Текст книги "На дорожках неведомых"

Глава седьмая

Княжеский указ

В это самое время, когда Емеля с друзьями готовился к поездке на турнир, в своем замке Кощей принимал дорогого его сердцу гостя – Бабу Ягу.

– Ну что, старая перхоть, скажешь мне?

– Я, Кощеюшка, весть добрую принесла. Князь Владимир, Марьяну, дочку свою, замуж выдает. Ты просил тебя сосватать, вот и невеста тебе княжеских кровей. Ты же, помниться мне, хотел царствие Владимира к рукам прибрать? Жаль только в княжеском указе примечания имеются.

– Что за примечания там такие?! – спросил Кощей, аж привстав с трона от любопытства.

Яга вытащила из – за пазухи княжеский свиток, и своим заскорузлым пальцем стала водить по строчкам, что – то шепча себе под нос.

– Ага, вот!

«Каждому человеку мужского полу, кой достиг совершеннолетия и лицом не страше Змия Горыныча и Кощея Бессмертного, а увечьями членов не обезображенного в баталиях и сражениях с супостатами и басурманами, велено явиться в ближайшие дни в княжеские хоромы на конкурс и ристалище подобно заморских турниров».

– Ну и что тут такого?! – спросил Кощей. – Я не князь! Я – царь тьмы!

– А то, что там сказано – не страшнее Змия Горыныча и Кощея Бессмертного!

– Выходит, я так страшен, что меня этот князь в изгои определил?!

– А ты, Коша, на свой лик в зерцало позри!

Кощей заерзал на троне, поглядев то в одну, то в другую сторону и, увидев Соловья Разбойника, провопил, что было сил:

– Соловей, мать твою, ну – ка подай мне зерцало! Чай, владыка сил черных зрить на свой божественный лик желает!

Соловей метнулся и поднес зеркало, поставив его перед Кощеем.

– Лет триста я уже свою персону не зрил в зерцало! Нужды не было!

– Ты, Коша, касатик, для меня, как для женщины, красавец всем миром невиданный и неписаный, словно пасхальное яичко. Тебе лет пятьсот сбросить, вот тогда ты и впрямь был бы в женихи гож, – сказала Баба Яга, чувствуя своим сердцем, что у него завладеть сердцем княжны Марьяны на сегодняшний день нет никаких шансов.

– Так что мне делать? – спросил Кощей, переминаясь с ноги на ногу, словно давно желал помочиться, да окаянный простатит мешал опорожнить внутренний сосуд. – Кто за меня замуж пойдет?

– Я, Коша, такое тайное заклинание ведаю, что мы твою проблему в раз решим. Лик для тебя можно у простого мужика скрасть!

– Во! Как?

– В Слободке, знаю, Емелька живет. Красив, как сам бог, сын рыбацкий. В него девка одна влюблена – дочка кузнеца Данилы, – сказала Яга. – Всем иноземным красавцам фору даст! На, вот, взгляни, Кошенька, как ей отрок ликом пригож!

Яга достала из мешка тарелочку, положила на него наливное яблочко и сказала:

– Ты катись, катись по кругу, сквозь пургу, сквозь зной, сквозь вьюгу. Нам Емельку покажи, про Емелю расскажи.

Яблочко завертелось по тарелочке, и уже через минуту на дне блюда возник Емеля, в компании с богатырями распивающий брагу.

– Во, глянь! Каков экземплярчик!

Кощей от любопытства привстал с трона и взглянул на Емелю, который отчетливо виделся на дне тарелки.

– Лицом – то как парень хорош! Я ведь тоже в молодости был таким молодым и першпективным! Только это было лет восемьсот назад, когда над землей еще Горынычи стаями летали, а потом пришли эти богатыри русские и всех по пьяной лавочке из рогаток перебили. Один остался, я его, как зеницу ока блюду, для пущего страху и расплоду.

– Ох! Древен ты, Кощеюшка, как волосатый слон, что вмерз в землю по самый хобот.

– Так мне, Ягуся, уже десятый век пошел. Я же бессмертен! Жить устал, а надо! Кто люд земной кошмарить будет?!

