Текст книги "Победа для Ники"

Глава 6

– «След», «плед», «макет», «жилет», «паштет», «балет»… – держа на коленке выпрошенный у медсестер лист бумаги, я набрасывала варианты. – «Буфет», «стилет», «нет», «Тибет»… Виктор, присоединяйся! Я уже всю голову сломала…

– «Обед», – смешливо подмигнул он и сделал вид, что задумался. – А что, это вариант! «И не парит он на просторе, все потому, что съел обед». Логично. Поел от души человек, куда ж еще парить… Я бы сейчас, кстати, тоже что-нибудь перекусил, на нервной почве аппетит разыгрался. Ну что ты, Ника, хмуришься! Бесполезное это дело – подбирать рифмы. Кто знает, что было на уме у Веры Шторм, когда она сочиняла эти строчки… Давай опираться только на факты. Пойдем опять с самого начала: когда балка рухнула, на сцене находилось восемь человек, включая саму Веру…

Ох, снова вспоминать этот ужас, по третьему разу! Я подняла голову от листа, и белизна больничных стен резанула по уставшим глазам. Скорее бы уж подействовала таблетка – эта окаянная мигрень меня добьет! Но еще раньше Дора имела все шансы добить врачей, судя по долетавшему из-за закрытой двери низкому квохтанью. Хорошо еще, для Веры все сложилось не так фатально, как все мы испугались поначалу…

Итак, к моменту инцидента на сцене присутствовали сама Вера, Виктор, Марина Львовна, ее сын и члены жюри – Лазуревский, два литератора и спонсор. Действительно, восемь человек. Я не знала строения сцены и не могла исключать, что где-то на задворках прятался какой-нибудь злоумышленник. За восьмерку же могла поручиться – никто из них ни на секунду не покидал центр всеобщего внимания. Конечно, все взоры были сосредоточены на выступавшей Вере, и все-таки предположить, что кто-то из этих восьми намеренно, на глазах у всех, вызвал падение балки, я не могла.

Да, а с чего я вообще взяла, что произошедшее – не несчастный случай? Нужно рассуждать логически. Во-первых, сыграло свою роль то, что балка свалилась в кульминационный момент, словно не выдержав повисшего в зале напряжения. Вера так и не открыла публике тайну, и мне оставалось лишь хаотично перебирать рифмы к злосчастному «свет» – «лет», «банкет», «Пхукет»… «Бред», кстати, тоже подходит…

Во-вторых, атмосфера на фестивале оставляла желать лучшего, недаром несколько дней назад, когда я уединилась на длинном балконе, мою душу кольнуло дурное предчувствие. И в-третьих, меня сбили с толку полные волнения слова Виктора: «Приезжайте, у нас убийство». Впрочем, раз за разом воссоздавая перед мысленным взором картину случившегося, я ловила себя на мысли, что и сама сразу подумала именно о преступлении.

Надо вспомнить снова. Эх, прошло каких-то пару часов, а в памяти все безнадежно перепуталось… Бесценную помощь могла бы оказать запись на телефоне Доры, но мобильный до сих пор лежал у тетушки в кармане, и, судя по суетливому голосу из-за двери, обращаться к ней в этот момент было бесполезно. Оставалось размышлять самой.

Бросив ручку на колени, я потерла нывшие от боли виски и постаралась сосредоточиться. Помнится, подлетев к сцене, я угодила в этакое броуновское движение. Виктор тщетно пытался сдержать натиск зевак, которым не терпелось своими глазами увидеть, что же произошло. Ошарашенный спонсор молча сидел на краю сцены, свесив ноги, а чуть поодаль от него негромко делились впечатлениями два литератора из жюри. Марина Львовна перешептывалась со своим великовозрастным сынком, брезгливо косясь в сторону рухнувшего занавеса. Дора металась вокруг Веры, призывая кары небесные на головы участников «шайки». А Лазуревский… вот кто меня удивил.

Отойдя от первого потрясения, писатель решительным шагом двинулся прямо к Вере. Без паники и причитаний он обошел безжизненно распластанную фигуру, склонился над несчастной и положил пальцы ей на шею. Мгновение – и Лазуревский крикнул через плечо:

– Скорую! Немедленно, ее можно спасти!

Окружающие на мгновение притихли, а потом нас накрыло новой волной гвалта. Коротко дав указания Виктору не подпускать никого к Вере, Лазуревский спустился в зал и с обычным отсутствующим видом уселся в первый ряд – ждать прибытия врачей и полиции.

