Текст книги "Победа для Ники"

Глава 13

Меня накрыло волной оглушительных аплодисментов и, растерявшись, я отступила в глубину сцены. Зрители между тем поймали единый ритм и хлопали, не жалея ладоней. От волнения все так и расплывалось у меня перед глазами, но, когда над залом пронесся восторженный свист, я усилием воли сфокусировала взгляд. На своем излюбленном месте в пятом ряду сидела… нет, уже стояла моя дражайшая тетушка. Сунув пальцы в рот с видом заправского хулигана, она яростно свистела, а приплясывавший рядом дядя Миша то и дело выкрикивал: «Браво!»

Подумать только, каких-то полчаса назад я и помыслить не могла ни о чем подобном… Сгорая от волнения, оттягивала момент выхода на сцену – и дождалась окончания номера предпоследнего участника фестиваля. Да-да, именно на мою долю выпала почетная и нелегкая задача выступать в финале, о чем не преминул объявить ведущий. Я не видела Виктора два дня и теперь старательно избегала смотреть ему в глаза, опасаясь, что совсем расклеюсь.

За прошедшее с момента неприятного объяснения время мой гнев остыл, уступив место горечи. Я уже не злилась ни на Виктора, ни на себя, тихо смирившись с тем, что ничего путного в моей жизни больше не случится. Что поделать, не вышла я ни красотой, ни умом, ни талантом… Не в свои сани не садись.

Еще совсем недавно я с досадой провожала каждый убегающий день, гоня от себя мысли о неминуемом отъезде. Теперь же с облегчением представляла, как завтра в это время буду нестись домой под стук колес и стрекотанье Доры. Ну а пока, судя по редким сообщениям, тетушка усиленно занималась «реабилитацией под надзором врача», странствуя по аквапаркам да виноградникам… И очень кстати, ведь мне так требовалось побыть в одиночестве!

Разумеется, я обсудила с Дорой свое выступление – та, выслушав вполуха сюжет пьесы, дала добро, и я погрузилась в полный грусти творческий процесс. Словно подстраиваясь под мое настроение, погода испортилась. Глядя, как каменный Пегас скрывается за пеленой дождя, я повторяла про себя уже въевшиеся в память строчки монопьесы. Передо мной стояла нелегкая задача: за короткое время перевоплотиться из юной восторженной девушки в одинокую пожилую женщину, которая скрывает боль за маской этакого бесшабашного, не по возрасту, сгустка энергии.

Душу разрывали противоречия: я чувствовала, что должна выплеснуть наружу гнетущие меня чувства, но, с другой стороны, опасалась стать посмешищем. А, была не была, пути назад нет! Переживу как-нибудь эти минуты позора…

Когда я, не без труда разлепив зажмуренные от страха глаза, выскочила на сцену в ярком «мексиканском» сарафане, сомнения и страхи вылетели из головы. Собственно, вылетело абсолютно все, включая строки собственного сочинения. Я просто стояла и смотрела на пестревшую перед глазами публику, замершую, по словам ведущего, в ожидании «уникального номера, аналогов которому на этой сцене еще не было».

Воспоминание о Викторе сдвинуло меня с мертвой точки, и я заговорила – сначала робко, потом, постепенно сбрасывая оковы стеснения, в полную силу. Нехитрый сюжет: полная наивных надежд девушка вырвалась к морю, там пережила самую чудесную любовную историю в жизни, а потом ее кумир жестоко развеял все иллюзии. Стоп, кажется, я выбилась из образа и рассказываю уже о себе! Так и есть, теперь к главному герою обращалась не молодая Дора, а я… И он стоял совсем рядом, за кулисами.

Я не видела лиц зрителей, но по молчаливому дыханию зала каким-то невообразимым чутьем угадывала: меня слушают – и слышат! Это ощущение воодушевляло, и когда, знаменуя превращение героини в зрелую женщину, я натянула на плечи позаимствованный в гардеробе Доры темно-серый платок, меня осенило: вот таким и должно быть истинное творчество! Когда выворачиваешь душу наизнанку и знаешь, что тебя понимают.

Я вышла на авансцену.

