Электронная библиотека » Алексей Леснянский » » онлайн чтение - страница 8

Текст книги "Ломка"


  • Текст добавлен: 7 сентября 2017, 02:21


Автор книги: Алексей Леснянский


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Шрифт:
- 100% +

32

День клонился к вечеру. Санька растапливал баню, Андрей помогал бабушке пасынковать помидоры. Вся земля на проходах между кустами томатов была усыпана зелёными отростками.

– Баба, а зачем мы это делаем? – спросил Андрей.

– Лишние они. Пасынки от плодов соки отымают, – ответила бабушка.

– А, на мой взгляд, пустая работа. Отростки листочки дадут, процесс фотосинтеза активней пойдёт, а мы их на корню обрываем.

– Что ещё за фотохсинтез такой? – спросила бабушка, не отрываясь от дела.

– Это когда листья потребляют углекислый газ, а выделяют кислород. В природе так задумано.

– Я сегодня на почте была, – перевела бабушка разговор на другую тему, – с Василисой Прокопьевной, подружкой моей старой столкнулась. На Кирьку, сына сваво, жаловалась. Денег не занял, десять рублей матери пожалел. Это как же так? Отец мой, царство ему небесное, уж до чего строгий был, всю семью в кулаке держал. Бесимся бывало – мать цыкнет, а нам, мальцам, всё нипочём. Озоруем, озоруем, а отец зайдёт в избу – мы кто куда… и притихнем. Тише воды, ниже травы сидим… Тяжёлое время, внучек, было. Сначала в колхозы загоняли, потом война… Отца с братом старшим на фронт забрали. Ванюшка в сорок первом сгинул. Слабосильный был, добрый. Токмо война не разбирала, всех под одну гребёнку гребла. А отец… отца в белорусских лесах фрицы, бесово племя, в плен чуть не взяли. Он в конной разведке служил. От своих оторвался и на немцев наскочил. Они к нему: «Сдавайся, рус». Только он, знать, не захотел в плен-то. Коня в дыбы поднял и бросился от них… Очередью в спину дали, так он пули в себе и унёс. До пятьдесят третьего мучился, всех измотал… Так, о чём это я?.. Так вот по головке он нас не гладил, доброго слова от него не слышали… Кормил, поил, в люди вывел и на том спасибо… Прихотливый был, когда за два года до смерти слёг. А терпели, ухаживали. Отец же.

– Баба, а как вы всё это на себе перенесли? Войну, разруху, голод.

Старушка от помидоров оторвалась, присела на стульчик, сколоченный руками деда и, немного поразмыслив, ответила:

– Моё, Андрюшенька такое мнение, что на всё воля божья. Евангелие предостерегало, чтобы люди братоубийства не затевали, а мы святым законам церкви не прислушивались. Бог нас и покарал.

– Это что же выходит: не любит он русских, что ли? За что? – с негодованием воскликнул Андрей.

– За что, за что. За всё хорошее! – неожиданно грозно сказала бабушка. – Глупый ты ещё. Кого Бог любит, того наказывает боле. Кровью грехи репрессиями и Отечественной смывали. Война наших озлобленных друг против друга людей поневоле побратимами сделала, путём неисчислимых жертв. Смерть с литовкой в те годы, не разбирая ни правых, ни виноватых, по человечьим покосам шла. А каждый день смертушку чуя, каждый исправиться норовит. Знает ведь, что ни чинами, ни богатством, ничем другим можно не доспеть воспользоваться. Так-то, внук.

33

Спасский не верил в случайные события. Сегодня он был попросту благодарен провидению за то, что не растапливал баню. Да, так бывает. Будь он на месте Саньки, разговор с бабушкой мог бы не состояться. Её слова если и не разуверили Андрея в выношенных за несколько лет убеждениях, то, не вызывает сомнений, подточили их. Каждый день он встречался с людьми, которые были озлоблены на существующую власть. В провинции разговоры о смене политического строя в последнее время начинали принимать массовый характер, причём отчаявшимся людям было всё равно, что менять, как менять и на кого менять, – лишь бы убрать опостылевшие лица с экранов телевизоров. Грозная сила созревала в Сибири, которой пока недоставало только одного – харизматического лидера.

