Текст книги "Остров в наследство"

Разбив ворота форта, корсары бросились на приступ с тем неистовым мужеством, в котором испанцы видели одержимость, из-за которого на берегах Мэйна их называли «демоны». Ночь скрывала их от мушкетеров, без толку паливших в темноту.

Дон Энрике и все уцелевшие после залпа солдаты, прижавшись к стене квадратом, отчаянно отбивались от наседавших врагов. Однако не родились еще такие солдаты, которые смогли бы сдержать натиск «береговых братьев», особенно, если их вел Дэнни Расвен. В чаду, среди горящих стен, он был и вправду похож на демона. Оборванный, черный от копоти, залитый кровью врагов и друзей, он яростно рубил и колол, перешагивая через упавшие тела, расчищая дорогу своим людям и упорно пробиваясь вперед, ни на минуту не теряя из виду дона Энрике, окруженного плотным кольцом офицеров. Он еще успел подумать, что, наверно, испанец был стоящим командиром, раз его люди до последнего прикрывали его собой…

Дэнни не заметил, как остался с седым испанцем один на один. Они посмотрели в глаза друг другу. Оба валились с ног от усталости, оба были легко ранены, оба прекрасно владели оружием. И оба знали, на чьей стороне будет победа. За штурманом «Фортуны» стояли отчаянные «береговые братья». За доном Энрике была только полуразрушенная стена. Испанец, тяжело дыша, опустил оружие.

– Сеньор, вы сдаетесь? – выговорил Дэнни против желания уважительно.

Идальго не ответил. Без проклятий и без молитвы, не спеша и не медля, он повернул свой эспадрон и ринулся на нее узкой грудью. Никто не успел его остановить. Да никто и не пытался. Среди людей Дэнни не было трусов и им достало благородства оценить мужество врага, принять его выбор и не слишком печалиться об утраченном выкупе.

По команде Дэнни пираты еще раз зарядили мушкеты и выстрелили в воздух. Они были довольны, что сделали это. По самим «береговым братьям», они знали это, вряд ли когда-нибудь прозвучит последний салют. Для остальных корсаров это прозвучало, как сигнал, что форт взят. С флейта ответили двойным залпом. Харди дал знать, что город в их руках.

* * *

Большой дом с белыми колоннами и широкой парадной лестницей вдыхал вечернюю прохладу через открытые окна. Он очень уютно расположился в глубине ухоженного сада. Цвели азалии, пели птицы, над аллеями стоял одуряющий аромат. В этом райском уголке, созданном для жизни и наслаждения, висел устойчивый дух тихой паники. В темном саду, где вечерами так любила гулять донна Пилар де Медина, сейчас расположились весьма живописные личности. Сквозь листву просвечивали синие рубахи и яркие, цветные платки. У нынешних обитателей дома и сада были твердые, широкие ладони, загорелые лица, а на поясах болталось по такому внушительному арсеналу холодного и огнестрельного оружия, какой сделал бы честь коллекции его превосходительства губернатора. Гарнизон города Сантьяго-де-лос-Кавалерос, вернее, того, что от него осталось, был связан и заперт в церкви. Жители же поспешили сами запереться в своих домах, шепча молитвы и истово крестясь. Сам губернатор сидел в глубоком кресле и грыз ногти. Больше он ничего сделать не мог. Вторые сутки городок, принадлежавший испанской Эспаньоле и находившийся на полуострове, образуемом рукой Яке, был в руках «берегового братства».

Дверь отворилась. Широким, легким шагом в комнату вошел человек среднего роста, русоволосый, одетый так просто, словно был матросом, а не «адмиралом» пиратского флота. В сравнении с фиолетовым камзолом дона Руиса де Медина, расшитым золотым позументом, его простая белая рубаха смотрелась невзрачно. Но между людьми контраст был еще разительнее. Насколько бледен и растерян был дон Руис, настолько спокоен был Джеймс Рик. Он окинул губернатора острым, внимательным взглядом и едва заметно поморщился.

