Текст книги "Здрасьте, а Саша выйдет?"

В этот момент появился отец, который, как оказалось, забежал на обед с работы.

– Володь, я не могу больше с ним. Он уже по подвалам начал шариться. Что дальше будет? Может отправим его в лагерь? Ему срочно дело нужно найти.

– Обычно всё наоборот, – снимал обувь отец, – сначала человек находит дело, а потом его отправляют в лагеря. Хотя в нашей стране все возможно.

– Ох уж эти твои шуточки. Позвони Валерке, пусть узнает насчёт путёвки. Он мне сам рассказывал, что каждый год сплавляет своих на половину лета в «Сосновую рощу», – мама стояла в дверном проёме, наблюдая как отец ищет номер.

– Не надо меня сплавлять никуда! Не полезу я больше ни в какой подвал. Вообще никуда больше не полезу. Клянусь, мам. Только отпустите!

– Сидеть!

Я затрепетал. Мне никакие детские лагеря на фиг не нужны. Там страшно и совершенно ничего не понятно. Отец держал палец на странице телефонной книге, поднял трубку и начал крутить диск.

– Алло, Валера! Как дела твои? Я к тебе на следующей неделе приеду и привезу моркови.

– Ой, как хорошо, как хорошо с морковью, – так мне казалось ответил голос в трубке.

Я на самом деле ничего не слышал, потому что сидел далеко и с ужасом додумывал ответы, ожидая самого худшего.

– Слушай, я быстро тебя спрошу. У тебя ведь пацаны сейчас в лагере?

– Да, обоих сдал. Они меня так достали, сволочи, что я их увёз на две смены в «Звёздочку».

– Да, я вот прикидываю, куда бы пацана своего пристроить на смену.

– Твоего-то гада? Володь, вывези его в лес и оставь, – как бы ответил дядя Валера в моей голове, – пусть его там волки сожрут.

– Так. А в «Звёздочке» -то хорошо вообще, как там условия?

– Какие ещё условия, – отвечал воображаемый собеседник, – там сущий ад. Целый день они строем ходят, играют в лото и рисуют. А во второй половине дня читают книги – и всё это в полной тишине.

– Отлично, понял. А какие там даты?

– Сегодня прям завози его и через год заберёшь обратно. Если он ещё живой будет.

– То есть только одна смена осталась в это лето?

– Одна, одна. Но для Саши мы исключение сделаем. Все поедут домой двадцать восьмого августа, а твоего мы за всеми оставим прибираться до ноября. Пускает полезное дело делает.

– Ну хоть что-то, – с сожалением ответил отец. – Я тебе очень благодарен. С меня причитается, Валера. От Саши тебе тоже спасибо большое.

Я почти плакал от той новости, что готовился услышать. Отец как всегда громко кинул трубку и повернулся к матери.

– Короче, я договорился, – сказал отец и пошёл обедать.

– Когда заезд? – спросила мама. – Вещи собирать?

– Нет, пока рановато наверное собирать, одиннадцатого июня поедет.

– Как в июне? Сейчас же август.

– На следующий год. А как ты хотела? Думаешь, только мы с тобой пытаемся ребёнка в лагерь отправить? Сейчас все места уже заняты. Валера говорит, тут надо сильно заранее договариваться. Желающих очень много.

– Пап, а если желающих так много, то зачем мы хотим, чтобы поехали нежелающие?

– Саш, ты раньше времени не волнуйся. Обещаю, тебе там интересно будет. Там же своя романтика, ты что! Это прекрасный лагерь.

– Откуда тебе знать? Ты же там не был!

– Валера сказал, что лагерь отличный. А он у нас как-никак замначальника исправительной колонии.

– Мама, пожалуйста, я буду читать, я прямо сейчас пойду читать. Прочитаю и перескажу. Только отпусти!

Я схватился за веник и начал нервно мести пол на кухне вокруг отца.

– Слушай, Саш, не мороси, а. Дай поесть спокойно.

– Пап, я не хочу в лагерь. Очень не хочу. Что угодно, только не в лагерь.

– Хорошо. Раз лагерь не скоро, у меня есть другая идея, – сказала мама и пошла к телефону.

