Текст книги "Темная сторона Англии"

Бизнес-план для ресторана

После заявления соседки про собственный ресторан мы ударились в мысли о собственном деле. Реально надоело ходить на завод, да и зарабатывать хотелось побольше. Мы внимательно изучили рынок и поняли, что есть направление, которое изумительно подпадает под местные особенности, и что самое главное, такого здесь нет. Фуд-бизнес. Что может быть лучше жареной картошки для местного населения?

Здесь ее продают и едят в огромных количествах на каждом углу. В Латвии мы не раз видели спиральную картошку на палочке, жаренную во фритюре. Я порылся в Интернете и нашел в Англии только одну фирму, занимающуюся этим, и то далеко за Лондоном. Есть! Только мы сделаем все еще хитрее. Мы сделаем нашу точку передвижной и всегда сможем быть в центре любого праздника.

Своих денег для старта не хватало. Регистрацию на малый бизнес и сертификаты для работы с продуктами здесь можно получить, не выходя из дома. Кроме этого, надо сходить в самоуправление и получить разрешение на торговлю. Катя пошла в самоуправление. Она рассказала нашу идею, показала картинки, и чиновница-англичанка пришла в неописуемый восторг:

– Какие же вы молодцы! – сказала она. – Наше графство приветствует все новое и интересное. Такого у нас действительно нет.

Оставалась одна формальность для банка – бизнес-план. В Англии бизнес-план – это краткое описание того, чем ты хочешь заниматься. Ты сам можешь написать его на листике формата А4 и подсчитать несколько основных цифр. Достаточно большой, по их меркам, бизнес-план на двух страничках был сделан за один вечер, и он сразил банковскую служащую наповал. Доступная цена, блестящая идея, отличная рентабельность. Плюс ко всему мой постоянный контракт с заводом полностью гарантировал возврат кредита. Расходы, доходы и даже налоги были подсчитаны до пенса.

– Кто это делал? – спросила менеджер.

– Я и мой партнер, – ничуть не смутившись, ответила Катерина.

– Что он заканчивал?

– Ничего, просто всю жизнь занимался бизнесом.

– Это блестящий бизнес-план! – подвела итог разговора чиновница. – У нас таких бизнес-планов по малому бизнесу максимум один-два в год. В остальных написано всего по нескольку цифр. Думаю, что на комиссии у вас не возникнет проблем с кредитованием. Позвоните нам через три дня.

Ответ произвел эффект ледяного душа: «Вам отказано». Разумеется, причины отказа они имели полное право не объяснять. С одной стороны, было обидно, а с другой – мы были рады, потому что через несколько дней нам написали из самоуправления, что торговать «с колес» мы бы все равно не смогли. Все, чем они нам могли помочь, это сдать в аренду свои ларьки на море, а на микроавтобусе подъезжать к пляжам нельзя. При таком раскладе вся идея теряла свой смысл потому, что мы планировали работать сами. А в ларьки надо было сажать людей, платить им зарплаты и аренду самоуправлению. Все это не копеечные расходы, а на государство мы напахались и у себя. Так что спасибо.

– Что будем делать, подруга? – Я видел, что Катерина совсем раскисла и поникла головой. – Не помирать же!

– Ну не знаю. У меня есть кое-какие накопления. Может быть, попробовать торговать через «ebay»? Подниму свои контакты, выберу поставщиков, закуплю, сколько смогу, товара. Надо делать что-то. Под лежачий камень вода не течет.

– Я тоже так думаю. У тебя большой опыт продаж в своей сфере. Ты же бывший оптовый менеджер, а чулки и колготки всегда были в спросе. Регистрируйся как самозанятое лицо и начинай с ма́лого, а там, может, и пойдет. – Я обнял ее за плечи. – И не расстраивайся, что, на них свет клином сошелся, на этих банках? Сами прорвемся. Мы ж не дураки.

