Текст книги "Дитя подвала"

Внезапно мужчина, зашипев, развернулся и с силой метнул топор в другой конец комнаты. С пугающим треском расколов пришпиленную к стене фотографию, топор глубоко впился в деревянную обшивку. Зазвенели осколки стекла, и Игорь завороженно смотрел на рассеченные половинки рамки. Он помнил эту фотографию, и даже сегодня, еще днем, на секунду задержался возле нее, скользнув равнодушным взглядом. На ней был изображен Алекс с Джоном на руках, далматинец тогда был еще совсем маленьким и неуклюжим щенком… А теперь верхняя часть Алекса висит на рогах, сочась кровью, словно освежеванная туша!

– Давай, дятел, – шепнуло «пугало», сжимая пальцы в кулаки. – Я без оружия. Сколько раз ты моргнешь, когда я оторву твою безмозглую башку?

Закричав, Игорь бросился вперед, но его рука, сжимающая статуэтку, была молниеносно перехвачена, а кисть резко заломлена в суставе.

– Давай, дятел, – жарким шепотом повторил безумец. Ледяные глаза мерцали испепеляющей яростью, из разлохмаченной прорези для рта вновь высунулся язык, обметанный желтым налетом.

Игорь попытался схватить нападающего за горло, но толстые пальцы парня лишь бестолково елозили по осклизло-клейкой массе, которой было вымазано все тело этого полуголого сумасшедшего.

В следующую секунду Игоря с невероятной силой отбросили в шкаф, коротко хрустнуло огромное, во весь рост зеркало, после чего «пугало» вцепилось ему в шею.

– Сожру… тебя… живьем, – процедил мужчина, приближая к нему свою «плачущую» маску. От грязной, засаленной тряпки нестерпимо несло плесенью. – Сделаю из тебя бутерброд. Намажу твои мозги на хлеб, а сверху положу печень, мальчик.

– Не… надо, – прохрипел Игорь. От нехватки кислорода его крупное лицо покрылось багровыми пятнами.

Злобно хихикнув, «пугало» ударило его лбом в лицо. В носоглотке хлюпнуло что-то теплое и соленое, перед затуманенными глазами все поплыло, ноги обмякли, и Игорь погрузился в спасительную темноту.

Расстегнув ошейник, Малышев снял с себя маску и облегченно вздохнул.

– Представление удалось, – лучезарно улыбнулся он. Наклонился, подняв с пола выроненную Игорем скульптуру футболиста, придирчиво оглядел ее со всех сторон, словно ювелир драгоценный камень.

– По крайней мере, он пытался защищаться, – резюмировал Сергей. Взглянув на лежащее тело Игоря, он наклонился, принявшись расстегивать ширинку на джинсах парня.

– Не надо, – покачала головой Мария. Она тоже размотала тряпку и теперь с озабоченным видом разглядывала плечо, из которого все еще продолжала струиться кровь.

– Ты против? – спросил Малышев, не глядя на любовницу. – А мне кажется, с этим «Марадоной» в жопе наш дружок смотрелся бы куда привлекательней.

– Не надо, – устало повторила Мария. – Не сейчас.

Метнув на нее короткий взгляд, Сергей швырнул статуэтку в угол.

– Царапина, – бросил он, глянув на рану любовницы. Она взяла его за локоть, и милиционер, помедлив, прильнул к женщине. Его жесткие пальцы сжали ее сосок, и с губ Марии сорвался глубокий вздох.

– Хочу тебя трахнуть, – хрипло сказал Сергей, грубо тиская ее грудь. Сосок мгновенно затвердел, и он больно ущипнул женщину. – Прямо здесь. Среди трупов, еще дымящихся от горячей крови. Самый лучший оргазм – когда вокруг запах дыма и еще несвернувшейся крови.

– Нет, – прошептала Мария, неохотно отстраняясь. – Нужно прибраться. Вопли могли услышать, ты зря разбил ноутбук. Уж лучше бы орала музыка.

– Все нормально, – спокойно отозвался Сергей. Он обвел взором залитую кровью комнату. Задержал взгляд на верхней половине тела Алекса, насаженной на рога. Глаза разрубленного надвое парня начали затягиваться молочной пленкой, из разлохмаченной плоти виднелись осколки костей, с которых непрерывно капала кровь. У стены под рогами уже багровело целое озеро.

