Текст книги "Победа для Ники"

Глава 8

– Ну ты и наглец, – в который раз засмеялась я, наслаждаясь тем, как свежий морской ветер обдувает лицо. – Это ж надо такое придумать – «отвлекающий маневр»!

– А что было делать? Ты прыгаешь вокруг камней в непосредственной близости от дома Лазуревских, тут как из-под земли появляется эта стерва… Признаться, сам ее заметил в последний момент, – расхохотался Виктор. – Хотя я безмерно доволен, что все обернулось именно так…

Он многозначительно замолчал, и я закашлялась – совсем как Марина Львовна несколькими часами ранее, когда застукала нас практически у своего дома за страстным поцелуем. Услышав негодующее «кхе-кхе», я тут же отпрянула от Виктора – и похолодела от острого, недоброго взгляда писательской жены. Та оправилась от первого шока и с привычным «дружелюбием» отчеканила:

– Что здесь происходит?

Похоже, это вошло у нас в привычку – позориться перед Лазуревскими… В отличие от меня Виктор нисколько не смутился – все-таки судьба свела меня с удивительным прохвостом, которого, казалось, ничто не могло выбить из колеи…

– Мое почтение, Марина Львовна. – Он галантно кивнул и расплылся в улыбке столь радушной, словно всю жизнь только и грезил, что об этой случайной встрече с мегерой. – Что происходит? Да ничего особенного… Репетируем.

– Что? – Его дерзкое обаяние, похоже, сумело сбить писательскую женушку с толку. Растерявшись, она ненадолго утратила дар речи, но потом снова стала закипать. – С каких это пор нечто подобное стало называться «репетицией»? Вы, конечно, вольны «работать с контингентом» как угодно, но почему это происходит у стен моего дома?

Хм, резонный вопрос. От стыда я не знала, куда деться, зато партнер по «репетиции» хранил привычное спокойствие.

– Вы не так нас поняли. Всего-навсего готовим на конкурс пьесу: это любовная сценка в морском антураже, – на ходу сочинил он. – А сюда пришли за вдохновением. Согласитесь, с этого плато открывается уникальный вид! Конечно, с нашей стороны было чуточку бесцеремонно нарушать ваш покой, но игра стоит свеч – здешняя атмосфера поможет нам настроиться и достовернее изобразить чувства персонажей…

Ага, кто-то нагло украл мою легенду! Выходит, не так она и нелепа… В любом случае желание выяснять что-либо дальше у Лазуревской как рукой сняло.

– Попрошу вас впредь выбирать для своих, с позволения сказать, «репетиций» другое место, подальше от частных владений, – фыркнула она и, вскинув голову фирменным жестом царицы, поспешила удалиться в сторону дома.

Нам оставалось лишь покорно отступить. Всю дорогу до «Парящего Пегаса» Виктор читал мне нотацию о вреде чрезмерного любопытства, а я, едва его слушая, витала мыслями там, у одинокого кипариса… Плато магическим образом манило меня, и я терялась в догадках, что же влекло больше: тайна высеченных на камне цифр или желание вновь ощутить сладостное головокружение от поцелуя…

Я настолько запуталась в своих чувствах, что была даже рада, когда, проводив меня в гостиницу, Виктор объявил: обедать не будет, у него срочные дела, но мы обязательно прогуляемся по берегу вечером, после ужина и конкурсной программы. Попросив перекинуть ему на телефон злополучное видео, он скрылся, оставив меня в полном смятении.

