Текст книги "Александр Кравцов. Жизнь театрального патриарха"

Комедия «Когда цветёт акация» на сцене Таганрогского театра (режиссёр Б. Потин) прозвучала молодо, жизнеутверждающе и, вместе с тем, с большим чувством меры. Авторский материал даёт широкие возможности для импровизаций, режиссёрской фантазии, но в нём заложена и опасность потянуться в работе за формалистическими вывертами.

Зрителя ни на минуту не смущает, что стенами общежития студентов, квартир и кабинетов служит в основном горизонт, на котором возникают вечерняя и утренняя зори или синева ночного неба. Это сообщает спектаклю ощущение воздуха, простора. Расширены рамки и в самом действии: актёры часто обращаются в зал. Ведущий порой беседует со зрителями в самом партере, ряд сцен выносится за рампу. Это помогает зрителю чувствовать себя активным участником спектакля, событий, происходящих на сцене. Исполнителям ролей удалось добиться ансамблевости настолько, что трудно говорить о них порознь… Спектакль «Когда цветёт акация» – несомненная удача режиссёра Б. Потина, художника В. Глотикова, композитора Д. Иващенко, написавшего радостную, весеннюю музыку, и всего коллектива исполнителей.»

(«Молот», Ростов-на Дону, 1958, 3 января.)

«В золотой раме.

В красивом уголке Украины живут красивые советские люди: врач Юрченко, старый пасечник Архип Иванович, его воспитанница Тоня. И вот сюда приезжает известный художник Сагайдак…

Так начинается наше знакомство с пьесой Л. Дмитерко «В золотой раме», постановку которой осуществил Запорожский украинский театр имени Щорса (режиссёр Е. Купченко, художник заслуженный деятель искусств УССР, лауреат Сталинской премии В. Борисовец).

Пьеса рассказывает о судьбах советских людей, об их борьбе против бездушия, карьеризма, подхалимства и торгашества. Умные, заботливые руки друзей возвращают на правильный путь художника Сагайдака (заслуженный артист УССР Г. Дамаскин), талант которого меркнет под влиянием славословия и ловких интриг нечистоплотных дельцов, делающих свою карьеру на его славе. Артист нашёл верный внешний рисунок образа: незаметное увлечение позой, самолюбование. Но, к сожалению, внешний рисунок ещё не даёт возможности поверить в правдивость сценической жизни образа, созданного артистом.

Иначе живёт в пьесе и спектакле другой художник Яков Кучмий (Г. Клейзмер). Покоряющая скромность в сочетании с творческой увлечённостью и народной удалью, требовательное ребячье жизнелюбие, непримиримое отношение к пошлости в искусстве – таков Кучмий.

Именно такого человека и смогла полюбить умная, волевая Варвара Сокол, в прошлом известная рекордсменка. Война отняла у неё мужа и дочь, но, повинуясь зову материнского чувства, она стала педагогом в Артеке, воспитывает чужих детей. Заслуженная артистка УССР В. Коломийцева умело раскрывает замечательные душевные качества Варвары. В этом заслуга и её достойной партнёрши, молодой актрисы С. Рунцовой, которая играет Тоню. Удача актрисы тем радостней, что автор обделил Тоню поступками, которые ярко раскрывали бы её характер. Артисту М. Хорошу также удаётся роль хирурга Юрченко.

Врагов нельзя оглуплять, так как это не идёт на пользу положительным героям. Этого, думается, не показал артист С. Свенцицкий. Он играет проходимца «искусствоведа» Пятиокого в острой, но неприятно карикатурной манере.

Почему же, несмотря на отдельные актёрские удачи, спектакль по-настоящему не впечатляет, и зритель, постояв у порога волнения, так и не взволновался? Автор пьесы не всегда вдумчиво отбирал материал, порой оставляя лишнее. Ему не удалось подчинить действие одной основной теме. Режиссёр спектакля Е. Купченко, несмотря на удачные находки во многих сценах, всё же не сумел найти общего решения спектакля и преодолеть то отсутствие художественного единства, которым страдает пьеса.»

(«Комсомолец», Ростов-на-Дону, 1958 г., 25 июля.)

