Текст книги "Здрасьте, а Саша выйдет?"

– Ну что, сдал? – крикнул приёмщик проходящему возле него Костяну.

– Сдал, – ответил Костян и помахал скомканной сумкой.

Делец выругался непонятными словами и вскинул газетку. Контрольный выстрел был за нами. Джон и я сидели в засаде неподалёку, ожидая подходящего момента. Едва к автомобильной будке подошёл потенциальный клиент, как тут же появились и мы.

– Двадцать одна, – пересчитал тару приёмщик и полез в сумку на поясе.

– Дяденька, а можно у вас бутылок купить?

В ответ оба посмотрели на нас вопросительным взглядом.

– В смысле? – недоумевал торгаш.

– Продайте нам бутылки, пожалуйста.

– Как это, продайте? – все ещё не понимал дядя.

– Ну продайте нам бутылки за пятьдесят пять. Только чистые.

– А грязные мы по сорок возьмём, – сказал Джон.

– Ты что, обалдел? – обратился он к нему.

– Вы же принимаете по пятьдесят, а мы у вас купим по пятьдесят пять. Только мы много сразу не можем взять, у нас сумка не очень большая. Но мы через полчаса вернёмся и ещё возьмём. Вы заработаете, и мы тоже.

– Мои возьмёте? – сказал пошарпанный тип, который не спешил брать деньги из рук приёмщика.

– Конечно возьмём. Сколько у вас?

– А ну-ка, быстро пошли вон отсюда! Я вас сейчас сдам в милицию! – злобно горланил скупщик. – А ну, быстро проваливайте отсюда. Паразиты!

Мы отбежали в сторону парней, и каждый эмоционально рассказывал, как всё прошло. Игра только начиналась. Приёмщик неподвижно загорал на солнце, мы же глаз не сводили с фургончика, чтобы не пропустить ничего важного. Спустя полчаса пустоты и одиночества к нему подошёл кто-то, кого он хорошо знал. Они крепко обнялись, будто не виделись год, а затем пришедший остался возле фургона, как мы поняли, сторожить. Сам же делец направился по нашему маршруту. Мы бросили пост наблюдения и через дворы на всех парах помчались к другому пункту приёма.

Издалека было заметно, как горячий воздух поднимается над плоской металлической крышей киоска, создавая миражи и намекая, что внутри дела обстоят еще хуже. Дверь ларька была открыта настежь, а тюль закинута на неё, чтобы ничто не останавливало драгоценную тридцатиградусную прохладу. Агент Константин стоял возле ларька с пустой сумкой, которая и без бутылок выглядела наполненной. Завидев волосатого, он загородил спиной сумку и принялся делать вид, что достаёт бутылки.

– Чего тебе? – спросила полурасплавленная женщина.

– Бутылки хочу сдать.

– Ну так сдавай, чего ты мне ветер загораживаешь.

– А по сколько возьмёте?

– По пятьдесят, если чистые.

– А если грязные?

– Тогда по тридцать.

– А если белые?

– По тридцать.

– А если с землёй внутри?

– По двадцать, – едва находила силы отвечать приёмщица.

– А если сколотые?

– Ты чё меня донимаешь, а? – махала она из последних сил тетрадкой, в которой вела учёт.

– Мне надо знать. У меня бутылок очень много, и я пока не решил, что мне с ними делать.

В этот момент директор конкурирующего предприятия переработки стеклотары приближался к точке. В его движениях чувствовался бескомпромиссный напор. Делегат выглядел официально, одетый в белую майку без рукавов, строгие шорты и начищенные шлёпанцы. Шаркая тапками по пыльному асфальту, он глазел на Костяна.

– У меня штук двести, – громко произнёс Костик.

– Отлично! – воскликнула приёмщица, словно её окатили живой водой. – Неси давай скорее. Двести – так двести! Все приму! Двести приму!

– Спасибо большое! – крикнул в ответ Костик, второпях складывая сумку в огромный клетчатый комок. – По шестьдесят мне очень нравится сдавать. Скоро принесу!

Он побежал, едва не наступив на ногу нашему обидчику, и едко улыбнулся. Тот с ходу заглянул в дверь будки и возмущённо спросил:

– Ты что, по шестьдесят берёшь?

Буква Ч звучала яростно и звонко, словно он порвал по диагонали любимую газету.

– С чего ты взял? – невозмутимо ответила стеклотарщица.