– Пролетели годы, много-много лет… Для тебя, как показало время, это был лишь курортный роман. Так… ничего не значащий эпизод. Для меня же в одном мгновении уместилась вся жизнь. Я так хотела к морю, мечтала, что оно подарит мне радость, силы, вдохновение! Но получила лишь море проблем. – По щекам покатились слезы, голос сорвался, но я вскинула упавшую было голову и посмотрела прямо в зал. – Море проблем… и любовь в придачу.

Горло сжало спазмом, и ноги сами собой отступили назад, в спасительную темноту сцены. На зал опустилась тишина – зрители то ли прониклись моим рассказом, то ли просто не знали, как реагировать. А потом… потом меня чуть не смело шквалом аплодисментов. Я растерянно вышла вперед и неловко поклонилась, не зная, как должным образом принять признательность публики. И тут же заторопилась прочь, упорно не желая встречаться взглядом с Виктором.

За кулисами меня перехватила вездесущая тетушка.

– Милая, вот это успех! И в полной мере заслуженный. Рядом со мной сидела женщина… она плакала, представляешь? Теперь твой талант наконец-то оценят! И какой молодец Виктор, что позвонил и пригласил нас на это выступление. – Дора порывисто обняла меня и тут же отстранилась, строго нахмурившись. – Тебе нужно немедленно переодеться! Сбегай в номер, как раз успеешь в перерыве, пока жюри совещается. Выбери что-нибудь поярче – в конце концов, не каждый день празднуем победу…

Кивнув, я полетела наверх. «Победа, победа, победа!» – так и стучало в висках. Обычно осторожная в оценках, на сей раз я нисколько не сомневалась в успехе. Щедрая судьба с лихвой компенсировала мне личную неудачу, подарив профессиональный триумф. Теперь-то я понимаю, куда двигаться! Вернусь домой, уволюсь с работы, займусь драматургией… Ух, сколько всего я смогу написать!

Распахнув шкаф, я сдернула с вешалки ярко-красное платье. Длинное и открытое, оно было безоговорочно одобрено тетей и надевалось лишь однажды, на ее юбилей. Признаться, не рассчитывала, что подвернется повод покрасоваться в нем на курорте… Но Дора права: триумф нужно встречать во всеоружии.

Через десять минут, придерживая подол своего расчудесного наряда, я уже поднималась на сцену вместе с остальными конкурсантами. Нас оказалось довольно много – и все, от умильного карапуза в шортиках до седовласого старца с косматыми бровями, рассчитывали на благосклонное отношение жюри. Оказавшаяся рядом конкурентка, женщина средних лет, перехватила мой взгляд и задорно вскинула вверх большой палец. Если уж соперники воздают мне должное, можно не сомневаться: первое место в кармане!

На сцену, пыхтя, выбрался грузный пожилой мужчина – литератор из жюри, избранный председателем после скандального отстранения лже-Лазуревского. Он долго и витиевато говорил о том, что потрясение, которому подвергла всех присутствующих мистификация с наследием великого собрата по перу, нисколько не умаляет заслуг участников конкурса. Наконец, решено было перейти к награждению.

Начали с приза зрительских симпатий – оказывается, в перерыве, пока я бегала переодеваться, зрители могли проголосовать за любого запомнившегося им участника. Я искренне улыбнулась, когда приз ушел семейной паре, так порадовавшей всех на днях частушками и танцем «Яблочко». Затем председатель жюри перешел к особому призу – за мужество и верность творчеству. Награда в виде двухнедельного отдыха в гостинице «Парящий Пегас» ушла нашей подруге Вере Шторм, которая по-прежнему находилась в больнице. Похоже, так организаторы конкурса попытались сгладить впечатление от недавнего инцидента.

– И – трам-па-рам! – переходим к основной части нашей церемонии! Третье место достается… хм, а кому вы отдали бы почетное третье место? – Литератор хитро улыбнулся и с мастерством заправского конферансье подвесил паузу, дождавшись, пока публика загудит в нетерпении. – Ладно-ладно, вижу, страсти накаляются… Итак, третье место уходит славному коллективу «Дельфинчики»! Не скромничайте, друзья, выходите к нам!