Небезразличны для него и общественные дела, касающиеся жизни родного города.

«В нашем парке городском…

Этим вечером в парке культуры и отдыха имени М. Горького была всеобщая радость. В небе празднично вспыхивали красные, зелёные, синие огни фейерверка… На танцплощадке также было трудно протиснуться – танцующие пары двигались тесными рядами… Немало хороших дел на счету у организаторов массовых мероприятий… C большим успехом работники парка пропагандируют русскую и зарубежную классическую музыку… А на отчётном концерте выпускников Ростовского музыкального училища ростовчане познакомились с новым отрядом одарённых молодых исполнителей… Однако рядом с увлекательными, отмеченными фантазией и вкусом, мероприятиями, в парке культуры ещё встречается пошлятина. Много и сурово надо говорить о постановке дела на танцплощадке, где безответственно пропагандируется музыкальная халтура. Обошли в саду заботой и пенсионеров. «Забыли, – устало отмахивается руководитель парка И.С. Рачко. – В будущем сезоне постараемся»… Плохо, без огонька организован отдых маленьких ростовчан… Коллективу парка следует внимательнее относиться к запросам трудящихся. Ничто не должно омрачать их отдыха.

(«Вечерний Ростов». – Ростов-на-Дону, 1958 г., 24 сентября.)

Побыв в Ростове-на-Дону год с небольшим, где он также играл в Ростовском театре драмы им. Максима Горького, Кравцов уезжает с матерью в Москву, где остаётся уже навсегда. Чтобы иметь ещё и актёрское образование, он поступает в театральное училище им. Щукина сразу на второй курс, поскольку Б.Е. Захава, ректор училища и непосредственный ученик Е.Б. Вахтангова, увидел в нём зрелого актёра. Было это так.

Борис Захава прослушал отрывок из романа «Непокорённые» Б. Горбатова (о борьбе с фашистами). Спросил:

– Вы же готовый актёр. Зачем Вам это? Скажите откровенно.

Кравцов:

– Корочка нужна.

Настал день посвящения абитуриентов в студенты. Захава заранее попросил А. Кравцова прочитать отрывок из «Непокорённых» перед первокурстниками, при этом добавил:

– Они этого не умеют.

По традиции щукинцев актёры Вахтанговского театра дарили гвоздики новичкам.

Александру Кравцову подарила гвоздику юная Юлия Борисова.

(Спустя годы, когда С.Ф. Бондарчук в 1965 году начал снимать свой оскароносный фильм «Война и мир», на съёмочной площадке случилась неприятная история. В роли Кутузова должен был сниматься великий Николай Симонов. Но!.. С ним случилась беда: гений имел обычную русскую слабость – запой. Бондарчук, сильно огорчённый, сказал, что не может ждать, простой – это громадные деньги. Кравцов, который был одним из помощников Бондарчука, предложил на роль Кутузова Бориса Евгеньевича Захаву. Кинорежиссёр согласился. Осталось уговорить Захаву. Александр Кравцов поехал к своему ректору и долго с ним беседовал. Ректор сначала отказывался, ссылаясь на то, что не актёрствовал много лет и не уверен в себе. Но Кравцов настаивал, упрашивал, убеждал, что Кутузов у него выйдет. Кончилось тем, что ученик на съёмочной площадке работал со своим учителем как режиссёр с актёром. И Главнокомандующий русской армией в фильме «Война и мир» получился блистательный. Вот такая история.)

Проучившись три года, госэкзамены он не сдавал, так как серьёзно заболела мать, и ему пришлось всё время отдать её лечению. А потом он переходит на заочный актёрский факультет Государственного института театрального искусства (ГИТИС), учёбу в котором тоже не заканчивает. Причина – невероятная занятость: одновременно он играет в Ленинградском драматическом театре им. В.Ф. Комиссаржевской и в Московском театре «Современник» (ночные переезды на поезде Москва-Ленинград и обратно), а к тому же пишет статьи и очерки в московские газеты и журналы.

Таким образом один из образованнейших людей своего времени остался… без бумажек об образовании. Недоброжелатели в будущем этим воспользуются, пытаясь его уничтожить…

Александра Кравцова всё больше и больше захватывает интерес к изучению жизни и искусства на необъятных просторах страны.

