитии промышленности, Витте обратился к Государю с просьбой высказать определительно и обязательно для всех министров взгляд на этот вопрос. При этом Витте представил сначала записку профессора Менделеева о пользе допущения иностранных капиталов, а затем свою собственную записку, в которой, указывая на наш протекционный тариф[566]566
  Имеется в виду протекционный тариф 1891 г., значительно повысивший пошлины на ввозимые товары. Так, например, по сравнению с 1868 г. пошлины на бумажные ткани были увеличены в 2 раза, на чугун – в 10 раз, на рельсы – в 4,5 раза и т. д.


[Закрыть], обязательный для нас до 1904 года, то есть до истечения срока договора, заключенного с Германией, усматривал в этом тарифе одну лишь пользу – насаждение промышленных заведений, кои служат единственной твердой школой для полезных промышленных деятелей. Школа эта обходится России до 500 миллионов ежегодно, но расход этот должен возместиться России, когда русские люди постепенно вытеснят иностранцев и, скопив себе сбережения, мало-помалу сделаются собственниками промышленных в пределах России заведений. Если ожидать, что промышленные заведения создадутся только путем национальных сбережений, то придется ожидать серьезных результатов весьма долго, а между тем Европа будет продолжать все более и более опережать нас.

Записку эту Витте просил Государя обсудить в Совете министров подлинным его председательством.

14 февраля[567]567
  В деле № 51 имеются заметки на эту тему следующего содержания:
  «19 февраля 1899 для Совета
  В последнее заседание принято начало срочной заповедности. С принятием этого начала, согласно проекту совещания, устанавливаются три категории заповедные: 1) по закону 1845 года, 2) мелкие – согласно проекту и 3) промежуточные между теми и другими. Прежде чем идти далее в рассмотрении проекта необходимо твердо установить основную мысль, лежащую в основе проекта. [Зачеркнуто: «от такого объяснения такой мысли должно зависеть и вместе с тем оправдание или обвинение не неоправдание такой».]
  Основная мысль – не покровительство дворянским, сословным привилегиям, а сохранение крепких земельных единиц – их достоинства [Так в оригинале]. Оставляя неприкосновенным закон 1845 года, проект занимается исключительно мелкими.
  Что представляют мелкие?
  […] [неразборчиво] отживающим.
  Крупные – абсентеизм и пр.
  Средние всего ближе достигают желаемой цели.
  Теперешнее их положение – обязательная дробимость, приводящая к деревням Рюриковичей или к участкам в руках проходимцев. Культурные учреждения в таком земельном участке обречены на уничтожение, земля – не товар, нравственная духовная связь человека с землей, только при ней возможен успех, такой человек должен преимущественно служить опорой порядка и т. п. Мы видим, к чему привело 50 лет, что будет через 50 лет еще то, что видим во Франции, а в России это будет гораздо хуже. Единственное средство избегнуть этой мрачной будущности [?] – предлагаемая мера, то есть установление [зачеркнуто: «распространение»] такого класса.
  Что говорят против: 1) бессердечие, 2) latifundia».


[Закрыть]. Участвую по приглашению в заседании Соединенного присутствия для Государственного совета. Рассматривается проект особого совещания под председательством Дурново относительно разрешения устраивать срочно заповедные имения[568]568
  Речь идет о рассмотрении в Государственном совета законопроекта об учреждении срочно-заповедных имений, подготовленного Особым совещанием по делам дворянского сословия. – Опись дел архива Государственного совета. Т. 12. Дела Государственного совета с 1895 по 1899 гг. Петроград, 1914. С. 104. № 1 (Департамент гражданских и духовных дел). Подробнее см.: Отчет по делопроизводству Государственного совета за сессию 1898–1899 гг. СПб., 1899. С. 216–269.
  Заповедные имения не подлежали отчуждению, разделу, не могли завещаться. Такие имения признавались собственностью рода, для которого они учреждены. По закону от 25 мая 1899 г. дворянские имения, заложенные в банке, могли обращаться во временно-заповедные. По мнению инициаторов нововведения, подобная мера должна была защитить потомственных дворян от разорения, между тем установление временно-заповедных имений не распространилось.


