Текст книги "Введение в прикладную культурно-историческую психологию"

Предпосланием к этой теме я хочу использовать слова одного из самых знающих и уважаемых историков античной философии Вернера Йегера. Они очень сильно помогут нам приблизиться к пониманию метода Сократа.

«Из-за негативного отношения Сократа к натурфилософии, о котором так много говорилось со времени Платона и Аристотеля, часто забывают другие особенности его мировоззрения. Уже в том, что Сократ признавал космическую целесообразность (о чем сообщает Ксенофонт), можно усмотреть, что, в противоположность древним ученым, Сократ в своих наблюдениях над природой был склонен к антропоцентризму. Исходным пунктом для него всегда был человек и строение человеческого тела.<…> Поэтому у него, как и у некоторых молодых натурфилософов, например, у Эмпедокла, физиология занимает большее место, чем у других древних философов-досократиков; это, конечно, стимулировало научные интересы самого Сократа, ставило перед ним новые проблемы. Мы сталкиваемся здесь с обычно игнорируемым положительным отношением Сократа к естественным наукам его времени. Нельзя забывать, что тогда к натурфилософии относили не только обычно упоминаемые космологию и метеорологию, но и врачебное искусство, которое <…> находилось на подъеме. Врачам, как, например, автору трактата “О древней медицине”, лечебная наука представляется единственной частью познания природы, которая основана на опыте и точных наблюдениях. Он полагает, что натурфилософы со всеми их гипотезами не могут научить ничему полезному, но скорее должны были бы сами учиться у него – врача-практика. Подобный антропоцентрический подход характерен в это время также для позднеаттической трагедии и софистов. С этим связаны (как показывают Геродот и Фукидид) эмпирические тенденции, проявившиеся, например, в отделении медицины от космологических гипотез и работ натурфилософов. Поражает сходство мышления Сократа и автора медицинского трактата, сказывающееся в отказе от высокопарных построений в области космологии и трезвом обращении к фактам человеческой жизни. Как и современные ему медики, Сократ видит в природе человека (которую он считает наиболее известной частью миросозерцания) твердую основу для анализа действительности и ключ к пониманию всех явлений. Цицерон говорит, что Сократ спустил философию с неба на землю и ввел ее в города и жилища людей. Это, как сейчас обнаруживается, означает не только изменение предмета и интересов философии, но и более строгое отношение к самому понятию познания (если только точное определение этого понятия возможно). То, что древние философы называли познанием, было, с точки зрения Сократа, лишь пустыми гипотезами о строении мира, грандиозной фантасмагорией и возвышенной болтовней. Встречающиеся у Сократа реверансы перед недоступной ему мудростью всегда ироничны. Сам он, как правильно заметил Аристотель, рассуждает исключительно индуктивно. В его методе анализа есть нечто родственное трезвой медицинской эмпирике. Идеалом науки он считает искусство, умение (технэ), которое лучше всего воплощено в медицине. Но особенное значение Сократ придавал подчинению знания практической цели.<…> Взгляд на опыт как на основу любого точного познания действительности в древности был связан только с медициной. Медицина поэтому занимала более высокое место в духовной жизни Греции, в частности, и по отношению к философии. Через медицину принцип эмпиризма был передан новоевропейской философии. Таким образом, философский эмпиризм Нового времени – это дитя греческой медицины, а не греческой философии.

Для определения места Сократа с его антропоцентризмом в истории греческой философии необходимо обратить внимание на его интерес к той великой духовной силе, какой была в древности медицина. Сократ поразительно часто ссылается на медицинский опыт и берет сравнения из этой области. Эти сравнения не случайны, но связаны со структурой его мышления. Более того, целью всей его деятельности было подведение человека к пониманию самого себя для оздоровления его нравственности. Сократ был истинным врачом. <…> Но все же в основном он был врачевателем душ» (Йегер, с.63–64).

Врачеватель душ – психотерапевт. Для нас – прикладной психолог.

