Текст книги "Государь Петр I – учредитель Российской империи"

У башни на валу было поставлено несколько пушек, из которых стали обстреливать каланчу, стоявшую на противоположном речном берегу. Турки бросили ее без боя с 20 разнокалиберными орудиями, успев только рассыпать и перемешать с землей пороховые запасы. Гарнизон этой каланчи бежал в недалекий форт Лютик.

Дело охотники из донцов сделали великое. Взятие многопушечных каменных башен, запиравших собой выход из Дона в Азовское море, вызвало большую радость в русском стане. По повелению государя в походной церкви отслужили молебен, который сопровождался пушечным и ружейным залпами. Азовские сидельцы заметно приуныли: теперь помощь с моря к ним подойти уже не могла. Русские же теперь могли отказаться от пристани на Койсуге и подводить речные суда прямо к осадному лагерю, не подвергаясь больше нападениям крымской конницы по дороге от пристани к лагерю.

Петр I в тот же день известил своего царственного брата Ивана Алексеевича, Боярскую думу и своих друзей в Немецкой слободе о победе. Брату он сообщал следующее: «Нынешнего месяца июня 14 дня. Явным приступом без всякие утраты воинства своего одну каланчу турецкую на Дону ко Азову взял; под другую же каланчу бысть пушечная стрельба и метание бомб, и от такового страха турецкие люди в ночи побежали, и тую каланчу в 16 день наше воинство заступило…»

Царь Петр I теперь только и думал, как взять Азов штурмом. Уверенность в успехе окрепла в нем после того, как из крепости к русским бежал грек-христианин. Он сообщил, что из 6—7-тысячного турецкого гарнизона треть людей вышла из строя убитыми, ранеными и больными (на деле это оказалось большим преувеличением), и что у гарнизона появилась нужда в боевых зарядах и провианте. Русские заметили уже сами, что вражеские пушки отвечают им теперь не столь яростно.

Военный совет поддержал царя в вопросе о скорейшем проведении штурма, хотя генерал Патрик Гордон пытался отговорить самодержца от такого неподготовленного шага. Но его доводы не возымели желаемого действия. Доводы опытного служилого иноземца действительно были серьезные и, как истина на войне, просты:

Турецкий гарнизон и сам Муртаза-паша решили «ожесточенно до гибели драться». Апроши еще не были доведены до городского вала на добрых 50–60 саженей. Добровольцы, вызвавшиеся идти на приступ, даже и не думают брать с собой штурмовые лестницы. Бомбардировка Азовской крепости из-за отсутствия осадных пушек и мортир эффективностью до сих пор не отличается. Подводимые подземные мины до сих пор не проделали даже малых брешей в крепостной ограде.

Но Петр I, молодой и горячий, доводов своего военного наставника не послушал: он очень надеялся на победный штурм. Генералитет был против мнения Патрика Гордона. Тот записал в «Дневнике»: «Во втором часу ночи его величество прислал мне сказать, что придет в мою палатку, чтобы поговорить со мной. Когда он пришел с другими генералами, говорили только о штурмах и о взятии города, и я не мог ничему этому воспрепятствовать. Я сказал, как другие, хотя и далек был от того, чтобы обещать успех».

На приступ вызывались только добровольцы. Первый раз штурмовали крепость Азов 4500 охотников, по полторы тысячи от каждого осадного корпуса. Донские казаки записывались идти на штурм тоже по своей воле: таких набралось две с половиной тысячи человек. Стрельцы и новоприборные солдаты особого рвения лезть на крепостные стены не изъявляли. Каждому добровольцу обещали по десять рублей наградных. Офицеров Петр I обещал наградить особо – по-царски.

«Техническую» подготовку к штурму вели всего несколько дней. Заготовили фашины из тростника для забрасывания крепостного рва, доски для мостков через него, штурмовые лестницы. Неисправные ружья – фузеи охотников заменили на новые.