– Я что, дурак! Ты мне что зубы делаешь? Я же вижу, что ты по шестьдесят берёшь. Сегодня ни одного человека у меня не было.

– А я тут причём? Посмотри жара какая – ходить тяжело.

– Конечно. За пятьдесят ходить тяжело, а за шестьдесят уже нормально.

– Ты чего это на меня наехал? Посмотри на цену на стекло, – она подняла пересохший палец и указала в окно будки.

Мужичок вышел из дверного проёма и увидел нас с Джоном, стоящих возле ларька, выставляющих бутылки на полку.

– Вот, ещё бутылки, – сказал я и с улыбкой ждал вознаграждение.

– Десять штук, пять рублей, – протянула она деньги в окно.

– Как пять? Шесть же должно быть, – негодовал я. – Шестьдесят на десять, это будет шесть.

– А с чего ты взял, по что шестьдесят? Написано же, что пятьдесят! Читать не умеешь цифры? – крайне грубо ответила она.

– Как пятьдесят? Снова пятьдесят стало?

– Всегда пятьдесят и было! – кричала она, не вставая с места.

Мы в десятый раз сложили всё те же бутылки в сумки и отошли в сторонку. Удивительно, как они до сих пор ещё держали форму. От греха подальше Джон попросил меня встать на безопасном расстоянии. В киоске была настоящая перебранка на повышенных тонах.

Через пять минут всё закончилось, а унылая женщина, выпроводив своего бывшего союзника, громко закрыла дверь. Видимо с этим дядей ей было ещё душнее.

Остаток дня мы провели в поисках бутылок под палящим зноем и даже радовались, что вода в уличном кране была такой холодной. На следующее утро мы с Джоном тащили здоровенную сумку уже действительно набитую бутылками мимо злосчастного фургона.

– Эй. Неси сюда. Я возьму по шестьдесят, – издалека поприветствовал скупщик.

– Зачем нам сдавать вам? – деловито отвечал мой финансовый партнёр. – Вы нас постоянно обманываете, а там нас всегда ждут.

– Что ты! Я никогда вас не обманывал. Что же вы такое говорите, юноша? Просто вы тогда были непостоянными клиентами. А теперь постоянные! Шестьдесят за чистые отдам прямо сейчас.

– А не обманете?

– Ну что ты! – божился дядя. – Каждый раз буду так платить.

Через пару дней цена на бутылки снова упала до пятидесяти копеек. Видимо, приёмщики быстро помирились и решили организовать новый картельный сговор. Как и говорил отец, бизнес по переработке стекла оказался не таким прозрачным, как сами бутылки. Может быть поэтому зелёные и коричневые всегда стоили чуть дороже. Не знаю. Мы всё-таки наскребли на пару шоколадок, и, конечно, тут же съели их, запивая газировкой. Бутылки мы больше не сдавали никогда. Хватит с нас этого бизнеса.

Глава 14. Кошелёк

Возможно, самым непонятным для нас вопросом были деньги. Да, впрочем, и всё, что с ними связано. Нет, у нас не было с ними проблем, потому что и денег не было. Семьи наши жили скромно, но вроде бы в достатке. Хотя что такое достаток, мы понимали тоже весьма условно. Вот, скажем, лежит на полке пакет с печеньем или огромный тульский пряник с вкусной вишнёвой начинкой. Ты можешь пойти в магазин, встать в очередь и купить его. Это значит, что денег у тебя достаточно. Но повторить это назавтра ты уже не сможешь, потому что деньги закончились. Значит всё-таки недостаточно. Я старался особо не размышлять о деньгах. Да и какой толк в теории? Нет, я не был так уж безграмотен по финансовой части. Меня учили бережному отношению к деньгам, ну, скажем, не совать как попало в карманы, а аккуратно перегнуть по центру, учили копить на крупную покупку, пряник опять же или шоколадку. Но на голой теории далеко не уедешь, ведь своих-то у меня нет, а родительские до копейки распланированы. Есть, конечно, любящие бабушки с дедушками. Но их сочувствие непостоянно. В общем говоря, мы вышли такими высокоморальными и честными, потому делить нам было нечего.

– Ден, привет! – крикнул я издалека.

– Капец ты, Саня, долгий. Очень долгий!

– А чего, чего, – заинтересовался я, – пропустил что-то?

– Сейчас тут такое было! Костян до сих пор дома, а Джона мать увела.

– Драка что ли?

– Лучше! Собака опять та прибегала.