Чтобы внести стройность в лихорадочную круговерть мыслей, я взялась читать новую книгу Лазуревского. Нет, не просто читать – досконально разбирать предложение за предложением, останавливаясь на каждом слове и пытаясь найти хотя бы что-то подозрительное. Паранойя до добра не довела: суть увлекательного сюжета, изложенного легким понятным слогом, от меня ускользнула. Двадцати страниц подобного мучения хватило, чтобы погрузить меня в глубокий послеобеденный сон…

Загадка даты «15.08.94» – а я нисколько не сомневалась, что цифры составляли именно дату, – изводила меня и на протяжении ужина. Продолжение конкурса в большом зале, распахнувшем свои двери для публики впервые после происшествия с Верой, тоже не отвлекло: пока участники читали стихи и пели, я скользила взглядом по сцене. Виктор, как обычно, стоял у занавеса, перемежая выступления остроумным конферансом, а члены оргкомитета и жюри занимали привычные места за столиком поодаль. Ничего сомнительного – ничего, что натолкнуло бы меня на объяснение недавнего инцидента. Неудивительно, что к вечерней прогулке в приятной компании я была полна разочарования.

– Ника, ну что за неугомонный характер? Вся в тетю! – улыбнулся Виктор, накидывая мне на плечи свою спортивную куртку. – Не могу больше слышать об этом твоем «расследовании» – одни только пустые переживания! И чтобы познакомить тебя с иной, привлекательной стороной отдыха у моря, покажу тебе обещанные романтические уголки в окрестностях гостиницы.

Он нисколько не преувеличил, расписывая местные красоты. Яхты на море, иссиня-черные блестящие волны, сиявшее огоньками пляжное кафе – все это с приходом сумерек окрасилось особым очарованием. Луна только начинала расти, и ее тонкий серп не конкурировал по яркости с подмигивавшими нам крупными звездами. Но какие бы красоты мы в этот момент ни осматривали, взор сам собой возвращался к каменному Пегасу, надежно скрывавшему заветную бухту…

– Сдаюсь: настроить тебя на лирический лад не удается, – усмехнулся Виктор, усаживая меня за столик кафе и заказывая у Эдика нам по коктейлю. – Кстати, дядя Миша прислал сообщение. Уже завтра ты сможешь навестить тетю. Уговор прежний – ни слова о происшествиях. Ей хватило общения с дознавателями, они уже побывали в больнице… Теперь тетя снова на успокоительных и ждет тебя. Просит привезти ей косметику и полкило рыбы.

– Какой еще рыбы? – Внутри все мучительно сжалось при мысли о том, что рассудок Доры все-таки помрачился от переживаний. – Скажи честно, тетя совсем плоха, да?

– Какой рыбы? Обыкновенной, сырой. Что-нибудь не сильно костистое, например, минтай. – Виктор улыбнулся и успокаивающе махнул рукой. – Ника, да все в порядке с твоей тетей… Свела знакомство с Румпелем, решила обучить его паре трюков, только и всего. А без рыбы он на контакт не идет.

– С кем? – ужаснулась я. Перед мысленным взором мгновенно предстал образ залихватского пирата с морской кличкой. Видимо, какой-то бандит… Выходит, Дора и в больнице умудрилась найти себе приключения? Какой ужас…

– С морской кличкой? Да-да, «румпель» – какая-то штука для поворота руля, точно не знаю. И это действительно кличка. Но не пирата, а кота, – рассмеялся мой всезнающий спутник. – Наглая рыжая кошачья морда, единственный домочадец нашего дяди Миши. Он решил, что твоей тете не помешает отвлечься на общение, никак не связанное с Лазуревским и компанией.

Значит, Румпель. Только этого нам не хватало… Ладно, куплю на местном рынке рыбу, пусть Дора развлекается дрессировкой котов. А вдобавок – охмурением одиноких пожилых докторов, учитывая просьбу привезти косметику.

– Охмурение? По-моему, неплохое занятие, – продолжил хихикать Виктор. – Бери пример. Грех сидеть сложа руки, когда рядом – одинокий и еще совсем не пожилой экземпляр. Мы так подходим друг другу! По крайней мере, наш «отвлекающий маневр» сегодня удался…

Вот так – «отвлекающий маневр», не более. А чего я еще хотела? Неужели думала, что избалованный женским вниманием красавчик в одну секунду воспылал ко мне горячими чувствами? Увы, он просто раньше меня заметил высокомерную Лазуревскую и мигом просчитал, какое недовольство вызовет у нее моя «следственная работа» в Пегасовой бухте. Объяснять ситуацию было некогда, вот мне и заткнули рот – весьма оригинальным, стоит признать, образом. Виктор выбрал меньшее из зол, только и всего.

