Текст книги "Это не моя жизнь"

Грустная усмешка времени

– Простите, мне очень жаль, что я вас, такого неподготовленного, – Клойтцер вздохнул, – отправил путешествовать во времени. Теперь вижу, как рисковал. То, что вы сейчас сказали, глупость сродни той, что пишут ваши фантасты. Я имею в виду прохождение материи сквозь время.

Клойтцер поднялся из-за столика, прошёлся к эстраде, на которой в свете прожекторов прыгали девушки варьете. Вернувшись за столик, взял графин с клюквенным морсом и начал рассматривать его на просвет.

– Вместо вас на работу ваш коллега может выйти лишь в одном случае. Если бы вы этот предстоящий отрезок времени ещё не прожили. То есть, если речь идёт о «предстоящем будущем», – пришелец звонко щёлкнул пальцами перед самым носом доктора. – Постарайтесь понять! Вы уже, я подчёркиваю, реанимировали этих больных. А теперь представьте, что вас вдруг, как листок из дневника, где стоит жирная двойка, нагло выдирают из времени. Вместе с вами и больных. Лекарство, вами назначенное, вдруг исчезает из их крови. И ничего нельзя предотвратить. Вместо вас больных никто не вылечит, так как это ВАШЕ место, но вас на нём НЕТ! В далёком тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом году одна реальность вдруг разрывает другую. Вас сталкивают в ущелье, проще простого! Трещина проходит по времени, и её не заштопать, не законопатить, так как механизм запущен из будущего. Остановить эту жуть можно только из будущего. Если бы мы вас не отыскали на лыжной прогулке, человечество бы погибло.

Почему я с чистой совестью превратил вас в косметолога? Не беспокоясь, так сказать, за будущих больных, вами пока не реанимированных? Потому что вы этот отрезок жизни ещё не прожили! Вместо вас их спасёт кто-нибудь другой. Это просто понять, а вот в две тысячи семьдесят четвёртом понять, что планетарный коллапс вызван именно вашей пропажей, было… архи-сложно. Хотя исчезновение из реальности доктора-реаниматолога прописано в учебниках по эрмиктологии. Но в критической ситуации до этого додуматься практически невозможно! Есть такая теория однократности бытия, её откроют в середине двадцать первого века. Невозможно вернуться из будущего, стать снова собой и жить по-другому. Нарушится континуум, поэтому то, что хотели затеять вы с новогодней ночью тысяча девятьсот восемьдесят четвёртого года, в принципе неосуществимо. Поэтому и «Маркиз» мы применяем крайне осторожно. Вводим в историю, уже прожитую, нового человека. Здесь необходимо учесть тысячи нюансов, прописать поведение, предусмотреть всё, подчёркиваю, все возможные последствия. Ничего ещё не ясно… Всё как в тумане! Однако проект запущен, да поможет нам Бог!

– Неужели даже такая теория есть?! – округил Изместьев глаза.

– Есть, но, отправляя вас в прошлое, я про неё не знал. Мы в Институте Времени провели несколько бессонных ночей, прежде чем сфокусировать причинно-временной промежуток до восьмидесятых годов прошлого столетия. Когда установили время, тогда и вспомнили про мою эрмикцию, и про ваш случай. Но – откуда отталкиваться? Начавшийся коллапс уничтожил все следы. Как подступиться?

– Понимаю, вам не позавидуешь в той ситуации! – сочувственно заметил доктор. – Самое время отчаяться.

– Были единичные случаи, я бы сказал, попытки… Люди накладывали на себя руки. Но, с другой стороны, не являлось ли обрушившееся на нас… своеобразным экзаменом на живучесть, непоколебимость системы? Грош цена всем нашим открытиям и достижениям, если бы они не помогли нам в критический момент! Я помнил, что вы хотели эрмицировать в себя самого в новогоднюю ночь с восемьдесят четвёртого на восемьдесят пятый год. Туда я и направился. Тот самый Дед Мороз в очках, появившийся за пять минут до наступления Нового года… Я не учёл, что у меня запотеют очки! Если бы я вас увидел сразу, может, не случилось бы этого попадания. Я имею в виду, пробкой.

