Текст книги "Прощай, моя совесть! Привет, моя месть!"

– Нет, – крикнула Рыжая, – на хер это. Платону нельзя.

– Это еще почему «Платону нельзя», – возмущался-улыбался Платон, наслаждаясь близостью близнеца.

В дверь ванной что-то ударило. Потом еще и еще.

– Потише там! – крикнула Рыжая.

– Нет, – кричал и радовался Платон, – громче… громче… Я вообще не понимаю, почему нужно закрывать рот друг другу во время оргазмов, чтоб соседи не услышали… или кто там еще… Оргазмы – это радость, это счастье, это вечное наслаждение… Мы возмущаемся тем, как соседи наслаждаются друг другом, как кричат от удовольствия, как стонут и стучат кроватями, но в тот же момент прислушиваемся, как крысы, к их ругани. Поэтому… Лошадь, давай!!! Кричи!!! Я хочу услышать твой лошадиный оргазм!!!

По окончании ораторской эйфории Платон выхватил «баян» у близнеца и закричал:

– Мустафа, поджигай!

Рыжая выхватила косяк.

– Отдай, – закричал по-детски обидчиво Платон.

– Не отдам, тебе нельзя. Вспомни прошлый раз, – не сдавалась Рыжая.

– В прошлый раз у меня кризис был, депресняк, вот так и получилось…

Близнец нарисовал в воздухе знак вопроса.

– Понимаешь, дорогой, – решила рассказать Рыжая, – в прошлый раз Платон нюхнул «одинразочекничегонебудет» и пропал на месяц. Через три месяца появился в обществе – его еле вытащили в клинике. У Платона тысячепроцентная зависимость. И слабость характера – сейчас курнет, через три часа будет пихать в себя все, в чем содержится хоть малая доза MDMA.

Близнец пожал плечами, вынул из кармана элегантных шорт золотую зажигалку и раскурил… Затянулся глубоко. Повернулся к Платону и зажал ему нос. Очарованный Платон счастливо разинул рот, близнец наклонился и выдохнул в него, слегка дотронувшись губами его губ.

Волна мурашек от возбуждения прокатилась по телу Платона. Он взял косяк и затянулся сам, очарованный происходящим.

– Мне уже звонить в реанимацию или как? – налила в стакан шампанского Рыжая.

В этот момент дверь ванной открылась и появилась Лошадь. Довольная, растрепанная, не скрывающая блаженства. Нюхнула воздух, чтобы удостовериться после первого попадания запаха в нос.

– Вы что, обалдели?! – зарядила она. – Бухать можно, сигареты – можно. То, что затащит опять, – нельзя.

Из ванной вышел близнец Два, виновато посмотрел на Рыжую, которая недовольно помотала головой, и подмигнул ей.

Близнец Один откинулся на тахту, блаженно улыбаясь.

– Лошадь, минет или сразу? – зажимая рот, чтобы не рассмеяться, спросил Платон.

– Что?! – возмутилась Лошадь.

– В тебя или нет? – подхихикивал Платон.

– Отвали, наркоман! – «закрылась» Лошадь.

– Клиторальный или вагинальный? – не переставал хихикать Платон.

– Платон, заткнись, я не терплю такой жопный юмор.

– Ну конечно, трахнула красавчика – и домой спатеньки. – Платон сменил ироничный тон на жесткий. – Как мужик себя ведешь, Лошадь.

И рассмеялся неприлично-вызывающе, а Лошадь, не выдержав, вскочила с места.

Вскочил и Платон.

– Ладно, сиди, я сам свалю, – серьезно сказал Платон. – Пойду в «Андрогене» попью молочный коктейль. Сейчас как раз нужен молочный коктейль. Клубничный.

– Платон, не гони! Сейчас сядем, успокоимся и поедим тут, – запротестовала Рыжая.

– Нет, все, конец! – отмахнулся Платон. – Кто со мной?

Платон посмотрел на близнеца Один. Тот на Рыжую. Рыжая, соглашаясь, кивнула.

– Иди с ним, смотри, чтоб он не продолжил развлечение, – предчувствуя грустное, сказала Рыжая. – Ни за что не давай ему возможности вмазать. Иначе – конец.

Близнец Один показал «ок», а Платон подошел и приобнял его.

Уже у самого выхода из квартиры Платон наклонился к Рыжей и шепнул:

– Не знаю, как сейчас, но к утру точно будет «би».