В тот момент мне было не до анализа поведения мастера пера. Сейчас же волей-неволей приходилось признать: он оказался чуть ли не единственным, кто сумел сохранить хладнокровие и хотя бы чем-то помочь Вере. Осмелился пощупать пульс, распорядился, чтобы к пострадавшей не подходили, – явно подозревал перелом позвоночника и знал, что в таких случаях человека нельзя передвигать. Помнится, Дора говорила, что в молодости Стас был готов обогреть всех и каждого. Он вечно решал чужие проблемы, помогал кому-то деньгами, выслушивал, утешал, спасал… Приятно, что хотя бы это в Лазуревском не изменилось с годами.

Вскоре прибыли целых две бригады скорой: одну вызвали сотрудники полиции, другую – Виктор. Работа нашлась для всех медработников, ведь одна особо впечатлительная зрительница донервничалась до гипертонического криза. Пока фельдшеры суетились вокруг нее, их коллеги с превеликой осторожностью укладывали Веру на носилки. На правах подруги Дора вызвалась сопровождать бедняжку, к которой так и не вернулось сознание, в больницу.

Я не могла оставить тетю в столь тяжелой ситуации, но представители власти желали пообщаться со свидетелями. Меня настойчиво попросили остаться, и тут на помощь пришел Виктор: он перекинулся парой фраз с правоохранителями и, подхватив меня под локоть, потянул к выходу из зала.

– Повезло, ребята знакомые, вошли в положение. Тем более опросить всех сегодня они вряд ли успеют. Я пообещал, что завтра мы сами приедем к ним в отделение и расскажем обо всем, что видели. С твоей тетей тоже побеседуют, подъедут позже в больницу, – коротко пояснил аниматор и на ходу выхватил из кармана телефон. – «Скорая» наверняка успела уехать, да мы и так туда не поместились бы. Ничего страшного, Эдик выручит.

Минут через пять мы уже мчались в машине по дышащим вечерним зноем улочкам к больнице. Виктор и тут сумел договориться в рекордные сроки, призвав на подмогу парня, работавшего официантом в пляжном кафе. Тот оказался местным – и город знал как свои пять пальцев. Немного попетляв, мы выехали на широкий проспект и пристроились прямо в хвост «нашей» неотложке.

Виктор между тем ни на секунду не прекращал решать проблемы – совсем как Лазуревский из восторженных воспоминаний тетушки… По дороге мой неугомонный спутник сделал несколько звонков: сначала долго выяснял, почему не отвечает некий Михаил Ильич, потом, записав на первом попавшемся клочке номер телефона какого-то кабинета, все-таки дозвонился.

– Алло, дядя Миша? Добрый вечер, это Витя Сергеев, из «Парящего Пегаса». Вы на месте? Почему-то не мог дозвониться вам по мобильному… Операция? Только что закончилась? Очень кстати, потому что, боюсь, сейчас понадобится еще одна… – Кратко изложив суть дела и попросив подготовиться к приему Веры, Виктор отключился и задорно подмигнул мне. – Все, теперь я совершенно спокоен. Наша пострадавшая попадет в лучшие руки. Дядя Миша – мировой мужик, морская душа, а по совместительству – главврач единственной в городе больницы. Мы с ним познакомились в начале лета, когда мои подопечные дамы перекупались и слегли с высоченной температурой. Всех выслушал, всем помог – удивительный доктор! В молодости был судовым врачом, объездил полсвета…

Остаток пути Виктор пел такие хвалебные оды доктору, что мне уже не терпелось увидеть легендарного дядю Мишу. В фантазии рисовался загорелый брутальный южанин с крупными красивыми чертами лица и татуированным якорем на предплечье. Увы, реальность подвела: с крыльца больницы к нам бросился пожилой лысоватый мужчина с добродушным веснушчатым лицом и фигурой колобка. Я разочарованно вздохнула, но стоило доктору заговорить, как губы сами собой растянулись в улыбке.

– Не надо церемоний, зовите меня просто «дядя Миша». Хотя, учитывая ваш юный возраст, наверняка уместнее обращение «дедушка», – дружелюбно пошутил он и вдруг застыл, глядя мне за спину. – О-о-о, еще одна пострадавшая?

