Текст книги "Укус сколопендры"

Отъезд Маэстро

– А чего ты без Юрки? – удивился Маэстро, когда Таисия появилась на пристани Москвы-реки у парка культуры имени Горького, где они договорились встретиться.

– Ему мама позвонила поздно вечером, что у отца сердце прихватило. Вот он и помчался среди ночи в свой Владимир. А ему так хотелось сегодня увидеть вас…

В это время «Ракета» причалила к берегу. Выскочивший из нее юнга быстро кинул трап, и собравшиеся на пристани москвичи и гости столицы стали пассажирами речного трамвайчика, на котором так приятно прогуляться летом.

Маэстро с Таисией спустились в бар по крутой лестнице, застеленной ковриком.

Друг-наставник, посоветовавшись со спутницей, заказал бутылку шампанского и сливочный пломбир, посыпанный жареным арахисом. И попросил официанта принести всё это за столик на палубе, куда они направились.

– Помню, как я и Юра удивились, когда узнали, что вы окончательно и бесповоротно вдруг решили уехать в Англию, – тихо сказала Таисия.

– Ну, не так уж бесповоротно, – ответил Маэстро, делая пару глотков шампанского и затягиваясь сигарой. – После падения железного занавеса, к счастью, можно свободно курсировать туда и обратно. К тому же, здесь у меня остаются мои взрослые дети, внуки, многочисленные друзья и ты с Юрочкой.

– Вы обещали сегодня приоткрыть завесу таинственности, – сказала Тая и, немного смущаясь, предположила, – наверное, тут не обошлось без «шерше ля фам»?

– Ты угадала, – вздохнул наставник и замолчал.

В затянувшейся паузе молодая женщина сделала несколько глотков приятного напитка.

– Так вышло: всё, что я делал в своей жизни, было не «благодаря», а «вопреки», – начал исповедь пожилой мужчина. – Это сегодня профессия модельера, дизайнера становится модной и престижной в нашей стране. А тогда, когда я начинал, к мужику, занятому на подобном поприще, отношение было не очень уважительное, а порою – даже презрительное. Подумаешь: портной… Пусть талантливый и с амбициями, но всё равно – портной…

Собеседник затих, очевидно, что-то припоминая.

– Вот и отец девушки, в которую я был когда-то влюблен, считал точно так же: несерьезную для мужчины профессию я выбрал.

– И он помешал вашему счастью? – робко предположила Таисия.

– Нет, – покачал головою мэтр. – Он и сам потом пострадал в результате любовной истории, случившейся с его дочерью…

Мужчина «пополоскал» дымом сигары рот, выпустил колечки и продолжил.

– Я познакомился с Машенькой на катке в парке «Сокольники». И сразу влюбился по уши. Сразу. Понимаешь? Ну, точно так же, наверное, как в тебя Юрка, с самого первого взгляда, – усмехнулся он.

– Речь не о нас, – улыбнулась Тая, – не уходите от темы…

– А я не ухожу, – сказал Маэстро, – просто я говорю о любви. О настоящей любви, которую невозможно скрыть. Потому что она брызжет из глаз…

Мужчина вздохнул, подлил шампанское в бокалы и продолжил.

– Машенька была студенткой московского института иностранных языков. Мы быстро подружились. И отныне, с ее появлением в моей жизни, я не просто стал придумывать какие-то эскизы изделий. Я делал свои наброски, имея в виду такой очаровательный образ. Понимаешь, как меня вдохновляла моя Муза?

Таисия кивнула.

– Она была красавицей?

– Еще какой! Причем, типаж у нее был именно русской красавицы. Такой, что хоть кокошник на голову надень, хоть корону – и на первую обложку журнала! Огромные голубые глаза, полумесяцем брови, к которым так и просится эпитет – соболиные, русые волосы и чуть курносый, очаровательный носик. Высокая, стройная девушка, на которую заглядывались прохожие…

– Одним, словом, модель – хоть куда, – подытожила Таисия, пока Маэстро галантным жестом подливал в ее бокал шампанское.

– И представь, эта красавица в меня тоже влюбилась!

– Что же тут удивительного? Не сомневаюсь, что в молодости вы были орлом, еще каким! – усмехнулась Таисия.

– Девушкам я нравился, но перед Машей робел. Она была для меня на таком пьедестале, в таком ореоле…

Собеседник на время замолк, и молодая женщина тактично молчала, понимая его волнение.