Начнем с того, что понимание слова «Метод», естественно, изменилось со времен Сократа и Платона. Для них методом была диалектика, но опять же не та диалектика, о которой западный человек знает из гегельянства, а русский – из марксизма. Напомню, что «метод» переводится с греческого как – путь, исследование, прослеживание. Слово «диалектика» же обычно в словарях в одиночку не употребляется и соединяется со словом искусство. Означает она (всего лишь!) искусство вести беседу, спор.

Это значит, что нет никакой единой диалектики, как нас учили на политизированных курсах диалектического материализма, а есть у каждого философа своя, которая, конечно, может совпадать, а может и не совпадать с диалектиками других философов, что, впрочем, хорошие философы никогда не скрывали.

Можно, конечно, по примеру того же Сократа, вывести из этих частных примеров общее определение диалектики, а потом возвести его в разряд некоего универсального метода – Диалектики! Но только пока это на иностранном языке. Попробуй только исследовать этот «термин», и все превращается в бред. Искусство придется отнять, потому что оно изначально предполагает личность: искусство умения беседовать – личное достижение каждого мастера и не обобществляется. Остается «ведение беседы» или «ведение спора».

Что вывести как всеобщее – «Спорность»? Или «Беседность» материала? Иначе говоря, возможность делать материал предметом спора? Предметом обсуждения? Но тогда это опять же способность, то есть искусство.

Конечно, можно сказать, что если разработать несколько универсальных правил, по которым о любом предмете можно сказать то-то и то-то и задать вот такие-то вопросы в качестве исходных и обязательных, то мы получим примерно то, что получило человечество от Аристотеля или Канта в их логиках – навязываемые разуму извне правила, по которым он должен думать. Но древние-то этой отмычки не имели, а вот диалектикой пользовались. А поскольку философия существовала тогда в основном в беседе, значит, диалектикой пользовались все, если диалектика – искусство вести беседу.

Вот если диалектика – искусство вести спор, тогда уже возможны некоторые ограничения, и тогда можно уже говорить о том, кто первый из философов стал применять диалектику. Но тогда встает вопрос о том, что же такое спор.

И обнаруживаем, что «Философский энциклопедический словарь» этого понятия не знает. Также и известный русский логик Поварнин, в 1918 году посвятивший теории и практике спора чуть ли не первое в России полноценное сочинение, считающееся классическим, определения спора не дает и начинает раздел «Общие сведения о споре» с понятия «доказательств» (Поварнин). Спор для него вещь самоочевидная и каждому понятная. Это самый типичный пример того, что в разговоре о языке мы определили как использование бытовых слов в науке.

«Словарь русского языка» определяет спор как «Словесное состязание при обсуждении чего-либо, в котором каждая из сторон отстаивает свое мнение, свою правоту».

А вот это-то как раз к Сократу и не относится. Он жизнь положил на то, чтобы истину достигать, а в такие споры не ввязываться, хотя о нем пишут как о завзятом спорщике. Писать-то можно что угодно. И даже рассказывать о том, как во время споров его били, таскали за волосы, давали пинки. Это вовсе не значит, что он действительно спорил. Он задавал вопросы, он добивался ответов, он заставлял людей чувствовать себя дураками, но только тогда, когда с ним спорили. А с ним спорили, спорили и спорили! Вероятно, и ему не удавалось всегда избежать спора, но это ничего не значит, потому что мы обсуждаем не то, что случалось, не срывы, а каким был его метод. А от оценки его метода как метода ведения спора не ушли многие философы.

У В.Ф.Асмуса читаем про ранний период творчества Платона: «Это период, когда Платон, следуя своему учителю Сократу, занимался исследованием этических понятий и когда под диалектикой он разумел, как и Сократ, беседу или спор, ведущий к разъяснению и определению этих понятий» (Асмус, Античная философия, с.117).

Если даже Сократ – спорщик, является ли и его метод методом ведения спора? Ни в коей мере. Отсюда и его подтверждаемое всеми источниками и никем из исследователей не отрицаемое нежелание заявлять собственное мнение, которое можно было бы отстаивать.

Диалектика Сократа не есть искусство ведения спора, а есть искусство ведения беседы. Но если так, то, как мне кажется, у многих, даже знающих его учение, разрушается что-то в понимании того, что делал Сократ. Ведь пока безмолвно предполагается, что Сократ искал истину в спорах, ясно, что же он делал. С психологической точки зрения, ясно потому, что у нас есть бытовое понимание понятий «спор» и «беседа» на уровне образов – образов действия.