Он замечает таланты там, где другие театральные обозреватели обычно проходят мимо. Вот один из примеров:

«О балете «Шурале»

«Трудно себе это представить: изящное, хрупкое, всё словно неземное, словно парящее в воздухе искусство балета и совершенно земные, весомые, реальные люди – рабочие, техники, инженеры. Казалось бы, полная отрешённость от жизни все эти мудрёные па, пируэты, бесконечные упражнения у станка. А тут другие станки – рабочие, у них нужно проводить семь часов ежедневно. И всё-таки искусство и жизнь встретились!

На днях в Кремлёвском театре москвичи щедро аплодировали балету Яруллина «Шурале» – в исполнении хореографического коллектива Дворца культуры г. Ступино.

Коллектив вырос из балетного кружка, и сейчас в Областном доме народного творчества всерьёз говорят о нём, как о кандидате на присвоение высокого звания народного театра.

В хореографическом коллективе более шестидесяти участников: старшему – 37 лет, младшему – 10.

Исполнитель ведущей партии Шурале Виталий Морозов не только одарённый танцор. Он отлично трудится на производстве, постоянно совершенствуется в сложной профессии техника и руководит комсомольской организацией своего цеха.

Восемнадцатилетний Валерий Борисов недавно пришёл к заводскому станку. К станку же балетного класса он пришёл пять лет назад и здесь добился незаурядных успехов. В балете «Шурале» Валерий танцует лишь один сольный номер, но и в толпе его нельзя не заметить.

Техник Альбина Лучшева, служащая Нина Краснова, рабочие Володя Клевцов и Виктор Кузькин – все они считают балет такой же неотъемлемой частью своей жизни, как и работу на производстве.

Вместе с опытным педагогом М.Б. Байдовлетовым растёт и мужает балетный коллектив города Ступино. А. Кравцов, артист».

(«Московский комсомолец», 1962 г., 14 января, с. 3.)

Он увлекается театральной жизнью как двух столиц, так и далёкой провинции. В «Театральной жизни» (1963 г., № 15) вышла статья о необычном директоре Павлодарского драматического театра В. И. Ермакове, который приехал специально в Москву, в ГИТИС, агитировать молодых актёров отправиться «на край света» – в самый центр целинных земель. Он ходил по аудиториям и сбивал студентов неожиданными вопросами:

– Где Швейцария, знаете?

– Проходили. В шестом классе, – усмехались они.

– Не знаете вы, где Швейцария, – говорил Владимир Иванович. – Швейцария – у нас. Места курортные. Природа – что там твои Жигули! Охота богатейшая: дикий кабан, джейраны. Зрители? В Москве таких нет! Творчество? Сколько угодно… Ну, так что же в нашу Швейцарию?

И заманил. Владимир Кузенков и десять студентов ГИТИСа махнули в неведомый Павлодар. И всё оказалось так, как обещал директор. Молодая труппа привезла с собой чеховскую «Чайку», ставили другие спектакли. В театре были аншлаги. Актёрская судьба бывших студентов состоялась.

Благодаря этой статье павлодарский театр стал известен всей стране.

Вообще Кравцов всегда стремился найти что-то талантливое в мире искусства на необозримых просторах Советского Союза и поделиться этим талантливым с целым светом. Чужой талант его увлекал и завораживал.

Но пошлость, непрофессионализм вызывали в нём иные чувства.

10 августа 1963 года в «Советской культуре» Кравцов не мог пройти мимо «деляческих экспериментов» в Челябинском драматическом театре имени десятилетия Октября, что находится в «славном городе Златоусте». Он посмотрел спектакль «Дон Жуан» («Тогда в Севилье») С. Алёшина и в заметке «Вакханалия в ̎Севилье̎» отмечал:

«Пропустим мимо внимания такие «мелочи», как отчаянно фальшивящий оркестр, как неряшливое, оскорбляющее глаз оформление сцены.

