Текст книги "15 ножевых"

Глава 11

Сказать, что меня переполняла эйфория, все равно что ничего не сказать. Наверное, так чувствует себя подросток после первого секса. Хочется всем рассказать, какое это классное дело, оказывается! Самому смешно стало даже. Вот сейчас в метро кому-нибудь сообщу, что буду с Морозовым искать каких-то там бактерий из его желудка, и надеюсь получить за это признание. Ну, и денежки тоже. Девяносто девять из сотни просто пожмут плечами: ну не идиот?

Скорее всего, я задумался о перспективах, открывающихся передо мной, и вместо съемной квартиры от «Спортивной» зачем-то поперся к институту. Наверное, ноги сами понесли к альма-матер.

Когда меня окликнули, до входа оставалось метров сто, не больше. А меня, оказывается, ждали. Навстречу мне двинулись три здоровенных лба, чем-то неуловимо схожих со вчерашними штангистами. Или они вдруг решили выпрыгнуть из синей «копейки» только для того, чтобы все вместе спросить меня, который час?

Я остановился, внезапно вспомнив, что мне надо совсем в другую сторону. Ну вот как идет человек по улице, вдруг замирает на месте, вспоминает что-то – и назад.

Но выяснилось, что интеллекта у хлопцев с Северного Кавказа, жаждущих встречи со мной, побольше, чем у вчерашних. Их оказалось четверо. Последний, до этого не замеченный, схватил меня за плечи сзади. Может, это банальный гоп-стоп? В карманах рублей двадцать, наверное. Часы еще. Переживу как-нибудь такую потерю.

Но следующая пара секунд показала, как я ошибался.

– Панов, мы тебя долго ждем здесь, – сказал стоящий передо мной средний из трех богатырей. – Целый день теряли. Сейчас мы пойдем к общаге, и ты отдаешь нам расписку Муслима. И еще пятьсот рублей штраф. Твой друг признался, что вы играли нечестно, мухлевали.

– Он признался, он и платит. Его слова, не мои, – заметил я, напрягшись.

Не то чтобы совсем страшно стало: в багажник они меня прямо сейчас засовывать не будут, до полусмерти вряд ли успеют избить – вон люди по улице ходят, хоть и не толпами. Но как-то не нравится мне, когда меня бьют. Никакого удовольствия при этом я не испытываю.

– Я сказал…

Дослушивать спич усатого я не стал. Двинул заднего затылком со всей дури, вывернулся из захвата. Кавказцы не ожидали такой борзости, замешкались. Под дружный крик я схватил любителя обжиматься за плечи, толкнул прямо к дружкам. Двое попытались оббежать, но неудачно. Но третий прихватил меня за руку. Сейчас будут бить! Прилетело по ребрам слева. Ох, неприятно, однако! Надо вооружаться. Ага, прямо из воздуха сейчас выхвачу световой меч.

Сзади кто-то громко бибикнул. Я обернулся. Шишкина!

– Эй, что там творится? Вам чего надо? – Кто эта добрая фея, выбирающаяся из белой «шестерки»? – Сейчас милицию вызову!

Никаких «мы еще встретимся» и «ты пожалеешь». Они точно не смотрят кино. Развернулись, подхватили дружка с разбитым носом, погрузились в «копейку» и покатили. Никто из них на меня даже не посмотрел. Ну точно, время спросить хотели. Вот ведь не хочешь, а этот нехороший человек Панов тебя в блудняк заведет.

Что еще надо сделать, чтобы вокруг все успокоились и забыли о моем существовании? Сколько можно?

– Привет, Лиза! – поздоровался я. – Ты здесь какими судьбами?

– В институт ездила, – объяснила она. – Кто эти люди?!

– Обознались, – соврал я, потирая затылок. – Спасибо тебе! Спасла.

– Слушай, извини… Глупо тогда получилось. Не так мне виделась встреча с родителями…

– Я тоже надеялся, что мы попьем чай, сядем на диван, посмотрим «Крестного отца», а твоя мама будет нам переводить.

Все-таки хорошо общаться с умной девушкой. Как только она поняла, что я прямо сейчас не собираюсь с ней это обсуждать, сразу замолчала. Может, потом спросит. Или никогда. Похоже, поцеловать меня в губы, поплотнее прижавшись, для нее задача поважнее. По крайней мере, к этому она приступила сразу.

Что ей от Панова надо? Влюбилась? Бывает такое?

