Текст книги "Укрепрайон «Рублевка»"

– А потом что? Сложить на груди руки и ждать голодной смерти? – язвительно полюбопытствовал Ордынский.

– Во-первых, демонстрация – это идея, простите, вашего квартиранта. А во-вторых, нам нельзя ждать милости от природы, – совсем уж неожиданно продекламировал Духон и загадочно умолк. – Так вот. Я считаю, что надо созвать собрание жителей Рублевки, в разумных масштабах конечно, и создать свой орган самоуправления. И с его помощью начать строить новую жизнь. Чистить улицы. Пахать. Сеять. Собирать урожай…

– Неужели ты думаешь, что это так надолго? – ужаснулся Чигорин.

– Не знаю, – резко отрезал Духон, всем своим видом показывая, что не намерен гадать на кофейной гуще. – Делом займемся. Вот что главное. Посмотри, сколько талантливых людей зависло здесь, мается бездельем. Ты, например, кто по специальности?

– Да я уже и не помню, строитель я теперь.

– Вот и отлично. Дел будет по горло. Я ведь тоже строитель. И в типографии работать могу. Не пропадем.

Если бы рядом с Духоном в этот момент находился Багрянский, даже он поверил бы в небывалый энтузиазм, охвативший друга. Духон патологически ненавидел безделье, которым мучился уже третий месяц.

– А как же законный комендант Гулькин? Его что, побоку? – спросил Ордынский.

– Гулькин – не власть! Гулькин – бутафория! Обыкновенный управдом, не более того, – уверенно ответил Александр. – Поэтому я предлагаю не позднее чем в День Победы созвать в Жуковке собрание обитателей Рублевки и избрать новый орган власти. Олигархи, насколько я понял, тоже решили принять участие в нашем доморощенном путче. Я уже говорил, что встречался с ними.

– Вот на этот счет тебе, Даниил, партийное поручение. Возьми, кого считаешь нужным, и вперед, на баррикады. А детали по организации собрания, или лучше сказать земского собора, мы еще обсудим.

* * *

Москва теперь все больше догадывалась о том, что же происходит за Кольцевой дорогой – на Рублево-Успенском шоссе. Публикация, которую запустил Тим Талбот с подачи Багрянского, прозвучала как взрыв разорвавшейся бомбы.

Иностранные СМИ с удовольствием и одновременно с тревогой обсасывали детали событий на Рублевке и особенно неожиданное прочтение в новом контексте закона о временном управлении активами собственников. Из российских СМИ бунтовало «Эхо Москвы», «Молодая газета» и еще кое-какие незначительные источники. Они в унисон выделяли политический контекст событий, связывая их не столько с новым законом, сколько с началом предвыборной борьбы и чьим-то волевым решением удалить олигархов с поля боя за власть.

В праздничный майский день Шатунов уже с самого утра был в дурном расположении духа. Еще за завтраком он сполна начитался выдержек из различных источников информации, заботливо присланных дежурным помощником, и теперь не находил себе места в огромной шестикомнатной квартире.

Только, пожалуй, сейчас вице-премьер стал всерьез понимать, в сколь серьезную авантюру он втянулся сам, а вместе с ним еще тысячи людей. Но отступать было поздно: если из схватки с олигархами он не выйдет победителем, то можно поставить крест на всех его дальнейших планах. Причем это сделает не он, а сам президент, чей телефон прямой связи с ним подозрительно молчал.

Шатунов уселся у телевизора, чтобы в очередной раз прослушать чужие новости, когда зазвонил телефон правительственной связи. На проводе был Кушаков.

– Ну и как вам все это, Сергей Васильевич? – без каких-либо предисловий и приветствий в лоб спросил он.

– Вашими молитвами. Исключительно вашей заботой, товарищ генерал.

– Необходимо срочно переговорить, вернее, пообедать. В знакомом вам месте. Как вы на это смотрите?

Несколько растерявшись, Шатунов сделал паузу, затем ответил:

– Мне надо подумать…

– Чего еще думать? Будем вместе думать. И в этом, поверьте, есть крайняя необходимость, – решительно настаивал Кушаков.