[Закрыть]. Прения начинаются с того, что Голубев, Герард, Шидловский настаивают на том, что наследование одного в ущерб других сонаследников не отвечает духу русского законодательства, симпатиям русского народа. Чтобы убедиться в том, можно ли допустить применение принципа единонаследия, Сольский предлагает пройти проект по параграфам. Предложение это поддерживает Победоносцев. Фриш в качестве председателя ставит сообразно с этим вопрос, но я настаиваю на необходимости прежде всего разрешить вопрос, принимается или не принимается принцип единонаследия. Фриш решает голосовать этот вопрос. Тогда Сольский предлагает сделать перерыв и во время перерыва уезжает, а Победоносцев во время чаепития объясняет мне, что рассмотрение параграфов должно привести к убеждению, что установление заповедных имений нежелательно, а потому проект следует отбросить.

Я говорю еще в пользу основной мысли проекта, и при отбирании голосов 25 человек соглашается со мной, а 4 остаются противного мнения.

24 февраля[569]569
  В деле № 51 имеются также следующие заметки за февраль:
  «Воскресенье. В 2 часа у Сельского Финансовый комитет. Куропаткин. Витте. Вечером получаю записку от Государя.
  Понедельник. Заседание Совета о заповедных имениях. Моя речь. Музыкальный вечер у нас.
  Вторник. Пишу свой отчет. Бал у Юсупова.
  Среда. Собрание Исторического общества у Государя. Сергеевич. Выходки Бартенева.
  Константин Константинович. Письма, читанные Шильдером».


[Закрыть]. В 9 часов вечера годичное собрание Исторического общества в Зимнем дворце, в Малахитовой гостиной, что выходит окнами на Неву. Собираются: еле движущийся от старости Бычков, Победоносцев, глупый, исполнительный и в сумме честный чиновник Куломзин, торжественно бездарный граф Шереметев, известный, но для общества бесполезный Майков, трудолюбивый, но скучный Мартенс, удаленный от дел в Министерстве финансов биограф Павла Петровича Кобеко, трудолюбивый, недюжинный Сергеевич, всегда готовый работать Дубровин, биограф Александра I Шильдер, исторический торгаш Бартенев и мой ближайший сотрудник Штендман, а также великие князья Владимир Александрович и Константин Константинович. Председательствует юный царь, по обыкновению в преображенском полковничьем сюртуке.

На этот раз заседание не проходит без маленького столкновения – первого в тридцатитрехлетнее существование общества.

Сергеевич, напечатавший несколько толстых томов об екатерининской комиссии депутатов, представляет доклад о трудах этой комиссии, причем, быть может, несколько бестактно настаивает на том, что депутаты имели в виду почти исключительно свои сословные выгоды, что императрица Екатерина под влиянием учения Монтескье поддалась отстаиванию сословных интересов, что повредило успеху ее законодательства. По окончании этого доклада Бартенев весьма громко и бесцеремонно сказал: «Это не история. Если это напечатать в газетах, то все это раскритикуют»[570]570
  Граф С. Д. Шереметев рассказал об этом заседании в дневниковой записи от 24 февраля: «После отчета „Чтение Сергеевича по поводу Екатерининской комиссии", но в сущности „лекция" поучительная царю – что понятие „Божьей милостью «устарело – глумление над Екатериной и комиссией и невольное обвинение дворянства и сословного строя. Верх бесстыдства и неприличия. Государя видимо коробило. Он переглядывался очень выразительно с великими князьями Владимиром и Константином Константиновичем и со мной почти все время, видимо следя за впечатлением». Шереметев упомянул также и о том, что после чтения доклада Сергеевича Бертенев «даже громко сказал:»Какой вздор!”». Вообще, по мнению Шереметева, «во всем заседании» чувствовалась «опять работа сложной интриги антимонархической и антидворянской». Половцов, же играл «подлую роль» (Граф С. Д. Шереметев. Дневник за 1899 г. // РГАДА. Ф. 1287. Оп. 1. Д. 5045. Л. 41 об.).