Проведем маленький психологический эксперимент на самосозерцание.

Если мы берем задачей определение истины относительно какого-то вопроса, который известен и тебе и другому человеку, то как это сделать – спором или беседой?

Упрощу задание до бытового языка. Ты знаешь, как это сделать правильно. И сосед знает. Но не так, как ты. У него, как всегда, свое дурацкое мнение! Тем не менее, сделать надо. Приступайте!

Есть, конечно, возможность просто отодвинуть этого дурака соседа в сторону и сделать все молча. Но сосед, как настоящий дурак, не отодвигается и лезет делать сам. А ты видишь, что он все испортит. Что делать? Опять же можно просто врезать ему посильнее, чтобы он полежал спокойно, пока ты все сделаешь, но это запрещено. Что делать? Попытаться объяснить соседу, что есть истина? А он в ответ?.. И сколько это будет продолжаться? Пока один не сдастся, не махнет рукой и не скажет: «Да катись оно все! Делай, как знаешь!»

Вот это обычный бытовой образ действия при достижении истины с переходом в спор и с образом поражения или победы в конце спора как завершающей части этого образа. Он сидит в нас болью от многочисленных схваток и поражений в быту. И в силу этой боли правит нашим поведением, хотим мы того или не хотим.

Как здесь может быть применен бытовой образ беседы? Пожалуй, основной из образов беседы, позволяющий договориться с людьми о том, что правильно, а что неправильно – это беседа обучающая. Учитель рассказывает ученикам, как будет правильно. В насмешку про это говорят: вещает! И стараются не впустить в себя, чтобы не подчиниться и не сломаться как личность.

Все остальные беседы идут на равных. В быту о них говорят: хорошо посидели! И к истине они не ведут, потому что в них или каждый несет свое, не слушая собеседника, или же слушает, но вынужден давать тому поблажки и не придираться к тому, что считает неверным, чтобы не поломать «общение». Так обычно беседуют профессора философии в гостях или с гостями – постоянно думая о том, что с ним сделает жена, если он опять «выпендрится» и испортит ей еще один праздник.

Есть еще какие-то образы беседы, ведущей к истине? Познающая или «эвристическая» беседа, как это сейчас называется в психологии. Беседа с единомышленниками, которые хорошо понимают друг друга и помогают друг другу делать открытия, идти вперед. Вещь редкая, чрезвычайно ценимая в науке. Людей, с которыми такое однажды делал, помнишь потом всю жизнь, и очень сожалеешь, если это ушло из твоего творчества.

Вот ее-то и изобрел Сократ или, по крайней мере, ее-то и развивал на свой лад и настолько в этом преуспел, что люди постарались запомнить его приемы, закрепили за ними имя «Диалектика» уже в особом значении: Сократовская диалектика, и от нее вели далее поиск своих способов достижения истины.

Следовательно, мнение, что Платон, закрепивший этот метод на бумаге, оказался основоположником естественнонаучного метода, означает, что наукой у него заимствованы определенные правила ведения беседы или, точнее, рассуждения. Поскольку метод или способ ведения рассуждения Платона целиком строится на методе Сократа, который я, вслед за другими, буду называть Сократической беседой, то искать корни естественнонаучного метода придется в этой беседе. Но для начала посмотрим, что говорит об этом наука.

За основу возьму изложение метода Сократа В. Ф. Асмусом в учебнике для философских факультетов. (Асмус, Античная философия, гл. III).

С точки зрения философской, я в общем согласен с его видением и считаю, что оно соответствует и представлениям других ученых (Лосев, Трубецкой, Тарнас, Фишер, Целлер и др.). Я приведу его предельно подробно, чтобы не повторять общеизвестных вещей и чтобы иметь научное основание для разговора о психологической стороне метода Сократа.

Асмус завершает предыдущую главу словами: «Превращение общих определений Сократа в логические и диалектические предпосылки всей науки, всего знания – дело не Сократа, а Платона» (Там же, с. 109).

