Текст книги "Цена короны"

– …Только представьте, отец Реас, – донесся до епископа высокий, точно ломающийся голос Райва Мината. – Кто-то уже распустил слух, что это проклятые Сеггером еретики, которые отреклись от Истинной Веры.

– Это те, которых называют «бесами»? Четвероногие твари с витыми рогами на голове, питающиеся падалью?

– Так точно. Только питаются они не одной лишь падалью. Случалось, что они нападали и на людей.

– Какая чепуха! – воскликнул Луурис Райс. – Я читал описания этих созданий. И на каком основании их считают бывшими людьми? Из-за того, что у них нет шерсти? Или из-за размеров?

– Ну, не только, – возразил экзекутор. – Отец Фелиан, например, отмечает некоторое сходство в строении черепа и конечностей…

– У орков также наблюдается некоторое сходство с людьми, – перебил Райс. – Если на то пошло, у нас есть куда больше оснований считать их проклятыми еретиками.

– А это интересная мысль, – заметил Реас Фаркхарл. – Тем более что орки появились задолго до Катаклизма… Я правильно вас понял, отец Луурис?

– Совершенно верно, отец Реас. В отличие от тварей, о которых мы говорим. Они не упомянуты ни в летописях гномов, ни в сказаниях йордлингов и хазгов. Получается, что Пресветлый терпел еретиков, а после Катаклизма решил, что роду людскому мало бед, и начал превращать их в богомерзких тварей…

– Простите, но о чем мы говорим? – вмешался отец Крондак. – Вдумайтесь… э-э-э… в само значение слов: «Еретики, проклятые Сеггером»! Вам не кажется, что это полная бессмыслица?..

Он замолчал и судорожно сцепил пальцы. Инквизиторы тоже молчали, не торопясь оспорить его слова или выразить согласие. В Сером Ордене хорошо знали, что язык у отца Крондака часто не поспевает за мыслью.

Дознаватель бросил взгляд на дверь, шумно перевел дух, словно раздраженный собственной медлительностью, и опустил руки.

– Как Пресветлый может кого-то проклясть? – продолжал он. – Мы же говорим не о маге-отступнике! Это все равно что сказать «Солнце отбрасывает тень»…

– Тише, почтенные, – проговорил епископ. – Лорд-регент идет.

– А, сай бискуп? – лорд-регент вошел в зал, улыбнулся от уха до уха и помахал Кооту. – Добрый день! И вам всем привет, почтенные. Крепкого, так сказать, здоровьица, и не кашлять… А где все?

– Подойдут чуть позже, – спокойно ответил епископ.

Несомненно, камердинер постарался, чтобы будущий император выглядел пристойно, но преуспел в этом лишь отчасти. Ворот шелковой рубашки цвета зеленого яблока был расстегнут, ремень следовало затянуть еще на пару дырок. От лорда-регента отчетливо пахло вином.

– Вот так всегда, – он сокрушенно кивнул головой. – Раз амператор – так бросай все, беги… и позавтракать толком не дадут. Остальные-то еще до Вечерней стражи будут в постелях нежиться… Что ж вы их не поторопите, сай бискуп? Дело-то государственное, верно? Сами ж сказали…

Войди сейчас кто-нибудь в Зал Совета – хоть человек, не наделенный даже даром чувствовать силу, хоть адепт, посвятивший жизнь изучению магической науки, – он не заметил бы ничего подозрительного. Немолодой уже человек вразвалочку расхаживает по залу с видом мелкого лавочника, купившего на шальные деньги дом на Парадной улице. Отцы-инквизиторы слушают его болтовню – вежливо, но не слишком внимательно… И в глубине души посмеиваются над этим шутом гороховым, который по неизъяснимой прихоти Пресветлого стал их правителем.

Экзекуторы у окна откровенно скучали. Тучный дознаватель сосредоточенно перебирал четки, словно никак не мог сосчитать бусины и был этим чрезвычайно озадачен. Крондак улыбался любезной и кислой улыбкой человека, страдающего несварением желудка… И его пухлая рука рассеянно поглаживала раму «зерцала истины».

Хильдис Коот задумчиво посмотрел на него. На лорда-регента, который что-то вещал. Потом одернул концы шнура, стягивающего его балахон, поднялся на возвышение и как бы между делом подошел к зерцалу. Луурис Райс последовал за ним.