– Ладно, я так и быть из тебя сделаю завидного жениха. Только моя работа, Кошенька, больших денег стоит. Это ж тебе не косметический салон доктора Франкенштейна, где на твой лик харю простолюдина натянут, да суровыми нитками через край заштопают.

– Проси, что хочешь! – сказал Кощей, желая скорее заключить сделку.

– Хочу, хочу… – задумалась Яга, прикусив палец, – хочу получить шапку невидимку! Чтоб меня не только оком было не зрить, но и радаром не чуять. Во как!

– Ты что, дура! Шапку – невидимку ты прошлый раз просила, да Горыныч её потерял….

– Ну, коли нет шапки то и красоты неописуемой у тебя тоже нет. Полетела я домой!

– Ты погоди дура старая артачится. Сыщу я тебе шапку. У меня друга ёсь! Будь по – твоему, Ягуся. Дам я тебе шапку – невидимку. Только смотри, старая, этот предмет уж дюже деликатный и не каждую голову лезет.

– Да знаю, знаю! Не хрен тут меня за советскую власть агитировать! Давай, контракт подпишем, и я сразу в путь отправляюсь за Емелькиной рожей!

– Какой контракт?! – спросил лукаво Кощей.

– Какой, какой? Заказ на эксклюзивную работу контрактом кличут!

– Ну, давай! Так и быть, подпишу! – ответил Кощей и, макнув перо в чернильницу, не глядя, расписался на пергаменте, который Яга вытащила из своей торбы.

– Ну, я полетела! – сказала она и, хлопнув в ладоши, тут же оказалась в своей ступе.

Махнув метлой, она проговорила:

– Ахалай – махалай, ступа в небо взлетай!

Ступа напряглась, задрожала и, оторвавшись от мраморного пола, сделала круг над Кощеем и вылетела в открытое окно тронного зала.

– Эх, босс! Мне бы так полетать! – сказал Соловей – разбойник, завидуя Яге. – Я вроде и Соловей, а вот летать не могу, все свищу, да свищу сабе! А за каким хреном свищу, ни я, ни ученые мужи не ведают! Зубы у меня такие волшебные и дюже свистлявые!

– Я тебе, Соловушка, ковер – самолет на свадьбу подарю – за верную службу! Будешь в полете свистеть.

– Ты, патрон, его же собрался сдавать на утилизацию?! Он ведь весь дырявый, того и гляди нитки разойдутся и как грабанёшься головой оземь….

– Ты че? В своем ли уме, Соловушка?! У него еще фактура ого – го какая – из Персии! Жаль только, что моль слегка поточила, но то же не повод его на пол стелить! Ерунда, заштопаешь, постираешь и лет пять еще летать можно….

Глава восьмая

Как Емеля лицо потерял

Яга, вылетев из замка Кощея, набрала нужную высоту и направила свой деревянный лайнер в сторону Шереметьевской Слободы. Через час полета она уже была над столицей. Сделав круг, она вышла на нужную глиссаду и мягко приземлилась на огороде за Емелькиным хлевом. Сунув метлу в ступу и, она попудрила носик, похожий на драконий клюв и, опираясь на посох, направилась к хате. Еще в девках когда Яга постигала таинство ведьминного промысла поломала об пень свою ногу. С тех пор и прослыла Ягой – костяной ногой. Собравшись с духом, она постучала в двери.

– Эй! Ти ёсь тут, какие живые люди?! – спросила она жалобным голосом побирушки.

Емеля, услышав стук, открыл двери и впустил незнакомку в дом.

– Что, бабуся, надобно? – спросил Емеля старушку.

– Я беженка из басурманских краев! Мы погорельцы! Подайте, люди, хлебушка ради Христа. Помогите голодающей из Поволжья!

Емеля отрезал от свежей булки краюху хлеба, свернул пару блинов в трубочку и подал нищей страннице.

– Ой, спасибочки, добрый ты человек! Спас нищенку от голодной смертушки!

