Текст книги "Роскошь ослепительной разрухи"

V

Я заснул очень быстро и не видел, когда хозяева выключили свет. Сон мой был неспокоен и напичкан всякими ужасами. Сначала за мной гналась Санькина банда, кидая мне вслед куски льда, а потом белые плафоны от светильников, со звоном разбивавшиеся вокруг меня, и я удивлялся, как у этих троих помещается в руках столько бьющегося материала.

Этот сон сменил другой, не столь страшный. Будто вышел нам навстречу Сергей Петрович в своей турецкой дублёнке цвета жигулёвского пива, в ондатровой шапке и прогнал негодяев. Но так как вся наша улица вдоль речки, словно галькой, была засыпана битым стеклом, хозяин сходил к Игорю Николаевичу и, вернувшись с его метлой, стал подметать берег, производя при этом сильнейший стеклянный шум, от которого я проснулся. Спросонья я подумал, что сон мой продолжается, так как в ушах по-прежнему стоял шуршащий, скребущий, скрежещущий звук. Я вскочил на лапы. Звук не прекратился, и нёсся со стороны реки. Я взглянул в том направлении.

Только что взошла луна во второй четверти, и смутно проступили очертания предметов. Вдруг прямо за нашей оградой поднялось из реки чудовище. Всё выше поднимало оно свою жуткую голову, потом с шумом рухнуло обратно в воду. Но новое существо выползло на берег у Санькиного дома и, как огромный крокодил, поползло, извиваясь и скрежеща, по берегу.

От страха или по привычке я залаял на него. Но чудовище не испугалось и, словно утомившись, улеглось отдыхать против нашего гаража. Ещё несколько раз оно шевельнулось, заскрежетало рёбрами, тяжело вздохнуло и затихло.

В это время к моему удивлению в мире стало две луны. Одна висела на небе, другая плескалась в воде за речкой: подпрыгивала, дробилась и снова собиралась в жёлтый масляный шар.

– Ага! – догадался я. – Речка вышла из русла и затопила низкий левый берег. Ничего, это пока не страшно. Тот берег каждый год затапливает, поэтому на нём никто не живёт.

Хлопнула дверь. Вышли мои хозяева в накинутых на плечи куртках. Постояли, послушали.

– Ну что, Пиф, страшно тебе? – спросил, подойдя ко мне, Сергей Петрович. – Не бойся. Спи спокойно, до утра наводнения точно не будет.

– Вы бы меня отпустили с цепи-то, – попросил я.

Но хозяин не понял и пошёл спать. Что делать, я тоже залез в конуру, где было потише, и быстро заснул.

На другой день я проснулся поздно. Небо было ясным, день обещал быть тёплым, как вчера; по поднявшейся и видной мне теперь реке одна за другой плыли льдины, догоняя и наскакивая друг на друга, словно стремясь пролезть без очереди и побыстрей добраться до устья.

Сергей Петрович уехал в Райцентр, Виктория Павловна в голубеньком халатике вынесла мне два куска хлеба.

– Снимите с меня цепь, – попросил я.

– Пифуша, я не знаю, как это делается. Приедет Сергей Петрович, я ему скажу.

– А вдруг вода пойдёт, я тогда утону.

– Нет, нет, Пифушенька, сегодня ещё не пойдёт, не беспокойся, – и пошла одеваться на работу.

Вскоре она пошла в свою контору. И ничуть она не толстомясая! Это выдумки завистниц. Нет у неё никакой корпуленции – нормальная стройная женщина и сильно мне нравится. Если бы на неё напал лев, я, не раздумывая, кинулся бы на него. А вот и Леночка побежала. Опоздает, бедняжка – опять классная будет ругаться.

Ну вот. Все ушли. Я один. Поспать что ли ещё? Посплю. Ой, не получится! Кажется, будет что-то интересное. К ледяной плотине, напиханной за ночь против нашего дома, подъехала газелька с закрытым брезентом кузовом и бело-голубой уазик-внедорожник, из которого вышел вчерашний начальник, наставлявший Саньку со товарищи на трезвую встречу с чрезвычайной ситуацией. Из кабины грузовичка тоже выкатились молодые мужики и стали вынимать из-под брезента ящики.

