Текст книги "Преданья старины глубокой"

– Конечно. Думаешь, нас той же дрянью потчуют, что слуг да воев кащеевых?

Поварня в серале действительно отыскалась. Правда, не очень крупная – кащеевы жены по большей части не отличались аппетитом.

Молодая княгиня сразу развила бурную деятельность. Что-что, а по хозяйству она управляться умела – походи-ка десять лет у бабы-яги в служанках, так не такому научишься! Старая ведьма своим чернавкам присесть не давала – с темна и до темна на ногах, по горло в работе!

Печь была мгновенно истоплена, тесто замешено, все необходимые добавки заняли свои места, и Василиса медленно и осторожно приступила к самой сложной части действа. Здесь приходилось соблюдать величайшую осторожностью – ошибись чуть-чуть, и весь труд насмарку.

– А что это будет?.. – заглядывала ей через плечо Зоя.

– Пряник.

– Просто пряник?

– Да. Просто пряник, – закусила губу Василиса, разрезая голубиную тушку.

Она извлекла два птичьих сердца и замешала их в тесто наравне с прочим. Зоя вздрогнула – ей на щеку брызнула кровь.

В серале Кащея нет окон. Кажется, будто этот роскошный сад находится под открытым небом, но на деле над ним все же нависает каменный свод. Впрочем, совершенно незаметный – Кащей навел здесь очень сложные чары. Когда снаружи наступает утро – и в серале наступает утро. Когда же снаружи наступает ночь… и в серале наступает ночь.

И вот сейчас она как раз наступила. Василиса выглянула в сад, пошевелила губами, что-то подсчитывая, а потом вернулась обратно, последний раз посыпала тесто разными пряностями и смазала слоем меда.

Печь, разогретая за день выпеканием хлеба, все еще распространяла удушливый жар. Василиса приблизилась вплотную и некоторое время стояла неподвижно. Взопрев так, что на лбу выступил пот, она отерла его чистой тряпицей, провела ей же под мышками и выжала на пряник.

Зоя поморщилась – она-то уж начала было облизываться. Пряник выглядел довольно аппетитно… минуту назад. Василиса насмешливо улыбнулась и зашептала на свое печево, поводя глазами и хищно расширяя ноздри:

 
На море
на Окиане,
на острове на Буяне,
стояло древо;
на том древе
сидело
семьдесят,
как одна птица;
эти птицы щипали вети,
эти вети бросали на землю,
эти вети подбирали бесы
и приносили к Сатане Сатановичу.
Уж ты худ бес!
Кланяюсь я тебе и поклоняюсь, –
сослужи мне службу и сделай дружбу;
зажги сердце Кащея по мне Василисе
и зажги все печенья и легкое,
и все суставы по мне Василисе,
буди мое слово крепко,
крепче трех булатов во веки!
 

Дочитав присуху, Василиса поставила каравайницу в печь.

– Пусть постоит до утра, – устало сказала она. – А утром… утром надо как-то заставить Кащея это съесть…

– Это как же ты его заставишь?

– Ну… попотчую, когда в следующий раз придет.

– Так он, может, еще месяц не придет! Думаешь, он сюда каждый день является? У-у-у!..

– М-м-м… – сердито причмокнула Василиса. – А сам-то он где же столуется?.. и чем угощаться любит?..

– Да мне-то почем знать? Может, и вовсе ничего не ест – видела ж, какой он тощий?

– Надо узнать доподлинно, – решительно заявила княгиня.

– Это как же?

– А вот сама схожу, да и гляну…

– Дивии тебя не пропустят.

– А я их и спрашивать не стану, – улыбнулась Василиса.

Она порылась в потайном кармане сорочицы, и извлекла на свет божий округлую шапочку. Крохотную, сшитую из лучшего персидского шелка, почти прозрачную. Спереди торчала пуговичка, искусно выточенная из кости.

– Кошачья косточка! – похвасталась Василиса. – Я двадцать ночей вываривала!

– Кого? Кошку?!

– Конечно. А ты как думала? Думаешь, все так просто? Нужно взять черную кошку без единого иноцветного волоска, а потом по полуночам варить в чугунном котле, пока не истают все кости, опричь одной. И вот эта оставшаяся и есть…

– Что?

Василиса лукаво усмехнулась, надела шапочку на голову и… растворилась в воздухе.

– Невидимка, – послышался голос из пустоты.