История не сохранила до нас какого-либо полного описания первого петровского штурма Азовской крепости. Если не считать опять же гордоновского «Дневника»: «С рассветом я послал приказание стрельцам занять траншеи и затем велел бить тревогу, что было знаком к нападению. Однако передовые не выказывали никакого усердия и пропустили значительное время, пока мы их принудили к выступлению. И это происходило без особенного оживления. Между тем они шли вперед.

Командуя бутырскими и тамбовскими солдатами на левом фланге, я приказал им беспрерывно стрелять против углового бастиона, и они держались с этой стороны очень хорошо. Но другие полки, которые должны были идти вправо поблизости Дона, более следовали за бутырцами и тамбовцами и, поворачивая влево, пришли в пространство между садами, где они сочли благоразумнее засесть, чем решительно броситься на вал.

Бутырские и тамбовские солдаты, заставив неприятеля прекратить стрельбу с болверка, живо двинулись вперед и пошли на приступ болверка, влезая на вал даже без лестниц, что было довольно легко по уступам плетня. Но когда они достигли гребня, они встретили ожесточенное сопротивление, потому что турки сражались как люди, полные отчаяния. Хотя наши нападали на них храбро, однако не были в состоянии ворваться в болверк. Здесь был убит “бей”, или начальник города.

Между тем другие полки не пытались ни напасть на доставшиеся им места, ни помочь нападающим на болверк. Это очень ободрило турок, и они без всякого опасения стреляли по тем, которые теснились между садами и стояли неприкрытыми от огня с вала».

Напрасно стрелецкие полковники и сотники плетьми гнали своих стрельцов, но те на кровавый приступ не шли. Некоторые, бросив фузеи и бердыши, садились на землю, безучастные до всего. Умирать под ударами ятаганов, взбираясь на вал, никому не хотелось.

Штурмовая колонна лефортовского корпуса по неизвестным причинам пошла на приступ только тогда, когда гордоновские и головинские охотники уже отступили от нее. Донские казаки штурмовали Азов со стороны Дона, высадившись под стеной с лодок. Первые 400 донцов победы не взяли: штурмовые лестницы оказались коротки, и их, под огнем турок, приходилось связывать по двое. Осажденные османы и здесь оказали самое ожесточенное сопротивление.

Петр I во время приступа находился на казачьей лодочной флотилии. Видя, что отчаянным охотникам-донцам не взойти на стены (он уже знал, что турки отбились в других местах), он приказ им сесть в лодки и вернуться в свой походный стан.

Можно сказать, что царь оказал начальникам штурмующих колонн медвежью услугу, когда потребовалось дать сигнал отбоя приступа. Он отлучился, уйдя к донцам атамана Фрола Минаева с того места, где обещал быть генералам. Поэтому его не смогли долго отыскать, чтобы получить требуемое приказание. Патрик Гордон не без горечи писал: «Уже штурмующих не оставалось и третьей части, так как многие из здоровых уносили убитых и раненых…»

Штурм Азовской крепости 5 августа 1695 года обошелся нападавшей стороне в 1500 человек погибшими. Раненых оказалось вдвое больше, многие из которых умерли.

В известном романе писателя Алексея Толстого «Петр Первый» хорошо передан ход штурма и послесловие к нему: «На стенку удалось забраться только бутырцам и тамбовцам. Идущие вслед стрельцы услышали бешеную резню, лязг железа – заробели и залегли в вишневых садах сожженной слободы. Казаки отчаянно приступили со стороны реки, но лестницы оказались короткими, турки валили со стен камни, лили горячую смолу. Казаки ни с чем вернулись в табор. Штурм был отбит.

