Текст книги "Тайная геометрия"

29. Признание директора Лисоверта

Майору все-таки удалось запихнуть пресс-секретаря за металлическую дверь ее собственной квартиры.

Более того, ему удалось, прибегнув к насилию в отношении самого себя, не входить в квартиру, и остановиться перед дверью на лестничной площадке.

Нет, субботние испытания отнюдь не превратили Ефима в аскета. Наверное, этого не смог бы сделать сам главный дух природных сил Кокшу или даже дух духов могучий Бобырган.

Майор не стал аскетом. Но долг есть долг.

Майору очень нужно было задать пару вопросов Илье Сергеевичу Лисоверту.

И Мимикьянов устремился по проспекиу Науки к бетонному парусу «Топологии».

Кивнув вахтеру, он, прыгая через две ступени, побежал по лестнице на второй этаж, где располагался кабинет генерального директора.

И зря трудил ноги: надо было лишь задать вопрос бдительному стражу. Но – нетерпенье! Хочется, чтобы все планы исполнялись мгновенно. А так не бывает!

Сколько раз майор ругал себя за эту черту характера. «Поспешай медленно!» – повторял он себе фразу преподавателя оперативной работы Новосибирской спецшколы полковника Авдейчикова. И, вообще-то, майор с гордостью мог сказать, что, в конце концов, нетерпеливость своего характера ему удалось укротить. Но, – не до конца. Взлохмаченная нетерпеливость натуры все-таки иногда вырывалась на свободу.

Майор открыл дверь директорской приемной.

В ней никого не было.

Стул, обычно занимаемый всезнающей секретаршей Полиной Аркадьевной, пустовал. Но она явно находилась где-то в здании: работал компьютер. По его экрану, превратившемуся в виртуальный аквариум, плавали, виляя хвостами, почти круглые полосатые рыбы. На спинке стула висела на длинном тонком ремешке кожаная дамская сумочка. А уж этот-то предмет туалета никакая женщина, покидающая помещение ради большого мира, никогда не забудет.

В воздухе приемной витал то ли легкий аромат женских духов, то ли, оставленный Полиной Аркадьевной охранять свое рабочее место маленький сторожевой дух. Так, не дух, душишка… Детей, да слабых мужчин пугать. Другую женщину такой душонок, конечно, не испугает. Храброго оперативника тоже.

Майор шагнул к кожаной двери, ведущей в кабинет генерального директора. Но она оказалась закрытой.

Ефим Алексеевич сделал замечание своему характеру. Постоял, успокаивая дыхание, и, стараясь, выдерживать умеренный темп, отправился снова вниз.

Вахтер пояснил: где-то с полчаса назад Илья Сергеевич покинул здание, сказав, что идет домой и сегодня, скорее всего, больше не появится.

Майор Мимикьянов покинул гигантский корабль «Топологии» и отправился к Лисоверту домой.

Илья Сергеевич жил не далеко.

Но не в обычном многоэтажном доме, а в отдельном коттедже. Правда, тоже типовом. Их строили когда-то для руководителей объединений, научно-исследовательских институтов и конструкторских бюро, расквартированных в научном городке.

За невысоким решетчатым заборчиком генеральный директор собирал сливу.

Ее желтые шарики горели в темной листве, как янтарные бусы. По мере потепления сибирского климата, маленькая и терпкая сибирская слива становилась все крупнее и слаще. А в последние годы стала прямо-таки медовой по вкусу.

Занимался доктор наук своим делом, не торопясь, серьезно и сосредоточенно, как, наверное, собирал урожай его дед – сибирский казак-землепашец, или точил детали его отец – рабочий Новосибирского авиазавода.

Понаблюдав немного за трудовой деятельностью генерального директора «Топологии», Мимикьянов крикнул:

– Можно к вам вторгнуться, Илья Сергеевич?

Лисаверт повернул к Ефиму свое сухое лицо токаря-металлиста, секунду вглядывался в майора, потом махнул ладонью: заходи!

Майор открыл калитку и по дорожке, выложенной бордовым искусственным камнем, направился к сливовому кусту.

– Что случилось, Ефим Алексеевич? – с тревогой спросил генеральный директор, когда Ефим подошел.