Андрей не понимал, куда смотрит Москва. Он ненавидел революцию 17-ого, не принимал бунты и мятежи, которые на скорую руку стряпались в России, рождая волну нечистоплотных приспособленцев, презиравших высокие чистые идеи и людей, следовавшим этим идеям. А взбалмошная юность брала своё, параллельно сознанию гнездились тайные мысли, подавлять которые с каждым разом становилось всё трудней и трудней. Он понимал, что так жить дальше нельзя, что какие бы беды ни несла за собой революция, она поддержится уставшими от неустроенности людьми и им тоже. Эти страшные мысли, которые он так усердно гнал от себя, и были гражданской позицией. Если бы на улицах городов начали вырастать баррикады, он бы раньше побежал туда. А теперь, после разговора с бабушкой, не побежал бы, а пошёл, потому что не смог бы отдать на растерзание людей; плечом к плечу бы сражался, но не из личных позиций, а из жалости.

– У стольного града, видно, ум за разум зашёл. Если завтра поднимется волна народного гнева в Сибири, послезавтра восстанет Дальний Восток. И эта окраина империи будет сражаться не за победу мирового пролетариата, а за возможность видеть свет в своих домах. Отключение отопления в Урюпинске может привести к тому, что Кремль останется только на проспектах у приезжих туристов. Москва, некогда объединявшая Русь против захватчиков, превратилась в наши дни в анклав разврата. Выражение: «Москва – не вся Россия» с недавнего времени стало произноситься не с беспечным равнодушием, а с ненавистью, – думал Андрей.

Но вопреки всему он любил столицу. Любил за её великую историю, больше любить было не за что.

– Баба правильно сказала, что междоусобиц допускать нельзя. Это грех. Только как же тогда бороться с коррупцией в высших эшелонах власти, логово которой – Москва, – хапающая сама и потакающая воровству на периферии… Как?.. Пробиваться наверх? Я-то выдержу, – а мои друзья? Сегодня хорошие ребята, а завтра окружение и обстоятельства сломят их, заставят подчиниться сложившимся наверху правилам игры. Если и не они сами, то их семьи будут подвергаться опасности, ведь зло знает множество методов давления. Как же тогда быть?.. Та-а-ак, а если сосредоточить усилия на конкретном участке? Например, на Кайбалах. И посвятить этому жизнь. Предстоят падения, но будут и взлёты. Здесь легко заметить результаты от вложенных усилий. А другие районы?.. Им что – погибать? Ничего, там тоже люди найдутся. Это Россия, здесь всегда есть кому, – размышлял Андрей, облокотившись на колышки помидоров.

– Щас, Андрон, я тебе все косточки пропарю! Баня – это вещь! Как там у Евдокимова: «Эх, баня, баня, баня – малиновый ты жар!» Я из тебя хандру-то повыбью! Баня – это тебе не хухры-мухры! Все поры откроются! Чё молчишь-то? Чё молчишь?.. Тяжело? Терпи казак – атаманом будешь!

Андрей лежал на полке и кряхтел. Два новых берёзовых веника щеголяли по спине, отрывая кожу от костей.

– Слышь, Саня? Не поддавай больше, мочи терпеть нету, – через силу промолвил Спасский.

Санька зачерпнул в ковшик воды, произвёл обманное движение в сторону брата (как будто хотел его окатить) и в следующую секунду «ошпарил» отверстие в железном баке. Вода, испаряясь с камней, свистящим паром вырвалась наружу и затуманила баню.

– Жара как в аду, – заметил Санька. – Ты жив?

Когда облако рассеялось, Андрей лежал на полу:

– Да жив вроде. Говорил же, что не надо поддавать.

– И что ты за растение такое? – обиделся Санька, а потом весело скомандовал: «Махом на полку! Продолжим экзекуцию! Я тебя по всем правилам пропарю, как меня сослуживец научил. Не бойсь – ничего с тобой не случится»!

– Скажешь тоже.

– Давай, давай! Полезай и не заставляй меня нервничать!

Орудуя вениками, Санька без спешки нагнал температуру на брата, не прикасаясь к телу. Затем шаловливыми движениями пробежался по спине, разогревая её… Последовали хлёсткие удары.

– А-а-а, сейчас коньки отброшу, – взвыл Андрей.

– Не ссы, братан! Вылетаем на улицу!

В ограде на недействующем колодце стояли вёдра со студёной водой. С шумным смехом братья с головы до пят окатили друг друга.

– А-а-а-а! Эх, жизнь, жизнь, жизнь. Хороша наша жизнь, да между по фигу и зашибись, – пританцовывая, пел Санька.

– Вот это да! Тело дышит, каждую клеточку чую! Мурашки по коже бегут! – кричал Андрей.

Под навесом возле времянки в холодке пили пиво в прикуску с сушёными окуньками.

– Хорошо идёт? – спросил Санька.