– Бульдог?

– Ага. Пришёл и давай за нами носиться. Мы на дерево. А этот слюнтяй сидит внизу и не уходит. Костян отломил ветку и как даст ему!

– А что он?

– Тот в палку вцепился и отпустить не может.

– Как так?

– Джон сказал: «Мёртвая схватка». Вцепился и держит, только слюни текут из пасти, – широко улыбнулся Ден.

– А потом? – нетерпеливо допрашивал я.

– А потом было интересно. Эти всё смеялись над нами, гадюки.

– Клювдия?

– И эти две как всегда с ней. Пока мы на дереве сидели, они над нами ржали так, что слышно было. Костян, наверное, только от злости и спустился. Собака бегает под деревом – во рту у неё палка. Мы за разные концы палку взяли и потащили к бабкам. Те бежать!

– А-а-а! – рассмеялся я, представив, как бабки рванули от слюнявого бульдога.

– Клювдия побежала в подъезд, зацепилась за лавку этим… ну у платья…

– Подолом?

– Да, подол оторвала – вон он лежит на лавке.

– А что с собакой?

– А что с собакой… она палку разжать не может, держит. «Мёртвая схватка» же. Ну мы её так и повесили меж двух деревьев там, напротив третьего.

– Она всё ещё висит? – радостно спросил я.

– Нет. Сняли уже. Пришёл этот длинный дядька из пятого, который в прошлый раз нам лопату давал, кошку хоронить. Он ей челюсти разжал другой палкой. А то она минут двадцать провисела, – завершил рассказ Ден.

– Я всё пропустил.

– Да, весело было.

– А Джон почему дома?

– А так его собака ухватила за зад.

– Цапнула?

– Не укусила, только поцарапала вроде. А Костян сам ушёл. От греха подальше. У него сегодня мама дома на выходном, он пошёл ей помогать что-то. А ты сам-то где пропадал? Вроде только поесть же пошёл, – Ден сел на лавочку и начал активно болтать ногами, словно бежал от пса.

– Я домой пришёл, а там мама меня в магазин послала за мукой на блины.

– Эх, сейчас бы блинчиков… – тоскливо помечтал Ден.

– Ага, – ответил я весьма безразлично.

События были очень интересными, но моя голова была совсем не здесь. Пребывая в собственном воображении, я смотрел в сторону дерева, где висела собака, но думал о своём.

– Что делать будем? – спросил Ден.

– Даже не знаю.

– Пошли тогда на приставке поиграем. Я там застрял на семнадцатом уровне. Может ты сможешь?

– Слушай, – начал я, – а как ты думаешь? Вот если человек потеряет деньги, то они ведь теперь уже не его?

– Как это, потеряет?

– Ну вот помнишь, как ты в прошлом году шапку потерял?

– Так я же нашёл потом. Бабушка забыла, что выстирала и на балконе повесила, – пожимал плечами Ден.

– Нет, это не то. Надо так, чтобы прямо совсем потерял. Без бабушек и балконов. Вообще насовсем чтобы потерял.

– Я раз ключи потерял от дома. Ох мне и влетело тогда от матери. Ну правда не сразу, а через месяц где-то, когда она вернулась из командировки.

– Всё это не то. Ладно, по-другому попробую. Вот допустим, ты шёл по улице за хлебом и потерял деньги на хлеб. Выпали они у тебя из кармана! – заводился я, активно жестикулируя перед лицом Дена.

– Так я всегда во внутренний кладу…

– Да это неважно! Представь, что карман у тебя дырявый был. Оба, оба кармана насквозь были худыми. И из тебя, как из перевёрнутой копилки, выпала, скажем, тыща. Представил?

– Ни фига себе! – воскликнул Ден.– Прям тыща?

– Ага! Тыща! Твоя личная, кровная твоя тыща взяла и выпала. А потом…

– Погоди, – перебил напрягавший воображение Ден. – А на фига я на свою-то кровную тыщу буду хлеб покупать?

– Ну не хлеб, ладно! Пусть это будут конфеты. Шёл ты себе такой довольный, со своей тыщей в магазин за конфетками, за своими любимыми, которые с вафлями. И тут у тебя из дырявого кармана выпали деньги прямо на тротуар. А ты и не заметил даже. Шёл себе дальше, воображая как нагребёшь целый пакет «Мишек на севере».

– Это было бы очень больно.