[Закрыть].

Я немедленно попросил Государя предоставить Шильдеру порученное ему чтение.[571]571
  Шереметев охарактеризовал «чтение Шильдера» на этом заседании как «медоточивое, но с ядом», отметил в нем «глумление над Николаем Павловичем и Паскевичем под кажущейся похвалой» (Граф С. Д. Шереметев. Дневник за 1899 г. // РГАДА. Ф. 1287. Оп. 1. Д. 5045. Л. 41 об.).


[Закрыть]

В конце заседания происходили выборы, по окончании которых Бартенев опять весьма нахально обратился к Государю, сказав, что он предлагает в члены общества московского профессора Павлова.

Всегда любезный и снисходительный Государь начал выражать свое согласие, когда я решился его перебить и сказать: «Позвольте доложить Вашему Величеству, что по нашему уставу в члены общества предлагает лишь Совет. П.И. Бартенев забыл это правило. Он забыл также, что мы держимся правила принимать в члены только лиц, совершивших для общества какой-либо труд, и в этом отношении Петр Иванович составляет единственное исключение, потому что он для общества ничего не сделал и был принят лишь во уважение настоятельного о сем желания покойного князя Петра Андреевича Вяземского».

По окончании заседания, когда Государь, простившись с присутствовавшими, удаляется во внутренние комнаты, я провожаю его до дверей соседней гостиной и извиняюсь в том, что позволил себе вторгнуться в его председательские обязанности, но что я сделал это единственно потому, что видел, что он будет поставлен в ложное положение. В ответ на такое заявление, он любезно меня благодарит[572]572
  Здесь сначала идут записки из книги, затем черновик письма, который перечеркнут:
  «29 января 1899 г. Государю Николаю Александровичу
  Извините меня, Государь, если позволяю себе докучать Вам послесловием ко вчерашнему милостивому приему Вашего Величества.
  Вы спросили меня, более или менее злоупотреблений во французском чиновничестве сравнительно с нашим. Я отвечал, что в низших слоях уровень одинаковый, но что в высших французских правительственных сферах взяточничество сильнее, чем у нас.
  Я опасался утомить Ваше внимание предметом чуждым цели моего приема, но потом, упрекая себя в том, что не высказал Вам лежавшей у меня на сердце мысли, решаюсь писать Вам эти строки.
  Чиновники везде одинаковы, одинокие занятия вырабатывают одинакий (Так в тексте – О. Г) тип людей, но во Франции злоупотребления правительственных агентов сдерживаются тремя (зачеркнуто: «главными», «внешними» «преградами]») силами: 1) служебной и судебной ответственностью, 2) журнальными разоблачениями, 3) парламентскими интерпелляциями.
  По счастью для России, парламентских интерпелляций у нас не существует, а пресса далека от того гибельного влияния, которое принадлежит ей во Франции. Остается ответственность служащих пред начальством и пред судом».


[Закрыть].

Март[573]573
  В деле № 51 имеются следующие заметки за 6–8 марта:
  «6 марта – Юбилей М.
  7 марта Дубровин о Шильдере.
  Соглашение с Дурново для зап. [вероятно, по вопросу о заповедных имениях]. Пален – у него Витте.
  8 марта. Совет. Хотя рассматриваемый нами труд особого совещания и имеет предметом установить заповедность исключительно для лиц дворянского сословия, но так как Государственный совет по ст [?] учреждения [оборвано]. То я считаю полезным упомянуть о том, что в случае установления этого нового закона и считал бы полезным распространить его впоследствии на все сословия. Я говорю: впоследствии, потому что сегодня, быть может, не хватает достаточно материала для обсуждения условий, в коих расширение такого закона должно последовать, но что оно должно последовать, что оно неминуемо последует, это несомненно, несомненно и то, что законодатель не должен терять из вида эту неминуемость. Прежнее исключительное для дворянства землевладение [оборвано]».