– Так это был ты?! – как ни старался доктор, не смог удержать отвисшую чужую челюсть. – Это тебе очки разбили?! Пробкой от шампанского! Случайно получилось…

– Случайно?! Да неужели! – заметно оживился Клойтцер. – Пробка попала не вам в глаз, а мне в очки. Не куда-то, а в очки! Это означало, что реальность изменена, что сверхзадача, вложенная вам в подкорку коварным Самоделкиным, меняет мир, деформирует его. Перед нами разыгрывался фарс! Не в глаз, а в очки! Понимаете? Вспомните фокусы с коровой, когда жили в Кормилицах и были Акулиной Доскиной! То она пропала, то, как потом оказалось, муж-пьяница её зарезал на мясо. На самом деле это и была вариабельность бытия, предвестники вашей призрачной метаморфозы. Акулина Доскина с мужским эго внутри – очень нестойкий вариант, согласитесь. Тот, кто управляет временем, кого мы пока не знаем, он как бы пробовал различные варианты, пытаясь пристроить, укрепить вас во временной нише. Но, видимо, не получилось, один за другим вылезали наружу неразрешимые противоречия и несоответствия. Потом, как вы помните, стало ещё хуже. Но тогда я об этом не догадывался. Всё вышло глупо с очками! Как-то говорил вам, что время может мстить за вмешательство… Так вот, оно может и насмехаться. Например, пробка в очки – его грустная усмешка, его сарказм.

– Я тебя искал потом.

– Это я сейчас понимаю и могу объяснить до мелочей. Жанна изменилась строго по сценарию Самоделкина. Можете воспринимать её в том времени как воплощение его замыслов. И ваш травмированный палец, и полетевшая мне в очки пробка… Она стояла на страже целостности вашей семьи! Будущей семьи! Не давая тебе её разрушить. Пусть ценой разрушения мира. Такая вот глупость. А я был, если можно так выразиться, как котёнок слепой, ничего не мог объяснить. Получалось, что прилетел зря. Бутылка выстрелила в лицо человеку, которого быть в тот момент там не должно… Таких совпадений не бывает, неспроста всё это! Мне словно показали на дверь.

– У меня сейчас башка вспухнет, всё так запутано!

– Так как мне разбили запотевшие очки, – продолжал Клойтцер, стараясь не потерять нить «повествования», – то вас-призрака, витавшего над головами, я увидел лишь на мгновенье. И понял одно, что ошибся со временем! Что опоздал! В смысле, не туда прилетел. Без очков я вам был не помощник. Пришлось возвращаться назад.

– Не солоно хлебавши, – умудрился вставить Изместьев.

– Мне было не до шуток. Раз пробка пролетела мимо, значит, реальность грубо изменена. Всё не так просто, кто-то вмешался. Задача многократно усложнялась. А коллапс в будущем бушевал… Казалось, планета начала сжиматься, чтобы потом окончательно взорваться. Больше ошибок быть не должно, так мы решили. Надо было действовать наверняка. Тогда и закралась мысль, что вы улетели не туда. Более того, мы не были уверены, что вы вообще улетели. К тому времени мы могли эрмицировать в спящую особь…

– Ну и выраженьица у вас! Имеется в виду, хоть в кого: в лошадь, в зяблика? Или в паучка, что в подъезде под электросчётчиком в свой «интернет» доверчивых мух заманивает?

– Весьма остроумно, но я выбрал Кристину. Я должен был быстро удостовериться, что вы прыгнули в нужное время в нужном месте. А в кого мне было внедряться в ту ночь? – слегка покраснев, признался новоявленный Ворзонин. – Её матушка, наверное, до сих пор вспоминает это как кошмарный сон. Быть девушкой – это, скажу я вам…

– Вы это мне говорите?! – насупившись, заметил москвич-косметолог. – В прошлом Акулине Доскиной? Я и обидеться могу!

– Ах, да, забыл, извините. Здесь вы меня даже перещеголяли!.. Так вот, примчался я на то место, где вы должны были прыгать, но перепутал дома, и едва не сделал очередную ошибку. Вы выпрыгнули из соседнего дома. Бластеры сработали. Удостоверившись, я с чистой совестью мог возвращаться.

– Это что же получается, я сам накликал собственную смерть? Дикость какая! Не пойму никак, почему реальность в тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом году вдруг начала развиваться по-другому? В моей голове – ещё можно понять. Но коллапс не должен из-за этого пойти! Я был сторонним наблюдателем, не более того. Я был призраком!