– Да вроде ничего. БАЯНовское всегда славилось своими свойствами… Что там говорить – научились делать. Не солёное, не кислое, не сладкое. В общем, то, что надо. Жажду убивает, специфический вкус, – прихлёбывая, сказал Андрей.

– Да, минусинское уже не то. «Преображенское» тоже слабовато, если говорить о разливном… Истинные ценители пива, как мы с тобой, пьют БАЯНовское.

– C БАЯНа технолог ушёл. Так получилось «Преображенское». Вкупаешься? – сказал Андрей.

– Чё, правда?

– Да, так и есть. Но и у нашего тоже недостаток имеется. Существенный, кстати.

– Ну и? – спросил Санька.

– Срок годности у нашего маленький. До Красноярска, максимум до Новосибирска пиво доходит. Там на прилавках – в лёт разлетается. От красноярского знакомого слышал. Не разливное, а бутылочное, конечно.

– Наше и здесь долго в магазинах не держится. Особенно, когда лето, жара.

– Наверное, нет стратегического интереса. Мощности завода на всю катушку задействованы. Сейчас точно. Кстати, привкус не чувствуешь? Летом с водой разбавляют, – сказал Андрей.

Санька отпил немного, побулькал во рту и, хотя толком ничего не заметил, с видом знатока ответил:

– Да, факт бодяжат.

Вспомнив, как кто-то говорил ему, что к «абаканскому» примешивают демидрол, добавил:

– Ещё и демидрол, собаки, растворили. Не чувствуешь разве, как в сон клонит?

– Да вроде нет, – ответил Андрей.

– Ничего ты в пиве, оказывается, ещё не смыслишь… Рецепторы у тебя на языке притупились, – с напыщенным видом вынес вердикт Санька.

Потягивая пиво, помолчали.

– Саня, я тебе кое-что хотел сказать. Очень важное, – обратился к брату Андрей.

– Валяй.

– Только не перебивай… Я агроно…

– Твою мать! Ну дурак дураком, – сразу же перебил Санька. – Какой ещё к чёрту агроном? Все из деревни в город рвутся, а он в агрономы решил податься. Зачем тебе это надо?.. Ну, допустим, я не против того, чтобы жить в деревне. Чистый воздух, рядом речка, лес. Но чтобы вкалывать здесь, надо быть полным идиотом.

– Я так и знал, что дураком обзовёшь… Экономический факультет закончу и подам документы в аграрный университет. Вопрос решенный… Хочу землю и всё, что с ней связано, досконально изучить. Да так изучить, чтобы выйти в поле, зачерпнуть пригоршню земли и сказать, сколько в ней минеральных веществ, солей и так далее.

– Как это? – спросил Санька, невольно поддавшись обаянию, исходившему от голоса брата.

– Да очень просто. По цвету, запаху, сыпучести, влажности. Определив вид и состояние почвы, назвать культуру, которую здесь можно сеять. Потом закупить удобрения, подходящие именно для этой культуры. Далее сроки вноса удобрений в почву. Запросить сводку погоды на летние месяцы, хотя бы приблизительную… Покупка тракторов, комбайнов… и многие другие моменты.

– Заметь, очень и очень многие другие моменты… И где бабки возьмёшь?

С улицы раздался свист. Братья вышли за ворота.

– Здорово, Митька, – поприветствовал деревенского Санька.

– Здорово, здорово, пацаны. Айда на речку. Вода как парное молоко. Поныряем – страсть.

34

Ондатра для деревенских – самое излюбленное место купания. Днём и вечером здесь многолюдно. Примыкая к обрывам, полоса песчаного берега практически ровной линией тянется от одного края деревни до другого. Речкой это отпочкование Абакана зовётся в обиходе. На самом же деле это всего лишь протока с быстрым течением. Но Ондатра – это не весь берег, а небольшой участок напротив данилинского огорода. Здесь концентрация купающегося люда особенно велика. Это местечко облюбовано деревенскими по нескольким причинам. Во-первых, тополь, давший шестидесятиградусный крен над речкой. Его корни частично вросли в берег, частично болтаются в воде. Полноценных веток у тополя нет, – одни обрубыши, приспособленные высотными ныряльщиками под лестницу для подъёма на макушку. По самому центру дерева подвешена тарзанка, неоценимым достоинством которой является возможность раскачиваться не только взад-вперёд, но и вверх-вниз.

Если совершить экскурс в историю, то выяснится, что местечку дало название животное, некогда обитавшее здесь.

