Текст книги "Россия в войне 1941-1945 гг. Великая отечественная глазами британского журналиста"

Глава VI
Разгром гитлеровцев в Белоруссии. «Хуже, чем Сталинград»

Женщины-партизаны на площади Ленина в освобожденном Минске. Июль 1944 года

Большое летнее наступление советских войск началось через две с половиной недели после высадки союзников в Нормандии, а именно, что было довольно-таки символически, 23 июня – на следующий день после третьей годовщины нападения фашистов на Советский Союз. Теперь стороны поменялись ролями. В течение двух последних лет СССР, несмотря на крайне тяжелые потери в людях и в боевой технике, день за днем создавал исключительно боеспособную, умелую и технически великолепно оснащенную армию, в то время как резервы Германии неуклонно истощались.

В то время как английский и американский союзники СССР вели теперь широкие боевые действия во Франции, сковывая (по советским подсчетам) 30 % немецких боевых войск, войска союзников, имевшихся еще у Гитлера, становились все менее надежными, а их правительства мечтали при первом же удобном случае выйти из войны. По иронии судьбы, одной из причин решимости Гитлера цепляться за оборонительный рубеж Витебск, Могилев, Бобруйск на восточной оконечности обширного белорусского выступа, вклинивавшегося далеко в глубь СССР, являлось опасение, что потеря этого рубежа окажет деморализующее воздействие на финнов; между тем финны после потери ими – несколько раньше в том же месяце – Карельского перешейка и Выборга испытывали сильное искушение возобновить с Советским правительством переговоры о перемирии.

Генерал-фельдмаршал фон Буш, командующий группой армий «Центр», которая оккупировала Белоруссию, настойчиво просил у Гитлера разрешения вывести войска из Белоруссии или хотя бы «сократить линию фронта». Но единственное, что сделал Гитлер после того, как немцы в течение пяти дней неизбежно терпели одно поражение за другим, – это сместил Буша и заменил его генерал-фельдмаршалом Моделем, одним из тех, кто проиграл сражение под Курском.

Советское наступление началось в благоприятных условиях. Во-первых, до самых последних дней майско-июньского затишья немцы ожидали следующего сильного удара русских не в Белоруссии, а на южном участке фронта, между Припятскими болотами и Черным морем. Сосредоточение в Белоруссии значительной массы советских войск было осуществлено с соблюдением строжайшей тайны и осторожности, и, когда последовал удар, немцы были захвачены врасплох.

В наступлении, развернувшемся в полосе шириной 800 км (позднее она достигла ширины 1600 с лишним км), участвовали войска четырех фронтов:

1-го Прибалтийского фронта под командованием генерала И. X. Баграмяна;

3-го Белорусского фронта под командованием генерала И. А. Черняховского;

1-го Белорусского фронта под командованием генерала К. К. Рокоссовского;

2-го Белорусского фронта под командованием генерала Г. Ф. Захарова.

Координация действий первых двух фронтов осуществлялась маршалом А. М. Василевским, двух последних – маршалом Г. К. Жуковым.

Русские теперь уже имели огромное превосходство над немцами, сосредоточив в Белоруссии 166 дивизий (вместе с резервами), 31 тыс. орудий и минометов, 5200 танков и самоходно-артиллерийских установок и свыше 6 тыс. самолетов. Советские войска превосходили немецкие в 2 раза по живой силе, в 2,9 раза по артиллерии и минометам, в 4,3 раза по танкам и самоходно-артиллерийским установкам, в 4,5 раза по авиации[202]202
  ИВОВСС Т. 4. с. 163–164. Немецкие источники оценивают советское превосходство еще выше.


[Закрыть].

Поистине это походило на 1941 г., только теперь роли переменились. Артиллерийская плотность нередко достигала 200 орудий на 1 км участка прорыва. В течение нескольких недель к советским позициям доставлялось огромное количество боеприпасов, горючего и продовольствия; четыре участвовавших в наступлении фронта ежедневно принимали по 100 поездов, не считая большого количества грузов, которые подвозились на грузовых автомашинах (главным образом американских). Наготове стоял многочисленный парк санитарных автомашин, а для приема раненых было подготовлено 294 тыс. госпитальных коек[203]203
  Там же. с. 164–166.


[Закрыть].

