Текст книги "Дзен-софт"

Никакого транспорта, никаких остановок. Вперед, вперед, вперед… Куда?

Куда?!

К Джерому!

Почему?.. Не важно.

И снова бесконечный бег.

Однако теперь вместе с ногами работал и мозг. Работал, словно старинные сломанные часы. Шестеренки вертелись с бешеной скоростью, соскакивали, застревали, начинали вращаться в обратную сторону.

Итогом этой работы стало воспоминание о том, что когда-то давно Джером давал Гудвину свой адрес, приглашая в гости, но тот, как всегда, отшутился – мол, не ходит к малознакомым одиноким мужчинам домой, у него много дел и вообще пора расходиться. Тем не менее адрес запомнился и сейчас всплыл в памяти.

Предупредить о приходе? Коммуникатор Гейт успел выключить, руководствуясь некими вбитыми в подсознание инстинктами. Конечно, риск, что кто-то отследит его таким образом, был невелик, но все же вероятен. Значит, позвонить и предупредить о скором визите не получится. Других способов Гудвин не видел. Купить на улице чей-то коммуникатор и попытаться достучаться до Джерома – слишком сложный вариант, да еще и требующий времени, которого не было.

О том, что делать, если друга не будет дома, он старался не думать.

Через несколько часов бега, перемежавшегося ходьбой, Гудвин добрался до нужного дома. Черный, казавшийся монолитным, тридцатидвухэтажник нависал громадиной, не предвещая ничего хорошего. Впрочем, и плохого он не сулил. Просто стоял и всем своим видом символизировал собственную отстраненность от проблем Гейта.

Набрав номер квартиры, беглец прослушал обрывок из занимательной песни последнего музыкального идола Нового Вавилона. Песня называлась «Из панки в дамки» и смысла в ней содержалось еще меньше, чем в названии.

– Кто? – спросили голосом, очень и очень похожим на голос Джерома.

– Гудвин.

– Заходи.

«И всё? – подумал Гудвин. – Никакого удивления, никаких тебе «Вот этого не ожидал!»? Заходи и ничего больше. Странно».

Впрочем, причина странности выяснилась, стоило Гейту проникнуть в жилой блок Джерома.

Распластавшись на диване с пакетом мятных жевательных конфет, друг наслаждался трехмерным концертом того самого музыкального идола, который в настоящий момент скакал почти вплотную к дивану и кричал нечто вроде «И все вместе!».

Все действительно делали что-то вместе. Кричали, улюлюкали, свистели и подпевали. Одновременно и сразу.

Душераздирающее зрелище.

– Ничего себе… – пробормотал Гудвин. Правда, в уме он не удержался от более жесткого комментария, из которого сразу стало бы ясно его отношение к современной поп-культуре и особенно к некоторым ее проявлениям.

Джером лениво обернулся и смерил гостя заинтересованным взглядом. Потом повозился, принял сидячее положение, смахнул с обивки несколько оберток от шоколадных батончиков, желтые крошки – по всей видимости, от чипсов – и приглашающе похлопал по дивану. И даже протянул пакет с конфетами – угощайся, мол.

– Садись. И вправду, выглядит ничего. А почему ты вдруг так резко имидж сменил?

Гудвин после выматывающей погони забыл обо всем – даже о метаморфозах собственной внешности. Будь на месте Джерома кто-нибудь более нервный, мог бы и испугаться – воспользоваться шокером или врубить сигнализацию. А если бы поглядел в видеофон – и того хуже, вообще на порог не пустил бы.

– Надоело все. Решил изменить стиль жизни и начал с себя. Потом, глядишь, и отпуск возьму. Или перееду на другой конец города… – Гудвин осторожно присел на краешек дивана. Виртуальный трехмерный певец тут же подскочил к нему и сунул в лицо микрофон. Сопровождалось это диким воплем, который, по мнению Гудвина, мог исторгнуть из себя разве что наркоман, не контролирующий собственное сознание и тело под кайфом. В исполнении певца это означало, видимо, крайнюю степень восторга, и ее следовало немедленно поддержать.

– Йа-а-а-а! – заорал Джером, и Гудвин чуть не подавился конфетой.

Конечно, в чужую серверную со своим софтом не ходят, но он все же сделал попытку оградить себя от дальнейших потрясений:

– Прости, а ты не можешь сделать потише?