То, что они заметили, можно было принять за отсвет солнца. Но желтушная дымка, которой подернулась поверхность стекла, быстро рассеивалась.

– Да, жизнь правителя тяжела, – Крондак посторонился, уступая епископу место. – Нелегкое это дело – управлять государством, вы не находите?

– А что вы меня спрашиваете? – лорд-регент похлопал ладонью по подушке, лежащей на одном из кресел. – Пока вроде не жалуюсь. Вот коронуете меня, тогда и поговорим.

Зелено-коричневая фигурка, причудливо искаженная неровностями магического стекла, дрогнула и подернулась желтизной. Казалось, в его глубине лопнул крошечный пузырек с краской. Через пару ударов сердца туманное пятно заполнило всю поверхность зерцала и стало совсем прозрачным. Отец Луурис оставил четки, погладил бороду и вопросительно посмотрел на епископа.

– Что это вы переглядываетесь? – будущий император сделал несколько шагов в сторону возвышения и прищурился. – И штуки вон свои магические принесли… Небось, эту… конспирацию затеваете? Заговор?

– Нет, что вы, – прогудел бородатый инквизитор. – Вот когда вас коронуют, тогда можно будет и про заговор подумать, и про конспирацию. А сейчас вроде как-то неинтересно.

Лорд-регент радостно заржал. Шутка ему явно понравилась.

– Это уж точно! – заявил он. – Какой я император? Смех один! Короны, и той не выдали. И девок этот… тупорыл, как его… – всех разогнал. Я ему говорю: что за беда? А он…

Крондак поежился, потер складку в уголке рта и посмотрел на стоящих у окна экзекуторов так, словно провинился перед ними. Так оно и было, судя по косому взгляду, которым удостоил его отец Реас. Что до отца Райва, то тот равнодушно поглядел на лорда-регента и…

…странный, почти неслышный звук поплыл по Залу Совета. Казалось, кто-то коснулся басовой струны на луре – не щипнул, а осторожно провел пальцем.

– …ну просто поглядеть не на что, – продолжал, как ни в чем ни бывало, будущий император. – Ни кожи, ни рожи. Вот подумайте, сай визитор, куда такое годится? Разве ж это баба?

К кому именно он обращался, было непонятно, да для самого лорда-регента это, скорее всего, это не имело значения. Возможно, что и к Хильдису Кооту… но кивнул епископ отнюдь не с тем, чтобы выразить согласие с его утверждением.

Просто его светлейшество только что получил подтверждение одной из своих догадок.

Он и не ожидал, что заговорщики воспользуются «заклятием личины». Никому на свете мире не под силу создать «маску», которую не заметят артефакты, во множестве установленные во дворце. Доказательство тому – только что произнесенная Крондаком «вокабула истинного облика». Она не разрушала изменяющие обличие заклинания, но позволяла «заглянуть» под них. Сколько бы ни понавесили этих «вуалей».

А вуалей и не вешали.

Никто не пытался скрыть истинный облик человека, который стоял посреди зала и сетовал на отсутствие подходящих женщин в гареме. Не был он и мыслеформом, пустой оболочкой, управляемой кем-то на расстоянии. А вот его «нимб силы»…

Епископ прищурился. Все те же уплотнения, переливы, пятна – где-то звенящие от напряжения, где-то похожие на пушистый туман… Даже если бы его светлейшество не научился мгновенно запечатлевать в памяти «нимб» любого существа и любого предмета, у него было в запасе почти двадцать лет.

Все знакомо. И все-таки что-то не так. Сходство – как между живым человеком и его портретом, что написан талантливым художником.

Очень талантливым, если не сказать «гениальным». И все же портрет остается портретом.

Воздух снова зазвенел. Однако на этот раз звук был иным.

– Вы ничего не почувствовали? – осведомился Хильдис Коот, обращаясь то ли к лорду-регенту, то ли к самому себе.

– А что мне чувствовать? – возмутился будущий император. – Вы давайте, сай бискуп, не тяните!

Епископ сочувственно кивнул. Ему не было нужды смотреть в «зерцало истины». После того, как он произнес «заклятье честного слова, этот человек не смог бы солгать. И даже не захотел бы.

