Текст книги "Записки о способностях"

Все перечисленные мною попытки определить любовь, так или иначе, заимствованы нашими языковедами у Даля. Даль же помещает любовь в статью «Любить» под именем Любленье:

«Любленье, любовь… состоянье любящего, страсть, сердечная привязанность, склонность; вожделенье; охота, расположенье к чему-либо…»

Любовь во времена Даля, то есть в середине девятнадцатого столетия, не воспринимается как чувство. Это, в первую очередь, некое состояние, в котором может пребывать человек. Впрочем, очень может быть, что она просто не интересует людей той поры как чувство, хотя осознается как страсть: «Любовь безумит, страсть».

Страсть – это то, с чем два тысячелетия боролось христианство. Почему, – очевидно: любовь страстная безумит. То есть заставляет потерять разум, а с ним – и человеческое лицо. Со страстью все относительно понятно, и к ней можно будет вернуться позже, на примере православного учения о страстях.

Остальные определения требуют понимания, поэтому сначала приведу примеры, которыми Даль их поясняет:

«Божья любовь безграничная. Союз истины и любви рождает премудрость. Покоряй сердца любовью, а не страхом. Божья любовь не человеческой чета. Любовь человеческая себя любит, а Божеская друга. Нет выше той любви, как за друга душу свою полагать. Где любовь, там и Бог. Дай Бог вам любовь да совет (новобрачным).

Не дорог подарок, дорога любовь. Старая любовь долго помнится. Любовь сильна проказить. Любовь шутки шутит. Его сокрушила любовишка, любвишка».

Эти примеры явно указывают на два различающихся понятия о любви. Первое – это любовь христианская, в сущности, не совсем человеческая. Ее можно назвать любовью к богу, но если вдуматься, то это особое состояние, в котором человек пытается богу уподобиться. Иначе говоря, такая любовь – это кусочек божественного в человеке. Она же признак святости.

Если исходить из того, что от Бога в нас Дух божий, то такая любовь должна быть неким свойством человеческого духа. И даже если подходить к этому исключительно научно, то есть не признавая существования божьего, все же если дух человеческий может обретать любовь, которая именуется христианской, это некие высшие его состояния.

Правда, тут возникают свои вопросы: то особое состояние духа, которое считается проявлением божественной любви, чрезвычайно не похоже на любовь человеческую. Когда читаешь жития святых, поражаешься, насколько жестокими выглядели их поступки по отношению к тем, кто их любил. Вроде охотного принесения в жертву собственных детей библейскими патриархами.

Умом божественную любовь не понять, человеческим аршином не отмерить. И даже правомочен вопрос: любовь ли это высшее состояние?

Ответить я на него не берусь. Чтобы судить о подобных вещах, нужно быть значительно более продвинутым и в самопознании, и в тех внутренних упражнениях, которыми такие состояния достигаются. Понять их обычным умом так же невозможно, как понять деяния патриархов или слова Бога. Верую, ибо абсурдно – часто лучший ответ, поскольку для понимания еще надо обрести возможность, лежащую за пределами обычных человеческих способностей.

Как психолог же могу сказать: даже постановка такого вопроса может стать доступной ученому лишь тогда, когда он поймет душу и приступит к изучению духа или той самой пневмы, которая соединяет симпатией мирозданье в одно целостное тело.

Вторая часть примеров относится к обычной человеческой любви, которая только и делает человека человеком. Может показаться, что Даль, как и современные словари, тоже начинает не с нее. Но, как вы помните, «любовь» помещена у него внутрь статьи, называющейся «Любить». Начало этой статьи, и особенно первые примеры, все расставляет по естественным местам:

«Любить, любливать кого, что, чувствовать любовь, сильную к кому-либо привязанность, начиная от склонности до страсти; сильное желанье, хотенье; избранье и предпочтенье кого или чего-либо по воле, волею (не рассудком), иногда вовсе безотчетно и безрассудно.