– Потише? – Джером окинул друга таким взглядом, будто только что застал его за совершением крайнего непотребства. – Да у меня и так стереосистема не на полную мощность работает. Думаю новую прикупить.

– А долго еще этот будет прыгать и орать? – Как ни старался Гудвин, назвать модный в этом сезоне эйфорический синт-поп музыкой или пением язык у него не поворачивался.

– Минут сорок, – ответил Джером и, заметив кислое выражение лица Гудвина, добавил: – Если хочешь, иди в столовую. Там есть еще один визор, можешь посмотреть что-нибудь другое.

Гудвин благодарно кивнул, ушел в столовую и обнаружил еще одну видеосистему, не сильно уступающую той, что надрывалась в гостиной. По всей вероятности, Джером был знатным любителем масс-медиа. Гудвин же предпочитал получать информацию не из официальных каналов вещания, а из сети. Во-первых, если знать, где искать, на некоторых ресурсах всегда можно обнаружить что-нибудь важное и интересное. Во-вторых, если очень надо, взломать базы данных не проблема – и получай сведения, так сказать, напрямую. Ну и в-третьих, в сети нет такого количества ярких вопящих рекламных блоков, как на визорных каналах. Вся эта мешанина из образов и звуков здорово раздражала Гудвина, он даже квартиру выбирал специально – чтобы окна не выходили на рекламный щит или монитор.

Впрочем, на огромном экране визора ленты новостей оказалось читать удобнее. Гудвин с минуту внимательно вглядывался в главные страницы новостных порталов города, а потом крикнул:

– Джерри!

– Что?

– Ты давно уже смотришь концерт?

– Часа два! Это юбилейное, сто двадцать восьмое выступление, транслируется напрямую из…

Но Гудвина не очень занимало дальнейшее описание поп-трансляции, поэтому он пропустил его мимо ушей. Два часа. Значит, Джером еще не видел последнюю сводку новостей, которая появилась час назад. Это уже хорошо.

Из всех новостных лент на Гудвина смотрело собственное лицо с подписью «Разыскивается» и даже с номером идентификационной карты. Далее шел текст криминальной сводки: «Сегодня днем Гудвин Гейт, член преступной группировки, работающей на рынке незаконного софта, убил двоих сообщников и скрылся в неизвестном направлении».

Так. На поиски выделено несколько патрулей. На одном из сайтов висит интервью – «пострадавший» от рук Гейта дает показания полиции. Ну конечно, один из рэкетиров, тот, что сторожил внизу. Гудвин скрипнул зубами. Вместо того чтобы искать противника своими силами, ребята сдали его с потрохами. Теперь просто спрятаться и отсидеться или переехать в другой район не получится. Придется залечь на дно, сменить все каналы и счета, потерять официальную работу, наверняка угрохать почти все деньги на поддельные документы с другим ДНК-кодом и операции по изменению внешности… Единственное, что радовало Гудвина, – официально квартира зарегистрирована не на него, а на несуществующую фирму. Поэтому, если его не отследили раньше, сейчас у него в запасе есть несколько часов, чтобы попробовать проникнуть домой и забрать самые ценные вещи, а главное – нетбук, на котором, пусть и под странными названиями, хранился всякого рода запрещенный нелиценз, в частности тот же «Ураган» и установочный файл ЭлБы. Гудвину уж очень не хотелось, чтобы ЭлБа попала в руки кому бы то ни было, кроме него самого.

Оставался один вопрос, и его следовало решить за сорок минут, пока Джером по уши занят своими любимыми песнопениями. Как попасть к себе в квартиру?

Вариант «пешком» отметался сразу. Во-первых, Гейт и без того за сегодня набегался, а во-вторых, таким образом повышался шанс нарваться на патруль законников.

Вариант «транспортом» он, поразмыслив, принял за «опасный, но выполнимый». Монорельс контролировался системами обнаружения и людьми, зато была возможность взять кар и надеяться, что по новостным каналам не передали еще голофото измененного лица Гудвина. И что в каре водителем будет человек, с которым удастся договориться, а не кибер. С механизмами Гудвин умел договариваться только посредством взлома, а ломать кибертакси – в этом было что-то противоестественное.

Существовал и третий вариант – ЭлБа, но тут имелось несколько трудностей, и ни одна из них не была маленькой.

