Текст книги "Ломка"

47

Позавтракав испеченными тёткой оладьями, Володя Гадаткин пошёл к Андрею. Митька попытался увязаться за сродным братом:

– Можно я с тобой пойду? Всё равно делать не фиг.

– Со мной нельзя. С этим парнем я должен переговорить с глазу на глаз.

– Чё за тайны? Я в уголке сяду и притихну.

– Хорошо, – сдался Володя, – но мешать нам я тебе не позволю. С Санькой поговоришь.

– Понял… Не дурак, – сказал Митька и закусил губу.

Суетилась у стола бабушка, разливая проснувшимся внукам и пришедшим гостям чай по зелёным с белыми кружочками кисайкам. Отряды мух, завсегдатаи времянок в летнее время, пикировали по воздуху в разных направлениях, а отдыхать приземлялись на обеденный стол и, не спрашивая разрешения, за обе щёки уписывали варенье наравне с людьми.

– Ешьте, ешьте, ребятишки. Ещё яблочное есть. Сейчас достану.

– Спасибо, баб Мань. Да мы только что позавтракали вообще-то, – сказал Митька.

– А скажи-ка мне Димитрий, чем это вы по ночам всё занимаетесь? Из моих оглоедов слова не выдавишь.

– Да ничем особенным, баба Маня, хотя…

– Митя хочет сказать, что ничем противозаконным, – перебил Андрей.

– Ладно, больше допрашивать не буду… Лишь бы не пакостили, – сказала бабушка и вышла.

– Оставьте нас с Андрюхой вдвоём, – попросил Гадаткин. – Идите за пивком сходите, пацаны. Вот – деньги возьмите… Сигареты тоже купите.

– Не люблю, чтобы мне повторяли два раза. Давай бабки и можешь считать, что я уже стартовал. Пивко – это тема… Митька, ну ты чё? Прирос к стулу что ли? Видишь же, что нашим братьям побазарить надо, – сказал Санька и пошёл к выходу.

Около пяти минут Гадаткин сидел молча и прихлёбывал чай. Спасский не торопил гостя с разговором, он даже не смотрел на него. Володя, в свою очередь, только и делал, что непрерывно разглядывал Андрея и изредка улыбался уголками светло-серых глаз, как будто примерял на сидящего рядом человека мысли, которые предстояло озвучить.

– Короче так, Андрей. Я видел тебя на трясущейся горе, – не выдержал Володя.

От произнесённых слов по его телу прошла колючая волна, холодный пот побежал струйками по спине.

Андрей вздрогнул, но ничему не удивился. Он сразу понял, про что идёт речь, но раскрываться не спешил:

– Я не увлекаюсь альпинизмом. Ты меня с кем-то путаешь, Володя.

– Я не могу ошибаться! Это точно был ты!.. Лысая гора, зелёный луг в долине, неясные очертания людей с размытыми лицами, среди которых я отчётливо видел только тебя. Потом были подземные толчки, и все взялись за руки. Когда всё закончилось, многих не стало. А ты?.. Ты всё так же стоял! Я не могу ошибиться! У меня фотографическая память на лица! А потом какая-то непонятная сила потянула меня в эту деревню, где я родился и вырос. Я сопротивлялся. Если бы ты только знал, как я сопротивлялся, потому что с этими местами у меня связаны только грустные воспоминания. Но я приехал сюда, чёрт возьми… От брательника услышал о каком-то Спасском, который рассказывает кайбальцам чёрт знает о чём, и все над ним втихомолку посмеиваются, а потом мечтают услышать его снова. Я не доверяю слухам, но тут день рождения у Митьки, и я тебя узнаю. Эти твои слова, что мы, мол, в ответе за всё, вызвали у меня бессонницу. Затем подсинцы, с которыми мы вечно бились как ненормальные. Я ничего не могу себе объяснить.

– Что-то тебя я на горе не припомню… В этом сне, – улыбнувшись, хитро сказал Андрей.

– Дак это значит?

– Это значит, что к психу добавился ещё один псих, а это уже тенденция. Кто-то для чего-то нас тут собирает.