Парень любит девку; говорят о страсти половой; и она любит, влюблена. Родители любят детей своих, желают им добра, болеют за них сердцем. Я люблю сахар, а меду не люблю. Мотылек любит солнышко».

Это гораздо более естественная расстановка человеческих понятий о любви. Допуская, что древние евреи были значительно более открыты, чем мы, для мистических воздействий и сразу познавали любовь бога, не ведая человеческой, я все же склонен идти в исследовании любого понятия культурно-историческим путем. Это значит, что у любого моего понятия есть история того, как оно зарождалось и совершенствовалось с помощью той культуры, которая меня взрастила.

Вполне естественно, что любовь родительская становится нам известна после того, как мы познаем любовь обычную, благодаря которой и становимся родителями. Однако, уж если быть совсем точным, то все начинается с детства. И тогда стоит исходить из допущения, что первая любовь, которую мы испытывали, была детской и, скорее всего, именно к родителям, возможно, братьям и сестрам. Тогда же могла прийти любовь и к определенным вещам, скажем, к любимой игрушке.

Это путь развития и воспитания самого чувства любви. Однако это не значит, что так же рождалось и понятие о любви. Пусть мы этого совершенно не осознавали, но если родители нас любили, мы это видели и понимали. Осознавание приходило постепенно, по мере того, как чужие люди показывали, что в мире возможны и другие отношения.

Таким образом, в зависимости от того, что мы хотим исследовать в первую очередь – понятие или само чувство – нам придется начать историю любви либо с любви родителей к детям, либо с любви детей к родителям. При этом надо отделить саму любовь от понятия о ней, для чего необходимо учитывать, что понятия складываются вначале, как говорит Даль, вовсе безотчетно и безрассудно, но по мере развития многократно осознаются, что придает им глубину.

Глубина понятий – это вовсе не глубина чувств. Если чувство любви, опять же по Далю, развивается от склонности до страсти, то понятие о любви – от способности высказать или подумать, что любишь, до способности дать определение, с которым согласятся все имеющие сходное понятие.

Понятия – это всего лишь сложные образы, составленные из множества простых, возникающих благодаря жизненному опыту, то есть узнаваниям явления в жизни. Но явление должно быть.

Поэтому было бы глупо считать, что ребенок сначала глядит, как его любят родители, затем сталкивается с чужими людьми, которые его обижают либо, хотя бы, так не любят, после чего осознает разницу и само существование любви, и только тогда начинает любить. Все это объясняет появление понятия и ничего не говорит о любви у ребенка!

Любовь – это состояние души, возможно, даже и духа, о котором нам сообщает соответствующее чувство. Осознанность или неосознанность этого состояния ничего не прибавляет к любви, хотя может сильно воздействовать на сознание самого человека. Любовь есть сама по себе, и когда она возникает в душе ребенка, сказать без общей психологии невозможно.

Однако я допускаю, что душа приходит в этот мир уже с любовью к тем, кого избрала своими родителями. А это значит, что ребенок любит свою мать еще в утробе…

Итак, если мы говорим о любви, как о чувстве, то мы говорим о чем-то, что чувствуем. Где? Естественно, в себе. И столь же естественно, в других. Но и в других, и в себе любовь рождается где-то, и это, скорее всего, душа. Но в душе любовь живет не как чувство, а как состояние, почему Даль и говорит, что любовь – это состояние любящего. Однако вернее, что это состояние души любящего.

Впрочем, состояния души не остаются закрытыми, они тут же проливаются в сознание, а значит в личность, мышление и поведение человека. Но это до тех пор, пока человек не осознает своей любви. Если он ее осознал, она, как говорит Даль, из «воли», что в старой психологии означало желания, переходит в «рассудок», а на самом деле, становится одной из задач разума.