Глава 10

Из забранных чугунными решетками окон потоками лилась вода. Снаружи бушевал ливень. Ветер ярился, продувая коридоры насквозь. Прямо над Костяным Дворцом висели черные тучи, раздираемые ослепительными когтями молний. В самый длинный шпиль грозовое копье ударяло уже дважды.

Кащей очень любил такую погоду.

Сейчас в тронном зале собрался весь цвет нечисти. Вий, судья мертвых Нави. Яга Ягишна, средняя из сестер-ведьм, именуемых бабами-ягами. Калин Калинович, хан татаровьев. Тугарин Змиуланович, каган людоящеров. Репрев, вожак псоглавцев. Соловей Рахманович, прозванный Разбойником. Карачун, злой демон зимы и смертного оцепенения. Моровая Дева, старшая из сестер Лихорадок. Сам-с-Ноготь, старшина горных карлов.

Кащей стягивал к Костяному Дворцу все силы. Татаровьины, псоглавцы, людоящеры, дивии, навьи, горные карлы, черные мурии, самоядь – все народы, подчиненные бессмертному царю, выступили в поход по зову своего господина.

Прямо сейчас в окнах виднелась вереница огоньков – по раскисшей земле шли крошечные уродцы с раскаленными крюками. Все до единого в остроконечных шапках и белых самотканых кафтанах с кушаками, но уродливы донельзя – ноги конские, голова заостренная, изо рта огонь пышет. Это шуликуны – мелкие, но опасные демоны, порождения бушующих стихий.

Хотя некоторые считают их духами проклятых или погубленных матерями младенцев.

– Все ли в сборе? – холодно осведомился Кащей.

– Пущевика недостает – у леших своя сходка, тоже думу думают, решение принимают, – сообщил Калин. – И кот Баюн не явился – хотя обещал быть…

– Он, милок, все ж таки кот, – осклабилась Яга Ягишна. – Мало ли что он кому обещал? Кота в стаде бежать не заставишь – как ни бейся, а все одно сам по себе будет… Ничего, нагуляется – воротится…

– Пусть так, – равнодушно кивнул Кащей, начиная свою речь. – Я собрал вас здесь для того, чтобы сообщить радостную весть. То, чего мы так долго ожидали и о чем так долго говорили, наконец свершилось. Война Руси объявлена. В качестве такового объявления я избрал разрушение их приграничного города и убиение всех жителей – что и было сделано. Итак, свой первый удар мы нанесли, теперь ожидаем ответного шага русичей. Хек. Хек. Хек.

За столом наметилось оживление. Конечно, те, кто уже знал о произошедшем в Ратиче, отреагировали спокойнее, но и они смотрели с немалым воодушевлением.

– Хорошая новость! – грохнул пудовым кулачищем Соловей. – Царь наш светлый, Кащеюшка, стар я уже, недолго мне осталось по земле ходить, да зелено вино пить… Хочется напоследок еще разочек по бранному полю погулять…

Соловей Рахманович не прибеднялся. Не так давно старому разбойнику исполнилось триста лет – волосы поседели, лицо избороздили морщины, правая нога почти отсохла, и ковылял он еле-еле. Глаз, в незапамятные времена выбитый каленой стрелой Ильи Муромца, закрывала повязка, но и второе око за прошедшие годы изрядно помутнело и служило с трудом. Правда, сила в руках осталась немереная – как-никак, по крови Соловей наполовину велет, потому и протянул так долго…

Однако даже чистокровные велеты отнюдь не бессмертны. А уж тем более полукровки.

– Взгляните сюда, – велел Кащей, ставя посреди стола чародейское блюдо. В нем стремительно пробегали тени и картинки, словно отражение в глазу мчащейся птицы. – Наш мир стоит на пороге пропасти. Отец?