Позже поляки объяснили мне, что кредит нам не дали потому, что мы в Англии живем всего полтора года. Реально что-то получить там можно только лет через пять или шесть, при условии, что ты работаешь, а не сидишь на пособии. Они должны убедиться, что ты уже «пустил корни» и, получив кредит, не соберешься домой. Кстати, многие из наших так и делали в начале нулевых, когда английские банкиры даже подумать не могли, что человек так может поступить.

А наши люди могли поступать еще и не так. Совершенно феерическую операцию прокрутил один из эмигрантов, который сумел выжать из английского государства максимум того, что может получить живущий на этой земле.

По приезде в Великобританию он, конечно же, устроился на легальную работу. Друзья проконсультировали его о возможностях английского законодательства, и парень решил не терять время зря. Он уволился и встал на биржу, параллельно не забыв при этом устроиться на работу нелегально, там, где зарплату платят наличкой. Пособие и «черная» зарплата в сумме давали гораздо больший доход, нежели работа «по-белому».

Но и это было не все. Через несколько месяцев он переехал в комнату в маленьком отеле, примерно как тот, в котором я жил первые два месяца в Пуле. С общей ванной, туалетом на лестнице и кухней на весь дом. После этого он вызвал со своей бывшей родины двух своих сыновей, которых поселил в эту же комнату, определил их в местную школу и, подождав две недели, пошел в городское самоуправление. Чиновники пришли в неописуемый ужас. Как так? Вы живете с двумя детьми в одной комнате, да еще и с общим туалетом? Какой кошмар! Детям положена как минимум отдельная от вашей спальня и все удобства! Как же они спят и делают уроки? Почему вы не пришли сразу? Надо же было сказать!

Квартиру с двумя спальнями он получил практически сразу. Но так как он был официально безработным, за квартиру ему официально платить было нечем. Государство вошло в его положение и стало оплачивать ему квартиру, которую само ему и дало. Но и здесь щедрость государства была выжата еще не до конца. Новая квартира находилась слишком далеко от школы, а парень ведь был безработным, и у него не было денег на бензин, чтобы отвозить детей в школу каждый день. Городская управа сжалилась в очередной раз и увеличила ему пособие. Теперь он мог ездить не только в школу, но и на свою нелегальную работу на собственном авто.

Новая удача улыбнулась ему совершенно неожиданно. Как-то утром, выходя из магазина, он потерял сознание и упал. Через пару минут он пришел в себя, но «Скорая» уже была вызвана. От чего он потерял сознание, трудно сказать, но приехавшая бригада констатировала микроинфаркт. В Англии после такого случая легко могут присвоить инвалидность, а это значит, что человек в своей жизни может больше не работать, ну и, конечно, не будет платить ни за что. Даже за автомобильную парковку возле супермаркета, уже не говоря о какой-то оплате за квартиру или коммунальных счетах.

* * *

За соседним забором у меня жил удивительный сосед. Честно говоря, я до сих пор даже не знаю, как его зовут. Когда он, сидя на улице, закуривал косяк с марихуаной, в квартире было абсолютно нечем дышать. Дети спрашивали, что это так отвратительно пахнет, а я не знал, как им это объяснить. Видимо, так была расположена роза ветров, что весь дым чаще всего шел прямехонько к нам. Сосед все время тусовался в переоборудованном под жилое помещение гараже. Благодаря тому, что выходящая во дворик стенка гаража выглядела как один огромный стеклопакет, мы могли видеть, что он творит внутри.

Это был молодой английский семьянин. Его жена с маленьким ребенком жила в доме, а он туда только ходил ночевать. В остальное время он самореализовывался в гараже. Первое, что он сделал в нем, это оборудовал стенку для болдринга (лазанья по стене). Через какое-то время, видимо освоив ее, он установил такие же панели на потолок и после очередного подкура залезал и подолгу висел на потолке, как австралийский ленивец на ветке эвкалипта.