Удивительное, конечно, дело. Через десять месяцев я всё-таки поехал в детский лагерь и плакал горюче-смазочными слезами, когда возвращался домой. Очень не хотелось мне уезжать от новых друзей и всех этих весёлых развлечений, вроде бросания шишек в ведро и поиска клада по маленьким бумажным запискам. А купание два раза по десять минут в ледяной июньской воде, а столовая с кашей. Но всё это было потом. А сейчас я очень не хотел никуда ехать и был готов на всё.

– Алло, Танюша, дорогая. Как дела у тебя? Я к тебе через недельку приеду, чеснока привезу, хорошо?

Мама начала подробный разговор, который продлился дольше, чем обедал отец. Он вообще привык быстро есть, ритмично ударяя ложкой по дну тарелки. Ботинки уже были зашнурованы, когда она положила трубку.

– Ну что там? – спросил папа.

– Всё, договорились. Завтра поведёшь его на пробы. Таня свою хочет тоже туда отдать, вот они как раз вместе и будут заниматься. А водить будем по очереди, два раза в неделю.

– Мам, куда на этот раз? – робко вопрошал я.

– В бальные танцы.

– Мам, – с опущенной головой я сидел на стуле возле телефона. – За что так со мной?

– Дурачок! Это же очень красиво и круто. Будешь ходить вместе с Машей.

– С тёте-Таниной?

– Нет, с посторонней Машей. Тётя Таня возьмёт с улицы случайную девочку и будет водить вас обоих. Не задавай глупых вопросов, пожалуйста.

– Мам, ну разве нам мало музыки?

– Как оказалось, мало.

– Мам, дело в подвале, да? Я туда больше не пойду никогда, поверь мне, пожалуйста. Никогда не опущусь ниже первого этажа! Только, пожалуйста, помилуй. Дай мне книгу, я готов читать.

– Прекрати. Тебе будет интересно! Ну хотя бы попробуй, а? Вдруг у тебя призвание танцевать. Будете красиво потом с Машкой выступать на сцене. Неужели ты не хочешь порадовать мать с отцом?

Отец вышел на улицу вместе со мной и, пока мы спускались по лестнице, подбадривал.

– Саш, танцы – это правда очень круто. Все девчонки твои будут потом. Попозже. Научишься красиво танцевать, заведёшь новые знакомства. Сын, да ты ещё «спасибо» скажешь потом.

– Пап, я готов сказать «спасибо» прямо сейчас, если ты всё отменишь.

– Не бойся, мне кажется, что тебе понравится.

– Пап, ты помнишь, чем закончился кружок авиамоделирования?

– Помню, да.

– Ты тогда тоже говорил, что понравится. Что мне должно было там понравится? Ракеты клеить – это вообще скукота. Они могут там четыре часа подряд приклеивать к несчастной трубе какую-то одну деталь, потом ещё четыре часа другую. Это невыносимо медленно и нудно. А двигатель для ракеты тебе дадут только через два месяца, и то если ракета хорошая.

– Саша, клеить ракеты – это действительно не твоё, потому что ты неусидчивый. Дмитрий Палыч сказал, что твоё «изделие» полетит только вниз.

– Потому что это очень скучно.

– Саша, кто-то должен в этой стране клеить ракеты. Это единственное, что у нас осталось. Но твои ракеты я бы даже врагу не отдал. Но, послушай, танцы – это совершенно другое. Это динамика, это страсть, сила! Мне пора. До вечера! – попрощался он и ушёл.

Я послонялся некоторое время по двору и вокруг него. Костяна не было ни на улице, ни дома. Мой новый друг Денис вернулся только через час с полной сумкой продуктов.

– Ну что, узнал что в подвале?

– Да, ничего интересного. Там когда-то был пожар, и жил бездомный дядя Миша, а сараев там нет.

– Пойдём туда?

– Нет. Нельзя. Меня за это уже наказали, – с обидой ответил я.

– Конфет лишили?

– Если бы. Меня завтра отдают в кружок по танцам.

– Ничего себе! – испуганно воскликнул Денис. – И это за то, что в подвал заглянул? Какие они у тебя строгие. Слушай, может нам с тобой не стоит общаться, а то вдруг и мне влетит.

– Тебе-то чего бояться?