– Признаю, маневр вышел неплохим. Я сразу поняла, что дело неладно, и постаралась подыграть тебе, как тогда, на балконе. – Надеюсь, моя ложь вышла достоверной, а беззаботная улыбка скрыла досаду. – Ого, смотри, звезда падает! Ой, еще одна…

Мы дружно подняли глаза к темному небосводу, на котором мерцающие огоньки исполняли свой замысловатый танец. Я замерла от восторга – ради чего-то подобного и затевался этот отдых у моря, ведь в городе таких ярких звезд никогда не увидишь…

– Метеорный поток в области созвездия Персея, – со знанием дела изрек Виктор. – Ах, этот загадочный Персей… Справился с горгоной Медузой, обратил в камень Атланта, освободил Андромеду – вот это жизнь! Обожаю древнегреческие мифы, еще с детства. А поток персеид – обычное явление для середины августа.

– Точно! Какое сегодня число? 14-е. Завтра нужно быть настороже: вдруг в «Парящем Пегасе» произойдет нечто важное – то, что поможет мне разгадать тайну высеченной на камне даты.

– Ника, ты неисправима, – хмыкнул любитель мифов. – Я тут соловьем заливаюсь, поддерживаю романтическую атмосферу, а ты – за старое! В этой ситуации ничего не остается, кроме как раскрыть тебе пресловутую тайну. Итак, слушай…

Звезды для меня мгновенно померкли, лившаяся из динамиков кафе музыка смолкла, и я всполошенно уставилась на Виктора. Неужели это произойдет прямо сейчас? Меня наконец-то соизволят посвятить в великую тайну? Ах, этот любитель театральных эффектов, какую паузу подвесил! Скорее же, иначе от нетерпения я схвачу удар на этом самом месте!

– Не стоит так нервничать, – протянул наглец, от души наслаждаясь моей реакцией. – Никакой интриги тут нет, будешь разочарована…

– Говори, не тяни! – Меня уже трясло от близости разгадки. – Хватит мучить!

– Я и не мучаю… Ника, может, сначала потанцуем?

– Говори, или я тебя убью!

– Хорошо, будь по-твоему… – Он помедлил, хитро ухмыльнулся и с заговорщическим видом выдал: – Раньше в Пегасовую бухту частенько водили экскурсии. Любой желающий мог подняться на плато и полюбоваться видом, вдохновляющим писателя. Судя по всему, именно тогда кто-то из отдыхающих и нацарапал дату. Странно еще, что рядом не обнаружилось чего-то вроде «Здесь был Вася». Вот так – и никакого секрета. Я тебе уже говорил: иногда все совсем иначе, чем нам кажется.

– Что?!! – У меня в горле заклокотало от негодования. – Ты вздумал надо мной издеваться?

– Отнюдь, – одарил меня обворожительной улыбкой Виктор. – Это самое логичное объяснение. Прими его и успокойся. Ника, брось ты это свое «дознание», посмотри лучше, как красиво вокруг!

– Ага, хорошенькое дело – бросить! Ну уж нет! – Я не собиралась поддаваться на его чары. – И кстати, еще нужно выяснить, почему перестали водить экскурсии к писательскому дому! Здесь есть карандаш или ручка? Сейчас же внесу в список Доры этот пункт, он будет уже тринадцатым по счету!

Я было собиралась вытащить заветную бумагу из кармана, но Виктор накрыл мои пальцы своими. От этого нехитрого жеста кисть будто током пронзило – похоже, я совсем отвыкла от подобного рода внимания.

– Ника, давай оставим все дела хотя бы до завтра, – принялся обволакивать меня бархатный баритон, словно созданный для обольщения. – Такой чудный вечер! О, еще звезда падает… Быстрее, лови момент – самое время загадать желание! Подумай, чего тебе хочется, не упускай возможность!