Шатунов живо представил себе, какую бурю в доме вызовет его очередная отлучка в выходной день. Но в то же время он хорошо понимал и то, что директор АНБ не из тех, кто станет беспокоить его по пустякам. Да к тому же в праздничный день. Сергей Васильевич решил, что как-нибудь переживет тайфун по имени «супруга».

– Ладно, согласен.

– Тогда в четырнадцать часов. Хотите, я заеду за вами?

– Ради бога, не беспокойтесь! Я сам прибуду прямо на место. Ровно в четырнадцать.

Когда Шатунов в сопровождении метрдотеля вошел в знакомый кабинет ресторана, Кушаков уже был там. Он сидел с каменным выражением лица и листал какие-то бумаги. Завидев преемника, директор АНБ, не торопясь, поднялся с места.

Стол был уже сервирован. Однако гость с удивлением заметил, что на этот раз была подана какая-то странная закуска: кавказские лаваши, зелень с редиской, помидорами и огурцами на большом блюде, нарезанный тонкими ломтиками овечий сыр, небольшие пиалы с пряными соусами. В середине стола возвышалась внушительных размеров бутыль без этикетки с прозрачной жидкостью.

– Уж не в чеченском ли мы ауле? – спросил Шатунов.

– Сегодня мы будем угощаться настоящим хашем и соответственно натуральной домашней водкой. Хозяева говорят – семьдесят градусов!

– Несказанно рад. А вы уверены, что данное угощение придется по вкусу моему желудку?

– Некогда выбирать. Мы с вами почти что в боевых условиях.

Он увидел, как у Шатунова взлетели брови.

– Что, опять Рублевка?..

– Не опять, а еще, – невозмутимо ответил Кушаков. – Может, все-таки сначала отведаем закусок?

– Да не голоден я! Ради бога, не тяните резину! – взорвался Шатунов.

– Как вам будет угодно, Сергей Васильевич. Но то, о чем я вам сообщу, боюсь, надолго отобьет у вас аппетит. Во-первых, ни один из крупнейших собственников, кому были направлены предложения помочь личными финансами отечеству, пока никак не отреагировал. Во-вторых, взгляните на этот документ. – С этими словами Кушаков протянул вице-премьеру копию ультиматума жителей Рублевки, который лишь мимоходом упоминался в сообщениях прессы.

Шатунов быстро пробежал глазами текст.

– Получается, они раскусили наш замысел?

– Именно, – спокойно ответил Кушаков, дожевывая редиску. – Кроме того, группа самозваных активистов во главе с некогда известным банкиром Духоном и невесть откуда взявшимся там предпринимателем с Урала Демидовым созывают собрание жителей Рублевки. В-третьих, вы обратили внимание, что в прессе, в отличие от текста ультиматума, пока молчок о психотронном оружии, которое там было применено? Сдается мне, что неспроста. Своим ультиматумом, адресованном непосредственно мне другим представителем спецслужб и в котором это оружие как бы главный обвинитель, они намекают, что возможен торг… Но лично я считаю, что торг неуместен.

– А вы представляете, что грозит нам, да и всей стране, если общественность, Запад прознают, что на Рублевке применялось психотронное оружие? Скандал мирового масштаба.

– Вы абсолютно правы, Сергей Васильевич. Однако то, что они там, на Рублевке, до всего докопались, здесь, в Москве, не имеет никакого значения. Пусть себе там знают. Главное, правильно информировать прессу и общественность, в том числе мировую. Однако и тут у нас тоже возникли кое-какие сложности…

– Что вы имеете в виду?

– Извините, у нас прокол с прессой. Копают вовсю.

– У вас вечно прокол с прессой.

– Неправда. Например, ваше, так сказать, дорожное происшествие, когда человек погиб, удалось замолчать. Я, конечно, не уверен, что оно все-таки не всплывет, но пока…

– Понятно, куда вы клоните. Лично я вам бесконечно благодарен, – стушевался Шатунов. – Но в истории с психотронным воздействием на людей вы сами по уши. Сами догадываетесь в чем.