– Как чего? Танцев!

На следующий день отец должен был вести меня в кружок, но его срочно вызвали на работу. Мама ворчала, но поскольку это была её затея, отказаться не могла. После обеда мы сначала пошли в магазин, чтобы купить мне рубашку. Штаны у меня были, ботинки, к сожалению, тоже. Для создания, как я понял, бального образа, на мне обязательно должна была быть рубашка. После этого мы пошли в парикмахерскую «Фламинго», где работала очередная мамина знакомая. Я крутился на кожаном стуле, дёргал головой и периодически подпрыгивал, что, увы, не спасло меня от ужасной, но ровной причёски. Дальше я помню каждый шаг, сделанный от остановки до Дома детского творчества, каждую ступеньку, каждую плитку холла. Я шёл на пробы с гордо опущенной головой. На третьем этаже кроме меня ожидали ещё десять пацанов. Все приговорённые были примерно моего возраста: некоторые истерически улыбались, другие были вертикально парализованы, остальные, как я, нервным взглядом высматривали пути побега.

– Надевай ботинки, Саш.

– Мам, ты меня любишь?

– Надевай ботинки, сейчас подойдёт репетитор.

К нам подошла тётя Таня, мамина подруга, и её дочь Маша. Они чему-то радовалась, как и все остальные девочки, которых было человек двадцать, а то и больше.

– Здравствуйте, Татьяна! – поприветствовала женщина в чёрном платье.

– Поздоровайтесь, Саша! – напомнила мама.

– Здравствуйте, – ответили мы.

– Так, очень хорошо, что вы со своим партнёром. Это хорошие шансы.

Я так вообще ничего не понимал, и что партнёр это я – тоже. Моё любопытство давно притупилось, губы сжались, а сердце бешено трепыхалось.

– Так, – командовала чёрная королева, – давайте попробуем пробный проход. Разбились на пары и на исходную. Встаём вот так, ручки сюда, ножки сюда. Молодцы!

Дальше всё как в тумане. Помню зеркала на стенах и нелепые толстые перила, помню чёрный магнитофон на полу, помню как у меня мокли руки и глаза. Всё закончилось через несколько минут, и новички стояли в ожидании. Женщина в чёрном длинном одеянии ходила от семьи к семье, сообщая трагические вести. Дошла очередь и до нас.

– Татьяна, всё замечательно, – начала она. Очень хороший мальчик, очень перспективный партнёр, и какая девочка замечательная у вас.

Перевожу: «Ваше бревно на гипсовых ногах пляшет, как корова на льду, но ввиду острой нехватки мальчиков в нашем кружке, мы бы его взяли, будь у него даже одна нога короче другой».

– Ой, спасибо, спасибо. Мы очень рады. Саша просто очень волновался и поэтому плоховато двигался. Но это только в первый раз, не переживайте, он у нас способный, старательный.

Перевожу: «Мы в курсе, что он чугунный, и его движения больше напоминают танцы куклы Барби в руках годовалого ребенка, но ваш кружок – это лучше, чем слоняться по подвалам. К тому же, кто-то должен танцевать с Машей».

– Не волнуйтесь, это нормально для первого раза, – широко улыбалась танцовщица. – На пластику уходят годы. Приходите, будем вам рады.

Им было наплевать, что я выше девочки примерно на голову, и она держит меня почти за бедро. Главное, чтобы по подвалам не шарился и бутылки не сдавал. Шумный бал наконец затих, и я мог надеть любимые кеды. «Дурак, – подумал я, – лучше бы ракеты клеил». Мама хвалила меня по дороге обратно и поддерживала. Но в основном болтала с подругой о чем-то своём.

– Костян, привет, – радостно вытянул я руки навстречу другу.

– Привет, Сань. Как ты?

– Никак. Только что на танцы ходил.

– На какие ещё танцы? – обалдел Костян.

– На бальные.

– Н-да, – покачал головой Костик. – Но ты не волнуйся, я никому не скажу.

– В смысле? – удивился я.

– Никому во дворе лучше не знать, что ты на балы ходишь, ты ж не девчонка!

Спасибо, Костя, мало мне было проблем. Теперь меня ещё и засмеют. Я тут со всеми только познакомился, только в футбол стали звать, а тут такое.