Но вот небрежно одетый актёр поёт в прологе песенку на «одесском жаргоне» и, конечно, со специфическим надрывом. Вряд ли такие напевы могли ласкать ухо Сервантеса или Лопе де Вега!

Но вот другие исполнители, кто во что горазд, пытаются разутешить зрителей набором фривольных трюков…

А зрители? Головокружительная вакханалия в «Севилье» не оставила их равнодушными. Никто не высказал уважения к только что виденному. В адрес театра летели острые реплики…».

Вывод: зрители не должны стать жертвами откровенно деляческих экспериментов театра.

Александр Кравцов одним из первых обратил внимание прессы на гениального грустного клоуна – Леонида Енгибарова, «клоуна с осенью в душе». Однажды встретившись, они подружились. И Кравцов в «Советской культуре» (1964 г., 9 января) в очерке «Тайна смеха» поведал читателям тайну рождения таланта:

«Когда-то его называли просто «Лёнькой из Марьиной Рощи». Он удивлял сверстников жадной разносторонностью в спорте: с детства владел сложными акробатическими трюками, ловко ходил на свободной проволоке, жонглировал, в девятнадцать лет стал мастером спорта по боксу… Дороги в искусство не бывают заранее определёнными – они всегда свои, неповторимые и оттого нелёгкие…

На приёмных экзаменах в цирковом училище он читал стихи Маяковского. В комиссии с трудом сдерживали улыбки. Потом его попросили

– Сыграйте этюд.

– А что это такое? – спросил Лёня.

Преподаватели переглянулись: такой вопрос не часто услышишь на приёмных экзаменах. Ему объяснили. И он сыграл этюд о боксёре. Лёню приняли…

«Лёнька из Марьиной рощи»… не укладывался ни в какие понятия о канонах и рамках жанров…

И вот на манеже худощавый, крепко сбитый юноша. Сейчас он – акробат. Делает первоклассные стойки, расцвечивает их невиданными трюками…

Творческий путь Енгибарова сложился счастливо. Он заслужил право выступать на столичном манеже через два года после окончания училища… Его гастроли в Польше и Чехословакии были триумфальными…

В Кракове произошла встреча с Марселем Марсо. Они поспорили дружески, но принципиально. Марсо считал, что комедийная пантомима должна исполняться в быстром темпе, трагическая – в медленном… И он ответил Марсо:

– Пантомима нужна тогда, когда сюжет можно воплотить только в этом жанре. Вот я играю пантомимическую новеллу о дрессировщике, который выворачивает наизнанку «живого тигра». Если помните, ещё барон Мюнхаузен нечто подобное проделал с волком. Мы читали и смеялись. Когда смотрят мою пантомиму, тоже смеются. А теперь представьте себе, что тигр – реальный и вся эта странная история происходит на экране или на сцене. Вряд ли это будет смешно, но, наверное, отвратительно!..

Французский мим отдал должное советскому артисту: он пригласил его в Париж на гастроли в «Театр Марселя Марсо»…

– Клоунами становятся очень расчётливые люди, – шутит Енгибаров. – Это те, кто не хочет состариться. И я не устаю повторять выдающегося искусствоведа Жоржа Садуля, который пришёл в цирк мальчишкой и увидел там молодого клоуна. Прошли годы. Садуль пришёл в цирк зрелым мужчиной и привёл сына. Клоун был всё так же молод. И вот, наконец, седой человек Жорж Садуль повстречался в цирке со старым знакомым. Клоун не состарился…»

Помимо журналистской деятельности Александр Кравцов в течение многих лет работал на Всесоюзном радио, где вёл несколько передач. Примечательное событие произошло с ним в его стенах. На такой поступок не всякий, даже имеющий вес и влияние, отважился бы. Впрочем, Александр Михайлович сам об этом поведал в интервью газете «Слово» (М., 2014 г., № 19):

«Однажды, это было в 1961 году, проходя мимо одной большой [радио]студии, слышу песню с такими словами:

 
«Молодёжи довольно смеяться и петь,
Старикам вспоминать про бомбёжку.
К самолёту и поезду надо поспеть.
Посошок! Посошок – на дорожку!»
 