– Тот факт, что вы стали призраком, и означал, что связь времён нарушилась. А механизм разрушения вы запустили ещё будучи Акулиной. Сами того не ведая, вы носили в подкорке этот механизм! Раз вас столкнули в пропасть, то в две тысячи восьмом году вы жить не можете. Эта вновь возникшая цепочка сработала, переведя из материального состояния в призрачное. Но и совсем пропасть вы не должны были, так как сами эту цепочку реакций и запустили! В этом и заключается ноу-хау Ворзонина, о котором он сам – ни сном ни духом. Одно дело, когда в прошлое попадает обыкновенная личность, и совсем другое – с имплантированной в подкорку сверхзадачей! Подобный результат никто не мог предвидеть, никто никогда в мировой истории таких опытов не проводил! Да и в нашем случае одно на другое наложилось случайно. Поймите: слу-чай-но! Гениальное из открытий! Кстати, именно за это на Самоделкина я обиды не держу. Он не мог предвидеть последствий, а хотел всего лишь напугать вас, приструнить. Вы прозреете, одумаетесь и поймёте, какая гадина эта Аленевская… И вернётесь в семью. О том, что вы улетаете, он не догадывался. Но вы улетели, в этом всё дело. И заложенное им получило совершенно иное развитие.

– Да кто ему позволил?!

– Не отвлекайтесь!.. Итак, возвратившись тогда к себе, в две тысячи семьдесят четвёртый, я понял, что ничего не изменилось. Цепная реакция грозила стать неуправляемой. У нас оставалось слишком мало времени. Самое страшное – я рисковал реально погибнуть в этом самом будущем.

– Каким это образом?

– Например, мог «прилететь» в место землетрясения, ядерного взрыва, или в магнитное поле бластера могла попасть молния… Ладно!.. Затем следовало убедиться, что никто не вмешался в сам процесс. Когда мы поняли, что Ворзонин помог проститутке сделать аборт, то резонно усомнились в его чистоплотности вообще. И решили его проверить. Он занимался таким непотребством, скажу я вам! Мне сейчас стыдно находиться в его оболочке из-за этого. Не хочу вспоминать!

– Лично мне ничего пока не понятно. Колитесь до конца.

– Да ну его! – психотерапевт из будущего махнул рукой. – Мне в его оболочке ещё жить да жить, пожалейте моё самолюбие. Так вот, про Акулину Доскину я не мог знать, но тут нам повезло, если такая формулировка применима к смерти вашего сына.

– О чём ты? – «косметолог» перестал жевать. – Что с Савелием?

– Не огорчайтесь раньше времени, – промокнул вспотевшую лысину носовым платком Клойтцер. – Он скончался от передозировки. Но только таким путём вас можно было найти в мире призраков. Этот феномен я тоже объяснить не могу, но Савелий вас отыскал… в призрачном мире бушующем. Наверное, сказалось родство душ. Короче, своим спасением и вы, и мы все обязаны ему, его жертве. Он сознательно превысил дозу… А мы отыскали в будущем его медицинскую карту. Я понял, что это ваш сын и запрограммировал бластеры на точную дату. Так мы с ним встретились в эрмикт-пространстве России. Ваш близкий человек, которого вы «списали» подчистую, спас не только вас, но и…

– Боже мой! – «косметолог» вскинул вверх руки. – Мальчик мой, Савушка! Разве мог я предполагать?! Догадываться!

– Я повторяю, погодите отчаиваться! – одёрнул Изместьева псевдо-Ворзонин. – Слушайте дальше. Каких нечеловеческих трудов нам стоило понять сию простую истину! Чтобы перечеркнуть все предыдущие варианты развития событий, надо вклиниться накануне, на этапе перед вашим падением в пропасть. Вот оно что! – рассказчик потянулся к кувшину с клюквенным морсом. – Вы умерли в той реальности, и эту трагедию пока, на тот момент, никто не переписал. Вы разбились на лыжной прогулке. Отчасти потому, что Самоделкин думал, что это будет виртуальная смерть, считал – вы напугаетесь, и не более. Ну, там, прозреете, сделаете выводы… Мы появились в зимнем лесу, в далёком январе тысяча девятьсот восемьдесят пятого, за несколько минут до вашей гибели, как бы перечёркивая её, пусть и свершившуюся. Мы вклинились, понимаете? Опоздай мы, и изменённая реальность января восемьдесят пятого, как раковая опухоль, продолжала бы логически развиваться, и обрубки в предыдущем варианте были бы настоящими продажными сволочами! Мы аннулировали предыдущие варианты, оставив вас жить! Тем самым предотвратив гибель планеты.

Траектория в виде петли

– Боже, через что я прошёл! В это невозможно поверить! Может, хорошо, что этого не помню?

– А потом, когда вы, будучи десятиклассником, остались жить, у нас появилось время. Всё в будущем восстановилось вмиг. Благодаря новейшим технологиям второй половины двадцать первого века мы вытянули вашу петлю.

– Какую ещё петлю? – тряхнул головой косметолог.

