Текст книги "Темная сторона Англии"

По пабам

Сегодня была пятница и, соответственно, начинался уик-энд. Народ в Англии проводит его просто. Большинство идет в паб и приступает к обильным возлияниям пива. Причем женщины пьют наравне с мужчинами. Кстати, в отличие от нас, крепкий алкоголь англичане практически не употребляют. Ну разве что в коктейле и при соотношении виски к кока-коле или соку примерно эдак 1:10. В основном они пьют пиво и вино. Две, три или четыре пинты пива за вечер. Может быть, пять, может быть, шесть. Как пойдет. Потом приступают к вину. А на дорожку может быть еще одна пинта пива.

Вполне понятно, что после такого не только сознание – можно и разум потерять. Я жил прямо над пабом и довольно хорошо изучил расписание выходных. Пятница, как правило, проходила спокойно. Гудение народа было настойчивым, но довольно тихим и заканчивалось к двенадцати часам. В субботу после семи часов вечера начиналась живая музыка, гул звучал громче и затягивался далеко за полночь. Это было не критично, потому что и в пятницу, и в субботу впереди был выходной и можно было спать сколько хочешь. Самое страшное было в воскресенье.

Судя по тому, что начиналось в этот день, можно было предположить, что отдыхающие полностью осознают неотвратимое приближение понедельника. Каждой клеткой своего организма они понимали, что завтра им предстоит собрать в кулак всю свою силу воли и отправиться на трудовой фронт, на жестокую битву с работой и потратить все свое оставшееся здоровье и молодость (у кого она еще есть) на вырывание жалких грошей из оскаленной пасти капитализма.

А пока было время, нужно было по максимуму наполнить организм «живительной влагой» и получить удовольствие от жизни, то есть взять от нее все. Народ отрывался по полной. Пьяные крики и гам не утихали до половины третьего утра. Только один раз около часу ночи все резко стихло. Я уже подумал, что на этот раз мне повезло и получится поспать. Но не тут-то было. Тишина сменилась истошным женским воплем. Я вскочил с кровати и подбежал к окну. Внизу несколько человек выносили из паба прилично одетое тело без отсутствия каких-либо признаков жизни. «Неужели убили?» – в первую секунду подумал я. Мужчину положили на тротуаре и встали вокруг него в кольцо. Женщина упала на колени и пыталась его растрясти. Через некоторое время тело зашевелилось и попыталось встать, но, несмотря на помощь окружающих, попытки оказались тщетными. Вскоре приехала «Скорая», быстро произвела осмотр пациента, погрузила его в машину и увезла. Остальные вернулись в паб, и музыка загремела снова. Закончилось все строго по графику. То есть ближе к трем часам. Как можно после такого на следующий день выйти на работу и выполнить ее в рамках человеческих норм?

Зато теперь, по крайней мере, у меня снялся с повестки дня один нерешенный вопрос. Я понял, откуда у нас в цеху по утрам берутся неадекватные люди с блестящими красными глазами, с висящими соплями, засыпающие, присев куда-нибудь, и идущие в противоположную сторону вместо той, куда им говорят. Помимо прочего, они путали материалы и химикаты, а бригадир, который прекрасно понимал, почему это происходит, отводил глаза в сторону и давал им работу полегче. Но так, чтобы ничего сильно не испортили. К первому перерыву эти люди, если так можно их назвать, приходили в себя и начинали стонать, как же они плохо себя чувствуют. Скорее бы конец рабочего дня, чтобы вернуться домой и прилечь в кровать. Однако после ланча, видимо окончательно протрезвев, они ждали конца рабочего дня еще больше. Чтобы вечером снова пойти в паб.

Вообще они стонут все время. Каждое утро начинается с нытья. Если ты спрашиваешь, как дела, они отвечают – плохо. Что пришлось рано вставать, что вчера было много пива, что они поздно легли, что их очень тошнит. Время от времени они бросают инструмент и бегут в туалет избавляться от тошноты. Как правило, это основные причины утренних страданий. Они считают часы и минуты до конца рабочего дня и практически никогда не остаются на овертайм. На овертаймы работаем только мы.

* * *

Катя тем временем, сидя на острове, продолжала искать в Интернете варианты с жильем. Она не могла приехать ко мне потому, что договорилась сидеть с Маринкиным ребенком, пока та работает на заводе. Маринка с Вовой тоже собрались переезжать на Большую землю, и им надо было доработать два месяца.

