Текст книги "Цена короны"

Глава четвертая
Смерть владыки

Пресветлый Сеггер… Где я? Что происходит?

Свет льется отовсюду – бледный, нездоровый, словно процеженный сквозь грязную кисею. Кроме света, нет ничего. Даже… меня.

Спокойно. Этому должна быть причина. Если я осознаю свое состояние, если вижу свет – значит, я еще жив. Возможно, это какое-то колдовство. Меня захватили в плен. Я должен вспомнить, что произошло, что происходит, и освободиться… если только возможно. Главное – не делать резких движений. Как если бы я провалился в болото. Не делать резких движений…

Болото… Все мы вышли их болот. И великий Туллен. И Архааль, погубитель Лаара.

…Густая зеленая жижа хлюпает под ногами. Каждая кочка таит опасность. Гладкое окошко стоячей воды может плюнуть слизью. Так что не стоит заглядывать туда, надеясь увидеть отражение затонувшего города Зелтрада. Обилие костей возле коряги – верный признак того, что под ней обитает торфяной змей. Где-то взлетает, тяжело хлопая крыльями, виверна, и над топью разносится ее хриплый крик. Легкое движение крыльев, почти неуловимый звук… Понимание приходит слишком поздно, когда клыки уже вонзились, и яд, обжигая, бежит по венам. Даже легкая царапина может стать причиной смерти.

Спутанные лианы сплетаются, точно решетка, выкованная гномом, что обезумел, заблудившись в лесах Нальраэна… За ней свет. Широкие листья тянут растопыренные ладони: «Не ходи туда!» Они бессильны меня задержать, я знаю. Один шаг – и завеса разойдется… Это знает и женщина, стоящая у меня за спиной. Она тоже не пытается меня остановить, просто смотрит, щуря ореховые глаза…

«Что вы, лорд Адрелиан! Я ничего не вижу!»

Какой-то голос твердит мне, что я больше никогда не умру. Странный голос, не мужской, не женский… бестелесный. Он наполняет меня и почти сразу уходит, как вода из решета. Бывают такие голоса, которым не хочется верить, сколь бы красно они не говорили. И я ни за что бы ему не поверил. Но уже понял, что он не врет.

Вода уходит в землю – черную, растрескавшуюся, словно ее медленно сжигали заживо. Лошади осторожно переставляют ноги, хотя корка тверда, как древесная кора. Ледяной ветер швыряет нам в лицо пригоршни пепла. С кем мы воюем? Я не помню, хотя полностью уверен, что должен знать. Я веду людей, которые едут рядом. Их головы обмотаны тряпками, как у эрладийцев, пересекающих пустыню Дзара.

Только эрладийцы всегда украшают сбрую верблюдов бубенчиками. Когда караван идет по пустыне, их звон слышно издалека… Он плывет над песками, невесомый, как мираж. На горизонте громоздятся горы, и на их вершинах ослепительно сияют ледяные шапки.

Вода. Ее хватит, чтобы напоить весь Лаар.

Вернуть те времена, когда повсюду вдоль дорог стояли колодцы, из которых можно было пить вволю. Когда степь по весне пестрела цветами, а рощи радовали тенью в жаркий полдень. Когда там, где рваными ранами зияют овраги, лениво текли реки.

Говорят, с помощью Молота Времени, за которым послали Хигарта, можно повернуть время вспять. Неужели? Я бы так хотел… но это невозможно. Невозможно.

Молот опускается и снова взлетает, плюща широкую стальную полосу. От жара она раскалилась добела, точно полуденное солнце. Снова удар – и во все стороны брызжут яркие искры. Кряжистый рыжебородый гном, крякнув, опускает заготовку в бадью с водой. Сталь шипит, словно и вода, и заготовка тоже очень довольны тем, что получилось.

Моя жена что-то говорит кузнецу, тот недоуменно разводит здоровенными ручищами, берет со стойки короткий тулленский седельник и протягивает ей. Иллана передает мне дочурку, неловко берет меч за рукоятку, поднимает…

Соррель, вытаращив глазенки, смотрит на нее. На румяном личике недоумение: что это мама делает?

«Женщине пристало носить ребенка, а не оружие».