Почти 12 тыс. имевшихся на фронте грузовиков могли за один рейс подвезти наступавшим частям 25 тыс. т боеприпасов, горючего и других грузов. Это была наиболее тщательно подготовленная из всех предыдущих советских наступательных операций (быть может, за исключением только Курской). Все было разработано до мельчайших деталей, не было оставлено никакого места для импровизации, как это бывало в прошлом – и даже в Сталинграде, причем в основном из-за недостатка боевой техники и моторизованного транспорта.

Одной из отличительных черт Белорусской операции явилась та чрезвычайно важная роль, которую сыграли в ней партизанские соединения, действовавшие в тылу у немцев. Несмотря на ряд особенно жестоких карательных экспедиций против белорусских партизан, проведенных немцами в январе – феврале и повторно в апреле 1944 г., с дикой расправой над целыми деревнями (такая расправа была учинена карателями, например, в деревне Байки Брестской области, где 22 января 1944 г. было сожжено 130 крестьянских домов и зверски убито 957 человек), белорусские партизаны по-прежнему представляли собой в канун наступления внушительную армию общей численностью свыше 143 тыс. человек. Партизаны согласовывали планы своих действий с командованием Красной Армии и в период с 20 по 23 июня вывели из строя практически все железные дороги в Белоруссии; именно это и было нужно Красной Армии, чтобы парализовать перевозки немецких грузов и войск.

Советское наступление с самого начала развивалось с огромным успехом. В период с 23 по 28 июня войска четырех фронтов прорвали немецкую оборону на шести участках и окружили крупные группировки противника в районе Витебска и Бобруйска. Только в этих двух котлах были уничтожены десятки тысяч немцев и около 20 тыс. немецких солдат и офицеров взято в плен. После того как немецкие войска оставили оборонительный рубеж Витебск, Орша, Могилев, Бобруйск, Гитлер отдал бредовый приказ удерживать рубеж на Березине, Этого немцам, однако, сделать не удалось. Наступая с северо-востока и юго-востока, советские войска 3 июля ворвались в столицу Белоруссии Минск и в ходе боев окружили большую немецкую группировку к востоку от города. В этот огромный котел попало около 100 тыс. немецких солдат и офицеров, подавляющая часть которых сдалась в плен. Около 40 тыс. человек были убиты или ранены, а 57 тыс. пленных во главе с несколькими генералами и десятками офицеров были проведены 17 июля по улицам Москвы. Цель столь необычной процедуры состояла в том, чтобы опровергнуть как утверждения немцев об их якобы «планомерном отходе из Белоруссии», так и высказывания английской и американской печати, в которых давалось понять, что советское наступление в Белоруссии явилось «легкой прогулкой», потому что немцы якобы перебросили отсюда крупные силы во Францию, чтобы задержать наступление войск западных союзников, что не соответствовало действительности.

Этот «парад» 57 тыс. немцев, проведенных через Москву, представлял собой незабываемое зрелище. Особенно сильное впечатление производило поведение многолюдных толп москвичей, плотными рядами стоявших на тротуарах. Мальчишки гикали и свистели, но взрослые их сразу же одергивали; мужчины смотрели на проходивших сурово и молча; у многих женщин, особенно пожилых, вид всех этих оборванных и грязных «фрицев» вызывал жалость.

Однако советские солдаты, воевавшие в Белоруссии, не испытывали к немцам подобного сочувствия. Отступая, немецкие войска повсюду старались разрушить все, что только могли. В Жлобине русские обнаружили в противотанковом рву трупы 2500 мирных граждан, которых немцы замучили и расстреляли перед своим уходом. В общей сложности число людей, зверски убитых немцами в период оккупации ими Белоруссии, значительно превышает миллион человек. Погибло все еврейское население Белоруссии и много сотен тысяч партизан и их «сообщников», в том числе женщины и дети.

Большая часть Белоруссии и районы к востоку от нее между Смоленском и Вязьмой были превращены в «зону пустыни». Весной 1944 г. немцы, предчувствуя, что им придется отступать из Белоруссии, приказали перепахать все озимые посевы и пытались помешать весеннему севу. Они изобрели даже специальные катки для уничтожения посевов. Практически все города лежали в развалинах. Правда, поскольку почти 60 % сельской местности в большей или меньшей степени контролировалось партизанами (и даже подчинялось их власти: здесь существовали советские административные и партийные органы), немцы смогли выполнить приказы об уничтожении посевов лишь в некоторых местах. Генерал Типпельскирх, командовавший 4-й немецкой армией во время ее отступления из Белоруссии, писал позднее об «огромном, простиравшемся почти до Минска лесисто-болотистом районе», который «контролировался крупными партизанскими отрядами и ни разу за все три года не очищался от них, а тем более не оккупировался немецкими войсками»[204]204
  Типпельскирх К. История второй мировой войны. М., 1956. с. 445.