Я обернулась, проследив за движением его взгляда. В представшей мне картине не было ничего особенного: фельдшеры вытаскивали из машины скорой помощи носилки с Верой, а рядом по привычке громко суетилась Дора. Кто же вызвал интерес, которым так и заискрились обрамленные морщинками глаза доктора? Неужели моя тетка, напором напоминавшая танк?

Дядя Миша оказался на голову ниже Доры, но это его не смутило. Остановившись перед тетей, он по-гусарски цокнул каблуками и галантно кивнул:

– Добрый вечер, мадам! Рад знакомству. Надеюсь быть полезным вам и вашей…

– Вообще-то мадемуазель, – грубовато оборвала тетя, не удостоив доктора даже взглядом, и решительным шагом двинулась за фельдшерами. – Здравствуйте. Как я понимаю, вы – врач?

– Мадемуазель? Это же просто замечательно! – расцвел дядя Миша, будто не замечая неприветливости Доры, и потрусил следом. – Приятно, что даже в таких непростых обстоятельствах…

– Меньше слов и больше дела, – снова обрубила тетушка, не отрывая глаз от лежавшей на носилках Веры. – Она получила серьезные травмы. Боюсь, счет идет на минуты. Скорее!

– Не стоит так волноваться. – Мягкая улыбка дяди Миши резко контрастировала с темпераментной хамоватостью Доры. – Нам, врачам, нельзя горячиться и поддаваться панике. Помните, как говорили в Древнем Риме: «Поспешай медленно»…

– Что? В каком еще Древнем Риме? – Сосредоточенная на подруге, Дора споткнулась на ровном месте и наконец-то подняла взор на доктора. Потом недоуменно помолчала, переваривая услышанное, и вдруг вскипела. – В Древнем? С какой стати я должна это помнить? Я что, так старо выгляжу?

Дядя Миша изумленно затормозил, а я нисколько не удивилась. Доре было свойственно вспыхивать как свечка, когда в речах собеседника ею ощущался намек на возраст. Я притихла, ожидая сокрушительной бури эмоций, но тетя, осознав всю нелепость собственной реакции, вдруг… задорно прыснула. Это вышло неуместно, как-то по-девчоночьи, так что Дора поспешила напустить на себя серьезный вид и заторопилась вслед за носилками. Дядя Миша вприпрыжку понесся за ней.

– Похоже, они поладят, – усмехнулся рядом приятный баритон, и я перевела взгляд на Виктора. Он улыбнулся и приобнял меня за плечи. – Не переживай, врач и правда мировой! У нашей поэтессы все будет в порядке. Сейчас интереснее другое…

Через пять минут мы сидели в прохладном коридоре больницы и лихорадочно думали, кому же могла перейти дорогу скромная безобидная пенсионерка. Судя по обрывкам фраз, долетавшим из смотровой, жизни Веры ничто не угрожало, так что можно было уже спокойнее предаться любительскому расследованию. Подозрительными казались абсолютно все – и никто конкретно. Мы строили разные предположения, но сходились в одном: кто-то очень не хотел, чтобы ее стихотворение прозвучало до конца.

– А вдруг это просто трагическая случайность? – не выдержав напряженных раздумий, сдобренных головной болью, сдалась я. – Посуди сам: вряд ли кто-то заранее знал о содержании стихотворения. Разве что моя тетя, но и только… Реагировать нужно было за доли секунды – кто бы смог провернуть это, да вдобавок на глазах у всех?

– Сам об этом все время думаю. – Виктор помолчал с минуту, оценивая, стоит ли делиться со мной соображениями, и решился: – Есть еще один важный момент. В последнее время Вера везде появлялась с твоей тетей. Они быстро сдружились и даже вместе цеплялись к Лазуревскому. Я прекрасно все слышал тогда, на балконе. Веру уже вывели из игры, причем, похоже, надолго. Остается твоя тетя…

Я в ужасе застыла на месте. Выходит, Доре грозит опасность? Утомленный мозг тут же заработал с новой силой. Что же делать? Взять билеты домой? Попросить полицию приставить охрану? Сгонять с утра пораньше в хозяйственный магазин и вооружиться молотками для самообороны? Все не то…

Тут, как по заказу, дверь смотровой распахнулась. Оттуда появились взбудораженная Дора в медицинском халате и медицинской шапочке и хранивший похвальное спокойствие дядя Миша. Все-таки уникальное терпение у этого врача! Пробыть рядом с кипящей лавой полчаса – и даже не сделать попытки сбежать…

– Я остаюсь, – не терпящим возражений тоном заявила Дора. – Я ей нужна.