– А может, подскажете, уважаемый… – Крондак спустился с возвышения и одернул пояс, стягивающий его балахон. – Кто вы такой?

Лицо Хильдиса Коота оставалось непроницаемым.

Лорд-регент осклабился.

– Ох, сай бискуп! Вы что ж, не знаете, кто я такой? Тоже мне визитор… Визиторы все-е-е знать должны! Эх, вы-ы-ы…

– Не пререкайтесь, пожалуйста, – оборвал его узкоплечий экзекутор. – Сделайте одолжение, ответьте отцу-дознавателю.

– Ох, – «Адрелиан» подошел к креслу, похлопал по бархатной подушке и уселся. – Вот так бы сразу. «Пожалуйста», «сделайте одолжение»… Фарин я. Фарин Домкс. Работаю в трактире «Горбатый жеребец», добываю кусок хлеба, так сказать, честным трудом. Овощи с рынка ношу, дичину разную, муку там… Мусор опять же убираю, полы чищу… – в голосе послышались ноты негодования. – Работка, между прочим, нелегкая, грязная. Иные бы побрезговали, а я вот не брезгую! А мог бы, между прочим, давным-давно в Совете сидеть, советы давать! И дельные советы-то, слышите? Голова у меня хорошо соображает, да и папаша-то мой – не кто-то там, сай благородный. Ну, с маменькой он не по-благородному обошелся, но кровушка о себе знать дает, ох как дает!..

Хильдис Коот помрачнел, как грозовая туча, и коротко взглянул в зерцало, словно боялся, что оно разлетится под его взглядом. Но стекло сияло девственной чистотой, и в его незамутненной толще шевелилась нелепо искаженная фигурка самозванца, восседающего в кресле, точно на троне. Крондак продолжал улыбаться – казалось, он забыл, что в этом больше нет нужды. И все же что-то неуловимо изменилось. Лишь мнимый Адрелиан, кажется, ничего не замечал.

– Так меня, сталбыть, теперь признали, – он дернул головой, словно у него затекла шея, и поудобнее устроился в кресле. – Сами видите: сижу во дворце, и обращаются ко мне не «Эй, увалень!», а по-правильному, лордом-регентом величают…

– Да уж, – фыркнул Реас Фаркхарл. – Для увальня он мелковат.

– Скажи мне, почтенный… – Крондак укоризненно покосился на экзекутора и подошел к самозванцу. Капюшон, который отец-дознаватель так и не снял, отбрасывал на его бледное лицо сероватую тень. – Кто тебе так удружил? Кто тебя во дворец привел, кто объяснил, что к чему?

– Да кто ж его знает, сай визитор. Виноват, не спросил. Но ежели увижу, непременно узнаю и поблагодарю. Может, и награжу… по-амператорски. Хороший человек. Вытащил меня, сталбыть, из-под балки, когда там все падать пошло. А там сказал: ты, сталбыть, не выделывайся… ну, он иначе сказал, по-благородному… сразу за все дела не берись, а поначалу сиди тихонечко, присматривайся. Я уж старался. Но не такой я человек, чтобы тихо сидеть. Я, можно сказать, всю жизнь тихо сидел! Пока тут всякие саи знатные творили, что их левая пятка желает… Я б, может, так бы все повернул…

– А каков он из себя был? – спросил Хильдис Коот. Его голос внезапно стал глухим и очень усталым.

Адрелиан – он же Фарин Домкс – почесал затылок, и на его лице отразилась напряженная работа мысли.

– Да Архааль его знает… – он печально вздохнул. – Здоровый – повыше вас, сай бискуп. Брюхо вроде не толстое, но дородность в теле есть. Вроде чернявый, как эрладиец. А вот на лицо… Убей, не помню. Вы б винца принести распорядились, что ли… Чтоб память, так сказать, освежить.

Епископ поджал губы, так что рот его сделался похожим на неровную щель, махнул рукой. Лицо лже-Адрелиана застыло, словно превратилось в восковую маску. И внезапно стало очень тихо.