[Закрыть]

14 марта. Понедельник. После общего собрания совещание под председательством великого князя относительно представления Сипягина, главноуправляющего Канцелярией прошений.

История этого дела такая: вскоре по вступлении на престол Александра III он решил уничтожить Комиссию прошений. Статс-секретарь у[574]574
  Так в тексте.


[Закрыть] принятия прошений князь Долгорукий, пользовавшийся нехорошей репутацией, был спущен в Государственный совет, комиссия уничтожена и заменена канцелярией, которая подчинена Рихтеру – командующему Императорской главной квартирой. Для этой канцелярии написано положение (1884 год), в составлении коего я участвовал, и затем Рихтер одиннадцать лет управлял этим учреждением. По его увольнении на его место был назначен Сипягин, человек крайне бездарный, племянник графа Толстого, и потому быстро попавший из уездных предводителей в губернаторы и даже московские губернаторы. Здесь, кланяясь великому князю Сергею Александровичу, он снискал его расположение и по его рекомендации сделался товарищем министра государственных имуществ, а потом внутренних дел, причем Александр III объявил Дурнову[575]575
  Так в тексте.


[Закрыть], что готовит Сипягина ему в преемники. Пробыв три года главноуправляющим Канцелярией у принятия прошений, Сипягин возымел мысли уничтожить всякие правила, существовавшие для Канцелярии прошений, и заменить их одним параграфом, гласящим, что ему предоставляется принимать всевозможные прошения и давать им ход или не давать, удовлетворять их или отказывать, руководствуясь исключительно секретными указаниями самого императора, а отвечая за свои действия лишь пред Богом и совестью.

Легко себе вообразить, какую бурю произвело в Государственном совете представление на эту тему. Министры, от коих затребованы были отзывы, отвечали неодобрительно и притом в довольно резкой форме. Сипягин возражал им, что люди, желающие сохранить для деятельности Канцелярии прошений определительные, законом установленные правила, косвенно стремятся к ограничению самодержавной власти. Видя, какой жалкий оборот при полной неизвестности исхода принимает это дело, я поехал к великому князю Михаилу Николаевичу и высказал ему убеждение о необходимости созвать совещание под его председательством, чтобы попробовать сломить тупое упорство Сипягина.

Совещание действительно состоялось, а между тем дело усложнилось или упростилось тем, что Сипягин представил в Совет проект «указаний», которые он намерен испросить у Государя после того, как его представление будет уважено Советом. Инструкция эта, по мнению Сипягина, должна была оставаться тайной между Государем и им, Сипягиным.

Совещание произошло приблизительно так: великий князь прежде всего обратился к Рихтеру, который заявил, что в 1884 году он принимал участие в составлении положения о Комиссии прошений, а затем по обязанности главноуправляющего в течение одиннадцати лет применяв эти правила, которые считал бы нужным не только не уничтожать, но еще дополнить, умножить, чтобы облегчить исполнение своих обязанностей главноуправляющими.

Будучи спрошен после Рихтера как соучастник в составлении положения, я отвечал, что очень рад слышать отзыв Рихтера, вполне разделяю его мнение о том, что для принятия прошений должна существовать известная нормировка, и думаю, что представленная ныне Сипягиным инструкция, хотя и секретная, служит подтверждением такого мнения, а потому прошу позволения отложить выражение моего мнения до того момента, когда будет обсуждаться эта инструкция. Фриш в качестве бывшего кодификатора много говорил об основных законах, о их твердости, о необходимости сохранения положения, определяющего законный порядок и т. д.

Муравьев (министр юстиции) сказал в высшей степени талантливо длинную речь, в коей разобрал сущность проекта Сипягина, выставив всю его нелепость, опасные последствия, широко открываемое ими для интриги поле. Речь его была содержательна, убедительна, блестяща.