Ох, этот голос совсем меня загипнотизировал, и волнение отступило перед новой заманчивой интригой… Я подняла глаза на небо, в котором, казалось, еще висел пыльный шлейф сгоревшей звезды. Очередной упущенный шанс… Если вдуматься, всю свою жизнь я только и делаю, что упускаю шансы. Вот и сейчас, вместо того чтобы наслаждаться обществом привлекательного мужчины, извожу себя вопросами. А ведь Виктор только что озвучил главный из них: чего же мне все-таки хочется?

Я затихла и погрузилась в раздумья. Конечно, мне было известно, что «звездный дождь» образует пыль кометного хвоста, да и верить в красивые сказки я давно разучилась… Но этим вечером на берегу моря почему-то особенно хотелось, чтобы сбылось самое невероятное. Допустим, нашлась бы какая-нибудь особо расположенная ко мне звезда, решившая сгореть, принеся себя в жертву моему желанию. Что я могла бы придумать? Разумеется, если не считать очевидных пунктов вроде здоровья и благополучия близких.

Передо мной, как наяву, заметались картинки: победа в конкурсе, увлекательная работа, роскошное свадебное платье и жених в придачу, романтическая поездка в Париж… Все не то. Сколько я ни билась, сколько ни задавала себе важный вопрос, а сформулировать одно-единственное заветное желание никак не получалось. Виктор рядом молчал, деликатно давая мне возможность побыть наедине со своими мыслями, и было в этом молчании что-то поистине гармоничное, теплое, родное…

Я набрала воздуха в легкие и решительно выдохнула. К чему врать самой себе? Можно было выдумывать роскошные, почти несбыточные желания, фантазируя до бесконечности, но факт оставался фактом: больше всего на свете мне хотелось бы продлить нынешнее мгновение. Вот этот самый момент у моря. Солоноватый ветерок, плеск волн и, главное, невероятное ощущение близости с человеком, в обществе которого было комфортно даже молчать. Да, именно так – хочу, чтобы это длилось вечно!

Я вскинула голову, напряженно вглядываясь в темное небо, и в этот самый миг перед глазами пронеслась крошечная блестящая точка, больше похожая на обыкновенный спутник. Что, и это – все? Такая хиленькая звездочка, которую и заметишь-то с трудом? И как, интересно, у нее хватит сил выполнить мое желание? Эх, опять все против меня! А я-то, дурочка, поверила в примету – на какую-то секунду, но все-таки…

– Ника, дело ведь не в звездах. – И как это посторонний, в сущности, человек мог видеть меня насквозь? Он сжал мои пальцы и с нежностью поднес их к своим губам. – Все в наших силах, нужно лишь вовремя понять, чего ты по-настоящему хочешь. Тогда уйдут страхи, растают сомнения, и ты сможешь сделать первый шаг к счастью.

Хм, возможно, так и есть, только осознать бы еще, в чем оно заключается, мое счастье… Сейчас, сидя в пляжном кафе с Виктором, я снова путалась в собственных чувствах. Мне было хорошо, уютно, спокойно и… чуть-чуть горько. Да, горько оттого, что все это неминуемо станет частью прошлого. Совсем скоро отдых закончится, я уеду домой, какое-то время меня будут утешать воспоминания, но рано или поздно они померкнут…

– Ребята, простите, мы закрываемся, – прервал мои невеселые раздумья дружелюбный голос.

Обернувшись, я увидела знакомого официанта, того самого Эдика, что не раз выручал нас в трудных ситуациях. Как незаметно пролетело время, уже почти полночь… Нам оставалось лишь попрощаться и неспешно двинуться к освещенному корпусу гостиницы.

По дороге Виктор развлекал меня историями о природных явлениях, которые ему доводилось наблюдать этим летом: суперлуние, яркие зарницы, противостояние Юпитера… Я едва слушала, не в силах избавиться от внезапно нахлынувшей грусти. Какое мне дело до того, кому там противостоит этот Юпитер, если у меня вся жизнь идет наперекосяк? Слишком много разочарований – пусть мелких, но гаденьких, сковывающих по рукам и ногам, мешающих сделать пресловутый шаг к счастью… Вот и сейчас я близка к тому, чтобы упустить еще одну возможность. Через пять минут мужчина, к которому меня влечет, распрощается и уйдет, а я вернусь в гостиничный номер – ворочаться без сна, ругая себя за малодушие.

