Текст книги "Тайная геометрия"

Его размышления прервал входной звонок.

Он запиликал длинно и настойчиво.

«Снова Мишка приперся! – подумал Ефим. – И когда успокоится непоседливый танкист?»

С кресла он поднялся с трудом. Теперь у него на плечах лежал уже не легонький барашек, а платяной шкаф со всей одеждой – зимней, летней и демисезонной.

«Если опять насчет выпивки будет приставать, с лестницы спущу! Ей-ей, спущу! Не пожалею!» – твердо обещал себе Мимикьянов.

И открыл дверь.

На пороге стояла Ангелина Анатольевна, в длинном, почти до пола, синем вечернем платье, плотно сидящем на ее сильной фигуре. Ее глаза блестели в полутьме лестничной клетки.

– Аня, ты? – поднял брови майор.

– Я, – тихо ответила женщина.

– А как ты успела из городка ко мне? Прошло же всего минут десять? – растерянно забормотал он.

– Волновалась. Спешила. Вот и успела, – ответила женщина.

«У крыльца высокого встретила я сокола…» – почему-то зазвучало в ушах у Ефима…

Он отступил в коридор, пропуская Ангелину Анатольевну в коридор.

«А чего тут удивляться! Женщины они же – ведьмы! Наверное, на метле прилетела!» – сказал он себе тогда.

Тогда, кроме метлы, в голову ему ничего не пришло.

А вот сейчас, в саду у Лисоверта, пришло.

«Расстояние, которое в трехмерном мире преодолевается за час, в четырехмерном, может преодолеваться за несколько минут», – подумал он, глядя на делающую ему знаки Рогальскую.

Пресс-секретарь показывала ему ладошкой: пора уходить!

«У крыльца высокого встретила я сокола…»

39. Скорая помощь для соленых огурцов или Тайная геометрия

В самом деле, пора было уходить.

Ефим повернулся к сидящему за садовым столом Илье Сергеевичу, чтобы попрощаться, как вдруг в доме грохнул выстрел.

Волчьи брови майора сами собой прыгнули вверх.

Напомаженный ротик Рогальской раскрылся, как у выброшенной на берег красноперки.

И только генеральный директор «Топологии» оставался спокойным. Видимо, все происшедшее в последнее время, притупили его способность удивляться. Он даже не оторвал щеки от подпирающей ее ладони.

Заметив выражение лиц остальных присутствующих, Илья Сергеевич немного приподнял голову, и вяло махнул рукой:

– Опять у Людмилы банка с огурцами взорвалась.

– Банка с огурцами? – не до конца поверил майор.

– Уже третья, – печально произнес Лисоверт. – А какие этим летом огурцы у нас хорошие выросли – ровненькие, прямо один к одному, плотные такие, на вкус – сладковатые. Отличные огурцы. А вот взрываются – хоть ты что делай! Она уж и банки по полчаса кипятила и в уксус крышки макала, – взрываются! Людмила даже шаману нашему позвонила – Васе Тимбуту. Говорят, он банки заговаривает, чтобы не взрывались. Вроде, сегодня обещал заглянуть… Я во всю эту шаманскую чепуху, конечно, не верю. Но пусть попробует, шаман таежный, спасти урожай. А то огурцы жалко. Больно хорошие! Да, вон же, и он идет – легок на помине! – Илья Сергеевич указал рукой на человека, открывающего решетчатую калитку.

Видимо, заметив в окно доцента Николаева, на крыльцо коттеджа выбежала Людмила Александровна.

– Вася! – закричала она. – Вот хорошо, что ты пришел. У меня только что еще одна банка лопнула. Я жду тебя – не дождусь. Помоги! Только на тебя надежда и осталась! А то – пропадет весь урожай!

– Здравствуйте, Людмила Александровна! Здравствуйте! – улыбался, показывая под угольными усами белые зубы, шаман сойтов Тимбуту. – Обязательно поможем! Не дадим погибнуть вашему урожаю!

Лисоверт приподнялся со скамьи и протянул руку подошедшему к столу доценту Николаеву:

– Здравствуй, Василий Иванович! Богатым будешь, Вася. И ты, и все твои соплеменники!

– А что такое! Нефть в нашей тайге нашли? – поинтересовался шаман, пожимая руку.

– Про нефть не знаю, – ответил директор. – А говорят, у вас, у шаманов, есть такая примета: если вдруг приходит человек, о котором только что говорили, быть ему богатым. А мы, Василий, только что тебя поминали.

Доцент Николаев махнул рукой:

– Да, ну, Илья Сергеевич! Скажете тоже! Это все суеверие людское и невежество.

