Текст книги "Багровый переворот"

Тодор Живков оказался самой «темной лошадкой» из всех глав Болгарской Народной Республики. Начиная с того, что из его соратников никто толком не мог сказать, откуда он появился. Все, что о нем было известно в ЦРУ до того момента, как он вдруг стал относительно значимой фигурой после сентябрьского переворота, можно уместить на одном машинописном листе. Будучи учащимся Софийского полиграфического училища, он вступил в ряды Болгарского коммунистического союза молодежи. В 1931-м, в возрасте двадцати лет, отличился тем, что при закрытии собрания коммунистов приложил начальника полиции кирпичом по голове, за что был арестован. Спустя год после инцидента вступил в ряды Болгарской коммунистической партии и возглавил партийную организацию в Государственной типографии. Из типографии был уволен за конфликт с руководством. В 1934 году снова арестован, несколько раз допрашивался начальником тайной полиции, и, по непроверенным слухам, был тем завербован. С момента ареста прошло чуть больше года, и в 1935 году он был исключен из рядов коммунистической партии, после чего пропал на семь лет.

В 1942 году он снова появляется на политическом горизонте в роли секретаря БКП одного из районов Софии. После серии арестов коммунистических активистов в июле 1943-го попал в состав Софийского окружкома. О том, какую роль он играл в партизанском движении и сентябрьском перевороте 1944 года, агентам ЦРУ выяснить так и не удалось, несмотря на то, что, встав у руля, Живков старался придать вес своим партизанским «заслугам». Он жутко гордился партизанским псевдонимом Янко, заявляя, что в годы войны использовал поддельное удостоверение на имя Янко Маркова. Тем не менее легенде про «активиста партизанского движения Янко» не верили даже его соратники по коммунистической партии.

Зато после сентябрьского переворота Живков заблистал! Возглавив штаб Народной милиции в Софии, именно он, параллельно с Управлением полиции, взял на себя обязанность производить аресты и расследования против лидеров прежнего режима. Уже через два дня после переворота он получил звание подполковника, а еще через месяц стал полковником. Дальше – больше. Третий секретарь обкома, член ЦК партии, член парламента, Первый секретарь Софийского горкома БКП, председатель городского народного совета и так далее и тому подобное. Вес в политических кругах он стал набирать с подачи Вылко Червенкова, который к тому времени начал и сам набирать вес. По сути, своей карьерой Живков был обязан Червенкову. И чем он отблагодарил за свое повышение? Да тем, что забрал у Червенкова бразды правления.

В марте 1954 года Тодор Живков возглавил Болгарскую коммунистическую партию, а в 1956-м пленум ЦК под руководством Живкова обвинил Червенкова во всех грехах: культе личности, репрессиях против активистов БКП, ошибках судебной власти, перегибах со стороны милиции – всем тем, чем занимался Живков, пока добирался до власти. Лишив Червенкова большей части привилегий и постов, Живков на этом не остановился. В 1961 году он запускает второй виток критики в адрес Червенкова, что позволяет вывести последнего из Политбюро и правительства, а спустя год исключить его из коммунистической партии. Разумеется, эта участь коснулась не только Вылко, но и других партийных и государственных деятелей, с которыми «разобрался» Живков.

Разборки внутри партии были не единственным «достижением» Тодора Живкова. Для правительства США он олицетворял наихудший вариант главы Болгарской Народной Республики. Живков так старательно копировал все «выверты и повороты» Советского Союза, что говорить о какой бы то ни было лояльности США к нему не приходилось.

Когда четвертого декабря 1963 года Живков внес на пленум ЦК предложение о присоединении Народной Республики Болгария к СССР в качестве 16-й союзной республики, и пленум расценил предложение как «выдающееся проявление патриотизма и интернационализма», заместитель руководителя Отдела спецопераций Фрэнк Линдси решил, что с болгарской темой вскоре будет покончено. Но СССР, совершенно неожиданно для Линдси, предложение Живкова отклонил. Это принесло Линдси некоторое облегчение, но укрепило во мнении, что политика Живкова всегда будет лояльна только Москве. Он продолжил работу по реализации болгарского вопроса, не слишком рассчитывая на успех, и все же мечтая о нем. В своих ожиданиях он делал ставку на консервативно-сталинистское крыло БКП. По данным всех агентов, группа членов коммунистической партии Болгарии, а также часть государственных деятелей и военных руководителей стремились к возвращению жесткого коммунистического режима, что было невозможно, пока у власти стоял Тодор Живков.