– На четвертом курсе у Маши была преддипломная практика. Ее вместе с подругой-однокурсницей пригласили обслуживать делегацию из Англии. Вот с этого всё и началось… Среди той группы был некий политик или общественный деятель, который оказался очарован московской студенткой. А разве ею можно было не очароваться? Как я его понимал…

Маэстро вздохнул.

– Тот человек был старше вашей девушки?

– Да, на пятнадцать лет… Но дело вовсе не в возрасте. Он был какой-то там потомственный лорд, имел родовой замок под Лондоном, красиво ухаживал… К тому же, еще не был женат. И часто стал прилетать в Москву.

– И Маша увлеклась им?

– Не сразу. Она противилась тому чувству. Но это было, очевидно, как вода, которая камень точит… И я вдруг понял, что над нашей любовью нависла угроза. Впрочем, независимо даже от появления почтенного господина из туманного Альбиона, что я мог предложить ей? Я – иногородний студент, имеющий койку в комнате студенческого общежития, неясные перспективы и амбиции портного, хотя и с высшим образованием? Маша была из интеллигентной московской семьи. Ее отец – какой-то заслуженный чин в Академии наук, мама – врач.

Собеседник опять вздохнул.

– Я вдруг осознал, что не имею права лишать ее другой жизни, которой она достойна. Совсем иного какого-то бытия, что мне и представить было просто невозможно. Невозможно, как жизнь на другой планете…

Глаза Таисии увлажнились.

– У меня близилась защита диплома. У нее – тоже. Я заранее договорился с Машей, чтобы именно она продемонстрировала мою модель на учебном подиуме. Девушка с радостью согласилась. Моей дипломной работой стало свадебное платье…

– Как и у меня, – невольно вырвалось у Таисии.

– Да, кивнул Маэстро. – Только я выполнил его совсем в другом стиле, который совершенно отличался от твоего творения. Это был некий вариант наряда Золушки на балу… Я выбрал подобную романтическую тему именно потому, что в реалиях той жизни она давала возможность пофантазировать, раскрыться моим возможностям.

Мужчина усмехнулся.

– Кто-то из членов экзаменационной комиссии даже сделал мне тогда замечание: мол, сколько метров ткани неэкономно угрохал. Дескать, ни к чему нашим комсомолкам и передовым труженицам все эти буржуазные оборки и прочие выкрутасы… К тому же, такое изделие на серийный поток не поставишь, сделал упрек мой тогдашний оппонент…

Собеседница понимающе улыбнулась.

– Я доказывал экзаменатору обратное: день свадьбы должен стать особо памятным в жизни женщины, когда она имеет полное право почувствовать себя счастливой Принцессой. И серийный поток для таких изделий вовсе не обязателен. Именно подобные вещи должны противостоять обезличенной, серой штамповке. Так, еще с дипломной работы, начиналось мое «вопреки», мое плаванье против течения. Против привычной серости и обыденности…

– Вы же то платье делали для своей Маши, воображая, как должна выглядеть именно ваша невеста? – уверенно предположила Таисия.

– Конечно. И я не мог никак схалтурить, имея такой чудесный образец перед глазами. Я и мечтал, чтобы однажды она вышла за меня замуж именно в том платье… Страстно мечтал, понимая, однако, что обстоятельства жизни никак не способствуют моим желаниям. Тем более, что сразу после защиты Машиного диплома опять появился тот английский лорд. А я по направлению от своего вуза, как молодой специалист, должен был уехать из столицы.

– Как неумолима жизнь, – вздохнула Тая.

– Перед моим отъездом у нас было несколько встреч. Мы просто гуляли с Машей по Москве. Наши отношения оставались целомудренными. Кроме поцелуев, между нами ничего не было… Теперь я с тоской и отчаяньем понимал, что девушка, жалея меня, не может решиться принять предложение того человека.

Маэстро сделал пару глотков шампанского.

– Однажды она с отцом уехала на несколько дней в Подмосковье на дачу. А я заглянул в гости к ее маме, солгав, будто не знал, что Маши не окажется дома. Ее мама очень тепло ко мне относилась. Я не решился сказать тогда, что пришел попрощаться, а просто попросил передать Маше сверток. Мне не хотелось лишних расспросов, поэтому я и не стал говорить, что уже завтра уезжаю из Москвы. Даже Маша еще не знала, что у меня был куплен билет…

– А в свертке вы передали то свадебное платье? – встрепенулась Таисия.

– Да. И еще письмо, в котором желал ей счастья и просил принять мой свадебный подарок.

– Как благородно, и как… печально, – на глаза Таисии невольно навернулись слезы.