Потом, спустившись с берега, долго возились, несколько раз вылезали обратно, а когда мне стало скучно, и я, потеряв всякую надежду увидеть что-то интересное, прилёг в тени гаража, раздался грохот, какого я никогда не слыхал. Земля толкнула меня в грудь, я подпрыгнул так высоко, как кот Василий в прошлый день Ивана Купалы, когда Санька Кочин, подкравшись к спящему негодяю, плеснул ему под брюхо ведро воды.

Со звоном падали в речку куски льда, оседала снежная пыль и водяные брызги. И сразу вода на той стороне побежала быстрее, какая-то сила развернула ночное околевшее чудовище, оторвало от берега и понесло вниз по речке. Вслед за ним отправились и эмчеэсовцы, и перед полуднем грохнуло рядом с Брыкаловыми.

Я взглянул на Караган. Он весь полыхал и ослеплял меня разлившимся в нём солнцем. Мне показалось, что льдин стало меньше, но они неслись с большей скоростью, а вода стала заметно выше.

После работы на берегу собралась вся наша улица. Лица были тревожны. Я старался угадать, что они говорят, но всё заглушалось шумом реки.

Потом пришли Виктория Павловна, Леночка и Екатерина Филипповна. Сели на крылечко. Видно оно у нас очень удобное, всем на нём нравится сидеть.

Я заскулил, и хозяйка моя всё поняла:

– Семь с половиной метров, Пифуша. Метр остался. Ночью, наверное, речка выйдет из берегов.

Я не решился ещё раз напомнить, чтобы отвязали меня. А хозяйка моя сказала:

– Не знаю, что делать. Сергея нет, когда приедет – неизвестно. Может Сашку попросить, чтобы помог поднять холодильник да диваны.

– Какой он помощник! Пьяный в хлам. Может к вечеру протрезвеет. Только вряд ли…

– А правда, что дядя Саня граф? – спросила Леночка.

– Ой, Боже моой!? Какой он граф!? Здешний он! Отец его вечный тракторист, не умел до трёх досчитать, мать школьная техничка, а он вдруг граф! Вы его слушайте больше! Уже зла не хватает! Не понимаю, какая ему радость брехать?! Ой! Ну его к чёрту, даже говорить не хочу! Он блукает2828
  Блудить, колобродить, шататься (словарь Даля).


[Закрыть] где-то, а мне одной кур ловить и по клеткам рассаживать. В Райцентре на Луговой улице стайки уже затопило. А люди на работе были. Пришли, а в воде дохлые куры плавают.

– Мне знакомая звонила из Калиновки, там вода тоже подходит к критической отметке, вот-вот выйдет из берегов, – сказала Виктория Павловна.

– Я надеюсь, что к нам в дом не зайдёт, но в погреб – обязательно. А у меня там картошка, заготовки… Куда их? А одна я не вытащу. Ладно! Что будет, то будет! Как говорила моя мама: «Что всем, то и нам!».

– Не дай Бог, повторится девяносто восьмой год! Всё лето ведь мучились с ремонтом! О погребе я уже не говорю – каждый год затапливает. Мы картошку там только на зиму оставляем, а на посадку и на лето у тёти Нюры храним. У неё хороший зимний погреб. С тех пор, как Сергей её вылечил, мы у неё и храним.

– Хорошо таких знакомых иметь – и родственников не надо. Ну ладно, пойду кур собирать.

– Екатерина Филипповна, а вы не думали уехать отсюда?

– А куда ехать?!

– В Город к детям.

– Да кому мы нужны!? Нет уж, придётся в этой развалюшке старость встречать.

– Встречать полбеды, а проводить?

– Нет выхода! Пусть будет, что будет.

Екатерина Филипповна пошла домой, а мы стали ждать Сергея Петровича.

Он приехал, когда на дворе было совсем темно, машину, как вчера, оставил у конторы, в калитку вошёл очень нетвёрдой походкой, а запах коньяка бежал впереди него на несколько десятков метров и ударил мне в нос прежде чем Виктория Павловна с Леночкой приняли себе на плечи его усталое тело.

Хозяевам было явно не до меня.

– Но как же? – подумал я, совершенно растерявшись. – Кто же меня освободит?