– Подгони машину к воротам и приготовь смеси, – снова заговорил он. – А я займусь нашими клиентами. И еще. Заткни свою дырку. Я имею в виду ссадину. В этом свинарнике от нас не должно ничего остаться, – добавил он, и Мария криво усмехнулась, зажав рану салфетками.

Вскоре она вышла, а Сергей, шагнув к стене, вырвал застрявший в древесине топор и сунул его за пояс. После этого он принялся по очереди выволакивать бесчувственные тела наружу. В итоге в комнате остались лишь трупы Алекса, Романа и сестер.

Через какое-то время у ворот коттеджа, мерно пофыркивая двигателем, остановился подержанный мини-автобус УАЗ, в простонародье именуемый «буханка». Открыв задние двери, Малышев с ухмылкой посмотрел на связанного Юрия, который все еще был в отключке.

Хлопнула дверь, из автомобиля вышла Мария. На ней была вязаная кофта и чистые джинсы, в руках женщина держала две бутылки с торчащими из горлышек фитилями.

– Вколи этим сусликам по пол-ампулы, – велел Сергей, указывая на тела молодых людей в траве. – Этого должно хватить на несколько часов.

С этими словами он открыл кожаный подсумок на правом бедре, вытаскивая шприц и крошечную упаковку ампул.

Мария поставила бутылки с зажигательной смесью на гравий, забирая у милиционера транквилизаторы. Пока женщина делала уколы, Сергей достал с пассажирского сиденья пакет со сменным бельем и начал быстро переодеваться.

Когда все было готово, он вынул из кармана зажигалку и, взяв коктейли Молотова, направился в дом.

Мария осталась ждать его, вдыхая ночной воздух. Болезненно ныло задетое плечо, но она привыкла не обращать внимания на боль. Сергей научил ее. И сейчас женщина чувствовала себя прекрасно. Она слышала, как в доме раздался глухой хлопок, и спустя долю секунды разбитое окно озарилось ослепительным заревом. Казалось, внутри двухэтажного особняка взорвались баллоны с пропаном. Пламя, яростно пожирая древесину, выползло наружу, быстро распространившись по всей стене вплоть до крыши.

Из дома вышел Малышев, торопливо шагая к «буханке».

– Вперед, – скомандовал он, усаживаясь на водительское сиденье.

Мария вынула из бардачка фляжку с коньяком, отвинтила крышку.

– Собачку жалко, – призналась она, сделав глоток.

– Жалко, – согласился с ней Сергей, и они весело рассмеялись.

УАЗ выехал на трассу, и, набрав скорость, заскользил по пустынной трассе, взрыхляя ночные сумерки кинжальным светом фар.

Часть III

Да здравствуют вечные орудия пыток – Жизнь, Любовь, Смерть…

Туровский М. С.

Он ввалился домой в половине четвертого, когда иссиня-черное небо на востоке начало потихоньку бледнеть, словно на картину с кисти упала капля воды, разбавив густоту красок.

Ольга не спала. В просторной спальне горела настольная лампа, и женщина держала перед собой книгу, невидяще уставившись в расплывающиеся строчки. За последние три часа ей удалось осилить пару страниц, но если бы Ольге предложили рассказать о прочитанном, едва ли она смогла бы вспомнить, о чем идет речь…

Глотка пересохла, и она провела кончиком языка по шелушащимся губам. Дрожащей рукой женщина взяла с тумбочки стакан с водой и осушила его до дна. Как только Ольга поставила стакан обратно, в спальне появился Сергей. Упершись локтем в дверной косяк, он в упор разглядывал жену.

– Привет, лесная фея, – наконец произнес он насмешливо, и Ольга торопливо закрыла книгу. Малышев вытянул шею, пытаясь разглядеть название.

– «Мастер и Маргарита», – вслух прочитал он. – Самое время в безлунную ночь наслаждаться бессмертным шедевром Булгакова…

– Тебя не было почти четыре дня, – проговорила Ольга, медленно спуская ноги с кровати. – Что… что происходит?

– Дела по работе, – лаконично ответил Сергей. – Я в душ и…

– У тебя синяк, – сказала женщина, всматриваясь в лилово-желтушный глаз мужа.

Малышев рассмеялся лающим смехом.

– Шрамы украшают мужчин, – напомнил он.

Ольга с трудом отлепилась от постели и, сунув ноги в тапочки, покачиваясь, двинулась к супругу. Трясущейся рукой закрыла дверь.

– Надо поговорить, – хрипло проговорила она.