– Мам, а библиотека где? – на следующее утро спросил я.

– Зачем она тебе?

– Ну, там ведь книги хранятся, так?

– В том числе.

– Хочу сходить туда.

– Очень хорошо. Молодец. В соседнем дворе, с торца дома есть небольшая детская библиотека. Перед выходом не забудь в гостиную зайти.

– Зачем это?

– На шкаф посмотри, чтобы вспомнить, как книжки выглядят. А то вдруг библиотекарь тебе даст что-то другое, а ты и не сообразишь. Придётся ещё раз идти.

Мама была уверена, что я никуда не пойду и просто разыгрываю этот цирк по понятным причинам. Но мне-то, честно говоря, терять уже было нечего. На входе в библиотеку меня ждала женщина и пара столиков для выбора литературы. Я поздоровался, и приятная, крайне вежливая дама ответила мне. Она видела меня впервые, а я впервые видел так много книг.

– Привет! Ты у нас новенький?

– Здравствуйте, – стеснительно ответил я, – да.

– Давай сделаем тебе карточку?

– Не нужно, спасибо. Я только книгу хотел взять.

– Чтобы взять книгу, сначала ты должен рассказать мне, где живёшь и как тебя зовут. Я сделаю тебе читательский билет и запишу на него книгу, которую ты выберешь. Потом ты сможешь взять её домой почитать.

Это в сто раз лучше, чем танцы. Да я же могу таскать эти книжки домой два раза в неделю вместо танцев, читать ведь не обязательно! Она выбрала мне несколько приключенческих рассказов и любезно помогла донести до стола. За тем же столом сидел темноволосый мальчик в небольших очках. Я открыл первую историю и начал листать. Она мне сразу не очень понравилась из-за отсутствия картинок и мелкого шрифта. Во второй книге были картинки, но и страниц, извините, тоже не меньше пятидесяти.

– Эту я бы не советовал, – вдруг заговорил со мной парнишка. – Она скучная.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил я.

– Да я читал её уже. Тоска смертная.

– А вот эта, – указал он на самую нижнюю в моей стопке, – вот это настоящий шедевр! Я переживал до самого конца. Когда они сошли с корабля на остров и начали копать, я так и знал, я знал… Ладно, молчу, сам прочитаешь.

– Спасибо. А ты чего сам так долго выбираешь?

– Я не выбираю, – поправил очки мальчик, – я уже дочитываю.

– А почему здесь?

– Она же тонкая. Я быстрее прочитаю, чем до дома дойду, а ещё назад ведь идти за новой придётся.

– Ты что, так много читаешь?

– Всё свободное время, – гордо заявил он.

– А когда ходишь гулять? – удивлялся я.

– Редко, обычно по пути в школу и назад.

– Ясно. А про что книга-то?

– В общем… – начал он.

Его рассказ был значительно интересней чтения. Даже вежливая хранительница книг слушала его с наслаждением, облокотившись на свой столик. Он размахивал руками и показывал карту сокровищ, изображал пиратов и попугая, и вообще, оживлял текст всеми доступными средствами. Я взял именно эту книгу, а остальные пока вернул.

– Мам, привет! Я книгу взял, смотри.

– Библиотекарь знает?

– Конечно, она мне вот, билет сделала.

– Обалдеть, завтра точно снег пойдёт, надо будет помидоры в саду укрыть. Ну, давай, садись читать.

– Я уже её прочитал. «Остров сокровищ».

– Ты пока решил ограничиться обложкой?

– Нет же, почему ты никогда не веришь! Я сел на лавочку по пути и прочитал. Короче, слушай.

Мама сначала листала книгу, разглядывая картинки, а я жестикулировал и выкрикивал пиратские реплики, показывая персонажей и воссоздавая сценки, как делал тот пацан. Потом она закрыла книгу и, улыбаясь, слушала мой рассказ. Я всегда думал, что именно так я познакомился с Джоном, и что это он сидел тогда в библиотеке. Но он всё отрицал, говоря, что этого и в помине не было, и что он вообще не так уж много читает, да и в библиотеки вообще не ходит. Впрочем, я тоже никому во дворе не рассказывал, что ходил на бальные танцы. Да и разве важно, как мы познакомились. Главное, что это произошло.