[Закрыть].

Тем не менее немцам удалось превратить большую часть территории Белоруссии в «зону пустыни». В деревнях (согласно советским данным) было уничтожено свыше миллиона крестьянских хозяйств, и когда я проезжал через Белоруссию вскоре после разгрома немцев, я видел здесь очень мало скота.

В отличие от того, что я видел на Украине, значительная часть белорусской молодежи сумела избежать отправки в Германию, примкнув к партизанам; однако даже и в этих условиях немцы угнали отсюда в Германию 380 тыс. человек. Разрушения в городах были чудовищными: почти все фабрично-заводские и общественные здания были уничтожены, а в Минске было сожжено также и большинство жилых зданий. И если здесь и уцелел Дом правительства и несколько других общественных зданий, а также 19 из общего числа 332 промышленных предприятий, то это произошло только потому, что советские войска сразу же разминировали их, как только вошли в город. В одном только Минске было обезврежено 4 тыс. авиабомб замедленного действия, фугасов, различных мин и «сюрпризов». Красная Армия восхищалась саперами, «которые ошибаются только один раз в жизни».

Окружение к востоку от Минска стотысячной группировки немцев означало, что Красная Армия пробила в германском фронте 400-километровую брешь и что теперь дорога на Запад была почти свободна.

4 июля, еще до окончательной ликвидации минского котла, Советское Верховное Главнокомандование поставило четырем действовавшим в Белоруссии фронтам новые задачи: войска этих фронтов должны были за короткое время вступить в восточную часть Латвии и в Литву, продолжать наступление в направлении Вильнюса, Каунаса, Гродно и Бреста, форсировать в нескольких местах Неман, а затем выйти к границам Восточной Пруссии и вступить (южнее) в пределы Польши.

Красная Армия продолжала стремительно продвигаться вперед со средним темпом 15–25 км в сутки. 8 июля был взят город Барановичи; 13 июля войска Черняховского овладели Вильнюсом; 18 июля войска Рокоссовского перешли границу Польши и 23 июля вступили в Люблин, что явилось событием, имевшим далеко идущие политические последствия. 28 июля они освободили Брест, и вся территория Белоруссии была полностью очищена от немцев.

По признанию самих гитлеровцев, разгром их войск в Белоруссии явился самым тяжелым поражением, которое вермахт понес на Восточном фронте. В ходе Белорусской операции было уничтожено от 25 до 28 немецких дивизий, в результате чего немцы потеряли не менее 350 тыс. человек. Как указывается в «Журнале боевых действий верховного командования немецкой армии», разгром группы армий «Центр» (в Белоруссии) представлял собой «большую катастрофу, чем Сталинград»[205]205
  Kriegstagebuch des OKW. IV–I. S. 13–14.


[Закрыть]. Эта цифра потерь – 25 дивизий, или 350 тыс. человек, – встречается в ряде других западногерманских послевоенных источников. Так, например, Гудериан говорит об «уничтожении группы армий «Центр» и о потере примерно 25 дивизий». Эти события, пишет он, были «столь потрясающими», что «в середине июля Гитлер перевел свою ставку из Оберзальцберга в Восточную Пруссию»[206]206
  Guderian H. Op. cit. S. 336. Филиппи и Гейм называют 28 дивизий и 350 тыс. человек.


[Закрыть].

Разгром группы армий «Центр» в Белоруссии создал в высшей степени благоприятные условия для действий других советских фронтов. 13 июля войска 1-го Украинского фронта под командованием Конева приступили к осуществлению Львовско-Сандомирской операции; на севере войска 3-го Прибалтийского фронта освободили 18 июля Псков и ворвались в южную часть Эстонии; войска 2-го Прибалтийского фронта вступили в южную часть Латвии, в то время как войска 1-го Прибалтийского фронта под командованием Баграмяна овладели Елгавой, после чего 31 июля вышли в районе Тукума к побережью Рижского залива, отрезав тем самым всю немецкую группу армий «Север» в Эстонии и Латвии от остальных германских войск. Однако три недели спустя немцам удалось прорубить к югу от Рижского залива тридцатикилометровый коридор и таким образом частично восстановить сухопутные коммуникации между группой армий «Север» и западной частью Литвы и Восточной Пруссией.