Прости меня, Иллана. Прости, Соррель. Я сделал все, что мог.

Или еще не все?

* * *

Солнце растекалось по горизонту, словно таяло, растопленное собственным жаром. Небо на востоке небо уже натягивало последнее, седьмое по счету покрывало ночи, и сквозь них холодно мерцали первые звезды.

Тэм, наверно, вот уже седьмой раз запевала «Три пальмы у колодца» и не в такт похлопывала плетью по голенищу сапога. Осклизга ее пение приводило в буйный восторг, и он то и дело начинал подпевать неприятным скрипучим голоском. Но когда расплавленное солнце, коснувшись земли, начало остывать, все трое притихли, как школьники при появлении учителя.

Через некоторое время Мну вдруг начал постанывать и ежиться. Он непрестанно твердил, что «след свежий». Однако лошади, которые всегда боятся нежити, пока не выказывали беспокойства. Флайри это показалось подозрительным, но она решила оставить свои подозрения при себе и лишь плотнее куталась в плащ, одолженный наемницей.

Слишком гладко все выходит. Слишком вовремя попадаются нужные люди… да и не только люди. Можно, конечно, возрадоваться и возблагодарить Пресветлого Сеггера за то, что не пришлось носиться по всему Туллену, докучая вопросами посетителям и хозяевам постоялых дворов – толком не зная, о чем спрашивать. Вот только Его ли воля свела ее с Тэм, женой капитана Сегарха, некогда подданной Аккении, а ныне наемницей, продающей свой клинок и все иже с ним тому, кто больше заплатит?

Тэм… Можно подумать, она едет на праздник, а не на бой с нежитью. Да, ее верность возлюбленному в разлуке состоит не в том, чтобы запереться с его портретом в четырех стенах и лить горькие слезы. Она проливает соленую кровь – свою, чужую…

Что на самом деле скрывает твоя улыбка, сайрис Тэм? Слезы тоски и отчаяния… или что-то другое?

«Чем я могу подтвердить свои слова? Все зависит только от того, насколько убедительно я буду врать. И насколько собеседник захочет мне поверить».

Может быть, ты тоже сочинила для себя легенду? Если да, то зачем? Чтобы самой в нее поверить? Или чтобы в нее поверили другие?..

Небо над горизонтом медленно тускнело, бессильное удержать сияние дня. До сих пор он напоминал проведенную нетвердой рукой линию, а теперь стал похож на десну старца, из которой торчит единственный уцелевший зуб.

Путники подъехали ближе. Зубец рос, и понемногу в его черном силуэте стали угадываться очертания развалин старого монастыря. Похоже, он был разрушен еще во время Катаклизма. Отстраивать его заново было некому, и время неспешно продолжало дело, начатое землетрясениями и огненными дождями. Крыша церкви провалилась, кельи ныне не могли приютить даже призраков. Колокольня торчала над развалинами, как сожженное молнией дерево.

Увидев руины, Мну обхватил свою огромную голову руками, словно от невыносимой боли, и закачался из стороны в сторону.

– О-о-ох! – застонал он. – Мертвые здесь… Мертвые пришли раньше, чем солнце село…

Тэм остановила коня, взъерошила волосы растопыренной пятерней и прищурилась. Флайри недоуменно вглядывалась в ее лицо. Она не могла понять выражения, которое на нем появилось… и не из-за ночной темноты.

– Не бойся, Мну, – наемница спешилась и сняла осклизга с седла. – Ты дальше не поедешь. Оставайся здесь. Для тебя тоже найдется работа.

Она вытащила из вьюка какие-то тряпки. Флайри молча наблюдала, как наемница, присев на корточки, объясняет маленькому осклизгу, как обмотать ими копыта лошадей. Похоже, аккенийка ожидала весьма радушного приема в монастыре… когда хозяева прилагают все силы, чтобы гости остались с ними навсегда.

– А мне что делать? – холодно спросила наложница.

Тэм обернулась. Флайри успела заметить, как с ее лица сходит приветливая улыбка.

– Решай сама, – отозвалась она. – Конечно, было бы неплохо, если бы ты пошла со мной: я никогда не видела вблизи лорда Адрелиана. Но ты должна понимать, что это опасно.