– Аномалия! – вскочив со стула, воскликнул Володя. – Нет, я в это не верю. Для каждого непонятного факта должно быть научное объяснение.

– Если бы всё было бы так просто, я бы даже разочаровался… Значит, сдвиги идут, и это надо принять как должное. Может быть, наш сон снился тысячам людей по всей стране, а может, и нет. Всё это лежит за гранью человеческого понимания. Я не удивлюсь, если то же самое обсуждают сейчас в Дудинке, Переславле-Залесском – да где угодно.

– Я вынужден тебе верить, потому что слишком уж много совпадений. Теперь меня интересует вопрос: кто к кому приехал?

– Ты ко мне, конечно, – уверенно ответил Андрей.

– Ан, нет. Ты – человек пришлый, а я местный, – сказал Володя.

– Не согласен. Я вперёд пришёл, – с раздражением произнёс Андрей.

– Между прочим, это моя Родина. Я здесь каждый кустик знаю, – выпалил Володя.

– Ну и что? Я тут тоже все кусты изучил. Это не аргумент… Проделывать работу здесь начал я, а ты на всё готовенькое заявился. Но перед этим ты сбежал отсюда.

– Если что-то пригнало меня сюда, то это может означать только одно: ты не справляешься.

– Это я-то не справляюсь?

– Да!

– Ты же меня во сне увидел и запомнил? Ты!.. А не я тебя! – вспылил Андрей.

Разгорелся спор. Никто не отсиживался в глухой обороне. Свежие полки доводов с барабанным боем и развёрнутыми знамёнами вступали в сраженье. Разошедшийся Спасский, опираясь на превосходство в живой силе, посылал мобильные кавалерийские эскадроны и пехотные квадраты батальонов в самую гущу боя, не считаясь с потерями, не желая даже видеть, как гибнут его солдаты. Артиллерия Гадаткина не сбивала шапкозакидательского настроения противника и ждала холодных распоряжений своего прагматичного маршала, выпуская ядра из жерл пушек исключительно по местам большого скопления врага. Далее наступала зачистка, которую проводили усачи-гренадёры из личной гвардии главнокомандующего.

– Возможен компромисс, – неожиданно выкинул белый флаг Володя, увидев, что резервы противника вот-вот иссякнут.

– Хорошо, – согласился Андрей. – Но какой?

– Скоро придут пацаны. Главным из нас будет тот, чьё имя будет произнесено первым, – согласен?

– Да.

Парни замолчали. Всматриваясь в дверь, они сейчас ни на йоту не сомневались в том, что на них теперь возложена трудная миссия, которая выпадает на долю избранных.

Оба родились незадолго до перестройки. Один – в городе, другой – в деревне. Андрея воспитывали мэтры отечественной и зарубежной литературы, Владимира – коридорные классы и нищета. Спасский рос в благополучной полной семье, где царила атмосфера понимания, доверия и тепла. Гадаткин до восемнадцати лет не знал, что такое домашний очаг, зато изведал все прелести и тяготы свободы.

С ранних лет бабушка постоянно нашёптывала Володе, что его папаша – дрянь, потому что бросил её дочь на руках с трёхлетним младенцем, но маленький Володька не верил этому.

Находясь во власти наркотиков, Вжик не переставал надеяться на то, что его жизнь в один прекрасный момент изменится. Может показаться странным, но только армии удалось вернуть его в строй достойных людей. Он стал лучшим танкистом части и заслужил уважение своих товарищей и офицеров. Возвратившись домой, он стал затворником и избегал старых знакомых, которые пытались снова вернуть его к наркотикам. Однажды ему пришло неожиданное письмо от отца, в котором говорилось, что сын должен бросить всё и немедленно перебираться в Кемерово. Володя, понимая, что это его единственный шанс расстаться с ненавистным прошлым, недолго думая, отправился в соседнюю область к человеку, о котором слышал одни лишь гнусности. Позже он ни разу не пожалел о том, что сменил место жительства. Он с красным дипломом окончил юридический институт и стал незаменимым помощником отца в бизнесе… Он был счастлив, пока ему не приснился сон про гору.

– Эй, пацаны! Вы чё попритихли? Какая кошка между вами пробежала? – обратился к парням Санька и загромыхал бутылками. – Чё молчите? Принимайте пиво!