Подталкиваемые двумя женщинами, вперед выдвинулись несколько детей 7—10 лет. Помнится, в своем номере, своеобразном спектакле с песнями и танцами, ребята поразили всех серьезностью и профессионализмом. Я от души захлопала в ладоши, когда «дельфинчикам» вручили по фарфоровому морскому коньку и коробке конфет.

– Переходим к не менее почетному второму месту. Сказать по чести, нам выпала сложная задача, ведь судьба победы решалась в ожесточенных спорах. Итак, дорогие мои, кому вы отдали бы этот приз? – Председатель принялся снова заигрывать с публикой, а я постаралась унять захлестнувшее меня радостное волнение. А ну-ка, соберись, Ника, скоро объявят победителя, тебе нужно достойно встретить минуту своей славы!

В ушах уже пели фанфары, а в мои руки так и плыла вожделенная статуэтка Пегаса, высившаяся на столике жюри. Я прослушала, кто занял второе место, и очнулась от грез лишь тогда, когда председатель жюри подлетел ко мне.

– Эта девушка не только талантлива и красива, но и скромна! Покажитесь нам, милочка, мы чествуем вас! Примите эту достойную оценку вашей великолепной работы! – Он настойчиво вложил в мои руки средних размеров тарелку с гравировкой и обратился к зрителям: – Прошу еще раз приветствовать – Ника Соловьева, обладательница второго места! Убежден, впереди ее ждет немало побед – с таким-то красноречивым именем…

Я растерянно попятилась к заднику сцены и, едва не разбив, повернула в пальцах тарелку. «Второе место в конкурсе „На крыльях Пегаса“, проводимом под патронажем С.Н. Лазуревского», – что это такое? Какое еще второе место? Этого просто не может быть…

Осознание медленно надвигалось на меня, подавляя нестерпимой мощью. Царивший в голове хаос вдруг пронзила связная мысль: что бы там ни было, необходимо сохранить лицо. Повинуясь ей, я вылетела за кулисы – и чуть не сшибла с ног Дору и Виктора. Тетя схватила меня за плечи, удерживая на месте.

– Ника, это наверняка ошибка, – затараторила она, – мы это так не оставим, потребуем, чтобы зрители вмешались. Победа по праву должна принадлежать тебе!

Со сцены между тем донеслись отголоски председательской речи:

– …не буду вас больше томить: наш победитель… «Наше синее ты море, реют чайки на просторе, па-па-ра-паааа-рам…» – только ленивый не напевал эти строчки после открытия конкурса! Итак, первое место присуждается… прошу приветствовать… Ларисе Тихомировой, автору-исполнительнице этой душевной песни!

Понятно, приз отдали миловидной девушке с гитарой. И, судя по бодрым аплодисментам, зрители поддержали это решение. Слезы навернулись у меня на глаза, и я протянула тарелку Доре.

– На, возьми, мне это не нужно. Ничего требовать мы не будем. Все так, как и должно быть. Я – бездарная неудачница. Довольна? – Взгляд скользнул с обескураженного лица тетушки на потупившегося Виктора. – Довольны, вы, двое? Я больше не стану принимать участия в чем-то подобном. Я больше никогда – никогда! – не напишу ни строчки. И по возвращении домой сменю имя – какая из меня победительница… А теперь оставьте меня, вы свое дело сделали.

Я развернулась и, путаясь в длинных складках платья, понеслась прочь. Вскоре двери гостиницы бесшумно распахнулись, и мне в лицо ударил солоноватый влажный ветер. Не сбавляя скорости, опасно скользя на каблуках, я свернула на знакомую тропинку. На всем белом свете существовало лишь одно место, где я могла найти сейчас успокоение.

Море стихло, и на его блестящих темных водах выступила серебристая дорожка. Сама луна висела чуть выше, и ее привычный добрый лик сиял сочувствием. Словно в насмешку надо мной, прощавшейся с этим невероятным пейзажем, умытая недавним штормом природа успокоилась и преобразилась. Я просто сидела на краешке камня и смотрела вдаль, ощущая под рукой шершавую поверхность с зазубринками выбитых на ней цифр…

– Ника! – вдруг окликнул меня сзади мягкий баритон. – Я знал, что найду тебя здесь…

Обернувшись, я увидела Виктора. Он решительно подошел ко мне, потянул за локоть, помогая встать, потом расстелил на камне куртку и усадил обратно.