– Пошел ты в жопу, Платон, – не сдержалась Рыжая.

– Вот-вот, и я про то же, – залился смехом Платон и, пропустив близнеца вперед, демонстративно для Рыжей оценил его ягодицы и захлопнул дверь.

– Ку-ку, – сказал голос дочери бывшего котика в телефонной трубке Вероники.

– Добилась своего? – решила быть спокойной Вероника.

– Нет, не успела. Ты все планы разрушила тем, что слила наш разговор в Интернет, – ответила дочь.

– Ты с ума сошла, корова?! Я не сливала! Это ты слила!!! – завопила Вероника, уже не контролируя эмоции.

– Ну зачем ты так грубо – «корова». Хоть ты и не соглашаешься, но мне вот что интересно. Неужели, размещая в Интернете наш разговор, ты думала, что после этого он уйдет к тебе? Ты в своем уме?!

– Это не я!!! Сколько тебе можно говорить! Я НЕ размещала и НЕ писала его!!! Думаешь, я не понимаю, что прежде всего страдаю я?! – кричала Вероника, не в силах совладать с собой.

– Тогда кто же его записал и слил? – по-настоящему удивилась дочь депутата.

– Откуда я знаю?! – истерила Вероника.

– Судя по твоему настроению, отец послал тебя, – спокойно констатировала дочь. – Не думала, что так быстро и легко все произойдет. Даже неприятно – нет вкуса победы.

– Можешь мне больше никогда не звонить? – успокоилась Вероника.

– Не знаю, – слышно было, как дочь улыбнулась, – я уже привязалась к тебе.

Несмотря на ситуацию, абсурдность шутки понравилась Веронике. Она стала смеяться, постепенно переходя на плач.

– Пожалуйста, – сквозь слезы попросила Вероника, – пожалуйста, никогда мне не звони, хорошо?

– Да, – серьезно сказала дочь, – хорошо… Теперь действительно хорошо. – И положила трубку.

В десять вечера в доме Матвея было тихо и пусто. Жена и дочь уже летели на Бали через Сингапур, охрана распущена. Тишина. Матвей сидел в комнате Макса, впервые за многие последние годы. Макс не знал, как сильно отец его любил. Лет с двенадцати Матвей перестал говорить ему «я тебя люблю». «Удивительно, – думал Матвей, – все детство бегал за ним, подарки, поцелуи, обнимашки… Самолеты, велосипеды, прыжки с плеч в воду… Разрисованные красками лица – и друг другу, и даже жене разрисовали…» Первая детская кроватка, которую он собирал ночью один в съемной квартире, пока жена и Макс были в роддоме, как один в тишине обдумывал то, что стал намного старше и ответственнее… Как из роддома забирал Макса в большой корзине, заваленной игрушками… Как Макс впервые сказал «папа», и Матвей почувствовал тогда гордость за себя… впервые в жизни почувствовал себя гордым. Первый Новый год, когда он завернул годовалого Макса в яркую подарочную упаковку, надписал «мне и тебе» и положил под елкой, а жена вошла и заплакала от счастья… Как Макс упал с велосипеда и расцарапал коленку, а Матвей, думая, что это успокоит сына, шваркнул свою о стену в кровь и показал ему… И действительно, успокоило, когда жена заливала шипящей перекисью водорода. Даже улыбался. Как в школе, даже если Макс был не прав, заступался за него перед учителями. Как часто ходил на родительские собрания, отложив дела и официальные встречи. А потом Макс пропал… Лет с тринадцати… четырнадцати… Стал взрослым. Другим. Часто – чужим. Ведь Макс не знал, как сильно отец его любил. А он и не упрекал. Все ждал, что со временем, когда у сына родится ребенок, он поймет всю отцовскую заботу и любовь… Но вот… Не дождался.

Матвей договорился на кладбище, что могилу завтра выкопает сам. Он не хотел, чтобы кроме него были люди. Как один забирал Макса из роддома, так и похоронить решил один. И никому не говорить несколько лет, где могила. Даже жене. Пусть лучше думает, что Макс живой. Просто где-то тусит. В Европе. Или еще где. А пройдет время – скажет. И попросит прощения. Хоть сколько-нибудь легче тогда будет жене. Со временем.

Звонок в дверь вывел Матвея из воспоминаний и размышлений. Он посмотрел на монитор и увидел двух своих наемников. Впустил.

Наемники вошли, разулись и, следуя жесту Матвея, сели за обеденный стол. Матвей поставил банку холодного томатного сока и стаканы.