– Что это с ними? – спросил Митька, вошедший во времянку следом. – Чё случилось, братан?

Володя, услышав последнее слово, метнул взгляд на Андрея, который отрицательно покачал головой, что, мол, ничьё имя не было произнесено.

– Что за детские игры в молчанку и тупорылые переглядки? Вроде серьёзные люди. Ты же, Володька, сам говорил, что тебе с Андрюхой о чём-то перетереть надо, – сказал Митька.

Гадаткин самодовольно заулыбался. Спасский нехотя поднялся с табуретки и, заложив руки за спину, стал с недовольным видом расхаживать по времянке.

– Я что-то не то сморозил? – вскинув брови, спросил Митька.

– Не ожидал я от тебя такого. Н-да, не ожидал, – ответил Андрей, с нескрываемой обидой посмотрев на Митьку.

– Всё нормально. Не переживай, брат. Всё ты правильно сказал… Главное, что в нужном порядке, а то некоторые тут думали, что кто-то должен быть у них на подхвате, – произнёс Володя.

– Врёшь! Ничего я такого не думал! – запротестовал Андрей.

– Товарищ Спасский, вы, по-моему, не с той ноги встали. Первый раз Вас таким вижу, – вмешался Санька. – Мы сейчас с Митькой выйдем, попьём пивка на улице, а вы тут разбирайтесь.

Время подходило к одиннадцати. Сибирское солнце, будто оправдываясь за несколько дней проливных дождей, превратилось в паяльную лампу. Испарения с застоявшихся луж насытили воздух влагой. Даже к крепким людям в такие часы пристаёт лень, обволакивает их головы сладостная дрёма, разливается по их телам нега, и нет никакой возможности пошевелить даже пальцем, словно в мускулах завёлся свинец.

Не ведает солнце выбора, одинаково светит для всех. Проникли его палящие лучи и во времянку, накалили стены, принудили парней раздеться до пояса. Невысокий Володя стал похож на пенёк кряжистого дуба с корой червонного золота. Высокий Андрей напоминал стройную белую берёзку, к которой, как мы знаем, даже в летнюю пору не прилипает загар. Они знали друг друга всего несколько часов, но этого оказалось достаточно, чтобы рассмотреть в незнакомом человеке родственную душу. Они отличались внешне, также расходились и их взгляды… Но цель была одна.

Быстрая попытка найти точки соприкосновения окончилась неудачей.

– Зачем так далеко вперёд загадывать? Ты – теоретик, не нюхавший жизни. На экономическом учишься, а утверждаешь голословно. Где цифры? Где взять столько денег? Где гарантии, что всё пойдёт, как по маслу? – засыпал вопросами Володя. – Это тебе не драки возле клуба останавливать, тут мозгами шевелить надо.

– Ладно, ладно. Что ты кипятишься? Я же тебе план долгосрочного развития обрисовал.

– Запихай свой план развития сам знаешь куда. У меня полтора месяца, Андрей. За этот промежуток многое надо успеть. У тебя есть конкретное предложение?

– Есть

– Выкладывай.

– Добро, но только не надо нервничать… Короче так. Можно заняться грибами.

– Какими? – спросил Володя.

– Лисичками.

– Вот с этого бы и начал, а то всё вокруг да около ходишь, – с облегчением произнёс Володя.

– Да, грибочки – это тема, – прищурив глаза, заметил Андрей.

– А почему не ягоды или орехи, в конце концов?

– Орехи – тоже тема, но о них пока говорить рано. Шишка созреет в двадцатых числах августа. Говорят, в этом году ожидается небывалый урожай.

– А ты вообще в курсе, через сколько лет кедра даёт нормальный орех?

– Через четыре года, – уверенно ответил Андрей. – Кстати, парень из моей группы говорил, что завязей в Тёйской тайге – море. Он сказал, что по два мешка шишки на старых кедрах висит – не меньше.