Только к лету 1964 года в болгарском вопросе произошел прорыв. Раскол в кругах компартии Болгарии достиг кульминационной точки: сталинистская группа Болгарской компартии постановила сместить с поста Тодора Живкова, главу правительства и Генерального секретаря ЦК БКП, организовав переворот. По основным стратегическим вопросам члены сталинистской группы пришли к соглашению к концу августа. Определиться с датой оказалось сложнее: успех операции во многом зависел от мнения мировой общественности, без поддержки которой можно было легко остаться ни с чем. Члены организации судились и рядились почти два месяца, пока судьба не преподнесла им подарок в виде отставки главы правительства СССР Никиты Сергеевича Хрущева.

Это произошло пятнадцатого октября, а днем позже лидеры противников десталинизации, либерализации и лично Тодора Живкова как правителя, олицетворяющего режим отступников от основополагающих идей коммунизма, постановили созвать собрание партийно-государственных и военных руководителей НРБ для скорейшего принятия решения относительно даты государственного переворота. Информация пришла из надежного источника накануне вечером, в связи с чем в Директорате планирования было назначено совещание для узкого круга людей. Очень узкого. По сути, в совещании участвовали всего два человека: Фрэнк Линдси и Джеймс МакГаргер.

Заместитель руководителя отдела спецопераций Фрэнк Линдси занимал скромный кабинет на втором этаже здания. Комната два на три метра, под завязку напичканная стеллажами и шкафами с секретной документацией, скопившейся за полтора десятка лет работы над болгарским проектом. Доступ в эту комнату имел только он, что для Директората было обычным делом. Фрэнк Линдси, в начале года разменявший пятый десяток, двадцать из которых посвятил секретной работе, выглядел гораздо старше своих лет. Преждевременная седина на фигурно облысевшем черепе в совокупности с несоразмерно большим носом и впалыми щеками, болезненная худоба и взгляд, буравящий собеседника даже при банальном разговоре про погоду не располагали к непринужденному общению. Приходя на работу, он сухо здоровался с дежурным, расписывался, как положено, в журнале и быстро проходил к себе. Та же процедура повторялась в конце рабочего дня, который, по инициативе самого Линдси, заканчивался, как правило, за полночь.

В этот день он пришел на службу в семь утра, хотя встреча с МакГаргером была назначена на девять. Он хотел еще раз просмотреть бумаги с последним вариантом плана, прежде чем начинать его обсуждение с агентом «Феликсом». Несмотря на тесный контакт на протяжении долгих лет, теплых доверительных отношений между ними не сложилось. Фрэнк Линдси, служивший долгие годы под целой когортой начальства, мечтал о «великом прорыве», который вознесет его к самым вершинам правления ЦРУ. Такого прорыва он ждал от болгарского вопроса, ради этого он трудился по двадцать часов в сутки.

МакГаргер большую часть времени проводил в «полевых условиях», привык всех и вся подвергать сомнению, выискивать предателей и шпионов там, где ими и не пахло, а отношения с начальством строить по принципу «пока я прав, можем считать, что и ты молодец». Линдси в глазах МакГаргера весьма редко был «молодцом», так как стили работы у агента и служащего отличались слишком сильно. Тем не менее работали они продуктивно.

Внешне МакГаргер и Линдси также являли полную противоположность. На фоне высокорослого худосочного угрюмого по жизни Линдси, вид невысокого всегда улыбчивого крепыша МакГаргера невольно вызывал ответную улыбку. С такой внешностью МакГаргеру гораздо легче было добыть нужную информацию от коллег или добиться положительного решения вопроса от начальства. Тем не менее Фрэнк Линдси редко допускал МакГаргера до вышестоящего начальства, предпочитая все планы преподносить как личные наработки. МакГаргер об этом догадывался и особой любви к заместителю руководителя Отдела спецопераций не испытывал. Как и доверия.

МакГаргер пришел ровно в девять. Как всегда бодрый и жизнерадостный. К его приходу Линдси успел дважды просмотреть материалы и разработать стратегию беседы. Сухо поздоровавшись, устроились за столом. Линдси придвинул МакГаргеру листы с шифровками, приведенными в удобочитаемый вид. МакГаргер бегло просмотрел записки.