Как работает эта штука?

Как сделать так, чтобы она работала как надо?

По первому вопросу у Гудвина были некоторые задумки. Если верить воспоминаниям и собственным ощущениям, штука работала, перемещая – по крайней мере, однажды подобное точно произошло – человека в пространстве. Как именно она действовала – вот это были дебри, куда он лезть не собирался.

Что же касается второго вопроса, то, насколько помнил Гейт, сработала ЭлБа, только когда появилась реальная угроза его жизни. До тех пор пока у него был ничтожнейший шанс убежать – никаких поползновений в сторону спасения. Когда же стало очевидно, что еще несколько секунд и наступит закономерный конец – вуаля, мы уже смотрим на знакомую дверь!

Почему на эту дверь, а не на какую-нибудь другую? Например, потому что она оказалась ближайшей или была подсознательно помечена в памяти Гудвина как «убежище».

А вот что делать со всеми этими выводами, Гейт представлял не слишком ясно.

– Мне очень надо домой, – сказал он, не напрягаясь по поводу громкости – Джером все равно бы не услышал.

Гудвин попытался представить, насколько сильно ему надо домой и как от этого зависит его жизнь, но выходило плохо. Так обычно и бывает, когда очень стараешься чего-нибудь захотеть. Сразу в голову лезут всякие посторонние мысли или находится куча аргументов, что тебе этого и не надо вовсе.

– Хреново, – пробормотал Гейт и попытался еще раз. С тем же успехом.

Отчаявшись добиться своего с помощью эмоций, он решил прибегнуть к логике. В конце концов, ЭлБа была программой и как любая программа подчинялась алгоритму, которому требовались факты.

– У меня дома лежат проги. Если их найдут законники, они уже будут не просто меня искать, но поднимут на уши весь город.

Ничего не произошло.

– Также дома находится все мое оборудование, которое вряд ли можно назвать законным.

И вновь никакого эффекта.

– На моем нетбуке установочный файл твоей программы, и если я туда не попаду и не уничтожу его, то законники доберутся до него, вскроют и вычислят, как ты работаешь. Тогда они смогут…

В голове резко помутилось, Гейта затошнило, а перед глазами замелькали картины разной степени бредовости.

Перевернутая кухня Джерома. Длинный пластиковый тоннель с металлическими вставками. Отбросы и нечистоты, мчащиеся по трубам. Бетонные перекрытия. Металлическая дверь с тремя видами замко́в: кодовый, голосовой, считывающий ДНК…

Замки́ и дверь Гудвину были знакомы. Он ввел код, пробормотал: «Сработало…» – и приложил палец к идентификационному блоку. Через несколько секунд, прижавшись спиной к двери, попытался унять колотящееся сердце, которое явно превышало допустимую тактовую частоту.

Похоже, встроенные механизмы секретности у ЭлБы были первоклассными. Стоило только заикнуться о том, что законники смогут покопаться в ее внутренностях, как его пожелание было выполнено.

«Какая-то своенравная прога», – подумал Гейт устало.

В голове прояснилось, и он вспомнил, зачем сюда явился. Вынув жесткий диск из нетбука, кинул его в микроволновку. Туда же полетели флешки, на которых хранилась или могла храниться какая-нибудь противозаконная инфа.

Он не пожалел ни один из носителей. В случае если ему захочется вернуться к незаконным делишкам, всегда можно будет вновь выйти на РейНа. Если же захочется самому покопаться в ЭлБе – файл будет лежать на сервере еще почти тридцать суток.

Впрочем, это всё были дела будущего, а его еще надо заслужить.

Запустив микроволновку на режим максимального нагрева, Гудвин нашел игольник и засунул его за пояс в компанию к тому, который позаимствовал в убежище. Теперь он был еще лучше вооружен, еще более опасен и опять абсолютно не представлял, что делать дальше.

В комнате потянуло паленым пластиком, а в кармане штанов призывно завибрировал коммуникатор. Гейт полез было за ним, но тут же вспомнил кое-что очень важное. Настолько важное, что многие из произошедших до этого событий могли показаться вполне обыденными и ничего не значащими в этой жизни.

Он ведь выключил коммуникатор.

Убегая от законников, он выключил коммуникатор и четко помнил, что не включал его, поскольку предпочел нагрянуть к Джерому без предупреждения. Однако продолжающаяся вибрация подсказывала, что с памятью что-то не в порядке.