– Вот, – еле заметно улыбнулся он. – Твоя тетя просила позаботиться, чтобы ты не сидела на холодном.

– Спасибо, – безучастно кивнула я, отворачиваясь обратно к морю. – Надеюсь, теперь Дора всем довольна.

– Отнюдь. – Виктор примостился рядом. – Ты не представляешь, какой скандал она устроила после окончания награждения! Пробилась к жюри, потребовала пересмотреть решение… Не женщина – огонь! Да, Ника… тебе полагалась кое-какая премия за второе место. Сумма скромная, но все же… Теперь на нее можно не рассчитывать.

– Что так? – с прежним равнодушием отозвалась я.

Виктор прыснул:

– Жаль, ты не видела этой «монопьесы»! Деньги пытались передать тебе через Дору, так она обозвала председателя лицемерной свиньей и швырнула конверт ему в лицо. Сказала, что ты проживешь и без жалких подачек, а они еще локти кусать будут, что проглядели такой талант…

При мысли об учиненном тетей скандале уголки моих губ сами собой вздернулись в слабой улыбке. И правда, немного жаль, что я это пропустила…

– Ничего страшного. У нее ведь еще осталась тарелка.

– Вообще-то нет, – хмыкнул Виктор. – Приз пал жертвой Дориного темперамента. Разбит на мелкие кусочки, не склеить…

– Вот и хорошо, – отмахнулась я. – Не хочу напоминаний об этой истории. Все, что произошло здесь, у моря, – лишь глупость и обман.

– Поверь, никакого обмана не было! – Подпрыгнув на камне от возмущения, неугомонный харизматик вдруг материализовался прямо передо мной и принялся мерить шагами каменистую площадку. – Ника, я действительно проявлял… м-м-м… некоторый интерес к Лазуревскому. Но и только. Наверное, стоило сразу поделиться с тобой подозрениями, но я не был уверен… В остальном же не лгал – ты на самом деле стала мне дорога. Прости, что обманул твое доверие, этого больше не повторится!

– Дело не в тебе, – вздохнула я, задумчиво глядя в огромные лунные глаза. – Обманулась я сама. Решила, что могу пробудить в ком-то чувства, могу кому-то понравиться… Но меня даже в заштатном конкурсе «прокатили».

– Нет же! – От его негодующего крика, кажется, вздрогнули даже блеклые звезды. – Второе место – не провал. По-моему, оно не превратилось в первое лишь по одной причине: люди просто устали грустить. Твоя пьеса хороша, очень хороша! Но после всех этих инцидентов и разоблачений им захотелось вот этого «па-па-ра-паааа-рам»… Ника, я вижу в этом втором месте одни плюсы. Тебя оценили, тебе есть куда расти, и, наконец, ты – на своем месте. Значит, все только начинается!

– Сомневаюсь, – покачала головой я, хотя Виктору почти удалось внушить мне оптимизм. – Не хочу вечно гоняться за призраками, как моя бедная тетя. Вот уж кто обманывался всю жизнь…

– О, как кстати ты напомнила! – Виктор с силой хватил себя по лбу и вытащил из кармана какой-то листок. – Знаешь, я тут начал разбираться с наследием Стаса… точнее, дедушки. Мне постепенно передают его архив, Борис помогает понять, что к чему. Он и отдал… Ника, ну что ты так удивляешься? Да, я ненавидел Авдеева – поначалу. А потом постарался простить. Можно как угодно относиться к его поступку, но факт остается фактом: имя моего деда помнят до сих пор из-за его аферы, но помнят!.. Сейчас он сидит в городской квартире под подпиской о невыезде вместе с дражайшей женушкой – не кажется ли тебе, что человек и без того наказан? Надеюсь, его не осудят строго. Что же касается Марины и ее дружка, то им придется потратиться на хороших адвокатов…

Что ж, как бы там ни было, теперь Авдеев сможет писать под своей фамилией – для честолюбивого прозаика это уже немало.

