Текст книги "Куншт-камера. Зал второй"

Материализовался

Посреди совершенно пустой комнаты стоит, уперши руки в бока, Лидия Семеновна. Она подозрительно осматривает голые стены, периодически подходя к ним и простукивая.

– Алексей Евпатьевич, бросьте ваши шуточки! Немедля выходите!

В комнате непонятно откуда раздается шебуршание, сопровождаемое тихим хихиканьем.

– Ну что вы как ребенок, Алексей Евпатьевич? Ну, ей богу! Выходите немедля!

Что-то не больно укололо Лидию Семеновну пониже поясницы, однако, вскрикнув и резко обернувшись, она никого не обнаружила.

– Да что это такое, в самом деле! Сию минуту извольте выйти ко мне!

Лидия Семеновна гневно топнула ножкой, и в ту же секунду краем глаза заметила какое-то движение. Однако, обернувшись, она вновь никого не обнаружила.

– Алексей Евпатьевич, мое терпение сейчас лопнет! Если вы сию же минуту не выйдете, то я прямо не знаю что сделаю!

Однако в сию же минуту в Лидию Семеновну неизвестно откуда прилетела маленькая подушка, и раздалось ехидное хихиканье.

– Ну, хватит уже дурачиться, Алексей Евпатьевич! Считаю до трех! Если вы не выйдите, то я обижусь и уйду! Раз!

Где-то в комнате зашуршало и засопело.

– Два!

Что-то невидимое с грохотом обрушилось, и раздался звон битого стекла.

– Три! Выходите немедля!

Стены комнаты пришли в движение и стали плавно стекать на пол, обнаруживая за собой пустое черное пространство. На полу они слились в единую лужу, из которой прямо на глазах стал расти огромный зеленый гриб, постепенно обращаясь в мужскую фигуру.

И спустя мгновение, Алексей Евпатьевич, стыдливо понурясь и совершенно покраснев, заискивающе смотрел на Лидию Семеновну, шаркая при этом ножкой.

Хрустальное зеркало

Посреди старинного кладбища стоял старинный заброшенный дом.

В этом доме в сыром мрачном подвале находилась ужасная темная комната. А посреди этой комнаты стояло огромное хрустальное зеркало в дубовой оправе. И каждый, кто смотрел в это зеркало, то видел в нем свое отражение.

А кто не смотрел, тот не видел, в отличие от тех, кто смотрел. Но и те, кто смотрели, тоже ни черта не видели, потому что в ужасной темной комнате было так темно, что хоть глаз выколи.

Так что те, кто не смотрел, ничего не потеряли, как, впрочем, и те, кто смотрел.

Хотя те, кто смотрел, даже не догадывались о том, что смотрят в огромное хрустальное зеркало в дубовой оправе – настолько непроглядная тьма окутывала ужасную комнату.

А само зеркало сурово вглядывалось в лица тех, кто смотрел в него, и не могла из-за темени разглядеть не только этих лиц, но и смотрит ли вообще кто-нибудь в его сторону!

И от этого тьма, в ужасной темной комнате, сгущалась еще больше, так что становилось непонятным: а есть ли в ней вообще кто-нибудь, кто смотрится в зеркало, не видя его, и на самом ли деле это хрустальное зеркало в дубовой оправе имеет место быть в ужасной темной комнате, находящейся в сыром мрачном подвале старинного заброшенного дома посреди старинного кладбища?..

А черт его знает, дорогие граждане.

Поучительная история

Электрик Бобин подменял как-то по работе сантехника Бабина.

И вполне успешно: протекающие стыки труб и свищи он заматывал изолентой, напор воды замерял амперметром, капающие краны менял на выключатели, а канализацию прочищал подачей высокого напряжения.

А в другой раз, электрику Бобину самому нужно было отлучиться по делам, и его вызвался подменять сантехник Бабин.