Яга отщипнула от хлеба небольшой кусочек и сунула себе в рот, делая вид, что очень голодна. Пожевав хлеб беззубым ртом, она, чавкая, спросила:

– А водицы можешь мне дашь, горло смочить? Что – то глотка моя, добрый молодец, совсем от голода пересохла!

Емеля зачерпнул ковшом воду и подал Яге. Та, пригубив, выплюнула воду на пол и прохрипела, фыркая во все стороны:

– Фу, смердит рыбой! Тьфу!

Тут до Емели дошло, что подал он воду из того ведра, в котором сидела волшебная щука. Спорить с бабкой он не стал, а взяв ковш, зачерпнул уже из другого ведра. Яга выпила, вытерла рот рукавом своего драного кафтана и, втянув носом воздух, словно насосом, сказала, хитро прищурив глаз:

– Вода – то рыбой пахнет, а в хате рыбу ни кто жарили. Ти сырую вы её, люди добрые, лопаете?

– Так щука попалась, когда вчера вечером к проруби за водой ходил!

– А по что не съел?

– Так домой просилась к своим щурятам!

– Ты, добрый молодец, брешешь! Рыбы говорить не могут. Есть, правда, одна – царь – щука, что живет в озере за твоим огородом.

– Так это, наверное, она и была, раз по – русски так хорошо трепалась! Я уж думал, что меня бес попутал.

Тут Яга смекнула, что Емеля хранит какую – то тайну. Сделав вид, что потеряла к этой теме интерес, она лукаво промолвила:

– Ты слыхал, добрый молодец, что князь Владимир княжну Марьяну замуж выдает? Полкняжества отдает в приданое!

– Ну, слыхал, а что?!

– А ты хочешь, чтобы Марьяна именно тебя избрала?

– Ой, как хочу, бабушка, просто жуть! Сплю и вижу! – ответил Емеля.

– Я, добрый молодец, между прочим, вхожа к княжне Марьяне и могу сделать так, что она полюбит тебя всем сердцем еще до ристалищного турниру.

Емеля мгновенно клюнул на уловку Яги и тут же растаял, словно пломбир на солнце, желая стать единственным и неповторимым кандидатом на сердце княжны и половину царства.

– Что мне для этого нужно? – спросил он, ничего не подозревая о тайных замыслах черных сил.

– Омой ты свое лицо водицей из медного таза, а воду собери в эту склянку. Я приворот сделаю. Как княжна Марьяна испробует тот приворот, так её сердце сразу же дрогнет и она влюбится в тебя с невиданной доселе страстью.

Емеля достал медный таз, налил в него водицы и стал мыть лицо, фыркая от удовольствия, как морж на льдине. Тем временем Яге выдался случай лучше осмотреть хату и сделать кое – какие выводы. Увидев прибитую к стене шкуру Змея Горыныча, на мгновение испытала жуткий страх, представив, как Емеля – богатырь, прознав про её колдовские происки, будет мечом – кладенцом лишать её головы.

– На, бабушка, держи водицу, – сказал Емеля, подавая Яге полную склянку.

– Горыныча ты, соколик, угробил? – спросила Яга, показывая заскорузлым пальцем на сушеную шкуру.

– Ага! Тут намедни, на охоту ходил с братвой. Пришлось аспида парящего замочить, чтобы он по лету картошку на огороде людям не топтал. Прошлое лето повадилось чудище клубни молодые жрать в три головы! Наяривал гад, только хруст по всей Слободе, стоял.

– Так ты, добрый молодец, настоящий, мать твою, богатырь! Как звать тебя, добрый человек, чтоб я знала за кого мне перед Богом поклон отбивать, да прославлять в былинах?

– Емеля! – гордо ответил он, выпячивая грудь и поправляя холщовую рубаху под поясом из пеньковой веревки.

– Спасибо, Емелюшка, тебе за доброту твою бескорыстную, за хлеб, за воду превеликое спасибо! Приезжай во субботу на турнир в хоромы княжеские, я обещаю – княжна Марьяна точно будет твоей! Я уж позабочусь об этом! Можешь на меня положиться!