В свою очередь я продолжал таскаться по гостиницам, потому что в Англии и так с ходу не найти жилье за приемлемую цену, а на юге это задача усложняется втройне. Регион миллионеров. Все богатые лондонцы стремятся на юг. Поэтому здесь высокие цены. Все хотят что-то прикупить в Дорсете, поэтому предложений по аренде и продаже здесь очень и очень мало. Причем такая ситуация сохраняется на этой территории практически весь год. Помимо всего этого задача усложняется тем, что даже если у тебя есть официальная работа, но нет постоянного контракта, агентство по недвижимости тебе квартиру в аренду не сдаст. Постоянный контракт тебе тоже сразу никто не выпишет, в любом случае вначале будешь работать на временном. Работодателю давать тебе постоянный контракт не выгодно, поэтому тебя как можно дольше держат на временном. И в итоге получается замкнутый круг. Снять жилье без постоянного контракта невозможно, а контракт не дают.

Временный – это в лучшем случае три месяца. В худшем месяцев семь-восемь. Вопрос: а где все это время жить? Вот и селят нас через частные объявления по гостиницам да по комнатам, в домах, где на восемь комнат один туалет и душ, да и те на лестничной клетке. А кухня одна на весь дом, в котором комнат еще больше, чем на твоем этаже. На кухне стоит несколько плит и холодильников, чтобы счастливые от того, что у них есть хотя бы крыша над головой, гастарбайтеры могли приготовить себе пожрать.

Дома́ эти обычно поделены на маленькие клетушки, в которых помещается только кровать, тумбочка и стол. Хозяин специально добавляет стенки, чтобы выжать из домика максимальную прибыль. Некоторые комнатушки находятся прямо под крышей, и когда заходишь в них, надо пригибать голову, чтобы не удариться о наклонный потолок. Такая «одиночная камера» сто́ит минимум семьдесят фунтов в неделю, дешевле не найти ничего.

Нам же нужно было две спальни. Дело в том, что Катерина собиралась подавать прошение на государственное жилье, а при таком раскладе на двух взрослых и двоих детей комнат должно быть никак не меньше, иначе тебя обвинят в намеренном ухудшении жилищных условий, чтобы обогнать очередь и получить жилье раньше других. А за такое могут и наказать. Помимо всего прочего, никто не хочет сдавать квартиру семье с маленькими детьми. По местным законам, хозяин не имеет права выставить на улицу семью с детьми, даже если арендаторы не платят ему. Лучше пустить кого-то с кошкой или собакой, потому что с животными можно выставить за неплатежи, а с детьми нет.

Тем не менее Катя продолжала поиски, созванивалась с агентствами, а в мои обязанности входило дойти до места и изучить очередной вариант. В одну из пятниц мне надо было посмотреть две квартиры от одного агента.

Идти надо было недалеко, квартиры были в одном доме, и вечером я отправился на просмотр. Ровно в семь часов приехал агент на «Рэндж-Ровере». Похоже, они там все на «Рэндж-Роверах» ездят. Недвижимость в Великобритании – хороший бизнес. Цены заоблачные, поэтому никто не бедствует. Агент показал мне две квартиры, в каждой из которых была только одна спальня. Они были в одном доме и обе на верхнем этаже под крышей. Площадь их я даже затрудняюсь назвать, на мой взгляд, метров двадцать. До этого я вообще не понимал, как двухкомнатная квартира может быть меньше пятидесяти квадратных метров. А здесь таких большинство, и в основной своей массе – в ужасном состоянии, несмотря на то, что в них после каждого арендатора делают ремонт.

В общем, я посмотрел то, что мне показали, и особенно меня впечатлили отопительные котлы. И в той и в другой квартирах они стояли в спальне, причем на полу. Видимо, те, кто их ставил, делали это, не заморачиваясь совсем. Честно говоря, я вообще не могу себе представить, как можно спать с отопительным котлом в одной комнате и жить там с маленьким ребенком. Ведь котел – это первое, куда он залезет. Когда мы вышли на улицу, я поблагодарил агента за просмотр и поинтересовался:

– Скажи мне, а как здесь насчет квартир с газовым отоплением? Я знаю, что если за газ люди платят зимой тридцать – сорок фунтов в месяц, то за электричество счета доходят до двухсот.