Хотя Красная Армия и одержала в Белоруссии и на востоке Литвы одну из величайших побед в ходе всей войны – причем такую победу, от которой немцы так и не сумели оправиться, – ее дальнейшее продвижение, начиная с 25 июля и вплоть до конца августа, значительно замедлилось по целому ряду причин – в частности из-за чрезмерно растянутых коммуникаций, появившейся в войсках усталости и введения немцами в бой крупных резервов с целью домешать продвижению советских армий за Неман в Восточную Пруссию, а также дальнейшему развертыванию их наступления вдоль Нарева и Вислы, в ее верхнем и среднем течении, в глубь Центральной Польши. К концу августа, когда по приказу Советского Верховного Главнокомандования большинство операций на участке между Елгавой в Латвии и Юзефувом, в ста милях к югу от Варшавы, было приостановлено, линия фронта проходила примерно по средней части Литвы, далее на небольшом расстоянии от восточной границы Восточной Пруссии, а затем приблизительно вдоль Нарева и Вислы, в глубь Центральной Польши.

К этому времени Польша стала ареной весьма драматичных военных и политических событий. К 23 июля войска левого фланга 1-го Белорусского фронта (под командованием Рокоссовского), в состав которых входила и 1-я Польская армия, уже освободили древний польский город Люблин. 31 июля образовавшие тупой клин войска правого фланга 1-го Белорусского фронта завязали бои на ближних подступах к предместью Варшавы – Праге, расположенному на правом берегу Вислы напротив Варшавы. 1 августа началось Варшавское восстание, поднятое Армией Крайовой под командованием генерала Бур-Коморовского.

Глава VII
Что произошло в Варшаве?

Два солдата зондеркоманды СС «Дирлевангер» на улице Хлодной в восставшей Варшаве. Август 1944 года

Незадолго до начала варшавской трагедии в освобожденных Красной Армией районах Польши произошли важные в политическом отношении события, чреватые далеко идущими последствиями.

Как мы уже видели, 23 июля советские войска освободили Люблин, а 26 июля Народный комиссариат иностранных дел СССР опубликовал заявление об отношении Советского Союза к Польше; одновременно был опубликован манифест, датированный 22 июля и подписанный в Хелме (пограничном польском городе); в нем объявлялось о создании Польского комитета национального освобождения, который вскоре все стали называть просто Люблинский комитет.

В советском заявлении говорилось, что Красная Армия вместе с Польской армией, действующей на советско-германском фронте, приступила к освобождению польской территории. Советские войска, сообщалось в заявлении, имеют только одну цель: разгромить противника и помочь польскому народу восстановить независимую, сильную и демократическую Польшу, Поскольку Польша являлась суверенным государством, Советское правительство решило не создавать на польской территории своей собственной администрации, а заключить с Польским комитетом национального освобождения соглашение, определяющее взаимоотношения между Советским Верховным Главнокомандованием и польской администрацией. В заявлении отмечалось, что Советское правительство не преследует цели присоединения к СССР каких-либо польских земель или изменения общественного строя Польши и что присутствие Красной Армии на территории Польши диктуется единственно военной необходимостью.

Крайова Рада Народова, по существу представлявшая собой «подпольный парламент», издала декрет, подписанный: «Варшава (sic!), 21 июля», который на следующий день был опубликован в Хелме в первом номере ее официального органа – газеты «Речь Посполита». Декрет этот объявлял о создании Польского комитета национального освобождения под председательством Э. Осубки-Моравского. Заместителями председателя назначались А. Витое, В. Василевская и генерал 3. Берлинг. В декрете объявлялось также о других назначениях, за исключением пяти членов комитета, чьи имена не были названы, поскольку они все еще находились на оккупированной немцами территории.

В изданном Комитетом манифесте говорилось, что Комитет создан Крайовой Радой Народовой, органом, в состав которого вошли представители крестьянской партии и других демократических элементов в самой Польше и который «признали организации поляков за границей, и в первую очередь – Союз польских патриотов и Польская армия, сформированная в Советском Союзе». Манифест разоблачал лондонское эмигрантское правительство как «самозваную» власть, опирающуюся на «фашистскую» конституцию 1935 г. Комитет будет признавать конституцию 1921 г. и действовать в соответствии с ней вплоть до созыва Учредительного сейма и вынесения им нового решения.