– Прошу заметить – все делалось исключительно с вашего благословения. В конце концов, президент не меня, а вас оставлял на хозяйстве. Крепость вашей твердой руки проверял… – Генерал машинально отодвинул тарелки, которых уже наставили чуть ли не в два яруса. Он понимал, что подобный разговор рано или поздно неизбежен, но никак не планировал его сейчас. – И потом, Сергей Васильевич, если честно, мне далеко не все нравится, что делают, так сказать, мои соратники. Например, ищут нового кандидата в преемники. У вас глаза на лоб полезли? То же самое и со мной случилось, когда узнал…

Шатунов действительно не скрывал своего удивления. Чтобы директор СНБ пошел на подобную откровенность? Такое невозможно в принципе! Или у самого рыльце в пушку во всей этой истории. Или хитрит. Прощупывает. До какого предела, мол, пойду. Оставив без каких-либо комментариев новость про еще одного выдвиженца в президенты, вице-премьер попытался вернуть разговор в прежнее русло:

– Меня прежде всего волнует лицо государства. Я опять о вашей психотронке.

– Нашей! – мигом перебил его Кушаков. – Нашей.

«Все-таки тяжело с этими людьми разговаривать. Даже с президентом легче. Даже с Дрейфом», – непроизвольно пришло на ум преемнику.

– Понятно. Стало быть, санкция получена, – хитро улыбнувшись, уточнил Кушаков.

– Какая еще санкция? – опять встрепенулся Шатунов.

– Да не волнуйтесь вы, Сергей Васильевич, я просто так, к слову…

В этот момент раздался стук в дверь. Шатунов, вздрогнув от неожиданности, вопросительно взглянул на собеседника.

Официант поставил на стол две глубокие фарфоровые миски с дымящимся хашем. Шатунов ощутил непривычный запах.

– А это вообще-то съедобно? – подозрительно морщась, спросил он. – Из чего делается этот супчик?

– У нас в стране все съедобно. Если блюдо правильно приготовить, – философски заметил Кушаков. – Это я в иносказательном смысле. А блюдо из разваренных говяжьих ножек и требухи. Должен вам заметить, это блюдо на Кавказе издавна считается лечебным. Хашем исцеляли гастрит и даже язву желудка…

– Сейчас я пожалею, что у меня нет язвы, – натянуто засмеялся Шатунов. Он наперед знал, что сейчас скажет директор CНБ.

– Не волнуйтесь. С такой жизнью? Будет.

– Так, Петр Семенович! Давайте от говяжьих ножек вернемся к нашим баранам. Меня гложет один вопрос: для чего все-таки понадобилось использовать эти самые пси-генераторы? Это же сверхсекретное оружие, используемое в крайних случаях!

– Бог с вами, Сергей Васильевич, в каких крайних? Американцы, например, активно применили его в Югославии, в Грузии, в Украине, в Таджикистане. Да и мы кое-где тоже… Просто мы действовали без согласований.

– Вы так и не ответили на мой конкретный вопрос, – резко прервал собеседника вице-премьер.

– Отвечу. – Не обращая ни малейшего внимания на тон вопроса, Кушаков сделал паузу, вытирая салфеткой губы. – Нам нужны были доказательства того, что на Рублевке действительно произошла космогенно-биологическая катастрофа. И как ее следствие был введен карантин. Кроме того, мы решали и вторую важную задачу – до смерти напугать олигархов. Чтобы они стали сговорчивее и раскошелились, лишь бы выскользнуть из зоны бедствия…

– Ну и что из этого получилось?! – возмущенно воскликнул Шатунов. – Мы уже констатировали, что олигархи и не подумали раскошелиться.

– Увы, просчитались. Но, как говорится, еще не вечер.

– Ах, оставьте. Надо немедленно удалить из Зоны эти самые генераторы!

– И опять вы совершенно правы, Сергей Васильевич! Мы с вами думаем одинаково.

В кабинет вновь вошел официант, на сей раз с трубкой радиотелефона.

– Вам звонят, – обратился он к Кушакову.

Несколько минут тот внимательно слушал, не перебивая и не выражая никаких эмоций, разве что лоб его покрылся испариной.

– Ты представляешь? – не отключая трубку, генерал повернулся к Шатунову. От волнения директор АНБ перешел на «ты». – Они, видно, там с ума посходили. Сообщают, что жители Рублевки приступили к активному вооруженному сопротивлению. Какие-то мужики, пенсионеры с охотничьими ружьями, самодельными коктейлями Молотова, напали сразу на два фургона с пси-генераторами. Словом, вывели из строя. А ведь оборудование очень дорогостоящее!