– А ты откуда приехал? – Он задал мне вопрос и стал внимательно ожидать ответа.

– До этого я жил в Шотландии, и у меня были электрические батареи. Зимой было очень дорого обогревать ими дом.

– А-а-а! Шотландия! Ну конечно. У них очень дешевый газ. В Англии все не так. – Он подошел ко мне поближе с видом заговорщика. – В Англии все наоборот. Здесь очень дешевое электричество. Газ здесь очень дорогой, поэтому мой тебе совет: бери то, что я тебе показал. Это не дорого, и на отоплении ты сэкономишь кучу денег. Бери с электрическим котлом.

Он врал мне в глаза. На что был расчет, я так и не понял. Свалить потом на то, что я не знаю английского языка? Бред. Наглость? Отношение к чужеземцу?

В общем, я отказался. А через пару дней Катя нашла другой вариант. Ближе к работе, с двориком, с парковочным местом, газовым отоплением и двумя спальнями – за шестьсот фунтов в месяц плюс счета. Счета добавляли к аренде еще около двухсот. Налог самоуправления, Интернет, вода, электричество и газ.

Квартирка была метров сорок, а может быть, и меньше. Глядя на размеры нашей спальни, я поймал себя на мысли, что в Латвии в последней съемной квартире у меня была такая кухня. Здесь же на кухне, стоя прямо по центру, без труда можно было достать руками до любой окружающей тебя стены.

Съемная квартира

Только потом, после приезда в Пул, Катя рассказала мне, чего ей стоило снять эту квартиру. Сколько она выслушала упреков за свой плохой английский, хотя на самом деле он у нее был очень неплох, сколько раз агенты не брали трубку, сколько раз обещали перезвонить или написать и не делали этого – словами просто не передать.

Насчет себя я знал только одно: что пока она билась с ними, у меня пошла пятая неделя в гостинице. Агентство готовило договор больше двадцати дней. Сначала с нас потребовали депозит за один месяц, потом за два, потом еще попросили финансового гаранта, потом проверяли нас через какую-то фирму, потом несколько раз приглашали за ключами и каждый раз не давали их, с улыбкой говоря о том, как они понимают мою сложную ситуацию.

Каждый раз они обещали, что вот-вот я покину гостиницу, перееду в их замечательную квартиру и буду жить как человек. Я отказывался от овертаймов, бежал в агентство и каждый раз понимал, что снова не так, и не получил ключи и договор.

Наконец наступил знаменательный день, когда агентство сообщило, что сегодня все будет сто процентов. Женщина совладелец фирмы сказала, чтобы я пришел после работы и ее партнер выдаст мне ключи после подписания договора. Я пришел в назначенное время, на всякий случай взяв с собой литовца, который хорошо говорил по-английски и вызвался мне помочь. Солидно одетый партнер был в офисе один.

– Добрый вечер! Я должен подписать договор аренды и забрать ключи.

– А вы кто такие? – Наш визит явно вызвал у него приступ неприкрытого раздражения.

– У меня должен быть готовый договор и ключи, – спокойно повторил я.

– Прежде чем приходить за чем-то, нужно записываться на прием! – Владелец агентства перешел в решительное наступление. – У меня сейчас важная встреча, и я не могу терять время на вас!

– Послушайте, я не просто так пришел, я созванивался с вашим партнером, и она сказала, что сегодня все будет готово. Я прихожу в четвертый раз!

– О’кей, присаживайтесь, какой адрес? – По всему было видно, что он не хочет нами заниматься совсем. – Договор…

Мужчина начал рыться на столе и что-то усиленно искать. Очевидно, он искал бумаги, но договора не было. Я начал догадываться, что его опять не подготовили. Вполне вероятно, что и в прошлые мои приходы причина могла быть точно такой. В конце концов он нашел какие-то несколько листиков и пошел копировать их на ксерокс. И тут закончился картридж. Он долго тряс его, вставлял, доставал и тряс по новой, и наконец после долгих мучений копии бланков договора были сняты. Англичанин снова плюхнулся в кресло и стал их от руки заполнять, время от времени задавая мне короткие вопросы.

– Извините меня за мой английский, он недостаточно хорош, – я попытался немного разрядить обстановку.

– Мой польский гораздо хуже твоего английского! – резко оборвал меня клерк.