В один из летних вечеров из гаража неожиданно раздались звуки живой музыки. Я заглянул через забор и увидел, что он и его друг, притащив откуда-то барабаны и несколько гитар, начинают постигать всю красоту и мощь музыкального искусства. Всю неделю из гаража вырывались клубы дыма марихуаны, доносились бренчание на струнах и громкие удары в барабан. Соседские собаки начинали подвывать, еще больше усугубляя дикую какофонию и неимоверную жуть, извлекаемую из музыкальных инструментов. Вскоре, видимо смирившись с неудачей, они бросили эту затею, и музыкальный комплект бесследно исчез.

Следующим проектом был спортзал. Всего за пару часов весь гараж был обставлен тренажерами, к потолку были подвешены груши, и теперь по вечерам молодой человек старательно выжимал штангу, упрямо качал трицепсы, а после этого долго избивал мешок. Кульминацией всего был грохот заведенного лодочного мотора. Молодые дарования откуда-то притащили его, занесли с улицы пустой мусорный контейнер, налили в него воды и полдня мучились, пытаясь завести. В конце концов мотор завелся. С чувством выполненного долга они заглушили его, сняли с мусорника, положили на землю, накрыли тряпкой и оставили лежать до следующей весны.

Глядя на это, я всегда думал: ну ладно, ты вообще не занимаешься своей семьей, это твое дело, но кто же платит за весь этот банкет? Ведь глядя на тебя, приходящего в заляпанной краской одежде, я понимаю, что ты какой-то простой работяга, который все это может купить исключительно в кредит. И скорее всего, все твои развлечения стоили гораздо больше, чем я просил в банке на свое дело. Просто он живет здесь с рождения, а я здесь чужой и это надо понимать.

* * *

Прошли три испытательных месяца, и я замер в ожидании контракта. Нареканий на меня не было, поэтому все шансы получить его были налицо. Литовец-финишер, который пришел позже меня, контракт уже получил. С финишерами вечная проблема потому, что у них более тонкая работа и хорошего финишера всегда трудно найти. Ну а в Англии их трудно найти в принципе. Мне дали контракт на месяц позже срока. Не знаю почему. Супервайзер объяснил это тем, что согласие на мой контракт должны подписать четыре начальника. Трое подписали, а четвертый был где-то в отъезде. Наверное, отдыхал. Я сразу вспомнил Уильяма в квадратных очках. Что им еще делать за пятьдесят тысяч фунтов в год? Работа у них такая. Тяжелая. Надо почаще отдыхать. Особенно когда есть на что.

После второго перерыва нужно было наносить цветной гель на форму. Это первый слой корпуса, который определяет цвет будущего корабля. Гель содержит стирол. Это яд. В больших количествах он поражает нервную систему и легкие, поэтому каждый раз перед тем, как начать покраску, внутрь формы опускали несколько гофрированных экстракторов для отсоса воздуха, а наверху врубали огромные вентиляторы. Таким образом предполагался большой обмен воздуха и отсутствие вредных веществ. Сегодня, помимо прочего, бригадиру нужно было снять контрольные замеры стирола и записать их в журнал. Он установил в центре формы датчик, включил его и сказал мне следить за цифрами на экране прибора. Нам подали первые ведра, и работа началась. Буквально через десять минут на приборе загорелась первая красная лампочка и раздался тоненький писк.

– Сколько там? – услышал я голос Эрика откуда-то сверху, со второго этажа.

– Пятьдесят пять единиц! – Я мельком взглянул на экран приборчика и продолжил красить.

Краем глаза я увидел, как бригадир недовольно покачал головой и сделал запись в журнал. Похоже, многовато.

– А сейчас? – снова спросил он меня минут через пять.

– Семьдесят три! – На приборе горело уже две лампочки, и сигнал стал попискивать чаще.

Вскоре загорелась третья лампочка, и писк стал еще громче.

– Ну что там, Алекс? – Он уже прекрасно понимал, что у нас в корабле ничего хорошего не происходит.

– Сто сорок семь!