Малышев не шелохнулся, лишь в глазах мелькнула едва уловимая тень настороженности.

– У меня сейчас не то настроение, чтобы выяснять отношения, – сказал он, придавая голосу миролюбивый оттенок.

– А у меня есть настроение.

– Так закинься колесами, – подмигнул супруге Сергей. – Сразу отпустит.

Худое, изможденное лицо женщины покрылось мертвенной бледностью, и он с удовлетворением отметил, что попал в точку.

Конечно. Иначе и быть не могло. После этих непрекращающихся нервных стрессов он как-то тихо и ненавязчиво подсадил жену на сильнодействующие препараты, по сути превратив ее в наркозависимую рабыню. Которая всегда была тихой и послушной, вроде дрессированной собачки.

– Ты говоришь мерзкие вещи, – выдавила Ольга. – Ты не имеешь никакого… никакого права…

– Допустим. Видишь ли, солнышко… сегодня у меня был чертовски напряженный день. И я говорю то, что знаю и вижу. На дурацкие комплименты и прочие сопли у меня нет сил и желания. Чего ты от меня хочешь?

Ольга провела дрожащей рукой по иссеченному морщинами лбу.

– Во-первых, мне нужны деньги.

– Деньги? – переспросил Сергей, и на его лице появилось выражение, словно с ним неожиданно заговорила тумбочка. – Какие еще деньги, радость моя?! Тебе чего-то не хватает? У тебя все есть.

– Я говорю о деньгах моих родителей. Которые остались после их смерти.

Голос Ольга напоминал шорох песчинок, которые колючий суховей гнал по выжженной пустыне.

– Ты забрал у меня все. У меня нет работы, нет подруг, – шептала Ольга. – Нет нормального сна. Нет здоровья. Нет семьи. Я хочу лечь в нормальную клинику. Я хочу, чтобы ты навсегда исчез из моей жизни. Я хочу развода.

Малышев безучастно слушал жену, сцепив перед собой пальцы в «замок». Когда она закончила, он заговорил, не глядя на нее:

– Ты можешь лечь в больницу хоть сейчас, дорогая. Только не забудь, что там тебе пропишут совсем иные пилюли. О тех волшебных таблеточках, которые ты получаешь благодаря моим стараниям, тебе придется забыть. У тебя начнется самая настоящая ломка, вот так. Знаешь, что это такое? Полагаю, ты даже не догадываешься. Тебя будет тянуть блевать, бросать в жар и озноб, а тело скручивать в мертвый узел.

С этими словами Сергей открыл шкаф и, пошарив рукой на верхней полке, из-под стопки полотенец вынул плоскую картонную коробочку.

Лицо Ольги изменилось, в глазах появился страх.

– Отдай!

– Сядь, – приказал Малышев, холодно глядя на супругу.

– Я все равно разведусь с тобой, – тяжело дыша, сказала Ольга.

– Это, конечно, сразу же решит все твои проблемы, – с сарказмом заметил Сергей. – Может, не будем портить статистику, дорогая? Зачем разрушать ячейку общества, хе-хе?

– У тебя есть любовница. Ты думаешь, у меня окончательно прокисли мозги? Я не дура и все прекрасно вижу.

– Это все? – спокойно спросил Малышев.

– Нет. Еще я хочу, чтобы ты оставил в покое Артура.

Малышев поморщился, словно вместо апельсина по ошибке надкусил лимон.

– При чем тут наш сын?

– Я все знаю, – едва слышно произнесла Ольга. – Ты сделал из мальчика неврастеника. Я слышала, как он кричит и зовет на помощь по ночам.

– Тебе все приснилось, – зевнул Сергей, и лицо женщины исказилось от ненависти. – Я ничего не слышу. Поменьше читай Булгакова перед сном, и будешь спать как младенец.

– Из-за тебя он стал инвалидом, – зашипела она. – Из-за тебя у него не будет нормальной семьи! Из-за тебя я не увижу внуков! Думаешь, я боюсь тебя? Я всем расскажу, как ты изде…

– Заткнись, сука, – процедил Малышев.

Ольга отшатнулась, ее запавшие глаза превратились в охваченные страхом провалы. У нее было такое остолбенелое лицо, словно муж только что пырнул ее ножом.

– Ты, кажется, что-то забыла. Наш сын лазил по свалке, – ровно произнес Сергей, словно сообщал о погоде на завтра. – Влез на мусорный контейнер, где ребром торчало оконное стекло, и оступился. Травма оказалась слишком серьезной…

На глазах Ольги заблестели слезы.

