Текст книги "Тайная геометрия"

– Ефим Алексеевич, если тебе нужна помощь, то я готов, – заглядывая в глаза майору, сказал он. – Хоть сейчас…

– Нет, ничего пока не надо, – качнул головой Ефим. – Будет надо – скажу.

Клинков потоптался на месте.

– Ну, тогда я пойду? – спросил он.

– Да, иди, – махнул ладонью Ефим.

Клинков сделал шаг в сторону, но тут же поставил ногу обратно.

– Ефим Алексеевич, – неуверенным голосом произнес он. – А чего это спиридоновцы тебя Петровичем звали?

– А зачем всем, кому ни попадя, знать, как меня, на самом деле, зовут, а? – задал встречный вопрос майор. – Работа такая. Сам понимать должен.

– А, ну-да, ну-да… – закивал седой головой Валера Клинков, почесал багровой лапой макушку и скрылся за широким кустом шиповника.

24. Столкновение

Недовольный капитан попрощался.

И песчаная дорожка, будто самодвижущийся эскалатор, унесла его аккурано выглаженный бежевый костюм во тьму между бронзовыми колоннами сосен.

Майора же тропинка понесла в противоположную строну. К научно-производственному объединению «Топология».

Но не прошло и трех минут, как Ефим вынужден был остановить петляющий по лесу эскалатор. Причиной этому была открывшаяся перед ним сцена.

Четверо кирзоволицых спиридоновца стояли полукругом у матерой сосны. Причем в руках у «мусорного бака» поблескивал нож. А к сосновому стволу спинами прижимались Максим Карликов и Феликс Бобин.

Увиденная картина сама по себе Ефиму не понравилась.

Но было и еще кое-что в наблюдаемой сцене. Это обстоятельство и предопределило весь дальнейший ход событий.

Из-за могучего соснового ствола выглядывало яркое женское платье. Ефим его узнал, хотя вообще был не слишком-то внимателен к дамским нарядом. Но он совсем недавно, под такой же сосной ощущал эту светлую ткань под своими руками. А когда, на мгновение рядом со стволом мелькнуло женское лицо, майор поплыл.

А такое происходило с ним не часто.

Всего несколько раз за всю его не такую уж короткую жизнь.

И сейчас наступил как раз такой случай.

Майор поплыл.

Время для Ефима убыстрилось в десятки раз, а для окружающего мира оно почти остановилось, как бывает с происходящим на замедленной кинопленке. Мир исказился, словно рассматриваемый через гигантскую линзу. Расстояния в нем изменились. То, что было в дали – стало рядом. То, что рядом – уплыло куда-то в сторону.

Ефим, собрался в единый комок, словно сжатая до упора стальная пружина. Или волк перед броском.

С того момента, как он увидел подол женского платья, прошло несколько секунд. Но все изменилось.

Могучая боевая машина, именуемая «майор Мимикьянов», пошла в атаку.

Нож-самовыкидыш вылетел из ладони «мусорного бака» и весело сверкнув в солнечном луче, пробившемся сквозь хвойные лапы, улетел метров за десять в траву. Его хозяин получил удар в солнечное сплетение. Открыв в немом крике рот и сморщив кирзовое лицо, «мусорный бак» стал медленно оседать на землю. Второго уголовника Ефим вывел из строя точным ударом в живот.

Ефим повернулся к третьему.

Но тот уже отступал под натиском надвигающейся на него угловатой фигуры Максима Карликова и маленького льва – младшего научного сотрудника Бобина.

А вот четвертый… У четвертого в руках оказался пистолет. Тяжелый, девятимиллиметровый, не знающий пощады «Стечкин». И его ствол был направлен майору в грудь.

Недаром силовики говорят, инстинкт битого жизнью уголовника опережает любую реакцию. Он, будто видит события, которые еще не наступили.

При всей быстроте своих движений, майор явно не успевал.

Ему казалось, он уже видит маленькую лобастую пулю, вылетающую из черного отверстия, рассекающую стеклянный воздух и берущую точный курс на его сердце.

Но пуля не вылетела.

Чья-то рука выбила страшное спецназовское оружие из готовой нажать курок ладони. Верная рука принадлежала неизвестно откуда взявшемуся инженеру лаборатории пространственных измерений Евгению Вергелесову.

– Робяки, валим! – крикнул, вскакивая с земли, «мусорный бак».

Не смотря на полученные и получаемые удары, живучие представители придонной человеческой фауны, мгновенно выполнили команду вожака.