– Да… – глухо ответил Вий, обводя присутствующих слепыми очами. – Мир изменился… Я чувствую это в воде… Я чувствую это в земле… Теперь, поднявшись на поверхность, я чувствую это и в воздухе… Наш конец уже не за горами, времени осталось мало… Старые боги Руси ушли… ушли… Нет больше Перуна со Сварогом… нет и Чернобога с Мораной… Они ушли… ушли далеко… они больше не вернутся… никогда не вернутся… Новый бог, распятый на кресте, занял их место… занял мир, когда-то принадлежащий старым богам… И в этом мире нет места и нам… нет… нет…

– Именно так, – вновь взял слово Кащей. – Я сказал архиерею Тиборскому, что разгневан глупыми сказками, которые рассказывают про меня их кощунники. Надеюсь, что он поверил. Разумеется, на самом деле это всего лишь удобный повод. Мне нет дела до этих ничтожеств – пусть треплют языками сколько угодно. Нет, меня тревожит совершенно иное. Мы вымираем. Носителей разума, отличных от человека, остается все меньше и меньше. Многоплеменной огонь угасает, поглощаемый одним-единственным племенем – человеческим. Люди – вот источник всех зол и напастей. Мое царство – последний оплот против этой заразы, распространившейся по всему миру. Многие века мы – другие, отличные, несхожие – терпели их присутствие рядом, закрывали глаза на потери наших земель и гибель наших сородичей. Но всякому терпению есть предел. Мое – иссякло. Я не испытываю ненависти к людям – но мне придется уничтожить их всех. Иначе они уничтожат нас.

– Так, Кащей! – прорычал Тугарин, опрокидывая в пасть чару вина. – Именно так! Когда-то мой народ, ящеры, был многочислен, как песок в пустыне, как вода в море! Мы жили на восходе и на закате, на полудне и на полуночи! А что теперь?! Где былое величие?! Где честь ящеров?! Гладкокожие заполонили все, застроили мир своими городами! Но мы – Древний Народ! Кровь погибших предков взывает к отмщению!

– Успокойся, – холодно посмотрел на него Кащей. – Прибереги эти речи для выступления перед армией – здесь такая горячность ни к чему.

Тугарин смущенно кашлянул. Когтистые пальцы невольно сжались, без малейшего затруднения сминая медную чару в бесформенный комок.

– Ящеры еще остались в этом мире, – заговорил Кащей, проводя тонкими пальцами по блюду. – Но их немного, очень немного. Вот, взгляните.

В блюде отразились колышущиеся зеленые кроны. Здесь, на Руси, таких деревьев не встретишь. Чувствовалось, как там жарко, на той стороне древнего фарфора.

По лесной тропке бежали несколько фигур. Трое – высокие, смуглые, черноволосые, почти обнаженные, раскрашенные красной глиной. И один – пониже, желтоглазый, покрытый голубой чешуей, с ярким гребнем вдоль макушки. Такой же людоящер, как Тугарин, только другого цвета и куда более хрупкий на вид.

Его догнали прямо на глазах кащеевых соратников. В воздухе мелькнула дубинка, раздался тонкий вскрик, похожий на птичий… Людоящер упал на землю, его обступили, кто-то исступленно пнул поверженного в лицо, а потом взметнулось копье…

Влажная трава окрасилась буровато-красным.

– Трое на одного… – горестно покачал головой Тугарин. – Вооруженные на безоружного… Позор… Позор… Честь ящера навеки была бы запятнана такой победой… А эти гладкокожие…

– Это были люди из народа арауканов, – безразлично поведал Кащей. – Эта земля находится очень далеко отсюда, за многими морями. Там расположена Тауантинсуйю, империя Инков, и правит в ней Манко Капак. К восходу же от нее на многие тысячи поприщ простираются вечнозеленые леса и течет большая полноводная река. На ее берегах обитают последние из твоих сородичей. Несколько разрозненных племен. И осталось им уже очень недолго – пройдет еще два-три века, и память людская вычеркнет их навсегда. Никто не будет даже помнить, что ящеры вообще когда-то ходили по тем берегам.

– Здесь не должно произойти того же, – тихо сказал Тугарин. – Мой народ не заслужил такой судьбы.

– И здесь этого не произойдет, – пообещал Кащей. – Человек слишком долго теснил всех прочих к небытию и забвению. Пришло время воздать ему той же монетой. Взгляните на этот мир. Где все? Что осталось от многоцветья народов, когда-то населявших эти земли? Вот, смотрите.

В колдовском блюде вновь поплыли видения и образы. Картина сменялась картиной, на чудесном фарфоре мелькали горы и пустыни, поля и леса, реки и моря. Каждую из картинок Кащей сопровождал кратким пояснением.