Кажется, воображение Дена проснулось. В его пустых до этого момента глазах пробудились знакомые эмоции – чувство утраты чего-то значимого. Он искренне опустил взгляд, с сожалением стиснул губы и замолчал.

– Ну так вот, – продолжал я конструировать картинку, – а в этот момент следовал за тобой человек. Той же дорогой шёл, не зная тебя и твоих планов. И вдруг…

– Не продолжай. Я всё понял, – произнёс Ден и посмотрел на меня, – это настоящая потеря. Бабушка бы точно не пережила, ну, без корвалола.

– А ты? Ты бы расстроился?

– Конечно! Я бы после такого неделю бы плакал. Это же тыща! И мама меня сразу бы убила. Ну, в смысле, когда бы вернулась из командировки.

– Понятно, что расстроился бы. Но вот слушай дальше. Если ты потерял, то другой человек ведь не виноват, что нашёл, да?

– Не знаю даже.

– Нет, ну а что, он разве виноват, если он просто шёл и нашёл? Он же не виноват, что из тебя деньги выпали.

– Вроде бы… – как-то нерешительно ответил Ден, всё ещё пребывая в эмоциональной связи с утраченными конфетами.

– Ну как, вроде бы! Он же не карман тебе разрезал, а просто шёл следом.

– А если это он разрезал? У меня, знаешь ли, дырявых карманов нет. Мне бабушка все штопает.

– Да блин, Ден!

– Да не заводись, Сань. Чего ты вообще спрашиваешь-то? Ты деньги нашёл что ли?

– Нет, нет, – ответил я.

– А зачем спрашиваешь тогда?

– Да просто думаю. Мало ли, вдруг найду.

– Так если найдёшь, то отдашь – и всё.

– А если не отдам?

– Слушай-ка, а ведь ты прав, – внучек вывернул пустые карманы наизнанку, – надо бы на всякий случай проверить все карманы. Не хотелось бы, чтобы какой-то козёл на твои кровные денежки вафли покупал.

– Почему ж сразу козёл? Он ведь просто шёл!

– Никто просто так не ходит, – подозрительно заметил Денис.

– Пацаны, привет! – послышалось издалека.

Мы синхронно повернулись на приветствие, не сходя с лавки. В нашем направлении бежал Джон в какой-то нелепой белой футболке с лицом огромного гривастого льва на ней. Она была явно больше него, и мы никогда его раньше в ней не видели. Зная его расчётливых, нет, надо даже сказать, сверхрациональных родителей, она, вероятно, была уготована ему на вырост, но что-то пошло не так, и ко дню выдачи Джон не вырос. Прилично так не дотянул.

– Привет Джон! – с улыбкой на лице встречал я своего товарища. – Ругали?

– Да нет, всё в порядке. Только вот она мне майку порвала, и надеть нечего было.

– Так у тебя ж полно всего! – как-то даже завистливо подметил я.

– Это всё школьное, в нём нельзя во двор.

– Ага, мне бабушка также говорит, – сказал Ден.

– Что делаете, ребят? – присел на лавку Джон.

– Да ничего, сидим просто. Обсуждаем, что делать с деньгами, которые Саня нашёл.

– Да ничего я не нашёл, слушай его больше, – отнекивался я.

– Как нашёл? Сколько?

– Да нету у меня ничего. Что вы пристали, – нервно отвечал я и даже вскочил с лавочки.

– А чего ты меня тогда спрашиваешь про кошелёк и про карман дырявый. Я что, зря это всё пережил? – картинно схватился за сердце Ден. – Джон, а вот ты бы вернул, если бы нашёл?

– Я бы вернул, – спокойно и без лишних раздумий ответил тот и тут же вскочил с лавочки, – я бы сразу отдал и даже в кошелёк бы не стал смотреть.

– А вдруг там пусто? – спросил я. – Вдруг там и денег-то нет.

– А это неважно! Если ты что-то нашёл, то надо отдать находку. Это правильный поступок.

– Откуда ты знаешь? – присаживаясь на лавочку, спросил я.

– Разве ты не понимаешь! Ничего нельзя никогда чужого брать.

– А с чего ты вообще решил, что этот кошелёк чужой?

– А ты что, свой что ли нашёл? – рассмеялся Ден.

– Я ничего не нашёл! Повторяю тебе сто раз, дураку. Если бы кошелёк лежал на тротуаре, то разве он кому-то принадлежал бы?

– Конечно, у него ведь был хозяин! Это его вещь, – Джон разводил руками, намекая, что это очевидно.