– Виктор, подожди… – Слова сами собой слетели с языка, прерывая его рассказ о недавнем мини-смерче. – Дело в том… у меня к тебе просьба.

– Да? – с готовностью отреагировал мой чуткий собеседник, словно только и ждал чего-то подобного. – Не стесняйся, выкладывай. Выполню все, что ни пожелаешь.

– Словом… тут такая ситуация… – промямлила я и, собравшись с силами, выпалила: – После недавних происшествий мне страшно в одиночестве. Ты не останешься со мной на эту ночь? Понимаю, это не совсем удобно, особенно после вчерашнего сна на крохотном диванчике… но, наверное, можно что-то придумать…

– Конечно, останусь, – улыбнулся он и с нежностью провел пальцами по моей щеке, давая понять, что уловил истинный смысл сбивчивой речи. – Я уже боялся, что ты никогда не решишься.

– Только мне не хочется, чтобы это выглядело жалкой попыткой…

Оборвав глупые объяснения, Виктор привлек меня к себе, и я с головой нырнула в свой сногсшибательный, выпестованный в мечтах курортный роман. Мужчина, за считаные дни умудрившийся стать таким близким, касался моих губ, и я отвечала ему, отбросив все сомнения. Красавец-супермен? Профессиональный обольститель? Легкомысленный искатель приключений? Ну и что! Я так хочу, и точка. Здесь и сейчас, только здесь и сейчас, и все равно, что будет завтра!

Стоит ли говорить, что я забыла внести в список Доры тринадцатую строчку…

* * *

– Ричард, тубо! Попробуй, обязательно получится… Давай еще раз – тубо! – разносился по больничному коридору зычный голос тетушки. – А теперь – шерш! Ну же, шерш, Ричард!

Я тихонько толкнула дверь и застыла на пороге небольшой уютной комнатки. Дора сидела на кровати в серой казенной рубашке и производила странные манипуляции пальцами, будто пытаясь откопать что-то под подушкой. Прямо перед ней, на прикроватной тумбочке, устроился лохматый рыжий кот. Склонив голову с настороженными аккуратными ушками, он с явным интересом наблюдал за спектаклем.

– Как же еще тебе объяснить? – Тетушка нырнула рукой под подушку и извлекла оттуда что-то вроде бантика на ниточке. – Вот, смотри: я прячу, ты находишь – все просто! Шерш! Ищи! Ох, ну почему ты такой непонятливый, Ричард?

– Наверное, потому, что он – не Ричард, – подала голос я, заходя в палату. – К тому же ему вряд ли знакомы команды для собак, да еще и на французском…

– Никуша, привет! – обрадовалась тетя. От воплощенного комка нервов не осталось и следа, Дора выглядела увлеченной новой задачей. – Я пробовала и по-русски, все равно не понимает! И согласись, Ричард – гораздо благороднее, чем какой-то там Трюфель… или Штрудель…

– Румпель, – подсказала я. – А почему он здесь? Котик, конечно, милый, но доктор вряд ли будет доволен, застав его в палате.

– Так доктор сам его сюда и принес, – рассмеялась Дора. – Сказал, что кот домашний, практически стерильный, а мне важны положительные эмоции. Михаил Ильич решил всерьез заняться моим здоровьем: капельницы, процедуры, витамины… Такой чуткий, знающий врач, не устаю восхищаться… Да, Никуша, ты принесла косметику?

– Вот, – протянула я тете набитый под завязку несессер и постаралась спрятать улыбку, вызванную нехитрой логической цепочкой «Михаил Ильич – восхищение – косметика». Похоже, Дора пустит в ход все свое бронебойное обаяние… – А рыба – в холодильнике, медсестра посоветовала оставить пока там.