– Пойдем куда-нибудь? – предложила Лиза. – Папа мне разрешил машину до вечера забрать. Или к тебе?

– Я занят, – сразу заявил я. – Сегодня никак не получится. Я же не думал, что мы с тобой помиримся.

– Гад ты, Андрюшка… – Лиза шутливо стукнула меня кулачком по груди и надула губки. – Отмени свои встречи.

– Никак не получится. Это… – я почувствовал, что предательски краснею, – по учебе. Может, насчет распределения похлопотать выйдет.

Отличная отговорка. Попробуй проверить. Это дочери профессора Шишкина можно не переживать, куда пошлют ее работать молодым доктором. Ее будущему в этом смысле ничего не угрожает. А такому, как я, если не хочешь отправиться неведомо куда участковым, надо вертеться.

– Тогда сейчас поехали к тебе… – Лиза потащила меня к машине.

Как-то сил сопротивляться у меня не осталось. Или не очень хотелось?

* * *

Лизу я проводил часа через два. Приятно было лежать, обнимая подругу, и ни о чем при этом не думать, но времени оставалось все меньше и меньше. Хоть и договорились с Томилиной «часам к шести, как получится», но не заваливаться же в десять. Да и тортик надо купить. Или хотя бы с десяток тех же пирожных. А до круглосуточных магазинов советским людям еще долго ждать. Помню, вроде в конце восьмидесятых такое чудо появилось в виде эксперимента. Так что надо побыстрее собираться.

Полез в душ – смывать ароматы любви. Ошибкой было бы переться в гости к девушке, благоухая феромонами за версту, и надеяться, что запахи перебьет одеколончик. Ого, борцы приложились – на ребрах начал багроветь кровоподтек. Ладно, шрамы украшают мужчину. Даже временные.

И что делать с этой распиской теперь? Деньги хорошие, кто спорит, можно примерно полгода жить довольно-таки неплохо. Но сдается мне, что этот Асланов со своими друзьями не отстанет. А приключения – это последнее, что мне сейчас надо. И странное поведение Баринова: ничего не сказал, сторонится. Думает, что стрелки на меня перевел? Нет, сам я не пойму, в чем тут дело. Маловато информации. Вот найду завтра Давида, надо с ним на эту тему поговорить. Вот тогда и думать буду.

Долго ли, коротко, но к Елене я приехал ближе к семи. Зато гостинцев набрал – как Дед Мороз, полный чемоданчик. Два килограмма апельсинов, десять пирожных и бутылку муската прямиком из Массандры. Не очень люблю крымские вина, но сегодня завоза новозеландских и чилийских не намечалось. Да и люди сейчас не избалованы: есть вино – наливай да пей, какая разница, что там на этикетке.

А Томилина обрадовалась моему появлению. Не то чтобы на шею прыгнула и ноги задрала, но по взгляду видно же! Как-то непривычно немного видеть ее без халата и фонендоскопа. Но платье красивое. Темно-зеленое, как раз к глазам и волосам. Не шикарное, вовсе нет. На вечернее совсем не тянет. Но сидит на ее фигуре очень здорово. И талия на месте, и грудь, и область таза выгодно подчеркнута. Быстро привыкаешь к тому, что коллеги на работе в какой-то униформе, а тут новая обстановка – и сразу человек другой.

– Ой, как хорошо, что ты пришел, Андрей! – заявила она мне. – А я думала, что забыл уже.

Ага, думала она. Почти поверил.

– Жаль, что разочаровал тебя, Лена. Но пойдем, хоть гостинцы выгрузим.

– Ничего себе! – охнула Томилина, когда я начал доставать вступительный взнос в вечеринку. – Сколько денег потратил! Я же говорила, что не надо ничего!

– Ага, и все послушались бы и сейчас пили заваренный по третьему кругу чай без сахара вприглядку и вспоминку.

Посмотрел квартиру. Типичная маленькая двушка. В коридочике разойтись двоим – уже проблема.

– Ты же с родителями живешь? – поинтересовался я у девушки.

– Да, но они уехали на дачу. Закрывать сезон.

– Ага. Сбор урожая, понял. Ну пойдем, познакомишь меня со своими друзьями.

Всего получилось восемь человек, я девятым пришел. Пять мальчиков и четыре девочки. Блин, да я тут в своих джинсах и свитерке родом откуда-то из-за бугра прямо как миллионер какой-то. Народ был одет, мягко говоря, скромненько. Не в трениках с заплатками, но почти. Такие, знаете… короче, едете на любой турслет или фестиваль бардовской песни, подходите к первому же костру, возле которого поют под гитару, – и видите компанию, в которую я попал.