Ясно обозначившаяся угроза утонуть на цепи, страшно меня испугала. Я заскулил, потом тоненько залаял. Никто не вышел из дому. Тогда я залаял так громко, как только был способен, надеясь, что хозяева обратят на меня внимание и отпустят с цепи.

Но лай мой оказался напрасным. Холодно и бессердечно светились окна в доме, а я тоже был никому не нужен, как Екатерина Филипповна с Санькой. При воспоминании об искреннем желании броситься на льва для защиты моей хозяйки, в мою собачью душу вошла горькая обида. Но я быстро опомнился и, устыдившись, выгнал её вон. На хозяев не обижаются! Хозяева всегда правы!

Долго ждал я помощи, не дождался и заснул утомлённый выше крыши, как говорит Санька.

Проснулся я от сильного трескучего удара. Окна во всех домах были потушены, только что взошла луна, и как вчера плескалась в воде, только гораздо ближе ко мне. Я вскочил, вглядываясь в сумрак ночи.

По проклюнувшейся уже травке на меня ползло что-то живое, чёрное, шевелящееся. Оно двигалось с безжалостным спокойствием, и я ужасно перепугался. Тут я различил среди прочих звуков плеск и понял, что в наш двор пришла незваной гостьей река. Безучастно, не поздоровавшись, прошла она прямо подо мной и обожгла мне лапы ледяным холодом. Я было подпрыгнул от неожиданности, но приземлиться пришлось опять-таки в воду, и я забрызгал грудь и живот.

Вода была ещё невысока, только лапы были скрыты под ней, но она всё прибывала и была очень холодна. Такой холодной воды я в жизни не встречал! Через десять минут я уже не чувствовал своих лап, и в голову стали приходить всякие дурные мысли, что я их простужу и не смогу бегать, как раньше, то есть стану инвалидом. От таких перспектив мне сделалось дурно, и я завыл. Но и тоскливый собачий вой не разбудил людей. Я оправдывал их только тем, что они здорово перенервничали вчера и крепко спят. Льдин было меньше, но имея больше места, они разгонялись до приличной скорости и с треском ударялись о наш забор, ломая штакетины.

Через час в моём положении произошли изменения, опасные для жизни. Откуда-то пришла новая волна, и уровень воды стал выше моих колен. Вода не пребывала, как раньше, а неслась потоками, сбивавшими с ног. Вход в конуру был полностью затоплен, а на помощь хозяев надеяться не приходилось. Надо было что-то придумать. Я включил соображаловку. Перегрызть цепь невозможно, стоять неизвестно сколько по брюхо в ледяной воде – смерти подобно, потому что, как я слышал по телевизору, человек способен находиться в ледяной воде не более трёх минут, и в этом мы, собаки, от него не сильно отличаемся. Следовательно, надо выскочить из воды. Но как, если кругом вода? Вот он выход – взобраться на крышу конуры! Она ещё сантиметров на тридцать возвышается над водой. Я примерился, изготовился и прыгнул.

Ай! Неудача! Мокрые лапы соскользнули с покатой крыши, и я шлёпнулся всем телом в воду. Моё счастье, что я не захлебнулся, упав вниз головой. Мне удалось вывернуться, приземлиться на лапы и устоять в потоке. Не знаю, хватило бы у меня сил на новую попытку или нет, но в это время большая льдина врезалась в электрический столб против нашей усадьбы. Провода от удара захлестнулись, раздался треск, в воду посыпались искры. Льдина двинулась дальше и повалила часть ограды. Через минуту в нашей кухне вспыхнул свет.

– Пиф! Подожди, я иду! – послышался хозяйский крик, заставший меня по грудь в воде с передними лапами на крыше конуры в попытке не запрыгнуть, а залезть на неё.

Сергей Петрович в трусах, в болотных сапогах выше колен, гоня перед собой волны, шёл ко мне.

Отстегнув цепь, он взял меня, трясущегося всем телом, – нет, всеми волосками моей шерсти, и понёс к дому. От него сильно пахло коньяком и красной рыбой.

Две ступеньки крыльца были уже под водой. Свободными оставались только две.

– Какой ты мокрый и холодный, – сказал Сергей Петрович, опуская меня на пол в сенях.