– Ты нелюдь, – прошелестела она, качая головой.

– …пенис пришлось ампутировать, – монотонно и заученно продолжал Сергей, не обращая внимания на супругу. Складывалось впечатление, что эти фразы ему приходилось повторять неоднократно, – кроме того, в результате занесенной инфекции загноились яички… Когда он попал на операционный стол повторно, оставался только один выхо…

– Замолчи! – всхлипнула женщина.

– С нашим Арчи произошел несчастный случай, – проникновенно-нежным голосом произнес Сергей. Он говорил так, словно пытался убаюкать малыша, отказывающегося ложиться спать. – Теперь все в порядке. Просто надо меньше лазить по незнакомым местам и скакать яйцами на стекляшках.

– Это ты можешь рассказывать своим подчиненным… – промолвила Ольга. – Но не мне. Это ты оскопил нашего сына. Больной ублюдок.

Она села на кровать, невидяще глядя перед собой. Малышев бесшумно присел на корточки, проникновенно заглядывая ей в глаза:

– Если ты откроешь свой вонючий рот, я сделаю все, чтобы тебя упрятали в дурдом, к особо буйным клиентам. Поверь, моих средств и связей на это хватит. И тогда до самой смерти тебя будут окружать опасные психи, а санитары каждый день накачивать всякой дрянью. А мы с Арчи будем писать тебе письма и передавать через медсестру мандарины. Ты ведь любишь мандарины?

Вспыхнув, Ольга влепила ему пощечину, но Сергей даже не моргнул.

– Сейчас я пойду в душ. А когда вернусь, я хочу видеть улыбающуюся, милую жену. Которая ждет не дождется своего горячо любимого мужа, чтобы выполнить свои супружеские обязанности. У тебя там внутри, кстати, еще не поросло мхом?

И прежде чем изумленная Ольга успела что-то возразить, рука Малышева нырнула под бархатистый халат, в который была облачена супруга. Его жесткие мозолистые пальцы проникли под трусики Ольги, и она вздрогнула, закусив губу.

– Убери лапы, – хрипло сказала она, но Сергей только дурашливо улыбнулся.

– Что ж, твой туннель еще не окончательно высох, – подытожил он, высовывая руку обратно. – Он вполне способен принять внутрь мой горячий поршень, и это внушает оптимизм.

Лизнув пальцы, Малышев поднялся на ноги.

– От тебя пахнет кровью, – отстраненно пробормотала Ольга, запахиваясь в халат. – Ты… я все про тебя знаю… я видела… я видела, как однажды ночью ты принес нож… огромный нож, я встала ночью и видела…

– Закрой рот, дура, – беззлобно велел Малышев. Бросив взгляд на тумбочку, он взял мобильник жены, взамен оставив упаковку с таблетками.

Сергей тихо вышел из спальни, а Ольга упала на подушку, беззвучно рыдая.

Она не переставала плакать, когда он вернулся с влажным полотенцем на бедрах. Она плакала, когда он грубо развернул ее и, сорвав халат с трусиками, швырнул одежду на пол. Слезы текли из ее глаз, когда Малышев, задрав ноги женщины, вошел в нее с яростно звериным хрипом.

Дверь в спальню была приоткрыта, и никто из них не видел сына, притаившегося в темноте. Округлившимися глазами юноша наблюдал за совокуплением родителей. Глядя на безвольно подрагивающие ноги мамы, бледные, в голубых прожилках, слыша ее сдавленные всхлипы, Артур вдруг с абсолютным равнодушием подумал, что это больше смахивает на изнасилование.

Он медленно сунул руку в тренировочные штаны, нащупав пальцами теплый шишкообразный бугорок – все, что осталось от его «мужской гордости».

В этот момент отец хрипло вскрикнул и, застыв на мгновение, тяжело откатился назад. Мокрые от пота волосы закрывали его лицо с расплывшимся синяком под глазом.

«Кончил», – подумал Артур, внезапно испытав странное чувство. Хотелось куда-то побежать, ринуться, сломя ноги, глядя в звездную ночь и безрассудно выкрикивая горячечный бред, глубоко вдыхать аромат лесных запахов, слыша, как в грудной клетке неистово бьется сердце …

Вместо этого юноша шагнул к трельяжу в холле, вглядываясь в тускло блеснувшее зеркало. Узкой полоски света, просачивающейся из спальни с приоткрытой дверью, хватило на то, чтобы Артур смог разглядеть себя в отражении.