Когда мы через сорок минут закончили покраску, на приборе горели все четыре лампочки, и он разрывался на части. Я бросил взгляд в сторону экрана. На нем отчетливо светилась цифра 225.

Мы вымыли руки и сходили к автомату опрокинуть по стаканчику холодной воды. Гель – трудная работа. После такого цикла нужно минут десять – пятнадцать, чтобы передохнуть.

– Алекс, сколько там было на приборе, когда мы выходили? – Судя по его взгляду, поляк задавал мне каверзный вопрос.

– Двести двадцать пять.

– А знаешь, сколько норма?

– Нет. Я вообще первый раз вижу такой прибор. Сколько?

– Не поверишь – тридцать!

Я обвел непонимающими глазами стоящих вокруг коллег, и несколько англичан, не говоря ни слова, просто утвердительно покивали головой. Мама дорогая! Это же какое превышение нормы! Да такого не было даже у меня в России! Мы всегда ставили вентиляцию, достаточную для того, чтобы наши мастера не травили себя.

* * *

Друг-литовец нашел себе другую девочку и поехал знакомиться куда-то далеко за Лондон. По фотографиям в Интернете она ему очень понравилась, и его не пугало даже то, что из двух выходных в сумме один из них он проведет в пути. В понедельник на брейке я заметил по его глазам, что его аж распирает, как ему хочется что-то рассказать.

– Ну давай, хвастайся! – Я плюхнулся на пластмассовый стул на заднем дворе ангара и достал из пакета свой завтрак.

В обеденный перерыв мы всегда с ним ходили кушать на улицу. Во-первых, хотелось подышать свежим воздухом после наполненного химическими испарениями цеха, во-вторых, в столовой, как и на острове, разговоры во время обеда постоянно прерывались громкими рыганиями и другими неприличными звуками. Лично мне это не доставляло никакого удовольствия, поэтому я грел свою коробочку с едой, брал термос с чаем и выходил во двор.

– Короче, не поверишь. – От волнения он даже не начинал есть. – Знаешь, где я был? В Бостоне. У нас же тут практически нет литовцев и латышей, в основном англичане и поляки.

– А там? – Мне уже становилось интересно.

– Там целое литовское поселение. Диаспора. В городе целый район! Короче, я как будто снова попал в Литву. На улицах полно лысых качков в спортивных костюмах, кроссовках, с золотыми цепями и браслетами. Такие же сидят и в проезжающих мимо тебя «БМВ». Все на тебя целятся рылом и осматривают с ног до головы. Все время такое ощущение, что в любой момент отберут деньги или мобильный телефон. Хорошо, если при этом не изобьют.

– Да ладно! – Я рассмеялся и махнул рукой. – Не гони!

– Серьезно! Я шел с девушкой и все время косился по сторонам. Я же там приезжий, хрен знает, что они могут вытворить, если ты не из их села. Еще я там видел людей на улицах, которые ходят, топчут ногой банки из-под пива и собирают их в пакет. Собирают и пластиковые бутылки. Прямо как у нас в Литве.

– И много их там?

– Много! Я тебе скажу, что даже на родине их плотность на квадратный километр иногда бывает меньше.

– Ну не может быть! – Я уже с трудом удерживался, чтобы не расхохотаться.

– Но и это еще не все! – Литовец отхлебнул из кружки. – Когда мы с ней сидели за столиком в кафе, в него зашел какой-то оборванец. Услышав литовскую речь, он подошел к нам и спросил: «Вы из Литвы?» Я сказал, что да. После чего он упал на колени и стал пытаться поцеловать мне руку со словами: «Как я рад, что встретил земляков, дайте мне, пожалуйста, что-нибудь покушать». В общем, вечер был испорчен.

– Ну а девушка-то как?