– Жертвы есть? – в ужасе воскликнул Шатунов.

– Жертвы есть? – переспросил в трубку Кушаков. – Слава богу, нет. Что теперь делаете? Какие меры предпринимаете? Вот сообщают, что нападавшие объединились в колонну, подняли транспаранты, флаги и направились в сторону Жуковки. За ними движется колонна автомобилей, из окон которых, вот сообщают, тоже торчат флаги и транспаранты.

Свободной рукой Кушаков машинально потянулся за водкой и разлил ее по рюмкам. Если было бы возможно вообразить совершенно фантастическую ситуацию, когда вместо застолья двое чиновников оказались среди демонстрантов и подслушали, что говорят в колоннах, кое-что их, возможно, даже и порадовало бы.

…Акимыч с дедом Иосифом гордо шли впереди авангардной колонны и несли транспарант. Если бы у каждого через плечо не висело ружье, им, возможно, было бы легче, чем сейчас. Но свою слабость они никому не демонстрировали.

– А твой-то побрезговал с нами в колонне идти, – подзадоривал Акимыч деда. – Внучок, поди, на «Мерседесе» на демонстрацию отправился. Или «жигуленка» одолжил?

– На нем. На вороненом своем. Так они все на машинах сзади нас тащатся. Я таких машин сроду не видывал, – громко удивлялся дед Иосиф.

– Вот тебе налицо классовый водораздел между нами. Одно слово – олигархи, – не успокаивался Акимыч. – У них, небось, и обуви такой нет, чтобы по асфальту несколько километров протопать. Подошвы до дырок протрутся. – Сам он вышагивал в костюме, но в сапогах.

– Да бросьте, молодые люди, сквалыжничать, – оборвал дискуссию едва поспевающий за ними генерал Ордынский.

На нем был обветшавший от времени мундир, но все еще в приличном состоянии. Дед Иосиф хотя и приехал из культурного города Кутаиси, в своей горской фетровой шапочке выглядел спустившимся с гор.

– Не понимаете вы ничего. – Ордынский продолжал воспитывать приятелей. – Олигархи таким образом выражают свой публичный протест. Да, они на машинах! Но они их заработали! Вспомните, на каких машинах по нашей с вами Рублевке разъезжают чиновники! Чем не парад?! Но их машины на наши с вами налоги приобретены. Как говорят по ящику – почувствуйте разницу. Вот ты, Акимыч, был согласен им такие машины покупать?

– Нет, не согласен, – уверенно ответил Акимыч.

– То-то и оно. Олигархи, как и мы, свободные люди. Понимаете, мужики? Вот взять тебя, Иосиф. Если бы твоего внука Михаила осудили за какой-нибудь допущенный им шахер-махер, он бы и сам уже на такой машине не выехал. Он в других местах наверняка уже был бы. А пока у тебя нет никаких оснований кого-либо осуждать.

– Никого я не осуждаю, – степенно возразил дед Иосиф. – Но ты, Петр Никодимыч, с примерами не обижай, пожалуйста. Как брата прошу, дорогой.

– Извини. Просто все вам разжевывать надо…

– Спроси, а что у них на транспарантах написано? – попросил Шатунов, вытирая рот салфеткой.

– Сделаем, хорошая мысль, – подхватил Кушаков и задал вопрос трубке. – Видимо, читают, изучают, – добавил он, как бы извиняясь, что на Рублевке тянут с ответом.

Наконец ему доложили:

– «С Днем Победы!» написано. И вот еще – «Долой красных комиссаров! Долой Гулькина!» Хорошо хоть, что критикуют на местном уровне.

– Приехали окончательно, – как собственный приговор, сказал Шатунов. – Нет, я не боюсь президента. Я готов взять ответственность на себя. Но что мы ему скажем? Продолжать сочинять про катастрофу? Валить на эпидемиологов?

– Стоять на своем. Да, катастрофа. Да, опасность заражения, эпидемии то есть. Вся проблема в том, что из зоны карантина после этого ультиматума нельзя выпускать ни единой души. Даже тех, кто примет наши условия и заплатит.