В манифесте провозглашалась новая эра единства славянских народов; подчеркивалось, что границы между Польшей и Советским Союзом будут установлены на основе «этнического» принципа и взаимного согласия и что Польша получит свои древние западные земли в Силезии, по Одеру и в Померании. Восточная Пруссия также должна была войти в состав Польши. Бессмысленная вражда между славянскими народами, длившаяся 400 лет, теперь наконец кончилась, и польским и советским знаменам предстояло развеваться рядом, когда победоносные войска обеих стран вступят в Берлин…

Далее в манифесте перечислялся ряд пунктов программы восстановления страны и подчеркивалась необходимость проведения широкой аграрной реформы. Вопрос о национализации в манифесте формулировался весьма осторожно. В нем говорилось, что национальное имущество, находящееся в руках немецкого государства и немецких капиталистов, перейдет «в распоряжение временного государственного управления» Польши и «по мере урегулирования экономических отношений будет происходить возвращение собственности владельцам».

Манифест декларировал, что боевой союз Польши с Англией и США будет способствовать укреплению дружбы между ними и что Польша будет стремиться поддерживать свои традиционные узы дружбы и союза с Францией.

Состав Комитета был довольно пестрый; так, например, руководитель Отдела охраны труда, социального обеспечения и здравоохранения д-р Дробнер являлся правым социалистом; Витое (подобно Миколайчику) был старым членом руководства крестьянской партии (вскоре он был выведен из состава Комитета). Однако ключевые позиции явно находились в руках ППР (коммунистов); к ППР принадлежал и председатель Крайовой Рады Народовой Берут.

23 июля Рада Народова издала целый ряд постановлений – о создании верховного командования Польской армии, о подчинении Союза польских патриотов в СССР Польскому комитету национального освобождения и т. д.

Теперь мы подходим к одному из эпизодов войны на Восточном фронте, вызвавшему особенно много споров, – трагическому Варшавскому восстанию в августе – сентябре 1944 г. Версия «лондонских поляков» слишком хорошо известна, чтобы излагать ее в подробностях. Лидер восстания Бур-Коморовский изложил свою версию «русского предательства»; то же сделал Станислав Миколайчик в своей книге «Rape of Poland». Миколайчик, в частности, настойчиво повторяет в своей книге, что штаб генерала Рокоссовского находился «всего в нескольких километрах» от Варшавы и что Красная Армия стояла «в пригородах Варшавы и не хотела двинуться с места». О том, что Красную Армию отделяла от Варшавы широкая река Висла, упоминается только мимоходом. Миколайчик хочет дать понять, что Висла не была серьезным препятствием и что если бы русские захотели, они могли бы легко овладеть Варшавой и тем самым предотвратить разрушение города и спасти многих из 300 тыс. поляков, которые погибли за два месяца ожесточенных боев и зверских расправ, происходивших в городе. И если русские не взяли Варшаву, то это, по утверждению Миколайчика, объясняется не тем, что они не могли этого сделать, а причинами чисто политической порядка: их не устраивало «освобождение» польской столицы в результате народного восстания, руководимого Бур-Коморовским и другими «агентами» лондонского правительства. И Бур-Коморовский, и Миколайчик максимально использовали в своей аргументации следующие факты: 1) Московское радио в конце июля в – специальной передаче призвало население Варшавы к восстанию против немцев; 2) советское командование не разрешило самолетам, доставлявшим с Запада и сбрасывавшим в Варшаве снаряжение и боеприпасы, приземляться на советских аэродромах и 3) советские войска не поддержали мужественную попытку польских частей под командованием генерала Берлинга форсировать Вислу в непосредственной близости к Варшаве.

Письма, которыми обменивались Черчилль и Сталин в период Варшавского восстания, носят на себе следы все усиливавшегося раздражения Черчилля по поводу уклонения русских от сотрудничества и растущего гнева Сталина в отношении варшавских «преступников», которые втянули население Варшавы в бессмысленный мятеж, не согласовав своих действий с командованием Красной Армии.

4 августа (то есть через три дня после начала восстания в Варшаве) Черчилль телеграфировал Сталину:

«По срочной просьбе польской подпольной армии мы сбросим в зависимости от погоды около шестидесяти тонн снаряжения и боеприпасов [в Варшаве]… Они [поляки] также заявляют, что они просят о русской помощи, которая кажется весьма близкой. Их атакуют полторы немецкие дивизии».