Флайри ощупала кристалл в ладанке, висящей у нее на шее – прощальный подарок Хильдиса Коота. По словам епископа, он защищал от некоторых заклинаний, которыми пользовалось большинство магов, а также отводил «магический взгляд». Тэм знала от Флайри про амулет и его действие, – и не потому ли приглашала с собой? До сих пор во всех стычках она прекрасно обходилась без помощи «хозяйки»: стой здесь (а то и полезай под стол) и не лезь под руку…

– Да будет на все воля Пресветлого Сеггера, – проговорила Флайри.

Наемница вздохнула и встала.

– Как говорят в Кандии, «на богов надейся, а сам не зевай», – она одернула рубашку. – Идем.

Некоторое время женщины шли молча. Стемнело, и тишину не нарушал даже голос саранчи. Хруст стерни под ногами Флайри казался оглушительно громким, точно треск льда в горах, что предвещает сход снежной лавины…

– Тэм… – начала было наложница, когда они преодолели три четверти расстояния до развалин.

Аккенийка прижала палец к губам.

– Во-первых, тише. Во-вторых, присядь. Нас слишком хорошо видно.

Флайри повиновалась и опустилась на корточки рядом с наемницей. Невысокий взгорок теперь скрывал их от возможных взглядов, направленных из монастыря и способных видеть во тьме. Каменистая земля еще не остыла, пахла теплом, сухой прошлогодней травой и полынью. С востока тянуло ночным холодом, и Флайри поплотнее запахнула безрукавку. Тэм не разрешила взять с собой плащи – по ее словам, они сковывали движения.

– Что это? – негромко, но крайне встревожено спросила наемница, указывая рукой куда-то в темноту.

Ее спутница ничего не увидела и не услышала. Повернулась в ту сторону, напряженно вглядывалась в ночной сумрак, и тут… Страшный удар по затылку швырнул ее вперед, лицом на острые камни. Тьма взорвалась ослепительной алой вспышкой и вновь сгустилась, поглотив Флайри.

* * *

Болело всё. Тело, опутанное тоненьким кожаным шнурком, – плетеным, очень прочным, глубоко врезавшимся в кожу. Лицо, разбитое при падении. Сломанный нос – а может, и не сломанный, тоже разбитый и забившийся сгустками крови, так что дышать Флайри могла только ртом. Но сильнее всего болел затылок, по которому угодил безжалостный удар наемницы.

«Как она могла показаться красивой? Мне или кому-то другому?» – удивилась Флайри.

Лицо Тэм оказалось совсем близко – нагнувшись, она снимала с шеи «хозяйки» ладанку. Уродливый шрам, хищно поблескивающие зубы… Словно пелена упала с глаз Флайри: хищница, безжалостная хищница, ничем не лучше ночных охотников слуа…

«За что?» – хотела спросить наложница, но ничего не получилось, лишь на губах надулся и лопнул кровавый пузырь.

– Глупая курица, – произнесла наемница, будто услышав незаданный вопрос. – Зачем тебе Адрелиан? Только в твоем крохотном курином мозгу могла зародиться мысль, что мужчина, вышвырнувший тебя, как ненужную старую вещь, вернется – если ты заявишься умереть рядом с ним. Умереть, курица, умереть, ни на что иное ты не способна. Тебя, по справедливости, сейчас должны бы пожирать бродячие псы на задворках «Шипокрыла» – изнасилованную и с перерезанным горлом. Радуйся, что жива, но Адрелиана ты не увидишь.

– А… з-зачем… он… т-тебе?.. – сумела-таки вымолвить Флайри. Острые обломки зубов при каждом слове раздирали язык и губы. – Деньги?..

– Деньги мне не нужны. Уже не нужны – спасибо покойному Реддеру Риксу.

– П-покой… – Флайри не договорила, перебитая наемницей.

– Покойному, покойному… Тот бритоголовый придурок, которого Рикс так славно отколошматил, вернулся перед рассветом в трактир и свел счеты: зарезал и купца, и телохранителя. Надеюсь, сейчас его пытают, добиваясь, где спрятано похищенное у Реддера золото.