Когда поднялось солнце, увидели множество трупов у крепости. Турки раскачивая, сбрасывали русских со стен, трупы скатывались в ров. Погибло свыше полторы тысячи человек. В окопах солдаты вздыхали:

– Вчера смеялись мы с Ванюшей – вон его птицы клюют…

– И куда нам лезть к туркам… Чаво мы тут не видели…

– Разве мы можем воевать… Всех побьют…

– Одни генералы в Москву вернутся…

К царю в головинский шатер сошлись генералы. Гордон был печален и молчалив. Лефорт скучно подавливал зевоту, не глядя в глаза. Упалый лицом Головин то и дело ронял голову. Только пришедший с царем Меншиков геройски подбоченивался, – голова обвязана тряпкой, шпага опять в крови: был на стенах… Его, дьявола, смерть не брала…»

Патрик Гордон, которого трудно причислить к виновникам случившегося, такими словами подытоживал неудачу приступа: «В четырех полках мы потеряли 1500 человек, урон же неприятеля не превышал 200 убитых. Так кончилась попытка штурма, внушенная неопытными и опрометчивыми советчиками. Около 9 часов Государь потребовал меня к себе; явились и другие генералы. Все они были скучны и печальны. Я просил созвать военный совет, чтобы надлежащим образом обсудить дело….»

Собравшийся «консилиум» постановил: повторить штурм Азова. Петр I приказал продолжить осадные работы, подвести под крепостные стены подземные мины. Он не расставался с мечтой о быстрой и легкой победе. О такой победе, которая на войне бывает скорее не правилом, а исключением.

Азовцы, ободренные удачной вылазкой, стали выходить за крепостные стены днем и ночью. В траншеях раз за разом завязывались рукопашные схватки, гибли люди. Крымская конница постоянно находилась на виду русского лагеря. Было совершено нападение, пусть и неудачное, на каланчи. В том бою пал один из «начальных» бомбардиров Преображенского полка друг детства Петра I князь Федор Троекуров. Царь с грустью писал в Москву князю Ромодановскому: «Юного князя Федора Ивановича, друга моего, не стало, для Бога не покинь отца (его) …»

…Землекопы работали днем и ночью, стараясь вывести траншеи к крепостному валу. Столь же усиленно рыли подземные минные галереи под вал. Вперед выдвинули два редута, поставили в них мортиры для метания бомб в Азов. Турки забеспокоились, видя такую настойчивость в трудах землекопов противника. Уже на второй день они совершили сильную вылазку против апрошей гордоновских войск, но их отбили пушечным огнем с большими потерями, чего до этого еще не случалось.

Всего три часа спустя, в тот же день 11 августа, азовский паша послал янычар на вылазку в другую сторону – против позиций корпуса Франца Лефорта. Работавшие здесь в траншеях землекопы оказались без пехотного прикрытия. Янычары перебили много людей и унесли с собой немало шанцевого инструмента, оружия.

Виновниками происшествия вновь оказались стрельцы, чей караул безмятежно спал. Петр I, разобравшись в случившемся, пришел в ярость и вознамерился было казнить виновников, но его отговорил генерал Гордон: такая казнь на войне могла удручить полки, особенно стрелецкие. Караульные получили по десять плетей и их лишили месячного жалованья.

Царь приказал укрепить каланчи более высоким валом и глубоким рвом (теперь через него перебирались по перекидным мосткам), превратив их в подобие фортов.

Между тем ситуация под Азовом стала складываться угрожающе для осаждавших. Запись в гордоновском «Дневнике» от 2 сентября сообщает следующее: «Казаки захватили двух пленных; те сообщили, что в этот день ждут нурадин-султана (то есть Шагин-Гирея, сына или племянника хана Селим-Гирея, второго наследника крымского престола. – А.Ш.) с 10 тыс. татар и 500 янычар, которых осажденные намереваются провести в город. Пленные также подтвердили, что во время штурма 5 августа убиты бей и янычарский ага. Должность бея, или коменданта, предложили Кубек-мурзе, но он отказался.