– Сработало! – В голосе МакГаргера звучала неподдельная радость. – Наши труды начали давать плоды.

– Да, Феликс, наши труды дали плоды. – Даже будучи с МакГаргером один на один, Линдси использовал только его псевдоним. – Информация пришла из надежного источника.

– Вот видишь, Фрэнк, все произошло так, как я и говорил. А нужно было – просто подождать. Такие фигуры, как Тодор Живков, всегда будут вызывать недовольство у окружающих.

– Я считаю, что в болгарском вопросе ключевую роль сыграла дестабилизация коммунистических режимов в Восточной Европе после смерти главы СССР. Если бы не смерть Сталина, выжидательная позиция ни к чему бы нас не привела.

– Твоя проблема в том, Фрэнк, что ты смотришь слишком узко и не умеешь мыслить масштабно. – МакГаргер снисходительно улыбнулся и принялся в который уже раз «втолковывать» своему начальнику основы внешней политики. – Сложившаяся в Восточной Европе ситуация была неизбежна. Вопрос времени и ничего более. С тем образом жизни, который вел Сталин, с его амбициями и параноидальным желанием везде и во всем брать верх, он попросту не мог прожить долго. Если бы его не доконало кровоизлияние в мозг, его наверняка подстрелили бы из-за угла его же так называемые соратники. А не подстрелили, так записали бы во «враги народа» и устроили показательную казнь. Что, собственно, и произошло со многими деятелями как в СССР, так и в странах Восточной Европы. В той же Болгарии Вылко Червенков, лидер болгарской коммунистической партии, избежал казни лишь чудом. Тодор Живков, нынешний глава болгарского народа, оказался слишком мягок. Впрочем, у коммунистов это излюбленная тактика. Сначала они преследуют противников режима, создают лагеря, устраивают гонения на так называемых «врагов с партийным билетом», а потом сами переходят в разряд врагов народа и обвиняются в «культе личности», репрессиях против активистов компартии и идеологической слепоте. А тот, кто бросал обвинения в лицо предшественнику, встав у руля, начинает творить все тот же произвол. «Бей своих, чтоб чужие боялись», так, кажется, звучит русская пословица?

– В нашем случае как раз произошло противоположное. Именно то, что Тодор Живков, пользуясь примером Советского Союза, взял курс на прекращение репрессий, смягчение режима, введение рыночных принципов в экономику, заставил консервативно настроенных коммунистических лидеров начать тайную работу против болгарского правительства.

– Прекращения репрессий? Фрэнк! Ты просто не был в Болгарии, ты не знаешь, чем живет болгарский народ, и все твои представления о текущей ситуации сводятся к отчетам и донесениям, – поддевать Линдси бумажной работой для МакГаргера было обычным делом. Как правило, после этой фразы Линдси переходил к обороне, пытаясь доказать, насколько важна его бумажная работа, но сегодня он проигнорировал выпад МакГаргера, уж слишком хороши оказались новости.

– Как бы то ни было, ситуация в Болгарии складывается так, как мы и планировали, – примиряющим тоном начал Линдси. – Смысл сценария, разработанного нами, заключается в том, чтобы не повторить кровавых событий, произошедших в 1956 году в Венгрии. Наша цель – без шума и какого бы то ни было намека на вмешательство наших спецслужб привести к власти в Болгарии ту часть руководства, которая настроена консервативно по отношению к марксизму в его начальном понимании.

– Да, да, я все это знаю. – МакГаргер нетерпеливо махнул рукой. – После того как болгарское сталинистское руководство начнет продвигать политику «возвращения к подлинному социализму», пресекая все попытки капитализировать страну, задачей наших агентов станет дискредитация сталинской советской системы. Сделать это будет довольно легко, так как уже сейчас настрой народных масс, да и правящих кругов Болгарии направлен на независимость от Москвы и КПСС. Вот тут мы и преподнесем сюрприз новому болгарскому руководству, которому сейчас так активно «помогаем».

– Хорошо, что ты заговорил о том, как сильно подавляющее большинство болгар мечтает о независимости от СССР. Ты знаешь, что мы не просто так при подготовке государственного переворота в Болгарии учитывали особенности ее политических связей с СССР. Также мы учитывали интеллектуальный уровень правящей «верхушки», идеологическую ориентацию ее оппозиционеров и характер разногласий в руководстве. Мы брали в расчет и степень влияния оппозиционеров на общество. Опираясь на установленные факты, мы выбирали механизмы вмешательства во внутренние дела Болгарии.