– Так уж и суеверие? – засомневался доктор наук Лисоверт.

– Точно вам говорю! Я же шаман, как никак. В этих делах разбираюсь.

– Это – верно, – кивнул Илья Сергеевич. – Ты в этих делах, все равно, что академик. Где нам – простым докторам наук с тобой спорить.

Шаман улыбнулся совсем широко.

– Чего спорить? Специалистам верить надо, и все!

Стоящая на крыльце Людмила Александровна забеспокоилась:

– Вася, ну, идем! А то, Илья Сергеевич тебя насмерть заговорит, а у меня в это время вся кладовка взорвется.

Василий Иванович повернул голову в ее сторону:

– Сейчас, сейчас, Людмила Александровна, иду! – и снова обратился к Лисоверту: – Илья Сергеевич, так получилось, что мне надо срочно в тайгу уехать… Думаю, не надолго. Хотя, конечно, как получится. Самолет на Красноярск сегодня в ночь. А я вам до отлета должен кое-что сказать.

– Ну, скажи, – кивнул Лисоверт, думая о чем-то своем.

– Вася! – крикнула с крыльца озабоченная лисица. – Пойдем!

– Сейчас, сейчас, Людмила Александровна! – отозвался Василий Иванович. – Ну, я с огурцами управлюсь и тогда скажу. Я быстро.

Действительно, вернулся Василий Иванович минут через десять. У него было выражение лица человека честно сделавшего непростую работу.

– Ну, все, теперь ни одна банка не взорвется, – довольно щуря спрятанные в плотных мешочках глаза, заявил он. – Они у вас стояли не правильно. Там в подвале одна стена плохая. Видно где-то рядом с ней труба с горячей водой проходит. Или рядом под землей линза из кварцевого песка, с выходом на поверхность. Кварцит в себя солнечные лучи хорошо вбирает и стену подогревает. У банки один бок чуть теплее получается. Мы-то этого не замечаем, в огурцы чувствуют. Они таких перепадов очень не любят, вот и взрываются. Ну, и еще один маленький дух, не дух, так – душонок, икену звать, балует. Я его приструнил. Больше не будет.

Вернулся шаман не один. Вместе с ним к столу подошла не менее довольная Людмила Александровна.

– И что бы я без тебя делала, Вася? – расплываясь большим белым лицом с маленьким лисьим носиком, пела она. – Совсем бы без соленых огурцов Илью Сергеевича оставила. А он их так любит, так любит… Вася, ужинать у нас будешь, даже и не возражай, ничего слышать не хочу!

Шаман начал говорить, о том, что у него ночью самолет, что он должен завершить какие-то дела, что ему надо собираться, но Людмила Александровна отмела эти доводы решительно:

– Успеешь на свой самолет! – махнула она на Василия Ивановича полной рукой, сдобной, как булка. – Он у тебя когда? Без четверти двенадцать? И поужинать успеешь, и дела свои закончить, и собраться. Долго ли вам мужчинам собираться? Это нам – женщинам на сборы время нужно. А вам что? Носки с зубной щеткой в сумку бросил, вот и собрался. И не проси, Вася! Без ужина не отпущу! И тебя, Аня, и тебя, Ефим, не отпущу! Будем ужинать!

Так майору снова не удалось уйти. И после он об этом не пожалел.

Ужинать решили на открытом воздухе.

Людмила Александровна с помощью Ангелины Анатольевны в пять минут накрыла садовый стол.

В качестве главного блюда выступило фирменное изделие хозяйки дома – огненно-красное баранье жаркое с картошкой, помидорами, сладким перцем и чесноком. Конечно, ради такого блюда остаться на ужин стоило.

Секрет его приготовления, насколько было известно Ефиму, крылся в нескольких деталях.

Сначала баранина долго тушится на медленном окне в закрытой посуде с небольшим количеством воды, где распущен кусок сливочного масла. От этого мясо становится совсем мягким, и его вкус приобретает приятный сладковато-ореховый оттенок. Овощи можно было бросать в мясо примерно через час. Растительное масло ни сначала, ни потом, ни в коем случае, добавлять не следует. Чеснок же в уже практически готовое блюдо нужно добавлять ровно за три минуты до конца тушения. Ни раньше, ни позже. И, если все это соблюсти, тогда получалось такое блюдо – всякий стыд забудешь, а добавку попросишь.