Записывал песню мой добрый знакомый, мхатовский актёр и популярный эстрадный певец Владимир Трошин. Мне 30 лет. Отец погиб на фронте. Мы с мамой – участники войны. А годы шли постыдные. Почти 20 лет назад день 9 мая почернел в календарях, перестал быть праздничным. Пацаны играли «в расшибалочку» наградами отцов. Надо бы как-то кончать с этим позором. И тут оказывается довольно «старикам вспоминать про бомбёжку»… И поёт такую ересь бывший фронтовик! Я взбесился, ворвался в студию, излил на Трошина мои горечи. Володя тут же занял мою позицию, отказался записывать «диверсионную песню». А я поднялся на несколько этажей выше, вошёл в кабинет главного редактора Всесоюзного музыкального радиовещания Чаплыгина и получил от него не только взаимопонимание, но и заказ на ежемесячную часовую передачу «Вспомним, товарищ!»…

За плечами была война и сталинские лагеря, поэтому защита памяти о погибших была для него святее карьеры и личных отношений. Вскоре и руководство страны снова повернулось лицом к своим победителям.

14 октября 1964 года состоялся Пленум Центрального Комитета КПСС, на котором Н.С. Хрущёва освободили от обязанностей Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР и вместо него избрали Л.И. Брежнева.

Леонид Ильич был единственным членом Политбюро, который воевал во время Великой Отечественной войны, был участником знаменитого Парада Победы на Красной площади 24 июня 1945 года. И у него было иное отношение к великой дате. К двадцатилетию Победы в апреле 1965 года по его инициативе был вновь утверждён указ о праздновании этого события и народу возвращён выходной на 9 мая, которого не было восемнадцать лет. Естественно, все средства массовой информации, в том числе и радио, стали готовиться к возрождённому празднику.

Канун 9 мая 1965 года. В Доме звукозаписи сидят Николай Петрович Чаплыгин, замечательный композитор, заместитель председателя Гостелерадио СССР, и Александр Михайлович Кравцов. Они обсуждают важный вопрос: как сделать на радио минуту молчания. Между ними такой диалог:

Кравцов: Я предлагаю по ленинградской памяти метроном.

Чаплыгин: Хорошо! Но надо и какую-то музыку. Может быть, реквием какой-то.

Из архива выдали несколько коробок с записями.

Кравцов: А может быть, Грёзы Шумана? Там плач женских голосов.

Послушали. Обоим понравилось.

Чаплыгин: Но есть одна проблема. Шуман – немец.

Кравцов: Ну и что? Бетховен немец. А Гитлер не жаловал ни Гёте, ни Шиллера.

Пообсуждали и решили так и сделать.

Пригласили Ольгу Высоцкую и Юрия Левитана, записали их голоса.

Так родилась знаменитая минута молчания на радио, которая потом перешла и на телевидение.

После этого события Н.Н. Месяцев, председатель Государственного комитета Совета Министров СССР по радиовещанию и телевидению каждый месяц объявлял благодарность А.М. Кравцову, хотя тот официально в штате не состоял.

За 1965–1966 годы не было ни одной публикации в печати. Вероятно, это связано с тем, что все силы и время он отдавал своей авторской передаче «Вспомним, товарищ!» на всесоюзном радио. Она выходила ежемесячно и длилась целый час. На свои передачи он приглашал выдающихся деятелей разных профессий: солдат, военачальников, государственных деятелей, людей искусства. Но все они каким-либо образом были связаны с Великой Отечественной войной, либо воюя на передовой, либо участвуя во фронтовых бригадах, либо трудились на Победу в тылу. Здесь он познакомился и подружился на многие годы с целой плеядой крупных личностей, составивших портрет двадцатого века. Вот далеко не полный, а точнее скромный список:

Актёры МХАТ – Б.А. Смирнов, А.В. Жильцов, М.М. Яншин, А.И. Степанова, М.Н. Кедров, А.П. Зуева, А.К. Тарасова, М.П. Болдуман (все – народные артисты).

Малый театр – М.М. Штраух, Е.Н. Гоголева, М.И. Царёв, М.И. Жаров, Б.А. Бабочкин (все – народные артисты).