– Согласен. Знаешь, Ника, отчасти я даже благодарен ему. Хотя бы за то, что сохранил бумаги деда. Теперь можно выпустить новый сборник стихов Лазуревского! А это местечко, – Виктор кивнул на белевший в лунном свете неподалеку дом, – превратим в музей поэта. Уже нашлись энтузиасты, готовые наладить здесь работу. К тому же есть идея снять документальный фильм о дедушке. Угадай, кому я хочу доверить написание сценария? Надеюсь, ты не откажешься! Но сейчас – о другом… Вот, посмотри.

Он протянул мне лист и, вытащив телефон, включил фонарик. Я развернула бумагу – яркий свет без труда выхватил слова, написанные аккуратным круглым почерком: «Здравствуй, моя любимая, мой лучший друг, мой дар небес…» Секундочку, это ведь чужое письмо!

– Да, чужое, – улыбнулся Виктор. – То самое письмо, которое должно было попасть к твоей тете почти тридцать лет назад. К моему изумлению, Дора отказалась даже взглянуть на него. Зато разрешила показать тебе. Поэтому читай смело.

Хм, ладно… Я снова опустила глаза на строчки, жадно впитывая каждое слово:

«Здравствуй, моя любимая, мой лучший друг, мой дар небес!

Прости, на сей раз стихов, которые ты всякий раз так щедро нахваливаешь, в письме не будет. Кажется, вдали от тебя я совсем утратил вдохновение. Да, именно так: мне жизненно важно, чтобы ты была рядом. И дело не только – не столько – в творчестве.

Наверное, это самонадеянно и эгоистично – рассчитывать на то, что однажды ты снова появишься в Пегасовой бухте. Поверь, я сам примчался бы к тебе, но обстоятельства иногда сильнее нас. Много лет назад ты предложила подождать – так и жду с тех пор встречи с тобой…

Моя милая муза, ты пишешь, что время безнадежно упущено, но это не так. Если вдуматься, нам по силам все спасти: мы довольно молоды, так давай не упускать шанс, который может стать последним! Конечно, мы оба немного изменились, но разве такая ерунда способна стать помехой истинным чувствам? Ты была и остаешься самым близким мне человеком.

Я жду тебя, всей душой…

Твой С. Л.».

Я прочитала письмо раз, другой, третий… Ничего не понимаю: все эти годы мы с родителями жалели Дору, деликатно выслушивая ее фантазии о Лазуревском, которые, как теперь выясняется, и фантазиями-то не были? Невероятно… Она ведь видела наш скепсис, понимала, что мы ей не верим, терпеливо сносила все сплетни о романах своего богемного супермена! А выходит, именно Доре должны были достаться лавры главной музы поэта. Значит, она не выдумывала… Но почему же не осталась со Стасом еще в юности? И почему сейчас отказалась прочесть письмо?

– Об этом тебе лучше спросить у нее, – развел руками Виктор. – Только вдумайся, Ника, как это больно – упустить такой шанс! Это ведь ни много ни мало шанс ценой в жизнь. Если бы Дора знала о письме, если бы приехала, если бы успела… Множество «если бы» – и две сломанные жизни в итоге.

Я уронила голову на руки. Виктор был прав: моя тетя и его дед могли обрести счастье. В момент, когда было написано письмо, им было за сорок, по современным меркам не так и много. У них могли быть дом, общество верных друзей, творчество и, возможно, даже дети. Сердце защемило, и слезы хлынули из глаз – прямо на письмо, которое я все еще сжимала в пальцах.

– Ника, ну что ты! – Вмиг оказавшись рядом, Виктор прижал меня к груди и принялся гладить по голове. – Я не хотел тебя расстраивать. Просто решил, что ты должна знать правду. Прошлое не исправишь, но мы можем спасти настоящее – наше с тобой настоящее. А заодно и будущее. Мне так хочется быть с тобой, я почувствовал это, как только увидел тебя! Давай не повторять ошибок наших родных?

Не знаю… Собственно, а что разделяет нас сейчас, кроме моей глупой неуверенности в себе? Я подняла заплаканное лицо на Виктора: его глаза искрились нежностью и надеждой. Мне оставалось лишь кивнуть.