Устилающие землю хвойные иголки, прошлогодние шишки и сухие листья возмущенно захрустели под их быстрыми подошвами.

Майор вернулся в обычное состояние, как и вошел в него – рывком.

И тут же шагнул к вышедшей из-за ствола женщине, вышедшей из-за ствола.

– Аня, ты как? В порядке? – загородил он ее своей большой фигурой от посторонних взоров.

– Ой, Ефим! Как хорошо, что ты появился! – Рогальская начала застегивать расстегнувшиеся пуговицы на рубашке майора. – Я-то ничего!

– Совсем ничего? – на всякий случай уточнил Ефим.

– Ну, а что со мной сделается? Я же за дерево спряталась, когда они ругаться начали! Только за наших ребят так испугалась, так испугалась! Ужас! Они ведь могли этих мужиков и побить! А, если бы те в милицию пожаловались? Или самому Лисоверту? Что бы тогда? – глаза Рогальской, представившие возможные последствия, даже расширились от испуга.

– Что тогда? – не понял майор.

Пресс-секретарь всплеснула загорелыми обнаженными руками:

– За драку их ведь Лисоверт и выгнать мог! Ему же не докажешь, что они не виноваты! Что, эти мужики сами пристали! А, тут – ты! Как удачно получилось! Только ты Илье Сергеевичу ничего не рассказывай, хорошо! Он последнее время такой сердитый ходит. Выгонит ребят и все.

Ефим успокоился.

«Сила женского ума в его специфическом взгляде на мир, – подумал он. – И это очень хорошо!»

Успокоившись сам, он с удовольствием стал успокаивать Ангелину Анатольевну. Он твердо пообещал:

– Что я Лисоверта не знаю? Конечно, я ему ничего не скажу. Это точно: про драку узнает, выгонит и все! На былые заслуги не посмотрит! На трудовой стаж не посмотрит! Ему судьбу человека сломать, раз плюнуть! – на глазах создавал он портрет административного монстра, не имеющий с реальным прототипом ничего общего. Но, видимо, так майор сбрасывал недавнее нервное напряжение.

Проведя ладонью по круглому женскому плечу, обтянутому пестрой тканью, он повернулся к сотрудникам «Топологии».

– Коллеги, а как вы здесь оказались? – спросил он. – Вы же, кажется, в ресторан Дома ученых собирались?

– Это все он! – мрачно ткнул пальцем Карликов в потупившего глаза рыжего львенка. – Прогуляемся, да прогуляемся! Вот и прогулялись!

– Нет, ну Максим! – взвился Феликс. – Ну, что ж теперь, мы по своему городку и гулять не можем, что ли?

Руководитель лаборатории подумал, поскреб колючую щеку и сказал:

– Можно. Только без тебя. Как с тобой пойдем, всегда что-нибудь такое и случается!

– Ну, что я виноват, что ли? – возмутился младший научный сотрудник.

– Да, ты Максим Сергеич, уж что-то совсем… – мужественно встал на защиту товарища инженер Вергелесов. – С каждым же может случиться…

Правда, говорил он, как всегда несмело и негромко. Будто из темного угла.

Карликов спорить не стал. Сморщил свой нос-пипку игрушечного медвежонка и отвернулся.

– Аня, а ты-то как в этой компании оказалась? – повернулся Мимикьянов к женщине. – Это – опасная компания! Ты от них подальше будь!

– Ну, как оказалась? – удивленно приподняла подведенные брови Рогальская. – Оказалась потому, что Лисоверт совсем сбрендил! Как только ты меня в «Топологию» привел, я сразу схватила пресс-релиз и – к нему в кабинет. А он мне: «Спасибо, но это не срочно!» Представляешь! То ему, как ты говорил, – вынь, да положь! А то – не срочно! Ну, я и пошла домой. У меня дома столько дел, столько дел! Ужас! Прохожу мимо Дома ученых, вижу, ребята выходят. Я и решила с ними по лесу пройтись. Ну, а тут, как нарочно, эти страшилы! Я испугалась, подумала, сейчас ребята их побьют. Хорошо, Ефим, что ты подошел и всех разнял!

«Вот и попробуй тут хоть что-нибудь спланировать! – подумал майор. – В шахматах, хотя бы фигура стоит на той клеточке, где поставили. Пока ее снова не тронешь. А люди без всякого спроса двигаются, куда хотят… Ну, как тут хоть что-то предусмотреть можно? Вот, думал, Аню в надежное место упрятал, чтобы опять каким-нибудь придуркам на глаза не попалась, а она – на тебе! Домой побежала, и опять чуть к уголовникам в лапы не угодила! Вот и поиграй тут!»