– Кроме того, что вам известно, ничего не случилось! – успокаивающим тоном, произнес майор. – Просто, срочно нужно уточнить одну вещь.

– Да? – Лисаверт внимательно посмотрел на Ефима сквозь модные узкие очки. На его умном строгом лице, они все равно смотрелись допотопными стекляшками. – А чего такая срочность?

– Начальство требует! – словно бы с досадой махнул рукой майор.

Это универсально объяснение было хорошо тем, что, не объясняя ничего, казалось, объясняющим все. В самом деле, каждый нормальный человек знает: у начальства же не спросишь!

И точно: Илья Сергеевич понимающе кивнул, поставил синее пластмассовое ведерко с собранной вишней на стоящий рядом деревянный стол и крикнул в сторону застекленной террасы:

– Люба! У нас гости! У нас чай-то вскипел?

Стеклянная дверь террасы, ослепительно сверкнув на солнце, открылась и из нее показалась полноватая женщина в цветастом домашнем халате – супруга Лисаверта Людмила Александровна.

Ее светло-ореховые глаза мгновенно обежали маленький сад и остановились на Ефиме. Острый лисий носик, умело замаскировавшийся на большом белом лице, сделал принюхивающееся движение, и тут же на ее лице вспыхнула приветливая улыбка:

– Здравствуйте, Ефим Алексеевич! Вы – вовремя. Илья Сергеевич, как раз собрался чай пить! Со сливовым вареньем! Только вчера сварила! Вы садитесь! У меня уже все готово. Сейчас накрою!

Супруга генерального директора Ефима не любила. Ефим ее тоже. Людмила Александровна, как будто все время боялась, что Мимикьянов уведет ее Илью Сергеевича из уютного семейного мира в какой-то другой, глупый мужской мир, где так просто потерять, не только голову, но и должность.

Ефим ничего подобного никогда не делал, но ведь нашими чувствами – любовью и нелюбовью – руководит не разум, а инстинкт. Темный голос подсознания. А уж он-то знает!.. Да, и вообще, какая такая любовь может быть между лисой и волком?

Любви быть не может, но то, что простительно женщине, мужчина прощать себе не может. Он должен быть объективным. И Мимикьянов признавал за Людмилой Александровной немалые достоинства.

Лиса оказалась не хитренькой, а умненькой.

В то время, как ее подруги-хитрованки бегали по городку, выбирая себе мужа по-денежней, по-сановитей, по-перспективней, Людочка, как уцепилась за своего математика-теоретика, так и держалась крепко. Несмотря на то, что он не один год и даже не одно десятилетие сидел в «Топологии» на скромной должности младшего научного сотрудника и даже кандидатскую диссертацию защитил позже многих.

Но разгадала стратегические планы Судьбы умная Патрикеевна. Не бросила она своего Илью с копеечной зарплатой и внешностью рабочего-токаря. Не прыгала от одного мужа к другому, в поисках все более высокой строчки в штатном расписании или большего количества квадратных метров жилой площади. Терпела, как бы трудно не было. И даже домашнему хозяйству училась, вместо того, чтобы с соломкой между губ в барах сидеть, ногу на ногу положив, да подол повыше поддернув.

И, что теперь – эти подруги? И от мужниных должностей ничего не осталось, и их квадратные метры куда-то подевались в вихре перестроек и приватизаций. Да, и сами мужья оказались либо на том свете, что не так обидно, либо в лапах у более молодых и энергичных лисиц, что, конечно, обидно очень.

А у Людмилы Александровны – все в порядке! При муже. Муж – доктор наук. Генеральный директор научно-производственного объединения. И даже внешность ничему не помешала, хотя с годами он еще больше стал похож на рабочего-токаря. Только ведь, кто на кого похож, это – дело субъективное. Кто-то скажет, на токаря дядю Васю, а кто-то – на академика Жореса Ивановича Алферова, лауреата Нобелевской премии! Вот так, подруга! А ты говорила – Людка дура! Людка – вешалка, ребра без мяса! Людка – простушка! Вот жизнь и показала, кто – дура, а кто – совсем наоборот!

Пить чай с мужчинами Лариса Александровна не стала. Накрыла стол у сливового дерева и, сославшись на то, что позвонила соседка и просит срочно проконсультировать по поводу закатки огурцов в стеклянные банки, пестрым стожком укатилась на участок соседнего коттеджа.