«Она подобрала выбитый Риксом нож бритоголового… – подумала Флайри. – И если на оружие есть какая-то метка, хотя бы инициалы на рукояти…» Заканчивать мысль не стала, все это не важно, совсем не важно здесь и сейчас. Какая разница, кто стал наследницей купца Деметриуса, которому Тэм «не успела» доставить лекарство…

– Денег теперь хватает, – продолжила Тэм. – Нужна помощь сильных мира сего. Наш император мертв, у принца Орваса другие заботы, но вот лорд Адрелиан… Он ведь отличается честью и благородством? Чувство благодарности ему не чуждо, не так ли, курица? И он не откажет своей спасительнице в двух-трех невинных просьбах? Но спасительница должна быть одна, уж извини.

Флайри поняла, что умрет, умрет прямо здесь и очень скоро. Иначе нет резона говорить всё то, что сказала наемница.

Но Адрелиан останется жить… По крайней мере Тэм сделает для этого все, что сможет. А в том, что она может, Флайри не раз могла убедиться… Спасет, и пустит в ход свое очарование… Вернее, свою магическую косметику магистра Тманна, и…

– Ну все, мне пора, – буднично произнесла наемница.

Флайри закрыла глаза. Лишь бы все произошло быстро, одним ударом меча…

Мгновение, другое, третье… Удар не последовал. Флайри с трудом разлепила веки.

– Рот тебе не затыкаю, – порадовала Тэм. – Наберешься сил, можешь покричать. Если отвлечешь кого-то из похитителей, мне станет легче.

Если бы Флайри не видела, как она уходит, могло показаться, что наемница просто растворилась в воздухе… что Тэм никогда и не было – ни здесь, неподалеку от монастыря, ни вообще в этом мире. А был только хитро наведенный мыслеформ, созданный, чтобы заманить ее, связать и оставить на остывающей каменистой земле…

Глава пятая
Владыка смерти

Когда наемница подошла к полуразрушенной ограде, последние отблески заката давно погасли. Теперь на небе безраздельно царила ночь. Звезды, многотысячная армия в сверкающих шлемах, заняли его без боя и ждали, когда с востока начнут торжественное шествие три полководца – старые, медлительные, покрытые боевыми шрамами, исполненные величия и подозрительности.

Стена, когда-то окружавшая монастырь, разрушилась. Из года в год ползучие растения карабкались по ней и иссыхали к осени, а весной новое поколение уже карабкалось по их мертвым стеблям. Полынь и пырей жадно просовывали крепкие корни в каждую щель между камнями, чтобы добраться до земли, удобренной перегноем и пеплом, где еще задержалась влага.

Найти пролом, через который можно было попасть на монастырский двор, не поднимая лишнего шума, не составило труда. Кто бы ни прятался здесь, он не позаботился о том, чтобы предотвратить такую возможность.

На подворье было пусто. Свет звезд едва разгонял темноту, и тени разливались по земле чернильными лужами. Чтобы войти в собор, требовалось пересечь широкий двор. Но Тэм пошла в обход, к колокольне, которую от собора отделяли несколько шагов. В былые времена весь двор был вымощен каменными плитами, но сейчас из них уцелели немногие, – остальные, надо полагать, выковыряли для своих нужд местные крестьяне.

На месте двери чернела неровная дыра. На пороге громоздилась груда щебня. Наемница поглядела вверх, покачала головой и бесшумно нырнула в темноту.

За дверью было темно, хоть глаз выколи. Через некоторое время взгляд привык к мраку, и женщина разглядела впереди серое пятно.

Вход на лестницу…

Винтовая лестница оказалась узкой и крутой. Опасаться здесь стоило не столько неведомых врагов, – возможно, затаившихся наверху, – сколько ступенек, которые не обрушились лишь потому, что на них никто не наступал. Внешняя стена местами обрушилась полностью, но света звезд было недостаточно, чтобы осветить их. Наемница поднималась боком, прижимаясь спиной к шероховатым камням, неохотно отдающим последнее дневное тепло. Ветер, словно пробуя силы, залетал в проломы и тут же стихал.