– Не вы ли в этом виноваты, – проскулил я, – неужели нельзя было отпустить меня вчера вечером!

Но Сергей Петрович, в отличие от Виктории Павловны и Леночки, не знал собачьего языка и не понял меня.

Через минуту дверь отворилась, и хозяйка моя в голубом домашнем халате, с распущенными золотыми волосами с нежным запахом моих любимых духов, позвала:

– Пифушенька, милый! Заходи погрейся.

Никогда ещё никто не называл меня милым! Я растрогался и на брюхе заполз в прихожую – не потому, что совсем ослаб, а чтобы стереть с шерсти воду и не запачкать пол в доме; я подумал, что этим нисколько не уроню своего достоинства.

Виктория Павловна, присев надо мной, погладила мою мокрую холодную шерсть и сказала:

– Прости, Пифуша, Серёжа опять напился, как свинья, долго шарашился, и мы потом так крепко заснули. Совсем забыли про тебя. Прости, милый!

– Ничего, бывает, я не в претензии, – сказал я и почувствовал, какое это счастье – прощать, подставить левую щёку, когда тебя ударят по правой или наоборот.

Впрочем, кажется, это не моя мысль, а кого-то другого. Но чувство было такое сильное и искреннее, что когда ко мне подошёл Василий и тихо, чтобы не слышала хозяйка, прошипел:

– Жаль, что ты не утоп, собака, – я нисколько не разгневался, а посмотрел на него с сожалением.

Между тем, ночь закончилась. Блёклое утро заглядывало в окна.

– Сергей, посмотри, что делается! – Ой-ёй-ёй! До самого леса одна вода! А против нас опять ледяная гора! Смотри, смотри, что у нас по двору несётся! У кого-то поленницу размыло, дрова плывут, чья-то калитка! Как они во двор-то заплыли?

– У нас ограду снесло. Видишь, и льдины плывут. Хорошо, что я вчера машину у конторы оставил!

– Ну что же делать, Сергей? Давай хоть холодильник на кухонный стол поднимем. Да диван на тот стол поставим.

– Ну давай, освобождай холодильник.

– Леночка, вставай, – позвала Виктория Павловна. – На улице наводнение, надо готовиться.

– Не паникуй, в девяносто восьмом году было покруче, – сказал Сергей Петрович.

– Меня это не утешает.

– Какой ужас! – сказала Леночка, выглянув в окно. – А ты здесь, Пифуша?!

В семь часов квартира имела совсем нежилой вид. Стол стоял посреди кухни, на нём лежал холодильник. В зале на столе пристроили диван, на него взгромоздили какие-то шкафчики и тумбочки импортной стенки. На спальную кровать, установленную на подставки, нагрузили вперемешку чёрт знает каких вещей. Буфет и несколько шкафов было не на что ставить и их оставили в надежде, что они пострадают не очень сильно. На них поставили коробки, коробки – много коробок с чем-то дорогим для Кручининых.

Зазвонил телефон. Виктория Павловна взяла трубку и внимательно выслушала.

– Что там? – спросил Сергей Петрович.

– Звонила Екатерина Филипповна. Плохие новости. Райцентр поплыл. На Луговой улице вода над полом – сантиметров десять. МЧС бомбит заторы. Скорей всего к полудню волна дойдёт до нас.

– Снизу надо бомбить, а не сверху по течению! Так они всех по очереди затопят, – с досадой сказал мой хозяин.

– Ты на работу поедёшь?

– Нет, конечно! У меня в дому наводнение, а я на работу поеду!

– Я тоже не пойду.

– А ты, Ленка, иди в школу! Я тебя на горбушке к дороге отнесу, через сад.

– Давай, пап, а то у нас опять консультации по ЕГЭ.

– На вот бутербродов. – сказала Виктория Павловна. – Мы тебе позвоним, когда что-то прояснится.

Сергей Петрович натянул болотные сапоги и по колено в воде через наш двор, огород и бывший совхозный сад на спине донёс Леночку до насыпи дороги.

Вернувшись, он налил себе бокал янтарного коньяку и выпил почти залпом!

– Сергей! Ну ты хоть сегодня воздержись!