– Девушка – класс! – Он показал большой палец и расплылся в улыбке. – То, что надо! Только я туда больше не поеду. Лучше уж она ко мне…

* * *

В выходные мы поехали в местный аквапарк. Когда-то еще до Англии, живя в Риге, я не раз ходил в аквапарк «Ливу» со своими сыновьями. В одно из посещений мы увидели там пятерых англичан, которые вели себя, по нашим меркам, абсолютно неадекватно. На горках они не ждали зеленый свет, прыгали в трубы по пять человек подряд, ехали на животе вперед головой, не брали надувные круги, в общем творили что хотели.

Спасатели носились как угорелые, чтобы как-то их обуздать, но англичане не сдавались. Многие посетители пребывали в состоянии тихого ужаса и обсуждали, пьяные они или обкуренные, потому что нормальные люди в аквапарке обычно соблюдают правила поведения и безопасности и, уж по крайней мере, слушаются персонал. В конце концов англичан отловили и попросили покинуть аквапарк. В ответ они сделали большие глаза и отказались. Они в принципе не понимали, чего от них хотят. Короче, история закончилась диким скандалом, и настроение было испорчено у всех.

Секрет открылся мне только теперь, спустя много лет. В этот день я увидел, что в английском водном комплексе отдыха так делают все, кому не лень. За два часа пребывания в аквапарке, раз так в шесть меньше нашего, я наблюдал три инцидента, во время одного из которых женщина ударилась головой о каменный пол. Ей принесли лед, посидели около нее, на этом все закончилось. Два других инцидента, к счастью, были полегче. Красный и зеленый свет там горит для проформы, и никаких датчиков, кроме этих лампочек, на трубах нет.

Все переключения красного на зеленый происходят только по временной задержке, да и какая разница, на лампочки смотрит только тот, кто хочет на них смотреть. А кто не хочет, просто прыгает в трубу как ему заблагорассудится и едет вниз. То, что казалось нам диким и неприемлемым, на самом деле, для них является обыденным и абсолютно нормальным. И это факт.

* * *

Тем временем на очередном митинге, которые обязательно проходили каждую пятницу, наш супервайзер объявил, что компания оплатит обучение в колледже всем желающим приобрести NVQ. Это Национальная профессиональная квалификация. Вообще-то это очень неплохо иметь такую бумажку. В зависимости от полученной категории с ней можно претендовать на более высокую зарплату и работать с композиционными материалами в аэрокосмической и военной отрасли, а это большой плюс. Предложение было встречено гулом негодования. Самые старые работники стали возмущаться, что какие-то дилетанты-теоретики из колледжа будут обучать великих мастеров, которые проработали по этой специальности всю жизнь. Я удивился, а литовец, который стоял рядом со мной, улыбнулся и сказал, что они просто не умеют читать и писать и не хотят облажаться. К тому же многие из них работают с постоянными нарушениями технологии, поэтому есть риск опозориться при сдаче зачета, а с учетом их огромного стажа это неописуемый стыд. В конце митинга подавляющее большинство местных фыркнуло и заявило, что им это нахрен не нужно, а я всерьез задумался, потому что учиться было предложено всем, даже невзирая на плохое знание языка. В самых тяжелых случаях были обещаны языковые курсы за счет фирмы.

– Пойдешь? – Бригадир подошел ко мне с листком бумаги, в который записывал желающих учиться.

– Эрик, ты же знаешь, что мой английский недостаточно хорош!

– Не переживай! Язык не главное. Главное то, что ты отлично знаешь свою работу. Тем более что в колледж ходить не нужно, все будет происходить в рабочее время прямо в цеху. Ты получишь квалификацию, я не сомневаюсь в тебе!

– А как будет выглядеть обучение? – Я все еще не мог понять до конца эту систему.

– Очень просто. Люди из колледжа будут стоять рядом с тобой во время работы, смотреть, фотографировать и задавать вопросы. А ты будешь делать свое дело, объяснять, что именно ты делаешь, какими инструментами, какими материалами, какую применяешь технологию и почему. Они сами будут записывать в твою папку все, что ты скажешь, и вставлять картинки, но если даже и понадобится что-то написать тебе лично, ты всегда можешь подойти ко мне или к любому из команды и они помогут тебе с английским языком. Давай, Алекс! Уж кому-кому, а тебе здесь бояться вообще нечего. Сдашь за один раз! – Он подмигнул мне и многозначительно поднес ручку к пустой строчке на листе.

