Текст книги "Жизнь замечательных врачей Татарстана"

Владимир Юрьевич с институтской скамьи увлёкся бардовской песней, стал её пропагандистом и исполнителем. Он был восьмикратным лауреатом Грушинского фестиваля, дипломантом Всемирных фестивалей молодёжи и студентов в Берлине и Москве, лауреатом республиканской премии им. М. Джалиля.

Львович Б. А.: «Мы с ним в Казани сделали клуб самодеятельной песни – один из сильнейших в стране. При этом в наших подходах к исполнению мы расходились. Я профессиональный режиссёр, артист, литератор, для меня песня – это материал, повод создать маленький спектакль. Муравьёву было очень важно сохранить авторский подход, стиль, гармонию автора. Если это песни Никитина, он очень точно записывал все его аккорды, старался сыграть точно также. Чтобы зритель понимал, что это песня Визбора, это Городницкого или Сухарева. В этом проявлялся его перфекционизм».

Сигал Е. И.: «По молодости он всех нас приобщил к авторской песне, возил на фестивали, организовывал концерты, и весь наш диспансер дружными рядами шёл на эти концерты. Он привозил огромное количество своих друзей-бардов».

Чугунов А. Н.: «В мединституте на первых курсах он взял в руки гитару. Помню, как пел на первомайских демонстрациях, на студенческий фестиваль готовил квартет девчонок из нашей группы. Я с ним ездил с агитбригадой по Татарстану: он пел в дуэте с Гирфановым, а у нас с Рыжковым был танцевальный номер. Ездили на автобусах, спали в спортзалах. Потом он стал лауреатом всех фестивалей, дал по стране около пяти тысяч концертов, даже на ледоколе «Арктика».

Боков В. Д.: «В движении авторской песни Муравьева чтили и уважали. Он очень требовательно подходил к выбору репертуара. Не пел проходных и пустых песен. Исполнял, что называется, сердцем. У него гитара всегда немножко не строила, гитары ему доставались с не очень хорошим звучанием. Я его много раз призывал поупражняться и повысить мастерство игры. Но он, зная свою слабую сторону, нашёл особый стиль – не давал особенно звучать гитаре, она не солировала, а как бы присутствовала при песне, обрамляла то, что он сообщал стихами».

Туишев Ростислав Иванович, директор диспетчерского центра МЗ РТ: «Он не очень хорошо играл на гитаре, и у него не было какого-то особого голоса, но у него было особое сердце, понимание, о чем он говорит с людьми, о чем он поёт. И самое главное – Владимир Юрьевич в жизни довольствовался малым. У Дмитрия Сергеевича Лихачева есть определение интеллигента – это человек, который занимает мало места. Володя занимал мало места для себя, он полностью себя отдавал людям».

Гайнутдинова Л.Ф: «Владимир Юрьевич был удивительный рассказчик с очень тонким чувством юмора. Он знал огромное количество различных баек из жизни. анекдотов, интересных историй, был знаком со множеством известных людей. Был очень обаятелен и добр, не отказывал ни в какой просьбе».

Такие личности как Владимир Юрьевич Муравьев оставляют глубокий след в душах людей, в обществе. Про них не скажешь, что они ушли – они остались, они всегда рядом. На могиле врача и барда на Арском кладбище всегда свежие цветы – от пациентов, от коллег, от друзей, от почитателей творчества. Эндоскописты России и СНГ собираются каждую осень в Казани в память о В. Ю. Муравьеве. А Владимир Юрьевич так и знал – и шутил, что конференция в честь его дня рождения плавно перейдёт в конференцию его имени. Культурная общественность Казани и страны незадолго до выхода номера журнала провела памятный вечер Муравьева. И всё было как прежде – песни, музыканты, поэты, зрители. Был тот же дух. Вот что значит достойно прожитая жизнь.

Видео с последним интервью В. Ю. Муравьева – https://youtu.be/DokwUAKl7s8

Михаил Туруновский – человек эпоха

Экскурс по личным историческим воспоминаниям, оставленным в записях.

На дворе 1913 год. Я студент 3 курса медицинского факультета Казанского Императорского университета. 3-й курс факультета, пожалуй, наиболее интересный из всех курсов. В это время медик приобщается к клинической работе, начинает работать около больного, исследует его, слушает клинические лекции, выполняет лабораторные работы по диагностике. И естественно, как горячо поглощает тебя эта работа, когда в душе чувствуешь призвание к этого рода деятельности.