«Это дурацкая ЭлБа выжгла мне мозги», – подумал Гудвин, доставая коммуникатор.

Он действительно был отключен.

Матовый экран безжизненно и смутно отражал изумленное лицо Гейта, ни один огонек не мигал, мелодии не было, тем не менее такой знакомый, несколько раз пересобранный коммуникатор продолжал вибрировать.

«Глюки?» – спросил себя Гудвин, но вместо ответа нажал на кнопку вызова.

Голос был незнакомый. Тягучий, чуть хрипловатый. Какой-то мужчина говорил так, будто пытался затащить очередную девчонку в постель.

Но более всего Гудвина шокировали слова.

– Здравствуй, Великий и Ужасный, – протянул незнакомец и тихо засмеялся. – Как подарочек?

5

Гудвин не нашелся сразу, что ответить. Просто стоял посреди комнаты с выключенным коммуникатором около уха и тупо смотрел на микроволновку – там внутри корчились, извивались и сплетались в замысловатые фигуры кусочки пластика. Примерно так же, как оплавляющиеся флешки и провода, чувствовал себя мозг Гудвина. Все-таки чересчур насыщенный был день. Подарки, стрельба, погони, озарения…

Теперь же мозг недвусмысленно сигнализировал хозяину о потребности в отдыхе. О том, что разговаривать с незнакомцами не всегда приятно и безопасно. О том, что лучше выключить звук на коммуникаторе и убраться из квартиры подобру-поздорову. От греха подальше похоронить коммуникатор – как бы он ни был дорог – в ближайшей мусорке. А уже потом, в безопасном месте, проспав часов этак восемь – десять и оправившись от пережитого, можно разгадывать загадку странного голоса и новых способов передачи звука на отключенные приборы.

Но любопытство – то самое, что вечно втягивало Гудвина в передряги и приключения, – просто не могло остаться в стороне и, опередив все его мысли о безопасном и логичном уходе от разговора и из квартиры, озвучило первый пришедший в голову дурацкий вопрос:

– Какой подарочек?

В ответ из динамика послышался тихий смех. Даже и не поймешь сразу – то ли собеседник смеется, то ли помехи на линии.

– А разве ты их получил сегодня много?

– Кто это?

Неуютно разговаривать с неизвестным собеседником, который в свою очередь прекрасно тебя знает. Да еще и приветствует не по имени, а намекает на «Волшебника Изумрудного города».

– Это так важно в сложившейся ситуации?

– Мне важно. – Гудвин перехватил коммуникатор другой рукой. Та ладонь, которой он держал его вначале, стала абсолютно мокрой и скользкой от пота. Пришлось вытереть ее о джинсы.

– Можешь считать меня своим покровителем, если хочешь. – Судя по интонациям, покровитель явно потешался.

Кто бы это мог быть? Только две кандидатуры подходили на роль таинственного собеседника.

Первая – РейН, особенно если судить по словам «Великий и Ужасный», которые входили в привычный шифр общения. Но РейН никогда раньше не пользовался голосовой связью, не выказывал желания пообщаться с Гудвином лично, даже наоборот – изо всех сил противился этому. Кроме номера мессенджера, он так и не сообщил никаких своих контактов. «Разговор-текст гораздо лучше любого другого, – написал он еще в самом начале, после их знакомства. – Ты спокойно формулируешь мысли и строишь правильную конструкцию. Никаких эмоций и интонаций, отвлекающих от восприятия фактов. Поэтому я общаюсь только так».

Вторая кандидатура – что представлялось Гудвину гораздо более вероятным и неприятным – это бритый серебристолицый рэкетир, хотя голос не был похож. Тот, помнится, намекал на покровительство… А под подарком вполне можно понимать красочные портреты Гудвина во всех новостях. Но в таком случае нужно срочно бросать коммуникатор и бежать, потому что отследить жертву по приему голосового сигнала – раз плюнуть. Даже уличные банды хакеров с этим легко справлялись, а уж безопасники вычислят квартиру на раз-два.

– Прости, я немного занят. Поболтаем как-нибудь потом. – Голос у Гудвина дрожал, несмотря на то что он пытался говорить твердо. Да, прав был РейН. Набивать текст в окошечке гораздо удобнее. Никто не узнает, что ты нервничаешь.

