Текст книги "Вать машу!"

21.

Вытаскивая письмо из-под рук, покоящихся на животе матери, Машенька случайно коснулась ее пальцев…

Не поверила себе. Почудилось? Специально потрогала, чтобы убедиться; и убедилась – рука у трупа потеплела. А где же, это… как там его называют… трупное окоченение? Дотронулась до шеи, – и отдернулась. Галлюцинирую, обреченно подумала она. Теряю остатки разума.

И тут же осознала, что давно не чувствует неприятного запаха. Обоняние свыклось, притерпелось? Но как можно не замечать запаха тлена, если он с каждым часом усиливается! Или… не усиливается? Пропадает?

И лицо мамино полностью утратило пугающий пергаментный цвет. По лицу разливалась смертельная бледность, как у тяжело больного человека… пока еще живого человека…

Глаза умершей будто бы приоткрывались, исподтишка наблюдая за Машенькой. Наваждение. Глаза были закрыты, никаких сомнений! – закрыты навсегда, – однако это было слишком, слишком… Женщина сжала виски ладонями.

– Оставьте меня в покое! Вы хотите, чтобы я читала вам вслух? Тогда не сводите меня с ума! Вон из моей головы!..

22.

«…Мы оказались на разных позициях и с разными впечатлениями, приобретенными за годы разлуки. Чем старше мы делаемся, тем больше нам предоставляется возможностей оценивать поступки и поведение людей с точки зрения своего опыта и знаний. С годами человек становится мудрее. К сожалению, Неонила Ивановна, я не нашел в Вас мудрого просветления. Духовность не окрасила Вашу жизнь. Вот пример: Вы даже не спросили меня, что я читаю, какие книги, каких авторов? Вы заметили, как много у меня книг, – и только. Я отношу это к духовной нищете и эстетической неразвитости. А ведь вкус к жизни на закате должен быть таким же, как на заре.

И еще!..»

(Как, еще что-то? – усмехнулась Машенька. Тебе мало, неведомый друг? Страшный ты тип… Как же бедная мама терпела этого грандиозного зануду?)

«…Природа наградила Вас интересной внешностью, Вы вся необычна, не трафаретна. В Ваших глазах всё – от коварства до нежности. Но как же бестолково распорядились Вы красотой!

Вы избалованы вниманием мужчин и завистью женщин. Подле Вас вертятся и крутятся отутюженные павлины, этакие „евтушенки“, как их называли раньше, – они делают Вам циничные предложения, и Вы не оскорбляетесь этим. Вы никогда не любили, ни в прошлом, ни в настоящем. И вдруг – мужья, разводы, ребенок… Знайте, что семейная жизнь требует ответственности и приземленности, но самое главное – отдачи всего своего существа на алтарь семейного счастья!

А Вы, что Вы можете положить на алтарь? Сон разума?

Еще раз прошу – проснитесь!..»

(Машенька не удержалась, снова потрогала мамину руку. Кожа не просто потеплела, а БЫЛА ТЕПЛОЙ. Тридцать шесть и шесть.

Мертвец поднимется и… что дальше? Клацнет зубами. Подгоняемый голодом, начнет бродить в поисках свежего мяса и крови… Это бред, подумала она, терзаемая страхом.

Странным образом ее страх был смешан с лихорадочной надеждой…)

«…Сожалею, что мы встретились. Этого свидания не надо бы было. Я потерял весь аромат прошлого дурмана. Когда я вспоминал о Вас, на моем лице появлялась грустная приятная улыбка, а в душе – изысканность пережитого…»

(ИЗЫСКАННОСТЬ ПЕРЕЖИТОГО, блин. Ну, прямо название дамского романа…)

«…Вы мне сказали, что ищете красоту во взаимоотношениях с мужчинами. Но ведь чтобы ее получить, надо платить той же монетой.

Надо жить, Неонила Ивановна!..»

(Машеньку бил озноб. Что-то происходило с телом матери. Оно… вибрировало! Волны мелкой дрожи пробегали по лежащей на диване покойнице, и дочь не выдержала, привстала со стула, наклонилась над матерью – с письмом в руке, – бросая чужие фразы прямо ей в лицо…)

«…Я – живу. По своим канонам, и тем довольствуюсь.

Пусть я был груб, беспощаден, но – откровенен. Прощения не прошу, потому что письмо это, разумеется, я не отправлю.

Живите и Вы – как хотите. Живите, глупая индюшка. Живите.

Более не Ваш:

С.П.»

(Покойница распахнула глаза, приподнялась и, закусив губу, дала дочери пощечину.