Прошло еще немало времени, прежде чем я смогла успокоиться. Мы с Виктором так и сидели рядышком, задумчиво глядя на лунную дорожку. Когда слезы наконец перестали литься потоком, я тихо засмеялась:

– А ты опять пудришь мне мозги… Разве можно понять, что хочешь быть с женщиной, с первых же мгновений встречи?

– Конечно, можно. – Виктор взглянул мне в глаза и мягко улыбнулся. – Ведь я пошел в своего деда.

– Что ж, пора, нас ждут. – Дора еще раз обвела взглядом открывавшийся с балкона вид и посмотрела вниз, туда, где у входа в гостиницу стояла старенькая иномарка, на капоте которой с наслаждением распластался рыжий кот. Рядом мирно беседовали дядя Миша и хрупкая маленькая женщина с загипсованной рукой. Приятно, что, несмотря на слабость, Вера Шторм выбралась нас проводить. – Присядем на дорожку?

Сегодня тетя была непривычно тиха и задумчива. Казалось, она что-то хочет мне поведать, но не решается. Я чувствовала то же самое.

– Подожди, Дора. – Моя рука мягко коснулась плеча тети, не давая ей вернуться в комнату. – Мне нужно кое-что тебе сказать.

– Забавно, – улыбнувшись, потрепала она меня по кисти, – потому что мне тоже нужно кое-что тебе сказать. И, кажется, мы обе не решаемся. Ладно, выкладывай!

– Хорошо… М-м-м… словом, домой мы с тобой будем возвращаться не одни. С нами поедет Виктор, он уже купил билет на тот же поезд. – Мне было легче начать с не самого существенного и потом перейти к главному. – Собственно… мы вместе. Не знаю, как сложится дальше, но…

– Умница! – просияла Дора, словно уже ждала чего-то подобного, и горделиво выпятила грудь. – А кто первый обратил на него внимание? Я! Он так похож на своего деда, та же невероятная энергетика! Выходит, не совсем еще безумна твоя тетка…

– Согласна. Ты прости нас, меня и родителей… признаться, мы тебе не верили. – Я робко подняла взгляд на Дору, опасаясь упреков, но та лишь великодушно махнула рукой. – Но теперь я – мы с Виктором – сделаем все, чтобы восстановить справедливость! Тебе по праву принадлежит звание музы поэта, и, надеюсь, ты появишься в этом качестве в документальном фильме о Лазуревском. Пусть все знают, кому он посвящал стихи!

– Нет, зачем… – Чуть ли не впервые на моей памяти Дора так растерялась. Она притихла, скользнула взглядом по очертаниям каменного Пегаса вдали и покачала головой. – Ника, по-моему, это лишнее. Не стоит ворошить прошлое.

– Но почему же? – Кажется, мы с тетей поменялись темпераментами, потому что я возмущенно подпрыгнула на месте и, выдернув из кармана заветное письмо, буквально впихнула его в руку Доры. – Вот, прочитай, обязательно прочитай! Одного этого письма достаточно, чтобы понять, какое место ты занимала в его жизни!

Тетя с недоумением взглянула на сложенный листок в собственных пальцах, словно никогда прежде не видела обыкновенную бумагу. Потом раскрыла письмо, но, так и не взглянув на строчки, уронила руку.

– Нет, не стоит… Понимаю твое недоумение, Ника. Я ведь сама на всех углах трубила об отношениях со Стасом. Но мне больше не хочется жить прошлым. – Дора вздохнула и завела глаза к небу, которое начинали затягивать облака. – Тогда, много лет назад, я не решилась изменить жизнь. Представь, как тяжело все бросить в двадцать с небольшим! Уехать от родителей, оставить институт… Но это все сущие пустяки по сравнению с тем, как я испугалась! Лазуревский был очень популярен, а подружки пели в уши, что за таким красавцем бегает полк женщин, и я – лишь одна из многих. Фу, как пошло… Я струсила, тянула с решением, потом предложила ему подождать, проверить чувства. Разумеется, жизнь шла своим чередом, и страсть с годами превратилась в дружбу. Остальное ты знаешь. Шанс был безнадежно упущен.

Я только сейчас почувствовала, как по щекам катятся слезы. Кажется, за этот отпуск у моря мне суждено стать настоящей плаксой! Ладно, оставим былой роман в прошлом, но как же письмо? Дора, которую я знала, с ее неуемным любопытством и жаждой приключений, непременно заглянула бы внутрь! Не говоря уже о том, что она с удовольствием покрасовалась бы в нашем фильме, взяв реванш за все унижения.