– О’кей, начальник, уговорил. – Я поправил защитные очки и почесал затылок. – Пиши!

Наступил день предварительной проверки. Всех записавшихся вызвали в столовую и раздали каждому по четыре задания. Два по математике и два по языку. Каждое из заданий представляло собой четыре листочка, скрепленные степлером. На листочках было проставлено множество вопросов. Видимо, преподаватели из колледжа хотели убедиться, что будущие ученики умеют читать, писать, складывать двузначные числа в уме и решать простые логические задачки. Чтобы точно понимать вопросы теста, мне разрешили пользоваться переводчиком на моем коммуникаторе. Я не знаю, для какого класса были эти задачи по математике, но решил их за считанные минуты, а вот остальные потенциальные ученики с ответом как-то подзадержались. С языком было труднее, но и там я сделал почти все.

Больше всего удивило то, что я сдал свои бумаги в одно время со многими англичанами. Для меня было непонятно, как можно так долго делать такие простые задания, к тому же на родном языке. После тестов нам выдали пустые канцелярские папки, в которых не было ничего, кроме цветных вкладышей. Преподавательница подняла над головой такую же полную и сказала, что наши в конце обучения будут такими же, как у нее, и в них будут находиться подробные поэтапные описания и фото всех технологических процессов.

Реально там было листов двести. Я даже как-то запереживал, но, вспомнив то, что говорил мне Эрик, успокоился. Они ведь сами все напишут и сфотографируют. Нужно будет только показать, что я это умею. А это я смогу.

А потом было еще два занятия. Приехали совершенно другие люди, усадили нас в столовой и стали задавать кучу вопросов. Нужно было сначала подробно описать какой-то технологический процесс устно, а потом самостоятельно все это написать. Это уже были задания, которые я, естественно, выполнить не мог.

Мне выдали какую-то желтую бумажку, на которой было написано заключение, что мне требуются дополнительные занятия по английскому языку, но про курсы уже никто не заикался. Никто не ходил в цех, и никто ничего не фотографировал. Фотографировать нам предложили самим, но с учетом того, что во время работы руки у нас все время в перчатках, измазанных липкой смолой, это абсолютно не представлялось возможным. Один за другим начали отказываться даже англичане. Перед третьим занятием я тоже подошел к супервайзеру и сказал, что это, наверное, слишком сложно для меня.

Так закончилась моя попытка получения Национальной профессиональной квалификации ламинатора GRP…

* * *

Перед следующим занятием ко мне подошел Стивен, англичанин из моей бригады, и спросил:

– Почему ты больше не идешь учиться на NVQ?

– Я отказался. У меня недостаточно хороший английский для таких задач.

– Да ладно! Твой английский с каждым днем все лучше и лучше! Сколько языков ты вообще знаешь?

– В каком смысле, Стивен?

– Ну, я смотрю, что ты разговариваешь с литовцем. На каком языке ты с ним говоришь?

– На русском. Когда-то наши страны были в составе СССР, и там все знали русский язык.

– Это твой родной?

– Да.

– О’кей, ты еще разговариваешь с поляками. Ты знаешь польский?

– Нет, я знаю украинский, а он очень похож на польский.

– Так ты же из Латвии! Значит, ты знаешь еще латышский?

– Знаю. Не в совершенстве, но знаю.

– Так что тогда получается? Ты знаешь русский, украинский, польский, латышский и уже довольно хорошо говоришь с нами на английском? Пять языков?

– Ну, польский я не знаю, просто понимаю, что они говорят. – Я рассмеялся. – Стивен, отвали! Хорошо я знаю только русский и украинский!