Но вышло не очень успешно, так как электричество – не вода, и оно не любит, когда в него лезут разводным ключом и металлическим ёршиком.

И не важно, пьющие они, или при галстуке.

Так-то!

Неудачный поход в гости

Иван Петрович затеял пойти в гости к Николаю Семеновичу.

Пройдя половину пути, Иван Петрович попал под проливной дождь, отчего почему-то сильно обиделся на Николая Семеновича и вернулся домой.

Выпив для «сугреву» водки, обида на Николая Семеновича совершенно прошла, и Иван Петрович позвонил ему и пригласил в гости, рассказав, что собирался, было, сам к нему, да на полпути попал под дождь и вымок до нитки, отчего пришлось вернуться.

Николай Семенович подумал, что, мол, действительно давно не виделись, и откликнулся на приглашение. Пройдя половину пути, Николай Семенович решил, что с пустыми руками в гости не ходят и, отчего-то сильно обидевшись на Ивана Петровича, вернулся домой. Выпив стопку водки, Николай Семенович отошел от обиды и, позвонив Ивану Петровичу, рассказал о досадной оплошности, из-за которой пришлось вернуться. А так как теперь они, мол, с Иваном Петровичем квиты, то теперь Ивана Петровича очередь идти к нему в гости.

Иван Петрович нехотя согласился с доводами старого друга и, прихватив зонт и гостинцы, отправился к тому в гости. Пройдя половину пути, Иван Петрович был покусан бездомной собакой, отчего просто до невозможности обиделся на Николая Семеновича и вернулся домой. Сделав себе на всякий случай в живот тридцать уколов от бешенства, он выпил водки и позвонил Николаю Семеновичу. Рассказав о происшествии, он позвал того в гости, аргументируя тем, что ходить он теперь не может, а Николай Семенович мог бы и проведать пострадавшего друга.

Николай Семенович нехотя согласила с такими аргументами и, прихватив водки и фруктов, отправился навещать Ивана Петровича. Пройдя половину пути, Николай Семенович запнулся и упал, в кровь расшибив себе голову, от чего и помер.

Иван Петрович, не дождавшись Николая Семеновича, отправился к нему в гости, дабы пожурить старого друга за то, что тот не навестил больного. Однако, пройдя половину пути, Иван Петрович обнаружил бездыханный труп Николая Семеновича, отчего у него сделалось плохо с сердцем, и Иван Петрович замертво упал на землю…

Печальный перископ

Посреди океана, из мутной его пучины, одноглазо озирался по сторонам одинокий перископ.

Это был очень печальный перископ. И печаль его удесятерялась морскою болезнью. Его постоянно укачивало и рвало в морскую воду солидольными сгустками и мазутом.

Он проклинал свою судьбу и страшно завидовал карьере телескопа.

Черт его дернул пойти во флот! Сейчас бы в покое и тишине, на твердой почве под штативом, любовался бы луной, звездами и далекими галактиками.

И даже, быть может, сочинил бы поэму о красоте и величии бескрайнего космоса…

Давняя обида

Отправился как-то Дмитрий Евгеньевич в гости к Михаилу Савичу.

Ну, там, коньячишко прихватил, конфет всяких, колбаски копченой. Одним словом, все как полагается. Прихватил, значит, и пошел.

И вот идет себе Дмитрий Евгеньевич, попыхивает папироской и рассуждает:

– Вот приду я сейчас с коньячишком, конфетами да колбасой к Михаилу Савичу и уж он, конечно, дюже рад будет меня видеть. Может даже так, что обнимемся с ним крепко, да и… Ах, черт! Может ведь и лобызаться полезть, подлец! Тфу ты! Ну нет, этого я не допущу. Так и скажу ему: «Знаешь, любезный друг – баб своих слюнявь, а меня лучше на кухню проводи и за стол усади!» Да! Так и скажу ему. А то взяли моду лобзаться… Тьфу!