Та завизжала и побежала к выходу из квартиры. Уперлась в дверь, подергала ручку, забыв, как все это открывается, и сползла на пол. Ноги ее больше не держали.

Из носа Неонилы Ивановны потекла кровь – на белую в цветочек ночную рубашку. Она упала обратно на подушку и забормотала, словно боясь не успеть:

– Что ты мелешь, Сереженька… Сергей Петрович… Мразь… Подонок… Сам ты – нищий духом, сам ты индюшка… Да как у тебя язык поворачивается… Все не так было, все ты неправильно понимаешь…

Машенька заплакала – впервые за эти вечер и ночь.

А ведь грозилась: не буду, мол, плакать, ни одной, мол, слезинки…)

23.

Она спрятала письмо вместе с конвертом. Незачем было матери видеть его – и даже знать о его существовании. Эпистолярная бомба взорвалась, уничтожив преграду между живым и мертвым… Не вспугнуть бы чудо.

– Где он? – спрашивала мать. – Только что был здесь.

– Никого не было, мама, – терпеливо отвечала дочь.

– Не путай меня, я ж собственными глазами… вон там, у окна. И возле дивана. Сергей Петрович, ты его не знаешь, мой давний знакомый. Гадостей насочинял!.. – она опять разволновалась. – Тоже мне, интеллигент совковый! Бабы у него во всем виноваты… – она понизила голос. – Слушай, Машу-вать… так он же помер! Как же это…

– Когда помер?

– Да уж, когда! Подожди, соображу… лет пятнадцать, как. Сильно помог мне в одном деле. И вскоре, нежданно-негаданно… Царствие ему небесное… Жаль, рано ушел мужик. На сердце был слаб. Мужики, дорогуша моя, такие хрупкие, хоть под стеклом их держи, на красном бархате…

– Поменьше говори, мама.

– Ты его точно не видела?

Видела ли Машенька? Нет, к счастью. Разве что слышала – этого хватило.

– Успокойся, кроме меня и Симы никому ты сегодня ночью не нужна.

Нужна, еще как нужна! – возразила она себе.

Оказывается, бывают обиды, которые поднимают мертвых. И заслуженную оплеуху, оказывается, можно получить, явившись за ней через пятнадцать лет после смерти.

И плевок в душу бывает во спасение…

– Приснился, значит, – прошептала Неонила Ивановна.

– Этот импотент? Конечно, приснился.

– Вовсе не импотент! Почему – импотент? Любил он, дорогуша, яростно… и вообще, резкий человек… был. Я даже на могилку его иногда ездила… И все равно – не так оно было! – выплеснула Неонила Ивановна. – И я не такая! НЕ ТАКАЯ! – она замолчала, обессиленная.

…Ждали «скорую». Машенька не растерялась – позвонила на станцию, едва поняла, что случилось. Не хватало еще, чтобы воскресшая мать снова дуба дала! Чудо нуждалось в медикаментозном закреплении, это было ясно.

– А тот мальчик, он тоже мне приснился?

– Какой мальчик?

– Ну, доктор. Такой щекастый, розовый, как поросенок… веселый такой, симпатичный…

Мать, несомненно, говорила про фельдшера, констатировавшего ее смерть. Машенька содрогнулась.

– Нет, доктор как раз приходил.

– Плохо мне было, – пожаловалась Неонила Ивановна. – Все в голове путается.

– Как будто сейчас хорошо.

– А знаешь, дышать гораздо легче стало. Спасибо доктору.

Вот уж кому спасибо – в последнюю очередь, мстительно подумала Машенька. Теперь этому бодрячку тяжеленько будет работать: клеймо «оживший мертвец» крепко прилипнет к нему, что бы он ни объяснял коллегам и куда бы не перешел. А со «скорой» в Мариинске он наверняка уволится, подальше от позора…

Зазвонил телефон.

– Это я, – сказал Женатик. – Не получается никак. Ты уж прости, ежик.

– Что не получается?

– Ну, приехать к тебе. Я сейчас в аэропорту. Жена, как назло, позвонила, попросила подругу из Турции встретить. Подруга дешевую шубу жене везет. Достали меня, барахольщицы.

Машенька, оказывается, и забыла уже, что там Женатик ей наобещал! Приедет, не приедет… Какая разница?

– Вот и отлично, – сказала она. – Подотритесь своими шубами.

– Что?

– Что! Задницы друг другу подотрите!

– Машу-вать, я обижусь.

– Я мечтаю об этом.

Она бросила трубку, улыбаясь.

– Кто там? – спросила мать.

– Никто, – абсолютно честно ответила она.

– Ты прости, что я тебя ударила. Пощечина не тебе предназначалась.