– К чему вы это клоните? Говорите яснее, – раздраженно спросил Шатунов.

– Мы включились в такую игру, в которой, сказав «а», надо говорить и «б». Вот к чему я клоню.

– Прошу еще яснее, Петр Семенович!

– Что вы так разнервничались, Сергей Васильевич? – Кушаков отлично понимал, что его собеседник загнан в угол. – Еще раз говорю, надо стоять на своем. Конечно, надо срочно убрать с Рублевки все остальные пси-генераторы. Доложить, что сами их демонтировали. Пусть доказывают потом, что генераторы там когда-нибудь были.

– И что дальше? – теряя терпение, спросил Шатунов.

– А дальше будем продолжать закручивать гайки другими методами.

– Например?

– Устроим рублевцам «ленинградскую блокаду»: скоро у них кроме денег в сейфах да кредитных карточек ничего не останется. А мы перестанем поставлять продукты, периодически будем отключать свет и подачу воды. Ну, естественно, в разумных пределах. Жертву надо душить до определенных пределов, ибо она может еще пригодиться.

– Ну вы и циник! Но ведь кроме олигархов там есть и коренное местное население. Они в чем виноваты?

– Да, и вот еще что, – невозмутимо продолжал Кушаков. – Необходимо начать новую атаку на наших подопечных.

– Какую еще новую атаку?

– Какую закон требует! Собственность забирать под свое управление. Впрочем, этим уже занимаются другие.

* * *

Комендант Гулькин всем своим проспиртованным нутром чуял, что на вверенной ему территории зреет революционная ситуация. Прошло уже три месяца со дня падения метеорита и объявления карантина, а он так и не уяснил, что же конкретно ему надлежало делать. Предписания из центра поступали редко и были невразумительными. Передавались они не в письменном виде, а устно – через приставленных к нему водителей-охранников.

Тем не менее главным своим достижением Гулькин считал организацию госпиталя и кормушки для бедных. Чуть позже его люди доставили по нужным адресам какие-то загадочные письма. И все. Гулькин прямо-таки мечтал, чтоб кто-нибудь давал ему четкие приказания, ставил ясные задачи и требовал отчета. Увы.

В кабинет вошла секретарша Лидочка.

– Спиридон Петрович, к вам посетитель, – как всегда улыбаясь, сообщила она.

– Кого еще черт принес? – полусонно спросил Гулькин.

– Я думаю, вы с ним знакомы. Демидов Даниил Никитич.

– Ну и по какому он вопросу?

– Он сказал, по вопросу чрезвычайной государственной важности!

– Ну, дык пусть заходит.

Соизволение коменданта несколько запоздало, поскольку Демидов уже находился в кабинете. Не дожидаясь приглашения, Даниил уселся за приставной столик напротив Гулькина. Тот нехотя убрал ноги.

– Что вам угодно, господин Демидов? Я же вам уже объяснял… – развязным тоном начал комендант.

– Здравствуйте, господин Гулькин, – с металлом в голосе поздоровался Демидов.

– Ну, здравствуйте, коли не шутите! И что?!

– Сейчас я по другому вопросу.

Признаться, Даниил точно и не помнил, по какому вопросу заходил в первый раз. За минувшие три месяца Демидов сильно изменился. Он перестал скулить по поводу личного заточения и оторванности от своих уральских россыпей, потому что рядом с Духоном, Ордынским и другими новыми знакомыми научился видеть и воспринимать жизненную картинку целиком, а не фрагментами индивидуального восприятия. Он и выпивать стал меньше, так как лекарство от действительности, которым для него поначалу оказалось спиртное, неожиданно перестало действовать.

– Я обращаюсь к вам по поручению жителей Успенского поселения, – кашлянув, заявил он Гулькину. – Ввиду создавшейся на вверенной вам территории экстремальной ситуации общественность настоятельно требует немедленного созыва общего собрания.

– Это еще зачем?

Трясущейся рукой Гулькин поднял очередную рюмку с водкой. Спиридон всеми силами пытался угадать, что же задумали эти христопродавцы и чем это грозит ему.