– Мать! Ну что ты… Что ты опять начинаешь!? Я что, без тебя не знаю, пить мне или нет!

– Ты бы хоть дочери постеснялся! В каком виде ты вчера перед ней предстал!

– В каком таком виде! Я дитё родил не для того, чтобы перед ним на цырлах ходить! Я вас обеспечиваю, – сидите и помалкивайте!

Виктория Павловна вышла в зал, украдкой смахнув слезу.

Признаться, до сегодняшнего дня я считал своих хозяев крепкой дружной семьёй. Что же между ними произошло?! Ах! Как мне жаль Викторию Павловну!

А подлец Василий подошёл, извиваясь как змей, к хозяину и промурлыкал, чтобы не слышала хозяйка:

– Твоя жена, сказала этой собаке, – он кивнул на меня, – что ты вчера напился как свинья.

Ему, дураку, до сих пор невдомёк, что Сергей Петрович его не понимает. Не понимает-то, не понимает, а кусок горбуши ему кинул, а мне нет – чувствует, что я бы не взял, обидевшись за хозяйку!

Утомлённый пережитыми страхами и купанием в ледяной воде, я сладко заснул в тепле. Внезапно раздался ужасный грохот, совсем как вчера, пол подо мной вздрогнул, и сам дом подпрыгнул. Я подпрыгнул вместе с ним и увидел в окне оседающий из небесной синевы белый столб. Над ним разворачивался, сверкая лопастями, вертолёт. Через пару минут грохнул второй взрыв, третий.

Виктория Павловна позвонила по домашнему телефону в контору своей подруге.

Оказывается, затопило уже соседнее село Калиновку. В прибрежных домах воды по щиколотки, и она продолжает подниматься. В Райцентре эмчеэс эвакуировала жителей домов, расположенных на прибрежных улицах. Городская трасса по-прежнему закрыта.

– Через полчаса и нас затопит. – сказала обречённо хозяйка. – Серёжа, позвони в эмчеэс, чтобы нас отсюда забрали. Мне что-то страшно.

Муж ей ничего не ответил.

Ещё два или три взрыва раздались поблизости.

– Как бы нам дом не развалили, – сказал угрюмо Сергей Петрович. – Пойду, постою на крыльце. Пиф, пойдём со мной.

Мы вышли. Вода плескалась вровень с верхней ступенькой. Мимо проплывали клочья соломы и сена, оседая у стены гаража. Конуру мою затопило полностью, как говорит Санька, выше крыши. Вода была мутной, зеленоватой и пахла тиной.

Вертолёт улетел и вскоре взрывы загремели за селом перед автомобильным мостом, где меандровая речка делает петлю, образуя едва ли не остров.

Сергей Петрвич достал мобильный телефон и позвонил:

– Ребята, добрый день! Это Кручинин. Когда будете Новую улицу эвакуировать? Хорошо! Хорошо! Ждём.

Повернувшись, я увидел, что вода перебралась на верхнюю ступень и ползёт к порогу в сени.

Мы вернулись в дом, и хозяин сообщил Виктории Павловне, что эмчеэс начинает вывозить людей из затапливаемых домов. За нами приедут вот-вот.

В двенадцать часов тридцать минут (я зафиксировал это время точно) крышка погреба подпрыгнула и из-под неё буруном вырвалась вода. Теперь она в доме! Пошла растекаться по кухне, преодолела невысокий порожек и направилась в комнаты.

Почти тут же раздался ещё один звонок.

– Агриппина Всеволодовна!?… Да что вы говорите!? Какой ужас! Ну это всё! Капец нашим домам! А кто сказал? Директор школы? Может неправда? Правда? А что эмчеэсовцы? Ну конечно, что они сделают!? Ну ладно! – Сергей, это ужас! Солоновки полные и прорвались в Караган! Через десять минут волна будет здесь!

– Дай-ка я позвоню в свой офис, – сказал Сергей Петрович и поднял трубку. – Во! Телефон отключили! А свет?

– Тоже погас! – ответила хозяйка, щёлкнув выключателем.

Вода из погреба забила ключом, и я оказался в ней по шею. Охреневший от ужаса Васька с выпученными жёлтыми глазами порскнул в комнату. Волна накрыла его, но он успел вскочить на какой-то стул, оттуда, не останавливаясь, на диван с вещами, заливая их водой со своей шкуры, а оттуда на шкаф. Сидя под самым полком, жалобно мяукая и отрясаясь, выпученными глазами смотрел он на наше «злое бедствие».

– Давайте, выйдем на крылечко. Пиф, иди ко мне! – скомандовал Сергей Петрович и взял меня на руки.

– Васенька, Вася, кис-кис! – позвала хозяйка.

– Брось его! Ничего ему на шкафу не сделается! Пойдём!

Мы вышли на крыльцо, захлопнув дверь с английским замком Вода была хозяевам по колено.

– Боже мой, Боже мой, как страшно! – повторяла хозяйка.

VI

Я тоже ужасно струсил. И вдруг появилась надежда – по улице мчалась моторная лодка эмчеэса.

– Сюда, сюда, – закричала Виктория Павловна, махая руками.

Но два человека в лодке посмотрели на нас равнодушно, и лодка проскочила мимо.

– Серёжа! У меня полные сапоги! Я не могу, мне холодно!

– Залезай на перила, держись за балясину!

– Ой, ой! Неужели это конец? Почему они проплыли мимо?

– Сначала Брыкаловых будут спасать, потом нас с Блиновыми.

Мне было ужасно неудобно на руках хозяина, я ворохнулся, и хозяин чуть не уронил меня в воду.

– Слушай, тяжёлый он, этот Пиф! Я его еле держу! Может бросить?

– Что ты, Серёжа! Он член семьи! Не бросай, не бросай, пожалуйста. Дай его мне!

– Нам самим спасаться надо! А Пиф всего-навсего собака! Если нас через пять минут не заберут, я его брошу!

Виктория Павловна выхватила мобильник.

– Позвоню Екатерине Филипповне. Ведь у Саньки есть лодка.

Я старался не дышать. Теперь моя жизнь зависела от этого звонка.

Но звонить хозяйке не пришлось. Лодка с Санькой и Мишкой Суривановым уже подплывала к нашему дому. Забор был повален, и лодка, переплыв через него, причалила к ступеням крыльца.

– Я же говорил, что мы их будем вывозить! – хвастливо кричал Мишка. – Эй, генералы! Лезьте в лодку!

– Иди сюда, разбойник! Съел у меня двадцать кур, а я ничего, не помню зла, – сказал, принимая меня из рук хозяйки, Санька.

Я не стал возражать и даже не упрекнул его в злопамятстве, в моём положении это было неуместно. В общем, мы были спасены. Санька и Мишка гребли в обратном направлении против течения. Вскоре открылась вся панорама улицы. Дома стояли в воде по окна. Виктория Павловна, трясясь от холода, плакала. Мимо нас пролетела моторная лодка с семейством Брыкаловых на борту и подбросила нас своей волной.

Наконец мы причалили к берегу, то есть к насыпи шоссе, по которому я с таким энтузиазмом носился за тройкой в последний день своей свободы.

Я выскочил из лодки первый, за мной вылез мрачный хозяин и помог выйти плачущей хозяйке.

– Там ещё Блиновы остались! – закричал Мишка эмчеэсовцам, только что высадившим Брыкаловых.

– Знаем! Мы за ними сейчас и поедем!

– Ну тогда мы свободны! – сказал Санька и принялся привязывать лодку к столбу электропередачи.

Наш голова уже ждал на машине свою семью – жену и матушку – и увёз в неизвестном направлении, а нас его помощница отвела в дом культуры.

– Вам принесут маты, переночуете на сцене, – сказала она.

Виктория Павловна позвонила в школу Леночке и сказала, чтобы она не шла домой, а приходила сразу в дом культуры, где нам предоставили временный кров. В это время Сергей Петрович достал бумажник и дал нашим спасителям пятьсот рублей.

Наконец я почувствовал себя свободным и побежал встречать Леночку. Встреча меня немножко разочаровала.

– Пифуша! Как я рада, что ты живой! А Вася с вами?

– Нет, он остался в доме.

– Как! В затопленном доме!? Но ведь он погибнет!

– Леночка, успокойся, он сидит высоко на шкафу, если захочет, может устроиться на диване.

– Но он голодный!

Мне стало немножко обидно, что Леночка не поинтересовалась сыт ли я, но, как и вчера, быстро прогнал это нездоровое для собаки чувство. Тут я вспомнил, что действительно не ел целые сутки, могу таким нерегулярным питанием испортить себе желудок, и спросил Леночку нет ли у неё чего-нибудь съестного.

Она довольно равнодушно сказала, что нет и пошла к родителям.

Я поплёлся за ней, но, встретив по пути Фастикова Бобика, спросил не знает ли он, где мне можно пообедать. Бобик был мне приятелем и, подумав, вспомнил, что фермеры Богаенки забили вчера корову и выкинули требуху за ограду. Я побежал туда и съел большой кусок ещё свежего желудка, благодаря чему вернулся к дому культуры сытым.

Через несколько минут туда вошла пришедшая из школы Екатерина Филипповна Кочина. Я юркнул вслед за ней в открывшуюся дверь и оказался в вестибюле, где ждали обещанных матов жители затопленных домов.

– Екатерина Филипповна, ну что, как дела? – спросила Виктория Павловна.

– Да что! Вода в доме! Не по окна, как у вас, но сантиметров пять над полом. И погреб затоплен. А у меня там сто банок заготовок. Никогда такого не было…

– Если заготовки герметично закатаны, ничего им не будет, – успокоил её Игорь Николаевич Блинов.

– Заготовкам-то не будет, а дому будет. У нас ведь дом не новый, как у вас. Отец его до войны построил. Фундамент и так весь потрескался, не фундамент, а решето.

– Купи наш новый. Давай полмиллиона и въезжай, – сказал Сергей Петрович.

– А где его взять – полмиллиона? Вон у меня глотка стоит – в неё не только полмиллиона, но и целый миллион провалится! – кивнула она на Саньку.

– Виктория Павловна, а вы что, уезжаете? – спросила Блинова. – Я раньше от кого-то слышала, но не поверила.

– Да нет, Серёжа так, к слову сказал.

Фу, а я уж было испугался!

– А Брыкаловы где? – спросила Екатерина Филипповна.

– Иван Иванович встретил, – наверное, в своём кабинете разместил.

– И здесь они на особицу! – возмутилась Екатерина Филипповна. – Когда же это кончится!?

– Ну а кто тебе мешает стать главой села? Выдвигай свою кандидатуру, пусть тебя выберут! А Иван Иванович правильно делает – он не для тебя живёт, а для себя и своей семьи, – сказал Сергей Петрович.

Екатерина Филипповна махнула рукой, мол, не хочу с тобой спорить.

– Ну что, что машешь? Я не собираюсь жить как ты! Мне плевать, что ты моё дитё учишь за пятнадцать тысяч! Плевать, что ничего не берёшь за репетиторство! Вот и живи со своим Сашкой нищебродами! А я брал, беру и буду брать! И вас, плюмберов2929
  Видимо Пиф неверно воспроизвёл по памяти незнакомое ему слово «люмпены» (прим. А. Телегина).


[Закрыть], презираю и буду презирать! Только и умеете брюзжать и завидовать!

– Сергей, Сергей…, – пыталась урезонить его Виктория Павловна.

Но хозяин мой уже разошёлся. Кончилось тем, что Екатерина Филипповна ушла оскорблённая со слезами на глазах, Агриппина Всеволодовна и Юленька Блиновы побежали следом успокаивать, а Леночка и Виктория Павловна остались ужасно расстроенные поведением Сергея Петровича.

– А ты что здесь делаешь, Пиф!? – накинулся он на меня. – Ну-ка пошёл отсюда! Кто его пустил?! Пошёл вон!

Он открыл дверь и вышел вслед за мной. Сматерившись, как мой недруг Василий, он сказал:

– Это быдлачьё хочет стоять со мной на одной ступени! Считает, что в этом и есть справедливость! Пиф, сравни меня и Саньку, кто полезней? Имею я право считать себя намного выше них?

К тому моменту я ещё не выработал твёрдого убеждения по этому вопросу и автоматически встал на сторону хозяина, как и положено собаке.