– То-то и дело, что был! Хозяин кошелька ушёл уже на троллейбус и сейчас репу чешет, объясняя кондуктору, что у него дырка в кармане. Или может он просто растяпа. А кошелёк-то уже всё, ту-ту, уплыл от него.

– А если у кошелька нет хозяина… – задумчиво проговорил Ден.

– Значит он уже ничейный, – завершил я.

– Есть! Есть у него хозяин. Просто кошелёк сейчас не при нём. Но хозяин есть, – жарко спорил Джон, – и он сейчас, ко всему прочему, очень расстроен. Уехал куда-то далеко и грустит.

– Это вряд ли, Джон.

– Конечно же грустит! – настаивал тот.

– Нет, в смысле вряд ли далеко. Куда ты без денег-то уедешь?

– Нужно его найти и вернуть. Это хорошее дело, ребята!

Я снова погрузился в раздумья в поисках ключевого аргумента. Мне прекрасно было известно, что деньги просто так на дороге не валяются. Иначе бы попросту эта поговорка не доносилась от каждого второго. Но сейчас всё было намного сложнее!

– Но чтобы узнать что-то о хозяине, придётся ведь кошелёк открыть! – воскликнул Ден.

– Придётся, да, – ответил на это Джон.

– Но тогда ведь мы узнаем, сколько там денег.

– Да, но их надо вернуть. Тут же!

– А если там всего лишь сотка?

– Значит, человек был беден, и даже эта сотня ему очень нужна.

– А если тыща?

– Вернуть!

– Пять тыщ!

– Вернуть, вернуть! Всё вернуть.

– Но можно хотя бы себе соточку оставить? – с надеждой на одобрение продолжал Ден.

– Нельзя! Нужно вернуть всё!

– Ну, а если там десять тыщ? Значит он был богат, и деньги ему не так уж нужны…

– Да что ты спрашиваешь, Ден! Столько и в кошелёк-то не влезло бы. И потом, вдруг это его последние деньги. На машину, например.

– Последние деньги в кошельке не хранят, их под матрас кладут.

– Подожди, Джон, я понял, что ты вернуть хочешь. Но как вернуть, если человек уже уехал?

Тут из-за куста появился Костян. Безумно весёлый и оживленный.

– Сань, тебе уже сказали?

– Про собаку-то?

– Эх, не успел. Хотел тебе первым рассказать. Ну короче, это я придумал её повесить на дерево.

– Да я уж догадался, что ты.

– Круто, да?

– Ага. Только я всё пропустил.

– Так ты где был-то?

– Кошелёк чей-то подбирал, судя по всему, – язвительно ответил Джон.

– Серьезно что ли? – ещё сильнее обрадовался Костян. – Сколько нашёл?

– Прекратите немедленно делить чужие деньги! – заслонил меня Джон.

– Да ничего я не нашёл, Костян, слушай их больше! Я просто спрашиваю, надо ли отдавать деньги, если нашёл. Это лишь из любопытства.

– Так ты нашёл или нет!?

– Не нашёл, – стиснув зубы выдавил я.

– А, ну тогда и возвращать нечего. Сначала найти надо, потом уж думать.

– Нечего думать. Найти и сразу отдать, – отрезал Джон.

– Это ещё зачем? – искренне удивлялся Костян.

Джон аж подпрыгнул от такого вопроса. Он схватил Костяна за плечи и усадил на лавку к нам двоим, а затем встал во весь рост.

– Да вы послушайте, что вы говорите-то! Это же чужая вещь. Человек ведь трудился, работал для того, чтобы заработать эти деньги, может быть даже рисковал жизнью. Вот, как твоя мама, Ден! Она на севере работает, и там очень холодно.

– Даже летом, – подтвердил Ден.

– Или твоя мама, Костян. Она жизнью рискует, её там бандиты могут убить. Ну представьте, что вы копили весь год на крутой велосипед, рублик за рубликом складывали в баночку: от каждой собранной бутылки, от каждой маленькой сдачи, от каждого подарка бабушки. И настал тот самый долгожданный день, когда вы пошли его покупать на рынок. Новенький классный велосипед, с толстым багажником и катафотами на колёсах, с брызговиком из резины! Да так волновались и спешили, что по ошибке сунули кошелёк мимо кармана, увидев приближающийся троллейбус. Это же настоящее горе, трагедия. Понимаете? И тут, после всего пережитого, вдруг приходит какой-то незнакомец, которого вы и видеть-то не видели никогда, и возвращает вам тот самый кошелёк со всеми деньгами. Ну разве вы не будете рады, разве не захотите отблагодарить этого человека?