– Очень хорошо, – просияла тетя. – Теперь наши с Ричардом занятия пойдут продуктивнее. Знаешь, Никуша, я чувствую себя гораздо лучше, чем пару дней назад. А ты, моя милая, просто расцвела! И я догадываюсь, кого стоит благодарить за это…

Что ж, от ее пытливых глаз не могло укрыться ничего! С самого утра я тщетно старалась отвлечься на заботы, чтобы стереть со своего лица глуповато-счастливую улыбку. Но всякий раз мысленно возвращалась к безрассудной ночи с Виктором, смакуя еще свежие воспоминания. Мы проснулись вместе, и, убегая на свою вечную утреннюю гимнастику, красавчик пообещал мне новый романтический вечер, сегодня! С тех пор я и витала в облаках, наслаждаясь ощущением легкой влюбленности.

Вопреки ожиданиям, тетя не вцепилась в меня своей фирменной мертвой хваткой, не стала требовать подробностей общения с обворожительным аниматором. Мне оставалось только дивиться этим метаморфозам. В каком-то смысле Дора была сама не своя – гораздо спокойнее и тише обычного. Я решила пока не отдавать ей браслет, чтобы не будоражить неприятные воспоминания. Тетя и сама старательно обходила любые намеки на недавние происшествия и Лазуревского. Возможно, это было к лучшему, но такое поведение оставило меня в полнейшем смятении.

– Не волнуйтесь, деточка, так и должно быть, – успокоил дядя Миша, к которому я заглянула, когда Дору увели на процедуры. – Возможно, тетя выглядит несколько сонливой, заторможенной, и это нормально. Сказывается действие успокоительных. При поступлении к нам она была взвинчена до предела. Наверняка много переживала в последнее время, что негативно сказалось на состоянии здоровья. Еще капелька стресса – и инфаркт гарантирован. Я честно объяснил это пациентке, она поняла и теперь послушно выполняет все рекомендации. А вообще – милейшая женщина, вмиг очаровала весь наш персонал!

Ну и ну… Он, должно быть, шутит! Дора – и очаровала? Сколько помню свою тетку, она вечно вносила смуту в любую сферу жизни, вызывая у окружающих вполне законное возмущение. Неужели человек способен так измениться? Разве что под действием лекарств… Минутку, а это мысль!

– Дядя Миша, можно спрошу напоследок? – Я помолчала, про себя формулируя вопрос. – Представьте, умозрительная ситуация, безотносительно к тете… Допустим, есть человек – активист, харизматик, филантроп. Проходит время, и он меняется, просто радикально. Становится подавленным, безразличным ко всему бирюком. Это можно объяснить действием каких-то сильнодействующих медикаментов?

– Однозначно вам это никто не скажет, – задумчиво протянул в ответ дядя Миша. – Может сказаться что угодно: и влияние тяжелой болезни, и воздействие лекарственных препаратов. Нельзя исключать и чьи-то злонамеренные действия – например, третируют беднягу родные, он и чахнет. Наконец, тот же стресс, какое-то из ряда вон выходящее событие, травмировавшее психику. Знаете, что… а уговорите-ка вы его показаться нашим докторам! Что, не согласится? Уверены? Тогда тащите силком прямо ко мне, посмотрим, что с ним не так…

Хм, сильно сомневаюсь, что мне удалось бы доставить Лазуревского на обследование в больницу. А вот перебрать версии, которые накидал врач, стоит. Вдруг представится возможность их проверить…

Поблагодарив дядю Мишу за заботы о тете, я направилась к выходу из больницы. Во дворе меня отвлек от мыслей рингтон мобильного – звонила мама. В последние дни я, признаюсь, выдавала ей по телефону минимум информации, чтобы лишний раз не тревожить.

– Ника, что у вас там происходит? – оглушил меня взволнованный голос. – Только что звонила Доре, так, оказывается, она еще в больнице! Ты же говорила, у нее лишь немного поднялось давление…

– Мамочка, с Дорой все в порядке, – протянула я, лихорадочно решая, как успокоить родительницу, не прибегая ко лжи. – Ее оставили на плановые процедуры, прокапать витамины. Между нами говоря, подозреваю, все дело в местном докторе. Невероятно обаятельный мужчина! Я только что доставила Доре целую сумку косметики.