Ну и ладно, сам я в гитару не игрец, но подпою, дело привычное. Лишь бы каких идейных придурков не попалось, а так все пережить можно.

На столе скромненько: бутылка водки, «Ркацители» какое-то, лимонад, морс красный в стеклянном кувшине, яблоки, порезанные на четвертушки, бутеры с вареной колбасой. Мой взнос приняли благосклонно. А что, люди молодые, слупят все, только подноси.

Перезнакомились, пообщались. Ну да, типичная советская интеллигенция, разговоры о Хэме с Кафкой, мафиозном боевике в «Иностранке», фильмах каких-то, которые я не помню даже когда смотрел последний раз. Но вроде и не занудно, временами анекдоты рассказывают, некоторые даже на грани пошлости, смело произнося под девчачье хихиканье жемчужины русской устной традиции. Отметился и я, поразив всех Вовочкой с рассуждениями «И эти люди не дают мне ковыряться в носу». Ну, и про докторов тоже парочку ляпнул. Как ни странно, но громче всех хохотали над старинным, про осипшего гинеколога, который предложил пациентке раздеться, а она удивилась, почему он сам этого не сделал.

И песняка потом дали. Вполголоса, чтобы соседей хоровым пением не сильно тревожить, но обязательный прикостерный репертуар изобразили. Все эти Визбор с Городницким и Окуджава с Никитиными, плюс подводная лодка, в которой воздуха всего на пять часов, и прославленный в будущем «Фантом».

А потом наступил час моего триумфа. Восемь человек для игры в «Мафию», особенно для первых попыток, самое оно. Томилина пожертвовала старой колодой карт, на которых я отметил мафию и население, и понеслись.

Первую попытку сорвал владелец гитары, решивший схитрить и посмотреть, кто же мафия. К этому времени в игре остались в живых всего четверо, так что умника я поймал. Народ так оскорбился глупым мухлежом, что парня чуть не вытолкали взашей. Как дети, честное слово. Не на деньги же играют.

В итоге волевым решением я прервал чемпионат после третьей игры. Ибо нефиг. Кому на метро, а гитаристу и вовсе на электричку. Хитрый жук, наверное, имел виды на Елену и всячески намекал на готовность помочь в уборке и мытье посуды. Впрочем, Томилина осталась глуха к предложениям добровольного рабства и отправила парня без сожалений. Наоборот, шепнула мне, чтобы я особо не спешил.

Последними из ее дома мы вышли втроем: Томилина, я и некая крашенная под блондинку Катя, которая стала победительницей последней игры. Больше она мне ничем не запомнилась. Провожали девочку до метро. Ну и меня тоже. Мой поезд приехал первым, и я уехал, помахав рукой из-за стекла. Когда я вернулся на встречном поезде, Лена сидела на лавке у перехода. Конспирация как в третьем классе, честное слово. Девчонка уже замужем побывала, а все от подруг шифруется. К тому же что-то мне подсказывает, что на уловку никто не купился. Просто все участники мероприятия сделали вид, что поверили в происходящее.

Домой к Томилиной возвращались не спеша. Прошлись по улице, подышали вечерним московским воздухом. А что, вполне свежий. Совсем не такой, как в пробке какой-нибудь. Лена взяла меня под руку и молчала. Пару раз пытался с ней заговорить – ответит односложно, и опять тишина.

Я не выдержал, остановился, повернул ее к себе.

– Послушай, что это за детский сад? Если что не так, скажи – я уйду тогда. А теряться в догадках, что там тебе не понравилось, желания нет.

– Не в тебе дело, Андрей. – Рыжая потупила глаза. – Я себя боюсь… Развод этот… Ты мне нравишься, но как подумаю, что опять… Владик тоже ухаживал… цветы…

– Да ты никак плакать собралась? Давай по пунктам. Уж не знаю, из какого козлиного копытца пил твой Владик, а я тебя обманывать не планирую. Сразу, чтобы не питала ложных надежд: жениться не собираюсь. Жить к тебе переезжать – тоже. Ты мне тоже… очень симпатична, но если вдруг скажешь, что за кого-то замуж собралась, мешать не буду. Хоть и за Никитугитариста.

– Скажешь тоже, – засмеялась Томилина. – У Никиты уже три жены в прошлом, и изо рта у него воняет. С ним даже стоять рядом противно. Ладно, что мы стоим? Пойдем ко мне.