– Привет, – прошептал молодой человек. Из кармана штанов Артур вытащил мятый, изжеванный колпак с оранжевым помпоном и неторопливо натянул его на взъерошенную голову.

– Начинаем представление, – растягивая каждый слог, словно вязкий сироп, проговорил он. – На-чи-на-ем… Фокус-покус…

Из спальни донесся глухой смех отца, и Артур улыбнулся, потянувшись к рукаву рубашки.

– Але-оп! – тихо произнес он. – Але…

Из рукава бесшумно выскользнула рукоятка кухонного ножа.

– …оп! Фокус-покус!

Улыбка на лице Артура ширилась, как черный бездонный разрез, и вскоре у него заболела челюсть, но парень все равно продолжал улыбаться.

– Але-оп!

Широкое лезвие ножа мерцало, как зарождающийся месяц, проклюнувшийся сквозь пелену туч.

– Але…

Артур улыбался пугающе безумной ухмылкой, плавно вырисовывая в воздухе здоровенным ножом невидимые узоры.

А в спальне его отец, передохнув, вновь навалился на маму…

* * *

Когда темно-серый «Форд Фокус», шурша покрышками, выехал на широкую открытую поляну, рассвет еще только-только занимался. Верхушки неприступно-величественных гор медленно окрашивались жидким золотом, утреннее небо светлело, будто подсвечиваемое волшебным светильником. Просыпались птицы, перекликаясь звонким щебетом.

Малышев вышел из автомобиля и, закинув на плечо походный рюкзак, не спеша двинулся к УАЗу. Хихикнул, глядя через окно на дремавшую Марию. Постучав костяшками пальцев по стеклу, он сказал:

– Ку-ку, сударыня. Хватит дрыхнуть, вы проспите своего принца.

Женщина открыла глаза и потянулась, после чего вылезла из машины.

– Кости ломит, как у старухи, – пожаловалась она. – Какого хрена, Малышев?! Делать мне больше нечего, как твоих щенков охранять! Сам в тепленькой кровати спал, у жены под боком!

– Ревнуешь? – усмехнулся Сергей. Он вытащил из машины грязный пакет и, вывалив на землю скомканные штаны с ботинками, принялся переодеваться.

– Ты ее трахал? – спросила Мария, насупившись.

– Имею полное право, – невозмутимо ответил Сергей.

– Ну да, – угрюмо проговорила она, наблюдая, как тот зашнуровывает ботинки, покрытые кровяной коркой. – От твоих штанов несет, как из помойки.

– Что поделать, – вздохнул Малышев. – Издержки производства… Кстати, когда у тебя была течка, я благородно промолчал, хотя ты благоухала тоже далеко не розами.

Глаза Марии гневно сверкнули.

– Напомнить, у кого в тот вечер чесалась шишка?!

Малышев поморщился.

– Хоть ты не порти мне настроение, дорогая. Давай закончим дело, а потом тебе все будет. Как говорится, копать-хоронить. Шампанское, свечи, какава с чаем и прочая романтическая пое…нь. Как наши клоуняшки? Еще в отключке?

Мария зевнула.

– Полагаю, они уже должны прийти в себя.

На губах Малышева расцвела улыбка.

– Ну и чудно.

Он натянул на руки резиновые перчатки, расправив складки на пальцах.

– Я займусь дорожкой, – сказала Мария. Она открыла задние двери «буханки», вытащив наружу полуторалитровую бутылку подсолнечного масла и кисть. Еще раз зевнув, женщина направилась к высоченному холму, поросшему редким кустарником.

Между тем Сергей остановился у громадной лиственницы. В двух шагах от дерева зияла глубокая яма, откуда слышался шорох.

– Тирлим-бом-бом, – пробормотал милиционер, скидывая с плеча рюкзак. – Клянусь своим дурацким лбом…

Увидев скорчившиеся тела молодых людей, он заулыбался, словно случайно встретил старого приятеля:

– Привет, поросята! Как прошла ночь?

Его вопрос остался без ответа, поскольку рты троих парней и девушки были заткнуты кляпами. Изможденные, бледные и осунувшиеся, сейчас они меньше всего напоминали «золотую» молодежь, торопившуюся повеселиться в ночном клубе. Игорь что-то промычал, мотая головой из стороны в сторону.