– Да плевать! – Он никак не унимался. – Пускай даже не в совершенстве, но ты можешь объясниться с людьми пяти национальностей. А вот мы, англичане, не знаем даже двух языков! Мы ленивые и тупые. Куда бы мы ни приехали, нас везде понимают, поэтому мы ни к чему не стремимся и нам ничего не нужно. А вы – совсем другие. Не такие, как мы. Идем сегодня со мной в паб! Я хочу показать тебя своим друзьям.

У Стивена постоянно было красное лицо, потому что он каждый вечер пил. Сколько бы он ни зарабатывал, денег у него не было никогда. Однажды, во вторник, он начал издавать дикие вопли, скакать по кораблю, как мартышка, и хлопать себя руками по заду. Я спросил у стоя́щего рядом поляка, что происходит с нашим коллегой, на что получил ответ:

– У него нет денег на сигареты. А когда он не курит, у него попросту едет крыша.

В те дни, когда у Стивена после паба оставались деньги на сигареты, он постоянно бегал курить в рабочее время, а однажды забыл, что у нас поставили камеры, и попался. Дисциплинарное взыскание – это, конечно, было не самое страшное наказание для него, но удивительнее всего было другое – спустя пару недель после этого инцидента его назначили fire marshall (инспектором пожарной охраны), потому что предыдущего перевели на другую верфь.

Курить в рабочее время Стивен, конечно же, не перестал, просто стал это делать осторожнее, с соблюдением правил пожарной безопасности. Через какое-то время Стивена тоже перевели на другую верфь, но, на мой взгляд, ему было совершенно все равно, где работать. Наверное, нашему супервайзеру надоело, что Стивен постоянно записывается на овертаймы, но никогда на них не приходит. Вот он его и выпер.

Было еще одно предположение, почему Стивена убрали с нашей верфи.

Как-то раз он пришел с утра на работу в своем обычном состоянии, то есть с бодуна. В тот день мы ламинировали борта яхты, и нам предстояло за один цикл покрыть стекловолокном и смолой около шестидесяти пяти квадратных метров площади корпуса. Это очень трудоемкий процесс, которым занимается одновременно вся команда, и в этом случае смола наносится на борт из специального пистолета.

Кроме шланга подачи смолы, на пистолете есть трубочка с катализатором, без которого смола не начинает застывать. Оба компонента смешиваются в «стволе» и воздухом подаются наружу. Перед началом работы, по инструкции, всегда нужно проверить, подает ли пистолет катализатор в «ствол». Если нет, смола, нанесенная на форму, не застынет и исправить это будет никак нельзя. Для проверки нужно нажать на курок и набрать немного смолы в обычное ведерко, поболтать его и подождать несколько минут. Если катализатор подается, жидкость начинает темнеть. Все в порядке, можно начинать процесс.

Работать на пистолете выпало Стивену. Видел его кто-то с «контрольным» ведром или не видел, до сих пор не знает никто. Но когда через несколько часов мы закончили работу, многие обратили внимание, что нанесенные на борта реактивы и стеклоткань так и не поменяли цвет. Бригадир с умным видом ходил внутри корпуса, трогал борта яхты руками, качал головой и выражал надежду, что к утру смола все-таки застынет и у нас все будет хорошо.

Чуда не случилось. Несмотря на то что наш Эрик наверняка очень убедительно просил об этом высшие силы, они отвернулись от него, и катализатор так и не возник из воздуха и не упал на борта корабля. Теоретически вся ответственность за катастрофу лежала на нем, потому что именно он должен проверять все инструменты и оборудование, тем более что изделие огромное, технологические циклы очень длинные и любая ошибка может привести к плачевным последствиям. Именно к таким, какие мы наблюдали этим утром, стоя внутри корабля. Стивен глупо улыбался и шутил, на Эрике просто не было лица.