Разум начинает решать только то, что поставлено ему как цель. И если цель – достижение любимого, разум делает из этого задачу и занимается этим, в ущерб всем прочим жизненным задачам, включая даже выживание. Сила воздействия на разум зависит от силы того состояния, которое охватило душу. Пока это склонность, мы вполне можем оставаться в себе и разумными, когда оно доходит до страсти, мы теряем голову…

При этом чувство любви всегда сопутствует любви, сообщая, как полагается органам восприятия, о ее наличии. Кому сообщает чувство, что я люблю? Тому, кто способен обратиться к нему с таким вопросом. Очевидно, что мне. Очень похоже, что это ответ на вопрос: что со мной происходит? Почему я веду себя так странно и ощущаю изменения в самочувствии, поведении и даже в том, что было моими целями, ценностями и увлечениями.

Любовь определенно производит перестановку жизненных ценностей, занимая главную или одну из важнейших вершин мировоззрения. После этого весь жизненный уклад меняется, в соответствии с новой маковкой мировоззрения, которая одновременно с этим становится и важнейшей ценностью моего мира.

То, какое место занимает любовь в моем мировоззрении, зависит от силы состояния, охватившего душу, и, что очевидно, может быть распознано внутренним взором. Именно поэтому народ дал имена разным по силе состояниям любви. Как говорит Даль: от склонности до страсти.

Эту «шкалу» любовного накала стоит однажды вывести. В нее, если верить словарям, определенно входят: склонность, расположенье, тяготение, внутреннее стремление, приверженность, близость, симпатия, сердечная привязанность, прилепленность, горячее сердечное влечение, вожделенье, охота, страсть.

Вот те понятия, с помощью которых русский язык описывает происходящее с душой при любви. Я сохраняю симпатию, поскольку это слово давно обрусело и стало как-то понятно русскоговорящим людям.

Что же такое склонность? Кажется, это очень важное понятие, поскольку встречается во всех определениях любви.

Толковые словари, вероятно, тут беспомощны. Во всяком случае, Ожегов гоняется в этом случае за собачьим хвостом:

«Склонность – постоянное влечение, расположение к чему-либо».

Зато Евгеньева добавляет кое-что прямо в тему моего исследования:

«Склонность. 1. Расположенность к какой-либо деятельности, занятиям, а также одаренность в каком-либо отношении. Склонность к музыке… Наличие каких-либо задатков, предрасположенность к чему-либо. Склонность к полноте… Меня приятно поражает в вас склонность к обобщениям… склонность к добру… 2. Пристрастие, любовь к чему-либо. Склонность к щегольству. Склонность к чтению…

Симпатия к кому-либо, граничащая с чувством любви. Сердечная склонность. Уж не думаете ли вы, что я в вас влюблена?».

Различия в смыслах, которые видят языковеды, кажутся мне излишне тонкими для моего исследования. Склонность к музыке, обобщениям или щегольству – это очень близкие понятия, различающиеся лишь, так сказать, по предмету приложения.

Зато очевидно, что сами языковеды, определяя любовь, пропустили понятие влюбленности, которую вполне можно считать сердечной склонностью. Появление понятия «сердце» при определении склонности тоже важно, потому что склонность к полноте нельзя считать чувством. Все описанное под именем склонности – либо свойства, либо способности человека.

Но опять же за исключением влюбленности и того, что человек делает по любви. Например, музицирует, обобщает, щеголяет. Но то же самое он может делать и без любви, в силу общественных требований и наличия у себя способностей. Стало быть, склонность может обозначать любовь, но при этом само это понятие шире. При этом во всех описанных случаях есть нечто, что и объединяет их под этим именем.

Что? То, что склонность – это не совсем волевое действие, это некая предрасположенность или потребность что-то делать, могущая сопровождаться любовью к этому, а могущая и не сопровождаться, как склонность к полноте. Зато определенно для склонности надо иметь некий задаток в природе человека. В какой именно?