Дмитрий Евгеньевич аж передернулся. Но быстро взял себя в руки, с шумом высморкался и пошел дальше.

– Мда. Ну вот, значит. Пройдем мы с ним на кухню. Усядемся за стол. Тут, конечно, Михаил Савич быстренько колбаски нарежет, вазу под конфеты выставит, ну и стопочки свои знаменитые дорогого стекла из шкапчика достанет. И вот дзынкнем мы по стопочке сначала за встречу. Шутка ли – столько лет не виделись! Потом накатим за здоровье конечно. Что и говорить – не то у нас здоровье уже… Да… Ну и по третьей – чтобы все былые обиды вон.

Дмитрий Евгеньевич на минуту остановился, задумчиво раскурил новую папироску, хмыкнул и пошел дальше.

– Обиды… Да, уж! Обидел ты меня тогда, Михаил Савич! Ох, обидел! Шибко обидел, прямо скажем! Я уж думал ни за что тебе, подлецу, не прощу этого. Ни в жисть! А оно видишь как – иду к тебе с мировой. Да что уж и скрывать – я и сам хорош. Не сдержался малость, конечно. Но ведь и ты, подлец, можно сказать исподтишка мне такое коленце отколол! И какое коленце! Да за такое коленце вообще убивать надо к чертям собачьим! Скотина!

Тут Дмитрий Евгеньевич подошел к дверям Михаила Савича и решительно надавил кнопку звонка. Через мгновение дверь отворилась и в проеме показалось сонное лицо хозяина.

– Евгенич?! – удивленно сказал Михаил Савич, – Тебе чего?

– Мне чего?! – вскричал Дмитрий Евгеньевич и, что было мочи, зарядил Михаилу Савичу кулаком в глаз, так что Михаил Савич грохнулся на пол. – Да я знать тебя не хочу, падлюка! Вот мне чего! Что б тебе пусто было, скотина! Адью-с!

Дмитрий Петрович плюнул в Михаила Савича и в бешенстве повернул домой.

Решительный прапорщик

Прапорщик Шляпин однажды пришел к выводу, что с тылами у него не все в порядке. В том смысле, что в свои почти сорок лет он так и не обзавелся семьей.

Не то, чтобы он никогда к этому не стремился, просто, будучи пропитанным от мозга до костей военной службой, прапорщик Шляпин распугивал всех потенциальных невест. Впрочем, своей вины он в этом не видел и считал, что все дело в этих непонятливых женщинах.

И действительно, почему они ни как не могли взять в толк, что кантик у заправленной кровати должен иметь угол ровно в девяносто градусов? Что прикроватная тумбочка не место для складирования не предусмотренных уставом вещей? Что количество продуктов и их разнообразие используемых для приготовления пищи строго регламентировано? Что засыпать следует по команде «Отбой!», а вставать, соответственно, по команде «Подъем!», и, вставши не рассусоливать в ванне по три часа, а в течение двадцати минут посетить уборную, умыться, подшить чистый подворотничок, заправить кровать, не забыв про кантики, и выходить строиться на перекличку и следование на завтрак? Что когда он входит в квартиру, то ожидает доклада по всей форме устава о том, что на вверенной территории происшествий не было? Что за время его отсутствия женщина в доме должна совмещать должности дежурного по КПП, дежурного по вещевому и продовольственному складу, дежурного по квартире, а так же дневального? И еще много-много такого, что в голове прапорщика Шляпина было самим собой разумеющимся. Так что проблема была именно в женщинах, и поэтому тылы прапорщика Шляпина содержались в бесконтрольном запустении, и с этим надо было что-то делать.

Будучи человеком по натуре решительным, прапорщик Шляпин решительно купил газету брачных объявлений, решительно выбрал, по одному ему понятным критериям, будущего претендента, решительно снял трубку аппарата секретной правительственной связи, и решительно, называя код за кодом, соединился с будущей избранницей.