– Как-нибудь потом будет уже поздно.

– Почему? – И опять вмешалось любопытство.

– Не важно. Навести меня вживую, ладно? Ты сможешь, я в тебя верю. И еще… это ты меня, хм, прости.

Внезапно звук оборвался, как будто канал перекрыли. Гудвин поднес коммуникатор к лицу и растерянно уставился на желтый подмигивающий смайлик, неизвестно как образовавшийся посреди черного мертвого экрана.

«Интересно, за что «прости»?» – успел еще подумать Гудвин, но через секунду возмущенно пискнул ДНК-определитель – дверь вздрогнула и тяжело рухнула внутрь квартиры, сорванная с петель точечными выстрелами бластера. «А я тебе говорил…» – устало подумал мозг и окончательно отключился от действительности.

Когда Гудвина, который все еще продолжал стоять как столб посреди комнаты, окружил патруль законников – не обычная бригада, а усиленная группа захвата, – он успел только крикнуть «Сволочь!» и швырнуть коммуникатором в стену. Потом получил пару ударов под дых – не очень сильных, а произведенных в воспитательных целях, – был обыскан с головы до ног и успел понаблюдать, как потрошат его шкаф и кухонные ящики, как, чертыхаясь, вытряхивают прямо на пол из микроволновки пластико-металлический обгорелый фарш…

Затем Гудвина скрутили, стащили вниз по лестнице и запихнули в бронированный мобиль. Даже не дали оправдаться и задать дежурный вопрос каждого задержанного: «За что? Я ни в чем не виноват!»

Гудвину казалось, что все это происходит не с ним. Сознание сбоило и время от времени выключалось, демонстрируя картинку действительности, похожую на отрывочный комикс. Вот его везут в ближайший участок. Считывают ДНК. О чем-то спрашивают.

Трясут. Обыскивают. Приводят в комнату без окон и сажают за стол.

Из голофильмов и со слов некоторых знакомых он знал одну из любимых игр законников – «хороший и плохой». Один всячески давил – не без физических угроз, а иногда и приводя свои угрозы в исполнение, в то время как другой излучал сочувствие и добросердечие. Друг и враг.

Ничего подобного с Гейтом не было. Пришел усталый мужчина средних лет, нехотя отодвинул стул, сел напротив арестованного, достал бланк и принялся что-то печатать. Пальцы быстро бегали по светящейся на бланке клавиатуре и заносили какие-то факты, обвинения, а возможно, даже и приговор.

Гейту в тот момент не было никакого дела до происходящего. Мозг получил передышку, которой пытался воспользоваться на полную катушку.

– Гудвин Гейт, – то ли спросил, то ли утвердительно пробормотал мужчина, отложив бланк в сторону.

– Да.

– Вина в хранении и применении вредного для человечества софта доказана. Смягчающие обстоятельства в виде добровольной сдачи флешки с использованным софтом учтены. Отягчающие обстоятельства: скрылись с места преступления, сбежали от сотрудников безопасности, неоднократно занимались информационным взломом и распространением незаконных программ…

На последних словах проблески сознания появились в голове Гудвина. Ну ладно, с «Ураганом» все очевидно – его подставили. Но доказательств по поводу взлома и распространения у них быть не должно. И даже если кто-то из клиентов его сдал, то про взломы никто из них не подозревал. Точно. Никто, кроме самого́ Гуд вина, не был осведомлен в этом вопросе. Или надо признать, что его давно уже вели и держали под колпаком. А в таком случае ничем хорошим дело не закончится.

И словно бы в подтверждение мужчина продолжил:

– Казнь состоится сегодня на площади возле Башни. Через два часа… – Он попытался сдержать зевок, но не смог и под прозревающим взглядом Гудвина закрыл рот ладонью. – Форма одежды парадная, – добавил он в нелепой попытке пошутить.

– Как?

– Так, – сказал мужчина и вышел, оставив арестованного наедине с собственными мыслями.

Получался какой-то странный фарс, носивший трагичный оттенок, и страдать в нем приходилось именно Гудвину Гейту.

«Казнь состоится сегодня на площади возле Башни».

Система правосудия Нового Вавилона работала быстро и эффективно. Ежедневно она классифицировала сотни преступлений и наказывала виновных. Суровые законы требовали суровой расплаты, однако количество преступников, как подозревал Гейт, не уменьшалось. Просто они становились все изощреннее.