Это не только согласуется с мнением Коула о том, что именно Платон стал отцом естественнонаучной парадигмы, но позволяет определиться с тем, что же сделал Сократ. «И все же подход к разработке такой общей теории может быть найдет в исследовании этических понятий Сократа. Бросается в глаза настойчивость, с которой Сократ стремится найти и точно установить определения этических категорий, выяснить их сущность. Диалектическое исследование предмета есть, согласно Сократу, прежде всего определение понятия об этом предмете» (Там же).

«Таким образом, философия, как ее понимает Сократ (на уровне “сократических” диалогов Платона), есть исследование сложного явления нравственной жизни, способное привести к определению понятия об этом явлении, точнее говоря, определению его сущности. Сократическая диалектика есть усмотрение общего в различающемся, единого во многом, рода в видах, сущности в ее проявлениях» (Там же, с.111).

«В исследовании понятия о предмете, которое должно завершиться его определением, Сократ в качестве необходимого условия рассуждения и мышления выдвигает свободу мышления от противоречия. Закон или, точнее, запрет внутреннего противоречия в рассуждении во времена Сократа не был еще сформулирован теоретически как закон логики. Однако, не формулируя этого закона как закона логической теории (сама логика как специальная наука в то время еще не сложилась и не имела своей литературы), Сократ ранних – “сократических” диалогов Платона четко применяет уже этот закон в практике своих диалектических рассуждений. <…> Условием свободы диалектического рассуждения от противоречия Сократ считает строго однозначное понимание терминов в рассуждении» (Там же, с.112).

Асмус дает один из примеров диалектического метода Сократа на примере диалога «Хармид», где разбираются и одно за другим отбрасываются бытовые понимания понятия «благоразумие». Завершается диалог рассказом Сократа о своем сне, где ему якобы открылось, что благоразумие есть способность различать добро и зло. «По мысли Сократа, как она предстает в “Хармиде”, все предшествующие и последовательно отвергнутые им – в своей отдельности и отрозненности – определения “благоразумия” теперь, в свете озарившего его во сне нового определения, восстанавливаются в том, что в них есть истинного и ценного. Они, как оказывается, только диалектические ступени, приводящие философа к истинному воззрению. <…> Диалог “Хармид” хорошо характеризует главную цель диалектических бесед Сократа, как ранних, так и поздних, зрелых. Цель эта – подчинение философского исследования нравственной задаче, нравственной проблеме» (Там же, с.114–115).

В ранних диалогах, как считает Асмус, «сама диалектическая аргументация Сократа еще малоискусна, недостаточно выработана. Более высокую ступень развития диалектики представляет аргументация Сократа, как она изложена Платоном в диалоге “Гиппий Больший”. «Здесь с гораздо большей ответственностью <…> подчеркнуто, что цель диалектического исследования (в “Гиппии”) – определение прекрасного как сущности исследуемого, общей для всех его частных случаев, или обнаружений.<…> Наибольшее значение диалога “Гиппий Больший» в плане истории философии и истории логики состоит в том, что в нем четко формулируется мысль, согласно которой определение понятия есть определение сущности рассматриваемого предмета, а сама сущность понимается как единство в многообразии его проявлений, как постоянство, как тождество в изменяющемся многообразии» (Там же, с.115–116).

Разобрав ранние диалоги, Асмус говорит: «У нас уже имеется достаточно данных, чтобы охарактеризовать – с логической точки зрения – метод Сократа. По ранним диалогам Платона мы можем составить ясное и точное представление о том, чем была “диалектика” Сократа. Сократ, несомненно, дал толчок к развитию в философии учения об общем понятии. Однако от толчка до выяснения диалектической функции общего понятия дистанция оставалась еще значительной» (Там же, с.120).

Здесь, несомненно, мы имеем пример неоправданного смешения терминов, то есть рабочих понятий, слов-орудий. Слова «диалектическая функция» употреблены Асмусом в неразъясненном значении, скорее всего, как некое общее, всем и так ясное место из диалектического материализма, и уж совсем никак не согласуются с тем значением слова «диалектика», в котором он все это время его использовал. Работа опубликована в 1976 году. Это явный признак присутствия в научном тексте политической парадигмы. Следы этой же парадигмы частенько ощущаются у Асмуса в использовании слов в несвойственном Сократу значении. Это надо учитывать при чтении.