– Я тебя давно простила, мамуля.

24.

Отец заявился, когда мать уже увезли в больницу.

Машенька собирала для нее вещи. Сейчас, сказали, ничего особенного не нужно, ее все равно в реанимацию положат, под капельницы и мониторы, а вот с утра – в самый раз. Можно мне с ней поехать, попросила Машенька врача. Можно, только смысла нет, сказали ей. Не пустят…

Отец мялся у порога, не решаясь войти.

– Заходите, – почти втащила его дочь. – Мамы нет.

– В командировке?

– Госпитализирована.

– Что-то серьезное? – испугался он.

– Инфаркт.

– Я чувствовал. Я ведь чувствовал. Извини, что вот так, без приглашения, но…

– Очень хорошо, что вы приехали, – искренне сказала она. – Раздевайтесь. Вы на машине?

– Конечно.

– Остаться на ночь сможете?

– Да, а что?

– Отвезете меня утром в Мариинск.

– Нет проблем.

– А у вас-то что случилось? Вот уж кого не ждала, честно говоря…

– У меня? – он удивился. – У меня порядок. Просто вечером мне на трубку был звонок. Я снял – там тишина. Высветился Нилкин номер… ну, то есть твоей мамы. Мать твоя мне позвонила. Я тут же перезвонил – отключено…

– Во сколько? – спросила Машенька, захолодев сердцем.

Голос ее стал – словно чужой.

– Около восьми. Девятнадцать пятьдесят с чем-то. Время в трубке записано.

– Покажите.

Он достал телефон, нашел вызов. Машенька долго изучала цифры. Все совпадало: час, минуты…

– У нас мобильники были отключены, – сообщила она. – И мамин, и мой. Она не могла вам звонить.

Отец и дочь молча смотрели друг на друга.

– Сбой какой-то, – сказал он.

– Да. Сбой.

– Я вам весь вечер названивал. Ей, тебе… и на городской, вот, звонил. С городским вообще какая-то хренотень. То занято, то не туда попаду. Один раз вроде дозвонился, так опять же никто не взял трубку.

– Примерно в одиннадцать?

– Дозвонился-то? Примерно так.

Машенька коротко засмеялась. Ей и вправду стало вдруг смешно: она представила ситуацию в цвете, в объеме, сбоку, сверху…

– Я не могла подойти к телефону, дверь в туалете никак не открывалась.

Отец тоже хмыкнул. Посмотрел на туалет, на испорченную задвижку, и нахмурился.

– С чего бы это ей не открываться?

– Наверное, с того, что вы могли приехать раньше времени и помешать.

– Чему?

– Восстановлению справедливости.

25.

Ночь превратилась в утро; утро – в следующее утро; дни – в недели и месяцы. История, которую профессиональный торговец словами назвал бы «Воскрешение Любовью», закончилась буднично, – как оно обычно и бывает с простыми историями.

В результате долгого и кропотливого лечения Неонила Ивановна поправилась. Пройдя через областную больницу и реабилитацию, она выписалась. Выписавшись, стала внимательно следить за своим здоровьем: принимать положенные лекарства, не допускать болей и кризов, заниматься лечебной физкультурой. Спустя шесть месяцев шрамы на ее сильном сердце зарубцевались.

Уже на следующий день – после той памятной ночи, – Машенька хотела пригласить священника, чтобы он освятил (а попросту очистил) квартиру. Даже в Мариинскую церковь направила стопы… Но по пути передумала. По здравому размышлению она пришла к выводу, что помогла им вовсе не та сила, которую нужно гнать и мести поганой метлой.

Не хотелось ей обо всем этом думать, а куда денешься? Потому что трупы не оживают. Потому что если где-то у кого-то и получается такой фокус (где? у кого?), то пахнет это скорее серой, чем ладаном…

Она все-таки сходила к священнику. Как нынче говорят – на консультацию (регулярно посещать церковь она станет гораздо позже). Спросила напрямик: по какой причине умерший человек может воскреснуть? По причине врачебного упущения, улыбнулся батюшка, – когда человека ошибочно сочтут мертвым. А если никакой ошибки? – настаивала Машенька. Если смерть констатировали верно, и труп несколько часов был трупом?

Батюшка странно на нее посмотрел…

– Милая девушка, – сказал он, – в истории человечества, конечно, известны подобные случаи. Воскрес Сын Божий. Волею Господа был поднят Лазарь. Не хочу вас разочаровывать, но… Эти случаи исключительны.

– Значит, в принципе, возможно?

– Напрасно вы смущаете свой разум. Покойники оживают лишь в богомерзких фильмах, да и то – по какой, вы думаете, причине? Потому что в тела их вселяются демоны. Не жизнь сие, а нечисть.