Победоносцев заявил, что представленная Сипягиным инструкция уничтожает основное положение проекта о том, что все прошения должны будут разрешаться без всякой законной нормировки; что, очевидно, инструкция эта должна быть включена в закон, а следовательно, весь проект должен быть переработан, а для такой переработки возвращен Сипягину. Сольский засвидетельствовал, что он разделяет только что слышанные мнения и в случае разногласия в Соединенных департаментах будет энергически их отстаивать (!?).

Островский настаивал на том, что он не знает, как будет председательствовать в Соединенном присутствии, ввиду противоречивости представленных Сипягиным документов, а потому предложил назначить комиссию, которая бы переработала проект. В этом ему категорически всеми присутствующими отказано, так как в подобном случае было бы неизвестно, чей проект подлежал бы рассмотрению.

Плеве произнес несколько тусклых слов о желательности соглашения.

Великий князь. Выслушав все, сказанное членами совещания, разделяет их мнение и, обращаясь к Сипягину, выражает ему надежду, что он не станет более упорствовать.

Сипягин продолжительными, бессвязными, часто полуграмотными словами настаивает на том, что по глубокому убеждению не считает возможным отступить от своего представления. Как крайнюю уступку он высказывает готовность включить в текст своего представления сообщенный им впоследствии проект инструкции, но под условием, чтобы Государственный совет принял сущность его представления.

?!!..

Я. Заявляю, что после того, что сказал Сипягин, согласясь включить инструкцию в текст проекта, делается очевидной и несомненной необходимость переделки самого проекта, что переделка эта, на мои глаза, представляется во всяком случае необходимой уже хотя бы потому, что непременно должны быть исключены выраженные им, Сипягиным, против нес оглашающихся с его проектом лиц обвинения в том, будто бы они хотят ограничить самодержавие, что если бы такое обвинение было направлено против меня, то я обратился бы во время заседания к великому князю председателю с просьбой довести о том до сведения Государя императора ходатайство смыть с меня подобное обвинение, коему я еще не видал подобного в течение 16-летней моей в Совете службы.

Моя попытка запугать глупца не удалась, и заседание окончилось его заявлением, что он не изменит своего представления и что все нападки присутствующих суть лишь результат недоразумений.

Я не мог в заключение не прибавить, что если таковы недоразумения теперь между несколькими министрами, то каковы они будут после обнародования закона между 130 миллионами русских подданных.

16 марта. Среда. У Государя был в первый раз собран Совет министров[576]576
  Видимо, Половцов имел в виду частное совещание министров. Совет министров был создан в 1906 г.


[Закрыть]. Обсуждался вопрос о пользе привлечения иностранных капиталов. Вследствие поданной Витте записки Государь отступил от внушенных ему Александром Михайловичем с Ко мысли и хотел утвердить заключения записки Витте, который попросил обсудить ее в Совете министров с тем, чтобы для всех их сделать такое заключение обязательным.

Заседание это в Зимнем дворце под председательством Государя, сколько слышно, было довольно своеобразно. В начале Государь обратился к Витте, который в коротких словах изложил свой взгляд. Потом министр иностранных дел Муравьев, не могущий словесно излагать свои мысли (если допустить, что у него, кроме интересов, мысли существуют) прочитал записку, ему кем-то составленную. Заключение записки было такое, что иностранные капиталы могут быть допущены к помещению в русской промышленности, но под условием, чтобы подземные минеральные богатства ни в каком случае в руки иностранцев попадать не могли. Военный министр Куропаткин, несомненно, весьма умный, но лишенный общего и в особенности финансового экономического образования, считал обязанностью отстаивать неприкосновенность козацких территорий и с этой точки зрения считал возможным допустить помещение иностранных капиталов в разработке подземных богатств, лишь бы поверхностная площадь оставалась в неприкосновенном пользовании Козаков!.. Такое заявление неудивительно, если верить рассказу Витте, что в его присутствии Куропаткин доказывал Государю, что все войны в настоящее время происходят от того, что европейские государства ищут сбыта своим произведениям, чрезвычайно умножающимся вследствие непомерного развития промышленности, а следовательно, в видах избежания войн мы должны тормозить успехи своей промышленности. Вот что говорит очень умный человек, но лишенный надлежащего для государственного человека образования.