– Через четыре года, – пробормотал Володя. – Правду сказал этот парень. В 99-ом я, Митька, батя его и ещё пять человек с нами в абазинскую тайгу гоняли. Забурились – выше некуда… Ох, и природа там. Красота-А-А. Когда в гору ночью поднимались, два зайца под колёса нам чуть не попали, а потом долго впереди ГАЗ-66-ого бежали по свету. Я сначала подумал, что это волки, если бы, конечно, не уши, удостоверяющие, что это всё-таки зайцы, но да речь не о них. До нашего приезда ветер сильный был. На паданку, короче, попали. В общем, чтобы не наступить на шишку, надо было очень постараться. Прибыв на место, мы обнаружили целый город людей. Скрежет барабанов, размалывающих шишки, на всю тайгу гремел. Нет, там не город был, а, как минимум, три в полном составе: Абаза, Аскиз и Таштып. Думаю, и пол-Абакана в придачу… И с нами, знаешь, кто был?.. Спирт!

Андрей поморщился.

– Он и помог нам, – весело продолжил Володя. – Мы планировали пробыть в тайге десять дней, но остались всего на два. Мы там всех с потрохами купили. Литр разведённого на три мешка шишки обменивали. Я даже на гору ни разу не взобрался. Торгашом меня сделали… Первобытнообщинный строй помнишь? Натуральный обмен? Телегу за три вола?.. Тут то же самое. Один в один. Я как в каменном веке очутился или у славян времён Рюрика. Минуты сменялись часами, а поток обросших мужиков не ослабевал. Они были похожи на леших из наших старинных сказок. С мешками за плечами, они вырастали как из-под земли, получали свой литр и исчезали в неизвестном направлении. Вечерком дядька намекнул, что…

– Спрос превышает предложение, – вздохнув, перебил Андрей.

– Да, что-то в этом роде. Типа, пора повысить акции спирта в цене. – Голос Володи упал. – А потом была ночь. Довольные пьяные мужики из моей бригады, присвистывая на разные лады, спали. А я не мог заснуть. По скату горы, по бокам от дороги на сколько хватало глаз горели стояночные костры, и не было слышно криков, а только едва различимый мужицкий говор примешивался к гулу ветра.

– Володя, расскажи мне про тайгу. Я ведь там ни разу не был.

– Ох, Андрюха, Андрюха. Эх, ты-ы-ы! – с недовольством произнёс Гадаткин. – Тайга большая и красивая. Она не выносит шума и суеты. Даже летом таёжная глушь несёт в себе печаль снежного безмолвия. Только это не давящая тишина, а какая-то обновляющая, что ли… Горные тропы. Кедрач. Родники бьют. Есть такое выражение: «Слушать тишину». – Володя задумался и продолжил. – Это про наши края сказано или и про наши края в том числе. Находясь там, вдалеке от людей, можешь этих самых людей полюбить только за то, что они по каким-то причинам не могут увидеть и услышать эту красоту. Жалко мне городских франтов и модниц. Экзотики им надо, Анталию с Багамами им подавай. Нищие они, Андрей. Боже мой, до чего они нищие!

– А мужики?

– Лучше не спрашивай, – сказал Володя и вцепился в волосы. – Они «Стеньку Разина» затянули, и я понял, что завтра не смогу задрать цену на спирт. Нельзя этого было делать, будь я проклят. Ты бы тоже не смог, если бы услышал, как они про волю, про тоску пели.

– Я тебя понимаю, – сказал Андрей.

– Но и лишить их выпивки, последней отдушины, у меня бы тоже рука не поднялась. И на следующий день я менял поганый спирт на поганые орехи. Знаешь, какая мысль у меня возникла, когда я смотрел в их добрые понурые лица? Случись какая-либо опасность со мной или, например, с тобой, эти мужики, не рассуждая долго, отдали бы за нас жизнь… А если бы рядом стояла бочка со спиртом, я бы уже ни за что не ручался.

– Они бы выпили, а потом помогли, – глупо улыбнувшись, ободрил скорее самого себя, чем собеседника, Андрей.

– Не передёргивай. Ты прекрасно понял, что я имею в виду.

– Я и не передёргиваю. С чего ты взял?

Андрей подошёл к серванту и достал карту.

– Узнаёшь? – спросил он, разложив карту на столе. – Хакасия в уменьшенном варианте.