Свежесваренное варенье из желтых сибирских слив хозяйке удалось. В прозрачном золотистом сиропе плавали наполненные солнцем янтарные шарики. Они расползались во рту медом и настойчиво просили глотка горячего крепкого чая.

Когда все это еще и происходит на свежем воздухе, – блаженство, да и только!

– Илья Сергеевич, тема «Шапка-невидимка» почему была закрыта, а? – после пары ложек варенья разрушил дачную атмосферу майор. – В тупик зашли? Или кому-нибудь другому для разработки передали?

Майор так сформулировал вопрос намеренно. Чтобы у собеседника сразу сложилось впечатление: само существование данной темы – это факт, обсуждению не подлежащий. Важна лишь маленькая деталь: почему тему закрыли? Хотя именно это, на самом деле, майора интересовало меньше всего. На самом деле, его интересовало, что же скрывалось под «Шапкой-невидимкой»?

Но так он сделал, чтобы Лисаверт вообще не стал отрицать ее существование. Тема-то была закрытой, и генеральный директор, по инструкции даже своему куратору по линии госбезопасности, должен был ответить, что ни о чем подобном и не слышал. А при такой формулировке вопроса, отрицать, что тема под неофициальным названием «Шапка-невидимка» когда-то разрабатывалась в объединении, было бы как-то глупо.

Илья Сергеевич посмотрел в синее августовское небо, сделал маленький глоток из тонкостенной фарфоровой чашки и ответил:

– Тему закрыли потому, что она была выполнена. Полностью. Разработка завершена. Действующая модель прибора КОИ -2 изготовлена и сдана госкомиссии по акту. Чего ж зря дальше деньги тратить?

Ефим тоже отхлебнул темно-коричневый напиток, внутренне посомневался и спросил:

– Вы имеете в виду прибор для расчета траектории полета межконтинентальных баллистических ракет с учетом четвертого измерения пространства?

Произнося эти слова на одном дыхании, майор следил за выражением лица Ильи Сергеевича Лисоверта.

Но оно оставалось бесстрастным. Его сухие черты старого рабочего-металлиста ничего не выдали майору.

– Нет, насколько мне известно, объединение такой проблемой не занималось, – ответил генеральный директор «Топологии». – В рамках «Шапки-невидимки» решался совсем другой вопрос.

Майор почувствовал, что вот-вот беседа может зайти в тупик. Ему ничего не оставалось, как напрямую спросить:

– Какой вопрос?

Илья Сергеевич внимательно посмотрел на Ефима, и майору показалось, что на крохотную долю секунды в глазах Лисаверта мелькнуло удивление. Он поправил дорогие очки, напоминавшие стекляшки старого токаря, помолчал, а потом сказал:

– А что ваше начальство этого не знает?

– Нет, – покачал головой майор. – А в связи с некоторыми событиями, случившимися в научном городке в последнее время, хочет знать.

Лисаверт кивнул сухой головой, словно бы бессловесно произнеся: «Ну, я так и думал. Теперь все понятно!», и сказал:

– «Шапка-невидимка» решала задачу более локальную. В рамках этой темы разрабатывали прибор, позволяющий видеть пространство в четырех измерениях не баллистической ракете в стратосфере, а отдельному человеку. Например, солдату на поле боя. Или диверсанту. Или разведчику. «Квадроочки индивидуальные». Официальное сокращение – «КОИ-2». – Илья Сергеевич постучал ложечкой по фарфору. – Но, если вы думаете, что… – он остановился.

– Что я думаю? – спросил майор.

Генеральный директор зачерпнул ложечкой варенье, но ко рту не понес, снова погрузил ложечку в наполненный солнцем сироп.

– Ну, что бы вы, Ефим Алексеевич, ни думали, – наконец, сказал он, – вы должны знать: «КОИ-2» были изготовлены в единственном экземпляре и переданы по акту Московскому научно-производственному объединению «Квадрон». Там они были уничтожены в соответствии с Межправительственным соглашением между нашей страной и Соединенными Штатами. Это закрытое соглашение предусматривало прекращение разработок и уничтожение всей научно-исследовательской и конструкторской документации, а также всех моделей и действующих образцов приборов и изделий, предназначенных для визуализации четвертого и всех последующих измерений пространства.