– Мы установили, что под грифом «совершенно секретно» спецслужбы взяли Нину и Умника в том доме, где совершено убийство, извините, – начал рассказ первый.

– Не извиняйся, продолжай, – разливая сок, поправил Матвей.

– У Умника два пулевых ранения в руку, а Нина – в норме. Собирают на них материал. По предварительной информации, Нинины пальцы на пепельнице, которой разбили голову Макса, на монтажке, которой его били, и во всех помещениях, где все происходило.

– Вы верите в это? – Матвей отпил сока.

– Макс переспал с какой-то Лошадью… Это кличка девушки. Судя по всему, Нина мстила.

– Слишком извращенно для Нины, – сказал Матвей. – Я ее, конечно, мало знаю, но слишком сложно для ее мозгов…

– Для нее – да, – включился в разговор второй наемник, – а вот для Умника – в самый раз.

– Но он же… – Матвей хотел сказать, что Умник только сегодня прилетел… Но, поняв, что тот мог уже быть здесь, не окончил предложения.

– Для спецслужб Нина не важна, там дали команду, видимо от Большого Человека, чтоб проработали Наиля. Разумеется, если все организовал Умник, то без Наиля тут не обошлось. Они будут сливать его и на него все дело перешивать.

– Понятно. Значит, человек в облегающем костюме, который выбил табуретку Макса, – это Умник, а голос – искаженный голос Нины, – размышлял Матвей.

Наемники переглянулись, не понимая, о чем говорит Матвей.

– Какие дальнейшие инструкции? – спросил первый наемник.

– Пейте сок и ступайте отдыхать, – сказал Матвей. – Я должен подумать. До завтра. Я позвоню. Дверь захлопните.

– Матвей, вы, конечно, извините, – неуклюже, не по-деловому как-то начал первый наемник. – Но мы считаем, что нам лучше у вас тут остаться. Мы здесь переночуем.

– Так будет правильно, – поддержал второй.

Матвей хотел было возразить, но махнул рукой.

– Слишком длинный день, ребята. Слишком длинный день…

Матвей опять поднялся в комнату Макса, нужно было к утру найти какую-то фотографию сына на памятник. Он включил компьютер Макса, пока тот загружался, сел на его кровать. Рукой погладил подушку, как будто она теперь была его родной… Компьютер издал сигнал, экран засветился. На рабочем столе монитора Макса была фотография, где он, маленький мальчишка, хохочет со вставленными в уши свернутыми салфетками, как инопланетянин, а рядом – Матвей, с такими же ушами… С такой же смеющейся счастливой физиономией. Мгновенный ком в горле, как боль всего сердца, сдавил Матвея, он схватил подушку и вжался в нее всем лицом.

Сильно.

Еще сильнее.

Он рычал…

Кричал и рыдал в подушку.

И ничто в этом мире не могло его остановить.

Ничто и никто.

Горе и ярость…

Горе и ярость.

– Теперь вы понимаете, что я не виновата? – спросила Нина у Клавдии, когда детальный рассказ обо всех отношениях в обществе, про угрозы, «ЗАВЯЗКИ» и «ЭКСПОЗИЦИИ» был окончен. – Понимаете, что я ничего не знаю об убийстве.

– Звучит искренне, Нина, – прищурила глаза Клавдия. – Но время, когда ты поставила отпечатки на орудиях убийства, может подтвердить только пропавший детектив Малкин.

– Ну, значит, надо его найти! – обрадовалась Нина.

– Думаю, что это невозможно… – задумчиво произнесла Клавдия. – У меня к тебе вопрос, Нина. Попробуй на него ответить так, как если бы Наиль не был твоим отцом. Просто сделай теоретическое предположение…

– Я не хочу его подставлять…

– Никого ты не подставляешь… Скажи, твой отец заботится о тебе?

– Очень.

– Он слушает твой телефон?

– Ну не знаю.

– Хочу тебе сказать, что слушает, мы сегодня проверили – он анализирует, и отец Макса… тоже слушает.

– Как слушает?! Сидит и слушает?

– Сначала специалисты снимают звонки и сообщения, потом делают текстовый файл, потом аналитики выставляют приоритетность, делают аналитическую справку, составляют карту взаимодействия с социумом, высказывают свои предположения…

– Черт их дери… – вскрикнула Нина. – Они что, оба думают, что я Макса убила?