Благодаря ему я узнал содержимое множества интересных книжных историй, а он стал частью множества наших общих, не менее интересных историй.

Что касается тех злосчастных танцев, то мне пришлось туда ходить какое-то время, пока не наступило время первого концерта. Концерт должен был состояться в малом зале Дворца творчества, танцевали ча-ча-ча. В тот день мама сказала папе следующее:

– Даже не знаю, Вов, готова ли я вынести такой позор. Может ты сходишь?

– Почему же позор? – возразил отец. – Это не позор, это возмездие.

Глава 5. Нитка

Крокодил был не только королём выпечки. Он обладал второй по крутости игровой приставкой во дворе. Восьмибитный кусок жёлтого пластика доставлял невероятную радость любому ребёнку. Создатели приставки были крутыми ребятами, мы их очень уважали. Однако, они допустили роковую ошибку, не приняв во внимание, что в нормальной советской семье всегда есть бабушка, которая хочет непрерывно смотреть телевизор. Маргарита Павловна смотрела ящик всегда, включала его рано поутру и выключала, когда ложилась спать. Это тот случай, когда у тебя есть собственный танк ярко-красного цвета, обвешанный ракетами и здоровенными пулеметами, но ты не можешь на нём поехать, потому что бабушка взяла гусеницы, чтобы сделать тропинки между помидорных грядок.

У других детей в нашем дворе не было приставок, только бабушки. И те, и другие проводили время во дворе. Дети играли в футбол, и наша великолепная четвёрка тоже. Народу было полно, и мы собирались попинать мяч большой шумной компанией. Иногда и не очень большой, но неизменно шумной. В центре двора был участок с наименьшей концентрацией деревьев, а потому жителям средних подъездов повезло меньше. Если говорить честно, то вообще не повезло. Футболисты жарко спорили, непрерывно выкрикивали мотивационные реплики и целеуказания. Наш футбол имел довольно специфические правила. Угловых и аутов не было. А размеры поля были ограничены физическими возможностями игрока, ну и пятиэтажками. Беги куда хочешь, только не забудь потом вернуться к воротам. Последние также немного отклонялись от стандартов федерации спорта: штанги были наклонены, а чтобы добавить сетку, необходимо было сначала прибить перекладину. И всё-таки это было похоже на футбол. Самое главное различие касалось зрителей. Наши фанаты сидели на лавочках и пристально наблюдали за всеми играми сезона. Преданные поклонники собирались задолго до начала матча и расходились не сразу после финального свистка, ещё долго обсуждая игроков, их характеристики и развитие. Отличие же заключалось в том, что они болели против всех.

В домах того времени уже были цветные телевизоры, и футбольные поля из телетрансляций потрясали воображение. Они были покрыты изумрудным газоном, и футболисты скользили по мягкому ковру на коленях, отмечая гол. Наше поле было покрыто потрескавшийся землей, а колени – ссадинами.

Невидимая стена, опирающаяся на асфальтный тротуар, стала тонкой демаркационной линией между миром большого футбола и миром развитого коммунизма. И это не было пресловутым конфликтом поколений или противоборством идеологий. Они просто были убеждены, что двор принадлежит им безраздельно. От края до края. Нам же просто хотелось играть. Как и в любом геополитическом конфликте, у нас была спорная территория – бельевая площадка, находившаяся ближе к угловому флажку…

Однажды, в довольно солнечный день, конфликт почти перешёл в военное столкновение, когда наши войска, так сказать, совершая манёвры, смешивали воздух с пылью вокруг непризнанной территории. Тогда лавочники выставили дипломата и решительно выразили ноту протеста по поводу порчи белья. Мы отклоняли обвинения, утверждая, что на дворе вечер, а противник сушит уже сухое белье, намерено обостряя конфронтацию. Наши аргументы не были услышаны, как впрочем и всегда.

Так продолжалось изо дня в день и не прекращалось даже зимой, поскольку для футбола нет плохой погоды. Стоя на пороге войны, проявляя настоящую гибкость в дипломатии, всякий раз угодив кожаным ядром на территорию противника, мы извинялись самыми вежливыми словами, которые только знали. Нам и правда было неловко ломать кусты или выбивать доски из палисадника. Не говоря уже о высаженных окнах. От всего сердца заявляю, что наша сторона приложила все усилия, чтобы избежать открытого конфликта. И всё же первый удар нанесли коммунисты.