Весть о приближении нурадин-султана не привела христиан в уныние, особенно Его Величество царя. Он участвовал в осаде под видом простого бомбардира, но при этом лично за всем надзирал, несмотря на немалую опасность и риск, неустанно готовил и метал бомбы и достиг в этом большого искусства. Поэтому и в этом случае он пошел вместе с генералами осматривать место, где, как говорили, должен был пройти нурадин-султан, и посоветовал соорудить 3 редута с линиями коммуникаций. Их построили у реки за сутки и укрепили со стороны моря, города и поля…»

Крымская конница действительно в большом числе появилась под Азовом. Шагин-Гирей делал все для того, чтобы русские не могли напасть на него в степи, и потому постоянно менял места стоянок. 8 сентября произошло немалое кавалерийское дело. Крымчакам удалось выманить казаков подальше от реки, а потом напасть на них из засады, схоронив несколько тысяч всадников в глубоких степных балках. Донцам пришлось повернуть коней к Дону. С сотню человек было прижато к болоту: их, завязших в тине вместе с лошадьми, расстреляли из луков. Однако нападать на сам русский стан Шагин-Гирей не решался.

На очередной «консилии» было решено еще раз предложить Мартазе-паше сдаться. Три казака, обмотав бумагу вокруг стрел, пустили их в Азов с трех сторон. На сей раз султанский военачальник не удостоил противника своим ответом.

16 сентября подорвали первую подземную мину. Но турки вовремя заметили дым, исходивший из входа в подземный ход, хотя его и завесили пустыми мешками. Они бросились с вала и с болверка, спешно укрываясь внутри крепости. К тому же они видели, что русские полки выстроились для боя. Минная камера взорвалась под стенами крепости с оглушительным грохотом. Столб огня, дыма, земли, камней и бревен в считаные секунды поднялся над полем. Когда развеялась пыль, все увидели нетронутый крепостной вал и бешено хохочущих турок на крепостных стенах, которые показывали пальцами на неприятелей.

Оказалось, что подземная галерея не только не достигла вала, но и не дошла даже до крепостного рва. Направленность же взрыва порохового заряда оказалась такой, что камни и бревна полетели не в сторону Азова, а в сторону русской позиции. Там погибло 30 человек, а свыше ста получили ранения и контузии. К Петру I в тот день боялись подходить, настолько гневен он был. Патрик Гордон записал в «Дневнике»: «Это вызвало среди солдат сильный ужас и неприязнь к иностранцам. Немало был огорчен и Его Величество. Мина заключала в себе 83 фунта пороха…»

На другой день после губительного взрыва самодержец отписал в Москву думному дьяку Андрею Виниусу: «А здесь, слава Богу, все здорово и в городе Марсовым плугом все вспахано и посеяно, а не токмо в городе, но и во рву. И ныне ожидаем доброго рождения, в чем, Господи, помоги нам, в славу имени своего святого». По традиции большую часть своих посланий государь «всея Руси» подписывал по-немецки, кратко – «Питер».

Он повелел начать вести все новые и новые подкопы. Турки обнаруживали их один за другим на подходе к крепостному валу и взрывали контрминами. Царь готовил второй штурм Азова, на сей раз решив ввести в дело свои лучшие полки – «потешные» Преображенский и Семеновский. Им предстояло атаковать город со стороны реки.

Петр I каждодневно бывал на земляных работах, поторапливая людей. На их окончание он дал военным инженерам срок в один месяц. Подолгу всматривался в карту Азовской крепости, расстелив ее на барабане.

Началась осенняя непогода. 18 сентября разразилась настоящая буря – пошел сильный ливень с градом. Траншеи залило холодной водой. Это было первым предвестником осенней непогоды, а крепость все еще не была взята. Осень подкралась как-то незаметно, с холодными и серенькими, без красок, днями.

В тот же день, 18 сентября, из Москвы прибыл в сопровождении сильного конвоя стольник. Он привез с собой «казну» – около 70 тысяч рублей серебром и медью для выплаты полугодового жалованья офицерам и стрельцам и несколько меньшего – для «прочих воинских чинов, солдат». После выдачи задержанного жалованья настроение людей заметно поднялось. Между палаток, землянок и шалашей засновали маркитанты и маркитанки, торгующие всякой всячиной, и прежде всего вином. Все говорили о новом штурме Азова. Понимали это и турки, которые все меньше и меньше издевались над осаждавшими их русскими с высоты крепостных стен.