«В полном согласии с тем, что нам сообщает Ксенофонт, Сократ, выведенный Платоном в его диалогах, выясняет связь между диалектикой и собственно логическими операциями разделения на роды и виды. Руководимое Сократом философское исследование имеет целью, прежде всего, установить значение того или иного широкого родового термина (например, “мужества”, “справедливости” и т. п.). Вопросы, которые ставит Сократ и с помощью которых он исследует это значение, формулируются так, что они приводят ответы на них, предлагаемые собеседником Сократа, к явному противоречию. Определение термина вступает в противоречие или с различными единичными предметами, явлениями, свойствами и случаями, которые этот термин не должен охватывать, но которые он охватывает, либо, наоборот, с другими, которые он должен охватывать, но не охватывает. Своими различными ответами собеседник все вновь и вновь ввергается в противоречия. Эти противоречия принуждают его признать или то, что он не достиг точного и ясного понятия о свойстве, общем для различных частных факторов, охватываемых исследуемым общим термином, или то, что такого общего свойства вообще не существует и что полученное обобщение только чисто словесное и ложное.

И в том и в другом случае Сократ сообщает мыслям собеседника направление, которое ведет к поправке оказавшегося несостоятельным обобщения, и подводит таким образом собеседника к тому, что Платон называет “видеть единое во многом или многое в едином”.Другими словами, Сократ предвосхитил то, что впоследствии Платон и Аристотель описали как двойной путь диалектического процесса – расчленение единого на многое и соединение многого в единое.

Первую задачу, самую важную и существенную, Сократ выполнял прямо – аналитической цепью вопросов; вторую он редко брался выполнять прямо, но старался вооружить и возбудить ум слушателя так, чтобы последний мог сделать это сам» (Там же, с.121–122).

«Трудность отделения Сократовского ядра диалектики от содержания, которое понятие диалектики приобретает у Платона, состоит в том, что учение Сократа об общем как о реальном основании определения было усвоено Платоном в его теории идей. Зачастую грань между обоими учениями становится неуловимой, и значение платоновской идеи неопределенно колеблется между логическими видом и сущностью.

Неотделимость диалектики Сократа от его учения об определении понятия надежно засвидетельствована сообщениями Ксенофонта и опирающегося на него Аристотеля. Ксенофонт не только указывает на значение, которое имело определение понятия в диалектике Сократа, но и отмечает, что именно в определении понятия Сократ видел раскрытие сущности вещи. По сообщению Ксенофонта, само слово “диалектика” Сократ выводил из того, что люди, совещаясь в собраниях, “разделяют предметы по родам”» (Там же, с.122).

Действительно, у Ксенофонта имеется такое высказывание, вложенное в уста Сократа. Вроде бы Асмус прав. Однако здесь надо учитывать, что Сократ очень часто ссылается на общеупотребительные значения слов для того, чтобы столкнуть мнение говорящего с другим. Иначе говоря, приписывать Сократу определенное понимание какого-то термина только на основании его «высказывания», да еще вырезанного из общего рассуждения, нельзя. Соболевский поясняет это место у Ксенофонта: Слово «диалектика» буквально означает «искусство разбирать» (Соболевский, с. 384). Насколько он прав, судить не берусь, но без этого невозможно понять следующий диалог:

«Тут Евтидем сказал:

– Ты хочешь сказать, по-видимому, Сократ, что человеку, не могущему бороться с чувственными наслаждениями, совершенно чужда всякая добродетель?

– Да, Евтидем, – отвечал Сократ, – чем же отличается человек невоздержанный от животного самого неразумного? Кто не задается высокими целями, а гонится всеми способами только за наслаждениями, чем может тот отличаться от безрассудных скотов? Нет, только воздержанные могут задаваться высокими целями и, разделяя как делом, так и рассуждением предметы по родам, хорошим отдавать предпочтение, а дурных избегать.