– Похожа на зародыш человека, – произнёс Володя.

– Мне нравится такое сравнение, – сказал Андрей. – А теперь внимательно смотри сюда. – Он взял ложку и стал, словно указкой, водить ею по населённым пунктам. – Средний урожай по прошлому году – шесть тонн лисичек за сезон, начиная со второй половины июля до конца августа. Сведения проверены.

– Ну и духота!.. Вилы! – распахнув дверь, гаркнул Забелин. – Здорово, пацаны! Вы тут ещё не спарились? Митька с Санькой пивко потягивают, а вы тут вялитесь!

– Привет. Какие-то проблемы? – спросил Андрей.

– Да-а-а, – протянул Антон, – вам точно башку припекло. Забыли что ли? Завтра же праздник! А послезавтра – поход! Девчонки с утра уже клуб подметают, шарики в большом зале развешивают и всякую дребедень, а я подумал, что пора в город за продуктами валить. Мне нужны деньги. Кстати, все сдали?

– Все, кроме Шаповала. Я за него пока сам внесу.

– Да пошёл он. Раз не сдал – значит, в поход не идёт. Я куски алюминия три часа по ограде собирал и ничего… Наскрёб же четыре килограмма.

– Не все же, как ты, могут. Может, у него и проволоки не завалялось, – вступился Володя.

– Халявщиик – вот он кто! – сказал Антон. – А вы ещё за него впрягаетесь. Не дело это.

– Он ко мне подходил дня четыре назад. Сказал, что у него проблемы и денег пока нет, но пообещал, что, как только появятся, сразу отдаст… Я ему верю, должен верить.

– Никому ты ничего не должен, Спас. Всех не обнимешь. Халявщикам слабину дай, и они привыкают сразу. Я их знаю, – сказал Забелин.

– Я с тобой на этот счёт спорить не буду… А несколько шансов человеку всегда надо дать. Поможешь ему раз, пойдёшь навстречу, а он тебе деньги, например, не захочет вернуть, посчитает, что ты лох. Но в голове его ёкнет примерно следующее: «Я – гад, но мне поверили». Стыдно ему будет, что должок не отдал, а всё равно придёт к тебе во второй раз. И не дай тебе Бог разочаровать его. Помоги повторно. Тут у человека конкретная работа в голове начнётся. Тебя он будет считать конкретным лохом, а себя конкретным гадом. Осознание того, что он есть конкретный гад, вызовет у него муки совести и даст толчок к исправлению. Третий раз придёт – откажи, а первых два не смей. Получилось у меня ясно выразиться?

– Яснее некуда. Тебе виднее, но я всё-таки пока что при своём мнении останусь, – сказал Забелин. – А чё это за карта? Какой-то новый замут?

– Очень скоро всё узнаешь в подробностях, а пока рано. Список у Олеси Сердюк. Вопросы?

– У матросов нет вопросов, – сказал Антон и вышел.

Полетели минуты, складываясь в часы. Жизнь деревни текла по накатанному руслу: кто-то пил, кто-то управлялся по хозяйству, кто-то уехал на сенокос переворачивать промокшие от дождей валки. И лишь в маленькой времянке, на затерянном среди сотен деревенских изб пятачке кипела передовая мысль. Парни не сомневались, что дело их правое, и, следовательно, всё получится.

Светлые русские мальчики во все времена стояли у истоков перемен. Одни рождались в богатых дворянских семьях, другие в убогих трущобах, где даже госпожа Нищета стеснялась своего происхождения, но независимо от социального статуса всем им удавалось пронести чистый взгляд на мир на протяжении долгих лет. Это наша национальная черта, о которой прекрасно осведомлены люди на вершине власти; они всегда могли умело воспользоваться наивностью молодого поколения и направить энергию пылких сердец на пусть иногда, безусловно, достойный и нужный, но самый танкоопасный участок.

Случались времена, когда из недр народа появлялись стихийные борцы, не желавшие ходить под началом кого-либо. На этих сразу же начинались гонения.