Театр им. Е.Б. Вахтангова – М.А. Ульянов, Ю.В. Яковлев, Ю.К. Борисова, В.А. Этуш, Ц.Л. Мансурова, Б.Е. Захава (все – народные артисты).

Режиссёры театра и кино, все классики советского искусства – Ю.А. Завадский, М.С. Донской, Л.В. Варпаховский, С.А. Герасимов, А.А. Тарковский, С. Ф. Бондарчук, А.А. Гончаров.

Ленинградские актёры – Н.К. Симонов, Н.Н. Ургант, И.О. Горбачёв, И.И. Краско, Ф.М. Никитин, Ю.В. Толубеев.

Не говоря уже о Ф.Г. Раневской, Р.Я. Плятте, А.Д. Папанове, Ю.В. Никулине, О.В. Лепешинской, Н.А. Крючкове, Н.Ю. Дуровой, Д.Д. Шостаковиче, И.С. Козловском, Е.В. Вучетиче, С.Т. Конёнкове; о А.П. Маресьеве, А.И. Микояне, о маршалах В.И. Чуйкове, И.С. Коневе, И.Х. Баграмяне и многих других.

Александр Кравцов, образно говоря, впитывал в себя эти неординарные личности, они сильно влияли на него, а он в свою очередь, как он скромно говорил, «был интересен для них». Тут можно вспомнить одну старую истину: сущность человека состоит из лиц, повлиявших на него. И действительно, его личность безмерно обогатилась ареопагом таких блистательных людей.

Со многими из вышеперечисленных Александр Кравцов познакомился именно на радио, приглашая их к микрофону.

Однажды, это было в 1964 году накануне дня Победы, поэт Евгений Долматовский рассказал Кравцову, что 7 мая 1945 года в Берлинский дом радио пришли поэты Константин Симонов и Евгений Долматовский, а также композиторы Тихон Хренников и Матвей Блантер. В этот день они записали на магнитофонную плёнку и размножили в нескольких пластинках свой первый концерт в честь Победы. К. Симонов проникновенно читал своё «Жди меня», Т. Хренников спел песни из фильма «В шесть часов вечера после войны», а М. Блантер – популярную «Песенку военного корреспондента» на слова Симонова, песню «Моя любимая» на слова Долматовского и залихватскую фронтовую – «Чемодан». Найти эту запись в советских фондах не удалось. Тогда связались с немецкими радиожурналистами в Берлине. Там оказалась заветная плёнка. Время поджимало, до праздника оставалась буквально пара дней. Тогда Александр Кравцов обратился к маршалу Василию Ивановичу Чуйкову. Плёнка была доставлена военным самолётом на другой день. И 10 мая 1964 года радиослушатели впервые услышали редкую запись первого радиоконцерта победителей в поверженном Берлине.

Посвятив не один год своей радиопередаче, раскрывая перед радиослушателями потрясающие судьбы героев Отечества, Александр Кравцов не обходил эту тему и в печати, обнародовав однажды беседу с маршалом Чуйковым:

«Образ воинского подвига

Бурый дым то густо застилал солнце, то ненадолго открывал его для людских глаз. Маленький солдат тоскливо глядел за Волгу – там тоже дыбились, точно смерчи, столбы дыма.

– А кто-нибудь из нас всё же выживет, товарищ капитан… – задумчиво сказал солдат.

– Нас у матери семеро, – отвечает офицер, – все воюем. И мать воюет. В партизанах. Может, все погибнем А Россия будет.

– Она будет! – подхватывает кто-то из солдат.

– А нам, ребята, может, и погибнуть придётся, – продолжает комиссар. – Мы горло обороны, и в него они сейчас вгрызутся. Там – дивизия, а у нас – три батальона… Но каждый из нас стоит дорого – не меньше десятка эсэсовцев, слышите! А земле клятву дадим: «Стоять насмерть!..».

Группами шли они в ложбинку за горой, становились на колени, целовали землю и принимали клятву друг у друга…

– Что это? Неужели сценарий фильма? Несовременно! – скажут иные. – Вычурно и неправдоподобно. Уберите клятву: в ней есть что-то ложно-патриотическое!..