– Отец мог получить информацию, что Макс находится в отеле с Лошадью?

– Зачем ему влезать в эти мелкие интриги?

– Вместе с конфликтом, когда ему пришлось много сил потратить на спасение репутации семьи после того убийства на дороге… Думаю, что мог бы зачистить.

– Да вряд ли…

– А что у него с отцом Макса? Не изменились ли отношения с тех пор, как вас с Максом вытаскивали из того дела на дороге?

– Я не знаю… Спросите у них, – предложила Нина. – И кстати, а почему вы еще Лошадь не схватили? Ведь она последняя видела Макса в отеле?

– Она под внешним наблюдением – ее «ведут». Как и каждого из вашего общества.

– Черт, и что?

– Пока ведут… А мы с тобой тут составляем скелет дела.

– А куда забрали Умника?

– Ну, с Умником другие специалисты работают. Умник, он же знаешь какой умный, – улыбнулась Клавдия. – Но у нас тоже есть хорошие ребята, научились таких, как он, вскрывать.

– Клавдия, я вам все рассказала, – сменила тему Нина. – Вы обещали позвонить отцу.

– Хорошо. – Клавдия повернулась и направилась в угол комнаты.

Подошла к девушке, на столе которой стояла разного рода аппаратура, та дала ей вроде бы обычную телефонную трубку и нажала одну клавишу.

– Алло, Наиль Важаевич, здравствуйте. Меня зовут Клавдия Романова, я – следователь по борьбе с ОПГ, надеюсь, вам расшифровывать эту аббревиатуру не надо?

– Это еще что за намеки?! – взревел Наиль. – Работу завтра же потеряете!

– Сбавьте тон, для своего же блага, – холодно оборвала Клавдия.

– Нина у вас? – резко спросил Наиль.

– Да, у нас, и Умник… тоже у нас… И пистолет его нарядный тоже у нас…

Клавдия прислушивалась к настороженному дыханию Наиля.

– Не хотите спросить у меня «кто это такой – Умник?», – так же расчетливо продолжила Клавдия.

– Меня не интересует, кто это такой. Меня интересует моя дочь, – уже спокойнее сказал Наиль через несколько секунд.

– Она в безопасности. У нас тут прекрасная группа по ее защите, – намекая на то, чтобы Наиль и не думал пытаться забрать Нину силой, предупредила Клавдия.

– И что дальше?

– А дальше, завтра утром мы с ней будем в управлении, где встретимся и с вами. Сначала отдельно. Потом с вами и с Ниной. Потом с вами и с Умником. Так что у вас есть целая ночь, чтобы все обдумать. Считайте мой звонок подарком судьбы.

Наиль молчал. Почувствовав, что сейчас потеряет с ним контакт, она решила предупредить его:

– Если вы думаете, что сможете решить вопрос, используя административный ресурс, договоренности с кем бы то ни было, то это только навредит Нине и вам. Нине уже выдвинуто обвинение в убийстве Максима Шпагина. Все улики – против нее. Судья не будет сомневаться ни секунды. Так что не глупите, встретимся завтра в десять часов. Мой кабинет на седьмом этаже, 7–17.

– Хорошо, – подытожил Наиль, понимая, что у него есть ночь для разработки стратегии. – Нина рядом, насколько я понимаю?

– Да.

– Дайте ей трубку.

Клавдия думала.

– Пожалуйста, – попросил Наиль.

Клавдия передала телефон Нине.

– Нина, значит, так, – торопливо начал Наиль. – Я не знаю, что ты им говорила… Но тебе нужно делать сейчас только одно.

– Я сделаю это, папа, – прошептала Нина.

– Замолчи и ни слова не говори больше. Ни единого слова. Понятно?

– Да, пап.

– Мы тебя из любого дела вытянем. Только молчи. Хорошо?

– Да, пап.

– Я тебя очень люблю, дочка. И все для тебя сделаю. Не бойся.

– Я тоже тебя люблю, пап. Пока.

Клавдия забрала телефон. Посмотрела на Нину. Нина смотрела на Клавдию по-новому, чужими глазами.

– Вот черт, – выплюнула слова Клавдия. – Он велел тебе не разговаривать?

Нина молчала и смотрела в глаза Клавдии.

– Вот идиот, – покачала головой следователь. – Этим он тебя только больше втягивает.

Нина смотрела немигающим взглядом.

Клавдия взяла свой телефон и набрала абонента.