Правда, надо сказать, что, видимо, какой-то главный секрет не любившая Ефима супруга Лисаверта майору, все-таки, не сообщила. Такой вывод он сделал потому, что сам несколько раз готовил мясо по рецепту Людмилы Александровны. Получалось не плохо. Но все же, надо быть честным перед собой, у супруги генерального директора баранина с овощами выходила вкуснее.

Не подвели кулинарные секреты Лису-Алису и на этот раз.

Не баранина вышла – награда за выдавшийся нелегкий день и воспоминание в грядущей старости.

После чая со свежим сливовым вареньем гости директорского дома, не сговариваясь, заспешили. Ефим с пресс-секретарем по своим причинам. Доцент Николаев – по своим.

Поблагодарив хозяйку, они поднялись и стали прощаться.

– А ты чего сказать-то хотел, Василий Иванович? – задержал руку Николаева хозяин дома.

– А, да! – ударил себя по лбу шаман Тамбуту. – Я вот, что вам хотел сказать, Илья Сергеевич. Я в краю Ульгена одного твоего человека встречал. Несколько раз встречал. Не очень хорошими он там делами занимается. Я бы даже сказал, совсем плохими. Хочу, что бы вы, знали: опасный человек рядом с вами, Илья Сергеевич.

– Где ты его встречал, Василий Иванович? Я не понял? – нахмурил лоб Лисоверт.

– Ну… – запнулся Василий и спрятал глаза в плотные мешочки – На земле Ульгена.

Директор сурово посмотрел на доцента Николаева через стекляшки своих очков и строгим преподавательским голосом произнес:

– Я, Василий Иванович, твоей шаманской-тарабарской терминологии не понимаю. Нормальным языком говори. Научно-материалистическим. Ты же не только шаманствуешь у себя в тайге, ты же в классическом университете математику преподаешь. Доцент, все-таки. Кандидат наук!

Доцент Николаев сжался, словно студент, неудачно начавший отвечать на экзамене.

– Извините, Илья Сергеевич! – высокий рост Василия Тимбуту, как будто, даже несколько сократился. – Виноват, Илья Сергеевич! Больше не повторится, Илья Сергеевич! Я хотел сказать, что встречал одного из ваших подчиненных на траекториях движения, возможных только с учетом четвертого измерения пространства. В компании людей, не вызывающих доверия. Причем, именно он вел этих людей по данным траекториям. Они шли за ним вслепую. В последний раз в руках у них была такая большая брезентовая сумка… Я знаю, в таких инкассаторы деньги возят.

– Да? – в упор посмотрел на шамана доктор наук.

– Да, – твердо произнес Николаев.

– Этот человек двигался по маршрутам возможным, если человек видит четвертое измерение пространства? – спросил Лисоверт.

– Так, – кивнул шаман сойтов.

Илья Сергеевич постучал пальцами по столу.

– Хорошо, – сказал он, – ну, а кто этот человек?

Шаман опустил голову.

– А вот этого я не могу вам казать, Илья Сергеевич. Те, кто встречается в стране Ульгена, не могут называть имена друг друга обычным людям. Ульген рассердится и накажет. Дара лишит или в подземное царство пошлет. А мне еще рано в подземное царство. Мне для сойтов еще много всего сделать нужно. А то погибнут они без меня, – совсем тихо закончил он.

Генеральный директор «Топологии» отвернулся к сиреневому кусту и с досадой махнул ладонью:

– Ну, опять начал свои шаманские штуки!..

Тимбуту слегка развел руки в стороны.

– Ульген – имя человека, что на его полях встретился, называть запрещает. Ульген – про лицо и тело этого странника говорить запрещает. Но про одежду путника Ульген говорить не запрещает.

– И что это значит? – повернул голову к шаману хозяин дома.

Его взгляд прямо-таки полыхнул поверх очковых стекляшек. И майор вдруг понял две вещи. Первая: генеральный директор не страдает ни близорукостью, ни дальнозоркостью. И второе. Илья Сергеевич не может не носить очки. Потому что иначе исходящие из его глаза рентгеновские лучи не просто будут пронизывать людей насквозь, но, возможно, даже немного облучать. Заботясь об окружающих, Лисоверт и прикрыл свои глаза специальными линзами.

– Это значит, – ответил доцент Николаев, – если я скажу, что в последний раз, когда я встретил в полях Ульгена твоего человека, на нем была такая красивая шляпа, совсем белая, то я слово Ульгена не нарушу. Ульген не рассердится. И оставит меня с моим народом.

– Белая шляпа? – громко переспросил майор Мимикьянов.

– Да, красивая белая шляпа, – отчетливо произнес Тамбуту. – Прямо, как в кино.