Ранним утром субботы враг вторгся на нашу территорию и совершил диверсионный акт. Противник действовал решительно и беспощадно. Собравшись ближе к обеду, готовые начать ответный матч четвертьфинала против Франции, мы обнаружили, что поле было испорчено.

Ровная, выглаженная подошвами башмаков поверхность была изрыта! А ещё в нескольких метрах от ворот возвышался бугор, высотой до полуметра и диаметром больше двух. «Отлично! – сказал Джон. – Теперь можно в бейсбол играть, для пинчера сделали точку». Ребята негодовали, и, действительно, как теперь играть? Я тут же отправился за лопатой, чтобы исправить это недоразумение. «Дай сюда, сейчас по очереди быстро выроем», – протянул ко мне руку Костян. Все понимали, кто за этим стоит. «Странно, что они перед воротами не перекопали», – возмущался я. Впрочем, они бы и там всё испортили, да просто не смогли. Судя по выколотым кусочкам земли во вратарской, они пытались, но земля там была плотнее камня и не пустила штык лопаты. «Наш ответ будет асимметричным», – прозвучало бы из какого-нибудь министерства. Мы же выражались проще: «Эти гады за всё заплатят. Конец вашим цветочкам, проклятые любители бразильских сериалов». В тот же день мы провели раскопки и вытащили с нашего поля целую кучу зарытых листьев. А затем полдня переносили их в найденных на помойке коробках в пустую часть двора. Никто не стал мстить, в тот же день затоптав неровности на поле и свои обиды.

Хрупкий мир как мыльный пузырь в жаркий день… Буквально через пару дней мы обнаружили, что враг вновь вероломно вломился в наш дом. Посреди поля была здоровенная лужа по щиколотку. Тонкая полоска на земле указывала на садовый шланг, ведущий к третьему подъезду.

– Отлично, ребят! – сказал Джон. – Теперь можно в водное поло играть.

– А может пойдём на школьное? – предложил Пашка. – Может там не занято.

– Там поле большое, а нас сегодня… раз, два… семь человек. Не наберём, – ответил я и взял мяч. – Слушайте. Они ведь этого и хотят – прогнать нас отсюда. Опять бельё висит в обед. Сухое совсем, смотрите, но ведь не убирают специально, чтобы мы не играли. Давайте на вред им в одни ворота. Сегодня как раз семь человек. Ден – воротчик, и на две команды. Погнали?

Все поддержали. Крокодил почти всегда был на воротах. В быстрых атаках он не так хорош, зато в воротах достойно занимал пространство. И я сейчас не о площади покрытия. Любая из команд хотела, чтобы он играл за них. Мы поделились и начали пинать мяч. Ребята старались избегать лужи, но пару раз всё же игру останавливали, вытирая мяч. Костян дал пас, я зарядил по штанге, и мяч полетел от ворот прямо на середину лужи. Нам и раньше приходилось играть в дождь, и в снег, и в талый снег, когда на дворе уже заканчивается апрель. Так что никто особенно не расстроился. Кроме мяча, который стал наполовину коричневым. Игра продолжалась. Пас, ещё пас, Джон покатил на ударную позицию, и Костян приложился от души. Мяч попал в колено защитнику и полетел прямо в сторону белья. Удар был таким сильным, что мяч влетел в белоснежную простыню, закутываясь, он на мгновение превратил её в комету с длинным белым хвостом. Затем ткань выпустила мяч и распрямилась. Полотно напоминало потускневший японский флаг. Снаряд, пронзивший корабль на рейде Порт-Артура, рухнул на землю, а вместе с ним и наши надежды на мирную жизнь.

Погони не было в отсутствие горячей крови у противника. Мы неторопливо взяли мяч и продолжили игру. Они вообще не сразу поняли, что случилось, а мы не подавали виду. Наконец, когда стало ясно, что Педро не сын Рахель, предводитель телеклуба выдвинулся снимать бельё. Последний гол я забил в пустые ворота, потому что сборная Франции ретировалась, прихватив вратаря. Мы же стояли на поле и наблюдали.