– Одумались! Про общественный совет вспомнили. Лично я «за»! И чего от меня надобно?

– У вас в здании есть актовый зал? – деловито спросил Демидов.

– Имеется. – Гулькин осоловело посмотрел на Дана. – А ведь я сам пытался созвать собрание актива! Организовать, так сказать, общественный совет. По поручению свыше, так сказать… Да только никто из ваших этих олигархов даже разговаривать со мной не соизволил. Может, у вас получится. А я чем смогу, помогу. Полномочия передать – нет проблем, дык… Я тоже здесь, выходит, жертва карантина… – Комендант затравленно стал оглядывать углы, словно там кто-то был.

– Отлично. У вас есть шанс, полковник, с пользой послужить отечеству…

– Я не полковник. Я майор в отставке, – поправил его Гулькин.

– Тем более вам нечего терять. Мы принимаем вас в свои ряды защитников Рублевки. Вы же сами знаете, какие здесь люди. Словом, завтра к четырнадцати часам надо собрать надежных представителей деревень и провести собрание, – решительно заявил Демидов. – Иначе… Иначе, господин комендант, я из тебя отбивную котлету сделаю, понял?!

– Даю честное слово… – начал было Гулькин, но тут же осекся.

– Офицера, вы хотели сказать? Но что сегодня стоит слово офицера?!

– Да, стоит, – совершенно запутавшись, пробормотал Гулькин и тут же схватился за голову. – То есть я хотел сказать, что ничего не стоит. Но клянусь вам! Я сам не рад, что оказался здесь. Я всего лишь рядовой майор…

Он явно стал трезветь. Оглядывая мутным взглядом богатырское телосложение уральца и особенно его кулаки, Спиридон Петрович осознал абсолютную реальность осуществления прозвучавшей угрозы.

– Так я что? Я завсегда готов. Соберем максимально узкий круг ограниченных лиц. Ну, сколько в зале поместится… – миролюбивым голосом произнес он и неожиданно даже для самого себя добавил: – А вы мне двухкомнатную квартирку на трехкомнатную сменять поможете? В смысле – материально. И чтобы только к супермаркету было близко. В любом районе, но лучше все же в Крылатском.

Тут уж Даниил не выдержал и затрясся от смеха.

– Поможем. Даже без всяких олигархов, чтоб тебе, Спиридон Петрович, потом от них не зависеть. Я лично помогу, поскольку тоже человек не бедный.

Если бы Даниил мог предвидеть, что своим обещанием он приобретет в лице туповатого, но близкого к массам Гулькина своего верного сторонника и агитатора в своей будущей предвыборной кампании, о которой Демидов пока и понятия не имел, он бы очень сильно удивился.

– Но предупреждаю, товарищ комендант, необходимо собрать авторитетных и вменяемых граждан Рублевки… Пусть твои ребята побегают, поагитируют.

– А как же иначе… А как же иначе… Да народ и агитировать особо нечего. Думаете, здешний народ ничего не видит, ничего не понимает? Да они здесь на вашего брата олигарха молятся. Такую им жизнь подарили, – с готовностью подхватил Гулькин.

– Тогда зови свою Лидочку, – приказал Демидов, – отдашь ей письменное распоряжение о созыве собрания. Чтобы с повесткой об общественном совете…

Демидову не хотелось встречаться со своей мимолетной любовницей и по совместительству секретаршей Гулькина. Но Лидочка словно разгадала его маневр:

– Как, вы уже уходите, Даниил? Как жаль! А я вам кофе сварила…

– В другой раз, спасибо, – излишне сухо ответил Демидов.

Даниил был серьезно озабочен множеством вопросов: слышала ли Лидочка его разговор с Гулькиным? А если слышала, то что она передаст начальству в Москву? Не попытаются ли спецслужбы сорвать завтрашнее собрание? Может, следовало бы продолжить отношения с Лидочкой?

– Завтра, милая. В худшем случае послезавтра.

Он чмокнул ее в щечку и почувствовал, что неплохо было бы встретиться уже сегодня. Но, увы, дела. Надо что-то приносить в жертву.

– Подождите, не убегайте, – остановила его за рукав Лидочка. – Я кое-что приготовила. Вот, возьмите… – С этими словами она сунула в руку Демидову два небольших картонных коробка.