Нет, это не сценарий. Это правда. Это то, что было с солдатами армии В.И. Чуйкова, оборонявшей Сталинград. Узкий перешеек в районе Шлаковой горы удерживали несколько батальонов Таращанского полка 45-й имени Щорса дивизии, а против них фашисты бросили свои ударные эсэсовские части. Таращанцам не от кого было ждать помощи. И солдаты капитана Тимофея Ромашкина поклялись, целуя землю, стоять насмерть. В этом порыве не было ни грани показной театральности: на Шлаковую гору не мог проникнуть ни один репортёр…»

(«Советское кино», 1968 г., 15 июня.)

Но вернёмся к главному призванию его жизни – к Театру.

А.М. Кравцова приглашают в приемные комиссии театральных училищ имени Б.В. Щукина при Театре имени Е. Вахтангова, имени М.С. Щепкина при Малом театре и в Государственный институт театрального искусства имени А.В. Луначарского. Не раз приглашал его для набора на свой курс А.А. Гончаров, многолетний художественный руководитель знаменитого Театра имени В. Маяковского. Результатом этих событий стал очерк, подводящий итоги набора 1968 года:

«Раздумья о призвании

Экзамен всегда и везде – волнение. Но только в театральном вузе оно достигает такого напряжения, что, кажется, слышно, как звенят, натянувшись, нервы людей. Здесь между абитуриентом и экзаменатором нет никаких посредников: ни задачи, решаемой на доске, ни листов с сочинениями, ни даже сведений, почерпнутых из учебников. Здесь сдают экзамен на человека, каков он есть. Инструмент экзаменующегося – его собственный организм. И один лишь верный камертон – откровенность мыслей и чувств…

Девочка из Пензы читает рассказ Бунина. Она выбирает отрывок самый недейственный, но зато уж больно чувствительный. С несчастным лицом сообщает она словами Бунина, что томит её «какой-то неясный вымысел»… И очень страдает. И слушающие её тоже страдают, потому что за минуту до того перед комиссией стояла живая, весёлая девочка, в которой самая изощрённая фантазия не могла бы предположить никаких «неясных вымыслов». Вскоре после неё юноша, почти подросток, скучным голосом сообщает: «А я жду тебя нецелованный…». И, конечно же, раскрашивает интонацией свои невзаправдашние чувства… Большинство поступающих порадовало свежестью мировосприятия, присутствием собственных мыслей и чувств…

Почему, в самом деле, юность так стремится в театральные вузы? Красивая, заметная профессия? Пожалуй, это слишком лёгкое объяснение. Есть немало примеров того, как «актёрством» в той или иной степени переболели многие люди, нашедшие себя впоследствии в каких-то других областях творческой деятельности.

Крупнейшие советские писатели Константин Федин и Всеволод Иванов прошли через искушение театром – были актёрами. Как актёр начинал свой путь в драматургии Виктор Розов.

А вот недавно ушёл с третьего курса Училища имени Щепкина студент Шалин. Его никто не собирался отчислять по профнегодности, но опытом проверив верность избранного пути, он пришёл к выводу, что театр не главное в его жизни, и теперь, за короткий срок наверстав упущенное, Шалин готовится стать врачом…

Среди тех, кому в этом году отказали в приёме на актёрские факультеты, бесспорно, много людей одарённых. (Я беру на себя смелость утверждать это на опыте своих бесед с абитуриентами.) От формы отказа, а более всего от степени внимания к ним, юным, зависит, сумеют ли они расправить крылья и найти себя в иных областях творчества, или будут переживать трагедию непризнания, разочаруются в своих способностях вообще.

Вот лишь один пример. В минувшем году в Училище имени Щукина поступала девушка по имени Валя. Сейчас она работает учительницей в городе Борске. По конкурсу её не приняли, хотя отнеслись к ней очень чутко.

Этой весной в училище пришло письмо, скромно подписанное «Валя из Борска».

«Всё обдумав, – писала Валя, – я решила больше не пробовать свои силы в театральном. Но прошу передать мою благодарность всем, кто меня слушал и старался помочь советом и делом. Я готовилась к поступлению, читала много литературы, узнала много нового. Всё это принесло большую пользу… Я ни о чём не жалею. Спасибо…».