Целоваться мы начали еще в прихожей, даже дверь не закрыли. Что-то на меня нашло, такого острого желания я уже не помню сколько времени не испытывал. Даже с Лизой в первый раз спокойнее было. Дело чуть не кончилось на полу, куда мы завалились, не расцепив объятий, но кто-то из нас, наверное, все же Лена, прервал такое бурное начало.

– Спальня там, – кивнула она. – Я в душ, и горе тебе, Андрюша, если через две минуты не будешь в полной готовности!

Отпущенного времени мне хватило и на то, чтобы раздеться, и на то, чтобы достать из дипломата изделия индийских мастеров резиновых чудес под названием «Кохинор». Десять копеек в аптеке, между прочим. И снова я переложил в карман джинсов четыре штуки. Я верю в силы этого организма!

* * *

В четверг, 18 сентября, я пошел искать Давида. В общаге мой товарищ отсутствовал, значит, поищу в институте. Да, не вовремя меня сюда принесло. Вот прямо как в «Золотом теленке», когда персонажи попали на учения по гражданской обороне. А меня загнали на встречу с космонавтом Аксеновым. Под лозунгом «Навстречу XXVI съезду КПСС». Все участники мероприятия понимали, что это классическая показуха, но правила соблюдали. Вот зачем это, а? Неужели с космонавтом не нашлось бы желающих встретиться? Нет, согнали насильно, чуть не заперли в аудитории. По крайней мере когда кто-то шибко грамотный попытался улизнуть, сославшись на желание посетить туалет, умника не выпустили и порекомендовали держать крантик закрытым.

В ожидании эпохальной встречи студентки начали спорить о творчестве Ефремова, а конкретнее о романе «Лезвие бритвы». Серафима на днях прочитала произведение и решила озвучить свое мнение. И оно было нелицеприятное.

Где-то четверть книги занимали пространные рассуждения Ефремова, что красивым может быть признан лишь один-единственный женский образ. Невысокий рост (до 160 см), тонкие черты лица, максимально рельефные формы. Плюс качества первоклассной спортсменки. Желательно к этому черные крупно вьющиеся волосы и прозрачно-серые глаза. Вот только такая женщина может рассчитывать на восхищение, одобрение, а главное – на любовь настоящего мужчины. По Ефремову, женщины, не соответствующие этому идеалу, всего лишь мусор на обочине жизни, результат накопленных генетических поломок, не достойные передавать свою дефектность потомству и дальше портить род людской.

Черноглазую Серафиму этот посыл автора возмутил. И на ее сторону тут же стала сразу несколько широкоплечих, коренастых однокурсниц. Они начали вслух возмущаться Ефремовым и его отсталым вкусом: мол, красивой может считаться любая женщина. Разумеется, в глазах любимого мужчины. А уж кому размножаться, так и вовсе не фантастам судить. Которые, как известно, и сами не блещут красотой и атлетическими формами.

– Слушай, помощь твоя нужна.

Я сначала всю эту дискуссию проигнорировал, надев наушники «Вокмана», но потом вспомнил про проблему с Муслимом и Барином и растормошил сонного Давида. На космонавта и на Ефремова другу было абсолютно пофиг.

– А что случилось?

– Да тут одни борзые товарищи решили силой забрать у меня расписку. Не хотят платить по карточному долгу.

– Ну давай им морды набьем, – оживился Давид.

– Хочу тоньше поступить. К тому же там было четверо борцов, скорее всего, морды начистят нам. Заодно наказать Баринова.

– Как?

– Я слышал, – осторожно начал я, – что среди абхазов есть авторитетные люди…

– Ну есть, – покивал Давид.

– Сведи меня с кем-нибудь. Хочу продать им расписку этих детей гор. За полцены.

– Да им это будет не интересно – махнул рукой парень. – Знаешь, какими деньгами там ворочают?

– Я попробую.

Убеждал друга, пока не привели дважды Героя Владимира Аксенова. Наконец, Давид сдался, дал телефончик подручного Юрия Лакобы. Когда я услышал это имя, в голове тут же щелкнуло: подпольные ставки, пожар в гостинице «Россия». Похоже, и сейчас банда Лакобы продолжает крышевать нелегальные игры – дружок базировался в гостинице «Советская». Той, что рядом с ипподромом.

– Ты им сразу скажи, что работаешь врачом на скорой. Лепил они уважают.