До тополя, на сравнительно небольшом расстоянии, русло реки узкое, течение стремительное, глубина большая. Вода, стеснённая близким присутствием берегов, словно не желает ютиться в оковах рабства и совершает на неприятном для неё отрезке спринтерский рывок к свободе, широко разливаясь метров через десять после всегда открытого шлагбаума-дерева. Быстрое течение – третье и последнее преимущество. Прыгая с макушки тополя или тарзанки, человек окончательно погружается в воду не сразу. Под деревом скрываются ноги. Минует два метра – исчезает туловище. Ещё два метра – прячется, наконец, голова. Непередаваемые ощущения оставляют такие прыжки.

После Ондатры река умеряет свой бег, течёт теперь плавно и неторопливо, огибая в сорока метрах от склонённого к воде тополя небольшой островок. Когда по весне сходит коренная вода, его не видно. Через месяц же, где-то в конце июня, речка мелеет. Деревья разных пород, погибшие в неравном бою со стихией высоко в горах, показываются из-под воды. Островок гордо именуется Гаваной, потому что на нём без особого труда можно отыскать тополиные корешки, которые так любит курить пацанва.

– Чё в затяг куришь? Гавану в затяг не курят. В рот набрал и сразу же выпускай, – сказал белобрысый живой мальчуган, которого звали Родькой.

Его друг, позеленевший от приступов кашля, перекинул туловище через лежавшую на камнях корягу и сплёвывал слюну. Это Гринька.

Во рту кислятина. Противно, – сказал Гринька. – Больше курить не буду. Давайте лучше блины запускать.

– Слабак, – заключил Родька. – Кто не трус – подходи.

Из троих сидевших на огромном стволе высохшего тополя откликнулись двое, и подошли к Родьке.

– Ну, давайте! Кто первый? – спросил Родька.

– Чур, не я, – протараторил Олежка.

– И не я, – поспешно проговорил Ванька.

– А ты чё, Тарас, сидишь? Попробуй!.. Классная, – обратился Родька к мальчику, оставшемуся сидеть на тополе.

– Я в беспонтовых затеях участия не принимаю. Я вон лучше с Гринькой блины пускать пойду.

Родька, Гринька и Тарас – закадычные друзья. Родька – смекалистый, весёлый и непоседливый; Гринька – большой драчун и матершинник; Тараска – спокойный, начитанный и не по годам рассудительный.

Все пятеро стали ходить по островку и искать плоские камни, которых было здесь в изобилии. Четверо проделали это с успехом, а Олежке всё никак не удавалось найти хоть один подходящий. Он в этой компании был самым маленьким и толком-то не сообразил, что от него требуется. Поначалу бегал за всеми, пытаясь уяснить, какой камень подходящий, потом уселся на землю и разревелся.

– Хватит ныть, малёк, – с раздражением сказал Гринька и легонько стукнул Олежку по лысой голове, ещё не успевшей загореть после стрижки. – Возьми мой, а я новый найду.

– Ты чё дерёшься? Ещё раз стукнешь – брату скажу. Митька тебе врежет, – захныкал Олежка.

– Очень страшно. Иди и жалуйся. Я и брату твоему накостыляю. Врежу так, что мало не покажется.

– Он в два раза тебя сильнее, – перестав реветь, сказал Олежка.

– Да хоть в десять. Можешь уже бежать.

35

– Тринадцать блинов, – подытожил Родька свой удачный бросок.

– Если по правде, то не тринадцать, а одиннадцать. Последние два блина камень проплыл… Не считово, – спокойно сказал Тарас.

– Да, я тоже видел. Проплыл, проплыл. Без базара, – поддакнул Гринька из опасений, что его бросок выйдет хуже.

Следующий запуск камня должен был производить Олежка. Парнишка рассчитывал побить все рекорды, поэтому сейчас тщательно готовился. Он широко расставил ноги на манер борца сумо, вжал голову в плечи и для лучшего прицела стал заводить руку вперёд, сужая при этом глаза. После одного из таких заводов камень плюхнулся в речку.

– Один, – хором сказали все и засмеялись.

– Оди-и-ин, – заканючил Олежка.

Ванька поднял из-под ног первый попавшийся камень и, ехидно посмотрев на ребят, предложил парнишке сделать повторный бросок. Олежка не заметил подвоха. В руках у него оказался небольшой булыжник, в крохотной ладони напоминавший валун.

– Два?! – удивлённо воскликнул Родька. – Да ну на фиг.

Олежка запрыгал от радости. Его камень по какой-то нелепой случайности выпрыгнул из воды, состряпав второй блин.

Четверо мальчишек уже отстрелялись, а лидером всё ещё оставался Родька.