Личный состав лаборатории пространственных измерений в один голос заявил, что направляется в Дом ученых. По словам Феликса, там их ожидал уже заказанный чологач – баранье мясо на косточке, приготовленное на открытом огне.

Ефим сам не раз пробовал чологач в ресторане Дома ученых и обрадовался: значит, в ближайшее время никакие новые приключения лаборатории пространственных измерений не грозят. Баранина на косточках могла с гарантией задержать беспокойную компанию в Доме ученых на час-другой, если к ней будет добавлено хотя бы по паре кружек пива, конечно, в расчете на одного человека. Но в последнем-то Ефим, как раз, не сомневался. Рогальская к жареному бараньему мясу высказала равнодушие, но, несмотря на огромное количество ожидающих ее домашних дел, решила пойти за компанию.

Таким образом, все складывалось удачно.

Доведя беспокойную группу до крыльца Дома ученых, майор попрощался с сотрудниками лаборатории кивком головы, с пресс-секретарем – дружеским прикосновением к локтю. Он не уходил, пока лично не убедился: все четверо вошли внутрь, не проявив никаких намерений, отправится еще куда-нибудь погулять.

В воздухе неслышно разливалось что-то нежно-элегическое. Вроде знаменитой «Мелодии» Кристофа Виллибальда Глюка из оперы «Орфей и Эвридика».

25. Диковина для забавы

Расставшись с друзьями, майор пошел по проспекту Науки.

Он двигался к устремленному в синеву гигантскому бетонному парусу, сооруженному на здании научно-производственного объединения «Топология».

Майор смотрел на неровную линию темных сосновых вершин, нарисованных неизвестным коллегой Шишкина на синем полотне сибирского неба и вспоминал случай, происшедший с ним год назад в библиотеке Дома ученых.

Майор любил библиотеки.

Их озоновая тишина казалась ему частью незримой, но вполне реальной Великой Вселенной Знаний. Прикосновение к ней доставляло майору настоящую радость. Она превосходила удовольствие, рождаемое сочным антрекотом, зажаренным на решетке. Или приказом о вынесении благодарности за подписью самого начальником управления. Хотя, конечно, в последнее, Гоша Пигот, никогда бы не поверил.

Чувство узнавания майор Мимикьянов мог поставить только рядом только с тем наслаждением, которое рождала в нем классическая музыка.

Особенно Ефим любил библиотеку вечером. Когда за окнами стоят сиреневые сумерки, а над заваленными книгами читательскими столами, уютно светятся зеленые стеклянные абажуры.

Тем вечером зал просторной библиотеки Дома ученых был почти пуст.

На столе перед майором высилась стопка книг. Все они были посвящены одному человеку – соратнику императора Петра Великого генерал-фельдмаршалу Якову Вилимовичу Брюсу.

Заинтересовался этим человеком майор случайно.

Во время одной из дискуссий в курительной комнате библиотеки Дома ученых сотрудники лаборатории пространственных измерений чуть не до кулачной драки заспорили о таблицах предсказания климата, составленных Брюсом и приложенных к календарю, выдержавшему до революции более ста изданий.

По утверждению одного из спорящих, по этим таблицам можно было предсказывать погоду и сегодня. Причем, совпадение предсказаний с тем, что реально происходило за окном, было невероятно высоким. Куда выше, чем в сводках Гидрометцентра. Оппонент это решительно отвергал, считая, подобное в принципе, невозможным.

Спор майора заинтересовал. И он решил почитать, что же собой представлял этот метеоролог далекой эпохи, давно растаявшей в непроглядных безднах времени. И понять, почему живущие почти три века спустя сотрудники научно-производственного объединения «Топология», беседуя о нем, готовы приложить друг друга по физиономии.

И узнал для себя много интересного.

Ну, прежде всего, фигура Якова Вилимовича выделялась даже среди деятелей Петровской эпохи, совсем не бедной на ярких людей. Один Александр Меньшиков чего стоит!

В личности генерал-фельдмаршала Якова Брюса все оказалось странным, таинственным, непонятным. Начиная с его происхождения.