Когда-то колокольня была выше, но сейчас ее шатер развалился. Осталась лишь площадка, где когда-то стоял звонарь. Столбы звонницы тоже рассыпались, и только один торчал обломленным клыком.

Тэм бесшумно поднялась на площадку. Там оказалось неожиданно холодно. Подворье тонуло в чернильной темноте, в которой угадывались очертания развалин. Ни одна из лун еще не появилась над горизонтом.

– А вот и наши мертвецы, – пробормотала Тэм.

Вцепившись в рассыпающуюся каменную кладку – все, что осталось от стены, – она не отрываясь глядела вниз.

Крыша собора обрушилась полностью, и внутри все было залито смутным тусклым зеленовато-лиловым сиянием. Оно не было похоже на свет луны – скорее напоминало прозрачный мерцающий туман. К нему, как к темноте, глаза привыкали долго, но через некоторое время наемница начала различать в нем неподвижные темные фигуры.

Вот человек на правом клиросе… не сразу поймешь, что это мужчина. Тяжелое одеяние до пола похоже на траурное платье высокородной сайрис. Лицо с тонкими, до странности правильными чертами напоминает цветом спелую вишню, темные волосы туго стянуты на макушке. Кираса как будто собрана из огромных листьев падуба…

Рядом – женщина с очень белой кожей, в длинном сурфане цвета красного вина, надетом на голое тело… Корона с невероятно длинными зубцами тоже отливала багрянцем, за спиной развевались длинные ленты темно-красного тумана.

На амвоне замер человек в плаще с капюшоном непонятного цвета. Его руки покоятся на пустом пюпитре, на груди поблескивает тяжелая цепь с круглым медальоном. Глаза, обведенные темными кругами, закрыты, как у спящего, но на губах играет сладкая улыбка.

Еще один сидел чуть поотдаль, скрестив ноги и утопая в зеленоватом свечении. Длинные волосы, рыжие, как восходящее солнце, падали на лицо. Человек был наг, если не считать кованых поножей и наручей, бледную кожу покрывали странные татуировки.

На хорах наемница заметила женщину, тоже рыжую и очень худую. Казалось, от нее растекается едва заметное сияющее марево.

А вот высокое тонкое существо в темном одеянии… Судя по длинным белым волосам, это тоже женщина. Лицо скрыто под гладкой светлой маской с прорезями на месте глаз и рта… а может, это не маска?

Время от времени Тэм казалось, что из храма доносится тихий-тихий звук – будто кто-то монотонно читает молитву.

Кто произносил их, эти слова – непонятные, неразличимые, даже не слова, а тени слов?

Кажется, здесь отправляют какой-то ритуал… Но кто и зачем принес в храм это?

Вещь, настолько неуместная, что поневоле притягивает взгляд, точно стрелку компаса…

Турнирный доспех – в таких выезжали на ристалище воины времен Флориана Благословенного. В первый миг женщина приняла их за воина в полном облачении, но чуть позже заметила зеленоватый свет под забралом и поняла, что доспех пуст.

Он словно висел в воздухе, не касаясь разбитых каменных плит подошвами железных сапог. Нити зеленоватого свечения, похожие на тонкие мохнатые щупальца, словно ощупывали маслянистую поверхность желтоватого, до блеска отполированного металла.

В том, что ему не раз доводилось принимать удары копий, сомневаться не приходилось. Кто бы ни начищал эти латы, ему не удалось выбрать многочисленные щербины, похожие на отметины, что оставила оспа на лице стареющего придворного щеголя. Едва заметные, они покрывали гладкий нагрудник, горжет, словно раздвинутый изнутри усилием могучих мускулов, и щиток-тарч на левом плече, заостренный кверху, точно язык тяжелого пламени – казалось, он предназначался не для того, чтобы отражать вражеские удары, а сам был оружием, разящим нападающих сверху неведомых тварей.