– Никакое вино ему не поможет, – проговорил Коот. – Скорее всего, наш доброжелатель воспользовался личиной – таким он его и запомнил… – он покачал головой и заговорил, подражая Домксу – Отец Райв, вы б сходили, что ли, проведали, как там почтенный магистр Анволд почивают. Может, так сказать, оклемались опосля магического-то допроса…

Когда тяжелая дверь захлопнулась, епископ оглядел своих помощников, потом устремил взгляд к потолку. Под потолком начинали сгущаться тени – полупрозрачные, теплые, словно впитавшие в себя сияние солнца, чьи лучи две стражи назад пронизывали просторный зал. Толстые балки, вытесанные из цельных дубовых стволов, будто обтянули черным кандийским атласом, таким мягким, что рука сама просится к нему прикоснуться.

В зале по-прежнему царила тишина. Не напряженная, гудящая тишина ожидания. Не тишина, возникающая, когда счастье или горе столь велико, что слово изреченное не в силах его передать. Казалось, в этих стенах свершилось что-то постыдное.

– Вы когда-нибудь видели увальня, отец Реас? – нарушил молчание епископ. – Живого, не нарисованного?

Экзекутор покачал головой.

– А я видел, – его светлейшество подошел к одному из кресел, мимоходом бросив взгляд на неподвижного лже-Адрелиана. – Во время похода к Тул-Багару. Это огромная зверюга, похожая на огра – если встанет на задние лапы, то будет и покрупнее. Но на задние лапы она поднимается крайне редко, почему-то ей проще передвигаться на четвереньках. Шкура у нее не зеленая, а светло-бурая, поскольку живет этот зверь среди скал, и хвост имеется – вроде посудного ершика. Возможно, увальни когда-то были разумны, как огры и тролли. Во всяком случае, когда такая тварь смотрит тебе в глаза, начинаешь подозревать, что это так. Увалень, который подобрался к нашему лагерю, даже не попытался на нас напасть, только скатил вниз несколько крупных валунов – явно без злого умысла. Кстати, увальнями их прозвали именно из-за милой привычки разваливать горные склоны. И снордлинг по имени Хельмир, который был нашим проводником, увидев это, спросил меня: «Если под его лапами так трещат камни, что же будет с нашими доспехами?»

Глава пятая
Сойдутся все пути…

Флайри разбудило солнце. От его яркого, оголотело-белого света почему-то щекотало в носу. Она открыла глаза, но тут же зажмурилась снова, села и заморгала, пытаясь избавиться от разноцветных пятен, плавающих перед глазами.

Остро пахло нагревающейся сухой землей. Порывы свежего ветра теплого ветра доносили тысячи иных запахов, перемешивая их, подобно безумным некромантам, на старости лет решивших вступить в гильдию составителей благовоний, но не сумевших изменить былым пристрастиям.

Послышался странный певучий звук, и Флайри обернулась.

Тэм танцевала. Никаким иным словом это нельзя было назвать. Утреннее солнце ослепительно вспыхивало на лезвии ее меча, стекая по нему расплавленным золотом. Потом клинок превратился в огромную серебряную воронку… и снова замер.

Не было слышно ни шороха камушков, ни стука каблуков. Казалось, воительница не касается земли – вот-вот взлетит в воздух и поплывет над степью, удерживаемая лишь взмахами широкого пленчатого крыла.

Внезапно наемница, словно почувствовав взгляд Флайри, остановилась и замерла. Прозрачный веер в ее руке сложился, превратившись в сверкающий клинок аккенийского меча.

– Ну как, выспалась? – весело спросила Тэм.

Флайри не ответила. Она все еще не могла оправиться после того, что видела несколько ударов сердца назад.

Наемница вернула меч в ножны, вытащила из сумки очередное мокрое полотенце и вытерла блестящий от пота лоб.

Она сияла. Солнце превратило ее волосы в бронзовый нимб, украсило огненной россыпью кожу. Она походила на юную адептку магической школы, только что получившую звание мага…

– Ты не ложилась? – пробормотала Флайри.

Тэм беззаботно отмахнулась.

– Успею отоспаться. Надо же было кому-то стоять на карауле.