Яков Вилимович был прямым потомком по мужской линии короля Ирландии Эдварда Брюса. Эдвард приходился родным братом королю Шотландии Роберту Первому. Этот монарх отстоял свою землю от наседающих англичан. Помогли ему в этом рыцари самого загадочного и богатого средневекового католического Ордена Храмовников или Тамплиеров. В Шотландию они бежали от террора, развязанного против них королем Франции Филиппом Красивым.

Дед Якова Вилимовича тоже бежал с родины в чужие земли. Он покинул Британию, спасаясь от преследований Оливера Кромвеля, вождя Английской революции. В отличие от многих, дед Брюса направил свой путь не на запад, а на восток. Он поступил на службу к русскому царю Алексею Михайловичу, отцу Петра Первого.

Сам Яков Вилимович стал верным соратником Петра с первых грозных дней его царствования. Во время мятежа царевны Софьи юный Брюс прискакал в Троице-Сергиеву лавру, за толстыми стенами которой укрывался юный царь. С тех пор он был с Петром всегда. И едва ли не самой надежной его опорой.

Покидал он царя только по его прямому приказанию. Как например, когда Петр во время своей поездке по Европе, оставил его прослушать курс в Оксфордском университете. Там Яков близко познакомился с Исааком Ньютоном. Великий физик не считал ниже своего достоинства тратить долгие часы на беседы с любознательным студиозом из холодной Московии. В этих беседах два любознательных человека обсуждали интересующий их обоих вопрос – как устроена Вселенная?

Впоследствии выдающийся математик один из создателей дифференциального исчисления и теории чисел Леонард Эйлер, работавший в Петербурге, признавался в письмах, что «ученейший математик Яков Брюс» консультировал его по тем математическим вопросам, в которых он сам не мог разобраться…

Яков Вилимович стал активнейшим помощником царю в строительстве новой России. Петр назначил его руководить заводским и горнодобывающим делом. Создание крупной российской промышленности – прежде всего, заслуга Брюса. Именно он сконструировал и наладил производство на Тульских и Уральских заводах производство знаменитых пушек-единорогов, впоследствии обеспечивших ни одну славную викторию русской армии.

Брюс лично участвовал во всех военных походах Петра. Будучи назначенным главным канониром армии, он впервые в мире придумал отдельные от пехоты мобильные артиллерийские соединения на конной тяге. Во время исторической Полтавского сражения именно сотня его пушек, вовремя переброшенная в решающее место боя, решила исход сражения: десятью залпами артиллеристы Брюса буквально смели пошедших в атаку железных шведских гренадеров.

Петр понимал, кому в значительной степени он обязан своей главной победой. За Полтавское сражение генерал-фельдцейхместер Брюс был первым в России награжден высшей наградой империи – орденом Андрея Первозванного.

Создание системы общего и специального образования в стране – цифирных и навигацких школ – также личная заслуга потомка ирландского короля.

Но как это часто бывает в истории, эти, действительно, великие дела Якова Вилимовича Брюса стерлись из памяти вновь пришедших на землю поколений. Кто знает о них? Разве что, профессиональные историки. Почти ничего из реальных заслуг этого человека не знал и такой, неплохо образованный человек, каким считал себя майор Мимикьянов.

Правда, в сознании новых поколений Брюс все-таки остался. Но ни как выдающийся государственный деятель, а как чернокнижник Брюс. Колдун, маг и волшебник.

Почти каждый что-то слышал о Брюсовом календаре, хотя почти никто и не знает что это такое.

В этом первом в России не церковном календаре, кроме обычных указаний месяцев и дней недели на десять лет, имелись таблицы предсказаний на каждый день. Они позволяли любому человеку самому предсказывать погоду на каждый грядущий день и даже будущие события личной и мировой жизни. Видимо, не только обычную невнятицу предсказывали эти таблицы, если календарь с приложениями переиздавался много десятков раз, вплоть до самой революции семнадцатого года.

Во всяком случае, когда современные метеорологи попытались с помощью этих таблиц предсказать погоду на сегодняшние дни, то с удивлением обнаружили, что, в отличие от Росгидрометцентра, сделанные по таблицам Брюса предсказания погоды, полностью совпали с наблюдаемым за окном климатом.

Это казалось невероятным, ведь считается, климатические процессы настолько сложны, что предсказать их с помощью современных математических методов, спутниковых данных и вычислительных машин, имеющих процессоры мощностью более миллиона операций в секунду, с точностью более семидесяти процентов в принципе невозможно.

И, тем не менее, архаичные Брюсовы таблицы почему-то позволяют предсказать погоду едва ли не со стопроцентным попаданием.