К нам это не применимо, решила Машенька, быстренько свернув консультацию. У нас – в тело вернулась душа. Никакой, прости Господи, не демон. Разве ж мать – нечисть? Мать – это мать… Наверное, бывает и «чистая сила», если позволено так выразиться. Не может не быть, ибо все в природе равновесно.

И как только молодая женщина это поняла – испытала огромное облегчение.

Тем более, поведение кошки радикально изменилось. Во-первых, животное успокоилось, во-вторых, повадилось часами сидеть на столах и медитативно следить за чем-то невидимым, равномерно двигая головой влево и вправо. Как будто по квартире плавали невесомые обрывки чего-то – уже неопасные. На оклики не реагировала, была как в трансе. Хозяйка даже стала побаиваться за свою Симу… впрочем, странности в поведении кошки скоро исчезли.

С какой стати пресловутая «чистая сила» явилась именно в их семью и все исправила, Машеньке было плевать. Повезло! В отличие от всех остальных. Если с тобой случается чудо – значит для чего-то ты нужен, как же иначе…

26.

Письмо «состарилось» буквально в несколько дней. Бумага пожелтела и сделалась ломкой, чернила поблекли. Но главное не это. Дочь так и не рискнула показать матери письмо; вообще, ничего ей не рассказала. Мамуля была жива – вот главное.

К мужскому полу Неонила Ивановна как-то разом потеряла интерес. И как-то вдруг (теперь уж не вспомнишь, когда точно), у нее обнаружились удивительные способности. Это проявилось еще в больнице, когда соседка по палате разбудила ее ночью из-за приступа астмы. Неонила Ивановна, вместо того, чтобы подать женщине флакончик для ингаляций или хотя бы позвать кого из персонала, присела к ней на кровать и принялась шепотом ругать ее на разные лады. И удушье моментально разжало хватку… Потом Сима неудачно упала с балкона, поломав лапку. Мать просидела с кошкой несколько часов, а на следующий день снова поехали к ветеринару, сделали повторный рентген: косточки срослись – за сутки… Потом сосед по лестничной площадке нешуточно отравился маринованными грибами. Уже оправившись, в ответ на вопрос, что ж такое тебе шептали на ухо, он смущенно признавался: да чехвостила она меня по всякому…

Потом был известный случай с дочерью районного прокурора, страдавшей геморрагическим диатезом. От бесконечных носовых кровотечений девочка фактически угасала – пока не позвали Неонилу Ивановну. Благодаря этому успеху имя новой целительницы приобрело некоторую известность.

Потянулись первые паломники…

Люди болтали, будто бы в особо тяжелых случаях целительница пишет на бумажке специальные тексты и читает их над телом страждущего… Вранье. По крайней мере, водителя местной труповозки Спиридона Михеича она избавила от застарелого радикулита безо всяких вам чудодейственных бумажек.

По весне к Неониле Ивановне пришли первые две ученицы.

25.

Однокласснику Машенька позвонила сразу – еще ночью, при отце. Тому самому гитаристу, который балдел в школе от ее «басов». Решила, что сегодня все можно. А также – что творческие люди ведут ночной образ жизни.

И не ошиблась.

– Привет, Паганини, – сказала она, услышав знакомый голос. – Спишь, засранец?

– А, Мария, – совершенно обыденно отозвался он, ничуть не удивившись. – Как дела?

Надо же, моментально узнал! Она была польщена. А еще – он всегда называл ее Марией и только Марией. Никаких «Машенек» или, Боже упаси, «Машуватей» (ненавижу, ненавижу, ненавижу!!!). Оказалось, это обстоятельство для нее очень ценно.

– У меня мама умерла, – сообщила она. – Правда, уже воскресла.

– Бывает, – согласился он.

– Я хотела спросить, ты еще не женился?

– Нет, я ждал твоего звонка.

– Я позвонила, – сказала она…

…На курсы французского языка Машенька записалась следующим же днем, покончив с больничными делами. Курсы были срочные: основы разговорной речи обещали дать за неделю. Как раз к приезду француза. А Паганини… а что – Паганини?! Зачем ему знать о существовании француза?!

Она многое взвесила и перерешила за эту ужасающую ночь. Например, поняла, что запас и вправду карман не тянет. Чем больше в твоей жизни мужчин, готовых ради тебя на всё, тем спокойнее живется.

Нельзя разбрасываться вариантами, если не хочешь получить однажды письмо, которое заканчивается словами: «Более не Ваш».

Так что мать была права. Во всем, вать машу.

20—28 ноября 2006 г.