– К чему ты все это рассказываешь? Или думаешь, я хуже тебя подготовил «домашнее задание»? – МакГаргер недовольно поморщился.

– Не торопись. Дай мне договорить. – Линдси с трудом подавил раздражение. – Ты помнишь ситуацию в Чехословакии, в Польше и особенно в Венгрии? Думаю, помнишь. А раз так, ты знаешь, что там упор делался в основном на оппозицию, направленную на западный манер устройства государства. Те, кто разрабатывал планы для этих государств, просчитались. И жестоко за это поплатились. Так?

– Да, ты прав. И все равно не пойму, к чему ты клонишь.

– Еще в самом начале нашей совместной работы мы выбрали сценарий, схожий с албанским. Поощрение сталинистского руководства и обострение разногласий с СССР. Это вывело социалистическую Албанию сначала из Совета экономической взаимопомощи, а следом и из Варшавского договора. Цель была достигнута.

– Как ты верно подметил, все это мы обсуждали еще в самом начале нашей работы, – начал МакГаргер, но Линдси движением руки прервал его.

– Терпение, Феликс. Я подвожу тебя к главному. После 1945 года в Болгарии оппозиция, направленная на западное устроение государства, чрезвычайно слаба. Однако с середины пятидесятых желание болгарских государственных деятелей шаг в шаг следовать за московскими тенденциями разожгло разногласия внутри руководства страны. Пока у руля стоял Георгий Димитров, болгарское руководство позволяло себе спорить со Сталиным и выражать свое несогласие с мнением Москвы. Вспомни проект «Балканской конфедерации».

В памяти МакГаргера живо всплыли события послевоенного времени. Вопрос о создании Балканской федерации уходил корнями в конец девятнадцатого века. Главной целью нового союза являлось создание нового политического единства: вновь созданная федеративная республика должна была объединить Балканский полуостров, разрешив все разногласия. После окончания Второй мировой войны между новой коммунистической властью Югославии, Народной Республики Болгарии, Народной Республики Румынии и Народной Республики Албании вопрос обрел былую актуальность. Обговаривалось и то, что в случае победы греческих партизан в гражданской войне в Балканскую федерацию следует включить и Грецию.

Самыми активными сторонниками проекта оказались Советский Союз и Югославия. Югославский политический и партийный лидер Тито не уступал в этом вопросе активности Сталина. Но в процессе продвижения проекта Тито дал неоднозначно понять, что доминирование в федерации должно остаться за Югославией. Такая позиция не устраивала многих и в первую очередь Иосифа Сталина. Уменьшение влияния СССР на европейские социалистические страны – вот что предвидел Сталин.

Открытое противостояние правителей Болгарии и Югославии заставило Сталина отказаться от создания Балканского штаба и поддержки проекта. Как только Сталин стал против объединения балканских народов, все мероприятия вокруг создания Балканской федерации были приостановлены. После того как Тито был обвинен в создании в стране «антикоммунистического полицейского режима фашистского типа», дипломатические отношения с СССР были разорваны и переговоры о формировании федерации полностью прекращены, а вместе с ними и попытки болгарского правительства идти курсом, отличным от курса Москвы.

– Почему ты вспомнил об этом сейчас? – после минутного молчания задал вопрос МакГаргер.

– Чтобы напомнить тебе, как долго Болгария находится под влиянием Москвы. В то же время простой народ и оппозиция имеют перед собой положительный пример того, что избавиться от этого влияния возможно. Пример своих ближайших соседей Югославии и Румынии, которые после ухода Сталина постепенно ослабили влияние Москвы. Вот почему мы сделали ставку на тех, кто недоволен ориентацией Тодора Живкова исключительно на СССР, и тем, как старательно он копирует курс избавления от приверженцев сталинизма. Наша удача в том, что Живков до сегодняшнего дня не решился на применение радикальных мер по уничтожению сталинистов. Только поэтому сталинистская группа сохранила свои позиции в руководстве Болгарии.

– Отлично. Экскурс в основы болгарской политики закончен, что дальше? – МакГаргер никак не мог понять, куда клонит Линдси, и оттого злился.

– Ты не обратил внимания на ключевые слова, – произнес Линдси. – Пока! Живков пока не решился на уничтожение сталинистов. Сталинисты пока сохранили свои позиции в руководстве. Вот о чем мы должны помнить, когда придет время действовать.