Миссис Клювдия, так мы её называли. Отчасти из-за внешнего сходства с персонажем Диснея, отчасти из-за бесчисленных нравоучений в адрес любого жителя двора. Так сказать, по совокупности. Это был настоящий босс последнего уровня игры. Она извергала изо рта ядовитые стрелы упреков на дальнем расстоянии, а вблизи могла ловко огреть клюкой по хребтине. У босса была суперспособность – снижение сопротивляемости соперника за счёт призыва к совести. Хотя у нас с Костяном была серьёзная защита от этих заклинаний.

Клювдия смотрела на некогда белое полотно растерянно, внешне спокойно. Затем развернулась в нашу сторону и ускорила шаг.

Мы решили занять позицию на другой стороне лужи. За неимением лучшего, она замахнулась и бросила в нас деревянную клюку. Та по касательной задела бедро Крокодилу, и даже сбила его с ног. Мы с Костяном подхватили клюку и раненого товарища, а после отступили в соседний двор.

– Нога болит! Наступать больно… – Ден демонстрировал место потенциального синяка. Там ничего не было, но он охотно растирал бедро, корчась от боли.

– Ты бы увернулся, если бы поменьше пирогов ел, – сказал я на это Дену. – Кончай симулировать, она тебя едва задела.

Ден поубавил драмы, взяв у Костика старую клюку. Палка была покрыта каким-то рыжим лаком, чёрная ручка стёрта ладонью, а резинка на конце сбита на одну сторону до самого гвоздя.

– Тяжёлая. Меня убить могли из-за вашего футбола, – продолжал постанывать Ден. Будучи человеком воспитанным бабушкой, он вообще любил драматизировать, доверял утренним гороскопам и суевериям. А ответ на вопрос о возрасте мог начать со слов: «Даст бог, доживу к осени до…». Общение с нами несомненно шло ему на пользу, он мужал.

Костик взял клюку и припрятал в кусты:

– Пускай пока тут полежит. Она нам ещё пригодится.

– В старости что ли? – ухмыльнулся я.

– Не, Дену отдадим, когда у него нога отвалится! – отбил Костян. Мы засмеялись.

– Она правда мне сильно дала этой клюкой! Что вы не верите, вот синяк назревает. Пустырник надо приложить, – перебивал наш смех страдалец.

Тут пришел Пашка, забирать свой мяч. Он так драпанул, что даже забыл о нём. Пашка был важным человеком во дворе, потому что мяч был только у него.

– Похоже нам не поиграть теперь. Сначала поле перекопали, потом лужу сделали, а теперь так вообще прямые угрозы пошли.

– Ничего, Пашка, будем на школьное поле ходить, – успокаивал Джон.

– Да сейчас! Это наше поле, – бился Костян. – У меня ножовка есть. Лавочку спилим – пускай сидят дома.

– Да они стоять там будут, лишь бы нам не дать играть. Надо наверное извиняться опять идти, клюку вернуть, – сказал Джон.

– Не пойду я никуда извиняться. Они это всё начали, а мы извиняться должны? – злился Костян.

Я в принципе был согласен с Джоном, что надо извиняться. Мне не хотелось, но другого выхода я не видел. Мы ещё немного поспорили, и Костян предложил пойти к старшим за помощью. Они были умнее нас, значительно хитрее, и знали этот мир на три года дольше.

В отличие от наших прозвищ, выдающихся фантазией и глубиной интертекста, их клички были первыми производными от фамилий. Рыбаков – Рыба, Коржаков – Коржик, Водянов – Водяной и далее по алфавиту, и только Пахомов был Лешим, потому что его звали Лёха. Старшие жили своей жизнью и никогда нас не обижали. Они, как и положено, подшучивали над нами, придумывали разные подколы и розыгрыши, иногда жёсткие, иногда до слез, но никогда не били. Мы обращались к ним за помощью по особо важным делам. Костян отыскал их в соседнем дворе, где и всегда. Там, в тени плакучих берёз, стояла большая деревянная беседка, в которой они играли в карты. Мы протянули им руки, не столько в знак приветствия, сколько уважения, и начали рассказывать о случившемся. Те улыбались, а то и вовсе ржали. Наконец мы начали задавать разные вопросы. Если вкратце, то нас интересовало, как им в своё время удалось победить ситхов во главе с императором Палпатином и восстановить баланс во Вселенной. Ответ был обескураживающим. Оказалось, что ещё пять лет назад Клювдия не была угрозой для общества, мирно растила мальву под окнами и даже не сушила бельё во дворе. И лишь после ухода мужа к веснушчатой хохотушке из пригорода явила миру свой дьявольский лик, вокруг которого консолидировалось всё придворное зло. Тогда-то начал Топор подбивать к ней клинья.