– Откуда вы знаете об этом соглашении? – осторожно спросил Ефим.

– Ваш покорный слуга входил в группу экспертов, готовивших этот документ, – изобразил легкий поклон головой Илья Сергеевич.

Генеральный директор взглянул в пульсирующую синеву над кронами пирамидальных тополей и произнес, словно отвечая на еще не высказанный Ефимом, но уже висящий в воздухе вопрос:

– Изготовить квадроочки в домашних условиях невозможно. Главная часть «КОИ» – особая система призматических линз. Их грани должны быть сориентированы друг относительно друга с точностью до миллионной доли микрона. Сборка этой системы возможна лишь в особой барокамере с пониженным давлением и максимально экранированной от всех возможных электромагнитных полей и воздействий. Несанкционированное изготовление квадроочков исключается. Абсолютно.

– Это точно, Илья Сергеевич?

– Не сомневайтесь, – твердо произнес Лисаверт.

– Значит, «КОИ-2» не существуют?

– Не существуют, – кивнул сухим лицом Илья Сергеевич, и его стекляшки блеснули на солнце стальными всполохами.

– А «КОИ-1»? – быстро спросил майор.

Лисаверт приподнял брови, словно не поняв вопроса. Потом кивнул и сказал:

– А «КОИ-1» никогда и не существовали. Цифра «2» в официальном названии квадроочков условна.

– Условна? – переспросил майор.

– Разумеется! Ну, название авиалайнера «Ту-154» ведь совсем не свидетельствует, что этому самолету предшествовали сто пятьдесят три других туполевских модели, ведь так?

– Так, – согласился майор, поднял голову и повернулся к проходящей мимо коттеджа неширокой асфальтированной дороге. Его привлек звук. У невысокой решетчатой калитки затормозила черная «Волга». Передняя дверца открылась, и из машины появились лакированные туфли на высоких каблуках, поблескивающие на солнце светлые чулки и яркое женское платье. Оно было надето на пресс-секретаре объединения Ангелине Анатольевне Рогальской.

Пассажирка автомобиля с женской решительностью бросила дверцу обратно на положенное место, и та захлопнулась со звуком пистолетного выстрела.

Это заставило генерального директора «Топологии» оторваться от созерцания чайной поверхности. Он вскинул взгляд, а потом и приподнял сивые брови.

Ангелина быстро шла по бордовым каменным плиткам, почти бежала.

– Илья Сергеевич! – сказала она, остановившись у стола и излучая, всей фигурой, словно передающая антенна, мегаватты нервного напряжения.

– Ну, что еще случилось? Говори! – подался корпусом вперед Лисаверт. – Ангелина, да не молчи ты, как Лотова жена в пустыне!

– Илья Сергеевич! – наконец, справившись с переполнявшей ее эмоциональной энергией, произнесла Ангелина. – Грибкова арестовали! Только что! Прямо в кабинете!

– Как это так? Кто арестовал? – в растерянности приподнял плечи Илья Сергеевич.

– Милиция арестовала! Сам Кокин приезжал! Я, как узнала, сразу к вам!

Ефиму почудилось: где-то, совсем рядом, невидимые руки ударили друг о друга большие медные блины оркестровых тарелок. Они зазвенели пронзительно, и их звук, не затихая, еще долго дрожал в прозрачном воздухе.

Конечно, кроме самого майора, никто ничего не услышал.

Илья Сергеевич развел руки в стороны:

– Ничего не понимаю!

Он вопросительно посмотрел на Ефима, очевидно полагая, что контрразведчик сможет что-то объяснить.

Но и майор Мимикьянов понимал не так уж много. И объяснить ничего не мог.

30. Объяснения капитана Кокина

Лисоверт решил немедленно отправиться в отделение милиции.

– Илья Сергеевич, зачем вам ехать? – остановил его майор. – Кокин все равно вам ничего не скажет. Сошлется на тайну следствия, и все! Лучше я один милицию навещу, а потом вернусь, и все расскажу!

Генеральный директор согласился ждать.

А вот от пресс-секретаря майору отбиться не удалось. Да он, честно говоря, не очень-то и старался. Они вместе сели в служебную «Волгу». Но к Коле Кокину, майор Ангелину Анатольевну, все-таки не взял. Оставил ждать в машине.