– Можешь не стараться, я все равно ни хрена не понимаю, – фыркнул Малышев.

Он вынул из рюкзака веревочную лестницу и, закрепив ее одним концом на обломанном суку лиственницы, другой забросил в яму.

– Тирлим-бом-бом… – снова тихонько запел он, начиная спускаться в яму. Его ботинок, вымазанный бурой кровью, наступил на локоть Юрия, отчего парень конвульсивно дернулся, издав глухой стон.

– Чудесный день, не так ли? – подмигнул Малышев молодому человеку. – Есть такая песня Good day to die[3]3
  Хороший день, чтобы умереть (англ.).


[Закрыть]. Кто из вас английский знает, клоуняшки? Или все, что вы умеете, – бестолково гонять по трассе и калякать помадой разные пакости?

Сверлящий, тяжелый взгляд Сергея переместился на Тамару, которая расширенными глазами смотрела на мужчину. Ее затравленный взгляд был пронизан ужасом.

Малышев протянул руку и вырвал изо рта девушки грязную тряпку, влажную от крови и слюней. Тамара пискнула, вжав голову в плечи. Разбитые губы и нос вспухли и раздулись, все лицо покрыто засохшими разводами крови.

– Привет, киска. Все еще хочешь меня удивить своими сиськами?

– Пожалуйста, – тихо проговорила Тамара. – Пожа…

– Улыбнись, – вдруг попросил Сергей, и девушка моргнула, мысленно задав себе вопрос, не ослышалась ли она.

– Ну чего зависла? – хихикнул Малышев. – Улыбнись. По-настоящему. Представь, что ты пришла на собеседование и тебе нужно во что бы то ни стало охмурить твоего будущего работодателя. Может, от этой улыбки зависит твоя карьера, а то и судьба, детка.

Разбитые губы Тамары чуть раздвинулись в неуверенной улыбке. Мелькнула брешь в передних зубах – результат жесткого столкновения с подоконником.

– Ты улыбаешься ртом, киска. А в твоих глазах – безнадега и смерть, – покачал головой Малышев, начиная развязывать девушку.

– Прошу вас… Не делайте ничего со мной, – прошептала Тамара.

– А теперь, когда твои чудесные ручки свободны, я хочу, чтобы ты показала мне свой коронный жест, – сказал Сергей, обворожительно улыбнувшись.

Тамара замерла. Словно ища поддержки, она испуганно посмотрела на друзей, но те лишь испуганно таращились на обнаженного по пояс мужчину, который возвышался над ними устрашающей горой.

– Ты что, оглохла? – ласково спросил Сергей. – Я же ясно выразился. Покажи мне свой средний пальчик. Пошли меня на три буквы по-американски. Именно той рукой, которой ты мне его демонстрировала неделю назад. Из окна вашей крутой машины.

Тамара медленно вытянула вперед руку, и, пряча взгляд, нерешительно выставила средний палец.

– Класс, – похвалил Малышев, засияв. – Десять баллов! А кто из вас, клоуняшек, знает историю происхождения слова fuck? А? Кто в курсе, может громко пернуть, и я вытащу у него кляп изо рта, чтобы услышать вашу версию.

Малышев обвел притихших парней безумным ухмыляющимся взглядом.

– Так… судя по отсутствию газовой атаки, ни фига-то вы не знаете. Что же, проведем краткий ликбез. В Средневековье наказания за сексуальные преступления были очень тяжелы. Многое из того, что мы сейчас делаем не задумываясь, в те времена подвергалось серьезным карам. Даже настойчивое разглядывание интимных деталей анатомии собственной супруги. Прикиньте! Когда преступников везли на казнь, на них надевали табличку, объясняющую зрителям суть преступления каждого. На сексуальных извращенцев вешалась табличка FUCK, что расшифровывалось как For Unlawful Carnal Knowledge. В переводе это означает «за незаконное познание плоти». Так-то.

Он придвинулся ближе к Тамаре и, прежде чем девушка успела о чем-то подумать, молниеносно схватил ее за правую руку. Она вскрикнула, пытаясь высвободиться, но крепкие пальцы мужчины сжимали ее хрупкую кисть, словно клещами.

– Знаешь, что во всем этом забавное? – зашептал Сергей, приближая объятую паникой девушку к себе. – Во всем, что сейчас происходит, виновата ты, глупая киска. Ад для вас начался с той самой секунды, как ты швырнула мне песок в глаза. Если бы ты сидела смирно, я вызвал бы сотрудников ДПС.