– Але, пап, я тут ошибку допустила. Я поговорила с Наилем раньше необходимого. Он теперь начнет действовать, выжигая территорию. Я не знаю, что делать.

Нина смотрела на Клавдию, впервые поняв, что у этой сильной и умной женщины тоже есть слабости. И поразительно, что, попав в трудную ситуацию, она смогла сделать анализ, признать ее и попытаться найти выход. Нину радовало, что четкие указания отца и его манера ведения переговоров заставили так занервничать этих людей. Значит, они боялись его. И не были уверены, что смогут одержать победу.

– Спасибо, пап, я поняла. Да, но я себя не прощаю… – грустно улыбнулась Клавдия. Положила трубку. Потерла лоб, посмотрела на Нину. – Лейтенант! – громко крикнула она.

В помещение вошел вооруженный человек.

– Берем всех ребят из общества анонимных наркоманов прямо сейчас, – давала инструкции Клавдия. – Только тихо берем, чтоб не напугать, помещаем в комнаты по двое. Запись всего происходящего.

Лейтенант взял под козырек, развернулся и вышел. Клавдия повернулась к Нине:

– Судя по сценарию того, кто придумал все это с «ЭКСПОЗИЦИЕЙ», «ЗАВЯЗКОЙ» и «РАЗВИТИЕМ», сейчас начинается «РАЗВЯЗКА», – смотрела следователь пристально. – И, насколько я знаю из досье твоего отца, он – филолог по первому образованию.

Нина отвела взгляд.

В помещение вошел какой-то человек.

– Клавдия, из центра перевели на нас звонок от Матвея Шпагина… Отца убитого Макса.

– У нас по плану работа с ним начинается завтра. Он же произвел опознание. Пусть готовится к похоронам.

– У него важная инфомация.

– И какая?

– Он своими глазами видел убийство сына.

– Вот черт. – Платон подбежал к близнецу, развалившемуся на диване. – Лови.

Платон кинул близнецу полиэтиленовый пакетик с порошком.

– Я уже вмазал в туалете, теперь – ты, – завизжал, радостно потирая нос, Платон.

Близнец покачал головой и нарисовал в воздухе знак вопроса.

– У кого-то сегодня праздник. Или наоборот – поминки. От передоза – если кто сваливает, то в годину в этот день друзья бесплатную радость устраивают. Словом, не знаю я, что у кого и как, но в туалете бесплатно выдают по пакетику на нос. – Платон рассмеялся. – Только теперь мне эта фраза «по такому-то количеству на нос» кажется гармоничной – выдали по пакетику кокса на нос, а не буханку хлеба на нос или бутылку водки… Ну, понимаешь?!

Близнец кивнул и возвратил сказочный пакетик Платону. Тот засунул его в карман джинсов. Повернул голову к сцене. Его перло.

– Стойте! – закричал в микрофон, вылезая на сцену «Андрогена», Платон. – Короче, я хочу спеть песню для вас всех. Это моя самая любимая песня.

– Давай, Платон, – подбадривали из толпы.

– Давай, мать, жги! – визжали с мест для валяния.

Платон сел за рояль, поправил микрофон.

– Поем вместе эту прекрасную песню, мои друзья.

Сыграв вступление, Платон очень честно запел песню «Я люблю тебя, жизнь».

Платон исполнил ее так, как исполняют в артистических кругах, на домашних вечеринках повзрослевших актеров. Исполняют так, чтобы ни разу за время ее звучания не попало фальшивое чувство, а только сердце. Искреннее, лучше если не вокальное, не обучающееся в консерватории и музыкальной школе… а какое-то настоящее, не деланое, а прожитое.

Во время исполнения за столик к близнецу подсела пьяная лесбиянка и, по-свойски его обняв, поцеловала в щеку.

– Ты его парень? – задышала она в самое ухо близнецу словами, приправленными парами виски.

Близнец посмотрел на нее, удивился словам, посмотрел на Платона, гармонично сидящего за фортепиано. Потом вернулся взглядом к лесбиянке и кивнул.

– Тебе повезло с Платоном, – продолжала она. – Береги его, знаешь, какой он ранимый. Он же совсем положительный – людям, даже конкретным козлам, плохого не пожелает. А все неприятности у него в жизни, если так разложить, только от доброты его – он просто отказывать не умеет.

Не дожидаясь реакции близнеца, лесбиянка свалила из-за столика.