– А кто вам сказал, что я из Польши? – Я ухмыльнулся и уставился ему в глаза.

– А откуда? – Он немного сбавил обороты, понимая, что сказал что-то не то.

– Из Латвии.

– Из Латвии? – Он на секунду задумался. – А это где?

– Балтийские государства, – я пытался понять, имеет ли он хоть какое-то представление о географии, – Балтийское море, бывший СССР, рядом с Финляндией. Не?

– Это далеко от Польши? – Он спросил это так искренне и так непринужденно, что я понял: он не имеет понятия, где находится Финляндия, и все его познания ограничены знанием местонахождения Польского государства.

– Недалеко. Практически рядом. У них общая граница в сторону Москвы.

– Москвы? – Он снова загадочно посмотрел на меня, и тут я понял, что хватил лишку. Похоже, он слышал что-то про нее, но тоже не мог с ходу сориентироваться, где она расположена и в какой части света. Про то, что это столица России, владелец агентства по недвижимости тоже вполне мог и не знать.

– Москвы. – Я понял, что надо заканчивать дискуссию, иначе я сегодня снова могу уйти без ключей. – Это бывший СССР.

Мужчина снова углубился в бумаги, и через десять минут я стал обладателем кипы подписанных бумаг и двух комплектов ключей. Кроме того, мне дали акт сверки состояния квартиры, где были переписаны все царапины на стенах, окнах, имеющейся мебели и даже на полу. Мне нужно было проверить его, дополнить, если дефектов стало больше, и принести обратно на подпись не позднее двух недель. Я торжественно пообещал это сделать и рванул по указанному адресу.

Каково же было мое удивление, когда, пройдя через маленький двор, я поднялся по лестнице и нажал на ручку двери. Квартира была не заперта! Я стоял на улице в раздумьях, заходить мне внутрь или нет. А что, если там чего-то не хватает? Почему она открыта? Вызывать полицию или идти обратно в агентство? Глянув на часы, я понял, что в агентстве наверняка уже никого нет. Что ж, надо заходить.

Я обошел все комнаты, пробежал глазами акт сверки и обнаружил, что нигде ничего не пропало. Вся техника, мебель и даже посуда были на месте. По количеству все совпадало, и никто ничего не унес. Это была минута счастья.

Заперев дверь, я рванул в супермаркет. Список продуктов и кухонного инвентаря еле помещался у меня на ладони. Накупив всего, чего только можно, я устроил «гастрономический разврат». Боже мой, какой же вкусной была яичница с беконом, поджаренная на газовой плите! После двухмесячного питания полуфабрикатами в гостиницах нормальная еда казалась чем-то нереально-неземным.

Вторым «счастьем» была стиральная машина-автомат. Два месяца стирки одежды и белья в умывальнике с сушкой на батарее тоже запомнились мне на всю оставшуюся жизнь. В выходные с помощью моего литовского друга я переписал все дефекты в квартире, дополнил их новыми и в понедельник побежал в агентство, чтобы доделать документы и быть спокойным, что новые недочеты не повесят на меня. Здесь все вопросы решаются быстро, за любые царапины и поломки в съемной квартире у тебя снимают с депозита тройную сумму ущерба, и будь здоров. В агентстве даже никого не послали проверять, что я там дополнил к их акту, молча подмахнули бумаги, отдали мне копию и поблагодарили, что я не стал тянуть две недели, а сделал все в течение нескольких дней.

Так закончилась эпопея с поиском квартиры. Теперь оставалось работать и ждать приезда подруги, но сейчас, по крайней мере, я уже мог жить как нормальный человек.

* * *

Тем временем на заводе кипела работа. Заказов было невпроворот. Только что закончилось Лондонское бот-шоу, и завод трудился двадцать четыре часа в сутки. Мы вкалывали с шести утра до шести вечера. А в шесть вечера приходила ночная смена и работала до шести утра. Благо теперь квартира находилась ближе, чем отель, и идти до работы надо было всего двадцать пять минут, поэтому можно было поспать немного подольше. А еще был нормальный душ, широкая кровать и холодильник с нормальной едой.

В один из дней мой бригадир, его звали Эрик, подошел ко мне и в третий раз за два месяца спросил:

– Откуда ты приехал?

– С Шетланда. – Откровенно говоря, я не понимал, почему он так настойчиво задает мне одни и те же вопросы.