– Итак, дон Руис, я вижу, что двенадцать часов, которые я вам дал на размышления, прошли впустую.

Он говорил по-испански. Рик знал этот язык в совершенстве, много лет назад изучил по настоянию приемного отца, да и практики было предостаточно. Правда, это был несколько не тот испанский, который преподавали на курсах «Ешко», в нем было многовато сильных выражений и обращений к Мадонне и большая примесь арабского. Пожалуй, в «той» Испании его бы если и поняли, то с трудом. Но здесь говорили именно так.

Губернатор поднял измученные глаза цвета несвежего мяса и невнятно пробормотал.

– Ну почему без пользы?

– Без видимой пользы, – поправился корсар, – я не вижу выкупа. Двести тысяч песо за город, сто – за вашу семью и пятьдесят – лично за вас. Итого – триста пятьдесят тысяч песо. Эту сумму можно собрать за срок, вдвое короче отпущенного, однако я ее не вижу.

– Жители спрятали свои сбережения, – развел руками дон Руис.

Капитан «Фортуны» усмехнулся.

– Значит, виноваты жители. Они, видимо, не понимают, что сделают с городом мои матросы, если цепь дисциплины, на которой сидят их худшие инстинкты, внезапно лопнет.

Губернатор беспомощно улыбнулся. Бог свидетель, он старался, но пираты и так выгребли все, что можно, перебили скот. Нападение было столь стремительным, что гарнизон не успел подготовиться.

– Мне, вероятно, следует вам посочувствовать, – усмехнулся Рик. – Мои корсары – тихие ребята. Они не обидят и мухи… без приказа. Да вы и сами видите, дон Руис, ни единой капли крови мирного населения за два дня. И ваши жители это оценили, дон Руис. Очень высоко оценили. Настолько высоко, что сами, не дожидаясь вас, собрали нужную сумму и вручили ее вашему сыну. Сегодня утром я ее получил.

– Вы… куп внесен? – от изумления губернатор привстал. – Но тогда, простите… что вы здесь делаете?

Недоумение губернатора было таким искренним, что пират по-настоящему развеселился.

– Вы забавны, ваше превосходительство. Неужели вы считаете, что так любимы народом?

Глаза неопределенного, серо-бурого цвета отразили напряженную работу мысли. Впрочем, работу бесполезную, так как через минуту губернатор спросил:

– Что вы хотите этим сказать?

На этот раз плечами пожал Джеймс Рик.

– Двести тысяч. Всего двести. За город. Неужели вы думали, что они станут выкупать вас?

– Ах, вот что, – с опозданием понял губернатор. Он озабоченно потер крупный, грушевидный нос. – Но у меня нет таких денег, сеньор Рик. В самом деле, нет.

– Вот как? А ваша супруга, госпожа Пилар, говорит, что деньги есть.

Тонкие, синеватые губы губернатора дрогнули. Рик метнул в него пронзительный взгляд, и дон Руис проглотил слова. Но через мгновение он все-таки решился и произнес, глядя в глаза пирату:

– Ва… ши люди забрали все. Они не только выгребли столовое серебро, но даже сняли занавески. Я нищий, сеньор капитан. После вашего отплытия моей семье придется голодать. Пилар, высокородная сеньора, пойдет просить милостыню, сын – молодой дворянин, выйдет на большую дорогу. Вы обрекли нас на великие страдания, капитан Рик.

Улыбка медленно сползла с лица корсара. Оно стало жестким. На переносице залегла складка. С минуту он стоял у раскрытого окна, заложив руки за спину, затем медленно, широким шагом подошел к креслу, где примостился губернатор. Он глядел на бледного, высохшего человечка сверху вниз ничего не выражающим взглядом, и дон Руис обливался холодным потом.

– Так, значит, я обобрал вас до нитки? – задумчиво спросил Рик.

– Да, сеньор, – коротко ответил губернатор.

– И выкуп вы заплатить не можете. Но неужели у вас ничего не припрятано на черный день?

– Видит Бог, вы забрали все, – снова испугался губернатор, – даже серьги из ушей моей супруги. Я нищий, как церковная крыса.