Мальчики шли к справедливости по-разному. Они делали непростительные ошибки и собственной кровью исправляли их, «открывали» террор и помогали людям, присоединялись к революционному движению и вставали на защиту родной земли, вступали в продотряды и просвещали народ, потому что всем своим неопытным сердцем любили Россию. Как правило, многие из когорты «отважных» плохо кончали. Это был наилучший исход, насколько бы жестоко это ни звучало. Побывав штормом, сотни и сотни сгорали. Единицы приспосабливались, думая, что смогут переломить ситуацию, пробравшись наверх, но с течением времени чёрная краска прогнившего до основания общества начинала пропитывать ложью, пороком, конформизмом их некогда белые одежды. Такова Россия, дающая себе на радость известных и безымянных героев, а потом рано или поздно пожирающая их на потеху безумным толпам.

И чем сильнее будут обостряться классовые противоречия, чем хуже будет жизнь простого народа, чем шире будет становиться пропасть между достойным существованием и нищенским прозябанием, – тем больше будет рождаться младенцев, призванных в будущем даже не спасти (так как это невозможно), а, скорее, на время удержать страну и всё человечество от близкой гибели. Жертвуя собой, они будут оттягивать конец мира людей и показывать на своём примере человека высших нравственных качеств.

На огромном пространстве раскинулась Россия, а концентрация населения на квадратный метр относительно невысока – особенно, если перевалить за Уральские горы. Природа же не выносит пустоты, и заполняла, заполняет, будет продолжать заполнять каждую пядь планеты праведниками и подонками все мастей и рангов. По закону равномерного распределения, отбросов и пророков выпадает на наше государство несоизмеримо больше, чем на любую другую страну. В этом кара России и счастье.

Задыхаемся от проблем и ждём чудес; мечтаем измениться к лучшему, но дальше возвышенных мыслей дело часто не идёт; переживаем за Кубу и готовы мчаться туда на всех парах, но не замечаем замухрышку-цыганёнка, который просит на хлеб в продуктовом магазине.

Страшно иногда становится за загадочную русскую душу, потому что именно в её разрекламированной на весь мир широте кроется корень наших бед. Видим в воображении завершённую башню всеобъемлющей справедливости и правды, а принести на место её постройки собственные кирпичи – ленимся. Страна уже много веков похожа на экспериментальную лабораторию, где всяк знает, чего хочет добиться, но всяк работает принципиально отдельно и не желает учитывать опыт предыдущих экспериментаторов, а уж о положительных результатах современников и слышать не хочет – опять же из-за твердолобой головотяпской идейности.

А вот подхватить не подходящую к нашим условиям мыслишку со стороны – это мы можем и, не сомневайтесь, разовьём её до абсурда, а потом ко всем применить попытаемся. На всадника без головы Россия похожа. Куда потянет коня травку пощипать, туда и мы верхом. Пугается люд заморский безголового седока, а после присмотрится, да и скажет: «Конь-то, спору нет, большой, а всадник – ничего особенного, разве что без башки». Навьючат нас недоработанными идеями (впопыхах могут и что-нибудь толковое подкинуть), обласкают вниманием, даже изящный комплимент отсутствию думающего органа сделают, а затем вдарят по крупу – и мчись Россия, куда глаза глядят. Не свои, разумеется, а заморские глаза. И мы всем за всё благодарны, любому верим, каждого любим. Страдаем от собственного неблагоразумия, поколение за поколением гробим, потому что так уж повелось, что не для себя, а для каких-то непонятных и идущих за нами других живём. Добровольно подопытными кроликами себя сделали. И Запад, и власть наша в курсе, что русский народ всё стерпит, потому что остальные избегают и ненавидят мучение, а наш человек твёрдо убеждён, что мучением следует гордиться.

– Где русскому хорошо, там немцу смерть, – вворачивает поговорку мужик и опять готов сносить издевательства от всех подряд.