Понятно, очередные капризы. Я перевела взгляд на дядю Мишу:

– Как Вера?

Он ободряюще улыбнулся:

– Лучше, чем можно было ожидать после такого происшествия. По крайней мере, с позвоночником все в порядке. Но потребуется долгое восстановление. Сотрясение мозга плюс тяжелый перелом – похоже, она упала прямо на руку. Пациентка хрупкая с виду, но представьте, каково это – рухнуть всем весом… Теперь придется зафиксировать кости специальной пластиной. Так что Витя был прав: потребуется операция…

– …И я остаюсь! – подхватила тетя и на эмоциях всхлипнула. – Как представлю, что Верочка там одна-одинешенька, без поддержки…

– Дора, подожди. – Я помедлила, осторожно подбирая слова, чтобы не напугать ее. – Может быть, нам лучше не отвлекать врачей? Поселимся где-нибудь поблизости, я сгоняю в «Парящий Пегас», заберу вещи…

– Я остаюсь, – упрямо повторила тетка, для пущей убедительности тряхнув крашеными рыжеватыми кудрями. – Побуду здесь, пока состояние Верочки не улучшится. И ты сильно ошибаешься, если думаешь, что я трусливо сбегу из гостиницы. Дудки, не на ту напали!

Я в отчаянии обернулась, ища поддержки у Виктора.

– По-моему, твоя тетя права. Ей нужно остаться в больнице. Так будет лучше, – кивнул он и с нажимом добавил: – В сложившейся ситуации.

Ага, понятно. Мы только что гадали, как обезопасить тетушку. Конечно, все присутствовавшие в зале видели, что Дора отправилась в больницу, но, по крайней мере, здесь она будет под постоянным присмотром.

– Ну, не знаю, если только до завтра… – с сомнением протянула я. – В таком случае нужно привезти из гостиницы комплект одежды и туалетные принадлежности.

– На этот счет можете не волноваться: выделим удобную кровать, ночную рубашку и зубную щетку, – заверил дядя Миша. По непонятной мне причине он встретил идею Доры с энтузиазмом. Я все еще колебалась, и врач отвел меня в сторонку. – Деточка, не беспокойтесь вы так… Ваша тетя вся на нервах, давление подскочило, я-то вижу! Пусть побудет на контроле, дам ей успокоительное, устрою в отдельной палате. Проведет ночь у нас, а там видно будет… В конце концов, вам тоже нужно отдохнуть!

Мне оставалось лишь согласиться. Наказав Доре держать меня в курсе дел, я скрепя сердце удалилась в компании Виктора. У крыльца нас ждал Эдик.

Стоило сесть в салон машины, как силы покинули меня. Сказались переживания за Веру и тетю, напряжение тяжелого дня… Положив голову Виктору на плечо, я погрузилась в полудрему – и очнулась, только когда автомобиль затормозил у крыльца гостиницы. Следов присутствия оперативников не наблюдалось, а в здании горело лишь несколько окон.

От усталости я едва могла шевелиться, и Виктор решительно вскинул меня на руки. К счастью, по дороге никто не встретился, иначе не избежать нам сплетен…

– Уже привыкаю носить тебя на руках, – улыбнулся он, с превеликой аккуратностью опустив меня у номера, и помедлил. – Ника, остаться с тобой? Не подумай, что я настаиваю, но… вдруг тебе страшно или одиноко? Могу просто побыть рядом.

– Нет-нет, спасибо. – В этот момент все остальные чувства в моей душе пересиливало желание забыться крепким сном. – Отдохну хорошенько – и завтра буду в полном порядке! Признаться, я совсем без сил. Как представлю, что в этой катастрофе замешан мой близкий человек – тетя…

– Как я тебя понимаю! – подхватил Виктор, и в голубых глазах мелькнула тревога. – Ведь эта история касается человека, недавно ставшего мне очень близким…

Он тут же прикусил язык. Вспыхнув и сделав вид, что не понимаю его слов, я поспешила распрощаться. Странное дело: еще минуту назад казалось, что сон овладеет мной, едва голова коснется подушки. Но дремота вмиг испарилась, уступив место стучавшей в висках фразе «Недавно ставшего мне очень близким…» Не перебарщивает ли Виктор с намеками?