Сборы много времени не заняли. В сумке у Тэм оказалось немного вяленого сыра, мешочек семян «плакучего ореха» – ползучего кустарника, что как сорняк плодился всюду, где в земле была хоть капля влаги, – и вяленые фрукты. Наемница почти не ела – «чтобы меньше пить хотелось». По ее словам, до ближайшей деревни, именуемой Радуна, осталось не так много, так что вечером у них будет и кров, и стол. Правда, при этом они заметно удалялись от тракта. Флайри поспешила напомнить об этом Тэм.

Наемница нахмурилась и прикусила губу, потом полезла в сумку и вытащила карту.

– Радуна здесь, – она ткнула кончиком пальца в небольшую точку. – Вот Околомна, вот «Чаша»… значит, мы где-то тут. Видишь, как тракт изгибается? Если из Радуны мы возьмем на запад, то через два дня выйдем к тракту.

– Подожди, – перебила Флайри.

Она поднесла карту поближе к глазам, словно плохо видела, потом провела пальцем по толстой черте, обозначающей реку Ошун.

– Эта карта не пером начерчена, верно?

– Верно, – Тэм улыбнулась. – Это гномья работа. Знаешь, как изготавливают такие карты? Берется плоский камень, шлифуется так гладко, что в него можно смотреться, как в зеркало. Потом на нем выбиваются буквы и рисунки, но в зеркальном отражении…

– Буквы заливают краской, – подхватила Флайри. – Сверху накрывают листом пергамента и прижимают…

– Верно!

Флайри засмеялась и покачала головой.

– Придумали, как избавить писцов от нудной работы и дали работу камнетесам! Молодцы. Всякому ясно, что гному больше нравится работать с камнем, чем с бумагой!.. Значит, едем в Радуну?

– Поедешь ты, – Флайри одним движением поднялась с земли. – Я какое-то время побегу рядом… ну, так, как мы утром шли.

Она подошла к вбитому в землю колышку и рывком вытащила его. Бат, увлеченно объедавший кустики полыни, подошел к хозяйке и начал попрошайничать. После отдыха он стал куда более покладистым.

Взнуздав Бата и навьючив на него тюки, Тэм свернула шкуру, на которой спала Флайри, и приторочила к седлу.

– Не перетруждайся, – наложница передала ей повод. – Как только почувствуешь, что устала, садись в седло.

Тэм взъерошила волосы растопыренной пятерней.

– Мне не привыкать. Но если я устану… ты же позволишь мне сесть на собственную лошадь?

* * *

Когда они приехали в Радуну, уже стемнело. Ворота были приоткрыты, но под ветхим навесом, который, по всей видимости, служил караулкой, никого не было. Впрочем, городок не производил впечатление заброшенного или разграбленного. Ветер доносил уютный запах дыма и жареного мяса, где-то блеяли козы. Подождав немного, Тэм вполголоса ругнулась, спешилась и подошла к навесу.

– Добрый вечер, уважаемые! – крикнула она.

Никто не ответил. Наемница пожала плечами, спешилась и направилась к воротам.

Флайри следила за ней, не скрывая удивления. Тэм шла, словно прогуливалась… хотя ее рука, несомненно, лежала на рукояти меча.

Она даже не успела заметить, когда это произошло. В руке у Тэм появился кинжал, а сама она словно распласталась по створке ворот – той, что была закрыта. Еще одно почти незаметное движение – и наемница исчезла внутри. Через пару ударов сердца послышался громкий недовольный скрип, щель между створками начала медленно расширяться, и в ней показалась голова здоровенного гоблина. Потом Тэм вышла вперед и поманила спутницу рукой.

Проезжая через ворота, Флайри заметила, как воительница улыбнулась доблестному стражу и бросила пару слов на его родном языке – явно добрых и приятных.

– Вуг уже собирался на боковую, – Тэм взяла коня под уздцы и похлопала по холке, чтобы тот успокоился: Бат уже понял, что Флайри «своя», но носил ее без особого восторга. – Здесь ворота закрывают засветло, да и проезжий люд тоже старается не задерживаться в дороге. Все-таки два перехода до столицы… В ту же Околомну разбойники обычно не суются. Обычно…

Она внезапно остановилась и провела рукой по лбу.

– Подожди, Флайри. Кто рассказал тебе про носилки?

Молодая женщина обернулась и посмотрела на нее так, словно не поняла вопроса.