Совещание окончилось, однако, тем, что допущение иностранных капиталов к промышленным в России предприятиям решено дозволить.

Июнь

И июня. Возвращаюсь из-за границы, проведя два месяца на юге Франции.

В Петербурге застаю всю ту же грустную безголовицу и неурядицу. В Гааге[577]577
  Имеется в виду Гаагская конференция.


[Закрыть] Европа смеется над комически сантиментальными фразами России, не имеющими ничего общего с ее действиями. В Финляндии поднимается грозная туча, накликанная бездарностью привыкших безответственно командовать чиновников. В Петербурге междоусобная борьба лиц, именуемых почему-то министрами, достигает громадных размеров. Министра внутренних дел Горемыкина не защищают более самые горячие его приверженцы. Он думает только о сохранении казенной квартиры и от всех сотоварищей получает пощечины. Главным врагом его является Витте, в особенности за отказ созвать крестьянскую комиссию, а также за университетское дело. Следствие, произведенное Банковским[578]578
  В день основания Петербургского университета 8 февраля 1899 г. произошло столкновение учащихся с полицией, во время которого толпа была рассеяна с применением нагаек. Вслед за тем студенты объявили забастовку, которая распространилась сначала на высшие учебные заведения Петербурга, а затем и на другие города империи. В качестве наказания многих студентов выслали из столицы. П.С. Ванновскому было поручено всестороннее расследование причин студенческих беспорядков. Результаты следствия не публиковались, но в обществе сложилось убеждение, что комиссии удалось выяснить некоторые причины волнений и отчасти найти средства к их устранению. В докладе Ванновского подробно разобраны обстоятельства происшедшего, приведены свидетельства очевидцев и т. д. В частности, говорилось, что в среде учащихся были приняты меры к предотвращению беспорядков 8 февраля. Между тем министры внутренних дел и народного просвещения сочли нужным потребовать от студентов соблюдения порядка. В соответствии с их распоряжениями правление университета подготовило особое объявление от имени ректора, которое было вывешено в здании университета 1 февраля. В заявлении перечислялись наказания для нарушителей общественного порядка. Студенты были возмущены угрозами «уголовных кар» (с. 8–9), и многие из них решили выразить протест ректору университета В. И. Сергеевичу (освистание его речи в день праздника). Непосредственное столкновение между студентами и полицией произошло из-за плохой административной организации движения студентов; при этом особо подчеркивалось, что у полиции не было разрешения бить студентов нагайками. Тем не менее в докладе утверждается, что именно студенты подали повод к столкновению с полицией. Кроме того, Ванновский отметил, что волнения студентов не имели политических требований. Виновными за происшедшее он признавал в основном руководство университета и города, в частности градоначальника Н. В. Клейгельса, а также отдельных студентов. См.: Ванновский Л. С. Доклад о студенческих беспорядках 1899 года. СПб., 1906. С. 3–10, 59–68.


[Закрыть], служило тяжким обвинением для градоначальника Клейгельса, а между тем Горемыкин представил Государю о его награждении. Ванновский объявил, что если Клейгельс получит просимую награду, то он, Ванновский, снимет военный мундир и никогда более в Петербург не покажется.

Другой герой бездарности – Боголепов. Он объявил, что не знает, как вести университетское дело в предстоящий сезон, и для получения указаний созвал всех попечителей округов. В первое заседание двое из них объявили, что у них по этому предмету написана записка, которую они забыли дома, и потому ничего не могут сказать.

Каков учебный персонал!