Мы встретились всего несколько дней назад, но общались так, будто знакомы давным-давно. Между нами определенно что-то было. Мы наслаждались обществом друг друга, с удовольствием гуляли по вечерам, один раз потанцевали на пляже… Обычная курортная история. И так сразу записывать меня в круг близких? Что это – открытое выражение симпатии или хитрая уловка ловеласа? Боюсь, второе.

На нервах я повесила одежду в шкаф, разобрала кровать, приняла душ, постояла на балконе, выпила валерьянки… Сон упорно не шел, и через пару часов я все еще ворочалась в кровати, пытаясь успокоиться. «Близким, близким, близким…», – упорно стучало в висках. Нет, я не могла обмануться, он говорил искренне!

Давно померкли звезды, посветлело небо, проснулись крикливые чайки… А я все лежала без сна в своем тихом номере, крутя в голове одно-единственное слово.

– Мы уделяем повышенное внимание безопасности наших гостей, и те, кто участвуют в фестивале «Под крылом Пегаса» не первый раз, наверняка подтвердят это. То, что произошло вчера, – случайность. Да, трагическая, да, невообразимая. Но – случайность. – Марина Львовна тряхнула платиновыми прядями, особо подчеркивая важность последней фразы. – От лица оргкомитета спешу заверить: подобное не повторится. В зале поработали эксперты, и их первые выводы совпадают с нашими. Это был несчастный случай.

– Врет и не краснеет, никаких выводов пока нет, – усмехнулся у меня над ухом Виктор. – Человек пострадал, но шоу должно продолжаться. Уже завтра планируют возобновить конкурсные выступления…

Что ж, ничего удивительного. Не для того Лазуревская и ее сынок так обхаживали спонсора, чтобы завершить или хотя бы отложить фестивальную программу после инцидента с Верой. Да и участники конкурса горели желанием вступить в борьбу. Наутро после происшествия гостиница немного побурлила пересудами и невероятными гипотезами, а уже к обеду жизнь вошла в привычное русло: немолодые дамы играли в карты под тентами, дети с визгом плескались в море, а из пляжного кафе доносилась легкая музыка. Отдых шел своим чередом.

Едва пробудившись, я набрала номер Доры. Она собиралась вернуться в гостиницу вечером – благо, Михаил Ильич обещал отвезти ее лично, на своей машине. Голос тети звучал уже не так суетливо и нервно, как накануне, хотя она долго в красках расписывала мне подробности состояния подруги. Операция прошла успешно, и теперь Вере требовался полный покой. Беседа с ней исключалась, поэтому я прямо спросила Дору о содержании злосчастного стихотворения. Реакция на безобидный вопрос превзошла все ожидания.

– Ника, только не вздумай лезть в это дело! – мгновенно взбудоражилась тетя. – Скоро и так все прояснится, потерпи немного. Меньше знаешь – крепче спишь. Не стоит бежать впереди паровоза. Всему свое время.

И к чему мне, скажите на милость, эта выжимка из словаря пословиц и поговорок? Где прямой, четкий ответ? Я было попыталась надавить на новоиспеченную мастерицу словесности, но это лишь взвинтило ее донельзя. Опасаясь, что тетушку хватит удар, я клятвенно пообещала не играть в сыщика и поспешила отключиться.

Завтракать не хотелось, но я все-таки спустилась в зал приемов, чтобы убить время и провентилировать обстановку. Там очень кстати меня перехватил Виктор, напомнив об обещании дать показания. Уже через час верный Эдик вез нас по жарким улицам к отделению полиции.

Мой рассказ аккуратно записали, но особого интереса к нему не проявили. Виктор беседовал со служителями закона гораздо дольше – оказалось, он был хорошо знаком с ними по происшествию месячной давности, когда на одной из экскурсий в местный ботанический сад потерялся ребенок. Как выяснилось потом, дошкольник погулял по окрестностям и сам вернулся в гостиницу к ужину, но переполох был серьезный. Во время всеобщей паники аниматор помогал полицейским, они вместе до вечера прочесывали гористую местность – тогда-то и сдружились.