Платон заканчивал исполнение, и на словах «…и хочу, чтобы лучше ты стала» он поймал взгляд близнеца и подмигнул ему. Но не отвратительно. Не сексуально. А как-то так, как отец может подмигнуть… Или мать…

Платон доиграл последние аккорды, оставил руки на фортепиано, и все стали аплодировать… И свистеть… И кричать… Всем очень понравилось.

Близнец тоже хлопал, забравшись с ногами на диван, и в этот момент увидел группу быстрого реагирования, которые на полусогнутых ногах, практически бесшумно нахлынули на сцену и смели с нее Платона.

В зале перестали хлопать. Остановились. Переглядывались, не понимали – розыгрыш или нет…

Близнец встал. Взял сумку Платона и пошел на выход к охране клуба.

«Это по-настоящему?» – написал он в телефоне текст и показал охраннику.

– Ты что – немой? – спросил охранник.

Близнец кивнул.

– По самому настоящему, – ответил один из охранников. – Ты же с ним пришел! Что он натворил?

«Кажется, слишком искренне спел «Я люблю тебя, жизнь!», – написал в телефоне близнец.

Охранники рассмеялись. Близнец написал охранникам:

«Помогите мне. Я позвоню, а вы скажите: «Сваливайте!» Идет?»

Охранники понимающе кивнули. Близнец набрал номер телефона.

– Что-то случилось, дорогой? – спросил сонный, но тревожный голос Рыжей.

– Сваливайте! – рявкнул охранник.

Рыжая бросила трубку. Вскочила, включила свет и побежала в спальню. Разбудила Лошадь и близнеца, спящих в обнимку. Те вскочили.

– Я никуда не побегу, – заявила Лошадь, но, видя быстро собирающуюся Рыжую и близнеца, натянула майку на голое тело и надела джинсы.

Группа быстрого реагирования интеллигентно позвонила в дверь, а не сломала ее. Стоя у двери, Лошадь, Рыжая и близнец переглядывались: что делать.

– Ну, надо открывать, что тут делать… Это же полиция, а не наемники какие, – сказала Лошадь и открыла дверь.

Интеллигентная женщина в штатском показала удостоверение и быстро сообщила:

– Лошадь и Рыжая, вы идете с нами. Остальные, – женщина посмотрела на близнеца, – молчат о происходящем, пока им не разрешат говорить. Иначе эти ребята приедут и за вами. Понятно?

Близнец кивнул.

– Я не слышу! – повысила голос женщина.

– Он – немой, – поспешно вступилась Лошадь.

– Понятно, – покосилась на молодость близнеца женщина. Подумала, махнула рукой.

Все ушли, а близнец остался один на лестничной клетке. Он постоял… постоял… Потом пошел на кухню, заварил бодрящий кактусовый чай и включил на DVD OldBoy Чхан Ук Пака.

Голый Физ стоял на балконе номера отеля Radisson. Арина сняла на ходу майку и трусы, подошла сзади и обняла его.

– Когда тебе дарили подарок последний раз? – спросила она, плотнее прижимаясь.

– Прошлой ночью.

– И что тебе подарили?

– Жизнь…

– Хороший подарок.

– Может быть.

– У меня тоже есть для тебя подарок, – улыбнулась Арина.

– Ты беременна?

– А это было бы подарком?

– Да.

– Пока не беременность… Но я подумаю над этим.

– Подумай. Я готов, – серьезно сказал Физ.

Они постояли несколько минут молча, раздумывая над произнесенным.

– Так что за подарок? – спросил Физ.

– Закрой глаза и дай руку.

Физ протянул руку, а Арина надела на нее золотые часы Jaquet Droz.

– Я надеюсь, это копия? – спросил Физ.

– Обижаешь… Настоящие. Я не могу позволить себе подарить тебе подделку.

– Но это же дорого. Ты ограбила кого-нибудь?

– Тебя. Это деньги, которые ты мне оставлял все время после наших встреч. Знаешь, мне всегда было интересно, что ты думаешь, оставляя их. И было интересно думать, что ты думаешь про то, что я думаю, когда их нахожу и беру.

– Я думал, что они тебе нужны. Что ты думала, когда их брала, я не думал.

Они еще постояли несколько минут в тишине.

– Спасибо, – посмотрев на часы, сказал Физ. – У меня никогда не было такого подарка. Ни от кого.

– Это вроде бы и не подарок… – начала Арина.

– Это лучше чем подарок… Скажи вот что…

– Что?