– С Шетланда, – задумчиво протянул он. – Ужасное место. Вообще не понимаю, как там люди живут. И где ты там работал?

– На рыбном заводе. – Я смотрел на него и понимал, что он не издевается, он просто не помнит, что спрашивал у меня то же самое два раза до того.

– Это очень тяжелая работа. – Он сочувственно покачал головой и пошел на склад.

«А ведь с виду приличный парень, всего тридцать пять лет», – пронеслось у меня в голове. Я никогда не забуду, как он не мог поверить в то, что мне сорок, и говорил мне, что ему тридцать пять и он уже лысый, а мне сорок, но я выгляжу моложе, чем он. Многие англичане выглядят старше, чем они есть на самом деле. Наверное, сказывается постоянное курение и каждодневный алкоголь. Мне пару раз не продавали виски, пока я не показал свои документы, потому что крепкие напитки можно купить только тем, кому исполнилось двадцать пять. Приятно было осознавать, что на фоне местного населения в свои сорок я еще вызываю сомнения…

Работники постарше откровенно издевались над Эриком. Первое время я не понимал почему. Потом понял. Когда он шел на склад, по дороге забывал, за чем. Он несколько лет работал с одной и той же моделью яхты и не мог запомнить простейшие технологические моменты. Каждый раз, когда у него спрашивали разновидность применяемого материала или размеры детали, он шел смотреть чертежи. Даже если это была одна-единственная деталь в корпусе, он не мог запомнить ее технологическую карту и применяемый материал.

Для сравнения: мне понадобилось всего два месяца, чтобы запомнить наизусть основные производственные параметры нашей модели, поэтому постепенно новые работники перестали ходить с вопросами к нему и стали обращаться ко мне. Почему? Да просто потому, что со мной не надо было по двадцать минут ждать ответа.

Эрик поначалу очень обижался, а потом понял, что теперь он может гулять по цеху еще больше, и мы стали видеть его еще реже. Иногда утром он мог просто не прийти на работу и не появиться еще полторы недели. Он практически никогда не оставался на овертайм. За тринадцать месяцев моего пребывания на заводе он работал с нами сверхурочно всего раза четыре или пять. И честно говоря, лучше бы не работал, ведь переделывать что-либо за кем-либо всегда тяжелее, чем делать работу с нуля. В общем, он все время пропадал, а мы искали его, чтобы попасть на склад за инструментами и материалами. В итоге кончилось все тем, что мы сделали дубликат ключа от склада и втихаря ходили туда за всем необходимым.

У нас не было времени искать его по углам и туалетам. Нам надо было работать. Однажды утром супервайзер зашел в цех и поинтересовался у бригады:

– Эрик сегодня есть? (Его не было уже четыре дня.)

– А кто это? – в шутку спросил у него один из поляков.

Все рассмеялись, а супервайзер вздохнул, улыбнулся и ушел. Я думаю, Эрик был чьим-то родственником из офиса. Потому что ему никогда ничего не говорили, что бы он ни вытворял. Говорят, что память становится плохой от большого количества марихуаны. У них там она распространена очень сильно, и поэтому я предполагал, что в случае с нашим начальником виновата именно она. Как-то раз во время работы вся верфь наполнилась характерным запахом, перебивающим даже запах вонючей полиэфирной смолы.

Кто-то из рабочих решил втихую выкурить косячок в рабочее время, но чтобы не попасть под камеры, забился на холодный склад. Его не смутило, что прямо над его головой находится воздухозаборник главного вентилятора, нагнетающего свежий воздух в цех. Все, что он выкурил, мгновенно было всосано и выброшено прямо в огромный ангар. Находящиеся там люди сразу сориентировались, что произошло, и начали смеяться. Но больше всех как раз-таки смеялся наш бригадир. Круче него был только бригадир «финишеров»[2]2
  Финишер – рабочий, который полирует корпус яхты и убирает на нем весь брак.


[Закрыть]. Когда он заполнял рабочие документы, которых, кстати, в цеху было безумное множество, он писал слово «bot» вместо «boat» (корабль), а название нашей компании списывал с вышитого логотипа на своей рабочей куртке. Раньше я такого не видел нигде.