– Поступая так, – говорил Сократ, – люди становятся высоконравственными, очень счастливыми и весьма способными к диалектике. Да и слово «диалектика», – говорил он, – произошло оттого, что люди, совещаясь в собраниях, разделяют предметы по родам. Поэтому надо стараться как можно лучше подготовиться к этому и усердно заниматься этим: таким путем люди становятся в высшей степени нравственными, способными к власти и искусными в диалектике» (Ксенофонт, «Воспоминания о Сократе», кн. IV, гл.5, 11–12).

Я не знаю, что за собрания имеет в виду Сократ, но для определения диалектики Сократа имеет значение весь окружающий приведенные Асмусом слова текст, а как раз не они сами.

Итак, «учение об определении, опирающееся на понятие об общем, а также учение о доказательстве составляют в философии Сократа то, что можно было бы назвать ядром положительной диалектики» (Асмус, Античная философия, с.125–126). Так Асмус завершает две главы, названные: «Формирование метода» и «Характеристика метода». В общем-то их можно было бы свести к одной короткой фразе Аристотеля, которую Асмус и приводит, очевидно, в переводе Кубицкого: «По справедливости две вещи надо было бы отнести за счет Сократа – индуктивные рассуждения и образование общих определений» (Там же, с.125).

Поскольку мне непонятно, что такое «индуктивные рассуждения», я предпочитаю совместить этот перевод с переводом Лосева: «Две вещи можно по справедливости приписывать Сократу – доказательства через наведение и общие определения» (Аристотель. Т. 1, Метафизика, кн. 13, гл. 4, 25–30).

И тогда мы получаем что-то типа: наведение на рассуждение об истине.

Истина как цель рассуждения – это уже от Сократа. Добавлю только, что наведение (индукция) должно отталкиваться от того, что есть «прямо перед глазами», в отличие от дедукции, которая сначала создает общий образ, а уж потом в нем разворачивает детали.

Однако посмотрим, что такое «отрицательная диалектика» Сократа.

«Уже элеаты, особенно Зенон, – пишет Асмус, – заметили, что открытие противоречия в мыслях о предмете может быть средством, ведущим к познанию истины. Зенон развил ряд доказательств, напоминающих по своему логическому построению применяемые в математике так называемые “доказательства от противного”. <…> Метод аргументации Зенона получил применение в диалектических рассуждениях Сократа. В вопросно-ответной диалектике Сократа часто повторяется и воспроизводится следующее логическое построение. После того, как собеседник Сократа дал ответ на поставленный ему вопрос о сущности исследуемого явления, Сократ задает собеседнику следующие – дополнительные – вопросы с таким расчетом, чтобы новые ответы собеседника оказались в логическом противоречии с ответом на первый вопрос. Заметив противоречие, собеседник вносит поправку в свой ответ. Но поправка эта подвергается Сократом новому испытанию, или, как он его называет, “обличению”, – возникает противоречие между предыдущим определением и новым ответом. Вновь вносится поправка в искомое определение и т. д.

В результате если и не достигается окончательное истинное определение (обычно так и бывает), то во всяком случае получается опровержение целого ряда мнений собеседника как мнений ложных. Прием этот проводится Сократом во множестве диалогов.<…>

Яркими красками – психологическими и художественными – рисует Платон состояние собеседника Сократа – недоумение и смущение, переходящее порой в настоящее интеллектуальное смятение и страх. Но еще важнее, чем этот – психологический – эффект, результат логический и диалектический: чтобы прийти к истине, необходимо, по Сократу, пройти через ворота противоречия.

Конечно, не следует преувеличивать значение этого результата. На этой стадии развития диалектики смысл и структура противоречия далеко еще не уточнены и играют в диалектике Сократа всего лишь отрицательную роль:

противоречие понимается не как запечатление и не как выражение самой истины, а только как необходимое условие приближения к ней – через устранение заблуждения» (Асмус, Античная философия, с.127).

Опять пахнуло марксистской парадигмой, которая внесла свою оценку.

Может быть, она и права, сохраним ее противоречие с диалектикой Сократа, чтобы не прерывалось движение и жизнь. Что же касается понимания наукой метода Сократа, то еще какие-то философские добавления будут, на мой взгляд, излишни. В общем-то, это все.