Именно так восторженно и откровенно звучат в воспоминаниях строки, посвящённые учёбе, заслуженного врача Татарстана Туруновского Михаила Андреевича. Человека, посвятившего всю свою жизнь служению людям, о профессионализме которого слагались настоящие легенды.

Родился Михаил Андреевич 20 октября 1891 в селе Убеи Буинского уезда Симбирской губернии. Его дедушка, тоже Михаил Туруновский был православным священником, и принадлежал к большой династии священнослужителей. Отец Михаила Андреевича также был направлен на обучение в Алатырское духовное училище, но не окончив полного курса, ушёл работать в полицию, где сделал себе очень успешную карьеру. В канун свершения Октябрьской революции Андрей Михайлович имел чин надворного советника (подполковник согласно табелю о рангах), был награждён двумя орденами и медалью, а также «имел благодарность с пропечатанием в Губернских ведомостях за поимку убийцы», являлся помощником (заместителем) Буинского исправника. Семья была хорошо обеспечена, и никогда не испытывала нужды. Поэтому, кроме пятерых старших сестёр и двух братьев Михаила и Василия, семья Туруновских имела на попечении девочку сироту по имени Нюра, которая жила и воспитывалась вместе с остальными детьми.

Мама Михаила Андреевича – Анна Петровна принадлежала к старинному купеческому роду Московских, начало родословной которых датируется сегодня 1669 годом.

Гимназисты Симбирской гимназии, 1910 год.

Успешно окончив в 1911 году Симбирскую классическую гимназию, Михаил Андреевич поступает на медицинский факультет Казанского Императорского университета, где с головой погружается в учёбу и ведёт активную студенческую жизнь. Он становится членом правления Симбирского землячества университета и возглавляет его Буинское крыло.

Осенью 1913 года Михаил Андреевич даже принимает участие в однодневной студенческой забастовке, объявленной студентами в качестве протеста против решения суда, вынесенного по нашумевшему тогда «Делу Бейлиса», которое они посчитали позорным для российского правосудия. От имени студентов своего курса он лично зачитал текст протеста перед преподавателями, после чего студенты покинули аудиторию. Этот поступок тогда едва не стоил ему отчисления из университета. Однако, толи судьба оказалась благосклонна к Михаилу, толи факт того, что молодой студент не только успешно учился, но ещё и был сыном полицейского чиновника, этой тяжёлой участи ему удалось избежать. Но окончить университет, получив полное образование, удалось Михаилу Андреевичу не сразу. В его судьбу тогда ворвалась Первая мировая война.

Правление симбирского землячества Казанского императорского университета 1915 г.

Моя врачебная деятельность началась 15 мая 1915 года, когда я был призван в армию в качестве зауряд-врача и работал в должности младшего врача пехотного полка. Война требовала больших контингентов вооружённых сил. Медицинских работников в России было мало и во второй год напряжённой борьбы с немцами мобилизовали на врачебную службу студентов старших курсов.

Военным при царской власти было большое уважение и почёт. Помню, бывало, идёшь по улице в военной форме, позвякивают шпоры, с боку висит сабля, на плечах погоны капитана. Дворники, убиравшие улицу, прекращали пылить своими мётлами и почтительно провожали тебя взглядом.

По призыве мы получали значительные суммы на обмундирование. Нам выдали документы на проезд в мягком вагоне до ДА (действующей армии). По приезду в часть каждому врачу полагалась лошадь с седлом, которую выделяла часть. Ухаживал за лошадью денщик, который был в полном моём распоряжении и обслуживал меня, берёг мой багаж и выполнял все другие заботы обо мне.

Нас, пять студентов, зачислили в 26 пехотную дивизию. Дивизионный врач принял нас очень почтительно и пригласил к ужину офицеров штаба. На другой день я, назначенный ординатором во второй дивизионный лазарет, распростился со своими товарищами и отправился к месту назначения.

Лазарет имел штат из 4—5 врачей, возглавляемый главным врачом, 10—15 фельдшеров, несколько десятков санитаров, начальника хозяйственной части, делопроизводителя и кассира. Кроме того, в каждом лазарете был священник. Лечебные здания были расположены в больших бревенчатых хатах. Лазарет имел большой обоз на лошадиных тягах, состоящий из санитарных двуколок, обслуживаемых ездовыми.

