Текст книги "Политбюро и дело Берия. Сборник документов"

№ 1.58

Копия заявления ссыльнопоселенца Клондрит Б. Д. от 12 июля 1953 г.

Совершенно секретно

Товарищу Маленкову Г. М.

Направляю при этом копию заявления ссыльнопоселенца Клондрит Б. Д. об известных ему фактах преступной деятельности Берия Л. П.

[п.п.] С. Круглов

6 августа 1953 г.

№ 4/71467

Помета:

К делу Берия.

Разослано:

Т. Молотову В. М.

Т. Хрущеву Н. С.

Т. Руденко Р. А.

[п.п.] Д. Суханов. 11.VIII.53

Копия

Начальнику Управления МВД по Северо-Казахстанской области подполковнику товарищу Агибаеву (передается через майора Давиденко)

Ставлю в известность лично Вас, что 13 июля 1953 года мной сдано на почту в г. Петропавловске письмо в адрес председателя Совета министров Союза ССР следующего дословно текстуального содержания:

«Авиапочтой» с уведомлением о вручении.

Председателю Совета министров Союза ССР товарищу Георгию Максимилиановичу Маленкову

г. Москва,

Кремль

Узнав о постановлении Пленума Центрального комитета КПСС, вынесенном по Вашему докладу в отношении врага коммунистической партии и советского народа Л. П. Берия, считаю долгом сообщить вам нижеследующее известное мне обстоятельство:

В июне месяце 1944 года, в бытность мою в 12-й колонии Тайшетлаге НКВД, где я отбывал заключение в исправ [ительном] трудлагере (начальником колоны лагеря был тогда Георгий Васильевич Барахтин), мне как заключенному рассказал один больной заключенный, бывший прокурор в Абхазии (фамилия его грузинская, но припомнить не могу), такой, с его слов, достоверный факт:

Л. П. Берия, в бытность его первым секретарем Закавказского ЦК коммунистической] партии считал своим личным врагом старого члена партии, имевшего орден Ленина, Лакоба – председателя Президиума Центрального исполнительного комитета Советов Абхазии – за то, что Лакоба знал о нем, Берия, политически компрометирующие факты.

Берия выдавал себя другом Лакоба и во время выпивки подлил в вино яд и отравил Лакоба.

Лакоба был торжественно похоронен. Но, дабы окончательно обезопасить себя, коварством и интригами Берия добился признания им отравленного Лакоба врагом народа, и останки Лакоба были перезахоронены.

«Я, – говорил мне этот заключенный, – факт этот лично проверил и рассказываю тебе, – продолжал он, – для того чтобы хоть ты знал коварство этого негодяя Берия, так как я настолько болен, что умру скоро.

Позже я слышал, что он, т. е. тот, кто мне это поведал, в больнице № 2 Тайшетлага, куда он был отправлен, умер.

В свете разоблачения Берия как наймита иностранного капитала, я счел необходимым написать лично Вам об этом факте, чего до сих пор никому не говорил.

Кстати, укажу, что и я лично безвинно и беззаконно репрессирован, ни за что отбыл 8-летний срок в исправительно-трудовом лагере, а теперь считают меня бессрочно-ссыльным, я избит на следствии, в одиночном заключении просидел 1 год и 8 месяцев. Инвалид второй группы. Семь раз писал на имя Берия, но отвечают мне, что я законно осужден. Однако никто до сих пор дело не пересматривал и не просматривал. Копии моих обращений у меня на руках, но они лишь суть крик моей души.

Борис Дмитриевич Клондрит, рождения 1900 года, я внук бурлака, сын бедных безграмотных родителей. Бывший красногвардеец. Имел награды. С 14 марта 1919 года состоял членом РКП(б) – ВКП(б). Репрессирован постановлением Особого совещания

НКВД от 21.VIIЛ 943 г. Приписаны мне статьи 58–10 и 58–11 Уголовного] код[екса] РСФСР.

12 июля 1953 года

г. Петропавловск Сев[еро]-Казахстанской] обл.,

улица Назарбаева, дом 100. (подпись)

Копия верна: Зам[еститель] н[ачальни]ка отдела «П» УМВД

[п.п.] подполковник Г. Швечков

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 465. Л. 194–196. Копия. Машинопись.