Гринька пред броском отчаянно заволновался, выразив своё состояние потоком отборного мата, не лишённого, надо сказать, некоторой изысканности. В оправдание мальчишки следует отметить, что значение многих скверных слов он не знал, да и не стремился к этому. Меткие словосочетания выходили у него сами по себе, без особого труда. Сведущие люди, услышав ненормативную лексику из уст от этого мальчика, поспешили бы утвердиться во мнении, что такой ребёнок – дело пьяных рук опустившихся родителей. Нет, родители у него были достойными, порядочными людьми и держали сына в строгости.

На самом деле виной всему был дед Гриньки по материнской линии. Мальчик часто забегал к нему, чтобы послушать рассказы старика о его бродячей жизни в молодости. После каждого посещения Гринька всегда получал деньги на мороженое, но лишь после того, как всё, о чём хотел рассказать одинокий дед, было исчерпано. Чтобы парнишке было интересно, старик прибегал к матерным шуткам и прибауткам.

В словах деда мат не носил ругательного характера. Мат был фольклором, утерянной частью русской культуры, и звучал почти интеллигентно. Так что Гринька, сам того не зная, являлся продолжателем традиций устного народного творчества и мог бы по праву этим гордиться.

Крепкое словцо в устах у хорошего русского человека воспламенит веселье, заставит работать и убережет от совершения глупостей… Только ханжа не сможет это понять.

Всякий народ, когда на душе у него пасмурно или, наоборот, ясно, желает выплеснуть свои чувства ярко, универсально, не утруждая себя долгим подбором выражений. У русского человека это происходит посредством мата, выкорчёвывание которого приведёт к обеднению не только языка, но и души.

– Раз, два, – провожал Гринька свой голубенький камешек, – три, четыре! Чёрт… бревно на пути! Восемь, девять. А-а-а, врежется ведь! Десять, одиннадцать!.. Врезалось!

– Всё! Ничья! – облегчённо вздохнул Родька.

Гринька встрепенулся, выругался и закричал:

– Почему это ничья?! Какая ничья? Как же! Чё не видели, как бревно помешало?

– А Карлсон говорил: «Спокойствие, только спокойствие. Дело житейское», – заметил Тарас.

– Где этот безмозглый Карлсон? Тащи его сюда! Я ему по роже надаю! Тоже мне авторитета выискал! Где твой Карлсон был, когда вон тот Буратино мне поперёк дороги растележился?!.. Я по-любому выиграл! У меня камень дальше всех улетел… по расстоянию! – кричал Гринька.

36

– Смотри-ка, наши идут. Вон, с обрыва спускаются, – обратилась к подругам Олеся Сердюк.

Девушка была одета в красный купальник. Пусть её сбитая фигура и не отвечала стандартам сегодняшнего дня, заложенным в формулу 90—60—90, красивой от этого ничуть не переставала. Веснушки на её теле были разбросаны избирательно. Горошинам весеннего света приглянулись лишь руки девушки от запястий до локтей. Если характеристика человека может уложиться в одно предложение, то по отношению ко всему облику Олеси оно бы звучало, как «мир, труд, май». Сердечное расположение к людям, неприятие конфликтов и любовь к работе, если выражаться современным языком. Будучи жительницей Кайбал, Олеся, подобно лучам солнца, променивающим раскалённую звезду-родину на шары далёких планет, тоже искала своё счастье в других местах. Её можно было увидеть в Белом Яре, Минусинске, Черногорке, на Нижней Согре, в Подсинем. Где угодно, кроме Кайбал.

– Наши, но не все. По-настоящему наш только Митька, – сказала Юля Тиверина, признанная деревенскими эталоном девичьей красоты.

– А вон тот ничего, – прошептала Женя и кокетливым движением рук брызнула в лицо Олеси речной водой.

– Это ты про кого? – заинтересовавшись, спросила Юля. – Про Андрея что ли?.. Он странный какой-то. Вчера, например…

– Знаю, знаю, – перебила Женя. – Только я не про него тебе говорю. Вон тот чёрненький мне больше нравится. Сашей, кажется, зовут… Да, погода ничего. Говорят, до двадцатого июля продержится, а потом опять дожди пойдут. Вплоть до конца месяца.

Женя мастерски перевела разговор на другую тему, потому что парни были на расстоянии, с которого можно было расслышать её слова.

– Здорово, девчонки, – издалека начал наступление Санька. – Как водичка? Не желаете искупнуться вместе со мной?

– Только что из речки вышли, – сухо ответила Юля.

– А я не прочь освежиться… Пойдём, – согласилась на предложение Женя.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации