Текст книги "Кривое зеркало души"

Глава 7

Долгое время я почти ничего не помнил о своём детстве. Особенно о времени, проведённом дома, в кругу семьи. Это та часть жизни, когда ребёнок получает первые знания о себе, о мире, в котором живёт, узнаёт правила поведения в социуме и впитывает родительские установки. Позже, во взрослой жизни, человек следует выученным в детстве правилам и, если они не подходят для его актуальной жизни или не способствуют достижению желаний и мечт, их нужно пересмотреть.

Как правило, установки, полученные от родителей, больше подходят для того образа жизни, каким жили они. Или того, каким они хотели, чтобы жили вы. Но, во-первых, сами условия жизни довольно быстро меняются, а во-вторых, желания ваших родителей совсем не обязательно совпадают с вашими собственными.

Бывает, и довольно часто, к сожалению, что установки носят негативный и разрушительный характер. Даже если они не были озвучены ребёнку, само отношение родителей могло послужить их формированию. Такие установки необходимо определить и критически переосмыслить. Часто сделать это бывает непросто, потому что эти знания воспринимались как догма, не подлежащая сомнению.

Такие установки зачастую нелогичны и спрятаны в подсознании. Сложность в работе с ними заключается в том, что психика не выпускает их в зону критического осмысления. Так она уберегает человека от противоречия, на одной стороне которого догматичная истина, а на другой её неспособность выдержать критический анализ и подтвердить свою истинность. Если человеку удаётся увидеть нелогичность такой установки, она растворяется, и картина мира меняется.

Но психика защищает статус-кво, поэтому нередко приходится приложить немало усилий в работе с вредными установками. Их в принципе довольно сложно различить без помощи постороннего человека, который мог бы обратить ваше внимание на нестыковки и слепые пятна в рассуждениях. Здесь работают всё те же защитные механизмы, о которых я упоминал ранее.

О многих моих негативных установках я уже писал в этой книге. Главная из них была о том, что я не достоин любви и счастья. Но она не была единственной. Очень рано я услышал, что, чтобы не жить бедно, нужно тяжело работать. Именно тяжело, а не много или хорошо. Мне она не казалась логичной, и я не был с ней согласен. Проблема заключалась в том, что я не мог увидеть, как это можно изменить. Меня словно отталкивало любое дело, где не нужно было, что называется «пахать». Любое занятие, приносящее удовольствие, я воспринимал как хобби в лучшем случае, или как что-то недостойное, в худшем.

Если я всё-таки начинал заниматься чем-то, на что не приходилось тратить все физические и моральные силы, то происходило одно из трёх. Или что-то шло не так, и я быстро оставлял дело, считая его бесперспективным, или я начинал его вести так, что оно именно таким становилось. В случае, когда дело всё-таки шло, я сам превращал его в тяжёлое, взваливая на себя непосильную ответственность и устраивая из работы гонку на выживание. Я бессознательно чувствовал, что нужно сделать как можно больше именно сегодня, как будто завтра возможности уже не будет. Такой подход, во-первых, мешал планированию, во-вторых, истощал мои силы.

Когда я поступил на психологический факультет, лет в двадцать шесть, я почувствовал, что пора менять род деятельности. До этого я работал поваром в ресторане, не редко совмещая две работы. Мне показалось, что я созрел для чего-то другого.

Так кая на психолога я только начал учиться, выбор мой пал на сферу торговли. Я подошёл к вопросу выбора работы осознанно. Не пошёл на первую попавшуюся, рассмотрев несколько вариантов. Сходил на интервью по каждой из отобранных вакансий, и даже обратил внимание на то, как чувствую себя в общении с каждым из работодателей. В общем, старался подойти к выбору рабочего места максимально осознанно.

Я устроился в фирму, которая кроме всего прочего, занималась продажей автомобильных прицепов. Работа моя заключалась в поиске клиентов. Мне выдали большой телефонный справочник, телефон и рабочее место с компьютером. Первый день прошёл в ознакомлении с товаром, ценами и условиями продажи и аренды. Затем, меня оставили наедине с телефоном и справочником.

Звонить незнакомым людям, предлагая специфический на мой взгляд товар, было тревожно. После пары неудачных звонков я нашёл в сети информацию о холодных звонках, и сделал набросок начала беседы на двух языках, русском и латышском. Самым сложным было снять трубку и набрать незнакомый номер. Мне казалось, что я услышу в ответ брань или ещё что-нибудь неприятное. Я чувствовал, что мне как-будто нельзя беспокоить людей на том конце провода. Но необходимость выполнять поставленную задачу взяла верх. Вскоре, я уже легко продавал прицепы, звоня в чьи-то офисы, ремонтные компании и даже цветочные лавки.

Босс, увидев мои успехи, предложил возглавить это направление фирмы. Я не без волнения согласился. Потом мне предложили ещё одно направление. Потом ещё. Я соглашался. Через два года я уже ходил с пятью мобильными телефонами, на которые поступали звонки по разным направлениям деятельности фирмы. Звонили мне и днём, и ночью. Дома у меня был годовалый сын, в институте сессия. Я не справлялся со стрессом, но не отказывался ни от одного из направлений. Кроме этой проблемы, была другая – я всё пытался делать сам, не умея делегировать ответственность. Так, очень быстро, я превратил хорошую работу в каторгу. Взваливая на себя слишком много ответственности, я не мог взять ответственность за это взваливание.

Я так и не отказался ни от одного из направлений. К счастью, мне предложили перейти к торговле недвижимостью, которая предполагала долгие командировки. Эту работу нельзя было совмещать с другими, и я оставил свои пять телефонов коллегам и с радостью сбросил груз, который сам же на себя взвалил.

Работая за границей, я столкнулся с новой проблемой. Когда меня просили решить какую-то проблему, у меня находилось множество вариантов, как это сделать. Я мог увидеть перспективы того или другого подхода, предложить новые идеи развития бизнеса. Но как только мне нужно было самому формулировать задачу, у мня начиналось что-тот вроде боязни чистого листа. Я не мог понять, нужно решать эту задачу или нет, верно ли она сформулирована и так далее. Чувствовал почти физическую слабость и неуверенность.

Причина была в детстве, но я этого, конечно, не видел. Необходимость выполнять задачу, пусть сложную и многоплановую, искать нестандартное решение, была для меня нормальной. Но ставить задачу я, как будто, не имел права. Нужен был кто-то, кто мне это позволит. Мне нужно было разрешение, чтобы что-то делать самостоятельно. Когда разрешающего не было, у меня появлялась апатия, пропадал интерес к деятельности, и всё казалось пустым и бесперспективным.

Кроме этого, я осознал ещё один аспект этой установки. Я мог либо быть загруженным делами исполнительным подчинённым, либо загружать делами и непосильными задачами своих работников. Я легко переходил из одной роли в другую, но у меня не получалось находить золотую середину. Я не умел сотрудничать, работать в партнёрстве или в команде. У меня просто не было такого опыта.

Проще говоря, я был готов брать ответственность за других, но не умел принимать ответственность за себя. Мог взваливать на себя слишком много задач, но не умел разделять ответственность с другими. Умел выдавать хорошие результаты как подчинённый или как начальник, но не умел работать на равных.

Всему этому я научился (или не научился) в отношениях с матерью. Взваленная слишком рано на меня ответственность за сестру, убедила меня, что я должен её нести. Не анализируя, почему собственно должен. Не позволяя себя задумываться, а чего хочу я сам. И всё это в страхе плохо выполнить задачу, поэтому разделить за неё ответственность с кем-то, значит рисковать одобрением матери. Значит снова почувствовать себя недостойным и недостаточным.

Когда же рядом не было материнской или отеческой требующей фигуры, я терял мотивацию и не знал, чем мне заниматься и зачем это делать. Выдавить из себя раба можно только осознав его в себе. Это неприятно и болезненно. И я долго не понимал разницы между тем, чтобы служить кому-то или чему-то, руководствуясь собственным выбором, и тем, чтобы служить потому, что это делает тебя хорошим в собственных глазах. Или в глазах родителей.

Ещё один аспект этой установки заключался в том, что, работая за пятерых я позволял себе просить оплату за одного, и то не самую высокую. Я выкладывался на работе, стараясь делать много, качественно и быстро, но не ценил своего труда. Бессознательно я считал платой за отличную работу одобрительные голоса родителей у себя в голове, и просить за неё ещё и денег было неудобно. Такими витиеватыми путями я мешал себе быть счастливым, не осознавая вредных программ, заложенных в детстве.

Помню, как совсем ещё детьми, дошкольниками, долбили с сестрой лёд ломиками, когда мать подрабатывала дворником. Она, правда, на этой работе недолго задержалась. Зато бабушка, выйдя на пенсию, взяла три участка для уборки, чтобы иметь возможность поддерживать троих внуков. Я был старшим, и единственным мальчиком. Зимой приходилось вставать за несколько часов до школы, убирать снег. Осенью – листья, летом – песок, который наносило проезжающими машинами. Работа тяжёлая и грубая. Одноклассники шептались, посмеивались. В глаза, правда, говорить не осмеливались. Бабушка иногда давала какую-то мелочь, вроде как за работу. Эти деньги тут же одалживала у меня мать, и сразу же пропивала. Но говорила, что обязательно отдаст.

Как-то раз, вернувшись домой снова нетрезвой, она достала из кармана двести рублей и отдала их мне. Не знаю, где она их взяла, но принесла, чтобы рассчитаться со мной за долг. Я не мог в это поверить, это было чудом по разным причинам. И потому, что я не ожидал никакого возврата от матери, и потому, конечно, что мне вообще не было понятно, где она их могла взять. Но главное, я просто не думал, что мне можно столько денег. Именно так звучали мысли в моей голове «неужели мне можно столько денег?».

На следующий день я пошёл в школу. Мне было лет десять тогда. Деньги оставлять дома я не решился, так как мать легко могла одолжить их назад и без моего присутствия. Весь день я чувствовал себя богатым. А после учёбы с одноклассником встал в очередь за жевательными резинками. К однокласснику подошли двое местных цыганских мальчиков. Они были старше на несколько лет, и выше на голову, а то и две. Стали требовать у одноклассника, чтобы он купил им жвачку. Я не смог промолчать, заступился за одноклассника. Тогда ребята переключились на меня. Помню, что я чувствовал тогда не испуг, не страх, что заберут деньги или побьют. Я думал, неужели чудо исчезнет. Неужели мне всё-таки нельзя не чувствовать себя нищим и ущербным. Деньги, конечно, отобрали. И часы электронные с руки сняли. Одноклассник сразу убежал, когда от него отстали, так что я побрёл домой один. Мать денег не просила, она попросту забыла, что отдавала их мне. И я решил, что лучше бы она и на самом деле ничего мне не давала.

Это тоже был травматический опыт, пусть не такой тяжёлый, как в других случившихся со мной ситуациях. Тогда я научился избегать награды за свой труд, каким бы сложным он ни был. Создал вредную установку или программу, которая позже во взрослой жизни проявляла себя разными способами.

Например, отучившись на психологическом факультете четыре с половиной года и почти дописав дипломную работу, я вдруг почувствовал, что мне совсем не хочется заканчивать этот факультет. Все годы я учился с удовольствием и рвением, я был отличником. Но к концу последнего курса вдруг пропал интерес. Я ходил и думал не о том, что уже всё практически сделано, и нужно только досдать экзамены и диплом защитить, а о том, как сказать домашним, что я хочу взять академический отпуск. В итоге, на компьютере слетела операционная система, диплом и дипломный проект были утеряны, и я отложил сдачу экзаменов. Дипломную работу я кое как собрал из отрывков, которые отсылал однокурсникам по электронной почте. Проект тоже сделал, что называется тяп-ляп. И в выписке оценок у меня за чередой восьмёрок, девяток и десяток, стояли две четвёрки за проект и диплом. Так сработала моя установка, что чуда я не достоин, как и того, чтобы пожинать результаты своих трудов.

Теперь я бы хотел поговорить о повторяющихся ситуациях и самосбывающихся пророчествах. Бывает так, что в жизни человека раз за разом повторяются одни и те же ситуации. В них прямо или символически проигрывается определённый сюжет. Это могут быть повторяющиеся проблемы в отношении с разными людьми, сложности на работе, какие-то неудачные события. Человек словно притягивает ситуации и людей, отражающих травматические события прошлого.

Получив травму, ребёнок научается определённому поведению. Неосознанно, своими выборами, реакциями и решениями он программирует окружающую реальность, создавая ту действительность, в которую верит, в силу своего опыта и сформировавшихся установок.

Не секрет, что люди влияют на поведение друг друга уже только своим присутствием. Излучая настроение, страхи и общую энергетику, человек вызывает у окружающих определённые реакции. Наверное, вы не раз замечали, как рядом со спокойным уверенным человеком становится спокойнее, а раздражённый или нервозный сосед в купе поезда вызывает соответствующие эмоции. Кроме того, своим поведением и повадками, можно обратить на себя внимание именно тех людей, которые готовы относиться к вам так, как вы этого ожидаете. Например, проходя по тёмной улице в не самом спокойном районе города, нападкам хулиганов с большей вероятностью подвергнется тот, кто всем своим видом показывает страх и ожидание нападения, чем уверенный в себе человек. Агрессоры ищут жертву, и им спокойнее подождать «своего» клиента, чем нападать на того, кто не готов вести себя ожидаемым образом.

Запрограммированное поведение заставляет человека снова и снова попадать в ситуации, которые подсознательно кажутся ему закономерными. Пусть они неприятны или даже болезненны, но воспринимаются как более вероятные, и человек внутренне готов именно к такому развитию событий. Сама эта установка, внутренняя готовность к неприятным, но привычным ситуациям, вызывает определённое поведение человека.

Двигаясь по обычному маршруту, вы встречаете те объекты, которые этому пути соответствуют. И здесь нет никакой мистики. Считая себя неудачником, ожидая, что его обязательно в очередной раз оштрафуют, человек не покупает билет в автобусе, или теряет его, или забывает, в какой карман положил. Бессознательно он делает всё необходимое для того, чтобы получить именно то, чего ожидает, а не чего хочет сознательно. Или, устраиваясь на работу запрограммированный на обман человек, выберет того работодателя, который будет с ним нечестен.

Как же это изменить, как выйти из заколдованного круга? Необходимо определить, как именно, по какому принципу вы выбираете своё окружение, реакции на события, чем руководствуетесь в принятии решений. Какое место вы занимаете в том, что происходит. Иногда человеку кажется, что он бессилен что-то поменять, и что от него ничего не зависит. В таких случаях я спрашиваю у своих клиентов, на сколько в процентном соотношении он ответственен в происходящем с ним. И если ответ «всего лишь пять процентов», то мы разбираемся, что в этих пяти процентах можно сделать иначе.

После этого нужно менять установки, учиться новому поведению. Остаётся понять, как. Если негативная программа осознана и признана, то есть, вы сказали себя «да, я так поступаю и хочу это изменить», то полдела уже сделано. Определив нежелательное поведение, найдя его истинные причины, вы нарисовали карту, на котором видите свой обычный маршрут. Если он вам не нравится, не идите по нему больше.

Когда я впервые услышал эту идею, я воспринял её буквально. Стал ходить на работу и домой новыми дорогами, каждый раз сознательно выбирая новый путь. Я стал замечать новые объекты, строения, деревья. Мне стали попадаться новые люди. Удивительно, но одно только это уже позволило приподнять голову над рутиной. Я стал вспоминать, что мне когда-то хотелось фотографировать. Ходя одной и той же дорогой, я просто не замечал ничего нового, что хотелось бы запечатлеть.

Потом стали появляться новые увлечения, хобби, новые знакомые и друзья. Я стал пробовать вести себя иначе в тех ситуациях, которые мне не нравились. Признаюсь, часто это давалось непросто. Намного спокойнее поступать привычным образом, так как вы уже знаете, какого результата ожидать. Но если он вам не нравится, стоит рискнуть сделать что-нибудь по-другому.

Как-то я работал на фабрике по производству зимней обуви. Зарплату там платили так, чтобы по возможности не платить налоги. То есть, необлагаемую налогом сумму перечисляли на счёт, а остальное давали наличными в конверте. Это была распространённая в то время практика. В какой-то момент государство решило это пресечь. И работодателям пришлось переходить на безналичный расчёт.

Руководство фабрики сообщило, что теперь будет платить иначе. Я не буду описывать здесь схему, которую они придумали. Но в итоге работники должны были получать меньше, при этом не понимая, что их обманывают. Так получилось, что я увидел нестыковки в разъяснениях руководства. Обычно для меня реакцией было бы промолчать и начать искать другую работу. Но в тот раз я почувствовал, что не хочу больше идти по этому маршруту.

Признаюсь, внутри меня клокотало возмущение с одной стороны, и страх выступить против руководства, с другой. Но что-то не позволило мне промолчать или уйти, хлопнув дверью. Я сказал директору, что вижу в их схеме. Тот позвонил владельцу фирмы, который по совместительству был его отцом.

Этот человек приехал на фабрику, чтобы поговорить со мной. Он предложил, оставить мне прошлую зарплату с условием, что я не стану рассказывать остальным работникам фабрики свои, как он выразился, бредовые идеи. И хотя я понимал, что через месяц-другой момент будет упущен, и работники успеют привыкнуть к новым условиям, желание согласиться, скорее даже покориться, было велико.

Кто-то внутри меня говорил голосом бабушки «не спорь с барином, хуже будет». Но именно этот голос заставил меня взбунтоваться. Я сказал «нет», или руководство оставит все зарплаты работников в полной мере, уплачивая налог, как и должно быть по закону, из своей прибыли, или я подробно объясню всем, что именно придумало руководство.

В итоге руководство решило не рисковать, и зарплаты работников не уменьшились. А я тогда услышал в себе голос десятилетнего мальчика, который произнёс «значит, мне всё-таки можно».

Я описал здесь свой опыт довольно радикального изменения маршрута не с целью призвать читателя совершать революцию или лезть на баррикады. Всё зависит от того, какие установки вы хотите в себе изменить. Может быть, вы привыкли молчать, когда вам хочется кричать о любви. Или молча кивать, когда душа говорит «нет, я этого не хочу». Прислушайтесь к себе. Где-то там за «надо» и «должен» может скрываться робкое «хочу». Возможно, это и есть то изменение, которое вам нужно.

Не осознав травматическое прошлое, истоки негативных установок, менять привычный маршрут поведения – это как идти на ощупь в темноте. Новое поведение может ускорить выявление негативного опыта прошлого, но блуждающему впотьмах нужен источник света, чтобы не заблудиться.

Сейчас, когда я знаю о себе много больше, чем когда-либо, мне иногда кажется, что решить большинство внутренних проблем было бы немного проще, встретив себя же прошлого. Выслушать, словно ребёнка (хотя, почему «словно»), утешить, объяснить, как всё обстоит на самом деле, развеять сомнения и дать внутреннюю опору.

Внутри каждого человека живёт ребёнок. Когда внутренний ребёнок и взрослый умеют договариваться и находить компромиссы, то человек пребывает в гармонии и целостности. К сожалению, взрослые редко обращают внимание на свою детскую часть психики или души. Человек стремиться к гармонии, сознательно меняя свое мировоззрение, обращаясь к религии, философии, искусству, но основание, на котором он пытается построить свою личность – запуганный и несчастный ребёнок.

Допустим, взрослый дорос до осознания, что с его ребёнком что-то не в порядке, что настоящая гармония невозможна, пока внутри него живёт боль, природы которой он не понимает. Конечно, можно продолжать попытки мыслить позитивно, медитировать, заниматься самовнушением и всячески мотивировать взрослого себя быть счастливым. Это, несомненно, лучше, чем погрузиться в депрессию и саморазрушение. С другой стороны, сколько не качай воздух в пробитую автомобильную покрышку, далеко на ней не уедешь – сначала нужно заделать брешь.

Поговорить с внутренним ребёнком, осознать травматический опыт – задача деликатная. Представьте себе напуганного и обиженного ребёнка. До тех пор, пока вы его не успокоите, не вызовите в нём доверие, он не расскажет, что с ним произошло, что его расстроило. Или другой образ – животное, попавшее лапой в капкан. Вы осторожно приближаетесь, чтобы вызволить его, но животное рычит, ощетинивается и скорее готово напасть или оторвать свою израненную лапу и убежать, чем подпустить вас ближе. Оно не доверяет вам, потому что чувствует только боль и страх.

Когда-то у меня была кошка по имени Кнопа. Будучи котёнком, она выпала из окна третьего этажа и всю ночь, пока я искал и звал её, провела в подвале, шокированная произошедшим. Выросла она очень пугливой и недоверчивой кошкой. Не доверяла она даже собственному хвосту. Иногда, играя, она больно прикусывала его. Потом, зализывая рану, доставляла себе боль, злилась и кусала снова. В итоге она так повреждала свой хвост, что пачкала кровью пол, жутко визжала, но продолжала кусать обидчика. И мне приходилось бинтами и тампонами упаковывать хвост так, чтобы зубы Кнопы не могли повредить его ещё больше.

Похожее происходило и со мной, когда я, осознавая проблемного ребёнка внутри себя, пытался с ним пообщаться. Происходило это примерно так. Изучая религии, обращаясь к искусству и науке, я сознательно старался развивать в себе любовь и доверие к миру, так как искренне верил, что это правильно, и что это мой путь. Это приносило свои плоды, мой внутренний ребёнок немного успокаивался и приоткрывал двери в свои тайны. Но сталкиваясь с его болью, я обрушивался на дно колодца мучительного одиночества и саморазрушения. Ребёнок мой злился на мир, как кошка на собственный хвост, а я, побродив по дну, снова начинал взбираться по ступеням к свету. Эти взлёты и падения происходили циклично, каждый раз я забирался выше той точки, с которой упал. Ступени, по которым я поднимался, замешанные на религиозных и философских воззрениях, и интуитивной тяге к прекрасному, помогали не оставаться на дне колодца надолго. Но всё же я чувствовал, что мой подъём базируются на нестабильной основе – ребёнке, полном сомнений и страхов. А ему нужен ещё кто-то, кому он может доверять. Потому что бродя по дну, я сам был этим ребёнком, и мне не всегда хватало мудрости и силы, чтобы поддерживать себя.

Так я пришёл к пониманию, что мне нужна внешняя поддержка. С этим было сложнее. У меня были вера в себя, была вера в высшие силы, но не было доверия к людям. И как оказалось, это было серьёзной проблемой моего внутреннего ребёнка.

Как я потерял это доверие? Поводом могла послужить любая из ситуаций, описанных выше. Но сейчас на ум приходит несколько ситуаций. В начальной школе, классе, кажется в третьем, мы с одноклассниками играли в футбол на школьном стадионе. У меня был тогда лучший друг. Он жил недалеко от меня, мы ходили друг к другу в гости и часто проводили время вместе. В общем, дружили.

В этот раз учитель распределил нам так, что друг играл за команду противников. Ворота на школьных стадионах тогда все были без сеток, просто два столба с перекладиной. И в суете игры не всегда было понятно, как мяч попал за ворота, сквозь них или пролетел мимо. Вот и в этот раз разразился спор. Наша команда кричала, что гол был, а команда противников, соответственно, что не было.

В какой-то момент я вдруг увидел, что уже один стою перед своим другом, который на моё очередное «гол был», ответил тычком мне в грудь. Надо сказать, что друг тогда был самым сильным из всех третьих классов. Так мы все считали.

Я не понял, что произошло, расстроился. А друг сообщил, что я ему больше не друг. Ну, ладно, подумал я, отойдет через пару уроков. Но друг поступил иначе. Пообщавшись с игроками своей команды, друг устроил мне бойкот. А к концу учебного дня со мной не разговаривал уже весь мой класс. Друг был авторитетом среди ребят, и его предложение легко было принято.

Помню, как сидел на ступеньках возле раздевалок и слушал одноклассника, игравшего в этот день в моей команде.

– «Был этот гол, конечно, – говорил он, – но все уже согласились с тобой не разговаривать. Я тогда тоже не буду. Извини».

Не друг, а именно этот, последний, согласившийся на бойкот просто за компанию, удивил меня. Мне было непонятно, зачем. Не почему, а именно зачем.

Бойкот тогда затянулся, со мной не говорили две недели, пока кто-то из учителей не узнал об этом и не исправил ситуацию.

Другой случай произошёл примерно через год. Мне нравилась девочка из соседнего двора. Как-то мы катались с ней на велосипедах весь день вдвоём. И я влюбился. А потом что-то пошло не так, подозреваю, что из-за моей робости. Вскоре, я узнал, что она уже дружит с другим мальчиком.

Так как поговорить о своих чувствах мне было не с кем, я решил излить их на страницы дневника, который сразу же и завёл по такому случаю. Написал, и почувствовал себя не таким одиноким. Как-будто у меня появился тайный друг, знающий мои секреты.

На следующий день мать была как обычно мной не довольна. В этот раз моим настроением. Она что-то говорила, провоцируя моё раздражение. А когда я выпалил, что не надо меня трогать, и что ей не обязательно знать, о чём я переживаю, мать ответила:

– «Всё я знаю!»

А потом, после минутной заминки, нервно добавила

– «Такие вещи, как дневник, на столе открытыми не оставляют. И как ты смеешь писать о девочке, что она нехорошая?!»

Мать врала. Я это видел, и точно помнил, где я спрятал дневник. Она тоже видела, что я помню, и разозлилась ещё больше. Не знаю, что она ещё говорила. Помню крик и злое лицо. Но после этой истории я не мог полностью открыться даже тетрадным листам. Теперь я писал так, словно кто-то постоянно стоит за спиной и читает.

Не иметь возможности доверять хоть кому-то, довольно мучительно. Я это чувствовал, понимал, что такое положение дел влияет на все мои взаимоотношения, и в какой-то момент стал осознанно искать решение этой проблемы.

Говорят, чтобы не умереть от жажды, нужно научиться пить из любых сосудов. В случайно брошенном слове прохожего можно найти что-то ценное для себя, поддержку или мудрость. Учителя любой религии или философской школы могут дать вам необходимые прямо сейчас знания. Но точно также этого может и не произойти. Как понять, кто заслуживает доверия? И как научиться доверять?

Эти вопросы непрямым путём привели меня к дверям медитационного буддистского центра в Риге. Я использовал слово «непрямым», потому что эхо буддизма дошло до меня из источников, не связанных напрямую с буддизмом. Как ни странно, но следы этого духовного учения я увидел в книгах Юрия Пелевина и Льва Толстого. Чуть позже, я прочёл книгу одного современного американского писателя, довольно простую по содержанию. В ней говорилось о том, как автор знакомился с буддизмом. Воодушевлённый, я стал искать в сети информацию о буддистских центрах или сообществах. Оказалось, что один из таких центров находится в двух автобусных остановках от моего дома.

Буддизм, система знаний или религия, где по канонам считается, что продвижение по пути невозможно без доверия духовному учителю. Эта идея мне не нравилась. Мне хотелось общаться напрямую с Буддой, без посредников. Но атмосфера в центре была привлекательна для меня. Никто не пытался проповедовать, не просил подношений центру. Люди просто собирались в определённые часы и медитировали. В остальное время они общались на темы, не связанные с буддизмом, если, пили чай и даже иногда вино. Они были лёгкими в общении, много смеялись и были очень приветливы друг с другом. Я опасался, что встречу членов какой-то секты или что-то в этом роде. Но ничего подобного я не увидел. Буддисты ходили на работу, каждый на свою. У многих из них были семьи и дети, множество других интересов, кроме религии. Их объединяла только светлая лёгкость, которую я ощутил, дружеское отношение ко всем и совместные медитации.

Я стал приходить на общие медитации. Иногда задерживался в центре, чтобы пообщаться с другими буддистами. Вскоре мне предложили поехать в Польшу на встречу с Ламой. Основатель центра (на самом деле он основал около семисот таких центров по всему миру) путешествующий учитель Лама Оле, проводил трёхдневный семинар в Варшаве. Я решил ехать.

Сначала у меня были сомнения. Связаны они были всё с тем же вопросом, нужен ли мне учитель и не будет ли поездка напрасной тратой времени. Мне нравилось большая часть из того, что я слышал или мог прочесть о ламе Оле. Но с некоторыми его высказываниями или идеями, не касающимися напрямую буддизма, я не был согласен. Я думал, как может быть наставником для меня человек, с которым мы расходимся во мнениях. Но компания ребят, собиравшихся на этот семинар мне нравилась, и я поехал.

Встреча с ламой проводилась в крытой спортивной арене, где собралось около пяти тысяч человек. Мне всегда было неуютно при большом скоплении народа, я становился раздражительным и хотел поскорее сбежать туда, где тихо и спокойно. Здесь же было очень много людей. Всё пространство арены было выстлано ковриками, на подобии тех, что называют циновками. На них сидели люди, на каждого приходилось чуть больше квадратного метра. Все зрительские ряды тоже были заполнены людьми. И я с содроганием подумал, что здесь мне придётся провести три дня.

До начала семинара было ещё время, и люди вставали с мест, ходили по залу, выходили в фойе и стояли в очереди в кафе. Я заметил, что люди, приехавшие из множества стран на этот семинар, радостно здороваются друг с другом, обнимаются, говорят на разных языках. Они не могли быть хорошо знакомы друг с другом, но они все были друзьями. Это поразило меня. Атмосфера дружелюбия при таком скоплении народа в одном месте казалась мне невозможной. И я чествовал, как это ни было удивительно, что мне здесь уютно и спокойно.