– Что же мне делать? – спросил пират самым серьезным тоном.

Губернатор, не ожидавший вопроса, вытаращил серо-бурые глаза.

– Ва… ше великодушие, капитан Рик, столь известно в этих краях…

– Мое великодушие? – Рик криво усмехнулся. – Мое великодушие – мое личное дело, и я легко забуду о нем, если потребуется… Об этом тоже должны знать в этих краях. Я мог бы пережить недостачу ста пятидесяти тысяч песо. Но ведь я – не один.

Он вопросительно взглянул на дона Руиса, приглашая обсудить ситуацию вместе. Тот заерзал в кресле.

– Вы взяли богатую добычу. Ва… ш авторитет столь высок, что вы без труда…

– Я не обманываю своих людей, – отрезал капитан. Они вновь замолчали. Заходящее солнце окрасило розовым белую обивку на стенах. И зажгло золотое шитье на костюме губернатора.

– Есть один способ уладить разногласия, – проговорил корсар, и люди, хорошо знавшие Рика, взмолились бы, пожалуй, чтобы он замолчал.

Дон Руис Рика не знал.

– Донна Пилар, конечно, не должна просить милостыню. А ваш сын – очень приятный молодой человек и совсем не разбойник по призванию.

Дон Руис воспрянул духом. А корсар продолжал:

– Поэтому я поступлю справедливо и милосердно. Раз вы не можете заплатить золотом – вы заплатите кровью.

– Что? – испанцу показалось, что он ослышался.

– Кровью, – невозмутимо повторил Рик. – Я вас всех расстреляю.

Слова тяжело упали в тишину старинного особняка. Дон Руис смотрел на корсара широко открытыми глазами…

– Нет, – выговорил он наконец. – Вы не сможете так поступить.

– Кто же мне помешает?

– Вы никогда не воевали с женщинами!

– Значит, сейчас начал, – безразлично отозвался Рик.

Он шагнул к окну и крикнул:

– Дэнни! Дэнни Расвен!

Физиономия штурмана «Фортуны» тотчас возникла в окне. Весь вид Дэнни выражал готовность служить, чем может и как получится. Глаза поблескивали, щеки горели. Видно, Дэнни не без пользы провел этот день.

– Где жена и сын губернатора? – спросил Рик.

– В купальной комнате, – отрапортовал Дэнни. – Связаны. Заперты. Приставлена охрана.

– Женщину вывести на задний двор и расстрелять. Сейчас. Мальчишку – через десять минут, если эта жадная скотина не образумится.

Приказ был отдан по-испански… и с таким жутким равнодушием, что дон Руис похолодел от ужаса. Немигающим взглядом он смотрел, как пираты выводят женщину. Черные косы Пилар были распущены, платье смято. На лице – бледном, как маска самой смерти, сверкали с истинно кастильской гордостью прекрасные карие глаза.

– Вы не можете так поступить, – убежденно повторил дон Руис, не отводя остекленевшего взгляда.

Рик промолчал.

– Обращаюсь к вашему состраданию! У меня нет этих денег.

Корсар взглянул на дона Руиса брезгливо и недоверчиво.

– К чему вы обращаетесь?! Вы спятили, уважаемый. И не от горя, а от жадности, – усилием воли капитан подавил гнев и заговорил спокойнее. – Если я сейчас отпущу вашу супругу, мои корсары решат, что мы договорились полюбовно и через минуту вы окажетесь на ее месте, а я составлю вам компанию. Остановить казнь можете только вы. Но не я.

– У меня нет денег, – прошептал дон Руис.

Женщине завязали глаза и поставили на колени. Седой пират в разодранной до пупа рубахе приставил к затылку Пилар пистолет… и Рик взглянул на губернатора. Тот молчал, закусив губу. Едва заметно пират кивнул.

Прогремел выстрел. Не вскрикнув, женщина мешком упала в траву.

– Пилар! – ахнул губернатор и рванулся к окну, но был остановлен железной рукой капитана.