– Разве оно уже не пришло?

– Все это так, но я считаю, что нашу политику следует пересмотреть.

– Что тебя не устраивает в нашем первоначальном плане? Сейчас, когда Советский Союз занят переделом власти внутри страны, самое время усилить давление на сталинистскую группу и подтолкнуть ее к решительным действиям.

– Я так не думаю. Сейчас Тодор Живков стоит на распутье. Он еще не знает, какой курс выберет новое правительство СССР. Так как он привык повторять все за Москвой, в данный момент он должен занять выжидательную позицию. Это дает нам время подготовить особую группу, благодаря которой мы сможем привести к власти лояльное США правительство практически сразу, не дожидаясь, пока внутри руководства Болгарии начнутся новые распри.

– Особую группу?

– Ты не ослышался. Нам нужна группа агентов, которые смогли бы подобраться к самой верхушке лидеров сталинистского движения Болгарии. К тем, кто фактически руководит заговором. К тем, чьими руками мы организуем свержение Тодора Живкова и смену власти.

– Разве тех агентов, что действуют на территории Болгарии сейчас, недостаточно?

– Скажи, Феликс, кто из подчиненных тебе агентов вхож в «святая святых» комитета заговорщиков? Кто из твоих людей может добыть нам сведения из первых уст? Не через третьи, а то и четвертые руки, а из рук самого главного заговорщика?

– Ты слишком многого от них требуешь, – запальчиво произнес МакГаргер. – Со своей задачей они справляются, добывая нам информацию о том, как обстоят дела в комитете заговорщиков. Возможно, времени на это уходит больше, чем если бы мы получали сведения от секретаря, конспектирующего встречи глав заговорщиков, но существенной роли это не играет. Ближе мы подобраться все равно не сможем.

– А что, если я скажу, что такие люди существуют? Что есть кандидаты, способные занять место правой руки каждого из тройки лидеров, возглавляющих группу сталинистов? Более того, я скажу, что они уже дали согласие на участие в диверсионно-подрывной деятельности против Тодора Живкова и всех членов сталинистской группы, планирующей переворот.

– Дали согласие? Но как? Когда? – Брови МакГаргера от удивления поползли вверх. До настоящего момента он был уверен, что знает обо всех направлениях разрабатываемого плана, и тот факт, что Линдси, действуя втайне от него, подготовил некую группу, оказался совершенной неожиданностью.

Вместо ответа Линдси положил на стол перед МакГаргером еще одну шифровку. В ней говорилось о том, что группа некоего Николы Герасимова готова к осуществлению спецоперации «Двойной переворот».

– Никола Герасимов – кто он? – прочитав шифровку, спросил МакГаргер.

– Он и еще двое агентов были завербованы более десяти лет назад специальным агентом, миссия которого проходила в Афинах. Все трое беженцы из Болгарии, эмигрировали в Грецию в 1953 году, после забастовки табачников. Никола Герасимов был завербован в начале 1954 года. Второй, Иван Методиев, присоединился к Герасимову в 1962 году, так что опыт подпольной работы большой.

– А третий? Ты не сказал про третьего, – напомнил МакГаргер.

– Третий дал свое согласие несколько дней назад, – нехотя признался Линдси. – Но это ничего не меняет. У него богатый опыт партизанской деятельности, к тому же я планирую поручить специальному агенту провести для них ускоренный курс подготовки к деятельности в тылу врага. Техническими навыками, такими, как шифры, коды, связь через агентов, – всем этим в идеале владеет Герасимов.

– Этот Герасимов, он уже бывал в Болгарии в роли тайного агента?

– Нет. Данную группу вербовали для определенной миссии. Светить их раньше времени было нерационально.

– Ты хочешь сказать, что эти трое ни разу в жизни не были в роли тайных агентов, а тем более в роли двойных агентов, каковыми они по твоему плану являются? – Удивление МакГаргера возрастало. – И этим дилетантам ты собираешься поручить операцию, к которой мои агенты готовились двадцать лет? Да что с тобой такое, Линдси? Мне казалось, ты умеешь мыслить разумно и просчитываешь все варианты на десять шагов вперед.

– Так и есть, Феликс. В данном случае я также просчитал все возможные варианты развития событий и пришел к выводу, что только группа Герасимова даст нам необходимый результат.