* * *

Вообще в компании было много непонятных людей. Был один англичанин. Уильям. Маленький и рыжий. Он постоянно приезжал проверять наш филиал. Иногда он выступал на митингах и рассказывал о том, что мы должны хорошо работать и выбрасывать определенный мусор в определенные корзины в зависимости от их цвета. Больше он ничего не говорил, а в оставшееся время просто ходил по цеху и пугал всех своим пристальным взглядом через большие квадратные очки. Все старались его избегать. Это был большой начальник. Биг босс.

– Послушай, а что это за хрен? – спросил я как-то у литовца. Он больше меня общался с англичанами и был в курсе всех дел.

– Это? Это бывший ламинатор, такой же, как ты. – Римас рассмеялся и хлопнул меня по плечу.

– И что, он от простого ламинатора дошел до центрального офиса? – Я был просто поражен невиданными перспективами роста в компании по производству яхт.

– Нет, просто он ходит в одну церковь с начальником отдела кадров. Поговаривают, что его папа тоже когда-то работал в офисе компании, но, думаю, это не имеет особого значения. Гораздо важнее, с кем ты идешь в церковь. Ну или играешь в гольф.

А потом Уильям пропал. Позже мне сказали, что он ушел работать в другую компанию, менеджером по персоналу. Там ему предложили шестьдесят тысяч фунтов в год против пятидесяти на нашем предприятии. Я сразу вспомнил рыбный завод. Там тоже все устраивали на теплые места своих друзей и родственников. Умственные и профессиональные качества в этом случае были совершенно ни при чем.

* * *

В первые несколько месяцев приходило очень много новых рабочих. Тогда шел постоянный набор через агентство. После меня пришло еще человек семь. Из них поляк был всего один. Когда он пришел, то был в шоке от увиденного бардака и давно устаревших технологий. Он не понимал, почему на таком известном предприятии до сих пор все делается вручную, потому что даже на его маленьком заводе в Польше все было гораздо современнее и организовано лучше в несколько раз. А потом он спился и в один прекрасный день просто больше не пришел.

Остальные были англичане. Из них удержался только один, и то только потому, что имел стаж по этой специальности целых семнадцать лет. Его звали Микки, и ему было пятьдесят четыре года, хотя реально он выглядел на все шестьдесят пять. Он действительно хорошо разбирался в своем деле, и из-за этого у него были постоянные конфликты с руководством.

– Нужно останавливать процесс! – кричал он через весь корабль бригадиру. – Через несколько минут смола начнет полимеризоваться и мы загубим деталь!

– Работайте быстрее! – звучал ответ от бригадира, и все начинали ускорять темп.

В результате все происходило, как сказал Микки, и остаток дня, вместо того чтобы дальше делать корпус, мы занимались устранением брака и переделывали деталь. Микки бесился, швырял инструмент и говорил, что наш бригадир по меньшей мере fucking stupid idiot (гребаный тупой идиот). Все сочувственно кивали и соглашались, что это правда.

– Откуда ты, Микки?

– Я приехал из Голландии, – гордо отвечал он всем, – там мне платили шестнадцать евро в час!

– Так зачем же ты вернулся?

– Так там за шестнадцать евро в час нужно весь день стоять раком. Супервайзер постоянно ходит за тобой и подгоняет от звонка и до звонка. А здесь, за одиннадцать с половиной фунтов, можно весь день валять дурака. Мне пятьдесят четыре года, поэтому надо работу полегче. Пускай даже за меньшие деньги, но здесь не надо пахать.

Кроме поляка и Микки, был еще один англичанин в возрасте. Он делал все отвратительно, и его очень скоро перекинули на другую верфь. Остальные – это молодежь. Они продержались меньше всех. Попробовав, что такое работа ламинатора, ребята быстро скисли и в течение недели потихоньку пропали с наших глаз.

* * *

Работал у нас в команде один интересный товарищ из местных. Его звали Джек. Он зачем-то все время приезжал на работу за сорок минут. Правда, до тех пор, пока не получил контракт. Потом стал приезжать за пять минут до начала рабочего времени. У него был зеленый микроавтобус, который он время от времени разбивал. Джек никогда не рассказывал, что с ним случилось, но потом я понял, что происходит с автобусом, когда он припарковал его недалеко от моего дома.