Некоторые процессы отбирались телевизионщиками для показа в прямом эфире. Чаще всего в них было что-то необычное, какие-нибудь сложности с доказательством вины или невиновности подсудимого. За такими процессами следили тысячи не знавших, чем еще занять себя, зрителей. Они организовывали группы поддержки, публиковали воззвания, собирали деньги для убийц или их жертв, делали рейтинги передачам.

Остальные же процессы проходили без лишнего шума. Новый Вавилон не был отягощен тюрьмами, а потому осужденного ждали конфискация имущества или интеллектуальной собственности, временное рабство или смерть. Все это зависело от многих факторов, на основании которых законники и выносили приговор.

И вот правосудие наконец-то добралось до Гудвина, и он даже не мог сказать, что это несправедливо. Он ведь действительно был преступником и действительно убил несколько человек, взламывал сети, продавал «нелиценз» и убегал от представителей власти.

Он был вне закона, но все же настойчивое подозрение, что его подставили, никак не давало покоя.

«Казнь состоится через два часа».

Два часа – это сто двадцать минут. Семь тысяч двести секунд. На что их можно потратить?

Пересмотреть свои прошлые дела и решить, что был не прав? Но Гудвин не чувствовал себя неправым. Он получал удовольствие от той жизни, которую вел, и ему было известно, что он может закончить именно так.

Попытаться определить, кто именно его подставил? А смысл? Уйти, посылая проклятия тому или тем, кто виновен в твоей смерти? Вряд ли это что-то изменит.

Представить, что будет после? Гудвин точно знал, что его ждет Ад. Новый Вавилон располагался посередине между просветленными и грешными, а преступники считались именно грешными. Даже их тела после смерти отправлялись в Ад.

Сбежать? Какое-то время он провел, пытаясь вызвать ЭлБу, но никаких откликов не получил. А между тем угроза его жизни была самая что ни на есть серьезная. Но никакие внутренние усилия объяснить это своевольной программе не помогли.

Наплевав на то, что его сочтут психом, – теперь-то уже какая разница? – Гудвин заговорил и изложил всю проблему вслух, но и таким образом не смог заставить ЭлБу перенести его в безопасное место.

Именно за этими попытками его и застал конвой. Усталый мужчина, надевший поверх рубашки форменный мундир из черной ткани, поманил Гейта пальцем и сказал:

– Пора.

– Уже?

– Быстрей. Люди ждут.

И Гудвин пошел, потому что ничего другого ему не оставалось. Последняя надежда, что в момент казни сработает ЭлБа, угасала с каждым шагом. Но все равно внутренняя гордость требовала, чтобы он шел сам, хоть и под конвоем.

Гордость – сильное, хотя и глупое чувство.

Гудвин никогда не испытывал особого пиетета перед Башней. Вокруг нее всегда шатались ищущие просветления, вперив глаза в Небеса, и бормотали себе под нос душеспасительные мантры. Или того хуже – бродили с отключенным сознанием и впитывали благотворное действие легального софта. Иногда их выносило за пределы площади, и отдельные неудачники попадали под колеса мобилей – религиозно настроенная общественность потом говорила, что это отбраковка недостойных, которые замахнулись на то, чего им было «не по сознанию». Других вылавливали безопасники и препровождали обратно на площадь.

«Чем это лучше остальных наркотиков? – порой размышлял Гудвин. – Чем отличается выбросившийся из окна под виртуальными глюками наркоман от обдолбанного святоши, который лезет под колеса транспорта, не осознавая этого? Ничем. Только на одном стоит штамп «легально», а на другом – нет. Все дело в этикетке».

И вот сейчас его собирались казнить, по сути, за отсутствие этой самой этикетки. Ситуация даже в чем-то выглядела смешной, если посмотреть со стороны. Но с каждым шагом к Башне сознание Гудвина становилось все менее отрешенным. Если за несколько часов до этого он мог отстраненно наблюдать за тем, как его задерживают и сажают в машину, то теперь эмоции затопили его с головой. Он с трудом давил иррациональное желание вырваться. Убежать было невозможно, так как механизм сопровождения преступников на казнь был великолепно отработан – конвойные и палачи действовали как отлаженная программа.