…Перед приступом царь лично осмотрел минные галереи и убедился, что турки еще не подкопались под них. Заряды мин состояли из 95 пудов пороха и артиллерийских бомб. В один подкоп вложили 16 крупных бомб, в другой – 30, но меньшего калибра.

Второй штурм Азовской крепости состоялся в день Святого Сергия – 25 сентября 1695 года. После трех сигнальных пушечных выстрелов приказано было зажечь фитили к минам. Но сработала только одна из них, проделавшая брешь почти в 20 сажен в валу бастиона, расположенного напротив центра русской позиции. Кроме того, взрывная волна заметно расшатала палисад во рву, сделанный из толстых заостренных бревен. Взрыв подземного порохового заряда и на этот раз учинил вред осаждавшим. Часть камней и горящих бревен из подкопа полетела в русский лагерь: около сотни человек было задавлено и ранено.

Русские пошли на штурм в удачный момент, поскольку грохот взрыва подземной мины под валом бастиона настолько ошеломил турок, что часть их кинулась с вала укрываться внутри крепости. Главный, на редкость ожесточенный и кровопролитный бой произошел у пролома в бастионном валу. Каждую атаку русских османы встречали здесь ружейной и пушечной пальбой в упор и с флангов. На головы штурмующим летели ручные гранаты и камни, даже большие бомбы, которые метались с вала при помощи веревок. С присвистом летели оперенные стрелы. Затем в дело шли сабли и ятаганы.

Преображенский и Семеновский полки с тысячью донских казаков пошли на приступ с речной стороны. Начальствовал ими окольничий Петр Апраксин. «Потешные» штыками потеснили османов и захватили часть вала в прибрежной части Азова. Крепостной паша, видя здесь главную угрозу, перебросил сюда свои резервы.

Хотя часть вала у пролома штурмующим и удалось захватить, но дальше стрельцы не пошли. Бутырский полк потерял в проломе едва ли не половину своих людей и только после этого отступил. Преображенцы, семеновцы и донские казаки, так и не дождавшись поддержки, последними покинули поле боя – «нижний город».

Патрик Гордон оставил в «Дневнике» за 25 сентября следующую запись – собственноручный рассказ о втором штурме крепости Азов: «Состоявшийся утром военный совет постановил все назначенным к штурму в 3 ч. Быть наготове в ближних траншеях; по сигналу трех орудий надлежит поджечь мины.

Как только закончили подготовку и надежно защитили от неприятеля со стороны поля, прозвучал сигнал. Заминированы были небольшая часть куртины, весь фланг и с 2 сажени лицевой стороны больверка, всего около 20 саженей. Но из-за частокола (палисада) за бруствером и сильного южного ветра масса земли, камней и мусора полетела назад на осаждающих, нескольких обожгло и ранило…

Однако турки оказались так напуганы взрывом, что покинули стену, так что христиане с помощью лестниц перебрались через ров, очень отлогий, старый и поросший травой. Христиане, что были в средней колонне, ворвались на стену и заняли часть ее против своей колонны – то есть угловой и средний больверки и куртину между ними. Но шедшие в других колоннах не бросились захватывать стены на своих участках.

Поэтому турки не понесли урона, собрали резервы со всех позиций, во множестве кинулись на стену, снова сбросили с нее солдат и стрельцов и немедленно заняли стену еще большим числом. Все же солдаты средней колонны не прекратили приступа и держались с наружной стороны стены, во рву и ближайших траншеях. При поддержке с левого фланга они вновь пошли вперед. Нескольким даже удалось забраться на стену, но, невзирая на их доблесть и отчаянное сопротивление, турки опять взяли верх.