Тварей с костями из литого металла… Одолеть их по силам только таким воинам, как тот, кто носил этот доспех – могучим великанам, что на целый локоть выше обычного человека. Повергнув врагов в жестокой схватке, они привозят домой их головы и отдают оружейникам. А те изготавливают из черепов наплечники для доспехов победителя, а из зубастых челюстей – налокотники… подобно тому, как орочьи вожди украшают щиты черепами убитых неприятелей…

Наемница сморгнула, но наваждение не пропало. В какой-то миг ей начало казаться: туманные волоконца не просто плавают по собору, как дым в лощинах осенним утром. Они связывали подобием паутины участников странного ритуала… Или это вовсе не люди, не живые существа и даже не порождения Тьмы, с помощью богопротивной магии вернувшие своим телам подобие жизни? Может, эти странные одежды и бледная кожа скрывает все тот же желтый металл… Стоит сорвать их, и блеклые язычки тумана тут же примутся осторожно облизывать его, точно лоснящуюся мертвую плоть?

Она потерла кончики пальцев: ей показалось, что она невзначай макнула их в прогорклое масло.

Словно неведомо каким образом прикоснулась к наручам, и впрямь напоминающим руки преступника, с которого живьем содрали кожу… Скорее всего, они набраны из толстой проволоки. Начищать их сложнее, чем гладкие литые поверхности, а времени было мало, вот они и остались темными… Но чем дольше Флайри убеждала себя в этом, тем меньше верила. Страх, подкравшись незаметно, касался кожи липкими паучьими лапками.

И не обернуться. Не отвести глаз от зубчатой розетки на груди металлического воина, похожей на мельничное колесо. Вот-вот оно повернется, и омерзительный стальной скрежет прорежет тишину, разорвет непрестанно шевелящиеся призрачные нити, что как будто держат мертвого воина, не давая упасть…

Снова зазвучал тихий монотонный голос. Не мужской, не женский… бестелесный. И на полу перед амвоном начала проступать тусклая огненная спираль.

Голос смолк. Но спираль становилась все ярче и медленно, завораживающе медленно вращалась. Она была огромна – добрый десяток шагов в поперечнике. Казалось, ее тупой конец вот-вот коснется железных сапог.

Наемница смотрела не на спираль. Она смотрела на высокого человека с длинными светлыми волосами, который неподвижно стоял в центре ленивого огненного водоворота. Слишком далеко, чтобы разглядеть лицо… Адрелиан?

– Рахх зыдыр судох[29]29
  Непристойное орочье ругательство.


[Закрыть]…– прошипела Тэм. – Пресветлый Сеггер, как все паршиво…

Она вдруг поняла, что видит духа, призрака, – кого угодно, только не человека. Сквозь высокую статную фигуру можно было смутно разглядеть камень стены…

Внезапно наемница застонала, качнулась и начала оседать на камни. Ее лицо вдруг постарело, подурнело и стало похоже на тряпичную маску-личину с разорванной и наскоро зашитой щекой – маску вампирши, прикусившей одним клыком собственную губу.

* * *

Флайри осталась одна. Тишина невыносимо давила – так, что хотелось изогнуться и крепко приложиться затылком о каменистую землю. Слух просил хоть каких-то звуков. Но все звуки куда-то подевались, куда-то исчезли: и пение ночного сверчка, и скрип козодоя, и почти неуловимый слухом шелест ветра в траве. Тысячеглазая безмолвная ночь зорко глядела вниз, и казалось: ничто не в силах укрыться от равнодушного холодного взгляда.

А затем она услышала… Нет, показалось, обманул собственный пульс, отдающийся в ушах… Однако несколько мгновений спустя сомнений не осталось: шаги! Приближаюшиеся осторожные шаги!

– Мну, малыш! – позвала Флайри тихонько.

Потом несколько громче:

– Я здесь, сюда!

Неизвестно, что творилось на душе у маленького осклизга… Да и есть у него вообще душа? Однако всю его жизнь люди дрессировали и натаскивали болотное существо, добиваясь, чтобы оно лечило, умеряло страдания… Многолетние старания не пропали даром: очевидно, какие-то эманации избитой и страдающей Флайри пересилили панический страх, внушаемый мертвецами Мну.

Из темноты выплыла закутанная в плащ фигура – не Мну! чужой! – и Флайри поняла, что опять ошиблась… А вот расчет наемницы опять оказался точен.