5 августа Сталин ответил:

«Думаю, что сообщенная Вам информация поляков сильно преувеличена и не внушает доверия… Поляки-эмигранты уже приписали себе чуть ли не взятие Вильно какими-то частями Краевой Армии… Но это, конечно, не соответствует действительности ни в какой мере. Краевая Армия поляков состоит из нескольких отрядов, которые неправильно называются дивизиями. У них нет ни артиллерии, ни авиации, ни танков. Я не представляю, как подобные отряды могут взять Варшаву, на оборону которой немцы выставили четыре танковые дивизии, в том числе дивизию “Герман Геринг”».

8 августа Сталин сообщил Черчиллю о встречах в Москве Миколайчика с представителями Польского комитета национального освобождения, но выразил мнение, что они пока «еще не привели к желательным результатам». Тем не менее 10 августа Черчилль поблагодарил Сталина за то, что он способствовал сближению обеих сторон, и добавил, что польские летчики с запада сбросили в Варшаве еще некоторое количество боеприпасов. «Я очень рад слышать, что Вы сами посылаете вооружение. Все, что Вы сочтете возможным сделать, будет горячо оценено Вашими британскими друзьями и союзниками».

Однако уже через непродолжительное время, 14 августа, Черчилль телеграфировал Идену (находившемуся в то время в Италии):

«Весьма странно, конечно, что в тот самый момент, когда подпольная армия подняла восстание, русские армии приостановили свое наступление на Варшаву и отошли на некоторое расстояние назад. Чтобы доставлять [в Варшаву] пулеметы и боеприпасы, им было бы достаточно покрыть по воздуху [расстояние] в 100 миль»[207]207
  Churchill W. Op. cit. Vol. VI. p. 117.


[Закрыть].

Как пишет Черчилль, два дня спустя Вышинский информировал американского посла, что Советское правительство не может возражать против доставки английскими и американскими самолетами оружия в район Варшавы, но что оно возражает против их приземления на советской территории, «поскольку Советское правительство не хочет иметь ни прямого, ни косвенного отношения к варшавской авантюре».

16 августа Сталин направил послание такого же содержания, но в более мягкой форме Черчиллю.

Это решение вызвало в Лондоне и Вашингтоне большое волнение, и 20 августа Черчилль и Рузвельт направили Сталину совместное послание, начинавшееся словами: «Мы думаем о том, какова будет реакция общественного мнения, если антинацисты в Варшаве будут на самом деле покинуты», – в котором содержался призыв к сотрудничеству трех великих держав в этом вопросе.

Сталин ответил им 22 августа:

«Рано или поздно, но правда о кучке преступников, затеявших ради захвата власти варшавскую авантюру, станет всем известна. Эти люди… [бросили] многих почти безоружных людей под немецкие пушки, танки и авиацию… Каждый новый день используется не поляками для дела освобождения Варшавы, а гитлеровцами, бесчеловечно истребляющими жителей Варшавы.

С военной точки зрения создавшееся положение, привлекающее… внимание немцев к Варшаве, также весьма невыгодно как для Красной Армии, так и для поляков. Между тем советские войска, встретившиеся в последнее время с новыми… попытками немцев перейти в контратаки, делают все возможное, чтобы сломить эти контратаки гитлеровцев и перейти на новое широкое наступление под Варшавой. Не может быть сомнения, что Красная Армия не пожалеет усилий, чтобы разбить немцев под Варшавой и освободить Варшаву для поляков. Это будет лучшая и действительная помощь полякам-антинацистам».

И действительно, как пишет Черчилль, «10 сентября, после шестинедельных мук, пережитых поляками, Кремль как будто переменил тактику»[208]208
  Churchill W. Op. cit. p. 24.


[Закрыть].

«В этот день в восточных предместьях Варшавы стали падать советские артиллерийские снаряды и над городом снова появились советские самолеты. По приказу советского командования польские коммунистические силы пробили себе дорогу на окраину столицы. 14 сентября и в последующие дни советская авиация сбросила повстанцам различные грузы, но раскрылось лишь незначительное число парашютов, и многие контейнеры разбились».

И дальше: «На другой день русские войска заняли предместье – Прагу, но дальше не пошли»[209]209
  Ibid. p. 127.


[Закрыть].

Спустя две недели с небольшим, 2 октября, Бур-Коморовский капитулировал перед немцами.