– Пустите! – с ненавистью крикнул он, – пустите меня к ней. Вы все-таки это сделали, английские собаки. Вы убили ее! Вся ваша слава великодушного и справедливого человека – ложь! А я до последней секунды думал, что это – комедия! Да пустите же! – дернулся он.

– Сядьте! – рявкнул выведенный из себя Джеймс Рик. – Это еще не конец спектакля. Дэнни! Уберите тело и приведите мальчишку.

Теперь уже не только глаза – все лицо губернатора приобрело оттенок несвежего мяса.

– Пилар, – прошептал он, провожая взглядом матросов Рика, которые волокли тело испанки. – Будь ты проклят, Джеймс Рик. Я покажу тайник.

* * *

Солнце село. Лишь узкая темно-красная полоса тлела на горизонте, и небо, чуть светлее черной земли зажигалось низкими, но блеклыми пока звездами.

Испанка не зажигала свет. Черные силуэты старинной мебели едва виднелись в полумраке. Она устроилась, поджав ноги, среди разбросанных подушек на кровати с высоким изголовьем. Прямо над головой, на узкой полочке, стоял образок Девы Марии, но лампада не горела.

Подперев рукой подбородок, Пилар предавалась созерцанию довольно объемного сундучка, до самого верха забитого жемчугом, золотыми цепями, тонкой работы кубками… Сундук стоял прямо на полу, и последние лучи солнца играли в гранях крупного бриллианта, украшавшего прекрасную диадему. Испанка осторожно, обеими руками взяла украшение. Примерила. Да, если этой великолепной вещи чего-то и не хватало, то только ее черных волос и надменных карих глаз. Они не сияли, подобно звездам, но поражали глубиной и скрытой силой. Красавица! Все еще красавица. На островах это редкость в ее возрасте. Жизнь не щадила Пилар Вальдоро де Медина, но время обошлось с ней гораздо мягче. Несмотря на потерянные годы и пролитые украдкой слезы, она все еще неотразима. И зеркало подтверждало это.

Дверь за спиной Пилар бесшумно отворилась, и в комнату шагнул корсар. Испанка не обернулась, продолжая вглядываться в черную пустоту зеркала.

– Вы необыкновенно прекрасны, Пилар, – произнес Рик, ничуть не лукавя.

Женщина грустно улыбнулась:

– Уже старуха.

– Вам не дашь больше двадцати пяти, – возразил корсар, слегка покривив душой.

– И, тем не менее, мне уже тридцать шесть.

На лице испанки, смывая удовольствие, проступило сожаление. Гость поспешил сменить тему.

– Вы отлично сыграли свою роль, Пилар. Я сам готов был заложить душу дьяволу, что вы – покойница.

– Еще бы. За такой гонорар, – женщина рассмеялась тихим, довольным смехом, – этот скупец копил деньги всю жизнь, отказывая сыну и жене в самом необходимом. Поверите ли, сеньор Гомес, мы ни разу не были в Мадриде.

– Охотно верю, – кивнул Рик, – однако вы неплохо отомстили ему, Пилар. Здесь ценностей на полмиллиона, и это только ваша доля. Теперь вы богаты, а значит – свободны.

– Руис убит? – спросила женщина. Голос ее не дрогнул, выражение лица не изменилось.

– Мне незачем было его убивать, – отозвался Рик.

– М-м… Я бы предпочла, чтобы вы его убили. Хотя бы за то, что он католик.

– Так ведь и вы – католичка, – невольно улыбнулся Рик.

Пилар улыбнулась в ответ. Закат наконец погас, и в темноте комнаты светились только ее глаза. Бесшумно она скользнула с кровати. К Рику.

– Я – другое дело. Я – женщина.

– Это трудно не заметить, – признался Рик. – Но что вы еще хотите, Пилар.

– Освободите меня от мужа, – прошептал низкий бархатный голос – закончите то, что вы так хорошо начали, сеньор Гомес. И забирайте половину того, что в этом сундучке. Это много.

– Много, – согласился Рик.

Он не отстранился от испанки, но так произнес это «много», что сама Пилар невольно отпрянула.