– Ребята рассказали, что эксперты пока не установили причину инцидента, – делился информацией Виктор по дороге обратно. – Не исключают, что балка могла свалиться случайно – что-то сломалось, всякое бывает… Но есть и вероятность того, что кто-то привел ее в движение. Меня долго расспрашивали про подъемно-опускные конструкции, но я знаю лишь то, что они управляются с пульта. Оказывается, незадолго до мероприятия с механикой сцены возникли проблемы. Я не был в курсе – как на грех, опоздал, примчался прямо перед началом…

Я пристально взглянула на Виктора. Кажется, на самом деле досадует. И почему я второй раз за короткий период задаюсь вопросом о его искренности? Наверное, еще не оправилась после странной фразы о близком человеке. Да и атмосфера на фестивале заставляет подозревать всех и каждого – себе уже с трудом верю…

Стоило отдать Виктору должное: разузнал он немало. Выяснилось, что примерно за час до старта вечерней программы механизм, поднимающий занавес, заело. Синий бархат завис на полпути к полу, и техническому персоналу гостиницы пришлось сначала дергать занавес вниз, а затем пытаться поднять его с помощью кнопки на пульте. Когда коварная конструкция наконец-то доползла до потолка, решено было больше ее не трогать. Знали об этой проблеме многие – от сотрудников «Парящего Пегаса» до членов жюри.

Неудивительно, что на пульте обнаружилось множество отпечатков, но странным образом их не оказалось на кнопке управления занавесом. А сам пульт нашли за кулисами не в лучшем состоянии, в пыли и с отбитым краем. Что же касается Веры, то ее задело падающей балкой – по счастью, из легкого алюминия и полой, иначе не избежать нашей поэтессе печальных последствий…

К обеду мы с Виктором вернулись в гостиницу. Последствия бессонной ночи давали о себе знать, я то и дело клевала носом. Поэтому, наскоро перекусив, решила устроить себе тихий час в номере. Не знаю, что придало мне сил, – здоровый крепкий сон или прилетевшее от Виктора сообщение с предложением погулять вечером, – но к ужину я наполнилась бодростью и оптимизмом.

Неприятные воспоминания померкли, дурные предчувствия отступили, мир снова заиграл яркими красками. Теперь я все больше склонялась к тому, что произошедшее с Верой – результат ужасного стечения обстоятельств, а не чьего-то злого умысла. Скоро поэтесса придет в себя, тетя вернется в гостиницу, и моей единственной проблемой будет окаянное конкурсное задание, выполнение которого я все время откладывала.

Целый день в конференц-зале работали эксперты, поэтому все ранее запланированные на вечер развлекательные мероприятия отменили. Значит, у нас с Виктором освобождалось больше времени на прогулку по берегу. Отличный повод узнать друг друга получше – жаль все-таки, что я такая неуверенная в себе трусиха… Рано или поздно отдых завершится, и буду потом лить слезы по упущенным шансам, совсем как моя несчастная тетка. Не пора ли придать новый импульс отношениям? Да, они не выйдут за рамки курортной интрижки, зато будет потом, что вспомнить.

С этим легкомысленным настроем я и отправилась на ужин. Увы, Виктор, с готовностью составив компанию за столом, не поддержал мой флирт. С усилием сохраняя натянутую улыбку на красивом лице, мыслями аниматор явно носился далеко-далеко… По паре случайно брошенных фраз я поняла, что его крайне заботит произошедшее накануне, и ответы на свои многочисленные вопросы он так и не нашел.

В разгар ужина малый зал огласил звук властного женского голоса. Обернувшись на него, я увидела Марину Львовну на выступе сцены, у стойки микрофона. Кратко извинившись за то, что отвлекает присутствующих от приема пищи, она начала свою успокаивающую речь, анонсируя скорое продолжение фестивальной программы.

Виктор чуть не подавился котлетой от возмущения.

– Я пытался уговорить многоуважаемый оргкомитет немного повременить с мероприятиями. Но ведьма и слушать меня не стала. Разоралась, что не допустит удара по репутации фестиваля. А этому пню трухлявому, – он пренебрежительно кивнул в сторону Лазуревского, переминавшегося с ноги на ногу за спиной супруги, – все равно. Живет в каком-то своем, параллельном мире.

Мой спутник грустно вздохнул, немного помолчал и вдруг расплылся в улыбке.