Опять же очевидно: в любом из его тел. Склонность к полноте есть свойство тела. Склонность к обобщениям – это игра разума, значит, свойство сознания. Склонность к щегольству определенно черта личностная, то есть тоже относящаяся к сознанию. А вот влюбленность – это состояние души. И склонность эта должна быть как-то заложена либо проявлена в душе, как в тонком теле.

Но это странно, потому что сегодня у меня склонность к одному, завтра уже к другому. Не может же склонность к определенному человеку быть исходно заложена в мою душу как нечто телесное!?

Вопрос не однозначный. Быть может, мы приходим с ожиданием встреч не с людьми, а определенными душами, которых уже любим и с которыми находимся в симпатии, то есть в едином чувствовании. Их мы ждем и ищем, а один из них является твоей половинкой.

С другой стороны, что еще вероятней, когда мы обнаруживаем склонность к кому-то, а потом вдруг ее теряем, мы влюбляемся не в этого человека, а в некий набор душевных качеств, который ожидаем встретить в жизни. И тут появляется гораздо больше возможностей для понимания склонности как некоего телесного свойства.

Мы идем сюда, чтобы сделать душу совершенней. Для этого мы задаем себе уроки, в которых нам требуется помощь и подсказки. Именно для этого мы и договариваемся с другими душами о том, что они принесут эти подсказки. Но как их можно принести воплощающейся душе, иначе, как в виде самих свойств души?

Иными словами, ни я сам, ни те, кого я ищу, очнувшись в этом мире, не осознаем ни своих задач, ни тех свойств, которые должны развить. Но душа их помнит и ищет. И это выражается на уровне чувств в склонности к определенным чертам в других людях, к определенным занятиям и деятельности…

Добрая половина тех понятий, с помощью которых описывается любовь, объясняется таким способом видеть нашу жизнь. Очевидно, что склонность, расположенье, тяготение, внутреннее стремление, приверженность, – это все проявления того исходного поиска, который заложен в душу до воплощения. Но все это может относиться не только к любви. Это свойства души, над которыми ей предстоит работать в земном воплощении.

Одно из таких свойств определенно связано с другими душами. Но эти души воплощены в тела, а мы, глядя на человека, очень плохо различаем его и его тело. Поэтому рождается исключительно любовный ряд накала чувств: близость, симпатия, сердечная привязанность, прилепленность, горячее сердечное влечение, вожделенье, охота, страсть.

Если вглядеться, этот ряд тоже неоднороден. Три последних понятия: вожделенье, охота, она же похоть, страсть, – с очевидностью относятся к тели, к физическому телу.

А к оставшимся средним понятиям я бы добавил влюбленность, близость, симпатия, сердечная привязанность, прилепленность, горячее сердечное влечение.

Думаю, только эти понятия описывают собственно душевное свойство, над которым мы все или почти все и должны поработать во время земной жизни. Но если исходить из того, что души приносят эти свойства с собой для проработки, вскрыть в себе способность любить – задача идущая из воплощения в воплощение и, вероятно, стоящая перед душами, и когда они лишены плоти.

Среди прочих определений степени накала любви «Словарь Академии Российской» упоминает какую-то странную прилепленность. Для современного человека это выражение звучит непривычно. Но за ним вполне определенное культурное содержание, поэтому его лучше не отбрасывать, а выделить и понять.

Впрочем, понять его не просто, поскольку слово это происходит от библейского понимания творения человека. В сущности, это понятие породил первый рассказ о творении человека, содержащийся в книге «Бытие» (Быт. 2:23–24):

«И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа. Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть».

Рассказов о творении, в том числе и человека, в Библии два. Первый ведется от имени Яхве, поэтому автора этой части библейских текстов исследователи называют яхвист. Также считается, что яхвист передает народный рассказ о творении человека. Вероятно, такие выводы делаются из того, зачем бог творит человека:

«…и не было человека для возделывания земли. И создал бог Яхве человека из праха земного и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою… И сказал бог Яхве: нехорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему. Бог Яхве образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей. И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым; но для человека не нашлось помощника, подобного ему. И навел бог Яхве на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребер его, и закрыл то место плотию. И создал бог Яхве из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку. И сказал человек; вот это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа. Поэтому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей и будут одна плоть» (Быт. 2, 5…7…18–24).