– Ну, вот, растрогал красавицу, – Маэстро с виноватым видом погладил руку молодой женщины и добавил, – так я и разрубил тот невыносимый узел…

– Признайтесь, наверное, жила у вас в душе надежда: а вдруг Маша бросит своего лорда и примчится за вами следом?

– Конечно, – вздохнул мужчина, – но не примчалась же. А это означало, что поступил я правильно, хотя было невыносимо больно. Потому что отказаться от любимой – невыносимо больно…

– А что потом?

– Потом… Жизнь продолжалась. Я дал себе слово: горы сверну, но стану знаменитым, и она обо мне еще услышит. И тогда однажды обязательно ко мне вернется…

– И вы стали таким, – заметила Таисия.

– Но к тому времени я был уже дважды женат и дважды разведен, имел детей от первого брака, облысел и уже не думал о том, что она ко мне вернется…

– Как жаль, жизнь развела вас в разные стороны, – вздохнула Тая.

– Да… И вот теперь представь: полгода назад я был приглашен в Париж в качестве почетного гостя на один фестиваль моды. В перерыве между показами, когда я перекусывал в кафе, к моему столику вдруг подошла экстравагантная дама в шляпке. Отбросив небольшую вуальку, она произнесла:

– Вот мы и встретились…

– Это была Маша?

– Да.

– Невероятно! – встрепенулась Тая. – И что вы почувствовали в то мгновение?

– Волнение. А ты как думала? Это было так неожиданно… Особенно, когда она призналась, что специально на несколько дней прилетела из Лондона, увидев в английской газете в перечне приглашенных гостей и мою фамилию. Как оказалось, Маша давно следила за моими успехами. Сначала ей вырезки из советских газет высылала в Лондон мама. Когда ее не стало, это стала делать ее младшая сестра.

– Так что она была в курсе ваших успехов?

– Я был приятно удивлен. Потом мы долго бродили по Парижу. А утомившись, сели перекусить в уличном кафе. Она мне рассказала, что отец перед ее отъездом в Англию выкрикнул в сердцах: лучше бы ты вышла замуж за того портного!

– Почему?

– В связи с отъездом дочери за границу у него начались разные неприятности по партийной линии и в профессии, неизбежные в условиях страны, живущей за «железным занавесом».

– А вы не спросили про свадебное платье, или подобный вопрос был неуместным спустя столько лет?

– Она сама вспомнила об этом, сказав, что выходила замуж в моем платье, и что оно до сих пор бережно хранится в ее гардеробе.

– Как трогательно и как грустно, – вздохнула Таисия.

– Да, нас в тот день захлестнула грусть воспоминаний. И Маша призналась, что никогда обо мне не забывала и всегда сожалела, что мы расстались, хотя рядом были любящий супруг и двое сыновей… Представь, она поняла, что любила из нас двоих именно меня, только когда оказалась замужем…

– Какой же дорогой ценой досталось ей такое открытие! И как здорово, что она смогла вам в этом признаться.

– Маша сказала, что очень рада нашей встрече. Но, в то же время, ей так грустно. Так грустно, словно, она находится сейчас… на руинах любви.

– Она так и сказала: на руинах любви? – сокрушилась Таисия.

– Тогда я изрек: если любовь была, то она никуда и не исчезла. На что Маша процитировала мне слова из стихотворения Вознесенского:

 
Не возвращайтесь к былым возлюбленным,
Былых возлюбленных на свете нет…
 

А я ей тут же процитировал другие строки из того же самого стихотворения:

 
Не покидайте своих возлюбленных
Былых возлюбленных на свете нет…
 

И тут Маша, вздохнув, заметила, что, очевидно, «нельзя дважды войти в одну и ту же реку». А я возмутился: плевать хотел на постулаты, потому что вся моя жизнь всегда была «вопреки» и против течения.

И что я не только не боюсь, но очень даже хочу «войти в ту же самую реку дважды»…

– Вы ее разубедили?

– Попытался. В самом деле: я свободный человек.

У меня взрослые дети. Лорда, как выяснилось, уже несколько лет нет на этом свете. Ее дети тоже давно выросли и живут отдельно от Маши. Что нам теперь мешает быть вместе?

– И она поддалась вашему напору?

– Поддалась, – мужчина улыбнулся и тут же погрустнел. – Мне бы такой напор тогда, в молодости…

Маэстро вздохнул.

– Это в юности, когда вся жизнь впереди, мы годы разбазариваем. А сейчас дорожим каждым днем, проведенным вместе. Вот почему я уезжаю.