Болеро Мориса Равеля подошло к своему финалу и неслышно разразилось режущими ухо, диссонирующими аккордами.

Похожими на гром.

На взрыв.

На обвал.

Эпилог

Георгий Иванович Пигот был, в принципе, доволен.

Никаких претензий по результатам оперативной проверки, проведенной майором Мимикьяновым в связи с фактом проникновения неизвестных лиц в научно-производственное объединение «Топология», он не высказал.

Конечно, пребывание уголовников на чердаке режимного здания – вещь для отдела по защите государственной тайны на объектах промышленности и науки – факт малоприятный.

Но, в конце концов, уголовники – это не агенты зарубежной спецслужбы. За них Москва особенно свирепствовать не станет, и требовать крови не будет. Пусть уголовниками доблестная милиция занимается. Тем более, что столичное начальство и само понимает, что тертые и битые уголовники способны иногда проникнуть в такие места, где сто раз застрянут кадровые разведчики со всей их особой подготовкой, спецоборудованием и щедрым государственным финансированием.

На осторожное замечание Ефима, что Окунь с подручным никак не могли попасть на крышу «Топологии» с крыши торгового центра «Наш дом» потому что стальные растяжки, по которым они якобы это сделали, за неделю до этого были спилены на глазах самого майора, Пигот сказал:

– А, чего нам с тобой, Ефим Алексеевич, за милицейского следователя работать? Пусть сам думает, чтобы в следственном деле концы с концами сходились, и в суде оно не развалилось. С такими уликами, как деньги и инкассаторская сумка, да еще с добровольным признанием, – не развалится, не беспокойся, Ефим Алексеевич! Может быть, они не по стальным растяжкам перебирались с крыши на крышу, а, допустим, канат, перебросили, а? – предположил подполковник.

Разумеется, майора Мимикьянова не слишком волновали результаты следствия по делу ограбления инкассаторов в торговом центре «Наш дом», а также судьба уголовников Телепеня и Ларкина.

Его не отпускало другое.

Как человек с не плохой научной подготовкой он, разумеется, понимал: человек видит окружающий мир не прозрачным глазным хрусталиком и зрительными клетками на поверхности глазного дна. Человек – видит мозгом. Именно этот спрятанный в черепной коробке сверхсложный компьютер составляет из поступающей в него информации ту или иную картину мира. Всегда – мира в трех измерениях.

А, если в четырех?

Что, если Василий Иванович Николаев из рода Хитрый Медведь прав и на земле могут появиться люди, способные видеть мир в четырех измерениях?

Что, если это новая ступень эволюционного развития вида «Хомо сапиенс»? Или, наоборот, – пробуждение какого-то древнего, давно исчезнувшего способа видеть окружающий мир?

Ведь, скажем, шаманы, представляющие собой живое олицетворение древних представлений человека о Вселенной, бережно хранят тайные приемы, вводящие их в особое состояние. Состояние, позволяющее воспринимать окружающую среду как раз в четырех пространственных измерениях.

Очень похоже, именно так видели мир настоящие волшебники, колдуны и чародеи различных времен и народов. Видели своими собственными глазами или при помощи созданных ими специальных приспособлений, вроде легендарного хрустального шара мага Мерлина.

И совсем не выдумка, что прообраз сказочного чародея, реально существовавший поэт и алхимик Мэдридд, был способен за несколько минут перемещаться за сотни миль, неожиданно исчезать из глаз людей и так же неожиданно появляться.

И загадочный итальянский философ Джордано Бруно из Нолы, с точки зрения официальной исторической науки сожженный на площади Цветов в Риме в 1600 году, действительно, знал, как можно увидеть пространство не в трех, а в четырех измерениях, прекрасно в нем ориентировался, и потому мог при случае покидать тюремные казематы Папской Инквизиции.

Не исключено, что видеть четырехмерный мир мог и соратник Петра Великого, дальний потомок ирландских королей Яков Вилимович Брюс. Для этого он изобрел и сделал специальное зеркало. Любой взглянувший в него человек мог видеть не только свое лицо, но одновременно и – свой собственный затылок. Совсем не для забавы служило генерал-фельдмаршалу эта диковина, найденная после смерти главного канонира в его кабинете чиновниками из Петербурга.

Ефим предполагал, что уголовники Окунь с Ларкиным перебирались с крыши «Топологии» на крышу «Нашего дома» и обратно совсем не по стальным растяжкам. Просто, если видеть пространство в четырех измерениях, то можно обнаружить сектор пространства, где крыша одного здания вплотную подходит к крыше другого.