Благополучный немец, знай себе, посмеивается и только одного себе позволить теперь не сможет: перейти границы России. Понимает сегодня Фриц, что Иван привык расставаться со своей последней рубашкой самостоятельно, без постороннего давления…

Автор просит прощения за пять предыдущих абзацев. В них он над собой посмеялся и при этом собой же гордился. Такой вот парадокс. Те же русские светлые мальчики, о которых он начал было писать, а потом сбился на глобальное, – есть и сейчас в современной России. Процесс появления передовой молодёжи на стыке социалистической и капиталистической эпох сегодня ускорился настолько, что автор, проживая в глубинке, со многими представителями прогрессивного поколения уже знаком и каждый день при встрече крепко жмёт им руку. Ребята ни на что не жалуются, дав себе установку рассчитывать в дальнейшем только на свои силы. Утечка мозгов, могу вас заверить, через несколько лет полностью прекратится, потому что продвинутые люди начали наконец понимать, что наша страна представляет собой непаханую целину с необъятным полем деятельности. Конечно, тяжело будет моим друзьям, товарищам и знакомым начинать всё с нуля, но у них всё получится. Они не только не растеряли драгоценностей, присущих русской душе, а приумножили их. Честность, порядочность, желание помочь себе и ближнему, – к немалому, надо сказать, удивлению автора, – входят в моду и, похоже, в дальнейшем так в ней и останутся. Следует добавить, что в молодом человеке стало больше конкретики и приверженности к тому месту, откуда он вышел, которое знает как свои пять пальцев. Девиз «прорвёмся» звучит сегодня по-особому: не слышится в нём безысходности, не просматривается за ним чёрной полосы, которую опять надо будет преодолевать. Хоть на куски меня режьте, а из Хакасии я – ни ногой, чего и жителям других субъектов желаю…

– А куда, по-твоему, сбывать скупленный гриб? – задал вопрос Володя.

– Куда, куда?! Я же тебе уже говорил! В Белоруссию! Что ты тугодум-то такой! Цена за килограмм отборной лисички – 90 рублей. Чистая прибыль составляет 60 рублей. Чего тебе ещё надо?

– А сорокапроцентная усадка после засолки? И удастся ли доехать до места без проблем? Дорога ведь длинная. Прогорим к едрене фене. А на месте ещё отбраковать могут. Представляешь, за тысячи вёрст от дома. Деньги вбухаем, зарюхаемся по самое «не хочу», а потом выпурхаться не сможем.

– Кто не рискует, тот не пьёт шампанского.

– Выкинь эту дурь из головы, – возразил Володя. – Жёсткий просчёт, только жёсткий просчёт. Ты говорил, что какой-то мужик в прошлом году неплохо поднялся на грибе. Давай под ним встанем, оптовые поставки ему осуществлять будем. Мы же конкуренцию как бы ему составлять не хотим, а, значит, цены на своих приёмках в деревнях он не поднимет, чтобы нас слопать. Надо его попросить, чтобы небольшую разницу нам дал, ведь за счёт нас он объёмы увеличить сможет, оборот. Кстати, а как ты хотел подмять под себя деревни? Неужели на тачках разъезжать? Это гон. Больше бензина спалим.

– За это не волнуйся. У меня возникла идея раскидать наших ребят по населённым пунктам. У многих должны быть родственники. Если таковых нет, тогда придётся снимать квартиры. Ничего не поделаешь.

– Весы, оплата за проживание, наличные деньги на ежедневную скупку. Издержки издержками погоняют.

– Спокойно, Саня. Всё срастётся. Я в этом уверен на сто процентов. Посмотри на меня. На сто двадцать пять процентов. Чтобы достичь успеха в бизнесе, надо поставить себя на место каждого участника экономических отношений. Не следует сразу срывать банк, а надо завоёвывать доверие клиента, знать его в лицо, звать по имени отчеству, независимо от возраста. Клиент – это не тот, кого мы хотим обобрать. Он – сотрудник. Его надо воспитывать как ребёнка, который сперва ничего не понимает, сосёт бесплатное молоко, а затем, вырастая, начинает звать фирму мамой. У клиента появляются определённые обязательства, главное из которых – каждый день возвращаться под родительский кров. На этапе внедрения мы выставим максимальную цену за килограмм принесённого нам гриба… Эти принципы я разжую каждому, кто станет работать с нами.

– Тебя послушать – так мы все здесь без пяти минут миллионеры.

– Так и есть, – сказал Андрей.

– Дак ты согласен с тем, что лучше поставлять грибы тому абаканцу?