№ 1.59

Копия протокола допроса свидетеля С. М. Штеменко от 7 августа 1953 г.

Совершенно секретно

Товарищу Маленкову Г. М.

Представляю копию протокола допроса свидетеля Штеменко Сергея Матвеевича от 7 августа 1953 года.

Приложение: на 6 листах.

[п.п.] Р. Руденко

7 августа 1953 г.

№ 137/ссов

Протокол допроса свидетеля

1953 года, августа 7 дня, г. Москва. Генеральный прокурор Союза ССР, действительный государственный советник юстиции Руденко допросил в качестве свидетеля

Штеменко Сергей Матвеевич, 1907 года рождения, урож[енец] Урюпинска Сталинградской [Волгоградской] области, образование высшее – Академия Генерального штаба и Академия бронетанковых войск, чл[ен] КПСС с 1930 г., в распоряжении Генерального штаба, генерал-лейтенант, женат, не судившийся,

г. Москва, Садово-Кудринская ул., д. 28/30, кв. 46.

Свидетель предупрежден об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний по ст. 95, 92 УК РСФСР.

Штеменко

ВОПРОС: Вы сопровождали Берия при выездах его на Кавказ. Сколько раз и когда?

ОТВЕТ: Я сопровождал Берия при выездах на Кавказ два раза: первый раз – летом 1942 года на Закавказский фронт и второй раз – весной 1943 года на Северо-Кавказский фронт.

ВОПРОС: В связи с чем вы оказались в числе сопровождавших Берия лиц при выезде его на Кавказ?

ОТВЕТ: Первый раз я сопровождал Берия вместе с группой других офицеров Генерального штаба; старшим в этой группе являлся Бодин. О том, что мы сопровождаем Берия, я не знал до самого последнего момента. Я был включен в группу вследствие того, что в Генеральном штабе именно я изучал ближневосточное направление и являлся начальником ближневосточного направления.

Второй раз я сопровождал Берия по указанию генерала Антонова как исполняющего обязанности начальника Генерального штаба.

При первом выезде Берия сопровождала также большая группа сотрудников НКВД, по численности своей намного превышавшая группу военных специалистов.

ВОПРОС: Как вы можете охарактеризовать Берия при выездах его на Кавказ? Вам как военному специалисту отдаваемые им распоряжения казались разумными и правильными?

ОТВЕТ: Оценивая поведение Берия с точки зрения событий сегодняшнего дня, видишь, что в действиях его было много такого, что не только не способствовало обороне Кавказа, но, наоборот, дезорганизовывало оборону.

Прежде всего, Берия создал параллельно штабу фронта особую оперативную группу, возглавлявшуюся генералом Петровым из НКВД, которой была поручена оборона перевалов с подчинением войск, оборонявших эти перевалы. В группу Петрова входили люди, малокомпетентные в военном деле. Создание группы Петрова только внесло дезорганизацию в оборону перевалов, а эта оборона являлась тогда важнейшей задачей, так как фланги уже оборонялись организованно.

Вторым действием Берия, дезорганизовывавшим оборону Кавказа, была замена ничем не опорочившего себя командующего 46-й армией генерала Сергацкова генералом Леселидзе. Такая ненужная замена командующего в напряженной обстановке никак не могла способствовать упрочению обороны.

В действиях Берия было очень много ненужной шумихи. Вспоминаю, в частности, как по распоряжению Берия мы выезжали производить осмотр оборонительных рубежей по линии Грозный – Баку. Весь этот выезд носил показной характер. Доходило до того, что военные специалисты вообще не имели возможности осмотреть укрепления, так как машины двигались мимо. Однако считалось, что Берия произвел таким образом «осмотр» оборонительной линии, и доносилось в Ставку, что им лично проверено состояние рубежей.

При пребывании Берия на Кавказе военное командование фактически было отстранено им от руководства; Берия во всей своей деятельности стремился опереться на сотрудников НКВД, большинство из которых были совершенно некомпетентны в военном деле. Возвращаясь к характеристике оперативной группы Петрова, следует указать, что их некомпетентность в военном деле доходила до того, что они не умели нанести обстановку на карту, не знали элементарных военно-топографических обозначений, не могли составить простейших оперативных документов.

По существу, все эти действия Берия, связанные с обороной перевалов Главного Кавказского хребта как главной задачей в тот период, наносили вред этой обороне, создавали благоприятные условия для противника и тем самым усиливали угрозу проникновения немцев в Закавказье. Только в результате изменения общей стратегической обстановки после разгрома немцев под Сталинградом изменилась и обстановка в Закавказье.

ВОПРОС: Что вы можете показать об отношении Берия к русским командирам?

ОТВЕТ: Было очень заметно, что Берия делал упор на грузин, и не просто на грузин, но на грузин из НКВД. Таким образом, можно сделать вывод, что Берия не доверял русским и в первую очередь стремился опереться на сотрудников НКВД, грузин по национальности.

Иногда Берия в нашем присутствии разговаривал с лицами из своего окружения на грузинском языке.

ВОПРОС: Как представителю Генштаба вам не представлялось совершенно ненормальным, что в напряженные моменты обороны Кавказа войска НКВД, находившиеся в распоряжении Берия, были почти целиком исключены из участия в боевых операциях?

ОТВЕТ: Я знаю, что в обороне Кавказа принимало участие незначительное количество войск НКВД – отдельные малочисленные отряды под командованием полковника Пияшева из органов НКВД. Однако какова была общая численность войск НКВД, находившихся в Закавказье, я не знаю.

ВОПРОС: Уточните, кого именно из «официальных представителей» англичан вы принимали в штабе фронта, и каким образом оказался там этот английский представитель?

ОТВЕТ: Я затрудняюсь ответить на этот вопрос. Могу лишь догадываться о том, что он имел отношение к британской военной миссии в Тбилиси, но достоверно утверждать это я не могу. Приказание принять англичанина я непосредственно получил от Бодина, но, очевидно, что без санкции Берия Бодин подобного приказания отдать не мог. Фамилию этого англичанина я не помню. Говорили, что англичанин женился в Тбилиси на грузинке и собирается увезти ее с собой. О себе англичанин говорил, что служит где-то на Ближнем или Среднем Востоке – в Иране или в Ираке. Я не исключаю, что англичанин специально прибыл с Востока для каких-то переговоров, и официальный прием был лишь ширмой, маскирующей эти переговоры.

Сам прием проходил непосредственно в штабе, англичанин был введен через парадный подъезд. Такой прием в самом центре штаба, где сконцентрировано его командование, оперативный отдел и т. д., является ненормальным, но это было сделано по приказанию Бодина, который, конечно, сам действовал в соответствии с приказаниями, полученными от Берия.

После приема я доложил о нем Бодину; насколько помнится, доложил устно, т. к. запись беседы вел переводчик.

ВОПРОС: Как могли вы, принимая английского представителя, не уточнить его фамилию и должностное положение?

ОТВЕТ: Это ошибка. Принимая англичанина, я знал и фамилию его, и должностное положение. Более того, явившись на прием, англичанин официально представился мне. Однако в настоящее время я позабыл фамилию и должность англичанина.

ВОПРОС: Я хотел бы уточнить, какие документы и в связи с чем представлялись вами Берия из числа упоминаемых вами в письме на имя Берия от 22.IX.43 г. ([№] 14211)?

ОТВЕТ: Эти документы были направлены мною по личному требованию Берия. Не помню, по поводу этих документов или иных мне звонил по телефону Берия. Не помню также, согласовывал ли я этот вопрос с начальником Генерального штаба. Однако этот вопрос мог быть разрешен мною самостоятельно, так как речь шла о копиях документов годичной давности.

ВОПРОС: Уточните, какие совершенно секретные сведения, упоминаемые в вашем письме № 14078 от 14.IX.43 г., были представлены вами Берия?

ОТВЕТ: Очевидно, что Берия были направлены сведения о численности войск в Закавказье. Эти сведения могли быть мною представлены только по прямому требованию Берия. Не помню, согласовал ли я направление этих сведений Берия с генералом Антоновым. Однако этот вопрос также мог быть разрешен мною самостоятельно, без особого согласования, так как очевидно, что и в данном случае речь могла идти о данных, относившихся к 1942 году.

ВОПРОС: Кто подписывал документы к медалям «За оборону Кавказа»?

ОТВЕТ: В нарушение обычного порядка документы к медалям «За оборону Кавказа» были подписаны не председателем Президиума Верховного Совета СССР, а Берия. Следует отметить, что и сами медали были получены нами не из Президиума Верховного Совета СССР, как обычно, а из НКВД.

Дополняю, что при выезде весной 1943 года на Северо-Кавказский фронт Берия также стремился создать шумиху и сделать вид, что им предприняты на этом фронте какие-то особые меры, хотя в действительности ничего существенного не предпринималось. Мною по указанию Берия систематически составлялись проекты донесений о положении на фронте в Ставку. Берия эти донесения изменял, дополняя их сообщениями, призванными показать особую его роль и деятельность. И в этот свой приезд на Кавказ Берия окружил себя сотрудниками НКВД, на которых и старался опереться.

Протокол записан с моих слов правильно и мною прочитан.

Штеменко

Допросил: Генеральный прокурор СССР, действительный государственный советник юстиции Р. Руденко

При допросе присутствовал и вел запись протокола пом[ощник] генерального прокурора СССР государственный советник юстиции 3-го класса Л. Смирнов

Верно: [п.п.] Майор адм[инистративной] службы Юрьева

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 465. Л. 197–203 Копия. Машинопись.

№ 1.60

Письмо П. [А.] Судоплатова в Совет министров СССР от 7 августа 1953 г.

Совершенно секретно

В Совет министров Союза ССР

Докладываю о следующем известном мне факте.

Через несколько дней после вероломного нападения фашистской Германии на СССР, примерно числа 25–27 июня 1941 года, я был вызван в служебный кабинет бывшего тогда народного комиссара внутренних дел СССР Берия.

Берия сказал мне, что есть решение советского правительства, согласно которому необходимо неофициальным путем выяснить, на каких условиях Германия согласится прекратить войну против СССР и приостановит наступление немецко-фашистских войск. Берия объяснил мне, что это решение советского правительства имеет целью создать условия, позволяющие советскому правительству сманеврировать и выиграть время для собирания сил. В этой связи Берия приказал мне встретиться с болгарским послом в СССР Стаменовым, который, по сведениям НКВД СССР, имел связи с немцами и был им хорошо известен.

Стаменов был завербован в агентурную сеть ОГПУ еще в 1934 году в Риме. Я с ним как с агентом НКВД СССР периодически по роду своей службы встречался в Москве.

Берия приказал мне поставить в беседе со Стаменовым четыре вопроса. Вопросы эти Берия перечислял, глядя в свою записную книжку, и они сводились к следующему:

1. Почему Германия, нарушив пакт о ненападении, начала войну против СССР?

2. Что Германию устроило бы, на каких условиях Германия согласна прекратить войну, что нужно для прекращения войны?

3. Устроит ли немцев передача Германии таких советских земель, как Прибалтика, Украина, Бессарабия, Буковина, Карельский перешеек?

4. Если нет, то на какие территории Германия дополнительно претендует?

Берия приказал мне, чтобы разговор со Стаменовым я вел не от имени советского

правительства, а поставил эти вопросы в процессе беседы на тему о создавшейся военной и политической обстановке и выяснил также мнение Стаменова по существу этих четырех вопросов.

Берия сказал, что смысл моего разговора со Стаменовым заключается в том, чтобы Стаменов хорошо запомнил эти четыре вопроса. Берия при этом выразил уверенность, что Стаменов сам доведет эти вопросы до сведения Германии.

Берия проинструктировал меня также и по поводу порядка организации встречи. Встреча должна была, по указанию Берия, состояться в ресторане «Арагви» в Москве за столиком, заранее подготовленным в общем зале ресторана.

Все эти указания я получил от Берия в его служебном кабинете в здании НКВД СССР.

После этого я ушел к себе готовиться к встрече.

Вечером этого же дня, примерно часов в 19, дежурный секретарь наркома передал мне приказание отправиться на городскую квартиру Берия.

Я подъехал к дому, в котором проживал Берия, однако в квартиру допущен не был. Берия, прогуливаясь вместе со мной по тротуару вдоль дома, в котором он жил, заглядывая в свою записную книжку, снова повторил мне четыре вопроса, которые я должен был по его приказанию задать Стаменову.

Берия напомнил мне о своем приказании задавать эти вопросы не прямо, а в беседе на тему о создавшейся военной и политической обстановке. Второй раз здесь же Берия выразил уверенность в том, что Стаменов как человек, связанный с немцами, сообщит о заданных ему вопросах в Германию.

Берия и днем, и на этот раз строжайше предупредил меня, что об этом поручении советского правительства я нигде, никому и никогда не должен говорить, иначе я и моя семья будут уничтожены.

Берия дал указание проследить по линии дешифровальной службы, в каком виде Стаменов пошлет сообщение по этим вопросам за границу.

Со Стаменовым у меня была договоренность, позволявшая вызвать его на встречу.

На другой день, в соответствии с полученными от Берия указаниями, я позвонил в болгарское посольство, попросил к аппарату Стаменова и условился с ним о встрече у зала Чайковского на площади Маяковского.

Встретив Стаменова, я пригласил его в машину и увез в ресторан «Арагви».

В «Арагви», в общем зале, за отдельным столиком, как это было предусмотрено инструкциями Берия, состоялся мой разговор со Стаменовым.

Разговор начался по существу создавшейся к тому времени военной и политической обстановки. Я расспрашивал Стаменова об отношении болгар к вторжению немцев в СССР, о возможной позиции в этой связи Франции, Англии и США, и в процессе беседы, когда мы коснулись темы вероломного нарушения немцами пакта о ненападении, заключенного Германией с СССР, я поставил перед Стаменовым указанные выше четыре вопроса.

Все, что я говорил, Стаменов слушал внимательно, но своего мнения по поводу этих четырех вопросов не высказывал.

Стаменов старался держать себя как человек, убежденный в поражении Германии в этой войне. Быстрому продвижению немцев в первые дни войны он большого значения не придавал. Основные его высказывания сводились к тому, что силы СССР, безусловно, превосходят силы Германии и, что если даже немцы займут первое время значительные территории СССР и, может быть, даже дойдут до Волги, Германия все равно в дальнейшем потерпит поражение и будет разбита.

После встречи со Стаменовым я немедленно, в тот же вечер, доложил о ее результатах бывшему тогда наркому Берия в его служебном кабинете в здании НКВД СССР. Во время моего доклада Берия сделал какие-то записи в своей записной книжке, затем вызвал при мне машину и, сказав дежурному, что едет в ЦК, уехал.

Больше я со Стаменовым на темы, затронутые в четырех вопросах, не беседовал и вообще с ним больше не встречался. Некоторое время продолжалось наблюдение за шифрованной перепиской Стаменова. Результатов это не дало. Однако это не исключает, что Стаменов мог сообщить об этой беседе через дипломатическую почту или дипломатическую связь тех посольств и миссий, страны которых к тому времени еще не участвовали в войне.

Больше никаких указаний, связанных с этим делом или с использованием Стаменова, я не получал.

Встречался ли лично Берия со Стаменовым, мне неизвестно. Мне организация подобной встречи не поручалась. Из дела на Стаменова, имеющегося в МВД СССР, видно, что со Стаменовым как с агентом встречались до меня и после меня и другие сотрудники МВД СССР.

Выполняя в июне 1941 года приказание бывшего тогда наркома Берия в отношении разговора со Стаменовым, я был твердо убежден и исходил из того, что выполняю тем самым указание партии и правительства.

Сейчас, после беседы, проведенной со мной в Президиуме ЦК КПСС, и полученных разъяснений, что никакого решения советского правительства, о котором говорил Берия, нет и не было, для меня совершенно ясно, что Берия обманул меня, видимо, хорошо зная, что я без прямых указаний правительства подобных разговоров ни с кем вести не буду. Да и мыслей подобного рода у меня возникнуть не могло.

Ныне в свете фактов изменнической и предательской деятельности, вскрытых ЦК КПСС, совершенно очевидно, что Берия, тщательно маскируясь, еще тогда, в 1941 году, в самое тяжелое время для страны, стал на путь измены и пытался за спиной советского правительства вступить в сговор с немецко-фашистскими захватчиками, стал на путь помощи врагу в расчленении СССР и порабощении советского народа немецко-фашистской Германией.

[п.п.] П. Судоплатов

7 августа 1953 г.

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 465. Л. 204–208. Подлинник. Машинопись.