– Траектория вашего путешествия в прошлое напоминает петлю. Наша задача состояла в том, чтобы привязать обратный путь к старту, к вашему прыжку. Чтобы бластеры «узнали» вас, необходима была та самая катастрофа автобуса в таджикских горах. Случай с мальчиком, побывавшем в состоянии клинической смерти, описан в учебниках. Это парадокс, но воспитательница осталась жива. Уцелела за камнем, всем рассказала про «воскрешение» Кохабера. Она всё видела, кроме самой эрмикции, естественно.

– Эта толстая?! Ракетница?! Не может быть!

– Удивительно, но факт! Иначе как бы мы узнали про тот случай, зачем бы так спешили в таджикские горы?.. После этого всё было делом техники. Я петлю имею в виду. И вы никуда бы уже не делись, технология отработана. Бластеры не выпустили бы. Подготовить надувную подушку внизу и состыковать временные параметры – не сложно. Секунда в секунду. Путешествия в прошлое просто не было! И всё тут!

– Здорово! – растроганно заметил Фаревский-Изместьев. – Спасибо вам!

– Я знаю, вы влюблены в Жанну, – улыбнулся пришелец в облике Павла и похлопал «коллегу» по предплечью. – И вы хотите начать новую жизнь. Я решил подарить вам такую возможность. Сейчас вы молоды, у вас красавицы жена и тёща. А с косметологией, своей юношеской мечтой, думаю, вы справитесь. Трёхкомнатная квартира в Москве – неплохой карт-бланш, по-моему. Завтра в десять, в Культурно-Деловом Центре начинается конференция, на которую вы, собственно, и приехали из Москвы. Вперёд и с песней! Текст доклада у вас на флэшке. Мы увидимся ещё не раз и не два.

– А где настоящий Фаревский? – задал доктор «неудобный» вопрос. – Его нет среди троих уцелевших. И откуда взялись вы? Вас не было у гаражей в три ночи.

– Среди живых Фаревского нет, поскольку он должен был разбиться в том самом самолёте, – пришелец вновь взял молодого косметолога за руку. – Вот эта самая кисть, оторванная по локтевой сустав, кровавая и обугленная, висела на ветках. Это я видел лично. Так что, здесь моя совесть абсолютно чиста. Фактически я вывел из-под удара его тело. Чтобы отдать вам. Чтобы не делать несчастными его жену и тёщу. Просто воспользовался ситуацией. А сам добровольно полетел на этом самолёте, поскольку знал время катастрофы и то, что эрмикт-бластеры запрограммированы с точностью до секунды. Рисковал страшно. Вы могли опоздать или москвич мог не найти этой точки, и тогда – полный аллес! Мне нужно было тело Ворзонина для дальнейшего продолжения миссии.

– Той самой? – встрепенулся молодой косметолог. – С проституткой? Вернее, её гениальным неродившимся ребёнком?

– Вы не поверите, но эта путана скоро снова будет беременна! И от того же самого человека. Я договорился, и на этот раз проколов быть не должно. Правда, вероятность рождения того, кого мы хотим, чуть поменьше, но я постараюсь довести её до девяносто девяти процентов. Каково нам стоило её уговорить, вы бы знали!

– А зачем вам тело Ворзонина?

– Он, сам того не ведая, навёл нас на мысль о виртуальной трансмикции. Сейчас, контролируя данную сферу, мы действительно можем творить чудеса. Если в прошлое попадает эрмикт, запрограммированный нейролингвистическим методом, он начинает его менять в соответствии с заложенной программой. Никакого личного участия от него не требуется. Он даже может не знать о своей сверхзадаче. У нас с вами всё вышло случайно. С помощью обычных электрошокеров мы вернули ваши с Аленевской психологические параметры «на круги своя». Проще говоря, перезагрузили ваши мозги. Кстати, роль перезагрузки сыграла и авиакатастрофа. Когда коллапс был предотвращён, я доложил свои соображения на эрмикт-конвенкции, и наши учёные ухватились за эту мысль. Надеюсь, общими усилиями произведём на свет гения с альфа-мозгом!

– А кто вселился в моё тело? – продолжал удовлетворять любопытство «косметолог». – Я его видел вчера. Вернее, себя самого…

Четверо уцелевших

Клойтцер какое-то время смотрел на собеседника психотерапевтическим взглядом:

– Вы скоро увидите его. Думаю, сам догадаетесь. Обещайте, что не будете чинить ему никаких препятствий. Ведь вы не любите свою жену, а он в ней души не чает. Они будут счастливы, вот увидите!

– Вчера к нам прибился ещё какой-то здоровяк. Ну, там, на путях…

В этот момент что-то неуловимо изменилось в лице Ворзонина-Клойтцера, словно ему предстояло озвучить диагноз неизлечимому больному.