В решительном, нетерпящим никаких возражений разговоре, он решительно назначил на вечер рандеву, рядом со своей воинской частью возле артиллерийской гаубицы, решительно грозящей дулом небесам.

Прибыв в назначенное место и время при полном параде, прапорщик Шляпин с удовольствие про себя отметил, что избранница уже была на месте и при его приближении вытянулась по стойке смирно. Впрочем, когда прапорщик Шляпин подошел в плотную, собравшаяся, было, отдать воинское приветствие женщина разглядела его погоны и, надменно усмехнувшись, приняла стойку «Вольно!», чем немного озадачила сурового прапорщика. А обнаружившаяся под гражданским пальто парадная форма целого полковника заставила самого прапорщика вытянуться и отдать честь.

В общем, планы теперь уже старшего прапорщика Шляпина осуществились, хоть и в несколько иной форме – тылы были в надежных руках, но в его руках, так как, чтя воинский устав, старший прапорщик Шляпин не рискнул нарушить субординацию, и поэтому пока его любимая жена командовала в воинской части, он, будучи дежурным по КПП, дежурным по вещевому и продовольственному складу, а также дежурным по квартире и простым дневальным, любовно наводил девяностоградусные кантики на их семейном ложе…

Пребывая в рассеянной скорби

Юрий Петрович в рваных кальсонах сидит в ветхом кресле и читает несвежую газету, замызганную селедкой и маслом.

Вокруг него порхает полуголая Марфа Семеновна, сшибая своим могучим телом различные предметы мебели. При этом она пытается донести до Юрия Петровича какую-то без сомнения важную мысль. Но ее усилия тщетны, так как, испытывая тяжелейшее похмелье, Юрий Петрович пребывал в состоянии рассеянной скорби.

– …Ну, вы только подумайте, Юрий Петрович, до чего же хорошо будет! Это вам ни какие-нибудь фигли-мигли! Это настоящее! Ах, я прямо с ума схожу, когда представляю, что скоро смогу этим наслаждаться у нас дома в любое время! А вы? А вы представляете?

Юрий Петрович тоскливо посмотрел на Марфу Семеновну. До глубин его сознания дошло только, что от него ждут немедленного ответа на совершенно неясный вопрос. Поэтому Юрий Петрович не нашел ни чего лучшего, как также совершенно неясно пробормотать в ответ «Подумать только! Неужели?» и вновь углубился в изучение несвежей газеты.

– Ну конечно! Ведь это будет так восхитительно! Я надену свое самое роскошное платье! А вам, Юрий Петрович, непременно подойдет фрак! Фрак и цилиндр! И мы вместе насладимся этим чудом под звон бокалов с лучшим шампанским! Вы согласны со мной?

Юрий Петрович вновь тоскливо посмотрел на Марфу Семеновну, смутно осознавая, что от него требуется какое-то согласие. В иной ситуации Юрий Петрович несколько раз бы подумал, прежде чем соглашаться неизвестно с чем, но на сей раз, зачатки благоразумия подсказывали ему, что только согласие с этой вздорной женщиной обеспечит ему еще некоторое время необходимого покоя. И он несколько не членораздельно согласился, сказавши, что Марфа Семеновна как всегда права.

– Ах, как же я забыла! И вы Юрий Петрович тоже хороши! Ведь мы еще не определились с местом! Ну как же так! Это же просто непростительно! Такая прекрасная вещь, созданная для наивысших наслаждений, а мы не определились с местом!

Марфа Семеновна запорхала по комнате, поминутно всплескивая руками. Потом на секунду замерла, окинула комнату взглядом и, радостно захлопав в ладоши, вновь закружила вокруг Юрия Петровича.