– Вот земля индийская. Там неспокойно, там воюют. До недавнего времени Мухаммед Гури насаждал там слово Магомета – сейчас же там мутит воду Кутб-ад-Дин. Наги, когда-то жившие в горах Гималайских, якши, бродившие по лесам Декана, ракшасы, населявшие Ланку, – все они давно исчезли с лица земли. Остались одни только люди. А вот желтые воды Хуанхэ. В Чайном Царстве войн нет, там пока что спокойно. Корё и Бохай, Ляо и Си Ся, Цзинь и Хоушу, Чу и Хань, У и Минь, Уюэ и Ень: у всех у них сравнительно тихо. Правда, им неизвестно, что спокойной жизни осталось уже недолго – на полуночь от их земель зреет новая грозная сила. Темучин, избранный Чингисханом, уже скоро извергнет в мир свои орды. Но нам это малоинтересно. Берега Наньхая и Хуанхая тоже давно заселяют одни лишь люди. Последние тэнгу еще ютятся в дремучих лесах – но и им осталось совсем недолго. Их время на исходе.

Кащей помолчал, глядя на блюдо. В бесчувственных глазах на миг промелькнула какая-то тень – бессмертный царь не на шутку рассвирепел.

– Крхм!.. Аррм!.. Аррм!.. – откашлялся Репрев, поднимаясь из глубокого кресла. Его голос больше напоминал собачий лай. – Царь!.. Аррм!.. Аррм!.. Рразреши!.. Аррм!.. Рразреши задать вопрос! Вопрос!.. Вопрос!.. Когда!.. Аррм!.. Когда!.. Когда мы выступаем? Аррм!.. Аррм!..

Кащей Бессмертный медленно повернулся, внимательно глядя на одного из своих воевод. Мохнатые уши Репрева встали торчком, в крохотных черных глазках застыло ожидание.

Среди войск Кащея псоглавцы занимают третье место по численности, уступая лишь навьям и татаровьинам. Невысокие, сутулые, покрытые шерстью. Холода им нипочем, но они все равно тепло одеваются, носят вяленые сапоги, кольчуги, округлые шлемы, украшенные разноцветными перьями. И в сражении псоглавцы хороши.

Но вот на людских языках говорят с превеликим трудом – морды у них действительно скорее песьи, чем человеческие. Репрев один из всех умеет говорить по-настоящему чисто, да и то все время сбивается на гавканье и рык.

– Мы никуда не выступаем, – коротко ответил Кащей. – Хек. Хек. Хек.

– Но!.. Но, царь!.. Аррм!.. Аррм!.. Как же так? Аррм!.. Зачем!.. Зачем же тогда!.. Зачем ты ррр… рразоррил Ррратич?! Аррм!..

– Именно для того и разорил, – спокойно объяснил старик в короне. – Чтобы не нужно было никуда выступать. Оттого и дожидался смерти князя Берендея.

– Ну не то чтобы дожидался… – злобно хихикнул Карачун.

Кащей смерил морозного демона равнодушным взглядом, и тот оконфуженно замолк, растирая вечно ледяные ладони. Бессмертный царь не любил, когда его посланцы понапрасну болтали о выполненных заданиях.

Пусть и очень умело выполненных.

– Великий князь Глеб еще сравнительно молод, – снова заговорил он. – И, как и его братья, он отличается горячностью – зачастую действует прежде чем подумать. Узнав о разоренном Ратиче и смерти князя Игоря, он соберет все войска, до которых дотянется в кратчайший срок, и бросится мстить. Бросится сюда, в мое царство, под стены Костяного Дворца. А здесь я неодолим. Мы встретим его. И раздавим. А уже потом спокойно двинемся на Тиборское княжество. Голое. Беззащитное. Обезглавленное. Это будет хорошая и легкая победа. Первая в бесчисленной череде побед.

Кащей вновь провел кончиками пальцев по блюду. Теперь там отражались уже привычные и знакомые картины – леса и поля русичей.

– На что похожа сейчас Русь? – задал риторический вопрос он. – На лоскутное одеяло, сшитое гнилыми нитками. Дюжина княжеств, населенных родственными народами. Все они родня друг другу, но согласия между ними нет ни в чем. В каждом княжестве сидит Рюрикович. Они меняются вотчинами, как сапогами, перекраивают границы вдоль и поперек, дерутся за каждый город, за каждое село. И каждый втайне лелеет мысль остаться единственным из Рюриковичей, взять всех остальных под свою руку. Для нас это очень хорошо – соседи не придут на помощь Тиборску. Владимир и Новгород предпочтут спокойно выжидать, кто из нас пересилит.