Только для этого нужен либо уничтоженный по межправительственному соглашению прибор «КОИ-2» – «квадроочки индивидуальные, вторые». Либо человек с особым устройством глаз и мозга, способный без всяких приборов видеть пространство в четырех измерениях.

Все случившееся, заставило майор придти к выводу: такой человек существует. Это он провел Окуня с Ларкиным невидимыми для обычных людей маршрутами на место преступления, в кассу «Нашего «Дома», и также незаметно увел обратно, на крышу научно-производственного объединения «Топология».

Однажды в магазине, Ефим увидел на мужском манекене белую, как снег, мужскую шляпу с опущенными вниз полями.

Он примерил ее. И, глядя в круглое зеркало, стоящее на прилавке, понял, почему некоторые обитатели научного городка принимали его за Академика, владельца не существующей «Шапки-невидимки», так необходимой труженикам некоторых специфических профессий.

Из клубящейся зеркальной тьмы, из-под опущенных полей белой шляпы на него смотрели безжалостные базальтовые глаза Евгения Вергелесова. Чем-то они с инженером лаборатории пространственных измерений оказались очень похожи. Хотя раньше Ефим никогда этого не замечал. Конечно, удивляться здесь особенно не чему: человек не видит себя со стороны и представляет свою внешность совсем не такой, какой она является в действительности.

Через несколько дней после визита майора Мимикьянова в научный городок Евгений Вергелесов уволился из научно-производственного объединения «Топология».

Своим коллегам – Максиму Карликову и Феликсу Бобину – он сообщил, что неожиданно вспомнивший о нем дальний родственник предложил очень престижное и высокооплачиваемое место в научно-производственном объединении, работающим в городе Жуковском, под Москвой.

Теперь, когда майор Мимикьянов слышит в новостях центральных телеканалов сообщения о дерзких ограблениях инкассаторов, банковских хранилищ или обменных пунктов валюты, происходящие в столице, он испытывает сильное беспокойство. Но никому об этом не говорит.

А кому он может сказать? Кто его поймет?

Разве что, доцент университета Николаев, он же шаман сойтов из рода Тимбуту, что означает Хитрый медведь. Но у него свои, недоступные майору, взаимоотношения со всемогущим хозяином Вселенной Ульгеном. Шаман никогда не нарушит его запреты и не назовет имя того, кого он встречал, а, может быть, и продолжает встречать на маршрутах в четырехмерном пространстве. Ведь Василию Ивановичу еще так много надо сделать для своего крошечного вымирающего народа.

И майор Мимикьянов ни с кем не делится своим беспокойством.

Чем он спасается?

Конечно, своей любимой классической музыкой.

После событий в научном городке Мимикьянов изменил свое отношение к Моцарту. Раньше музыка знаменитого австрийца казалась ему лишь милым, но, в сущности, бесцельным перебором приятных звуков. Теперь он понял, эти звуки – успокаивают. И даже лечат душу, как никакие другие.

Он совсем не удивился, когда узнал, что итальянские крестьяне включают записи Моцарта нал своими виноградниками. Гроздья на лозах, слушающих его музыку, становятся на треть крупнее, ягоды – сахаристее, а прожорливая тля филлоксера обходит виноград стороной.

Не удивило Мимикьянова и то, что после прозвучавшего в качестве эксперимента концерта современной рок группы, часть гроздьев засохла, а в остальных ягоды приобрели несвойственный им, неприятный, кислый привкус железа. Что же здесь странного? Это разумного человека обмануть просто. Не имеющий разума виноград – не обманешь, сколько ни называй музыкой, то, что звучит сегодня на тысячах сцен и с миллионов телеэкранов.

Когда Мимикьянову становится совсем не по себе, он ставит «Пассакалию» Георга Генделя. Гениальную вещь, рассказывающую о взлетах и падениях, случившихся на дороге, по которой уже много веков идет человеческая цивилизация. А, может быть, о взлетах и падениях всего лишь отдельной маленькой человеческой души, с надеждой и отчаянием бредущей по холодным маршрутам жизни.

И, все-таки, музыка утверждает: все обязательно кончится хорошо.

Ефим очень хочет этому верить.

Правда, левое – рационально мыслящее полушарие его мозга, очень сомневается в оптимистическом финале Большого концерта для Человека с Космическим оркестром. Очень сомневается.

Но правое полушарие – эмоциональное и бессловесное, умеющее слушать настроения живой Вселенной, согласно со старым соборным органистом: в конце концов, для Человека все кончится хорошо.

Тайная геометрия жизни начертана без ошибок.

Август 2005 года,

г. Омск – научный городок.