– Чудесно! Честное слово, как чудесно! Мы с вами выбросим ваше дряхлое кресло, этот сломанный стол и наш ветхий диванчик! Мне, конечно, очень жаль расставаться с этим диванчиком – ведь, сколько чудесных романтических минут мы провели на нем в объятьях друг друга! Ах! Но что не сделаешь ради возвышенной цели! Я готова пойти на любые жертвы, ради того прекрасного и восхитительного, что нас ожидает! А вы? А вы, Юрий Петрович, пойдете на все?

Юрий Петрович, пытаясь хоть как-то собраться с мыслями, готов был пойти на все, лишь бы его оставили в покое, а от того согласился и в этот раз.

Согласие дало некую передышку, и пока восторженная Марфа Семеновна порхала по квартире, мурлыкая какой-то невразумительный вальс, Юрий Петрович попытался выстроить некую логическую цепочку, берущую начало во вчерашнем вечере на банкете у Михаила Потаповича и оканчивающуюся сию минуту скачущей по квартире полуголой Марфой Семеновной.

И мало того, что Марфой Семеновной – супругой того самого Михаила Потаповича, так еще и затеявшей выбросить предметы мебели Юрия Петровича для осуществления каких-то не совсем ясных планов.

От некоторого осознания происходящего у Юрия Петровича заныло в груди. Чтобы окончательно разобраться в ситуации, Юрий Петрович решил обстоятельно расспросить Марфу Семеновну, но только он открыл рот, чтобы ее позвать, как она сама явилась в комнату с двумя полупьяными грузчиками. Деловито осмотрев помещение, грузчики в два счета вынесли диван, стол и кресло, предварительно вытряхнув из него Юрия Петровича.

Не успел Юрий Петрович как следует возмутиться, как грузчики явились вновь и торжественно водрузили на высвободившееся пространство открытый гроб с телом покойного Михаила Потаповича…

Превратности любви

– Ах! – воскликнула Изольда Флюгеровна, делано закатив глаза и приложивши ладонь ко лбу. – На вас тошно смотреть, Козулькин! Весь ваш внешний вид вызывает у меня содрогание и приступы мизантропии!

– Что не так-то? – сказал Козулькин, осматривая себя со всех сторон. – Ах, вы об этом?..

Он сковырнул с волосатой груди сморщенный папиросный окурок и селедочную голову.

– Ну, это, право, пустяки, Изольда Флюгеровна! Нашли об чем расстраиваться! – Козулькин с усмешкой посмотрел на Изольду Флюгеровну, и добавил: – Вам и самой не мешало бы почаще в зеркало смотреться!

– Что такое?! – вскричала Изольда Флюгеровна. – Что за инсинуации?! Как вы смеете мне хамить, Козулькин?!

Она закружилась как юла, пытаясь осмотреть себя с головы до ног. И пока кружилась, сковырнула с разных частей тела: три селедочные головы, горсть сигаретных окурков, жмых от семечек, раздавленную лягушку, какую-то склизкую гадость неопределенного цвета, несколько засаленных газет, и, наконец, огромного паука с целым клубком паутины.

– Вы дурак, Козулькин! – сказала она, приведя себя в порядок. – Дурак и хам! Неприлично тыкать женщине на ее мелкие недостатки! И от этого я ненавижу вас еще больше! И видеть вас не желаю!

Изольда Флюгеровна гневно топнула ногой, отчего из-под полы пятнистого платья выпала серая жаба, подхватила авоськи с пустыми бутылками, и ринулась вон из подвала.

Козулькин пожал плечами, почесал волосатую грудь, и, закуривши несвежий окурок, разлегся на грязных газетах.

– Ничего, – пробормотал он, наблюдая за бегущей по трубе крысой, – Вернется. Ведь любит, чертовка!

Мерзавец Криводумов

– Представляете, Петр Фомич – Криводумов утверждает, что видел инопланетян!

– Да что вы говорите, Михаил Потапович! Впрочем, от Криводумова можно ожидать чего угодно. Он у нас, знаете ли, несколько с прибабахом.