– Так почему бы просто не нахлынуть на Тиборск всей лавиной? – брюзгливо пробасил Тугарин. – Да что от них останется, когда по ним пройдутся наши орды? Один Горыныч перебьет всю княжью дружину! Зачем все эти вавилонские хитрости? Меч на меч – чтобы по-честному! Честь ящера…

– Ты прав, – кивнул Кащей, поднимая узкую ладонь. – И неправ. Прав в том, что одолеть войско князя Глеба в его нынешнем состоянии будет детской забавой. А неправ в том, что думаешь лишь одним днем. Ты считаешь, я собираюсь ограничиться одним только Тиборском? Нет. Мой замысел – полностью стереть с лица земли весь человеческий род. И вот это – задачка потруднее. Если составить вместе все людские армии, сколько их есть, моя орда рядом с ними просто потеряется. Помните Крестовые Походы? Помните, сколько народу тогда нахлынуло на сарацинские земли? А в нашем случае может получиться и еще хуже – если мы слишком быстро разворошим этот муравейник, человеческий род может и позабыть мелкие распри. Как бы они ни враждовали друг с другом, мы для них – враги пострашнее. Мы – другие. Мы – не люди. Нелюди. И именно потому мы не должны раньше времени показывать, насколько в самом деле велика моя сила. Тиборск – первый ход. Следующим станет княжество Владимирское, вотчина сильнейшего из нынешних князей – Всеволода Многодетного.

– Большое Гнездо, – поправил Карачун.

– Не имеет значения. Хоть Большое Дупло. Хек. Хек. Хек. Важно то, что люди не должны слишком быстро раскусить нас. Пусть до поры полагают, что я не слишком силен – пока возможно, будем расправляться с ними поодиночке. Нельзя дать им понять, насколько в самом деле велика угроза. Будем выжидать. Будем имитировать слабость. Будем двигаться осторожно, беречь силы. В конце концов, торопиться мне некуда, я же Бессмертный.

– Но не все здесь бессмертные… – уныло сгорбился Соловей Рахманович.

– А всем и не нужно. Хек. Хек. Хек.

Кащей поднялся с трона, оглядывая соратников. Тугарин со скучным видом обтачивал когти длинным кинжалом. Хан Калин преданно смотрел в рот властелину. Соловей подслеповато моргал единственным глазом, тоскливо кривя губы. Репрев негромко взрыкивал, морща низенький мохнатый лобик. Яга Ягишна скромно грызла в уголке баранку, кутаясь в лохмотья. Карачун зябко подергивался, вращая совершенно сумасшедшими очами. Моровая Дева чему-то затаенно улыбалась. Старый Вий сидел неподвижно, не шевеля ни единым членом. Сам-с-Ноготь тихонько ворчал себе под нос.

– Хек. Хек. Хек, – повторил Кащей. – А теперь перейдем непосредственно к делам. Что мы кому поручаем. Начнем с тебя, сестрица.

Потянуло холодком – это зашевелилась Моровая Дева. Выглядела она странно – никто не мог точно сказать, старуха ли перед ним или юная отроковица. Ей каким-то образом удавалось сочетать в себе сразу все стадии – от грудного младенца до высохшего трупа. Синее лицо, полупрозрачная кожа, белые глаза и ажурное, почти невесомое одеяние. Моровая Дева улыбалась… она всегда улыбается, но всяк знает цену ее улыбке. А также красному плату, который она держит в руке – одно лишь прикосновение этого платка несет смерть.

В отличие от Калина, Тугарина или Репрева, у Моровой Девы в подчинении нет армии. Лишь крылатые сестры Лихорадки, жуткие духи хворей и болезней. Трясея, Огнея, Знобея, Гнетея, Грудея, Глухея, Ломея, Пухнея, Желтея, Корчея, Глядея и Невея.

Невея или Мертвящая – это и есть Моровая Дева, старейшая из сестер. Она не просто насылает смерть – человек, умерщвленный лично Моровой Девой, становится навьем, ходячим мертвецом. У Кащея скопились уже многие тысячи мертвых воинов, созданные этой леденящей кровь Лихорадкой.