– О, тогда понимаю. Узнаю сестру. – Из телефонных динамиков донеслось заинтригованное хихиканье. – Не удивлюсь, если весь остаток отдыха она просидит в этой самой больнице! А как писатель? По-прежнему ее игнорирует?

Так-так, разговор очень кстати повернул в нужное русло. Сама судьба дает мне шанс немного прояснить ситуацию. Фотографии и письма Лазуревского украли, но вдруг у нас дома или в тетиной квартире, оставленной на попечение мамы, что-то да завалялось? Например, я никогда не видела того злосчастного послания, в котором Стас объявил Доре о прекращении переписки.

– А зачем нужны снимки и письма? – В любопытстве мама ничуть не уступала своей старшей сестре. – Для выставки? Так все хранилось у Доры в синем альбоме! Общение с Лазуревским шло исключительно в эпистолярном жанре. Почему не созванивались? Ника, так мобильные тогда еще не появились, а звонки по межгороду представляли определенные трудности. В доме писателя телефона не было, переговорный пункт – далеко, да и не скажешь всего за пару минут… Так с тех пор и повелось, что обменивались письмами. А то, что не виделись… жизнь развела. Сначала Дора мучилась какими-то сомнениями, потом, когда Стас перекочевал в разряд друзей, не хотела ехать к морю – можешь ведь понять, каково это – возвращаться к былой любви… Что же касается последнего письма, то я видела его лишь мельком. Твоя тетка тут же на эмоциях изорвала бумажку в клочья. Собственно, это было даже не письмо, а так – короткое сухое сообщение. В высшей степени оскорбительное.

– То есть? – насторожилась я.

– Согласись, Ника, любое оповещение о разрыве отношений таит в себе нечто обидное. Но то, что я успела прочесть, превзошло все ожидания. Он, этот Лазуревский, оказался жестоким, прямо-таки бессердечным! – Начав спокойно, мама постепенно завелась. – Только представь: мужчина отправляет бывшей возлюбленной письмо в несколько строк. Мол, «здравствуйте, обстоятельства сложились так, что у меня – новые отношения, и продолжение переписки отныне неуместно». Не помню точно, но смысл был таким. Казенщина, на «вы», телеграфным стилем – этот с позволения сказать писатель даже не удосужился подобрать слова, чтобы как-то смягчить содержание! Да, пусть для него это была лишь курортная интрижка, но нельзя же так…

– Мамочка, ты ведь неплохо помнишь то сообщение. – Я помедлила, давая ей возможность сосредоточиться. – Только не удивляйся и не спрашивай ни о чем, мы сами еще толком не разобрались… Скажи, когда оно пришло? Хотя бы примерно – год, месяц…

– Давай вспоминать… – Мама задумчиво помолчала. – Кажется, это была зима… точно, зима! А год… вроде бы 1993-й.

– Ты уверена? Зима, не лето? Может быть, август 1994-го?

– Нет, – произнесла мама уже увереннее. – Это был декабрь 1993-го. Сейчас так хорошо вспомнилось: письмо пришло накануне Нового года, и весь праздник Дора провела в слезах.

– Понятно, – не без досады отозвалась я. – Не помнишь, в этом письме было слово «текст»? Нет? А что-нибудь, связанное с камнями? Тоже нет? Ладно… А как оно выглядело, это письмо? Не было ли в нем чего-то странного? Рисунков на полях, замалеванных слов, каких-то странностей с почерком, выдававших, например, болезнь?

– Ника, так в этом-то и дело: Лазуревский даже не удосужился написать это письмо своей рукой! Напечатал его на машинке, в ту пору компьютеры и принтеры не были доступны. Только вдумайся – на машинке! И без обращения по имени. О чем это говорит? Видимо, нашел себе зазнобу по душе, а остальным воздыхательницам решил дать отставку. Хорош, супермен! Наверняка поручил кому-то напечатать текст под копирку, а потом разослал всем бывшим пассиям! Что? Мог ли кто-то написать письмо за него? Исключено: конверт-то был подписан его рукой!