– Это, конечно, так, Петр Фомич, но ведь он, стервец эдакий, не только утверждает, что видел инопланетян, но и вдобавок написал заявление в милицию!

– А это еще к чему? У милиции своих хлопот мало что ли?

– Ну, мало – не мало, но только написал. Причем, подлец, написал, что, якобы, инопланетяне производили над ним научные опыты, отчего у него теперь имеется глубокая моральная травма!

– Глубокая моральная травма?!

– Представляете!

– Вот гаденыш! Я ему покажу «глубокую моральную травму»! Ну-ка, Петр Фомич, голубчик, рулите-ка к этому мерзавцу – на этот раз произведем опыты без наркоза! Посмотрим, как он тогда запоет! Только прошу вас, Петр Фомич, постарайтесь на этот раз посадить аппарат аккуратнее. Если опять собьем телевизионную антенну этой старушке Кукиной, то шуму не оберемся – придется опять на Плутоне отсиживаться…

Предъявите билетик!

– Предъявите билетик!

– Билетик? А! Одну минуту!

Дмитрий Петрович вытащил из кармана пачку в полсотни мятых билетов и вопросительно посмотрел на контролера:

– Серию не подскажите? Сейчас быстро подберем что-нибудь подходящее…

– Вы что – издеваетесь?! – закашлявшись, воскликнул контролер. – Вы оплачивали проезд?

– Признаться, не помню, – Дмитрий Петрович подмигнул контролеру: – Да вы не волнуйтесь! Скажите серию и сейчас же подберем подходящий билетик.

– Я вам ничего не буду говорить! Предъявите билет за оплаченный проезд! А уж я сам сверю серию!

– Ну видите, сколько их тут! И все они были оплачены в разное время.

– Меня не интересуют все! Меня интересует только один! Оплаченный сейчас!

– Так скажите серию, и я вам его предъявлю! Это такая большая тайна что ли?

– Ладно. Допустим: 123456

– Ну, вот! Одну минуту… – Дмитрий Петрович с невероятной скоростью стал перебирать билеты. – Хм… Точно серия 123456? Что-то у меня такой, кажется…

– Я так и знал! Только зубы мне заго…

– Ага! Нашел! Держите! – Дмитрий Петрович протянул контролеру мятый билет. – Как в аптеке – 123456! Довольны?

Контролер с кислой миной взял билет и, сверив номер со своими данными, уже начал, было, возвращать его Дмитрию Петровичу, как вдруг лицо его просияло, и он аж подпрыгнул от сделанного открытия:

– Попался!!! Это не тот билет!!!

– Как не тот? Серия та? Та! Так что еще надо?

– А цвет? Цвет-то не тот!

– Какой цвет?

– Синий!

– Что-то я не пойму вас…

– Вы мне дали красный билет, а он должен быть синий!

– Почему?

– Потому, что сегодня билеты серии 123456 должны быть синие! Все! Попались! Будете сейчас штраф оплачивать!

– Да подождите, не нервничайте так! Вот вам синий, – Дмитрий Петрович насмешливо протянул контролеру новенький билет. – У меня еще и зеленый есть, и коричневый – интересует?

Контролер взял протянутый билет, подозрительно осмотрел его, понюхал и, откусивши уголок, молча вернул его Дмитрию Петровичу.

– Зачем вы их с собой возите? – спросил Дмитрия Петровича попутчик, когда контролер удалился. – Почему не выбрасываете?

– Как же можно?! – удивленно воскликнул Дмитрий Петрович. – Ведь каждый раз покупать – никаких денег не напасешься! Вот и коллекционирую.

Дмитрий Петрович показал попутчику синий билет серии 123456 и, улыбнувшись глазами, добавил:

– Этот, к примеру, я еще в прошлом году покупал – вот и пригодился.

И спрятав в карман билеты, которые, честно говоря, просто забывал выкинуть, повернулся к окну, и весело улыбнулся своему отражению.