– Так мне теперь не оставлять тебе денег?

– Это почему еще?! Оставляй. Разве тебе не интересно, на что я их потрачу в следующий раз?

– Интересно… Действительно.

Опять тишина.

– Физ…

– А?

– Знаешь… Я подумала… Я готова.

– Что готова?

– Про беременность. Я же сказала, что подумаю – вот и подумала… Я готова. Ты – умный. Странный. Я хочу от тебя умного и странного ребенка.

– Мальчика или девочку?

– По херу.

– Мне тоже.

– Только я буду сама грудью кормить.

– Разумеется. А что за вопрос?

– Некоторые парни не разрешают женам кормить детей грудью – говорят, что обвиснет.

– Жуть какая…

– Обвисшая грудь или парни?

– Парни, разумеется.

– Это точно…

Тишина.

– Арин, я давно тебе хотел сказать знаешь что? – начал Физ.

– Настроение не похоже на объяснение в любви. Тем интереснее.

– Я богатый.

– Это не важно.

– Но это лучше, чем бедный.

– Лучше. Но не принципиально. Ты своими мозгами при моей беременности быстро бы заработал. Ты же заботливый и ответственный. Я не беспокоилась.

– Пойдем или прямо здесь?

– Прямо здесь…

Физ хотел повернуться и обнять Арину, но входная дверь с грохотом распахнулась, и группа в масках и с автоматами ворвалась в номер. Положив Физа на пол, надели на него наручники. Арина закричала, наспех прикрываясь занавеской.

– Я – следователь по борьбе с организованными преступными группами, извините, что ворвались, – спокойно сказал входящий мужчина в штатском. – Просто технически перестраховались: вдруг бы вы опасность представляли…

– Не представляем, – с пола сказал Физ. – Теперь-то можно встать и одеться?

– Да, разумеется, извините… – Мужчина махнул рукой, наручники сняли и Физа подняли с пола.

– Что это все такое? – спросил Физ.

– «РАЗВИТИЕ», Физ. Мы работаем над этим, а так как ситуация выходит из-под контроля – вынуждены провести группирование информационных активов.

– Понятно. Кого еще забрали?

– Практически всех уже. Вы скоро встретитесь.

– Ну ладно. – Физ повернулся к Арине. – Извини, что так… Это не моя история, я вернусь, и мы сделаем то, о чем говорили.

– А это скоро произойдет? – спросила Арина из-за занавески.

– Очень скоро. История закончится. Уже скоро «РАЗВЯЗКА», – улыбнулся Физ, посмотрев на мужчину.

Следователь тоже улыбнулся.

– В сумке моей ключи от квартиры, – рассказывал, одеваясь, Физ. – Знаешь на Софиевской площади магазин Zilli?

– Да, – сказала Арина.

– В этом доме пентхаус. Он мой. Теперь мы будем жить там. Консьержу я позвоню сейчас – он все покажет. – Физ повернулся к следователю: – Мне разрешат позвонить по дороге?

– Разумеется, – ответил тот.

Физ положил ключи на кровать, подошел и поцеловал Арину.

– Если мальчик, то Прохор, если девочка, то Аглая, – улыбнулся он.

– Идет, – погладила лицо Физа Арина.

И они ушли.

Арина постояла еще немного в занавеске. Потом вышла и подошла к ключам. Улыбнулась.

– Вот дурак…

Под ключами лежало четыреста долларов.

Около входа в стрип-бар «Рай» резво остановились машина с мигалкой и грузовик. Группа быстрого реагирования перекрыла вход, из машины вышел человек, проходя мимо охранников, показал какое-то удостоверение и внушительно приказал: «К стене». Охранники попятились, кроме одного.

– Документы покажите ближе, – потребовал охранник.

– На, изучай. – Отдав удостоверение, человек вошел в дверь.

На сцене, как всегда по субботам, был мужской стриптиз, стремительно в последнее время набирающий популярность у разведенных женщин.

Заметив людей в масках, стриптизеры попятились в глубь сцены, интуитивно прикрывая свои минималистические яркие трусы руками. Все, кроме одного, который, распластавшись по полу, целовал руку Вероники, в которой она держала стодолларовую купюру.

Человек подошел к Веронике сзади, стриптизер увидел, зажал губами деньги и отполз в сторону.

– Чё надо? – спросила устало Вероника.

– Пойдемте, Вероника, – сказал человек спокойно.

– Куда?