Война была невероятно тихой. Временами стрельба увеличивалась внезапно не на долго, а потом вновь на фронте становилось покойно. К нам в лазарет обычно ночью привозили раненых из полков дивизии и по обработке этих раненых. В общем жизнь была скучная и ничего романтичного в ней не было. В лазарете не была организована настоящая медицинская помощь раненым, хотя были большие наборы с хирургическими инструментами, и при желании можно было бы развернуть большую работу. Но ни главный врач, ни его заместитель не интересовались этим. И вся наша помощь оканчивалась в простой перевязке и отправке раненного или больного дальше в тыл.

Я подал рапорт о переводе меня в 104 пехотный полк нашей дивизии. Жизнь в полку была более живой и интересной по боевой обстановке, т.к. полк располагался по передней линии, занимая своими боевыми частями передние окопы. Мы же, медпункт полка стояли 1—1,5 км от окопов. Мы были, таким образом, в курсе всех событий боевой жизни, богатой ежедневными приключениями. Кроме того, в полку было веселей от большого количества офицеров. Временами привычный режим нарушался, и вспыхивали бои по инициативе немцев или с нашей стороны, и тогда два-три дня были напряжёнными, но вскоре всё затихало.

Однажды наш полк сняли с позиций и отправили неподалёку по фронту к одной высотке, имевшей название «Бабья». Было приказано взять эту высоту. Началась артиллерийская подготовка. С визгом летели снаряды во вражеские окопы, рассчитывая разрушить их оборону. Но когда на довольно высокую и крутую высоту двинулась пехота, враг оказал решительное сопротивление и пулемётным огнём резал наши наступающие части. Много погибло на этой высоте и офицеров, и солдат. Бились несколько дней, но успеха не имели. Затем нас отвели на отдых и переформирование под Одессу, где мы были несколько месяцев. Готовилось наступление крупного масштаба. Говорили, что будет впервые применена новая тактика при наступлении, так называемая «огневая завеса». Суть её заключалась в том, что сильным артиллерийским огнём разрушалась передняя линия обороны противника. Далее, когда пехота шла занять первую линию, непрерывный поток снарядов должен был как завеса охранять наступающие части. Когда была взята первая линия окопов, подтягивалась артиллерия и вновь повторялась та же тактика, чтобы взять и следующую линию. Этим методом удалось на широком фронте прорвать оборону противника и углубиться в его территорию. Это было знаменитое Брусиловское наступление, в результате которого мы сумели взять громадное количество пленных. В период Брусиловского наступления я простудился, получил плеврит и меня эвакуировали в тыл.

Военно-полевой госпиталь 26 пехотной дивизии 104 пехотного полка.

За время работы на фронте Михаил Андреевич получил два военных ордена: «Станислава III степени с мечами и бантом» и «Анны III степени с мечами и бантом».

Дальнейшая служба молодого военного врача затем продолжается в тыловых госпиталях, сначала в Казани, затем в Вятке и Бугульме, но вовсе не становится радужной и спокойной. Вот как вспоминает об этом Михаил Андреевич.

После февральской революции большевистских ораторов можно было встретить всюду, где была солдатская масса: на вокзалах, где всегда толпились солдаты, в вагонах поездов, на рынках и тому подобное. Ораторы призывали солдат не идти на фронт, чтобы кончить таким образом войну. Солдатской массе это было на руку. Они мечтали об этом. Под влиянием большевистской агитации в армии начала падать дисциплина. Всех, кто считал нужным продолжать войну, солдатская масса считала врагами народа.

Нам военным врачам приходилось работать в трудных условиях. К нам на комиссии посылались из запасных батальонов подлежащие отправке на фронт солдаты. С большим трудом их уговаривали идти на военную комиссию, где они надеялись получить дальнейший отпуск или полное увольнение от службы. Мы были обязаны выполнять, как и до революции, свои функции. Т.е. отбирать годных к фронтовой службе. И вот, когда свидетельствуемый получает заключение о годности к фронту, он приходит просто в аффективное состояние, готов броситься с побоями на врача, оскорбляя его порой площадной бранью.