– Хм, видишь ли, милая… мы думаем, что знаем людей, а они оказываются совсем другими. Я устала от переживаний. Боюсь, это письмо принесет лишь боль, а я не хочу страдать, осознавая, как много потеряла. Тем более не хочу, чтобы страдали другие, те поклонницы, которые годами грезили о Стасе, вот как Верочка… Поэтому будет лучше, если любимый поэт по-прежнему будет принадлежать всем. – К моему изумлению, тетя вмиг порвала листок и одним движением руки отправила клочки кружиться на ветру. – Вот так.

Обомлев, я могла лишь следить взглядом за тем, как уносятся в небытие обрывки чужой жизни. Но моя деятельная тетка не была бы самой собой, если бы на этом потрясения закончились.

– А поговорить-то я хотела о другом. – Тут же забыв о письме, она вернулась к обычному деловитому тону. – Ника, у меня для тебя сногсшибательная новость.

Я похолодела.

– Не знаю, как ты к этому отнесешься… Долго думала, как объяснить…

– Дора, ты меня пугаешь!

– Пугаться тут нечего, но… Умоляю, сообщи об этом своей матери лично, иначе ее хватит удар!

– Дора! Удар сейчас хватит меня. Выкладывай!

– Хорошо… – Она снова помедлила под моим всполошенным взглядом и нервно сцепила пальцы. – Словом, я очень рада, что Виктор отправляется домой с тобой, что вы – вместе, потому что… м-м-м… потому что я остаюсь!

– Что-о-о? – Я пошатнулась на месте, глядя на ее просиявшее лицо. – Как это «остаюсь»?

– Обыкновенно. – Довольная, что сбросила груз с души, Дора привычно затараторила. – Миша сделал мне предложение. Ну что ты так реагируешь, Ника! Да, поспешно, но и мы немолоды, кто знает, сколько отмерено судьбой… В октябре распишемся, все вы – ты с родителями и Витя – приглашены. Приедете к морю, захватите бархатный сезон! Пойми, я наконец-то встретила мужчину, которому могу всецело доверять. У нас столько общего – и с каждым днем я только убеждаюсь в этом! Сейчас тебе кажется, что престарелая тетка сбрендила. Но… однажды я уже побоялась изменить жизнь. Не хочу повторять прошлых ошибок.

Ну и ну… Я вцепилась пальцами в балконные перила, чтобы устоять на ногах. Как же Дора будет жить одна, в незнакомом городе? Как же мы? И как же Лазуревский?..

– Только не думай, что я забыла о нем. Как раз наоборот. Витя уже предложил нам, Вере и мне, заняться созданием музея нашего поэта. Миша все понимает – и не ревнует, ведь в своей личной истории со Стасом я поставила жирную точку. Так что одна не останусь. А за моей столичной квартирой присмотрите вместе с Виктором, для двоих там гораздо больше места, чем в твоей съемной клетушке, – задорно подмигнула мне тетя и вдруг, спохватившись, сделала большие глаза. – Да, Ника, мне нужно сказать тебе еще кое-что. Надеюсь, ты поймешь и не сочтешь это предательством…

Час от часу не легче. Скоро от таких преамбул меня хватит инфаркт, и придется дяде Мише заниматься уже моей реабилитацией. Ну что там еще случилось – новое судьбоносное разоблачение?

– Я так рада, милая, что ты обрела личное счастье. – Тетя начала издалека, и меня обдало волной жара. – А Верочка… она так меня беспокоит! С жильем для нее все решилось – как главный смотритель и архивариус Вера займет комнату в музее, а вот с личным… Разве может такая интересная женщина оставаться одинокой?

Ничего не понимаю… Куда Дора клонит?