– Я не торгую кровью, – продолжал Рик, словно не заметив ее испуга, – ни своей, ни чужой. И я пришел потому, что хотел просить вас об услуге.

– Об услуге? – холодно повторила женщина.

– Два моих человека должны как можно скорее попасть в Маракайбо.

– В Маракайбо… – снова повторила Пилар.

Женщина стояла совсем рядом, но была далекой, как та звезда, что заглядывала в окно спальни.

– Почему я должна помогать вам? Ведь вы не хотите помочь мне.

– Эти люди – враги Родриго Вальдоро, – ответил Рик.

– Это меняет дело, – после минутного молчания отозвалась испанка. – Враги Вальдоро – мои друзья. Я помогу вашим людям, сеньор Гомес.

Рик кивнул, словно другого и не ожидал, поцеловал руку Пилар и вышел. Спускаясь по мраморной лестнице в сад, он думал о судьбе этой незаурядной женщины. Они познакомились пять лет назад. «Фортуна» захватила испанскую шхуну «Сан-Фернанде», принадлежавшую дону Руису де Медина, и это был самый крупный приз за всю пиратскую карьеру Рика. Пилар и ее двенадцатилетний сын оказались пленниками на «Фортуне», но не расстроились по этому поводу. Высокомерное мужество испанки не поколебала даже потеря денег. Однажды она разоткровенничалась и поведала Рику, что жизнь ее – сущий ад, муж – скупой негодяй, а сама она – скорее заложница, чем жена. Тогда он только посмеялся, а сейчас задумался. Пилар было семнадцать лет, когда ее выдали замуж против ее воли за старый и насквозь порочный денежный мешок. С тех пор она не знала счастья.

Отчего-то вспомнилась… та английская девушка. Ей вроде бы девятнадцать? И ее тоже ждал немилый брак. Он это понял сразу, хотя Ирис горячо возражала… Пожалуй, слишком горячо. Эту смелую и гордую девушку просто продали. Как и Пилар.

А потом еще невольно вспомнилась Юлька. Давно не вспоминалась, а тут вдруг встала перед глазами, как живая: большие глаза с прищуром, неровно подстриженная челка, по моде, открытая улыбка, уверенная и доброжелательная. Она была моложе Ирис. Но решала сама. И если бы кому-то пришло в голову лишить ее этого права… да хотя бы попытаться, Юлька первым делом безмерно удивилась бы. И только потом стерла бы придурка в сахарную пудру.

Рик все еще хранил засушенный голубоватый цветок, каким-то чудом сбереженный среди всех несчастий. Цыганка сказала – береги… иначе не вернешься. Но – вернуться куда? Родители уже смирились с потерей сына. Тем более что, кроме него, в семье еще двое. Наверное, они уже бабушка и дедушка. А Юльке за тридцать… Как сложилась ее жизнь? Дай Бог, чтобы хорошо. Такая девушка заслуживала счастья.

Над городом висела золотая луна. Свет в доме так и не зажгли. Эта душная ночь была последней в Сантьяго-де-лос-Кавалерос. С рассветом Рик собирался отплыть. Эскадра пиратов взяла богатую добычу и почти не потеряла людей. Но сам капитан расценивал поход, как неудачный. «Стейк» исчез. Не появлялся он ни в Порт-о-Пренс, ни в Сан-Педро-де-Макорис, не видели его ни в одном французском или испанском порту. Шхуна Керби Клейна пропала со сцены Карибов, словно сомкнулись над ней вечные воды. И вместе со шхуной исчезла Ирис Нортон, которую он тоже обещал беречь. Отыскать ее следы капитану так и не удалось.

– Эспаньола, – подумал Рик. – Чертовски далеко от Тортуги. И чертовски близко от Золотого острова. Сказать ли об этом Харди?..