Мир вокруг неожиданно стал цветным и очень притягательным. Хотелось задержаться, вглядеться в лицо каждого прохожего, чувствовать порывы ветра от проносящихся мобилей, слышать дребезжание монорельса.

Все нерешенные вопросы вдруг показались ужасно важными. Кто вывел на Гудвина рэкетиров? Давно ли он был под колпаком безопасников или именно парень с серебристыми татуировками в отместку выдал его городским информационным службам? Кто ему все-таки звонил, и главное – как? Вопрос же «Почему не срабатывает ЭлБа?» отдавался в мозгу при каждом шаге.

И всего этого Гудвин Гейт никогда не узнает. Ни-ко-гда. Жизнь после смерти уготована лишь просветленным, а преступники отправляются в Ад с выжженным мозгом. И процесс этого самого выжигания – последнее, что Гудвин ощутит на себе.

У него задрожали руки. В солнечном сплетении вырос противный ком, от которого к горлу ползла тошнота, скручивало живот, а ноги начинали подгибаться. Всего два осколка мыслей не давали Гудвину по макушку провалиться в ужас.

Паранойя ликовала – наступил момент ее триумфа. Сбылись все ночные кошмары и опасения.

А еще, как ни странно, дарило надежду любопытство. Оно шептало: «А все-таки интересно, что там дальше? А вдруг?..»

– Вдруг… – пробормотал Гудвин и шагнул на первую ступень лестницы, ведущей к смотровой площадке. Ее первый уровень регулярно использовался для казней. Хороший обзор с любой точки площади – всё для удобства зрителей.

Пока мужчина «при параде» зачитывал скучным голосом список прегрешений осужденного и приговор, Гудвин смотрел вниз, на толпу. Хотя «толпа» – это громко сказано.

Несколько групп просветленных со знаками отличия, из тех, кто ходит смотреть на казни, как на работу. Некоторых Гудвин узнал – они порой брали у него легкую наркоту. Вот как, смешивали, значит, ребята. Два-в-одном: утром – во славу Небес; вечером, тайком, у себя дома – стимуляторы во славу кайфа.

Праздношатающаяся молодежь, невзначай оказавшаяся в центре и не пожелавшая пропустить случайное зрелище.

Вот мелькнула вдалеке лысина с серебристым отблеском – никак, главный рэкетир самолично решил удостовериться в том, что их несостоявшегося клиента уберут.

Операторы новостных каналов с камерами, патруль скучающих законников, заинтересованные детишки, которым родители решили продемонстрировать, что конкретно случается с теми, кто ведет себя плохо и нарушает закон. И всё.

Гудвину на мгновение показалось, что пахнет апельсинами. Он помотал головой. Какая глупость. Девушки в оранжевом не было видно, но даже если бы она и была на площади, то, во-первых, запах вряд ли донесся до Гудвина, а во-вторых, ему не очень хотелось, чтобы она видела процесс его умерщвления.

Двое конвойных синхронно шагнули ближе и крепко взяли его за руки. Один шепнул дежурную, по всей видимости, фразу: «Хоть раз дернешься – угостим электрошоком, и будешь умирать с дополнительными ощущениями. Понял?»

Следователь, плавно обратившийся в палача, надел на голову жертве очищающий обруч.

– Хотите сказать что-нибудь на прощание, господин Гейт? – спросил он скучающим тоном человека, который хочет побыстрее уйти с работы домой.

Гудвин промолчал.

Затем нажали на кнопку, и почудилось, что весь мир сжался до одной светящейся точки.

А потом и ее не стало.

Законники подхватили обмякшее тело и потащили его вниз по лестнице. Челы на площади потоптались еще немного на месте и медленно стали растекаться по своим делам.

Через пару минут в сети уже можно было скачать ролик «Свежая, сегодняшняя казнь! Преступник – опаснейший хакер-убийца!»

Джером смотрел его на экране домашней видеосистемы и судорожно жевал чипсы. Крошки сыпались на диван, прямо на пол и на его любимые домашние штаны, но сейчас на них было наплевать.

Когда на площади возле Башни никого не осталось, за исключением впавших в транс просветленных, оттуда ушла и девушка, записавшая весь процесс казни на коммуникатор. В этот раз платье на ней было не оранжевое, но от волос все так же пахло изысканными духами из последней коллекции авторского дома ароматов «Цитрусовый рай».