– С этим – да!

– Хорошо. А теперь давай насчёт наших обсудим. Думаю, не стоит посвящать пацанов во все дела. Деньги будут крутиться твои и мои. Посадим их на зарплату, высокую зарплату, разумеется.

– Пойдём на долевых! – бросил Андрей.

– Да ты что, Андрюха! Так не делается! Это ж ведь…

– Вон ты какой, северный олень! – гневно перебил Андрей. – За свою шкуру переживаешь! Как я смотрю, тебе больше всех надо! Напрасно, видать, тебе сон вещий приснился! Не достоин ты его! Ты его, наверное, за красивый мультик принял! Мне с тобой не по пути, мироед!

– От идеалиста слышу!

Сказав обличительную речь, Спасский быстро направился к выходу.

– Стоять! – бросил Гадаткин. – Проверку прошёл! Сработаемся!

Андрей уже успел открыть дверь, когда его догнали эти слова.

– Это он сейчас мне? – обратился Спасский к Митьке с Санькой в раскрытую дверь.

– Тебе, тебе, самоуверенность в квадрате, – пригвоздил голос сзади.

– Тогда возвращаемся, – буркнул Андрей себе под нос и с размаху захлопнул дверь.

– Пожалуйста, выслушай меня и не делай скоропалительных выводов, – начал Володя. – То, что пойдём на долевых – это правильно и справедливо, но власть должна быть сосредоточена у нас в руках. Я тебе сейчас набросаю ситуации, которые могут возникнуть. Во-первых, работать пацаны будут неодинаково. У одних будет получаться лучше, у других хуже, и этот факт будет зависеть не только от них самих. В одной деревне немерено гриба, в другой – мало. Число людей в населённых пунктах различно. Где-то ещё есть хоть какая-то работа, где-то мужики с бабами сиднем сидят. В общем, количество скупленного гриба будет везде разным, а делить ты намерен поровну. Между пацанами начнётся грызня. Если всё будет так, как я сказал, мы диктаторски распределяем прибыль.

– Я предвижу это, – парировал Андрей. – Объясняю популярно. Деньги, заработанные с гриба, составят общую кассу, где вклад каждого будет занесён в тетрадь. Какой-то процент от совокупной прибыли берём мы с тобой как инвесторы, бухгалтера и сбытовики. Далее поступаем следующим образом. Положение Брынзы, например, выглядит так. Он скупил шесть тонн и по грубым подсчётам поднял пятьдесят тысяч чистыми. Двадцать пять он забирает себе, двадцать пять отдаёт головной фирме на развитие. А Сага, например, собрал всего лишь три тонны. Двенадцать с половиной тысяч он забирает себе и столько же отдаёт на развитие. Наша первоначальная задача – дать им почувствовать вкус денег, заработанных самостоятельно, и приучить полагаться на собственное серое вещество. Филиалам-приёмкам надо предоставить неограниченный круг полномочий. Пусть действуют, как им вздумается, хоть на ушах стоят. Мы с тобой поставим им только два условия. Во-первых, они должны будут осуществлять вариации с ценами только с нашего ведома. Это на тот случай, если появятся конкуренты. И, во-вторых, по окончании сезона они будут обязаны внести пятидесятипроцентную лепту в общую кассу, которая должна стать базой для дальнейшего развития.

– А если не захотят ничего вносить? – спросил Володя.

– Значит, жадными оказались и выходят из игры навсегда.

– Кто не с нами, тот против нас. Так?

– Кто не с нами, тот в дальнейшем будет кусать локти, что не с нами. Только и всего… Но и это ещё не всё. Проверка на вшивость не закончена. Каждый решивший сделать взнос получает пай в определённой процентовке, которая будет зависеть от количества членов нашей организации. Допустим, нас будет десять. Митька вложит десять тысяч и станет, таким образом, владельцем десятой части капитала. Забелин Антоха даст двадцать тысяч, но всё равно его доля – десятая часть от собранной суммы, как и у Митьки. И так со всеми.

– Попахивает совковством, – с недовольством заметил Володя.

– Что ж – сам напросился. Бью тебя твоими же картами. Деньги крутятся наши с тобой?