Повисла такая неловкая пауза. Это примерно так, как когда тебя стыдят твои родители за какой-то мелкий проступок, скажем, ты девочку толкнул или пришедшему Деду Морозу вместо стишка с порога решил задать вопрос о количестве подарков. Только это даже хуже, потому что укоряет тебя твой собственный друг.

– Сколько, думаешь, дадут за велик? – уточнил Ден.

– Чего дадут? – переспросил Джон.

– Денег дадут. Ты же говоришь, человек захочет отблагодарить.

– Да разве деньги важны! Ты человеку доброе дело сделаешь, хорошее, большое доброе дело, Ден.

– То есть ты считаешь, – начал спорить Костян, – что деньги не так уж важны?

– Вообще не важны! Главное – доброе дело сделать.

– Так если не важны, тогда зачем они ему? Пускай на троллейбусе ездит, вместо велика.

– Нет, Костян! Ты всё перепутал. Ему они как раз важны и нужны, чтобы велик купить. А нам – не важны, потому что мы хотим человека сделать счастливым!

– Странно, что мы не хотим сделать счастливым меня, – с упрёком заявил Костян.

– Ты и будешь счастлив, Костя, когда сделаешь доброе дело!

– Честно говоря, я так-то велик хочу больше, чем доброе дело. На добром деле ты на пруд за карасём не уедешь.

– Но ведь это не твои деньги, Костян! Ты на свои купи велик и едь на пруд за карасём, как честный человек, – возбужденно спорил Джон.

– Найти ничейное разве нечестно? А если бы я не нашёл, то кто-то другой бы нашёл и купил себе велик. Ты что хочешь – чтобы я нашёл или кто-то чужой? Смотри, Джон, чужой человек тебя на пруд на багажнике не повезёт.

– Не ругайтесь, – вмешался я.

Ребята притихли. На мгновение показалось, что все выговорились и успокоились, и пламя горячей дискуссии вот-вот затихнет. На самом же деле каждый тихонечко пошёл за бензином. Ден встал с лавки поближе к Джону и неожиданно для всех начал длинную речь.

– Знаете что! А может быть, Джон прав. Мне, конечно, сложно представить себе того мужика, который потерял деньги. Но ведь если подумать, на его месте могла быть моя бабушка. Она часто что-то теряет. Правда в основном в нашей квартире, и мы потом это находим. Но ведь «теретически» (именно так он произносил это слово), она могла бы сунуть кошелёк в худой карман. Обычно-то она деньги в пакетик кладёт, старый такой из-под молока, потом пакетик в кошелёк, а кошелёк в маленькую сумочку на молнии. И только потом уже в сумку. Но вдруг она бы зазевалась и положила эти деньги мимо сумки!

– Вот именно, – приветствовал Дена в своём лагере Джон. – Представьте, если бы это был карман бабушки Дена. Она такая хорошая женщина и всегда угощает нас вкусными пирогами. Как бы ужасно она расстроилась, потеряв пенсию! – продолжал давить на совесть Джон. – А ведь пенсия – это всё, что у неё есть.

– Да ты уж не преувеличивай тоже. Там гораздо меньше было, – отбивал я обращения к совести.

– Так значит всё-таки было! – ткнул в меня своим пальцем Костик и слегонца отодвинулся.

Я решил, что выгоднее будет проигнорировать Костяна с его навязчивыми подозрениями и ухватиться за новый тезис Джона. Тем более их коалиция уверенно набирала обороты и грозила присоединить к себе моего единственного союзника, который готов был сменить лагерь не ради убеждений, а из вредности.

– Вот вы… – обращался Костян к партии морали, – всё время говорите хороший, хороший. А что если нет? Что если он плохой. Бабушки тоже всякие бывают. У Дена – хорошая, с этим никто не спорит, и пироги у неё всегда очень вкусные. Но что, если бы там была другая бабушка, плохая, гадкая бабушка, которая всю жизнь проработала в киоске по приёму стеклотары и только и делала, что воровала у людей лишнюю копеечку за каждую сданную бутылку. А? – напирал Костян. – А что, если она принимала бутылки по пятьдесят, а на самом деле должна была по рублю. Но она просто никому этого не сказала, и все думали, что по полтиннику, и сдавали, как дурачки. И вот так день за днём она складывала себе эти копеечки, пока не скопила пять тыщ! Сволочь такая. Разве мы должны ей вернуть будем эти деньги?