– Ты мне там только помешаешь, – сказал он. – Пойми, миссия-то дипломатическая. Лишние уши не нужны. Лучше подожди здесь!

Однако и острые волчьи уши майора тоже оказался лишним.

Знакомый лейтенант, три часа назад пропускавший его к руководству управления, вдруг встал стеной:

– «Замнач по угро» занят! Приказал, к нему никого не пропускать!

– Ну, меня-то можно! – возразил Мимикьянов.

– Приказал: никого! – окаменел лицом дежурный.

– Так ты, лейтенант, свяжись с ним по внутренней сети, доложи, так и так, майор Мимикьянов очень просит принять! – не сдавался Ефим.

– И связываться не буду! – уже с раздражением произнес дежурный. – Приказал: никого – значит, никого!

Милицейский лейтенант держал оборону, как железобетонный дот. Но и майор Мимикьянов, не любил отступать. В атаке он походил на кумулятивный снаряд, прожигающий насквозь любые препятствия.

Отступив на шаг, майор оттолкнулся правой толчковой ногой, и, схватившись левой рукой за никелированную вертушку, перелетел в расположение городковского управления милиции. Тут же схватил, стоящий в коридоре стул и вогнал его ножку в ручку двери дежурной комнаты, заблокировав ее намертво.

– Эй, ты что? – заметался за толстым, небьющимся стеклом лейтенант. – Вернись! Вернись, говорю! Стрелять буду!

Не оглядываясь, Мимикьянов, перепрыгивая через ступени, устремился по лестнице на второй этаж управления. Там находился кабинет заместителя начальника управления по уголовному розыску капитана Кокина.

Капитан был у себя.

Теперь он снова был в милицейском мундире, сидящим на нем без единой морщинки.

Увидев на пороге кабинета Ефима, капитан если и удивился, то лишь на долю секунды:

– Ты, Ефим? Слушай, я сейчас занят очень. У нас тут дело горячее. И начальство из области должно подъехать. Так, что, извини меня, сейчас побеседовать не получится. Давай, вечерком, а?

– Вечерком само собой, – согласился Ефим. – А сейчас мне только скажи: ты чего вдруг Грибкова арестовал?

Кокин облизнул румяные губы, собрался ответить, но не успел.

Дверь влетела в кабинет легким перышком, и на пороге появился дежурный лейтенант с автоматом в руках. Позади него – два рослых сержанта, вооруженные резиновыми дубинками.

– Товарищ капитан! – заорал лейтенант, пылая красными нервными яблоками на щеках. – Нападение на дежурный наряд! Силовое проникновение в подразделение!

Глаза у Коли Кокина округлились.

– Как это? Кто это? – растерянно произнес он.

– Так вот он, товарищ капитан! – ткнул дежурный стволом «Калашникова» в сторону стоящего у окна майор Мимикьянова. – Он напал на дежурный наряд и незаконно проник! Стул сломал!

Коля переводил непонимающий взгляд с Ефима на стоящую на пороге кабинета боевую группу.

– Ефим Алексеевич, – пробормотал он. – Что они говорят? Какой стул?

– Из первой приемной! – злобно посмотрев на Ефима, ответил лейтенант. – Я его под честное слово взял! В понедельник обещал вернуть! А теперь, как? Ножки-то нет! Что Анна Семеновна скажет?

Коля наморщил светлый гладкий лоб:

– Причем здесь Анна Семеновна? Что все это значит? Лейтенант, объясните толком, наконец?

Лейтенант направил ствол автомата на Ефима:

– Был ваш приказ никого к вам не пускать! А он напал! Сломал стул! Нарушив приказ, ворвался в управление!

Коля превратился в скульптуру самому себе.

Ефим понял, что надо его выручать.

Он шагнул к лейтенанту и рявкнул:

– А, ну-ка встать, как положено по уставу! Вы в кабинете заместителя начальника управления или где? Может быть, на базаре, а?

Инстинкт служивого человека сработал: лейтенант отцепил ладони от автоматного цевья, и кинул руки по швам. Потом, как будто, опомнился, но возвращать их обратно к металлу было поздно.

– Пили вчера? – с напором спросил Ефим.