На другой день Сергей Петрович уехал в Райцентр в офис, Блиновы и Виктория Павловна ушли на работу, Леночка и Юлечка в школу. Я, смакуя свободу, ополкал3030
  Полкать – сиб. шататься, слоняться, таскаться, рыскать туда и сюда, бездельничая (словарь Даля).


[Закрыть] всё село и вечером вернулся к клубу.

У ступенек стояли Виктория Павловна и Екатерина Филипповна. Хозяйка моя просила у соседки прощения за то, что сказал вчера Сергей Петрович.

– Вы уж простите, Екатерина Филипповна! Ну вот он такой! Что делать!?

– И я такая. Какая есть! Пусть вы богатые, а я бедная. Но я не хочу быть другой. Мне пятьдесят семь лет, мне поздно меняться. Я советская. Мне никто не может тыкнуть в нос, что я у кого-то что-то взяла. Никому не хочу быть должной!

– Но ведь это ваш труд. Всякий труд должен оплачиваться… А вы лучший учитель химии в районе. К вам едут заниматься из других сёл. Я знаю многих учителей, которые берут по семьсот рублей за час дополнительных занятий.

– А я не хочу брать. Я ещё в студенческие годы однокурсникам помогала делать курсовые. И ни копейки не брала. И мама, царство ей небесное, говорила: «Не нужны мне твои деньги, я рада, что они не могут, а ты можешь!». Ко мне в прошлом году два выпускника целый год ездили из Райцентра. Оба поступили в медицинский институт. Химию сдали на отлично. Мне, кроме этого, ничего не надо. И от Вани Напалкова ничего не нужно, лишь бы поступил.

– Непонятно мне. Я бы на вашем месте не стеснялась брать деньги за свою работу.

– Вот поэтому вы на своём месте, а я на своём!

Кажется, Виктория Павловна хотела что-то возразить, но тут пришли Санька, Фастиков и Кастрюля.

– Товарищ бедагог, – сказал Санька жене, – дайте, пожалуйста сто рублей, а лучше двести.

– Вот тебе! – Екатерина Филипповна сунула графу в нос фигу.

– Это ваше последнее слово, мадам? – спросил Санька.

– Да, последнее, ваша светлость!

– Глупая женщина! Не светлость, а сиятельство! Простых вещей не знает!

– Ой, не могу видеть ваши пьяные рожи! Идите, идите отсюда.

– А может ты дашь, Виктория Павловна?

– Не даст она, не даст! Идите, идите! А ты, алкаш, шёл бы спать!

– Спать ещё рано… Ну, Луиза Карловна! Войдите в положение!

– Ах ты дрянь такая! Я тебе покажу Луизу Карловну! – Екатерина Филипповна набросилась на мужа, яростно махая кулаками, от которых Санька позорно бежал, пряча сильно помятое лицо.

Отбежав на безопасное расстояние, он глубоко задумался:

– Где же достать? О! Ну-ка, пойдём Мишка!

Три друга пошли от клуба с заинтересовавшей меня поспешностью. Я пустился за ними и услышал, как Санька говорил приятелям, что ещё до наводнения спрятал в курятнике бутылку самогона.

– Память сдавать стала! Совсем забыл про неё! Ждите меня здесь, я за ней сплаваю. – и он стал отвязывать лодку от столба.

– Куда это он? – беспокойно повторяла Екатерина Филипповна, когда я вернулся.

Решив, что ябедничать и доносить стыдно даже собаке, я промолчал.

Наступил вечер. Сергей Петрович позвонил и сказал, что он опять выпил и домой не приедет. Мне сообщили об этом вышедшие подышать перед сном Виктория Павловна и Леночка, и сообщили с облегчением. Тут же вышли Агриппина Всеволодовна и взволнованная Екатерина Филипповна:

– Ой, нехорошо у меня на сердце. Что-то моего алкаша долго нет.

– Пьют где-нибудь, – равнодушно сказала Блинова.

– Нет, не то. Сердце чует…

– Да что вы, Екатерина Филипповна, вы же материалистка.

– Ой! Да вот же они идут – Мишка с Петькой, а нашего нет… Да быстро идут… Бегут…

– Екатерина Филипповна! – сказал, подбегая, Суриванов. – Санька утонул!

Кочина упала на руки Беловой и Виктории Павловны.