Яга сунула в котомку склянку, поклонилась в пояс за хлеб да воду и, удовлетворенная сделанной работой, вышла из хаты. Добравшись по снегу до ступы, она влезла в неё и, сказав заклинание, махнула метлой и взлетела. Сделав круг над Шереметьевской Слободой, ведьма взяла обратный курс на замок Кощея и уже через секунду скрылась в облаках, будто её и не было вовсе.

– «Эх! Чую, мне фарт покатил!» – сказал сам себе Емеля и почесал затылок. – «Все она – щука – кудесница!»

Глава девятая

Как Кощей на турнир собирался

– Ты мне лучше подай клюковку, чай, там витаминов полно. Что – то мне кисленького уж больно захотелось, Соловушка, – сказал Кощей, потягиваясь на троне. – Да и Ягуся, что – то запаздывает со своим зельем. Как бы не надула старая карга! Знаем мы таких аферисток. Ходят по хатам, зелье чудотворное продают, а то не зелье вовсе, а настой заячьего помета. А народ за это дерьмо златом да серебром расплачивается! Ох, и дурен же ён, народец – то…

– Ты, ваше бессмертие, особливо не волновайся. Старая – старая, а дело свое коварное знает туго! Нашей она породы, злодейской!

Не успел Соловей – разбойник рот свой закрыть, как за окном раздался легкий гул, будто ветер завыл в пустую бутылку.

– О, ваше кощейское бессмертие, легка барыня на помине!

Кощей поднял глаза, и в этот миг в тронный зал опустилась в ступе сама Яга. Она махала метлой, разгребая перед собой воздух, и уже через секунду мягко приземлилась, как раз посреди зала.

– Чуф, чуф, чуф! Упарилась я, Кошенька, однако! Пролетела сотни верст, нигде не присела даже! К тебе, ваше бессмертие, так спешила, что вся сошла, как есть на мыло! – сказала Яга и ловко вылезла из ступы.

– Какие новости, старая?!

– Новости просто чудесные! Все сделала! Все добыла! Сейчас зелье сварю и тогда….

– Что тогда? – спросил Кощей.

– Тогда омолаживаться будем! – ответила Яга и вытащила из торбы склянку с водой. – Вот он —лик красавчика Емели! Вода, ваше Бессмертие, скопировала его лицо, и теперь оно твое будет! Молекулярный обмен так сказать!

– Так, давай, детка, твори свое гнусное дело! – сказал Кощей. – Я уже лабораторию приготовил, да и шапка – невидимка тебя в сейфе ожидает.

Кощей встал с трона и, взяв Ягу под руку, повел её в подвал замка, где находилась тайная лаборатория.

– Злато, наверное, все ищешь или камень какой философский?! – спросила Яга, видя колбочки, пробирочки и прочую алхимическую утварь.

– Да тут у меня один хранцуз над аликсиром молодости работал, так вместо аликсира такую дрянь сотворил – мама не горюй! Виагрой таперича её в народе кличут! Я, придурок, на старости лет тоже попробовал – не удержался. Так мой друг Соловей разбойник, еле от меня ноги унес в свои леса Муромские. В моем теле тогда такой интерес к любви появился, что пришлось самому себя в башню заточать, чтобы беды какой не натворить. И так худое про меня в народе болтают!

– А где сейчас тот хранцуз? – спросила Яга проявляя женское любопытство.

– Так я его Горынычу скормил. Уж больно гадок был. В бабских рейтузах ходил и в парике. Лягушек поедал, да смердел тут парфюмом, от которого у меня страшная аллергия!

Тут Яга вспомнила про шкуру Змея Горыныча, которую она видела в хате Емели и спросила, просто так из бабского любопытства:

– Я видела, Емеля с Горынычем твоим нынче совладал, а теперь его шкурой свой взор балует да девок деревенских пугает!

– Ты, Яга – дура! Как есть настоящая дура! И это еще один факт твоей неудачной биографии, по которому я к тебе сватов засылать не хочу! Горыныч, он у меня в башне сидит, сундук с моей смертью ночным и дневным дозором обходит! Он мне свою свободу на сто лет вперед в карты продул еще в тот год, когда мы княжну с тобой красть затеяли. А шкуру он, видно, еще по весне сбросил, чай, хоть и о трех головах все же гад он болотный.