– Что угодно моему царю?.. – тихо-тихо спросила Моровая Дева. Ее голос – липкий, душный – звучал так, словно речь вдруг обрела язва на теле прокаженного. – Я и мои сестры ждем повеления…

– Вы начнете первыми, – спокойно приказал Кащей. – Сегодня же ночью вы разлетитесь по Тиборскому княжеству. Не скупитесь на дары – пусть мор ослабит русичей как можно более. Ты же, старшая из сестер, держись пока приграничных земель, не заходи вглубь земель русских. Пусть прибавится навьев в моем войске.

– Повинуюсь… – сладенько улыбнулась Невея.

– А теперь… так, что там у вас опять?

В тронный зал вошел невысокий татаровьин. Он смущенно хихикнул, глядя в каменные глаза Кащея Бессмертного:

– Царь-батюшка, там это…

– Да?

– Еще один… – виновато развел руками татаровьин.

Кащей устало опустился на трон и забарабанил пальцами по подлокотнику. Печатая шаг, в палату вошли два огромных дивия. Между ними висел рослый парень с длинными русыми волосами, одетый в темный суконный кафтан со стоячим воротником, широкие шерстяные штаны и меховую шапку с ярко-алым навершием. Судя по чертам лица – не русич.

Татаровьин, сопровождавший дивиев, бросил на пол короткий костяной лук, слегка искривленный булатный меч и такой же нож. Кащей чуть опустил глаза – дивии разжали хватку, и молодой воин шлепнулся наземь. Он бросил гневный взгляд на свое оружие, еще один – на Кащея, а потом выпрямился, выпятив подбородок.

– Ты башкир, – сразу узнал Кащей. – Верно?

– Твоя правда, Кащей-бабай! – гордо ответил юноша на чистом русском, но с легким акцентом, выдающим происхождение. – Я Акъял-батыр, победитель многих! И я тебя не страшусь!

– А! А-а-а! – завопил Сам-с-Ноготь, спрыгивая с лавки. В стоячем положении он оказался ниже, чем в сидячем. – Я знаю тебя! Я знаю тебя, белогривый герой! Ты убил моего брата!

– Такой крошечный старичок, с длиннющей бородой? – наморщил лоб Акъял-батыр. – Как же его звали…

– Сам-в-Четверть!

– Да, я убил его! – усмехнулся герой. – И ничуть не стыжусь! Твой брат был дурным челове… карлой! Он ранил моих побратимов – Урман-батыра и Тау-батыра! Он лишил воды целую деревню! Что ты на это скажешь?

– Он был моим братом!!! – взревел Сам-с-Ноготь, бросаясь к Акъял-батыру.

– Угомонись, – холодно приказал Кащей Бессмертный, скучающе рассматривая батыра.

Старшина карлов что-то угрюмо пробурчал, но все же вернулся на место, сверля человека бешеным взглядом. Зато со своей скамьи поднялась Яга Ягишна. Старая ведьма кривенько ухмыльнулась, подходя к подозрительно косящемуся на нее парню, ущипнула его за бок и прошамкала:

– Хорошенький какой! Упитанный…

– Эй, бабушка, что делаешь?! – отдернулся Акъял-батыр. Старушечий щипок оказался больнее пчелиного укуса – ногти у бабы-яги длинные…

– И упитанный, а невоспитанный! – возмутилась Яга Ягишна. – А ну, стой смирно, бабушка тебя получше рассмотрит… разнюхает… распробует…

Она попыталась ущипнуть еще раз, но Акъял-батыр схватил старуху за руки и легонько оттолкнул ее назад. Правда, очень бережно – уважение к старикам юноша впитал с молоком матери. Пусть даже таким страшным.

– На бабушку руку поднял?! – возмутилась баба-яга, выхватывая из-за пазухи длинный прут, которым грозила Яромиру, и резко ударила им батыра. – Замри!

Акъял-батыр раскрыл рот, дернулся, но больше ничего не успел – в следующее мгновение несчастный превратился в каменную статую.

– Будешь знать! – решительно кивнула баба-яга.

Кащей, смотревший на это без малейшего интереса, прищелкнул пальцами. Яга Ягишна недовольно повернулась к нему:

– Что, Кащеюшка?

– Верни-ка его обратно, бабушка Яга, – безразлично приказал старик. – Мы с ним еще не договорили.

– Ох, ну ладно уж… Но только ради тебя… – проворчала старуха, ударяя истукана толстым концом прутика. – Отомри!