Как указано в официальной советской «Истории войны», чтобы понять сложившуюся обстановку, необходимо вернуться к директивам Советского Верховного Главнокомандования различным фронтам от 28 июля. Эти директивы ставили в числе прочих следующие задачи:

3-й Белорусский фронт получил приказ не позднее 1–2 августа овладеть городом Каунасом и затем продолжать наступление к границе Восточной Пруссии;

Войскам 2-го Белорусского фронта, действовавшим южнее, также надлежало развивать наступление в направлении границы Восточной Пруссии, через Ломжу;

1-му Белорусскому фронту ставилась задача после овладения районами Бреста и Седльце 5–8 августа занять Прагу (предместье Варшавы) и захватить ряд плацдармов к югу от Варшавы, на западном берегу Вислы.

31 июля войска правого крыла 1-го Белорусского фронта действительно завязали с немцами «бои на ближних подступах предместья Варшавы – Праги», на правом берегу Вислы. Тем временем войска левого крыла 1-го Белорусского фронта форсировали Вислу южнее Варшавы и захватили небольшие плацдармы в районах городов Магнушева и Пулавы. Вслед за тем немцы предприняли на этих участках ряд ожесточенных контратак с целью выбить отсюда русских; и хотя последние сумели удержать захваченные плацдармы в своих руках, у них не было достаточно сил, чтобы расширить их.

Совершенно очевидно, что в конце июля – начале августа что-то серьезно нарушило планы Советского Верховного Главнокомандования.

3 августа советские газеты опубликовали карту, на которой была показана линия фронта, проходившая в нескольких километрах от Вислы, непосредственно к востоку от Праги, хотя и на очень узком выступе. В Москве ходили разговоры о том, что 9 или 10 августа Рокоссовский возьмет Варшаву. Но затем что-то нарушилось: по-видимому, внезапный удар, о котором говорил позднее Гудериан, не удался.

Из Варшавы приходили с каждым днем все более трагические известия. Затем почти две недели советская печать продолжала хранить молчание о том, что происходит на Варшавском участке, и только 16 августа опубликовала сообщение, полное зловещего смысла: «Восточнее Праги наши войска вели бои с противником, отбивая атаки крупных сил его пехоты и танков. После упорных боев наши войска оставили населенный пункт Оссув». Оссув находился лишь на небольшом расстоянии от Праги, и сообщение не давало никаких указаний, как далеко в действительности были оттеснены советские войска.

Охарактеризовав решение командования Армии Крайовой (принятое им с благословения польского правительства в Лондоне) начать 1 августа восстание в Варшаве как антисоветскую политическую операцию и указав на совершенно недостаточное количество вооружения и боеприпасов в Варшаве, советская «История войны» продолжает:

«Неудивительно… что наступление уже в первые часы не было успешным. Повстанцы не смогли овладеть командными пунктами столицы, захватить вокзалы, мосты через Вислу, и это дало возможность немецкому командованию подтянуть свои войска… командиры некоторых повстанческих отрядов, не веря в успех восстания, распустили свои отряды или вывели их из города. Но, несмотря на такие неблагоприятные условия, борьба продолжалась. Она вспыхнула с новой силой, когда в нее включилось население Варшавы… рядовые члены Армии Крайовой, не зная истинных целей организаторов восстания, мужественно сражались с гитлеровскими оккупантами… Однако силы были слишком неравными… Во второй половине августа положение повстанцев резко ухудшилось. Враг варварски уничтожал город, выполняя приказ Гитлера сровнять Варшаву с землей»[210]210
  ИВОВСС. Т. 4. с. 243.


[Закрыть].

Сейчас все это объясняют так: хотя «в принципе», как явствовало из письма Сталина Черчиллю от 16 августа, Советское правительство и хотело отмежеваться от Варшавского восстания (о котором с ним даже не проконсультировались), оно тем не менее «сделало все возможное», чтобы помочь повстанцам, поскольку в борьбу включились десятки тысяч патриотов Варшавы.

В ответ на раздавшиеся на Западе обвинения, что советское командование «сознательно остановило свои войска у стен Варшавы и тем самым обрекло восстание на гибель», «История войны»[211]211
  Там же. с. 244 и след.


[Закрыть] указывает:

«Это могут проповедовать только [люди], не утруждающие себя исследованием положения и возможностей войск Красной Армии к моменту Варшавского восстания и не желающие считаться с фактами…