Из этого рассказа вполне можно сделать выводы о том, что такое прилепиться и стать одной или единой плотью. Однако все не так просто.

Другое сказание, ведущееся от лица элохиста, считается жреческим и более поздним. Очевидно, еврейские творцы Библии веками работали над ним, создавая нужный им жреческий текст, который бы соответствовал учению. Как рассказывает М.Б.Пиотровский, этот текст: «носит богословский характер и исходит из сложившегося у израильтян в первом вавилонском плену представления о боге как творце вселенной; в нем сотворением людей завершается шестидневное творение мира богом:

«И сказал бог: сотворим человека по образу нашему, по подобию нашему; и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле. И сотворил бог человека по образу своему, по образу божию сотворил его, мужчину и женщину сотворил их. И благословил их бог, и сказал бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею…» (1, 26–28).

Содержание сказаний расходится по ряду мотивов. По одному сказанию, создатель человека – бог, именуемый Яхве; согласно другому, творец – тоже бог, но именуется он иначе. По одному, бог не представляется всесильным творцом вселенной, а скорее добрым садовником и умелым гончаром, по другому, бог – бесплотный, единый творец вселенной, частью которой является человек.

Если, по одному сказанию, Адам «создан», «образован» из «праха земного» и «дыхания жизни», природа человека двояка (плоть от праха, дух из дыхания божьего), человек мудр, он дает всем имена, то по другому – все мироздание и люди сотворены силой «слова божьего» из ничего, человек богоподобен (и однороден), мудр бог, и он дает имя человеку (5,2)» (Пиотровский, с.40).

Прилепленность – это свойство земного Адама, сотворенного из плоти. И означать она может некое плотское единение. Соответственно, и любовь должна в таком случае пониматься исключительно как половая любовь, как единение двух тел, порождающее третий живой кусочек плоти.

Но если человек создан из ничего и лишь словом или мыслию божией, то понять прилепленность становится очень трудно. Конечно, можно как-то помудрствовать на эту тему, скажем, в ключе неоплатонизма или тайных еврейских учений талмуда. И надо отдать им должное, они мудрствовали.

«Послебиблейские своды и толкования текстов нередко обращают внимание на противоречия в преданиях об Адаме, комментируют спорные положения. Буквальное толкование текста (Быт. 2, 18), допускающее чье-то участие в сотворении человека богом (совет бога с кем-то), дает толчок воображению талмудистов.

Как утверждает талмудическая книга «Берешит раба», небесный совет ангелов будто бы разошелся во мнении по вопросу, стоит ли вообще создавать человека; одновременно делается попытка устранить противоречие в вопросе о создании Адама единолично – волей одного бога-творца («ангелы» трактуются как ипостаси – аллегории божьих качеств, так что получается, что бог как бы совещался «сам с собой»).

У некоторых толкователей вопрос о поле Адама был решен в духе неоплатонизма, рассматривавшего первочеловека как существо двуполое… или бесполое. Появляются и другие подробности, связанные с сотворением и жизнью Адама. Адам и его жена были сотворены двадцатилетними («Берешит раба» 14) то есть в самом зрелом возрасте (предвосхищая подозрения о характере их сношений, комментаторы указывают, что изгнание их из рая последовало сразу же после того, как они увидели себя нагими, так что в раю не было совокупления).

Впрочем, согласно некоторым толкователям, Адам (до изгнания из рая или до появления жены?) рождал злых духов, что связано с преданием о том, что первой женой Адама была Лилит (трактат «Эрубин» 18б и др.)» (т.ж.с.41).