– Стражники на воротах…

– Только стражники? Сколько дней прошло с тех пор, как похитили… твоего любимого?

– Два дня, – Флайри почувствовала, как внутри нарастает тревога. – Если не считать того времени, как я в пути.

– То есть за два дня Туллен покинули только одни конные носилки… – пробормотала Тэм. – Ладно, положим, что так. А с кем еще ты про эти носилки разговаривала?

– Да много с кем! Я и не скрывала…

– Хорошо, – Тэм потянула за повод. – Дойдем до трактира, обсудим.

На улицах не было ни души. Похоже, здесь рано ложились спать не только стражи на воротах. Сухая земля, утоптанная сотнями ног, стала твердой, как камень, и стук копыт Бата казался таким громким, что хотелось заткнуть уши. За невысокими заборчиками, сложенными из крупных валунов и кое-как обмазанных глиной, темнели мазанки и таращились на пришельцев тускло светящимися окнами, точно разбуженные в неурочный час совки-сплюшки.

Постоялый двор возвышался на деревенской площади во весь свой двухэтажный рост. Мощные бревна, из которых он был сложен, почернели от непогоды и, похоже, сумели пережить Катаклизм, а каменный фундамент казался прочнее гномьих крепостей. Флайри не удалось разглядеть вывеску, но Тэм, похоже, заметила там что-то забавное, потому что фыркнула и покачала головой. Зато надпись «Страж и мантикора», сделанная светящейся краской, была видна издалека. А если подойти чуть поближе – то и приписка «Обслуживаем всех!», чуть ниже и более мелким шрифтом.

Последнее было разумно. Возможно, корчмарь не желал лишиться половины посетителей. А может, опасался, что отвергнутые посетители войдут без разрешения и потребуют возмещения за подобное унижение… вернее, и требовать не станут, а просто возьмут вином, элем, битой посудой и переломанной мебелью. Так или иначе, но это могло вполне сойти за жест вежливости и доброй воли, который требовал ответной вежливости и от посетителей.

Поэтому посетители предпочитали следовать политике «бдительного мира» – проще говоря, держаться друг от друга подальше и не нарываться на драку. За столиком у дальней стены собралось несколько сурового вида гномов. Люди сидели за столами кто по двое, расселись кто где, но стараясь держаться подальше от представителей Подгорного племени, а посередине восседал могучий циклоп в безрукавке из драконьей кожи, проклепанной медными бляхами, и громко чавкал жареной бараньей ногой.

Появление Тэм произвело примерно то же впечатление, что и в «Чаше шипокрыла». Наемница пропустила свою спутницу вперед, однако Флайри спиной чувствовала, куда устремлены все взгляды. Даже циклоп на миг оторвался от баранины и пробурчал что-то невразумительное.

Договориться о комнате не составило труда. Помня, насколько воительнице удаются подобные вещи, Флайри благоразумно помалкивала и только следила за тем, как та болтает с трактирщиком. Румяный кучерявый хозяин «Стража и мантикоры» не носил знак Хаалы ни на одежде, ни на груди в виде подвески, но всем своим видом словно говорил: «Да, я эрладиец, почтеннейшие! И что с этим поделать?» Однако одно дело, когда какой-нибудь подвыпивший деревенщина таращится на тебя, точно на таракана в тарелке. И совсем другое – когда твое происхождение позволяет завязать беседу с прекрасной воительницей, возжелавшей освежить познания в чужом языке. Флайри не смогла бы с такой же легкостью поддерживать разговор, даже если бы время от времени переспрашивала, подобно Тэм: «Хом тува эрли до?[26]26
  Как это правильно сказать по-эрладийски? (эрл.)


[Закрыть]»

Так или иначе, но комнату им дали если не самую лучшую, то по самой лучшей цене… то есть не требуя за ржавый гвоздь золотой содар. В комнате находилось две кровати, в меру мягких, пол застлан ковриком отнюдь не с тем, чтобы скрыть грязные пятна. Пучки лаванды и мелиссы под потолком источали аромат, легкий, точно полунамек, от которого хотелось погрузиться в грезы. На стене, помимо вязаных ажурных салфеток, красовалась гравюра, но к великому облегчению Флайри, на этот раз обошлось без «лорда Адрелиана». На гравюре – судя по всему, недавно купленной, – герой в сияющих латах небрежным движением вонзал в подножье гранитного утеса пику толщиной с молодое деревце, и из камня весело летели брызги. Картина именовалась «Сайгур, добывающий воду из скалы».