Джон сжал губы, словно сдерживал какой-то неугодный себе ответ, словно ответ тот был наготове, но ему самому не хотелось его произносить. Ден посмотрел на него требовательным взглядом, ожидая решительности.

– Да! – натужно произнёс Джон. – Наверное, да, тоже должны вернуть.

– Этой-то злой карге, которая у меня зелёные по тридцать брала? – негодовал Ден, отодвигаясь на полшага от Джона и тихонечко присаживаясь на лавочку.

– Не знаю я! Что вы на меня все набросились. Меня так учили, что брать чужое – плохо.

Тут Костян неожиданно встал с лавочки. Затем презрительно посмотрел на меня.

– Не знаю, что хорошо, а что плохо. Я уже совсем запутался. Не понимаю, что хуже: не отдать деньги хорошей бабушке или отдать плохой.

– Да! – зачем-то сказал Ден, глядя на Костяна, продолжавшего мысль.

– Возможно, и человек, который возьмёт потерянное, – это плохой человек. Но гораздо хуже, – Костян сделать свои глаза максимально большими, – тот человек, который нашёл чужую пенсию и не поделился ей с друзьями. Жмотяра!

– Да не находил я ничью пенсию! – крикнул в ответ я.

– Как же! – возразил Костян. – Вижу я, как ты не находил.

– Да! – вскочил Ден. – Я тоже думаю, что находил. Целый кошелёк нашёл. И в нём пенсию. А про мужика всё придумал, чтобы сказать нам, что не успел догнать его, потому что бабку-то он бы больно легко бы догнал. Бабка-то она ведь не шибко быстрая – пока дойдёт до тралика, пока сядет. А у мужика-то ноги пошустрее же. Всё продумал, жмот.

– Я тоже думаю, что нашёл! – Джон неожиданно сел рядом со мной и взял меня рукой за плечо. – Только он сказать боится, потому что сомневается и не принял решение. Такое часто бывает, что человек хочет сделать доброе дело, но стесняется. И он ни в чём не виноват. Пока ещё.

– С деньгами он боится расстаться! – с упрёком бросил Костян.

– А ты бы не боялся? – наконец-то ответил я.

– Нет! Я бы себе оставил всю пенсию. Но с вами бы поделился.

– Да не было там пенсии-то, Костян! Что вы напали на меня как коршуны! Там кошелёк был потертый, чёрный. А в нём проездной лежал.

– А чего ты тогда нам кровь пьёшь?! – закричал Ден.

– Проездной тоже надо вернуть, – тихо, но уже крайне спокойно сказал Джон.

– А деньги? Что, пустой кошелёк был? – не унимался Костян.

– Саня, Сань! Проездной и кошелёк тоже денег стоят. Надо их вернуть.

– Кому вернуть-то, Джон? Первому встречному в чёрной кожаной куртке? Я его лица совсем не рассмотрел, только куртку со спины.

– Пошли туда, всё покажешь.

– Думаешь, он её снял и на дерево повесил, чтобы ты потом получше модель разглядел?

– Да не куртку, а место само покажи.

После недолгих уговоров они всё-таки заставили меня показать то самое место. По пути я забежал в подъезд и быстро поднялся на этаж. Под картофельным ящиком из чёрной финской фанеры, в пыли подъездного пола, лежал полукруглый ключик. Внутри ящика на картошке лежал старый кошелёк. Я взял его оттуда и затем зашёл в квартиру.

– Мам, это я! – крикнул я в дальнюю комнату и прошмыгнул к себе.

– Хорошо, – послышалось оттуда.

Я вышел к ребятам на улицу и повёл их на место. В сущности, это был простой участок тротуара, который вёл к основной многолюдной дорожке. Побитые маленькие бордюры были доверху засыпаны старыми мокрыми листьями берёз и лип, на которых и лежала находка.

– Вот тут, – указал я на точное место и достал кошелёк из кармана.

– Дай же, наконец, посмотреть! – забрал кошелёк Костян и принялся лазить по отсекам.

– Что там? – спросил Джон.

– Проездной там, – ответил я.

– Вот ведь идиот, – возмущался Костик, – в таком-то огромном кошельке носить проездной билет. Тут пятьсот отсеков, и все пустые. Какой толк от этого кошелька?