Оживший Акъял-батыр упал на колени, тяжело дыша. Пребывание в каменном состоянии не оставило приятных воспоминаний. В выпучившихся глазах появился легкий намек на страх.

– Батыр, ты немного не вовремя, – холодно сообщил ему Кащей. – Иногда я люблю под настроение побеседовать с такими, как ты – порой это бывает забавно. Но сейчас у меня, как видишь, гости – мы тут обдумываем, как нам лучше убить всех людей. Так что, сам понимаешь, ты нам мешаешь.

– Э?.. – непонимающе уставился на него Акъял-батыр.

– Чего тебе надо, егет? – бесстрастно спросил старик в короне. – Я что, и у тебя тоже жену украл?

– Жену?.. Какую жену?.. У меня вообще жен пока нет… – наморщил лоб батыр.

– Тогда зачем ты сюда явился? Что ты от меня хочешь? Золота моего? А тебе не говорили, что из моей казны еще никто не сумел украсть ни единой монетки? Или, думаешь, тебе посчастливится больше? Сомневаюсь что-то.

– Оставь свое золото себе! – гордо подбоченился Акъял-батыр. – Я пришел бросить тебе вызов, Кащей-бабай!

– Тебе что, больше нечем заняться? Зачем тебе это надо?

– Затем, что ты великий злодей!

– Разумеется, – не стал отрицать Кащей Бессмертный. – Да, я злодей, и меня это вполне устраивает. И что с того? Это что – единственная твоя причина?

– Конечно!

– Забавно. Хек. Хек. Хек. Очень забавно.

Кащей устало покачал головой.

– Как же вы мне надоели, – пробормотал он. – Скорей бы уж вас всех уничтожить, может, поспокойнее станет. Ладно, егет, будь по-твоему, раз уж тебе так втемяшилось. Исполню твое желание. На чем биться хочешь?

– На мечах, конечно! – загорелись глаза Акъял-батыра.

Кащей равнодушно повел дланью, и ближайший татаровьин, издевательски ухмыляясь, поднес юному герою его меч. Тот схватил его обеими ладонями, поднял над головой и широко улыбнулся.

– Перед кем красуешься-то? – безучастно спросил Кащей, поднимаясь на ноги и протягивая руку.

Из-за изголовья трона выползла черная змея длиной почти в пять локтей. Мелкие чешуйки блеснули в слабом свете свечей, усеивающих стены и потолок, и склизкий гад вполз на плечо Кащея, а оттуда скользнул к запястью. Кащей сжал ладонь, ухватывая кончик хвоста, и змея резко выпрямилась, в единое мгновение превращаясь в меч. Точно такой же длины, каким был в живом обличье, угольно-черный, буквально излучающий темноту, а лезвие волнистое, будто тулово змеиное, извивающееся.

Аспид-Змей – удивительный меч-оборотень, заветный кладенец Кащея Бессмертного. Ему нет преград, нет соперников. Кольчугу сокрушит любую – хоть медную, хоть железную, хоть льдокаменную. Несмотря на непомерную длину клинка, Кащей удерживал чудо-оружие без малейшего напряжения.

На лице Акъял-батыра отразилась некоторая растерянность. У него у самого был отличный меч, из превосходного булата, но все же самый обыкновенный, ничуть не волшебный. Тем не менее, батыр перехватил рукоять поудобнее, дико закричал и бросился в атаку, надеясь взять Кащея скоростью и молодецким натиском.

Увы, он недооценил противника. Перед ним стоял худущий старикашка – кажется, дунь и упадет. Но этот старикашка играючи ускользнул от бешеного града, обрушившегося на него, успевая увертываться от каждого из ударов. Сам он в атаку не переходил, лишь уклоняясь и безразлично глядя на беснующегося батыра.

Через несколько минут бессильного буйства Акъял-батыр все же сообразил, что с ним забавляются, как с неумелым щенком. Доблестный юноша закричал от гнева и обиды, удваивая напор. Смуглое лицо раскраснелось, в миндалевидных глазах набухли кровавые прожилки, на шее свирепо забилась голубоватая нитка.

В конце концов Кащею надоела игра. Он резко дернул запястьем, нанося один-единственный удар. Но этого вполне хватило. Аспид-Змей столкнулся с мечом Акъял-батыра, и великолепное булатное лезвие разлетелось вдребезги.