– Тюремные правила?

– Да, воровские понятия. На меня не ссылайся – за зеленого считают.

– Ты и есть пацан, – засмеялся я.

Давид набычился, типа обида настигла. Я двинул его локтем в бок, он дал мне сдачи – и все прошло. Такое чувство, что я с этим парнем сто лет уже рядом.

* * *

Вот на хрена так мучить этого Аксенова? Заслуженный же мужик, подполковник, дважды Герой, в отряде космонавтов хрен знает сколько. Неужели он не мог бы рассказать пару баек про себя или товарищей, хоть и утвержденных где надо? Как учился, превозмогал и прочее? Нет же, дали ему телегу на три листа, партия наш рулевой, генеральный секретарь, решения съезда, вся эта тягомотина. И то его последним выпустили. Перед ним еще двое из чиновничьей братии то же самое в уши лили. Я, конечно, не прислушивался, но если они втроем читали одну и ту же речугу, я бы не удивился. Просрали пропаганду, к бабке ходить не надо. Людям должно быть весело и интересно, а не вот эти вот, жующие пятый том собрания сочинений Ленина.

Все в этой жизни кончается, даже плохое. Вот и встреча летчика-космонавта со студентами, комсомольским и партийным активом подошла к концу. С чувством глубокого одобрения и так далее все как один встали и бурными продолжительными аплодисментами проводили дорогих гостей.

Я решил далеко историю с Бариновым не откладывать. Неприятные вещи надо делать быстро. И у парня, наверное, тоже душа не на месте. Разрешим противоречия…

Стоп!

– Давид, слушай, а Баринов был тогда… Ну, когда я…

– Был, он же живет в соседней секции. Вы с ним вроде повздорили немного, а потом сидели, смеялись даже. Он помогал тебя в скорую оттащить…

И тут все встало на свои места. Как говорили в передачах про мужественных ментов, есть мотив и средства. Кроме этого урода некому. Теперь это дело уже не безвестно сгинувшего в недрах моих мозгов студента, а мое. Личное.

– Петя! Баринов! – позвал я, но комсорг сделал вид, что не услышал, только вжал голову в плечи и ускорил шаг.

Я начал быстро спускаться по ступенькам аудитории, подбежал к двери. Вроде кого-то толкнул немного. Но дорогу мне преградила старая знакомая – секретарша Виктория из деканата.

– Панов! Наконец-то я нашла тебя! Давай, срочно к ректору! Он уже два раза спрашивал!

Глава 12

– Там Фролов из Московского горкома приехал! – инструктировала меня секретарша по дороге. – Поздравлять тебя.

– Кто такой Фролов? – поинтересовался я.

– Личный помощник Гришина!

Ого! Гришина я помнил. Глава горкома, настоящий хозяин Москвы. Да еще и член Политбюро. Его вместе с Романовым прочили в преемники Брежнева, но не срослось. Сначала власть взял глава КГБ Андропов, потом, после «парада катафалков», руководителя Ленинграда очень технично отцепили от «паровоза», задержав в зарубежной командировке во время голосования в Политбюро. А Гришина пнул от Черненко не кто иной, как Чазов, который перестал пускать лидеров государства к больному в ЦКБ. За исключением кого? Правильно. Горбачева и Громыко. Последний, собственно, и придумал сделку – пост генсека в обмен на кресло Председателя Президиума Верховного Совета СССР.

– Владимир Иванович на тебя очень сердит! – продолжала просвещать меня Виктория.

– Чем я прогневил ректора?

– Он узнал о твоем подвиге из газет.

В кабинете ректора сам Петров и какой-то седой мордатый мужик вели светскую беседу. А между ними на столе лежала «Комсомолка». На ней на первой полосе я с Томилиной позировали в белых халатах возле рафика.

– О, а вот и Панов.

Я поздоровался. Сначала поднялся грузный, в очках Владимир Иванович Петров. Подошел ко мне, испытывающе посмотрел в лицо, потом медленно пожал руку:

– Поздравляю. Почему не сообщил?

– Как? – удивленно спросил я. – Записаться на прием? Да и неловко как-то про себя докладывать.

Петрова я знал больше не как ректора, а как заведующего кафедрой госпитальной хирургии. Простому студенту в его кабинет не попасть, не тот уровень. А я вот сподобился.

– Присоединяюсь к поздравлениям! – Теперь уже встал Фролов, похлопал меня по плечу. – Отрадно, что институт воспитал таких героических докторов.