– Да, мы вообще вчера… – инстинктивно перешел в позицию обороняющегося лейтенант.

Но утрата инициативы – всегда гарантированный путь к поражению.

А майор стремительно развивал первый успех, бросая в образовавшийся прорыв ударные части:

– А, если мы с товарищем капитаном сейчас спустимся вниз и посмотрим, что стоит в тумбочке? Что тогда будете говорить, а? Как оправдываться будете за пустые бутылки?

– Мимикьянов свел волчьи брови в суровую линию.

– Товарищ капитан, поверьте, ничего вчера не было, – без особой твердости в голосе произнес дежурный.

Конечно, Ефим ничего не знал о том, как провели вчерашний вечер лейтенант или его коллеги. Но Ефим знал другое: у лейтенанта не могло быть твердой уверенности, что в тумбочке такого сугубо мужского помещения, каковым является дежурка управления милиции, не будут обнаружены пустые бутылки из-под спиртного. Даже, скорее наоборот, дежурный сразу сообразил: что-нибудь эдакое там непременно найдется. И глаза его выдали. Лейтенант испугался.

– Товарищ дежурный! Идите продолжать службу! Мы с товарищем майором тут во все сами разберемся! – наконец, пришел в себя Коля Кокин. – Мы как раз сейчас анализируем проведенное майором учебное проникновение в расположение управления… Вам ясно?

Лейтенант и оба его сопровождающих кивнули.

– Докладывать об этом происшествии начальнику управления не нужно, – продолжал Николай Олегович. – А то он может подумать, что вы не справились с требованиями Инструкции по организации дежурной службы, – он передвинул лежащие на столе бумаги, – и сделать соответствующие выводы. Вы, надеюсь, понимаете, какими эти выводы будут?

Подчиненные еще раз дружно кивнули.

– То-то! – сказал Кокин, и начальственным тоном скомандовал: – Свободны! Кругом! Шагом марш!

Когда дверь за вооруженным нарядом тихо закрылась, Коля вздернул подбородок:

– Ну, Ефим Алексеевич, ну, в самом деле, ну, нельзя же так! Ну, это же, все-таки управление милиции! Учреждение государственной власти! Надо же уважать государство, в конце-то концов!

– Извини, Николай! – повинным тоном произнес Ефим. – Так, ведь к тебе не пробьешься! Лейтенант твой заладил, как попугай с Суматры: приказ не пускать, и все! Я ему: свяжись с Кокиным! Не может быть, что бы товарищ капитан не принял! Так, нет, – не буду звонить, и все! Уперся, как баран! Я и вынужден был мимо него пройти. А стул он сам сломал! От злобы! Даю слово офицера!

Судя по выражению лица, капитан склонялся к тому, чтобы принять Мимикьяновские извинения. Тогда майор быстро спросил:

– А ты чего Грибкова арестовал? Ты ж еще в обед собирался его не арестовывать, а разрабатывать. Что такого случилось-то?

– Взял потому, что появились на то основания… – поджал румяные губы Коля.

– Что за основания такие?

– Серьезные основания, – обезвоженным официальным тоном произнес капитан Кокин.

– А конкретнее? – волчьей хваткой вцепился в «замнача» Мимикьянов.

Коля непреклонно качнул ровным пробором:

– Это – тайна следствия и оперативных мероприятий.

– Коля! – нажал голосом майор.

– Ефим! – вздернул подбородок капитан.

– Хотя бы в общих чертах!

– Не имею права!

– Коля!

– Ефим!

– Николай, я ведь тоже не имел права не информировать руководство о твоих делах с китайцами? – подступил вплотную к письменному столу майор. – А я вот закрыл глаза.

– Какими китайцами? – дрогнувшим голосом поинтересовался Кокин.

– С теми, что пункт по приему цветных металлов в городке открыли. И списанное оборудование с золотыми контактами принимать начали, – охотно пояснил майор.

– Ах, это! – словно припоминая, произнес Коля. – Да, какие там дела!

– Да, не такие уж и маленькие дела! – ужесточил тон голоса Мимикьянов. – На весь второй этаж у твоей дачи хватило! И на новую машину еще осталось…

Николай Олегович вздохнул.