Иной раз просишь фельдфебеля построить команду, но ни фельдфебель, ни офицеры не берутся за это дело, т.к. она не выполнима. Солдаты не хотят строиться. Махнут и уходят ни с чем. Докладываешь своему начальству о положении, и тем дело кончается. Никто никаких мер по поводу нарушения дисциплины не принимает. Солдатская масса была вся дезорганизована и ждала от правительства декрета об окончании войны и заключении мира.

Поэтому, когда начался период большевистской власти, в числе первых декретов был декрет об окончании войны и мире. Кому этот декрет не был радостным событием?! Все радовались ему. Но армия не распускалась. Повсюду были запасные батальоны, и их пока не распускали, т.к. они были той силой, на которую опирались большевики. И вот эта громадная армия с полным отсутствием военной дисциплины вела паразитический образ жизни. От безделья занимались хулиганством. Во многих городах солдаты бунтовали, грабили магазины, склады, заводы.

Я, будучи на военной службе в Бугульме, был свидетелем солдатского бунта. Началось с того, что в аптеку были привезены медикаменты. Квартировавшаяся рядом военная часть решила использовать аптечный спирт, солдаты разграбили подводу, на которой были привезены медикаменты. А затем, не довольствуясь этим, бойцы атаковали аптеку, и ища спиртного, всё там разворочали, не оставив как говорят, камня на камне. Все медикаменты были выброшены, жидкости разбиты. Разграбив аптеку, бойцы бросились к магазинам и там учинили полный грабёж и уничтожение товаров. Власти не могли ничего сделать. Начальник гарнизона (командир запасного батальона) распорядился вылить все запасы спирта, хранящиеся в спиртовом заводе, в том числе и сивушное масло. Пьяная толпа бросилась набирать текущий спирт по канавам в котелки и другую посуду. На улицах водворилась полная анархия.

Вечером мы все врачи были в квартире главного врача и пришёл фельдфебель из нашего госпиталя и сообщил, что все больные пьяные, некоторые умерли от отравления сивушным маслом, а многие в пьяном состоянии отравления. Я был командирован главным врачом в госпиталь. Вооружённый револьвером, я с фельдфебелем отправился в госпиталь. На улицах никого не было. Все опьяневшие солдаты спали непробудным сном. В госпитале я застал несколько фельдшеров, оставшихся в трезвом состоянии и возившимися с опьяневшими ранеными и больными нашего госпиталя. Один фельдшер лежал мёртвым в усыпальнице, отравившийся сивушным маслом. Назначив лечение и сделав указания фельдшерам, я отправился домой.

В запасных батальонах были организованны национальные роты. И у нас была рота татар. Офицерам татарской роты удалось уговорить своих подчинённых идти и подавить мятеж. И вот рота татар во главе с командирами в строю двинулась по улицам города, арестовывая бунтующих. Быстро наступил порядок, и страсти улеглись.

Такие мятежи были и в других городах. Солдаты бездельничали, шлялись по городу, заполняли вокзалы, кино. Кругом, на улицах и в помещениях было громадное количество подсолнечной шелухи, которую никто не убирал, и слой ее с каждым днём увеличивался, устилая пол на несколько вершков.

В казанском кремле, где теперь располагается военное училище, была расквартирована военная часть. Солдаты со второго этажа, садясь на окна, испражнялись наружу, т.к. уборные были переполнены и их никто не убирал, и соответственно каждому окну во дворе росли столбы, достигая к концу зимы высоты второго этажа. Такой порядок был в армии в те страшные годы!

Слушать пятый курс факультета Михаила Андреевича командировали лишь осенью 1917 года, и в мае 1918 года он сдаёт госэкзамены и получает звание лекаря. А в июне того же года поступает на работу в Буинский райздрав. Наступают тяжёлые годы Гражданской войны, которые несут массовое разорение и смерть.

Я был свидетелем прихода чехословацкого корпуса в нашу область, когда представители советской власти бежали. В нашем уезде население арестовало некоторых комиссаров и жестоко с ними расправилось. Я был в это время в одном волостном селе, где был арестован бежавший из уездного города комиссар. Громадная толпа с диким глухим криком произвела над ним суд. Его волочили по земле и топтали ногами. Измятого, с размозжёнными внутренними органами, дотащили до больницы и потом, довольные сделанным, разошлись по домам. Были в этой толпе и кулаки, и бедняки. Это не была кулацкая расправа, это расправа всего недовольного властью населения. В одном из селений нашего уезда общество арестовало председателя сельсовета и его членов и живыми зарыли в могилу.