– К нам, в отдел по борьбе с организованной преступностью.

– А я при чем тут?

– Вот там и разберемся.

– Может быть, с меня хватит этих кошмаров? Я устала.

– Нужно еще немного потерпеть. Чтобы все закончилось.

– Вас Романов прислал?

– Не знаю Романова. Мы сами пришли.

– Тогда в чем дело?

– Дело в «ЗАВЯЗКЕ», «РАЗВИТИИ»…

– А… Понятно.

– Пойдемте.

– Не пойду.

– Надо идти, Вероника.

– Не пойду! – закричала Вероника. – С меня хватит уже!!!

Вероника схватила бокал с шампанским и бросила его на сцену. Замолчала. Успокоилась. Встала и пошла за человеком.

Когда группа вышла из зала, вновь заиграла музыка. И ведущий объявил:

– Дорогие гости, приносим извинения за наш маскарад, считайте это тоже частью программы. Всем бесплатное шампанское от заведения и полный топлес.

На улице человек сел в свою машину, потом вспомнил про удостоверение, вышел и подошел к охраннику:

– Изучил?

Тот кивнул и протянул документ. Человек взял и, резко вытянувшись, не сильно ударил охранника в горло. Тот, задыхаясь, осел на землю.

– Щенок, – огрызнулся человек и пошел к машине.

Винс с Мишей сидели в машине. Перед ними стояло три красивых дома, объединенные детской площадкой. Везде горел свет. Видно было, что там проходит активная для вечернего времени жизнь.

– И что такого в этих домах? – спросила Миша. – Дома как дома. Большие и нормальные. Площадка прикольная. Зачем ты привез меня сюда?

– Хотел показать тебе их.

– И что тут? Давай колись…

– Знаешь, Миш, во мне борются два чувства. Я хочу рассказать, ведь кому-то, хотя бы одному человеку, я могу рассказать.

– Да давай уже, рассказывай.

– Я их построил. Потом подарил на Рождество трем многодетным семьям.

– Слишком красиво, Винс.

– Понимаешь, вот именно это и ломало меня тебе рассказывать. Но никто, кроме меня, раньше не знал. Даже они не знали, что это я дома им подарил. Вообще никто, понимаешь? И мне очень хотелось поделиться этой радостью. Мне же от радости хотелось рассказать, а не оттого, что я такой молодец, понимаешь…

– Я отлично понимаю, Винс. Это очень хорошо. Просто очень.

– Фу, черт, просто от сердца отлегло. А то носил это в себе одном, как груз какой-то…

– Винс, вот ты же очень умный парень.

– Допустим…

– Как получилось, что ты наркоманом стал?

– Знаешь, что странно, я совсем плохо помню себя до шестнадцати лет.

– Это как?

– Просто до шестнадцати лет в голове какие-то обрывки памяти. Какие-то куски. Я школу совсем не помню – как будто и не учился. Очень мало. Одноклассников помню, а вот какие-то истории с ними – очень мало.

– И что?

– Поэтому я не очень помню, как получилось. Я даже не очень помню, как первый раз кокаином загнался. Я помню только, как хотел его потом. Мне казалось, что я умнее под ним. Что мир мне принадлежит.

– Знакомое чувство. А как завязал? Что-то произойти должно было.

– Я избил отца… А он даже не защищался, судя по всему…

– Вот черт…

– Да уж… Обдолбанный был. Я даже не помню причины. Даже не знаю, как получилось. В себя пришел только тогда, когда он уже был весь в крови, а я стоял над ним с кухонным ножом.

– Ты шутишь?

– Нет.

– Черт… Черт!!! Ты что, ненавидишь его? Должна же была ненависть откуда-то всплыть…

– Неоткуда. Я его люблю. Очень. Очень сильно. Наверное, в тот момент я думал, что это не он.

– Кошмар.

– Ну да… Мы потом никогда про это не говорили. Он даже никогда не намекал, не вспоминал. Словно и не было ничего.

– Винс, знаешь что…

– Что?

– Тебе нужно поговорить с ним про это.

– Ты думаешь?

– Ну да. Даже если он не говорит, то помнит эту историю. Она всегда с ним. И будет до тех пор, пока ты ее с ним не проговоришь. Он мучается не меньше тебя.

– Думаешь?

– Я уверена.

– Хорошо. Я поговорю.

– А чем ты сейчас занимаешься в жизни? Мы все так мало разговариваем про нашу жизнь. В основном какой-то чес…