(«Театральная жизнь», 1968, ноябрь.)

Александр Кравцов посвятил немало очерков действующим выдающимся деятелям искусства. Один из лучших очерков, как считал сам автор, о гении советской сцены и кино – Николае Симонове. Приводим его в сокращении:

«В мире Николая Симонова

В первые месяцы Великой Отечественной войны, когда ещё не были введены карточки на продукты и промтовары, но уже были ограничены нормы выдачи продовольствия, мы втроём – отец, мать и я, десятилетний, – стояли в очереди за сахаром. Это было в Ленинграде. Очередь была длинной, многолюдной, а сахару давали лишь по полкилограмма «в одни руки», и стоять, конечно, следовало всей семьёй.

У отца в кармане лежали билеты на две серии «Петра Первого», на фильм, который я никогда не видел. И вот, в последний момент, на расстоянии каких-нибудь двадцати шагов от прилавка, было принято немыслимое по тогдашним временам решение: мы предпочли не опоздать к началу киносеанса и пожертвовали заветным килограммом сахара.

И я в этом не раскаялся. Ко мне, мальчишке, пришёл мир особый, потрясший меня чем-то могучим, неисчерпаемо оптимистическим, поэтическим, мужественным…

Впервые в жизни мне захотелось узнать имя артиста, создавшего образ Петра. Мне сказали: «Николай Симонов». Это было первое имя, разбудившее во мне интерес не только к образу, но и к личности художника, творящего образ.

Через несколько месяцев на фронте погиб мой отец. И, чтобы заглушить тоску и боль, я играл в Петра Первого. В самые трудные минуты испытаний моего детства войной: в голод, в тяжёлую зиму, когда спал, не снимая тёплой одежды, и даже в ней мне было холодно. Играл один, сам с собой, и становилось легче. Вот что подарил мне артист Николай Симонов.

Позже мне стало известно, что герой наивной и вместе с тем удивительно сильной песенки ростовский подросток Витя Черевичкин, отправляя с помощью своих голубей донесения о расположении фашистских объектов на улицах Ростова-на-Дону, подписывал их «Красный Чапаев» или «Красный Пётр Первый»… Витю расстреляли гитлеровцы…

Много ли артистов знали более высокую степень признания своего искусства?

Шли годы. Менялись вкусы, уходили и приходили актёрские имена. Но мы остаёмся единодушными, когда речь заходит о неувядаемом искусстве Николая Симонова…».

(«Литературная Россия», 1969 г., 1 мая.)

И далее идёт удивительно точный и глубокий анализ его творчества…

За эти прошедшие годы Александр Кравцов оттачивал своё перо, осваивал лучшую театральную школу мира через непосредственных учеников Станиславского, помогал одарённым людям, пробивая им дорогу в искусство. И постепенно, когда он «напитался» современностью и общением с выдающимися современниками, у него подспудно выкристаллизовалось желание отдать всё это богатство другим людям, конечно молодым, за которыми будущее Театра, будущее нашей Культуры. Он научился прекрасно видеть в молодом человеке зёрнышко таланта, о котором тот и не подозревал. Этот его дар проявлялся, например, при наборах в театральные вузы и даже (что парадоксально) просто в обычном общении с молодёжью. Один рассказал о каком-то наблюдении на улице так захватывающе, что все заслушались, и в нём Кравцов приметил будущего писателя. Другой увлекательно показывал своих друзей, причём те с изумлением узнавали в нём себя, и в этом он увидел актёра. Кто-то принёс казалось бы неумелые, незрелые стихи, но Кравцов увидел в них будущего серьёзного поэта. И все эти предсказания в будущем обретали плоть и кровь.

Дополню. Профессор Элеазар Баллер, сделавший немало открытий в области законов культуры, однажды заметил Александру Кравцову:

– Александр Михайлович, вы прекрасно знаете систему Станиславского, сделали открытие, что с помощью его системы можно открыть и развить в человеке талант в гуманитарной области. И вообще формировать человеческую личность. Так напишите диссертацию по этой теме. Она будет бесценна.