Вернувшись спустя несколько часов, Джек еле стоял на ногах. Все это время он просидел в пабе, а автобус оставил подальше потому, что если владелец паба увидит, что водитель пьяным сел за руль, он обязан позвонить в полицию. Так как автобус стоял далеко и никто ничего не видел, Джек сел за руль и спокойно поехал домой. Полиция неоднократно ловила его, забирала автобус, сажала под арест, выписывала огромные штрафы, но это был не повод бросить пить.

Каждый вечер он регулярно выжирал два литра сидра, а во время выходных все это вдобавок хорошо сдабривалось пивом и вином. Это было удивительно, но это был единственный англичанин, который все время оставался на овертайм. Его соотечественники недолюбливали его за это и постоянно называли fucking masochist (гребаный мазохист). Только перед самым увольнением с завода я узнал, что этот «мазохист» работал не потому, что любил работу, а потому, что у него были многотысячные штрафы за пьяную езду и ему нужно было их как-то платить. Имея большую зарплату, он вечно ходил, как оборванец, и денег у него не было просто никогда.

Когда же у него наконец-таки отобрали права, он уже работал в ночную смену на другой верфи. Теперь вечером он стал выпивать только один литр сидра, а после этого собирался и ехал на работу. И если раньше он пил после работы, то теперь получалось, что до. Ему был пятьдесят один год, правда, выглядел он на все шестьдесят. В один из дней мы с Джеком работали вместе, и нам нужно было отрезать на три детали по шесть кусков стеклоткани на каждую. Джек задумчиво произнес:

– Три детали… По шесть кусков на каждую… Это будет двадцать один, – и начал отрезать.

Я промолчал. Но каково же было его удивление, когда мы закончили работу и три куска осталось! Джек метался по цеху, говорил, что мы где-то забыли положить один слой, что мы нарушили технологию, что нужно все переделывать. Я немного подождал и сказал ему, что все мы сделали правильно, просто когда он резал стеклоткань, по ошибке резанул не один, а два слоя, поэтому получилось лишнее. Джек подозрительно посмотрел на меня и скорее всего не поверил, но это было хоть какое-то объяснение ситуации, которое «прикрывало ему задницу» и давало возможность не переделывать комплект.

В этот момент я вспомнил Кевина с рыбного завода и понял, что с математикой у них одинаково хреново у всех. Даже у тех, у кого с головой вполне себе ничего.

* * *

Наконец-то приехала Катя. Она привезла все наши вещи, и в доме появилась нормальная посуда и белье.

– Это что-то неописуемое! – Ее глаза просто светились от радости. – Я не могла поверить, что уезжаю с острова, даже когда уже на пароме выходили в открытое море. Вижу, как остров отдаляется, а в счастье свое поверить не могу!

– Ну все, все, успокойся, ты уже здесь. Все кончилось, ты на юге, – я успокаивал ее как ребенка. Ведь я знал, что с переездом на юг осуществилась ее самая большая мечта.

Катя сразу же познакомилась с соседкой с нижнего этажа, англичанкой, которая жила со своим сыном и считалась одинокой мамой, несмотря на то, что бойфренд регулярно ее посещал. Очень скоро мы начали угощать соседку нашей едой, совершенно нехарактерной для Англии, благо и я и Катя умели вкусно готовить. Очень многие наши говорят, что англичане не едят то, что едим мы. Это неправда. Они, конечно, многое отказываются пробовать, но при правильном подходе едят, и еще как.

И даже нахваливают, но только тогда, когда ты даешь им это все горячим, на тарелке и подробно объясняешь, из каких продуктов ты приготовил такую вкуснотень. Через пару недель соседка начала говорить, что нам нужно открывать свой ресторан. А однажды, когда я приготовил жареную квашеную капусту с вареной картошкой и запеченной свиной ногой, ее бойфренд слопал все, что было на тарелке, пока она ходила за второй вилкой в дом.

Самым экзотическим блюдом для них были жареные лесные грибы. Англичане не понимают, как можно самому поехать в лес, набрать диких грибов и приготовить из них такой деликатес. Ладно – ресторан, там все понятно, а здесь же нужно как минимум разбираться, что ты рвешь. Если ты в Великобритании заговорил о грибах, то всегда нужно к слову mushrooms (грибы) добавлять впереди слово normal, иначе твой собеседник будет думать, что речь идет о галлюциногенных грибах, которые постоянно жрут наркоманы, и будет думать, что ты балдеешь от этого так же, как они.