– Я хочу отпраздновать свою свадьбу. Скромно, с учетом возраста «молодых», но и с соблюдением некоторых традиций. – Дора хитро улыбнулась и с надеждой воззрилась на меня. – Ты не будешь против, если я кину букет Верочке? Этот Авдеев, наш угрюмый писатель, по слухам, вот-вот разведется со своей стервой. А вдруг это судьба? С букетом заранее отрепетируем, пусть подруге улыбнется удача…

Глядя на полное решимости лицо тети, я могла лишь сочувствовать Вере Шторм, на которую уже надвигалось сокрушительное цунами Дориного темперамента. А еще я от души сочувствовала… самой себе, не зная, как буду жить теперь без нашего семейного «вечного двигателя».

– Все будет хорошо, милая. – Чутко уловив мое настроение, Дора сжала меня в объятиях и погладила по волосам. А когда я, спохватившись, попыталась снять с руки заветный браслет из синих и голубых камешков, покачала головой. – Пусть останется у тебя, на счастье. Помни, я всегда рядом. Да, и не вздумай менять имя, а то приеду и всыплю тебе по первое число!

* * *

А все-таки гораздо легче уезжать, когда знаешь, что скоро вернешься в полюбившиеся места! И дождь в дорогу – хорошая примета… Прислонившись лбом к забрызганному каплями заднему стеклу машины Эдика, я смотрела на провожавшую нас компанию: улыбавшуюся Веру, энергично махавшего рукой дядю Мишу и тетушку, из застегнутой куртки которой высовывалась наглая рыжая морда Ричарда. Вскоре они скрылись из вида, и я повернулась на сиденье, упорно пряча глаза от Виктора.

– Что такое? Опять слезы? – Он с нежностью улыбнулся и приобнял меня. – Ника, давай оставим все переживания в прошлом. Хотя есть один момент, который мне хотелось бы прояснить…

От его вкрадчивого тона слезы вмиг просохли, и я, заинтригованная, обратилась в слух.

– Мне никак не дает покоя твоя монопьеса. Думаю, из «Эпизода» вполне можно сделать игровой фильм, а то и увлекательный сериал. Но интересно другое. – Он помедлил и лукаво улыбнулся. – Когда ты говорила о море проблем и любви в придачу, чья это была речь – твоя или тетина? В части, касающейся любви. Мне крайне важно это знать.

Решила быть откровенной – иди до конца. Наверное, мы слишком мало знаем друг друга, но… Я улыбнулась:

– Моя.

– Да! – Виктор подскочил на месте и сжал мои ладони. – Ты должна знать, что я чувствую то же самое, – любовь. С того самого момента, как встретил тебя. Ничего не поделаешь – яблоко от яблони недалеко падает… Это у нас семейное.

Засмеявшись в ответ, я посмотрела в окошко – туда, где на умывшемся дождем небе уже проглядывало солнце, освещая гордо вздыбившийся каменистый Пегас. И волны успокоились… Ох, за переживаниями я совсем забыла об одном важном деле, и нам по пути на вокзал нужно остановиться у моря!

Через пару минут мы с Виктором уже стояли на диком пляже у кромки воды, пока Эдик деликатно остался ждать в машине.

– Вот, держи, – вытащила я из кармана пару монеток, протянув одну из них любимому. – Меня так воодушевила примета со звездами, что я вспомнила и о другой традиции.

Раз-два-три – и наши монетки, описав по полукругу, синхронно вошли в синюю гладь.

– Мы скоро вернемся! – Виктор улыбнулся и приобнял меня, глядя вдаль, туда, где за скалами пряталась заветная бухта с крылатым конем. – Жди нас, Владыка морской!

Что ж, мы прощаемся совсем ненадолго, увозя частичку вдохновения и энтузиазма человека, ставшего нам – да-да, и мне тоже! – по-настоящему близким. Надеюсь, у меня получится написать достойный сценарий, рассказав о его великодушии, таланте и жажде жизни. Я очень постараюсь.

Возможно, моя монопьеса превратится в фильм, и в один прекрасный день мы с Виктором откроем премьеру нашего «Эпизода». Увитый виноградом домик станет музеем Станислава Лазуревского, Вера Шторм поймает букет невесты на свадьбе моей тетушки и составит гармоничную пару с Авдеевым, дядя Миша вылечит гипертензию у всей округи, а Ричард наконец-то даст лапу своей новой хозяйке… Звучит невероятно, как в сказке, но жизнь нередко преподносит сюрпризы.