Еще один человек, ставший легендой…

А был ли он на самом деле – Сайгур, великий герой Лаара, возжелавший вернуть воду в Лаар? Было ли Копье Демонов, добытое в сражении с силами Тьмы и способное пробивать земную твердь, достигая глубочайших водоносных пластов? Наверно, этого никто и никогда не узнает.

Как гласит легенда, ему удалось создать лишь три источника.

«На другой же день проснулся Сайгур и понял, что не сможет подняться с постели. Силы покинули его. Попросил он воды, испил ее и помолился пресветлому Сеггеру об исцелении, но облегчение не пришло. Бледность покрыла его чело, и кровь начала сочиться из носа и ушей. И позвали к нему целителей и магов, но никто не смог распознать недуга. И прежде, чем село солнце, дух его отошел к пресветлому Сеггеру в день десятый Месяца Познания, в год одиннадцатый от Катаклизма»…

Расследование гибели героя проводила Инквизиция. Согласно записи в особом отчете – Флайри ее не видела, но склонялась к тому, что это и в самом деле так, – причиной стало само копье, которое сразу после смерти Сайгура исчезло без следа. Сайгур не был магом, хотя и обучался в монастыре Вольных. Обращаться с магическими предметами не так просто, как может показаться. Некоторые маги полагают, что многие из этих предметов обладают чем-то вроде разума, более мощного и изощренного, чем у скаковой лошади. Возможно, Сайгур не знал каких-нибудь тонкостей обращения с Копьем, и оно обратило свою силу против нового хозяина. В конце концов, создавалось оно отнюдь не для добрых дел.

Будет ли когда-нибудь упомянуто в легенде, что маги Серого Ордена предложили герою передать Копье для изучения? Неизвестно. Но вряд ли кто-нибудь из певцов и сказителей осмелится передать те слова, в коих Сайгур выразил отказ… Разве что будет этот певец выступать в трактире поплоше, чем «Страж и мантикора», где хозяева не брезгуют разбавлять вино питейным зельем.

Тут в дверь постучали, и долговязый парень втащил деревянную бадью с горячей водой. Вслед за ней появилась вторая и третья, пустая.

– Замечательно, – промурлыкала Тэм, вытаскивая из сумки кожаный мешочек.

В мешочке оказалось мыло, завернутое в пергамент, бутылочка с маслом, флаконы с какими-то притираниями, мочалка…

Флайри заметила, что и флаконы, и бутылочка украшены одной и той же эмблемой: стилизованным алым сердцем, заключенным в алхимическую реторту. И кое-что ей стало понятно…

Наемница тем временем посмотрела на бадейки, убедившись, что их оставили достаточно далеко от окна, и добавила:

– Думаю, тебе стоит купаться первой. Я подожду в коридоре. Если что-нибудь понадобится – зови.

– А почему я первая?

– У тебя волосы длиннее.

И, не дожидаясь ответа, вышла за дверь.

Флайри так и не позвала ее, даже когда пришлось мыть спину и ополаскивать волосы. Почему? Она спросила себя об этом лишь позже, глядя в темное окно и слушая, как наемница плещется в бадье, напевая что-то себе под нос.

Возможно, Тэм и вправду не обладала даром мага. Но почему она вошла в комнату ровно в тот миг, когда Флайри, натеревшись по ее совету косточковым маслом, переоделась в чистое исподнее и закутала волосы полотенцем? Как будто сквозь дверь видела…

Воительница присела на стул и стянула один сапог, затем другой. Флайри размотала сняла полотенце и шагнула было к двери, но Тэм остановила ее.

– Я не стесняюсь. Но если тебе неловко, можешь отвернуться. А ходить с мокрой головой по коридору не стоит – простудишься.