– Что это? – насторожился Даниил.

– Долго объяснять. Это специальные таблетки. Их там по сто штук – для вас и вашего друга. Принимать два раза в день. Не чаще… Они нейтрализуют действие пси-генераторов… Словом, поверьте, это не цианистый калий. А сейчас извините, мне надо срочно разыскать этих оболтусов. Так что до встречи! – скороговоркой выпалила Лидочка, закрывая за Демидовым двери приемной.

На площади перед глазами Даниила возник знакомый серебристый джип. Демидов смекнул, что Духон его подстраховывал.

– Ну, как дела? – услышал он из приоткрытого окна джипа знакомый голос.

– Да вроде все в порядке, – улыбаясь, ответил он. – А у вас, простите, еще не кончился бензин?

– Да нет, осталось кое-что в загашнике! Мы тоже не лыком шиты. Когда только вся эта катавасия закрутилась, я успел запастись топливом. Даже бутылки из-под виски залил бензином.

– Шутите?

– Какие шутки?! Могу даже поделиться парочкойдругой бутылок. Только потом не перепутай, что в какую наливал. А ты, как я погляжу, на мопеде приехал? – Духон бросил многозначительный взгляд на синюю машину.

– Да вот удалось по случаю разжиться бензинчиком у одного спекулянта в бутике «Армани». Он его там в канистрах из-под полы продает. Все равно больше никто ничего не покупает. Интересно, откуда только его берет этот гад?

* * *

Ровно в 13 часов 45 минут на следующий день, как было условлено накануне, Михаил Давидович Агулов и дед Иосиф подкатили на черном, как египетская ночь, «Мерседесе» к зданию администрации поселка Жуковка. Площадь была сплошь забита крутыми иномарками. «Международный автосалон», – отметил про себя старый зеленщик, вылезая из машины.

– Интересно, наши уже здесь? – озабоченно спросил он.

– Да. Вон, видишь, кучкуются под дубом, – ответил внук.

Подходя ближе, они услышали голос Демидова, который что-то, вдохновенно размахивая руками, доказывал Чигорину.

– Да поймите же, наконец, нет в России никакого капитализма и никакой рыночной экономики. У нас чиновничий капитализм! И вы это знаете лучше меня. Это гораздо хуже, чем «дикий капитализм» США времен первичного накопления капитала. Чиновники были, есть и всегда будут третьей бедой России. Чиновник – это тот же Емеля на печи: ни хрена не делает, ничего не создает и, ничем не рискуя, живет себе припеваючи. Он как рыбаприлипала под брюхом акулы…

– Это точно, – без излишних церемоний сразу включился в разговор дед Иосиф. – Про Емелю точно сказано.

Увидев, что к ним подошли грузины, Демидов еще более вдохновился:

– Только вместо печи у чиновника – дубовый стол с канцелярскими прибамбасами. Ну скажите, в каком языке народов мира вы найдете аналог слова «столодиректор»?

– Виноват, уважаемый. Я хоть и Иосиф Виссарионович, но в языках слаб. Но согласен, не человек, а стол у вас директор…

– Да я не у вас спрашиваю, дедушка.

– А я не знаю, у кого ты спрашиваешь, дорогой, – мгновенно обиделся дед. – Только сами-то хороши. Сами как за стол сядете – к вам не подходи. Гордые. Хорошо, что у вас, олигархов, народ справок не просит, как в ЖЭКе. Настоялся бы в очередях…

– Ты, Иосиф, еще не опохмелился? Против кого играешь? – деликатно возмутился Чигорин. – Зачем уважаемых людей ругаешь?

– Действительно, дедуля. Хватит из себя Троцкого строить, – поддержал его внук. – Давайте лучше еще раз уточним план действий…

– А чего тут уточнять? Все обговорено и предельно ясно, – сказал Демидов. – Как только этот тип… Как его? Как только Гулькин откроет собрание, наш ветеран боевой генерал Петр Никодимыч Ордынский потребует слова и толкнет крамольную речь.

– Ты посмотри, сынок, что делается?! И пешком люди тянутся. И на машинах.