Тем временем казаки на правом фланге стали вновь подступать к городу. Так как успех казался тут возможным, командовавший ими дворянин призвал на помощь наступавших по соседству; после чего полковник Чамберс двинулся вперед с батальоном Преображенского полка. Не встретив особого сопротивления, он вошел в город у реки и занял позицию среди развалин домов. Но из укрепления сверху велся шквальный огонь, полковника ранило, и еще несколько людей ранило и убило. Увидев, что помощь не подходит, они отступили.

Посланные же на подмогу 2 батальона из дивизии генерала Гордона пробиться не смогли, так как турки, поняв, сколь слабы усилия остальных колонн, ринулись сюда во множестве. Третий приступ предприняли солдаты средней и левой колонн, но тщетно – только потеряли людей. К тому времени уже наступил вечер, и генералы подали сигнал к отступлению. Солдаты направились к лагерям, оставив дозорных, впрочем, числом больше обычного…»

Потери русских войск при втором штурме Азовской крепости неизвестны. Трофеями стало турецкое знамя и железная пушка старого образца, унесенная с вала. Доставившие трофеи получили по 5 рублей наградных.

В путевом дневнике Петра Великого – «Юрнале», который велся каждодневно и достаточно обстоятельно, сохранилась краткая запись о «печальном» дне 25 сентября: «Был приступ другой к городу Азову, и был бой жестокий, только отступили наши. День был северной; в ночи мороз».

Повторная неудача усилила раздоры среди петровского генералитета. В московских стрелецких полках началось «шатание». Погода ухудшалась с каждым днем. Войска теплой одежды не имели, дела с топливом обстояли крайне плохо: связки высохшего камыша дров заменить не могли. Больных в осадном лагере становилось все больше. На складах кончались запасы провианта.

Теперь близкое Азовское море дышало штормовыми ветрами и ураганами с дождями. Осадные лагеря превращались в болота. Приближение южной зимы делало продолжение осады бессмысленной. Царь все оттягивал отступление из-под Азова, словно надеясь на чудо. И только на «консилии» 27 сентября согласился уйти с берегов Дона в пределы Московского царства.

Считается, что последним толчком для государя в принятом решении стала смерть любимых товарищей по юношеским потешным играм – бомбардиров Преображенского полка Григория Лукина и сержанта Якима Воронина. В письме тех дней князю-кесарю Федору Юрьевичу Ромодановскому царь с горечью сообщал: «Еким Воронин и Григорий Лукин волею Божиею умре. Пожалуй, не покинь Григорьева отца».

Русская армия покидала берега Нижнего Дона так, что у крымчаков пропала всякая охота преследовать ее. Но все же ханская конница не осталась без военной добычи. Она напала на вагенбург и «совершенно расстроила» солдатский полк полковника Сверта, не имевшего для прикрытия рогаток. Часть полка была истреблена конницей, часть с полковником была захвачена в плен и уведена в степь.

В каменных каланчах, достаточно укрепленных и названных Ново-Сергиевским городком, Петр I приказал оставить сильный гарнизон (3 тысячи человек) с достаточными запасами провианта и огневых припасов. Начальником Новосергиевска оставлялся воевода Ржевский. Донскому атаману Фролу Минаеву приказывалось в случае надобности подать ему помощь.

Полки Головина и Лефорта уходили домой прежним путем – по воде. Корпус генерала Патрика Гордона – по суше. Часть тяжелой артиллерии и огневых припасов к ней оставлялось в столице донского казачества Черкасске: на сохранение до будущей весны.

В осадном лагере сжигалось все, чем мог воспользоваться вражеский гарнизон, прежде всего доски и шанцевые корзины. Перед самым уходом войск из лагерей их залил Дон, вышедший из берегов: ветер с моря стал гнать воду вверх по реке.

…Гордоновские полки возврашались домой по безлюдной, голой степи, по которой гуляла вьюга. Не из чего было зажечь огонь, негде укрыться от ночной стужи. Солдаты, стрельцы, пушкари шли в летних кафтанах, в изношенных донельзя сапогах. Немало людей были босы. От бескормицы пало много лошадей. Люди замерзали в пути на стоянках десятками.