Вот это поворот… Похоже, моя несчастная наивная тетка обманывалась по всем статьям – и прежде всего, насчет личности Лазуревского. Рассказ мамы окончательно развенчивал полный благородного пафоса образ истинного творца, великодушного спасителя всех и вся. Обычный бабник, каких много. Пал жертвой собственной любвеобильности, когда встретил эту стервозную Марину Львовну, и поделом ему!

Разрозненные факты начинали складываться в более-менее понятную картину, но коварная дата по-прежнему не давала мне покоя. Вдруг мама помнит, какие события происходили 15 августа 1994 года.

– Август 1994-го? Дай подумать… – Мама взяла паузу, потом вздохнула. – Нет, ничего особенного не вспоминается. Мы тогда всей семьей отдыхали за городом, в санатории: ты, еще совсем маленькая, мы с папой, на выходные к нам приезжала Дора, я еще просила для нее раскладушку. Ника, разве ты не помнишь отдых в Звенигороде? Ходили по грибы, купались…

– Да-да, – растерянно произнесла я, уже готовая смириться с тем, что никогда не разгадаю тайну цифр «15.08.94». Наверное, Виктор прав, и их нацарапали случайные отдыхающие. Но как же мне не хотелось сдаваться! Наверняка еще могут найтись какие-то зацепки… – Мамочка, у меня к тебе просьба: если ты найдешь или вспомнишь что-то, связанное с Лазуревским, сразу позвони. Не волнуйся, ничего не стряслось, просто здесь, на месте событий, хочется в полной мере прочувствовать эту историю. Дора ведь записала меня в конкурсанты, для вдохновения пригодится! Ее расспрашивать не хочу, к чему бередить затянувшиеся раны… Заранее спасибо. Что именно меня интересует? Абсолютно все. Да тот же День Нептуна…

– Что-о-о? – изумленно протянула мама. – Какой еще День Нептуна?

– Как какой? – мгновенно озадачилась я. Почему случайное упоминание о празднике так ее поразило? – Обыкновенный День Нептуна, случившийся много лет назад. Тогда, если не ошибаюсь, Лазуревскому приклеили бороду из мочалки…

– Ой, Ника, День Нептуна, не могу, – вдруг зашлась от хохота мама. – Это же надо такое сказать… Умоляю, только не упоминай про Нептуна при Доре, а то тебе несдобровать!

– Это почему же? – Я похолодела от ужаса при мысли о том, что и мама, похоже, поддалась нашему фамильному безумию. А чем еще объяснить столь неадекватную реакцию?

– Уфф, дочка, насмешила… – Уже икая от смеха, мама сделала пару глубоких вдохов. – Да Дора в свое время просто допекла меня рассказами об этом празднике! Ей досталась роль Русалочки, так она пол-отпуска шила длинный хвост и мастерила парик из фольги. Потом взахлеб рассказывала, какой чудесный сценарий в стихах написал Стас. Я точно так же, как ты сейчас, назвала это действо Днем Нептуна, что тут началось… Оказывается, Лазуревский считал подобные маскарады отпускников верхом пошлости, и тетке твоей мозги промыл. У них это называлось праздником Владыки морского, а изображал Стас – ту-ру-рум! – Посейдона! Помню, Дора тогда визжала от возмущения, а я хохотала до колик: прямо огромная разница, Нептун или Посейдон…

Ого, а вот это уже интересно! Распрощавшись с мамой, я плюхнулась на лавочку у больницы и достала из сумки список Доры. Утром, после ухода Виктора, я успела внести в него новую строчку:

13. Почему прекратились экскурсии в Пегасовую бухту?

Теперь же, расправив список на коленке, я вынула карандаш и поставила жирную галочку рядом с пунктом о празднике. Ситуация немного прояснилась, но при этом – вот парадокс! – умудрилась еще больше запутаться.

Я решительно ничего не понимала.