– Ну, Емелька! Ну и сукин сын! А он мне заливал, что якобы одолел самого Горыныча! А оно во как! – сказала Яга, задумавшись. – А ты прежде, чем змея кормить, хоть формулу того зелья у него выведал? Мы, Коша, такой бы бизнес сотворили! По всему тридевятому царствию сие зелье продавали за деньги – и не малые! Чай, наш мужик али какой российский все больше по медовой браге сохнет, чем по любви страстной. А так бабам русским такая радость бы была! – сказала Яга, представляя, как мужики в один день бросят пить и ударятся с головой в любовные утехи. – Может и я кому тогда приглянулась бы?!

– Ты, Яга, невеста хоть куда! Кабы не твой горб да нос крючком, я б давно к тебе посватался! – сказал Кощей. – Ну, все, пришли. Давай, твори свое чародейство, а я пойду в картишки с Черномором перекинусь, да винца хмельного отведаю!

И Кощей, скрипнув железной дверью, ушел, оставив Ягу один на один с пробирками и ретортами.

Баба Яга, разведя пары, вылила в колбу воду с ликом Емели и принялась колдовать, подкидывая из своего мешка тайные болотные травы да сушеных гадов. Через несколько минут вода в колбе превратилась в зеленую массу, более похожую на тертый огурец, чем на колдовское зелье. В точно назначенное время она сняла с огня склянку, плюнула в нее для верности и, прочитав тайное заклинание, поставила остывать.

– «Вот таперича шапка – невидимка точно будет моей!» – сказала она себе и потерла руки, предчувствуя плывущую к ней удачу. – «Там и посмотрим, кто в тридевятом царстве настоящий рассадник зла и кто на трон Владимира имеет больше прав?».

Остудив зелье, Яга вышла из лаборатории и, виляя бедрами, как триста лет назад, продефилировала в игровую, где Кощей уже два часа резался в покер с дядькой Черномором и Соловьем – разбойником. Тут же, голые кикиморы под музыку скоморохов крутились вокруг шеста и плясали, радуя взор Кощея и его гостей смелыми эротическими телодвижениями, которые будоражили Кощееву плоть в предчувствии брачной ночи.

– Ну что, старая, сотворила свое колдовское зелье? – спросил он, затягиваясь сигарой.

– Сотворила, соколик, сотворила! Таперича будем тебе возвращать молодость, силу и эту как её эту – харизму. Да вот только перед тем как выпить, условие одно исполни.

– Какое условие?! – недовольно проскрипел Кощей, выпучив глаза.

– Лик Емели тебе будет служить всего один месяц. Потом ты, Коша, вновь превратишься в старого доброго дядюшку Кощея. Коли Емеля за это время помрет от чужой руки или же своей смертью скоропостижно, то останешься ты с его молодостью на веки вечные. И лик сей будет тебя радовать еще долгие лета.

– Это что значит? Коли он помреть, то его харя моей будет на долгие лета?

– Да! Его рожа станет твоей до самой твоей смертушки! Да смотри, умереть он должен сам, ну или край, от чужой руки! Ты, Кощеюшка, к его смерти никакого причастия иметь не должон, ну никоим образом!

– А как я душегубца найму, да он ему голову, как куренку открутит или отравленной стрелой из лука сразит?!

– Не пойдет?! Душегубец по твоей указке Емельку сгубит. Так чары сразу в один момент и рухнут!

– Тогда, Ягуся, его интригой извести нужно! Пусть его царевы слуги заколбасят за покушение на государя и существующий строй. Я его рожей, смуту наводить буду, ну типа, это ён! Мы его таперича под топор лихо пристроим!

– Ты, ваше бессмертие, хоть и прожил тысячу лет, а мозгом видно совсем зачах! – сказала Яга. – Умом его брать нужно, умом!

– Ты, Яга, и возьмешься изводить его гадостями! Я тебе шапку – невидимку по нашему контракту дам, вот ты и действуй – злодействуй! Все карты тебе в руки!