– Я свой храню в отдельном кармане. Мне бабушка к куртке пришила сразу карман прозрачный, и проездной даже не надо доставать. Я просто вот так руку поднимаю, и кондуктор знает, что у меня проездной, – сказал довольный Ден и продемонстрировал троллейбусное приветствие.

– На проездном имени нет. И на кошельке тоже. Сложно будет человека найти, – сказал Джон, осматривая чёрный кусок искусственной кожи.

– Джон, никто его и не собирается искать. Не велика потеря – проездной, – раздражался я, – кошельку этому – грош цена. Я бы за него и рубля не дал. Никак ты не угомонишься!

– Посмотрите, какой он старый, ребят, и даже сам по себе недорогой. Это значит человек был небогат. И даже…

Я нетерпеливо перебил, не желая получать очередной килограмм груза на мою и без того ослабшую совесть.

– Ватсон, ты заканчивай, пожалуйста. Мы все поняли, что тебе неймется найти бедолагу. Мы тут уже одного алкаша возвращали, помнится. Там целый паспорт был! Так и тот оказался не нужен. А тут ещё проездной бегать вручать.

– И вручу! – заявил Джон, забирая из рук билет. – Мы его сейчас кондуктору отдадим, и он найдёт.

– Найдёт, кому его пристроить по сходной цене, – язвил Костян.

– Ребят, слушайте, – рассуждал я, – нам не найти его никак. Таких мужиков полно, и теряют проездные тоже не так уж редко. Ну что мы скажем? Обычный мужик в обычной куртке, обычного роста? Да нас засмеют. Я вот чего боюсь. Представьте, найдём мы этого мужика. Не знаю уж как, но найдём через кондуктора или объявление на столбе…

– Так… – внимательно слушали ребята.

– А мужик возьмёт и заявит потом, что у него в кошельке деньги были. И что мы их прикарманили себе, а вернули только проездной с кошельком.

– Но ты же сказал, что там не было денег! – возмутился Джон.

– Или всё-таки были! – тяжелейшим взглядом, привставая на носочки, нависал Костян.

– Да не было! Не было! Вы меня достали уже. Я говорю вам о другом. А что, если деньги были, но кто-то другой нашёл этот кошелёк до меня, а потом выбросил то, что не взял?

– Логично, – ответил Ден. – Зачем ему нужен кошелёк и проездной, если он целую пенсию поднял.

– Саня! – Костян сделал театральную паузу. – Саня, учти, если потом окажется, что ты получил пенсию! И нам не сказал! У тебя сразу же станет на одного друга меньше.

– Или на два! – решительно заявил Ден.

– Ребят! Да разве деньги важны? Джон, скажи им, что деньги вовсе не главное, – но никого мой довод почему-то не устроил, и я продолжил. – Костян, я тебе говорю, а что если кто-то уже выгреб оттуда все деньги, а на дорогу выбросил ненужное?

– Проездной так-то нужная вещь, мы с бабушкой на базар ездим, – с запросом на получение сказал Ден.

– Так это же взрослый. Зачем тебе? – отвечал я, забирая проездной у Джона.

Тот посмотрел куда-то в сторону отходящего от остановки троллейбуса и каким-то тревожным голосом начал:

– Да, это всё может изменить. Если кто-то забрал деньги, то всё это может обернуться для нас совершенно неудачно. Плохо обернуться. Получается, что мы доброе дело хотели сделать, а нам за это ещё и прилетит.

– Костян сразу говорил, что ничего возвращать не надо. Потеряно – значит уже ничьё, а кто нашёл – того и находка, – я наконец-то почувствовал, что Джон сдался.

– Но я… – из последних сил защищался он, – всё равно бы вернул. Может быть как-то тайно.

– Тайно? – усомнился я. – Это типа найти мужика, подойти сзади и сунуть ему его назад в карман?

Вдруг Костян толкнул меня в бок рукой и крикнул: «Уходим!» Он побежал в сторону соседнего двора. Это стало уже хорошей привычкой – убегать не в свой двор, чтобы нас было сложнее найти. Мы дёрнули за ним напрямик через стриженные кусты, наклоняя головы. Остановившись за углом соседнего дома, он указал пальцем в сторону большого тротуара. По нему шёл мужчина, на вид младше моего отца, в чёрной куртке и начищенных башмаках. Дядя был вполне приличного вида и шёл подозрительно медленно, с опущенной вниз головой.