– Как жаль, что приходя на работу в ателье, я уже не буду там вас встречать, – взгрустнула Таисия.

– Мне тоже жаль, дорогая моя ученица. Но я уже всё доказал в этой жизни, чего хотел: и себе, и друзьям, и коллегам-конкурентам.

– И мировому сообществу моды, – добавила Тая.

– Вот именно. Могу я, наконец, позволить себе побездельничать? – усмехнулся Маэстро. – Когда-то я работал на свое имя, а теперь мое имя работает на меня. Хочу просто жить, быть рядом с Машей, отдыхать, путешествовать. Ну, может быть, если соскучусь вдруг без дела, займусь там преподавательской работой…

– Теперь вы будете жить в средневековом замке? – мечтательно предположила молодая женщина.

– В лондонском предместье живут Машины сыновья со своими семьями. Она бывает там наездами. А нас вполне устраивает уютная лондонская квартирка.

– А вы не пытались даму своего сердца переманить в Москву?

– Нет, она там уже пустила корни. Приезжать, конечно, сюда будем. Обязательно.

– Как думаете, когда кошмар нашей сегодняшней жизни закончится?

Маэстро бессильно развел руки в стороны.

– Любите, держитесь друга друга, не взирая ни на какие катаклизмы и обстоятельства, потому что это главное, – немного назидательно сказал пожилой мужчина. – Сегодня прекрасное слово «любовь» стало таким затасканным. Но чувство, истинное чувство, что оно обозначает, жизнь дарит далеко не каждому. Лишь избранным. И вы одарены им сполна…

Пожилой мужчина задумался, а потом вдруг сказал:

– Жаль, что Юрки сейчас с нами нет. Я бы хотел напоследок ему мозги немного вправить…

– В каком смысле? – удивилась Таисия.

– Да чтобы не было у него головокружения от успехов, так сказать.

– А вы замечали за ним нечто подобное?

– Подобное нередко случается с такими талантливыми мальчиками, приехавшими завоевывать столицу из провинции… Вот хотел ему напомнить, на всякий случай. Ты передай от меня: главное в нашем деле – работать, не покладая рук, а не шумиха и презентации, которые сопровождают нашу профессию. Возможно, мне просто однажды показалось, что ему это нравится чуточку больше, чем следовало бы. Возможно, просто показалось…

– Обязательно передам, – пообещала Тая.

Прогулка на катере закончилась, и пассажиры оказались на пристани. Таисия и Маэстро еще немного побродили по набережной Москвы-реки, пока не распрощались окончательно. И наставнику, и его ученице легла на душу грусть расставания…

Часть вторая

Прекрасное – далёко

Если бы кто-то сказал Николаю Василькову, что девчушка со звонким колокольчиком, которую он – выпускник средней общеобразовательной ленинградской школы, в день последнего звонка нес на руках, годы спустя станет его любимой и единственной на всю жизнь женой, ни за что бы не поверил…

Да он и не запомнил ее вовсе. Память зафиксировала лишь какое-то светлое пятнышко: огромный белый бант из атласа, свесившийся набок и потому закрывающий лицо первоклашки, белый передник, украшенный рюшами, кружевные манжеты, воротничок… И еще несколько маленьких веточек сирени тоже белой, крепко зажатой в маленькой девчоночьей руке…

Когда они, наконец, обошли торжественный строй учащихся всех классов, выстроившихся квадратом в школьном дворе, репродуктор взорвался пронзительно-волнительной мелодией.

– Голова не закружилась? – спросил десятиклассник, осторожно опуская девчушку на землю.

– Не-а-а, – тихонько ответила первоклассница.

– Ой, Колька, поздравляю! – вдруг подскочила к ним бойкая черноволосая девушка, одетая не по-школьному и не в соответствии с торжественностью момента.

Она чмокнула парня в щеку.

– А я с работы отпросилась, – добавила она беспечно. – Ура, гуляем!

– Это невеста твоя, что ли? – спросила нарядная первоклассница, зафиксировавшая поцелуй девушки.

– Знакомая, – сдержанно ответил юноша.

– Невеста, конечно же, невеста, – затараторила подошедшая, хватая Николая под руку, и обратилась к девчушке, – подаришь невесте на прощанье веточку сирени?

– А как тебя зовут? – полюбопытствовала школьница, добродушно протягивая руку с цветами.

Девушка взяла одну веточку, обломив которую, тут же воткнула себе в густые темные волосы и беспечно рассмеялась:

– Я – Катерина. А его – Николаем зовут, если вы еще не познакомились.