Какой именно клин и куда собирался подбивать тощий дядя Коля, нам тогда не было понятно. Но мы догадывались, что их отношения улучшились после смены замков в деревянной двери миссис Клювдии. Которая к тому же внезапно стала мисс Клювдией.

– Так значит, они не смогли её победить, – отчаялся Джон.

– Не смогли, – тихо произнёс я.

На следующий день мы вышли во двор, решительно настроенные извиниться.

Я не стал звать Костяна, потому что он был против этой идеи, и мы с Деном пошли в сторону третьей лавки. Ден выглядел безобидно, напоминая Винни-Пуха, и должен был по моему замыслу вызвать милосердие. Клювдия сидела с новой палкой. Сложно назвать человека, сидящего с оружием в руках, добрым, согласитесь? Она была на привычном месте и зловеще поглядывала за нами. Мы не остановились. Дойдя до конца двора, мы развернулись и пошли обратно на второй заход.

– Смотри, смотри! – толкнул меня Ден. – Штанги нету.

– Как это нету? – усомнился я.

– Смотри, они спилили нашу штангу. Вон опилки повсюду лежат.

Вот это сноровка! Нас тут не было-то час, а вражины выпилили сухой клён, который служил нам стойкой ворот.

– Вот же гады! – я пришёл в настоящую ярость. – Ну, паразиты, кранты вам.

Они спилили нашу штангу. Мы облили им лавочку рассолом от консервированной селёдки. Они выкопали на середине нашего поля яму и посадили там дерево. Мы намазали им дверные ручки битумом, а под коврики положили найденные кучи собачьего дерьма. Они натравили на нас маленькую злобную собаку, которая гонялась за нами, пока мы ездили на великах. Мы срезали все бельевые верёвки. Они пожаловались родителям. Мы просидели два дня дома в виде наказания. Правда, не совсем понятно, кого наказывали —нас или родителей.

Я вышел на свободу досрочно, потому что родители поверили моей версии о начале конфликта, Ден так вообще не был осуждён, за раскаяние. Мы воссоединились в кустах заднего двора, где когда-то познакомились с Костяном. Я начал излагать план.

– Короче. Отпроситься до одиннадцати сможете?

– Поздно, – жаловался Ден, – меня бабушка может не отпустить.

– Во сколько она ложится вообще?

– В девять наверное, или в восемь.

– Так. А кто тебе тогда дверь открывает?

– Я сам. У меня ключ есть. Бабушка уже спит в это время.

– Ден, не тормози! Ты просто придёшь, когда бабушка уже будет спать. А если проснётся, скажешь, что уже давно дома. Понял? – спросил я.

– Страшно, – с натягом соглашался Ден.

– Ден, не трусь. Все нужны!

– Джон, у тебя канифоль есть?

– Откуда? Зачем нам канифоль?

– У тебя же сестра играет на скрипке. Ты сам рассказывал. Там вроде для смычка нужна канифоль, поищи дома.

– Сестра уже с нами не живёт второй год. Скрипка вроде бы дома лежит. Посмотрю.

– Костян, ты знаешь, где в третьем выключатель от фонаря?

– В подъезде он, в щитке. Он на замке, но я отвёрткой его открою, это легко.

– Отлично! С тебя тогда отвёртка. Возьми с собой ещё верёвки, которые мы срезали. Остальное у меня всё есть. Сбор в восемь, за домом.

Кроме прочего Дену было поручено взять пакет с опилками, которые его бабушка подстилала домашним кроликам.

– А использованные можно? – на полном серьёзе уточнил Ден.

– Нежелательно, но можно, – утвердил я.