Австрийский дипломат Плейер, наблюдавший осаду Азовской крепости, задержался в Черкасске на месяц из-за простуды. Он ехал в Москву по тому пути, который прошли гордоновские полки. В своем дневнике цесарец записал: «По дороге я видел, какие большие потери понесла армия во время своего марша, хотя и не будучи преследуема никаким неприятелем; нельзя было без слез видеть, как по всей степи на протяжении 800 верст лежали трупы людей и лошадей, наполовину объеденные волками».

…С пути Петр I писал в Москву князю-кесарю Федору Юрьевичу Ромодановскому: «…По возвращении от невзятого Азова с консилии господ генералов указано мне в будущей войне делать корабли, галисты, галеры и иные суда. В коих трудах отныне будем пребывать непрестанно…»

Царь не отправился сразу в первопрестольную столицу, а от Валуек поехал в Тулу, чтобы посмотреть там местные оружейные заводы, принадлежавшие боярину Льву Кирилловичу Нарышкину. Среди прочего, Петр I показал там свое кузнечное искусство. Из Тулы он отправился в Коломенское, поджидая подходившие по заснеженным дорогам войска. Они шли из степного юга медленно.

Торжественное вступление петровской армии в Москву состоялось 22 ноября. Пройдя по ее улицам, войска вошли в Кремль. Честь войти в него первым была предоставлена полкам, которыми начальствовал генерал Патрик Гордон.

Историк Иван Афанасьевич Желябужский в своих «Записках» так описывает торжественное вступление армии в Москву после Первого Азовского похода: «Ноября в 22 день, в пятницу, государь царь и великий князь Петр Алексеевич всея великие и малые и белые России самодержец изволил из Коломенского идти к Москве с ратными людьми и шел по каменному большому мосту и пришел на дворец (в Кремль) с полками. Перво пришел генерал Петр Иванович Гордон. А за ним государь и весь его царский синглит (совет).

А перед синглитом вели турченина (пленного) руки назад; у руке по цепи большой; вели два человека. А за ним шли все полки стрелецкие. И пришед, стали строем на дворце (то есть на площади в Московском Кремле. – А.Ш.). А государь изволил идти в свои царские чертоги, а за ним пошли все генералы и все начальные люди. А всех начальных людей государь (царь-соправитель Иван Алексеевич. – А.Ш.) пожаловал к руке и службу их милостиво похвалил.

А объявляя их, начальных людей, боярин князь Петр Иванович Прозоровский, что генералы Петр Иванович Гордон, да Автоном Михайлович Головин, да Франц Яковлевич Лефорт под Азов ходили и оный с людьми и с пушками взяли (?) и со всяким мелким ружьем».

…Оценки Первого Азовского похода Петра I разнятся, хотя его неудача была несомненной. К примеру, мнение крупного отечественного историка С.М. Соловьева таково: «…Благодаря этой неудаче и произошло явление великого человека: Петр не упал духом, но вдруг вырос от беды и обнаружил изумительную деятельность, чтоб загладить неудачу, упрочить успех второго похода. С неудачи азовской начинается царствование Петра Великого».

Действительно, этот несомненный провал, как ни странно, стал подлинным «благословением» будущих ратных успехов Петра Великого. Военный историк П.О. Бобровский в «Истории лейб-гвардии Преображенского полка» писал: «Начинание молодого царя в военном деле не было благословлено успехом. Враждебные Петру люди поднимали голову, это ведь не то, чтобы кораблики строить, под Кожуховом тешиться, с немцами пировать. Но эта самая неудача обнаружила в юном государе великого человека. Она подняла в нем силы, удвоила, утроила в нем энергию, чтобы загладить неудачу и упрочить успех второго похода».