Кроме всего прочего, Яков Брюс возглавлял загадочное «Нептуново общество, куда входили известные фигуры Петровского времени. Наставник и друг молодого царя швейцарец Лефорт, бессменный товарищ Петра Александр Меньшиков, да и сам Всероссийский самодержец.

Члены общества собиралось для своих занятий на верхнем этаже московской Сухаревой башни. Говорили, что там его участники превращали свинец в полновесное золото, заставляли ходить покойников и, обернувшись черными птицами, летали вечерами над Замоскворечьем.

С тех пор Сухарева башня всегда пользовалась у москвичей дурной славой.

После смерти императора генерал-фельдмаршал Брюс ушел в отставку. Под Москвой он приобрел небольшое имение с сельцом, именуемым Глинки. Неподалеку находились залежи светлой глины, из которой гончары выделывали крепкие звонки кувшины, горшки и миски. Сегодня там находится санаторий «Монино», долгое время принадлежавший Министерству обороны.

Почти три века после смерти Брюса среди глинковских крестьян передавались другу рассказы о «Яшкиной бабе» – железной женщине, которую чародей сделал для исполнения обязанностей служанки: «Барин сделал куклу, та говорит и ходит, но душу не имеет».

Рассказывали и о вылетающих из окон кабинета и парящих над домом чернокнижника железных драконах, сыплющих на землю искрами и оставляющих после себя запах серы.

Помещики из окрестных деревень, приезжая в Глинки, отказывались верить своим глазам: жарким летом они могли покататься на коньках по замерзшему пруду, зимой – искупаться в теплой речке, где плескалась рыба.

Последующие образованные поколения, разумеется, считали эти рассказы выдумкой своих малообразованных предков.

Но вот уже в семидесятых годах прошлого века любопытные младшие научные сотрудники решили разобрать документы, найденные после смерти отставного генерал-фельдмаршала в его кабинете, и переданные для хранения в библиотеку Российской Академии наук.

И тут исследователей ждали сюрпризы. Да какие!

Среди бумаг оказались чертежи человекообразного робота с уникальной системой шарниров и передаточных блоков, обеспечивающих искусственному существу подвижность конечностей, почти не уступающей степеням свободы рук и ног живого человека. Более того, весь механизм должен был приводиться в движение расположенным в области сердца непонятным источником энергии, похожим на миниатюрный электрический двигатель. А ведь до изобретения первых электромоторов оставалось еще больше ста пятидесяти лет!

Но и это еще не все.

Исследователи обнаружили чертежи непонятных крылатых машин с очертаниями, напоминающими современные многоцелевые истребители-бомбардировщики семейства СУ. На крылатых машинах были изображены устройства очень похожие на современные реактивные турбины.

Удивительным представляется и еще один факт, касающийся Брюса.

После смерти тело Якова Вилимовича было перевезено из Глинок в Москву и погребено в Лютеранской кирхе Святого Михаила. В 1929 году она была снесена, а на ее месте возведена аэродинамическая лаборатория Центрального авиационного института (ЦАГИ). И оказывается, незадолго до смерти Брюс писал в письме своему другу: «Меня скоро не станет, а на моих костях потомки российские летать будут учиться».

Прочитав все это, Ефим подумал: выходит, легенды, возникшие вокруг фигуры Брюса, какие-то основания под собой все-таки имели?

Но, кроме этих бесспорно интересных, хотя и не слишком правдоподобных сведений, в сознании Ефима задержался еще один фактик. Совсем малюсенький. На первый взгляд, даже пустяковый. Майор встретил его в описании вещей, оставшихся после смерти Якова Вилимовича.

Прибывшие из Петербурга чиновники скрупулезно перечислили на бумаге все книги и предметы, обнаруженные в его рабочем кабинете. Под «нумером сто семнадцать» там значилось: «Зеркало круглое, небольшое. Если в него посмотреть, сразу увидишь не только лицо свое, но тем же разом и затылок свой с загривком. Диковина для забавы…»

Никакого объяснения такому странному для зеркала способу отражать человеческий облик, в сознании майор Мимикьянова тогда не родилось. Но почему-то непонятный фактик засел в памяти накрепко. Чем-то он зацепил майора.

Видимо, его подсознание уже тогда не согласилось с мнением чиновников Академии, составлявших опись вещей.

Похоже, не только для забавы предназначалась эта вещица. А вернее, совсем не для забавы.