Следом за войной в Поволжье приходит голод. Задача врачей по спасению людей усложняется многократно.

1921 год был годом тяжёлого неурожая. От голода в каждой деревне болели и умирали люди. Однажды, придя утром на работу, я был поражён громадной толпой больных от голода, собравшихся лечиться в больнице. Больница была и без того переполнена больными и удовлетворить сотни пришедших на лечение больных, конечно, у нас не было возможности. Я говорил об этом собравшимся, и они, конечно, хорошо понимали, что больница не может удовлетворить их просьбу. Но некоторые настойчиво требовали класть их в больницу. Я пошёл в районный комиссариат сообщить о создавшемся положении. Продовольственных запасов в районе не было, и помочь делу комиссариат не мог. Была вызвана милиция, которая должна была в случае эксцессов принять меры. Толпа постепенно разошлась. Положение населения было крайне тяжёлое, питались лебедой, варили шкуры животных, оставшихся от усиленного убоя животных в предыдущие годы, когда усиленно циркулировали слухи об организации коммун.

В этой чудовищной обстановке Буинский райздравотдел неожиданно оказывается лишённым управления, так как его руководитель бросает свою должность, и экстренно уезжает к родному брату в Ташкент. Тогда руководство медициной района поручают Михаилу Андреевичу, и ему, от природы необыкновенно честному человеку, приходится самостоятельно наводить порядок в разорённом хозяйстве.

Однако на руководящей должности тогда Михаил Андреевич проработал недолго. Как беспартийный, к тому же бывший офицер царской армии, он вскоре был заменён на коммуниста с фельдшерским образованием.

Его происхождение и офицерский чин в первые дни начала Великой Отечественной войны не позволили Михаилу Андреевичу отправится на фронт добровольцем. Он был признан не годным для службы в Рабоче-крестьянской Красной армии и получил отказ, когда явился в военкомат. Но война быстро расставила всё по своим местам, и когда фронт ясно ощутил нехватку медицинских специалистов, да ещё и с опытом полевой хирургии, его вскоре призвали в армию.

Я служил в составе сформированного в Казани 364 передвижного полевого госпиталя, 4 армии под командованием Мерецкова. Это было в сентябре 1941 года. Под Волховом шли напряжённые бои. Немцы стремились захватить Волхов и Тихвин. Фашисты стремились во что бы то ни стало разгромить 4-ю армию. 7 ноября город был захвачен врагами. Осаждённый Ленинград остался без жд пути, по которому шло продовольствие. Положение стало критическим. Ставкой был дан приказ во что бы то ни стало взять Тихвин обратно. Госпиталь располагался на линии фронта, что очень осложняло работу. Через месяц удалось выбить немцев из города. Немцы отступали по двум дорогам. По одной из них двигался наш госпиталь. На протяжении 70 км лежали разбитые немецкие танки, бронемашины, пушки. Тогда мы впервые узнали о том, что такое немецкое вооружение.

В течение зимнего периода наша армия в крупных боях не участвовала. В феврале к нам присоединилась 2-я ударная армия генерала Власова. Был получен приказ прорвать оборону немцев севернее Тихвина близ села Мясной бор Новгородской области. Госпиталь перешёл в состав 2-ой ударной армии. В первых же боях фронт был прорван и 2-я ударная армия, оторвавшись от основных сил, ушла глубоко в тыл врага, и попала в окружение.

Начался голод. Не хватало медикаментов. Во время сдачи генералом Власовым остатков армии немцам, майор Туруновский успевает свернуть свой госпиталь и вместе с ранеными и медицинским персоналом, общей численностью до 1500 человек, пойти на прорыв к своим. Несмотря на полученное ранение в руку и тяжёлое ранение в лёгкое (которого в последствии он лишился) Михаил Андреевич сумел с боями вывести госпиталь из окружения 26 июня 1942 года. Из 140 человек медперсонала живыми из окружения вышло только 16.

Несмотря на полученное увечье, Михаил Андреевич не оставил свою любимую профессию, и до глубокой старости оставался врачом, талантливым организатором и гражданином своей страны.