Хотя о новом походе на Азов еще не было объявлено, в рядах петровской армии мало кто в том сомневался. Об упорстве царя Петра Алексеевича в Русском царстве ходили уже и присказки, и легенды, и слухи неимоверные. За последние людей порой хватали, били кнутом на базарных площадях, бросали в узилища.

Европа знала о походе русской армии под турецкую крепость Азов в 1695 году во всех деталях. О нем писалось не только отечественными историками. Так, писатель Давид Ляхну в своем сочинении «Девар-Севафаим» среди прочего сообщал следующее: «Когда Султан Мустафа, сын Султана Махмуда, воцарился и возсел на свой престол (1107 год Гиджры – то есть 1695 год нашей эры), в то время с каждым годом война с римлянами (то есть со Священной Римской империей, австрийцами. – А.Ш.) становилась обременительнее для турок, которые то побеждали, то были побеждаемы, – тогда еще прибавилось у них врагов: с севера угрожала беда, а именно: Ах-Бей (белый царь) царь Московский, который, с скрытою в сердце недружбою и вечною нелюбовью, питал недобрые замыслы и изыскивал средства овладеть Крымом.

Он собрал многочисленное войско свое и разделил его на две части, из которых одну поручил воеводе по имени Шермет-оглу (боярин воевода Б.П. Шереметев. – А.Ш.), который пошел на Кази-Кирман (Берислав), лежащий на большой реке Узу (Днепр), с крепкою стеною и прочными вратами, осадил его и начал войну.

Остальная же рать царя московского пошла воевать на сильную крепость Азах, обнесенную валами и стеною, лежащую на великой реке Тэе-Сваве (Дон), одном рукаве Черного моря. Выше же ее, на расстоянии полумили, были две небольшие крепостицы, одна против другой, а между ними железные цепи, называемые “Занджили-хулахар”, чтобы суда народа московского не могли проходить между ними, – одна называлась Вадин-хулла, а другая Джан-хулла.

Тогда-то они, напав и овладев двумя крепостицами, осадили Азах и долгое время вели с ним борьбу. Тогда было в Азахе 6000 отборного, опытного войска янычарского, которое до нашествия неприятеля построило себе большую деревянную стену, отступив на должное расстояние от городской стены, для того, чтобы было для них просторнее сражаться на ровном месте.

И стали бросать стрелы, метать из пращей, наводить машины, стараясь пробить стену. С каждым же днем выходили вооруженные люди из города и наносили неприятелям сильные поражения, до того, что с каждым днем их становилось менее и менее. К ночи же они возвращались в город, и так день проходил в бою, а ночь в карауле…

Людей осталось весьма мало; война была продолжительная: осада и битвы продолжались 107 дней, а город не могли взять, несмотря на то, что настала зима. Вследствие мороза и холода война прекратилась: сняли осаду и войско ушло восвояси.

В городе осталось около 570 человек, спасшихся от меча, и те были ранены: одни излечились, другие умерли. А как услышал об этом султан турецкий, то оказал им благодеяние: послал им подарки, увеличил их жалованье и содержание; отправил к ним оружие и снаряды, а равно и жизненные припасы для городских жителей на всю зиму. Тогда опять воздвигли разрушенные и пробитые стены, укрепили бойницы, равномерно прислали к ним ратных людей для охранения города и для защиты во время войны».

…Еще не остывший от ратных дел Петр I начал готовиться к новому походу на Азовскую крепость. На военном совете, который собрался в селе Преображенском, последний русский царь сказал исторические слова: «Всякий потентант (то есть человек, облеченный властью монарха. – А.Ш.), который только сухопутные войска имеет – одну руку имеет, а который и флот имеет – обе руки имеет».

Началась подготовка к продолжению борьбы за выход в Азовское море, за устье Дона, за незамерзающий порт на юге. Под Воронежем, в других местах заработали многочисленные верфи. На них строились сотни больших и малых речных судов. На части из них не грех было выйти и в открытое море. Чуть ли не со всей страны на верфи были согнаны тысячи и тысячи плотников, кузнецов и прочих мастеровых людей.