16 июня. Заболеваю подагрой и вследствие запрещения врача Кернита нахожусь в невозможности ехать на Урал. Нахожусь также в невозможности присутствовать при крестинах вновь родившейся у Государя третьей дочери Марии, по поводу рождения коей королева Виктория телеграфировала своей внучке: «very disappointed![579]579
  Очень разочарована (англ).


[Закрыть]».

29 июня. Получается известие о внезапной смерти брата императора, наследника цесаревича великого князя Георгия Александровича. Он давно хворал чахоткой, и врачи предсказывали, что он умрет внезапно, что и случилось. Катаясь в автомобиле, он подвергся горловому кровотечению, которое его и задушило [?].

В день смерти отца его, императора Александра III, и вступления на престол Николая Александровича, был издан манифест, провозгласивший Георгия Александровича наследником престола и цесаревичем[580]580
  Здесь имеется в виду манифест от 20 октября 1894 г. «О восшествии его императорского величества, Государя императора Николая Александровича, на прародительский престол Российской империи и нераздельных с ней Царства Польского и Великого княжества Финляндского». В манифесте говорилось о принесении присяги великому князю Георгию Александровичу, который должен был «титуловаться наследником цесаревичем» до рождения сына в предстоящем браке императора с принцессой Алисой Гессенской. См.: ПСЗ. Т. 14. СПб., 1898. С. 625–626. № 11014.


[Закрыть]. Все это происходило в Ливадии несколько суетливо, так что самый манифест был писан Вяземским (управляющий уделами) и поднесен к подписи Государя графом Воронцовым. За изданием манифеста последовало принесение присяги, так что в случае рождения сына у царствующего Государя возникало сомнение о том, как поступить с наследником цесаревичем, которому уже принесена народом присяга. Ввиду этого затруднения Государь поручил министру юстиции Муравьеву разработать этот вопрос и представить ему свое мнение. Муравьев, конечно, пришел к заключению, что не было надобности называть по имени наследника и титуловать его цесаревичем, и что достаточно было упомянуто о законном наследнике, который впоследствии изменится реально.

За отсутствием, вероятно, в этот день Муравьева, находящегося за границей, Государь послал за Победоносцевым и по приезде его в Петергоф поручил ему написать в таком смысле манифест. Победоносцев из осторожности написал два манифеста, называя Михаила Александровича, но нигде не упоминая слово «цесаревич», а говоря в одном о наследнике, а в другом не говоря и этого. Государь, которого для приложения его подписи разбудили в 2 часа ночи, подписал последнюю редакцию. Но вслед за изданием такого манифеста поднялись истории. Приехали Воронцовы. Он нашел для себя обидным, что текст, им установленный при смерти Александра III, подвергнут изменению, пошел убеждать императора в неправильности новой редакции, но, конечно, удовлетворения не получил. Графиня Воронцова напустилась на императрицу Марию Федоровну, к этой атаке почему-то присоединились великий князь Александр Михайлович и Ксения Александровна, и вот уже с дороги бедный Государь получил письмо от своей матери, настаивавшей на даровании Михаилу Александровичу титула наследника. Конечно, такое требование приходилось удовлетворить, и сообразно сему последовал новый манифест[581]581
  Действительно, в императорском манифесте от 28 июня 1899 г. по случаю смерти Георгия была употреблена следующая формулировка: «Отныне, доколе Господу не угодно еще благословить нас рождением сына, ближайшее право наследования всероссийского престола <…> принадлежит любезнейшему брату нашему великому князю Михаилу Александровичу». См.: ПСЗ. Собрание третье. Т. 19. Ч. 1. № 17358. Михаил не назывался ни цесаревичем, ни наследником. Мария Федоровна написала Николаю II в письмо, в котором просила даровать Михаилу Александровичу титул наследника. На следующий день император подписал указ Сенату, в котором утверждалась данная формулировка. См.: Андреев Д.А. Наследник, но не цесаревич // Родина. 2011. № 7. С. 45–48.


[Закрыть].

И это называют самодержавием!

Во всяком случае странно понимают лица, в том заинтересованные, пользу поддержания ореола царской власти.