Он ткнул пальцем в Жоржа.

– У этого обкуренного мудака, скорее всего, изъяли бы права. Вас бы отвезли в участок, «продули» бы на алкоголь и так далее. Вы, конечно же, позвонили бы кому-то из своих родных, и, вероятно, максимум через час вас бы отпустили. И все, вы поехали бы дальше по своим важным делам. Вам ведь не впервой с этими неприятностями сталкиваться? Но нет. Захотелось стать героями?

– Пожалуйста, отпустите, – всхлипнула Тамара, и Малышев усмехнулся. Вытащив из наколенного кармана кусачки, он, больно вывернув руку девушки… с коротким хрустом «перекусил» ее средний палец.

Обезумев от захлестнувшей боли, Тамара зашлась в пронзительном визге. Ее трясущаяся рука мгновенно окрасилась кровью, глаза вылезли из орбит, словно вот-вот готовые выплеснуться наружу под чудовищным внутричерепным давлением.

– Заткнись, – презрительно бросил Малышев. Он подбросил палец в воздух, ловко поймав его на лету, как монетку. – Люди теряют ноги-руки, а ты из-за какого-то пальчика вой подняла. Я видел десятилетнюю девочку, которой осколком срезало пол-лица. У нее болталась щека с носом. Но она ползала по дороге, словно ничего не случилось, и звала маму.

– Нет. Нет, нет, – мотала головой Тамара, с ошеломленным неверием глядя на кровоточащий огрызок вместо пальца. – Зачем вы… зачем вы это сделали?!

– Потому что мне так захотелось, киска, – спокойно сказал Сергей. – Снимай трусы.

Пленница таращилась на него, как на инопланетянина.

– Ты оглохла? Снимай трусы, или я оторву тебе руку! – прикрикнул Малышев, и Тамара, тихо плача, принялась стаскивать трусики.

– Задери платье и наклонись, – приказал он.

Слезы брызнули из глаз девушки с удвоенной силой.

– Что… что вы хотите? – пролепетала она, видя, как мужчина обходит ее сзади.

– Хочу вставить твой пальчик туда, где ему самое место, – пояснил Сергей. Он задвинул окровавленный палец в анус девушки, но та неожиданно пукнула, и он выскользнул наружу.

– Клево, – развеселился Малышев, без тени смущения подбирая его с земли. – Интересно, если я запихну в тебя магазин с патронами, твоя задница сможет стрелять?

Тамара судорожно всхлипывала. Ей хватило благоразумия промолчать, не провоцируя Сергея на дальнейшее безумство.

– Ладно. Найдем ему другое применение, – заявил Малышев и, склонившись над Игорем, сунул ампутированный палец в «тоннель» его правого уха. – Смотри, как здорово! Очень стильно и оригинально, не находите?

Он с удовольствием разглядывал торчащий из дырки палец.

– Думаю, если в другое ухо вставить писюн, будет еще круче, – предположил Сергей. – Как считаете? Кто пожертвует своим сморщенным червячком, тот получит шоколадку. Ну? Нет желающих?

Он вытер заляпанные кровью руки об штаны и с любопытством посмотрел на хнычущую девушку.

– У меня к тебе предложение, киска. Ты хочешь вылезти наружу? И отправиться домой?

Тамара подняла голову. По бледному лицу струились дорожки слез, размывая грязь и кровь.

– Хочу, – прошептала она.

– Вот и чудесно. Я даю тебе топор, и ты крошишь своих друзей. Кромсаешь их так, чтобы кусочки поместились в яйца из-под киндер-сюрпризов. Если с топором не справишься, я дам тебе пилу. Думаю, за сутки ты должна управиться. Если кусок не влезет в яйцо, получишь «неуд». Тогда за тебя примусь я.

Тамара продолжала тупо смотреть на ухмыляющегося мужчину, словно до ее сознания не дошло ни одно из произнесенных слов, словно они отскакивали, как теннисные мячики от стенки.

– Я вижу, ты в раздумьях, – понятливо закивал Сергей. – Пока ты принимаешь столь ответственное решение, я хочу послушать, что по этому поводу думают твои друзья. Не сомневаюсь, тебе тоже будет интересно узнать их мнение.

Произнеся это, Малышев вытащил кляпы у ребят. Юрий закашлялся, а когда приступ прошел, жалобно заскулил.