Яга задумалась и, покумекав минуту над предложением Кощея, согласилась.

– Ну, давай, ваше бессмертие, распрягайся, будем сеанс омоложения проходить, – сказала Яга. – Сие зелье надо вовнутрь принять мелкими глотками, чтобы процесс без стресса прошел.

Кощей взял склянку из рук Яги и одним махом влил себе в рот. Вцепившись в подлокотники кресла обеими руками, он замер в ожидании чуда, испуская изо рта синий дым с искрами, который клубами стал подниматься к потолку. Через несколько секунд все его тело затряслось, как в приступе эпилепсии. Глаза вылезли из орбит, а вся старая сморщенная кожа на лице, покрывшись большими пузырями, безжизненно обвисла, словно мокрый холщовый мешок.

– Ой! Ой, как морда у меня чешется, спасу нет! Помогите, люди добрые! – завопил Кощей.

– Это, ваше бессмертие, новая шкура нарастает, как по весне у Горыныча, – сказала Яга и, подцепив ногтем отвалившуюся от лица кожу, стянула её с Кощея, как стягивает со шляпы черное покрывало факир – волшебник. На удивление кикимор, дядьки Черномора и Соловья – разбойника, вместе старого избитого морщинами лица тысячелетнего старца они увидели молодую белую кожу молодого мужчины, точь в точь, как у Емели. Коли в ту минуту можно было поставить их рядом, то даже родная мать не смогла бы отличить Кощея от Емели.

– Вау! – только и сказала Яга, открыв рот, и тут же упала на пол от удивления.

– Что?! Что ты там узрела, старая калоша? – проорал Кощей, в ужасе хватая себя руками за физиономию. – Что, что получилось? Зерцало мне подать, немедля!

Соловей – разбойник, с удивлением наблюдавший за сеансом процесса омоложения, кинулся на поиски зеркала, не желая гневить патрона. Кикиморы загудели, одобрительно цокая языками, видя, как старый хрыч в одно мгновение превратился в доброго молодца.

Глава десятая

Накануне турнира

Чем ближе подходил день рыцарского турнира на руку и сердце княжны Марьяны, тем больше волнения скапливалось под сводами царского Кремля тридевятого царства. Князь Владимир, перейдя в жесткий режим экономии державного бюджета, пиршеств и княжеских трапез в последние дни не закатывал, а довольствовался продуктами приусадебного хозяйства, поэтому, сидя на троне, питался исключительно гороховой кашей. Князь каким – то неведомым ему ранее чувством ощущал, что вокруг назначенного сватанья княжны Марьяны разворачиваются довольно серьезные закулисные и закордонные интриги. Послы всех мастей из двух десятков царств и республик еще за неделю заполонили постоялые дворы вокруг Кремля в ожидании не только воскресенья, но и удобного случая оттяпать кусочек России в свою пользу.

– Ты, Марьянка, глянь, глянь в окно, – сказал князь, облизывая ложку.

– Ну, на что мне там глядеть? – спросила она и, выплюнув шелуху от семечек, подошла к окну. – Что я, царского двора не зрила?!

– Скажи, что видишь там!

– Ну, вижу, как цыгане медведя мучают, на цепи его таскают. Басурмане шашлыки жарят и шаурму, а скоморохи с гуслярами на жалейках да балалайках наяривают.

– Во, видишь, шашлыки! Я, князь, сабе позволить не могу шашлык скушать, все деньги на твою свадьбу зарезервировал! Ты бы хоть для приличия и приятности глаза рожу бураком натерла. Ходишь, как бледная спирохета! Тьфу ты, как поганка бледная! Спирохета – то ж микроба такая!

– Ты хоть и князь, а в современных заморских модах фишку не совсем рубишь. Давеча мне Прасковья сказала, что нынче в моде легкая смертная бледность и экзальтированная худоба. Я тебе голову даю на отсечение – женихи на меня будут липнуть, что мухи на это….

– На дерьмо липнуть? – лукаво переспросил князь, закручивая ус.