Через час приехала комиссия из главного офиса. Они долго обсуждали случившееся, трогали руками скользкую поверхность бортов, что-то в ней ковыряли и в итоге вынесли вердикт: «На помойку!» Следующие несколько дней мы провели с пилами в руках, раздирая на части неудавшийся корпус восемнадцатиметровой моторной яхты и засовывая эти куски в огромный пресс на заднем дворе. А потом нам показали заключение, в котором было написано, что инцидент вызван сбоем в работе пистолета для нанесения смолы. Пистолет разобрали, помыли ацетоном и собрали. В цеху навели порядок. А делать корпус заказанной яхты начали «с нуля».

* * *

Для того чтобы в корпусе было чисто и между слоями стекловолокна не было мусора с подошв, перед тем как в нее спуститься, на рабочую обувь нужно надеть специальные резиновые галоши. А когда выходишь, их надо снять и положить на специальную полку, которая расположена у трапа. Некоторые англичане надевали эти галоши на рабочую обувь утром у шкафчика с одеждой и снимали их там же вечером или только тогда, когда меняли на новые. Они ходили в них по всему цеху, заходили в туалет, в столовую и даже выходили на улицу. А когда шли домой, снимали рабочие ботинки вместе с галошами и оставляли их в таком виде до утра. По-моему, они не понимали предназначения этих галош. А может, думали, что надевать их надо для того, чтобы чистой была их рабочая обувь.

* * *

Однажды утром, когда после очередного производственного цикла нужно было выбросить мусор, я уже было замахнулся над мусорной корзиной, но вдруг увидел на ее дне сине-красный британский union jack (британский государственный флаг) и два красно-белых флага Англии. Я замешкался. Бригадир стоял неподалеку, и я позвал его.

– Послушай, Эрик, – сказал я, – по-моему, это не очень хорошо. Ведь это государственный флаг. Плюс два флага Англии.

– Ну и что? – сказал он. – Здесь нет футбольных фанатов.

Я выбросил мусор в другую корзину. В этот момент ко мне подошел литовец. Я молча показал ему пальцем в мусорник.

– Ни хрена себе! Как так?

– Не знаю, Эрик сказал мне, что в этом нет ничего такого. – Я пожал плечами и подвел итог: – Может, это мы какие-то неправильные? Может, нас не тому учили? Но ведь у нас так не делают.

– Не делают, – Римас рассмеялся, – в Литве это уже статья!

– Что вас так беспокоит? – Со спины неожиданно снова подошел наш непосредственный начальник.

– Эрик, это же государственный символ, – мой литовский друг снова «ринулся в бой». – Мы приучены относиться к таким вещам с уважением, вне зависимости от того, чей это флаг и в какой стране мы живем в данный момент.

– Да ладно вам, прекращайте. – Бригадир развернулся и ушел на склад.

– Так, я пошел к супервайзеру, раз этот ничего промямлить не может. – Римас протиснулся между работниками и отправился на второй этаж.

Он вошел в офис супервайзера и сказал, что мы не можем работать по причине того, что не хотим бросать мусор на государственный флаг Великобритании. Супервайзер сначала опешил, потом приказал вынуть флаги из мусорника и принести к нему в офис. Что и было сделано. Спустя несколько часов, видимо, получив соответствующие инструкции от вышестоящего начальства, бригадир улучил момент и снова заговорил со мной на тему государственной символики.

– Так почему ты так резко отреагировал на флаги? – спросил он меня, когда мы оказались вдвоем на складе со смолой.

– Эрик, ну я же тебе сказал, что это государственные символы и нас с детства учат относиться к ним с уважением. – Меня уже начинало раздражать то, что ему нужно все объяснять по десять раз.

– Ну в этом же нет ничего страшного! – Он опять завел свою нудную «волынку». – Великобритания очень демократичная страна, и никто ведь не сжигал эти флаги, их просто положили в корзину. Это ведь не надругательство, и не надо забивать себе этим голову. Есть, правда, один район севернее Лондона, где на выборах победили две националистические партии, и там вполне реально получить по морде за такое. А здесь, на юге, тихий уголок и очень толерантные люди, поэтому никто даже внимания не обратит.