Дэнни Расвен неслышно подошел сзади и встал рядом. Ночь была безоблачной, и друзья долго, молчаливо рассматривали рисунок знакомых созвездий. Небесные знаки могли многое рассказать моряку. В основном о том, куда вести корабль, но также и о том, какая ждет погода. И даже минует ли тебя сабельный удар или шальная пуля, и верна ли тебе подруга. Но сейчас друзья не вычисляли курс и не гадали, а просто любовались вечной красотой, недосягаемой для мелких человеческих страстей и амбиций.

* * *

Маракайбо – это был небольшой портовый городок, каких на берегах испанского Мэйна было если не много, то уж и не мало. Он мирно спал, поскольку была как раз середина ночи. Чуть поскрипывали деревянные вывески на ветру, и дома с острыми двускатными крышами слепо смотрели в ночь, отгородившись от мира витыми решетками.

На узкой улице, сжатой темными, все больше двухэтажными домами и вымощенной крупным булыжником, возникли вдруг две неясные фигуры. Они вывернули из-за угла и остановились, осматриваясь. Улица вывела их на круглую или, сказать точнее, шестиугольную площадь. Ее окружали внушительные дома-крепости в старом испанском стиле. Белая, чуть похудевшая луна, висела над крышами, заливая светом площадь и обязательный фонтан в центре с круглым бассейном. Фонтан молчал.

– Нам, как будто, направо, – вполголоса произнес тот, что был выше ростом, лучше сложен и вызывающе лохмат.

Маленький кивнул, и двое, явно стараясь не шуметь, нырнули в щель между рядами домов. Здесь такие называли улицами. Через несколько шагов высокий остановился.

– По-моему, – тихо, неуверенно проговорил он, – это то, что нам нужно. «Большой дом с террасой, каменный забор и две круглые башенки со шпилями». Как думаешь, Дик?

– Не знаю… – отозвался маленький штурман. – Здесь половина домов с террасами и башенками. Не думаю, что мы сразу наткнулись на нужный. Это было бы слишком просто.

– Дом есть. Забор есть. Башни есть. Вот они, торчат в просвете между кипарисами. Терраса. Что тебе еще нужно? Как хочешь, а я считаю, что этот дом тот самый и есть. И я собираюсь это проверить. Ты как – со мной или снаружи покараулишь?

Дик Вольнер пожал плечами и вслед за своим капитаном подошел к темнеющей в лунном свете решетке ворот. За ней открывался зеленый сад. Мраморные плиты двора были пригнаны так плотно, что почти сливались. В центре небольшой площади на постаменте маленький амур с опущенной головкой скучал, разглядывая свое отражение в чаше фонтана. Харди Мак-Кент в одно мгновение перемахнул с улицы во двор. Дик последовал за ним.

Их появление никого не обеспокоило. Дом спал. Поминутно оглядываясь, они двинулись к дому. Миновали скучающего амура, витиеватые скамейки в тени густой акации, попутно отметив, что в черной глубине сада вроде бы светлеет еще одна крыша.

Вблизи дом оказался огромным и пугающе роскошным. Широкая мраморная лестница спускалась под ноги, из белоснежных лепных чаш выглядывали глазки маленьких светлых цветов.

– Это не дом, – прошептал маленький штурман, – Харди, это настоящий дворец.

– Нам и нужен дворец, – отозвался Мак-Кент, пробуя ногой каменную ступень, словно всерьез боялся, что она заскрипит и выдаст незваных гостей.

– Вспомни, что говорила испанка. Вальдоро знатны, но уже давно обеднели.

– Что ты хочешь сказать? – обернулся Мак-Кент.

– То, что мы не туда попали. И нужно поскорее убираться отсюда, пока не проснулись слуги.

Харди нетерпеливо двинул плечами и, стараясь ступать совершенно бесшумно, направился наверх. Маленький штурман догнал его уже на полпути и, не говоря ни слова, пристроился в кильватере, зорко оглядывая двор, лестницу и дорожку, терявшуюся в саду.

Дверь в дом почему-то оказалась незапертой.

Внутри спала беззвучная, глухая темнота. Лишь на мгновение Харди почудилось чье-то учащенное дыхание. Он прислушался, но звук, настороживший его, больше не повторялся.