Повисла томительная пауза. Наложница не могла толком рассмотреть остановившегося в нескольких шагах незнакомца. Он же, казалось, разглядывал ее весьма внимательно, нимало не смущаясь темнотой. А затем произнес странным голосом, сопровождавшимся металлическим лязганьем:

– Доброго вам здоровьичка, сейра Маар!

Флайри изумилась. Давно, очень давно никто не называл ее так – став наложницей, девушка теряет родовое имя.

Знакомый из прошлой жизни… Может, не все так плохо? Врагов тогда юная Флайри еще не успела себе нажить… Она пыталась хоть как-то приободрить себя, но ничего не получалось. Всё плохо. И станет еще хуже.

И тут из-за горизонта наконец выскочила Галлана, первая и меньшая из лун, – она двигалась по небу стремительно, не в пример своим неторопивым товаркам.

Старый знакомец шагнул вперед, откинул капюшон, скрывавший лицо. Знакомец? Нет, узнать его Флайри не смогла… Да и немудрено: лицо человека было страшно изуродовано.

Нос и уши отсечены, и раны зажили не так давно; губ тоже нет, в лунном свете поблескивали оскаленные в вечной ухмылке зубы. Стальные зубы…

– Не узнаете, сейра Маар? – пролязгал изувеченный. – Понятственно, кто ж людишек-то запоминает, кому нагайки выдает да копытами лошадиными их топчет… А вот я не забыл, Бо-Заир ничего не забывает.

– Вы ошиблись… Я никогда…

Бо-Заир засмеялся, и лучше бы он этого не делал. Казалось, что части тела, производящие смех, ему тоже отковали из стали, а затем смазали змеиным ядом.

– Было, было… Людишки винцо попивали, никого, значит, себе не трогали, а тут рог трубит, солдаты скачут… Были зубы у Бо-Заира – подковой хрясь! – и не стало.

И Флайри вспомнила! Тогда, много лет назад назад, на самой заре их знакомства с Адрелианом… Мятежный сайэр Яллен Суркот велел открыть винные погреба, надеясь привлечь на свою сторону пьяную чернь. Лорд-регент запретил гвардейцам пускать в ход оружие, хмельная толпа не выдержала вида скачущих на нее боевых коней. И юная сайрис Флайри Моор скакала там, у левого стремени любимого, – наверное, этот бедолага был слишком пьян и невзначай подвернулся под копыта…

Что-либо сказать и как-либо оправдаться она не успела. Бо-Заир надвинулся вплотную со словами:

– Я эту штучку вот попросил, значит, и получил для балеоговской потаскушки, для Дочки Снегов, так ее кличут… А нынче вот думаю: дайкось на тебе, значит, спытаю…

На миг Флайри показалось, что стальнозубый выдернул из-под одежды какое-то оружие, блеснувшее в лунном свете. Потом разлядела: не выдергивал, выскочило само, и вовсе не для боя сделано это орудие. Чудовищная стальная пародия на детородный орган, усеянная шипами, лезвиями и зазубренными крючками, напоминающими рыболовные…

Флайри закричала во весь голос, и кричала очень долго.

* * *

Я потерял счет времени. Голос, который говорил со мной… или во мне… тот странный бестелесный голос… Был ли он? Или это я говорю сам с собой, подобно пленнику, запертому в башне?..

Время никогда не останавливается. Оно подобно реке, а реки всегда текут…

…Реки на стыке болот и предгорий Йериклиппена, чьи русла глубоки, словно прорезаны клинком в теле земли. Летом вода в них кажется неподвижной, как золотисто-бурое стекло. Но поздней осенью начинаются дожди, и тогда выходят из берегов и несутся, исходя белой пеной, в отчаянной попытке достичь моря…

…Моря, которого больше нет…

И никогда не будет…

…Если не сделать прошлое будущим. Это кажется невозможным, но есть в мире то, что заставит реку времени повернуть вспять…

…Молот Времени. Недаром мое сердце затрепетало от радости, когда мне принесли тот свиток. Я понял, как можно сделать с его помощью…

…Если попадет в нужные руки. Не следует забывать: у мальчика, который отправился добывать Молот, свои представления о спасении мира. Все мы неохотно расстаемся с тем, что досталось с потом и кровью. Или с тем, что обещает исполнение желаний… Захочет ли он расстаться с молотом? Что победит в нем: чувство долга или стремление сделать все по-своему, свойственное юности?