Скорее всего, она действительно не стеснялась. Однако Флайри почему-то не могла заставить себя обернуться. Чтобы как-то занять время, она некоторое время разглядывала «Сайгура, добывающего воду», потом стала считать лепестки на цветочках, вышитых на шторе…

* * *

Когда путешественницы вернулись в зал, там стало куда более людно – в том смысле, что число посетителей увеличилось исключительно за счет представителей людского племени. Гномы так и сидели за своим столом, изредка перебрасываясь парой слов. Циклоп, расправившийся с бараниной, с нескрываемым наслаждением хлебал эль из огромной кружки, время от времени громко рыгая. Зато в противоположном конце зала расположилась шумная компания, судя по богатым одеяниям и выстроившимся у стены плечистым телохранителям – заезжие торговцы. Два стола, сдвинутых вместе, ломились от блюд с всевозможной снедью и, в первую голову, бутылок с вином.

– Бедняга Вуг, – Тэм сокрушенно покачала головой. – Опять его разбудили.

Пока ничего не происходило, но было ясно: под влиянием выпитого эля равновесие, царящее в зале, пошатнулось. Флайри и ее спутница не столько поняли это, сколько почувствовали и, не сговариваясь, остановились на площадке.

В этот миг один из посетителей, обладатель блестящей лысины, обрамленной сальными черными волосами, громко стукнул кружкой об стол и крикнул, обернувшись к гномам:

– Эй, фуктур зарот!

Злость крикуна и желание задеть противника явно превосходила его познания в языке Подгорного племени.

– Не «фуктур», а «фук-хтур заарот», – заметила Тэм. – «Паленая борода»… Неплохо. Но произношение… Я бы даже не обиделась.

– А на что бы ты обиделась, Тэм? – спросила Флайри.

– Будь я гномом?

– Да, будь ты гномом.

Наемница пожала плечами.

– Ну, на «подземного недомерка» вряд ли. А вот на «топтуна безродного» – да. Или…

– Рабар дропт! – заорал обладатель сальных волос.

– Раббаар дробдт… «Крысолюд поганый», – Тэм покачала головой. – А вот это он зря. За такие слова доброго человека вполне могут размазать по полу… Кажется, сейчас это и случится.

В подтверждение ее слов послышался грохот падающей скамейки. «Крысолюд» поднялся во весь свой невеликий рост и пошел на обидчика.

«Поперек себя шире» – так частенько о гномах говорят. На первый взгляд они кажутся неповоротливыми и неуклюжими, но это не так. Телосложением гном похож на медведя, и так же, как медведь, быстр и проворен. Лысый задира и его дружки об этом явно забыли.

Первый удар достался не обидчику, а тому, кто сидел ближе и попался под горячую руку. Схватив за грудки одного из собутыльников сальноволосого, гном приподнял его и прорычал ему в лицо что-то на родном языке. За этим должна была последовать крепкая оплеуха, но тут гному пришлось отвлечься.

Виновником стал сидящий за соседним столом возчик, которого гном походя зацепил локтем – дочерна загорелый молодой парень, с лица которого, казалось, не сходило выражение крайнего недоумения. Драться парень явно не собирался – ему просто захотелось узнать, чем он обязан столь непочтительному отношению, ради чего он вполне дружелюбно похлопал гнома по спине.

Гном обернулся, и сальноволосый не преминул этим воспользоваться. Схватив со стола огромное блюдо с остатками тушеного мяса и овощей, он обрушил его на голову гнома.

Несмотря на многовековую дружбу c Подгорным Племенем, среди людей до сих пор ходят самые нелепые байки. Например, о том, что гномы каким-то образом родятся из камня, поскольку женщин у них нет. Однако, наблюдая за этой дракой, Флайри подумала, что подобные слухи имеют под собой некоторое основание.

Блюдо разлетелось вдребезги. Осколки, куски вареной брюквы и брызги мясной подливки полетели во все стороны. Однако гному это, судя по всему, особого вреда не причинило – чего нельзя сказать об одеяниях тех, кто не успел убраться подальше. Зал огласили возмущенные вопли. Не обращая внимания ни на них, ни на потеки подливки, стекающие по лицу, гном тряхнул головой и, отшвырнув свою первую жертву, шагнул к сальноволосому. На этот раз удар достиг цели. Пудовый кулак, больше похожий на кузнечный молот, врезался в нос обидчика, и тот, сбивая на пол приятелей, полетел со скамьи.