– Но почему? Что в этом Герасимове есть такого, чего нет в моих агентах?

– Им доверяет верхушка лидеров оппозиционеров, – просто ответил Линдси. – Эта информация проверенная, ошибки быть не может. Если главы переворота и подпустят кого-то к себе, то только группу Герасимова.

– Но откуда такая уверенность? – МакГаргер пытался докопаться до истины. – Почему именно они?

– Когда агенты директора Виснера налаживали связь с «Организацией антикоммунистического движения сопротивления в Болгарии», они нашли одного человека, который в период партизанского движения входил в состав боевой группы Болгарской коммунистической партии. Этот человек предоставил агенту много полезной информации, которую тот не стал игнорировать. Когда группа Герасимова эмигрировала в Грецию, агент завербовал Николу Герасимова, еще не зная, насколько ценным агентом тот окажется. Но теперь, когда мы знаем имена правящей верхушки сталинистской оппозиции, этот агент стал просто находкой, так же как и его друзья.

– Хочешь сказать, что забросишь их в Болгарию, и они сразу выйдут на лидеров, войдут к ним в доверие и останутся при них чем-то вроде адъютантов? – МакГаргер криво улыбнулся. – Не слишком ли много ты на себя берешь, Фрэнк?

– Я гарантирую это, Феликс. – В голосе Линдси не было и тени сомнения. – Они не просто войдут в доверие, но, когда наступит время, помогут лидерам принять такое решение, которое удовлетворит Соединенные Штаты. В конечном же результате именно они помогут подобраться к лидерам переворота, когда придет время их устранения.

– Хорошо, пусть так. Допустим, я соглашусь на твой план, но как ты можешь доверять третьему кандидату, когда он вступил в наши ряды всего пару дней назад? Будем реалистами и разработаем план без его участия. Двух агентов вполне достаточно.

– Третий, Демитр Богомилов – ключевое звено. По данным специального агента, именно его репутация позволит всем троим войти в доверие к лидерам оппозиции. Ты знаешь, как это важно. В последнее время они никому не могут доверять. Твои агенты уже засветились в рядах сталинистов, можно сказать, к ним привыкли. Но именно это обстоятельство не дает им возможность подобраться к лидерам ближе. С одной стороны, они проверенные временем сторонники движения, с другой – их взгляды могли не единожды поменяться ввиду того, что они находятся под влиянием Тодора Живкова и его людей. Все знают, что Живков, по примеру генерального секретаря СССР, всегда ведет двойную игру. Сегодня ты ходишь в фаворитах, а завтра тебе на спину вешают мишень, и ты узнаешь о том, что подставил тебя твой ближайший соратник. Просто, чтобы самому не попасть под правительственные жернова.

– По твоей логике получается, что человеку с улицы они поверят охотнее, чем проверенным соратникам?

– Феликс, не передергивай! Группа Герасимова – люди не с улицы. Их преданность доказана во времена партизанского движения, а это кое-что да значит.

– Но почему ты думаешь, что они останутся вне подозрения, Фрэнк? Если они такие верные соратники лидеров оппозиции, где они были все эти годы? И почему вдруг появились сейчас?

– Мы создадим им такую легенду, в которой не усомнится никто. Для этого мне и нужно время, Феликс! И твоя поддержка.

– Вот как? Тебе нужна моя поддержка? – МакГаргер усмехнулся. – Когда ты планировал эту авантюру, когда вербовал свое «ключевое звено», обо мне не вспомнил, а теперь я должен тебя поддержать?

– До вчерашнего дня я не рассматривал вариант внедрения группы как основной. – Линдси смотрел прямо в глаза МакГаргера. – Я не был уверен, что эта группа вообще когда-либо будет задействована, поэтому и не говорил тебе. К чему попусту сотрясать воздух?

– А теперь уверен?

– Да, Феликс, теперь я уверен. Это наш шанс доказать всем, что мы не напрасно столько лет получали жалованье. Шанс показать, что мы способны на большее, чем те, кто вел аналогичную работу в Венгрии.

– Чего ты ждешь от меня? – после продолжительной паузы спросил МакГаргер.

Линдси понял, что тот принял его сторону и облегченно вздохнул. Самая сложная часть разговора закончена, можно переходить к сути плана. Он придвинул стул ближе к столу, достал из папки подготовленные документы и начал подробно излагать все этапы предстоящей работы.