– А я – Люда.

– Ну, учись хорошо, Людмила, – решил сказать напутственное и прощальное слово десятиклассник, пытаясь изобразить на своем лице серьезность.

А девчушка посмотрела вслед удалявшимся от нее парню с девушкой и немного им позавидовала: они казались ей такими взрослыми и счастливыми. Так ребятишки всегда смотрят на старших со своей детской колокольни, мечтая о том дне, когда нескончаемое детство закончится, и они однажды тоже станут, наконец, большими и самостоятельными…

Такой запечатлелась встреча в ее памяти.

В его же – лишь белоснежное кружевное пятнышко, размытое временем… Куда больше запомнилось то опьяняющее чувство свободы, молодой дерзости, которые ощущаешь в семнадцать лет. А еще – наконец, такое реальное приближение к своей мечте – поступлению в ленинградскую мореходку…

Но зачем-то жизнь свела данных персонажей тем майским днем в школьном дворе, словно, контуром наметив пересечение их судеб отнюдь не простым геометрическим треугольником. Но просто никто не мог знать тогда об этом.

Вторая встреча у них случилась, когда Людмиле было лет десять. Нельзя сказать, что она и Николай были близкими соседями. Но жили в одной округе – промышленном Приморском районе Ленинграда. Здесь было немало построек казарменного типа, которые использовались под коммуналки и общежития.

В одном из таких домов и жила школьница. Мир, как известно, тесен. И так совпало, что какая-то знакомая матери Николая жила в том же доме, что и девочка по имени Люда. Мать Николая последнее время зарабатывала на жизнь тем, что была домашней портнихой.

И вот однажды майским, снова майским днем, курсант ленинградской мореходки появился рядом с упомянутым домом, неся в руках сверток с халатом и ночной сорочкой, пошитыми его матерью. Так получилось, что знакомая матери приболела и потому не смогла прийти за готовыми вещами сама.

У подъезда крутились три девчонки, которые прыгали на скакалках.

– А Валентина в шестой квартире живет? – спросил рослый паренек, одетый в форму мореходного училища и притормозивший, чтобы сделать последнюю затяжку папиросы перед тем, как ее выбросить.

Ему почему-то вдруг показалось, что он запамятовал номер квартиры, который назвала ему мать.

– В шестой, в шестой. Я живу с ней на одном этаже, – ответила одна из девочек с большими голубыми глазами и русой косой, свесившейся через плечо. – Могу проводить вас, – добавила она приветливо.

– Не заблужусь, не маленький, – иронично ответил парень.

Когда Николай, выполнив поручение матери, вышел из подъезда, всё та же девочка вдруг у него спросила:

– А вы меня не помните?

И видя, что молодой человек сделал удивленные глаза, сказала:

– Вас ведь Николаем зовут?

– Да. А откуда ты меня знаешь?

– Помните последний звонок в школе, где вы учились? Это меня вы несли на руках в тот день на школьном дворе, а я звонила в колокольчик…

– Да ну! – искренне удивился паренек.

– Неужели не узнали? Я – Люда…

– Конечно, узнал, – приврал курсантик. – Особенно помню твой колокольчик, от которого я в тот день оглох на одно ухо, – шутя, выкрутился он из ситуации.

Хотя, про колокольчик – было правдой.

– Надо же, старую знакомую встретил, – пошутил паренек, взяв у девочки из рук скакалку, и попытался перепрыгнуть через нее, делая руки накрест.

Но скакалка оказалась для него короткой. Николай пару раз неуклюже споткнулся, и девчонки засмеялись.

– Ладно, прыгайте дальше, не буду вам мешать, – сказал молодой человек, отправившись восвояси.

Он шел знакомыми улицами и переулками, и иные встречные девушки откровенно строили глазки рослому симпатичному курсанту. Паренек зашел в булочную. Мать попросила купить хлеба к обеду. И тут же заторопился домой, вспомнив про вкусные домашние щи.

…Кому не известен постулат: мир тесен, намекающий на то, что зачастую мы знаем тех или иных людей через кого-то – второго, пятого или десятого человека… Тоже можно отнести и к данному персонажу повествования. Прежде, чем его линия жизни пересечется с другими, уже известными героями, (а она обязательно пересечется) хотелось бы кое-что рассказать о нем. И жизнеописание это, возможно, в чем-то окажется типичным для представителя его поколения, а в чем-то – и неповторимым. Неповторимым, как узор на ладони, который мог бы поведать об исключительности именно данной человеческой судьбы…