Сами ученые предпочитают видеть в библейских сказаниях заимствования из более древних мифологий, в частности, вавилонской и аккадской, хотя не исключено и египетское влияние, поскольку евреи побывали и в египетском плену.

«Сотворение женщины из ребра мужчины (Быт. 2, 22) – темное место в тексте Библии. Может показаться, что здесь отразился имевшийся уже у виноградарей опыт размножения лозы от черенка. Однако вернее освещается на основе шумерского мифологического текста…

Согласно этому тексту, для исцеления больного ребра (на шумерском языке – «ти») бога Энки была создана богиня-исцелительница ребра, предположительно, по имени Нин-ти. Но шумерское слово «ти» означало не только «ребро», но и «давать жизнь». Благодаря этому литературному каламбуру и могла возникнуть библейская версия о Еве не только как о «дающей жизнь» (этимология имени Ева в Быт. 3, 20), но и как «женщине из ребра»» (т.ж.).

Дело ясное, что дело темное. Тем, кто шел позже, оставалось только делать выбор. Русское православие сделало этот выбор, выбирая церковь во времена Владимира. Оно не приняло ни католическое, ни исламское, ни иудаистическое прочтение этого мифа. Оно предпочло греческое понимание Библии. А греческое понимание было создано главным творцом христианской церкви апостолом Павлом.

Павел же и сам должен был сделать выбор и предпочел яхвиста. Поэтому в его письмах говорится однозначно:

«оставит человек отца своего и матерь, и прилепится к жене своей, и будете два в плоть едину. Тайна сия велика есть: аз же глаголю во Христа и во Церковь» (Еф. 5,31–32).

Церковь ведь тоже невеста Христова, а собор прихожан составляет единое тело Церкви. Так что тут апостол подсунул последователям еще одну задачку, которую русские люди мучительно решали целую тысячу лет. Но этот вопрос пусть остается для богословов и особо выдающихся мыслителей, вроде наших религиозных философов девятнадцатого – начала двадцатого века.

Меня пока интересует только то, как можно понять любовь через понятие прилепиться мужу к жене своей и стать с ней единой плотью. Тут явно появляется намек на ту великую свадьбу первоотца. Адам, можно сказать, сотворил, пусть Божьим усилием, конечно, Еву. Поэтому он не просто главней, хоть она и крутила им бессовестно, он просто хозяин ее плоти.

Но Христос – это второй, истинный Адам, преодолевший слабости первого и явившийся спасителем человечества от первородного греха! Поэтому его свадьба с Церковью – это повторение того первого брака. И отношение Церкви к своему Адаму должно быть именно любовным. Любовь – это суть учения Христа. Поэтому Павел расширяет понятие христианской или церковной любви на взаимные отношения христиан:

«Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела. Но как Церковь повинуется Христу, так и жены своим мужьям во всем. Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее» (Еф. 5,22–25).

Вот прямое указание на то, что такое прилепиться, и как это связано с любовью. Указание понятное, хотя… Хотя как я могу знать за тех, кто имеет право говорить от имени церкви, что именно означают эти слова апостола. Поэтому я не буду мудрствовать лукаво, но подыму церковные сочинения на эту тему. Тем более, что народ вечно переосмысливал все высказывания Священного писания на свой лад.

Вот и следующая мысль того же послания Павла ефессянам была понята простыми русскими мазыками как подсказка для очищения себя:

«Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее чтобы освятить ее, очистив банею водною посредством слова; чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна. Так должны мужья любить своих жен, как свои тела: любящий свою жену любит самого себя» (Еф.5,26–28).

Куда уходит та любовь, которая заставляет нас бросить отца и мать и прилепиться друг к другу? Кажется, ее съедает быт. Она как бы стирается, как старая монета…

Как вернуть первоначальную остроту и красоту чувств?

Баня посредством слова, чтобы любовь никогда не уходила из семьи – вполне определенная психологическая работа, в которой происходит возвращение исходным понятиям той чистоты, которая однажды поразила твое сердце…