– И этого здоровяка вы сейчас увидите… Кстати, вот и они. Призывайте на помощь всё хладнокровие! – с этими словами психотерапевт вышел из-за стола, приветствуя подошедших мужчин.

Фаревский встать не смог, так как один из подошедших был он сам… в прошлом.

Второй был верзила-матерщинник Беня, появившийся в ночь авиакатастрофы на железнодорожных путях.

– И что это за люди? – прошептал «москвич».

Как ни странно, его услышали все, в том числе и подошедшие.

Ответил – Клойтцер:

– Уцелевшие в катастрофе, я бы так их назвал. В вашем облике – Павел Ворзонин, я вам только что говорил. А тот, кого вы не знаете… Это Савелий, ваш сын. Сложно будет только первое время. Но вам не привыкать быстро адаптироваться.

Надо признать, тело Изместьева не очень жаловало вниманием своего бывшего хозяина. Оно готово было мёртвой хваткой вцепиться в Клойтцера. Его глаза так и сверлили пришельца.

– Не надо меня гипнотизировать, Павел! – со спокойной улыбкой на лице произнёс тот. – Ваше новое тело не обладает этим даром. Он вместе с оболочкой перешёл ко мне. Скорее я вас загипнотизирую!

– Зато моё обладает нокаутирующим ударом и может украсить мою бывшую лысину смачной гематомой. Не пожалею кулаков, обещаю! – выдал бывший Ворзонин.

– Это действительно так? – обратился псевдо-Ворзонин к «косметологу». – Кому, как не вам знать об этом? Насчёт нокаутирующего удара.

– В молодости я боксировал слегка… – уклончиво отреагировал «москвич», которому упасть в обморок не давал лишь молодой организм. – Но сейчас от былой резкости мало что осталось. Брешет процентов на пятьдесят и даже больше!

– Ну, тогда я озвучу некоторые ваши странности. Например, любовь к пионерским песням… – Ворзонин-Клойтцер многозначительно подёргал себя за усы. – Эта щепоть растительности ещё помнит детские пальчики. Фотографии компрометирующие покажу… Припоминаете последний сеанс с Мариной Гачеговой? Мне продолжать?

– Так это были вы?! – брови новоявленного Аркадия Изместьева изогнулись скворечником, а на лбу выступили бисеринки пота. – Подобные превращения науке неизвестны… Нет, продолжать не нужно!

– Пока неизвестны, заметьте!.. Итак, господа, я предлагаю меня сначала выслушать, а уж потом пускать в ход кулаки, – уловив реакцию бывшего обладателя собственного тела, Клойтцер сел первым, приглашая жестом официанта. – Обращаться друг к другу предлагаю сразу же по новым наружным признакам. Поменять их не получится при всём желании. Это, подчёркиваю, навсегда!

– Но зачем вы это сделали, дядя Кло? – обратился к Пришельцу здоровяк.

– Затем, что ты без ума от девочки, похожей на бабочку-крапивницу, которая любит Бенедикта Лепесткова, в теле которого ты и находишься. Она влюблена в него по уши, разве не к этому ты стремился? Я проверял, Савёл, там любовь до гроба! Никаких виражей ни вправо, ни влево не предвидится. Бери ситуацию в свои руки и – попутного тебе ветра!

Услышав это, здоровяк покраснел и не нашёлся, что ответить.

– А ты, Павел, разве не мечтал последние годы оказаться на месте своего однокурсника Аркадия, чтобы тебя любила Ольга? Только честно!

Ворзонин в облике Изместьева почесал чужой затылок и уселся на стул.

– Так… Какого же чёрта вы кулаки на меня настраиваете вместо благодарности?! – почти прокричал пришелец. – Спасибо лучше сказали бы!.. Ладно, официант на подходе, заказывайте, что хотите, а мы с Константином пойдём.

С этими словами он почти силой вытащил «косметолога» из-за стола.

– С Савелием у вас ещё будет время поболтать, сейчас же должны готовиться к конференции. Флэшка, паспорт в дипломате, номер в гостинице «Урал», запомните, на улице Ленина…

У выхода из ресторана они тепло попрощались.

Фаревский отправился на конференцию. Пришелец какое-то время смотрел ему вслед. Потом вдруг покрутил правый ус и пробормотал:

– Только бы ты не вспомнил, дружище, что в две тысячи двадцать восьмом году рождённый проституткой сын должен будет встретиться с твоей дочерью! Жить двадцать лет с такой ответственностью на плечах – немыслимо! Ведь один раз я, кажется, проговорился. Тогда, помнится, я был на вязках и при коме… Эх, будь он неладен, этот диабет!