Тугарин резко дернулся – один из осколков вонзился ему в плечо, застряв между крупных чешуй. Бронированный ящер скрипнул зубами, выдергивая кусок металла, и слизнул раздвоенным языком выступившую кровь.

Акъял-батыр остался с рукоятью в руках. Его пальцы мелко дрожали – удар Кащея был так силен, что едва не оторвал противнику руки. Молодой башкир с недоумением посмотрел на то, во что превратился прекрасный клинок, перевел взгляд на чернеющий в бликах свеч Аспид-Змей и гневно отшвырнул прочь жалкий осколок булата.

– Что ж, убей меня, Кащей-бабай! – гордо выставил подбородок он. – Твоя взяла! Ты сильнее! Но клянусь великой птицей Самруг-кош, не будь твой меч зачарованным, тебе не удалось бы победить так легко!

– Ты в самом деле так считаешь? – равнодушно посмотрел на него Кащей. – Забавно. Быть может, ты желаешь получить еще один шанс?

Акъял-батыр ничего не ответил, но его глаза жадно загорелись.

– Хорошо, ты получишь еще одну возможность доказать свою доблесть, – пожал плечами царь нежити. – Выбирай, в чем будем соревноваться. Я дал бы тебе новый меч, но боюсь, в случае поражения ты станешь жаловаться, что я подсунул тебе негодный хлам.

– Не стану!

– Возможно. Но тем не менее – выбирай другой способ единоборства.

– Ха! Ну что ж, давай поборемся! – хитро прищурился Акъял-батыр. – Давай, коли я тебя одолею – отдашь мне все свои богатства, а коли ты меня – так снесешь мне голову с плеч!

– Забавно, – повторил Кащей. – Видимо, бороться ты умеешь лучше, чем сражаться на мечах, раз так самоуверен. Но не кажется ли тебе, что такие условия немного несправедливы? Я и так могу снести тебе голову, без всяких поединков. Вот сейчас прикажу – и снесут ее, и насадят на кол, и будет у меня новое украшение во дворе. Дивии мои верные, ну-ка…

Два огромных истукана в доспехах послушно схватили Акъял-батыра за плечи, поднимая башкира над полом. Храбрец забился в их хватке, словно заяц, попавший в волчью пасть, но где уж ему было пересилить воинов, откованных в кузнечном горне!

– …ну-ка поставьте его на землю, – закончил Кащей. – Что ж, егет, а теперь покажи свою силу.

– А-а-а-а-а-а-а!!! – закричал батыр, бросаясь вперед.

Он налетел на Кащея взбесившимся туром, ударил его головой в грудь, схватил за плечи и что есть мочи отшвырнул прочь. Костлявый старик, весящий не больше высохшего скелета, отлетел к стене камнем, выброшенным из катапульты. Акъял-батыр ринулся добить, но Кащей одним движением взлетел на ноги, молниеносно схватил противника за запястья и крутанул в стороны. У юноши выпучились глаза – в тощих старческих руках притаилась сила тысячи могучих батыров.

Акъял-батыр стоял ни жив ни мертв, не решаясь даже шевельнуться. Кащей держал его мертвой хваткой – первая же попытка высвободиться приведет к измочаленным рукам. Старик еще некоторое время разглядывал жертву, как птица разглядывает пойманное насекомое, а потом резко отбросил от себя. Батыр упал на пол, едва успев перевернуться так, чтобы не переломать ноги.

– Еще я могу попасть из лука в игольное ушко! – отчаянно крикнул герой.

– Забавно, – уже в третий раз повторил Кащей. – Но дальше уже неинтересно. По-твоему, у меня нет других дел, кроме как глядеть на твои ужимки? Скажи лучше, какого ты рода. Царского? Или, может, хотя бы байского?

– Мои родители были простыми бедняками, всю жизнь пахали землю и умерли, когда мне было пятнадцать! – гордо ответил Акъял-батыр.

– Сирота, значит, – подытожил Кащей, рассеянно подбирая с пола самый крупный осколок разбившегося клинка. – Жаль. Тогда ты для меня бесполезен. В подземелье его.

Дивии молча подхватили Акъял-батыра под руки и потащили прочь. Тот кричал и колотил ногами по полу, но сочувствия ни в чьих глазах не появилось. Скорее уж наоборот – парню еще повезло, что Кащей всего лишь приказал бросить его в подземелье. Вполне мог посадить на кол или скормить Горынычу…