– Ладно, Ефим! Чего ты сразу в бутылку лезешь? – обиженным голосом произнес он. – Раз ты просишь, ладно, скажу! Взял я Грибкова потому, что мы получили от одного нашего надежного осведомителя важную информацию. В соответствии с ней провели в служебном кабинете гражданина Грибкова обыск.

«Уж не всезнающая ли секретарь приемной генерального директора Полина Аркадьевна этот надежный осведомитель?» – мелькнуло в голове у Ефима.

– И мы не ошиблись! – продолжал капитан. – В ходе обыска мы обнаружили там брезентовую инкассаторскую сумку. Ту, самую, что была похищена в пятницу у инкассаторов в торговом комплексе «Наш дом».

Ефим на некоторое время потерял дар речи. Когда вновь обрел, спросил:

– И как он это объясняет?

– Ну, говорит, осматривал чердачное помещение, нашел, принес в кабинет. Собирался в милицию отнести, да не успел! Так вот объясняет! – развел ладони в стороны Коля.

Ефим прошелся по кабинету.

Дойдя до стены с картой научного городка, майор резко повернулся к письменному столу с живым бюстом капитана Кокина на нем.

– Ну, а, если, действительно, нашел? И собирался? – задал он бюсту вопрос. – Грибков ведь за безопасность объекта отвечает. Ему положено все щели и чердаки осматривать…

– Разберемся! – официальным тоном заявил капитан. – Сейчас, как раз, именно этим и занимаемся. – Может быть, и правда: нашел и собирался… Всякое бывает!

– А чего ж сразу хватать? Наблюдение бы установили! Посмотрели бы за ним сначала! Контакты отследили!

Николай Олегович махнул ладонью:

– Ай, Ефим! Тебе легко говорить! Понаблюдали бы! Тут такой шум стоит! Шутка ли инкассаторов на десять миллионов грабанули! У нас в области никогда ничего подобного не было! Начальство через каждые полчаса звонит, результаты требует! Балалаев этот, владелец «Нашего дома» такой тарарам поднял! Вот только что помощник губернатора звонил, интересовался! Аврал! Когда тут ждать?

Капитан посопел и добавил:

– Можно подумать, в твоей конторе, Ефим, начальство вам говорит: «Вы работайте, не торопитесь, когда сделаете, тогда и ладно! Если в этом столетии – хорошо! А в следующем – еще лучше!» Так, да? Или наоборот: «Вынь да положь немедленно, чтоб стояло здесь еще вчера!» Разве не так?

– Мда! – не нашелся, что возразить на эту Колину тираду майор.

– Да, и вообще, – поднялся из-за стола Кокин, – если хочешь знать, Ефим, лично мое мнение, что-то тут с Грибковым не чисто. Слишком много улик вокруг Грибкова набирается. И банковскую упаковку с десятью тысячами в коридоре «Топологии», из украденных в торговом комплексе, нашли. И ночует гражданин Грибков не дома, а, то ли, в своем кабинете, то ли, неизвестно где! И теперь вот на его рабочем месте – та самая инкассаторская сумка обнаружилась! Не слишком ли много совпадений, а?

– И не такие совпадения случаются, – не слишком уверенно произнес майор.

– В жизни всякое случается, – не стал спорить Кокин, – И кирпич не на землю падает, а, наоборот, сам собой, как вертолет, в небо поднимается. Но, все-таки, согласись, Ефим, не часто такое наблюдается. А?

Майор Мимикьянов не стал продолжать дискуссию.

– Ладно! Спасибо тебе, Николай за информацию! Расстроил ты меня! – после небольшой паузы произнес он. – Не буду тебе больше мешать с преступностью бороться. Успехов! – бросил он и покинул Кокинский кабинет.

Когда Мимикьянов подошел к аквариуму дежурной комнаты, лейтенант, старательно отвел глаза в сторону и нажал педаль, отпускающую тормоз никелированной вертушки. И та, на прощанье, злобно хлопнула Ефима по заду.

Ефим вышел на солнце из сумрака городковского управления внутренних дел.

Прямо скажем, он был растерян, что случалось с ним в жизни не так уж часто.

А в ушах у него все громче и напористее звучала знакомая однообразная мелодия Мориса Равеля. Испано-арабское «Болеро.

Караван событий шел по бесконечным барханам жизни, все набирая и набирая ход.