– Слушайте, давайте договоримся, – хрипло произнес Игорь. – Не надо этого беспредела…

– Договоримся? – переспросил Малышев. Он выглядел слегка озадаченным. – А что вы можете мне предложить?

– Денег. Мой отец даст много денег, – торопливо проговорил Игорь.

Малышев скривился, словно неожиданно обнаружил в тарелке с дымящимся ужином дохлого таракана.

– Опять родители… Вы в состоянии хоть сами что-то сделать?

Игорь понуро молчал.

– Отсоси у меня, – предложил Сергей. – Согласен? С заглотом моего омолаживающего геля. И я тебя отпущу.

Игорь густо покраснел.

– Ну че глазки отвел? – засмеялся Малышев. – Подумаешь, взять за щеку… При нынешнем раскладе весьма выгодный бартер.

Игорь инстинктивно вытер рот, как если бы уже согласился и выполнил столь неожиданное предложение мужчины.

– Скучно с вами, малыши, – резюмировал Серей после короткой паузы. – Поиграть в лавку мясника вы не хотите, от минета тоже отказываетесь…

– Пожалуйста, не убивайте нас, – проблеял Юрий. Он был настолько объят леденящим ужасом, что буквально кожей ощущал, как на его шее затягивается петля.

Малышев взглянул на Тамару, которая завернула окровавленную руку в нижний край блузки.

– Так что решила, киска?

– Я…

– Громче! – вдруг рявкнул Сергей. – Говори громче, шлюха! Там, на трассе ты заливалась соловьем!

– Я не могу, – прошелестела Тамара, и он презрительно хмыкнул.

– Я так и думал. Хочется верить, что ты проявила благородство, но почему-то мне кажется, что ты просто ссышь. А кроме того, это непросто – разрубить на мелкие части троих взрослых парней. Ты, наверное, и топор не поднимешь. Тяжелее члена и помады за свою жизнь вряд ли вообще-то что-то еще держала. Ладно. Развяжи этих придурков.

С этими словами Сергей вылез наверх и посмотрел на пленников. Тамара не двинулась с места, с застывшим лицом баюкая изувеченную руку.

– Киска, ты слышала, что я сказал? – мягко произнес Малышев. – Если ты будешь сидеть как истукан, веревки сами собой не развяжутся. Делай, что тебе говорят, либо я плесну на вас щелочи. У меня в машине целая канистра.

Тамара вздрогнула, будто очнувшись от тревожного сна, и принялась торопливо распутывать узлы на руках Жоржа.

«Если бы сейчас тут был Руслан, – внезапно подумала она. – Он бы разорвал тебя на части, мерзкая тварь…»

У нее еще теплилась надежда, что ее двоюродный брат по кличке Грот все же прослушал голосовое сообщение, которое она сделала еще там, в доме Алекса. Но даже если так, то что он сможет сделать? Пускай Руслан даже узнает через свои связи, кто этот психопат на «Форде»?! Ее брат там, в Кемерово, а она здесь, в вонючей яме, в лапах этого отмороженного шизофреника… Когда Руслан заподозрит, что произошло что-то неладное, и поспешит к ней на помощь?!

«Когда он начнет звонить тебе, а ты не возьмешь трубку, – прошептал внутренний голос. – Вам придется потянуть время…»

Тем временем Сергей молча наблюдал, как Тамара, кривясь от боли, развязывает своих приятелей. Когда от веревок был освобожден Жорж, он сказал, ткнув в него пальцем:

– Вылезай.

– Зачем? Что… что вы хотите сделать? – промямлил Жорж дрожащим голосом.

– Покататься. Ты ведь любишь кататься? – прищурился Малышев.

Сбитый с толку, Жорж принялся карабкаться наверх. Как только молодой человек вылез из ямы, Сергей вытащил лестницу и, свернув ее, положил у дерева.

– Смотри, – сказал он, указывая наверх, и Жорж задрал голову. На высоте пару метров от земли к стволу лиственницы крепилась широкая скоба из металла, от которой вверх на холм тянулся толстый стальной трос. Жорж медленно повернулся, пытаясь определить, где он заканчивается, но единственное, что ему удалось рассмотреть, был длинный ствол дерева, странно желтеющий среди кустарников. Ствол был направлен строго вниз, как раз под тросом, словно гротескная горка. На самой вершине холма стояла Мария. Заметив, что Сергей смотрит на нее, она приветливо помахала рукой с малярной кистью. Малышев нежно улыбнулся и поднял правую руку со сжатым кулаком.