– За мной, – шепотом скомандовал Мак-Кент и первым проскользнул в дом. Он сделал несколько шагов почти на ощупь. В лунном свете, сочившемся сквозь оконные витражи, не разглядеть было и собственной руки. – Дик, ты здесь?

Шепот прозвучал неожиданно гулко, и мысленно Харди выругал себя за болтливость. Он взял влево и вытянул руку, пытаясь нащупать стену или что-нибудь в этом роде. В это мгновение раздался отчетливый звук: то ли кашель, то ли громкий выдох. Харди отпрянул было назад, но вдруг что-то огромное, невероятно мощное и стремительное возникло из темноты и ударило в грудь, сбив Мак-Кента с ног. Рядом охнул и сдавленно выругался Дик. Лицо Харди обдало жарким дыханием. В грудь уперлась тяжелая, когтистая лапа, похоже, львиная, и прямо над ухом грохнуло басовитое, степенное: «Х-Р-АХВ!» Только один раз. И снова все стихло, но, конечно, ненадолго. Сначала в глубине дома хлопнула одна дверь, потом вторая. Послышался быстрый разговор. Харди попробовал шевельнуться, но чудовище, нависшее над ним, тихо рыкнуло и мышцы капитана мгновенно обратились в кисель.

Потом появились люди, лампы, шпаги и пистолеты. Испанцы кричали, что-то спрашивали, переругивались, поминая папу и Святую Гваделупе, потом все вдруг сразу стихло. Кто-то побежал в глубь коридоров, но скоро вернулся, и в комнате появилась невысокая фигура, плотно закутанная в темный плащ.

Им велели встать, крепко связали, и в быстрой пляске теней Харди едва разглядел двух зверюг, которых он в темноте принял за львов. Это были огромные тяжелые доги: один светло-рыжий, другой – черный, словно адский дымоход им чистили.

– Кто вы? Что делаете здесь, в доме маркиза де Вилья, – на беглом и почти правильном английском спросил высокий мелодичный голос, и Харди поразился: голос был женским.

Она выступила вперед. С головы, словно сама собой, соскользнула мантилья, открывая светлые волосы. Огромные, темные глаза смотрели с вежливым любопытством, но, улучив момент, быстро моргнули. С лица Мак-Кента сползло изумление.

– Мы ирландские моряки, – проговорил он и торопливо добавил: – Католики, ваша милость. Бежали с английского корабля, опасаясь…

Женщина быстро и бесстрастно переводила его слова высокому худому старику в накинутом наспех камзоле. Тот вполголоса буркнул что-то невразумительное.

– Чего вы опасались? – перевела женщина.

Харди нахмурился:

– Я ударил… ударил капитана, ваша милость… Меня должны были высечь.

– За что ты ударил капитана? – быстро спросил седой испанец, и, пока женщина переводила, тяжелый взгляд медленно скользил с лица Харди на лицо Дика и обратно.

– Он назвал меня ирландской собакой, проклятый язычник, – с ходу сымпровизировал Мак-Кент.

– А этот? – старик произнес это на своем языке, но жест сухой узкой руки был достаточно красноречив.

Мак-Кент кивнул.

– Я понял. Да, я понял, ваша милость. Он – мой родственник. Зять. И тоже католик. Он вступился за меня. Нам пришлось бежать вместе. Капитан, мистер Джон Уилсон, не любит ирландцев. Они все не любят ирландцев.

– Они дезертиры. Оба, – старый испанец дернул узким ртом.

Взгляд его не смягчился, но потерял кинжальную остроту. Этот все для себя решил.

– Скажите им, сеньорита, что ночь они проведут в северном крыле, – проговорил он, – там нет особых удобств, так как крыло нежилое. Развязывать их мы не будем. Утром хозяин решит, что с ними делать.

Старик отвернулся, отдавая короткие приказы. Харди и Дик выслушали его решение. Мак-Кент кивнул, в знак того, что понял. Дик остался неподвижен, как статуя. Еще раз окинув их пристальным взглядом, старик удалился. Ушла и женщина.