Даниил заметил Старьевщика Лесковича с большим рюкзаком на плече. Как он только дотащился со своим скарбом?! Хотя у него с бензином наверняка все в порядке. Наменял на антиквариат.

Он увидел пухленькую фигурку банкира Львова, пробирающегося в здание с каким-то известным то ли писателем, то ли артистом, но его отвлек голос Агулова.

– Может, лучше провести тайное голосование? Демократичнее как-то, – спрашивал он Духона.

– Да вы что, Михаил Давидович? Мы же вчера договорились, – вместо Духона ответил все еще взбудораженный Демидов. – Власть надо брать быстро и нахально, как учили большевики. Только так!

Группа двинулась к месту предстоящих баталий. На входе образовалась давка.

– Вас нет в списках уполномоченных! – то и дело кричали кому-то в толпе комендантские помощники Вася и Коля. – Ничего не знаем, спрашивайте коменданта.

– Как же так? – больше всех возмущался приличного вида мужчина. – Я же даже деньги перевел на благоустройство.

– Как ваша фамилия, товарищ? – оценив по-достоинству отчаянное выражение лица напористого жителя, поинтересовалась сердобольная Лидочка. Она держала в руках объемистый список.

– Дацкевич, – чтобы не слышали окружающие, тихо сообщил он. – Я возглавляю крупную турфирму. Могу быть вам полезен.

– Нашла! Вы в дополнительном списке. Проходите.

– Александр Павлович! Миленький! Это я вас зову. Здесь справа.

Духон вновь увидел Лесковича. Тот во что бы то ни стало пытался дотянуться до него свободной рукой.

– Проведите, миленький. Мне очень, очень нужно. У меня такой товар. Закачаетесь.

– Нашли время и место, – уже было цыкнул на Старьевщика Духон, но вовремя одумался.

Его меньше всего волновала причина, по которой неутомимый коммерсант рвался в зал. Зато Лескович был бы абсолютно незаменим, когда, как говорится, надо было взять на арапа.

– Пропустите, Лидочка. Это член нашей команды. Заслуженный человек! – крикнул Духон секретарше со списком.

– Проходите, товарищ, – расплылась от удовольствия секретарша Гулькина. – Сразу столько приятных мужчин…

Когда очередь дошла до Демидова, Лидочка одарила его самым нежным из всех возможных на земле взглядов.

Зал оказался довольно вместительным, хотя своим обшарпанным видом мог напугать любого. Хорошо, что население в нем собиралось крайне редко. Давно отвыкшие от роскоши массового общения обитатели Рублевки, как казалось со стороны, испытывали даже удовольствие от возникшего здесь же в зале стадного чувства коллективизма и сопричастности к событию.

Напротив входа в зал впереди на небольшом возвышении, напоминающем сцену, был установлен покрытый красным сукном стол. За ним восседал, а вернее, возлежал Спиридон Гулькин. В правом углу сцены за маленьким столиком с записывающей аппаратурой Демидов заметил Лидочку. С двух сторон рампы, словно церберы, по стойке смирно замерли близнецы Вася и Коля.

Правой рукой комендант Рублевки держался за графин с мутно-зеленой водой, а левая беспомощно свисала. Демидову показалось, что если Гулькин хоть на мгновение оторвет от графина руку, то наверняка свалится со стула.

Демидов издалека увидел, что на нескольких обветшалых, засаленных велюровых креслах лежали белые листы бумаги с надписью: «Осторожно! Окрашено!»

– Нам вон туда, – шепнул он Духону.

Протискиваясь меж рядов, Даниил с удовлетворением отметил, что все новые знакомые по местному олигархату уже были в зале. Там же уже были Марина Танкер и тесно прижавшаяся к ней миловидная темноволосая молодая дама с родинкой на лице. «Где-то я ее видел», – промелькнуло в голове Демидова. Но дальше напрягать мозги он не стал.

Тем временем комендант, взяв со стола металлический звонок-колокольчик, стал энергично им трясти. В зале раздался такой оглушительный звон, что могло показаться – началось не собрание, а пожар.

Закончив звонить, Гулькин попытался встать со стула. С первой попытки «сложный» маневр ему не удался. Вторая попытка была более удачной.