– Не мухи, папа, а пчелы на мед, – ответила княжна и, вытащив сигарету на длинном костяном мундштуке, закурила.

– О, мать твою, ты и табаки имеешь привычку шмалить, бесово ты отродье….

– Табаки, папа, нынче в моде! Элегантность придают эдакую и жуткую эпотажность, что в нашем деле вещь нужная.

– Ты, Марьяна, дура! Соком налилась, а головой совсем не созрела, – сказал в гневе князь – отец и постучал себя деревянной ложкой по голове. – Да лучше семечки лузгать, чем дрянь эту заморскую курить!

– Я, батюшка, от того и курю, что вся в нервах. Знамо в нашей державе женихов добрых нет. А те, что в заграницах, ведь не на мне жаниться хотят, а на твоем, батяня, пол-царствии.

– А коли и на пол-царствии?! Что думаешь, добро вам отдам?! Отмерю близ Колымы, и досыта зятю будет!

– Так там же, батюшка, вотчина твоего князя Абормотовича. Ён, там злато моет, да наивных чукотских юношей водой огненной спаивает, чтобы песцовые да соболиные меха для англицкой королевы добыть! Народ кажет, он замок там в Шотландиях купил, чтобы без боязни в юбке ходить подобно бабам, – сказала Марьяна, проявив беспокойство о державном добре!

– Дам там, где злато уже давно все отмыто. Пущай твой муж там елки да березки садит. А князь Абормотович уже давно к иноземцам подался, державное злато транжирить. Ну и бог с ним, не оскудеет земля русская, ибо богатств в ней на тысячи лет.

– Так там же, папа, холодно, жуть как?!

– А ты думала, я тебе и зятю южные курорты на Черном море подарю в канун олимпийских игр?! Шиш вы у меня получите, а не Черноморье!

– Я бы, папа, и Сибирью довольна была, – сказала Марьяна, сбивая пепел.

– Хрен возьмешь с тарелки деньги – нарисованы они! Сибирь им подавай! Тебе Сибирь отдать – Рассею проср…. короче, профукать!

– Я так и поняла, папа…. Спасибо за ваше добро да за ласку папаня!

– Ты, Марьянка, давай, поди спать, чай, завтра турнир начинается, голова и кожа должны быть свежи. Двор гостиный уже готов. Бани протоплены, перины взбиты, клопы и прусаки поморены….

– А коли знатного жениха вовсе не будет, чтоб я его всем сердцем могла полюблять?! Что тогда?!

– А за того пойдешь, кто в баталиях первым будет. Стерпится, Марьянка, слюбится! – сказал князь строго. – А чтобы увечий кандидаты сабе не нанесли, то биться будут мешками со ржаной соломой. Так что не боись, будет тебе жаних знатный и лихой!

Княжна захихикала, представив, как претенденты будут колошматить друг друга мешками с соломой.

– Вы, батюшка, верно крови боитесь?!

– Дура ты, Марьяна! Мне в царствии моем калеки да убогие не нужны, чай, и так от басурман монгольских, да от тевтонца многие пострадали. В царствии мужик нужен здоровый, да справный, чтобы детей плодил да казну оброком пополнял. На пенсион в державных закромах денег и так нет – пусто. Вот даже тебе на свадьбу еле по сусекам наскребли.

– Что, батя, в царствии нашем дефолт?!

– Спать поди, дехволт! Прикажу выпороть тебя розгами перед сватаньем, чтобы язык свой не распускала и на балконе во всю стать стояла!

Марьяна, обидевшись на отца, отчаянно топнула ножкой и, фыркнув, вышла из тронного зала к себе в опочивальню. Князь несколько минут постоял возле окна, глядя через щелку в бархатных шторах во двор. Там слободские детишки прыгали через костер, а цыгане под гитару пели заунывную песню. Закусив палец, он пробормотал сам себе под нос: «Эх, жених бы Марьяне хороший достался, чтобы царствие не делить! Хозяин хороший державе нужен, а хорошему хозяину нужна великая держава, а не полцарствия! Может мне жениться?!»