…Слава, которая приходит быстро, может вскружить голову. Особенно мальчишке, который стал героем легенд раньше, чем успел повзрослеть. Пресветлый одарил его при рождении более чем щедро. То, что другим достается тяжким трудом, он получил просто так. Но не стоит судить его слишком строго…

…Не стоит судить его слишком сурово. Это не его вина, это его беда. Главное, чтобы она не обернулась бедой для всего Лаара. Молот должен попасть в надежные руки. В руки человека, который знает, что сила – это власть…

…А власть – это ответственность. И чем больше тех, кто находится под твоей рукой, тем тяжелее бремя ответственности. И тем меньше у тебя права на ошибку…

…Понимает ли это юнец, которому до сих пор доводилось командовать лишь отрядами всякого сброда? Сбежавший из храмовой школы, едва осознал, что путь воина Храма обязывает отказываться от многого во имя служения долгу? Хигарт, герой Тул-Багара, зарабатывал вышибалой в трактирах, охранял торговые караваны, а порой попросту грузил мешки с углем? И тратил деньги не на то, чтобы продолжить обучение, а на пиво и непотребных девок…

…Его считают непобедимым…

…но бой с ленью и праздностью он явно проиграл. Наставники пристально наблюдают за своим учеником, но стараются не вмешиваться в его жизнь открыто. Они полагают, что принуждением благой цели не добьешься. Но к чему стремится его сердце? Чего он хочет? И сможет ли он…

…сможет ли он распорядиться Молотом достойно? Понимает ли он, что такое цель, ради которой можно отказаться от всего, что дорого, даже от самого себя?.. Понимает ли он…

…Понимает ли он, что такое собирать королевство из обломков, поднимать из руин? Понимает ли, каково это – понимать, что ты не вправе даже умереть иначе как во имя этой цели?

Я не вправе умереть. Я не вправе оставлять Туллен. Люди верят в меня… Если меня не станет…

…начнется война, где каждый будет сам за себя…

…ибо на кону – корона Туллена. Высокородные сайэры начнут драться за нее… и за Молот. Снова в стране воцарится хаос и разруха. Потому что они не понимают…

…они не понимают: взять Молот легко, но взявший его в руки вряд ли захочет расстаться с ним по доброй воле.

…Ничего страшного. Мне уже приходилось убивать ради правого дела.

…Цель – все, средство – ничто. Меч в руке воина – залог безопасности, меч в руке разбойника – залог беды. Взять ту же некромантию, запретную науку, которую изучают лишь некоторые маги Тоа-Дана. С ее помощью можно творить чудовищ…

…Чудовищ, которых я убивал, чтобы защитить Лаар…

…Но с ее же помощью можно возвращать к жизни умерших. Что же тогда эта наука: добро или зло?

…Как все непросто в этом мире…

…Можно заставить двигаться бездушное тело…

…И получить тупую, могучую тварь, не знающую иных желаний, кроме одного, внушенного ей создателем: убивать…

…А можно вселить душу в новое тело – бессмертное. Ибо тело – лишь орудие…

…орудие, меч в руке воина…

…И тогда ничто не помешает продолжить дело объединения Туллена. Даже само время… Нужно только сделать шаг.

…Один шаг. Это просто еще один шаг на пути, на который я ступил давным-давно. На пути к величию моей страны.

…Сделай его. Прими это тело. Войди в него.

* * *

– Нет, лорд Адрелиан, – прошептала Тэм. – Что же вы…

Она лежала на каменном полу, холодном, как лед. Во рту чувствовался соленый вкус крови, и прокушенная губа начала саднить.

В следующий миг наемница уже была на ногах, пальцы стиснули кожаную ладанку Флайри, висящую на шее.

Слава Пресветлому Сеггеру… Кристалл епископа Коота по-прежнему лежал внутри. Все не так плохо – заклинание оказалось направлено не на Тэм, иначе кристалл разрушился бы, отражая его.

Голова шла кругом, но через пару ударов сердца все прошло. Воительница шагнула к краю площадки и посмотрела вниз.