– Ладно, Ника, не стоит унывать. В конце концов, сегодня в нашем распоряжении – целый вечер! – Убедившись, что я закончила со своими блюдами, он поднялся и галантно подал мне руку. – Этим вечером я покажу тебе самые прекрасные и уединенные места в окрестностях «Парящего Пегаса». Величественные горы, тихие волны, луна – ничуть не хуже пейзажей Куинджи! И кто знает, куда заведет нас вся эта романтика…

Узнать окончание двусмысленной фразы мне было не суждено. Речь Лазуревской оборвалась на полуслове, уступив место какофонии – словно на сцену внезапно ворвался разрушительный смерч. Приглядевшись, я в ужасе увидела свою родную тетку, которая, взлетев на сцену с несвойственной ее крупному телосложению ловкостью, попыталась оттеснить жену писателя от микрофона. Та же с перекошенным гневом лицом держала оборону у стойки и, судя по негодующему виду, была готова пустить в ход кулаки. Выходит, Дора вернулась в гостиницу – и тут же устроила скандал. Какой стыд…

– Я все скажу, все! Всех выведу на чистую воду! – кричала тетушка, стараясь завладеть микрофоном. – И вы не заткнете мне рот, как вчера – Вере! Я все знаю!

Безмолвно переглянувшись, мы с Виктором понеслись к сцене. В голове стучало только одно: нужно немедленно унять Дору, пока она не наломала дров. Если так пойдет дальше, нас сегодня же с позором выставят из гостиницы!

Лазуревская между тем оправилась от потрясения. Мастерски отбросив тетю в сторону движением локтя, она снова выдвинулась к микрофону.

– Что ж, каждый реагирует на произошедшее по-своему. Жара, стресс, особая уязвимость психики – всякое бывает… Мы заботимся о гостях фестиваля и проявляем понимание. Пока еще проявляем, – с нажимом произнесла Марина Львовна. – Нашей гостье при таком эмоциональном состоянии требуется медицинская помощь. И мы эту помощь обеспечим.

Что-о-о? Она намекает, что Дора – не в своем уме? Ох, какой некрасивый поворот… Мы с Виктором замерли недалеко от сцены, в такой же ступор впала, похоже, добрая часть присутствующих. А Лазуревская быстро овладела собой и теперь с достоинством взирала на Дору. Та, как на грех, еще больше распалялась – и в самом деле начинала казаться умалишенной.

– Люди, вы только послушайте! Мне уже грозят! Но я скажу правду, меня так просто не запугать! – нелепо запрыгала у микрофона тетушка.

Словно подчеркивая овладевшее незваной гостьей безумие, Лазуревская отошла от стойки и по привычке царственно вскинула голову: мол, «пусть кричит, а я с душевнобольными не связываюсь». Дора пристально взглянула на соперницу – и в этот миг, похоже, наконец-то в полной мере осознала неадекватность своего поведения.

Взбудораженный поток слов резко смолк, кровь отхлынула от лица тети, ее руки затряслись, а я, ошеломленная, никак не могла сдвинуться с места. Виктор рядом тоже будто врос в землю. Потрясенно помолчав с полминуты, Дора сделала шаг к микрофону, который уже никто не оборонял.

– Что ж, факты множатся и пугают, но мой долг сейчас – предостеречь… – Ее голос вдруг смолк, хотя тетя продолжила открывать рот. Еще полминуты потребовалось мне на то, чтобы осознать: кто-то выключил микрофон, лишая Дору возможности высказаться. Внутри у меня все сжалось в ожидании реакции: уж я-то прекрасно знала, как реагирует родственница, когда ей затыкают рот.

Потрясение в момент слетело с тети, уступив место кипящему негодованию. Она покрутила безмолвный микрофон, потом щелкнула по нему пальцами – ни дать ни взять Мэрилин Монро на дне рождения президента Кеннеди! Коварная техника хранила молчание, и, в ярости пометавшись на месте, Дора заметила в противоположном конце маленькой сцены другую стойку с микрофоном. Какой-то миг – и немолодая дама разящей стрелой полетела туда.

– Раз, раз, – пронеслось оглушительное хрипение над залом, и, убедившись, что ее слышат, Дора горделиво выпрямилась. Зал насторожился в ожидании сокрушительного разоблачения, и тетя решительным жестом положила пальцы на микрофон.

Установившуюся тишину разорвал оглушительный треск, и следующим, что я увидела, была высокая крупная фигура Доры, падавшая спиной плашмя. Яркие пятна заметались у меня перед глазами, гул наполнил уши, пол под ногами поплыл. Еще миг, и я провалилась в пугающую кромешную тьму.