– Я не врач, фельдшером пока.

– Ну, станешь, – отмахнулся помощник Гришина. – Тебе один курс осталось учиться?

– Два.

Меня пригласили за приставной столик, Петров вызвал секретаршу и попросил для всех кофе. У ректора это серьезная дама лет сорока, не то что по деканатам, где в основном не сумевшие поступить девчонки.

– Мне тут бразильский ученики передали. Прямо диппочтой из посольства. – Ректор открыл незаметную дверцу в одном из шкафов. Там стоял набор бутылок и рюмок.

– Как насчет коньяка? Погода намекает.

С утра в Москве и правда сильно похолодало, опять пошел мелкий противный дождь.

Фролов согласился пропустить рюмочку. Я отказался.

– Ну и правильно, – покивал Петров. – Береги печень. На Западе уже научились ее пересаживать, у нас что-то все тянут.

Помощник Гришина вручил мне красиво оформленную грамоту, еще раз поздравил. Поинтересовался, чем МГК мне может помочь.

– Давай организуем путевку в Золотые Пески? Успеешь в Болгарии бархатный сезон захватить.

– Евгений Александрович, ну какие Пески? – возмутился ректор. – Ему учиться надо.

Вот гад! Фролов вроде бы позитивно настроен, выбил бы из него и вторую путевку. Эх, махнули бы на недельку с Леной на море. Или с Лизой? Обе хороши, но каждая по-своему. Лиза страстная, красивая, фигура – загляденье, любит меня. Из минусов – родаки. Лена начитанная, тоже симпатичная… Блин, не о том я думаю.

Фролов что-то прочитал на моем лице, опять похлопал по плечу:

– Давай что-то другое. Видишь, руководство института тебя не отпускает!

Ректор нахмурился, посмотрел на меня осуждающе. Вот же гад… Сами тут «Хеннесси» трескать собираются, а мне по съемным хатам ютиться.

– Тогда попрошу разрешения вступить в жилищный кооператив института. – Я нагло посмотрел в глаза Петрова. Ну что? Съел?

Ректор покраснел от гнева, но сдержался, даже вежливо мне ответил:

– Откуда знаешь про кооператив?

– На кафедре преподаватели болтали, что на улице 1905 года достраивается институтский дом.

– Панов, у нас даже не каждый декан в очередь попал!

Фролов успокаивающе подмигнул мне:

– Насколько я знаю, никакого запрета вступать в кооперативы у студентов нет.

– Евгений Александрович, ну какой кооператив! – Петров всплеснул руками. – Однушка четыре с лишним тысячи рублей стоит! Откуда у него деньги…

– …на двушку, – закончил я за ректора. И тем самым вбил последний гвоздь в гроб терпения хозяина кабинета.

– Ты миллионер?!

– Дедушка оставил наследство, – соврал я. – Сколько первый взнос на двухкомнатную? Пятнадцать процентов?

– Двадцать пять. Тысяча восемьсот двадцать пять рублей, – мрачно ответил ректор. Похоже, Петров уже мысленно кого-то вычеркивал из списка.

– Внесу в кассу в ближайшее время.

Тысяча с лишним рублей у Панова на сберкнижке. Чего им лежать мертвым грузом, ждать девяностых?.. Пусть лучше послужат на благо решения жилищной проблемы. Не страны в целом, а моей лично. Плюс расписка. Ее я тоже собирался монетизировать. В заначке немного есть. Продам что-нибудь. Займу. Не важно.

– А взносы как платить будешь? Ежемесячно! – Ректор не сдавался. – Шестьдесят рублей, не меньше! У тебя стипендия сколько? Сорок рублей?

– Да, повышенная, – покивал я. – Но есть еще скорая…

– А там сколько получаешь? Сто? Сто двадцать?

– Восемьдесят. Так ссуду же взять можно, полпроцента в год, потяну.

– А пошлют тебя по распределению в дальние края, будет твоя квартира пустая три года ждать тебя! – Ректор покачал головой.

– С распределением вопрос я постараюсь решить, – заявил я. – Я в Институте питания помогаю в исследованиях, будут результаты – обещали похлопотать.

На самом деле ежемесячные платежи я не тянул. Только первый взнос. И сразу ссуда, хоть на какой срок, с ее помощью чуть ли не три четверти суммы покрыть можно. СССР – это огромная касса взаимопомощи. На том, кстати, и погорел.

Дальше ректор лишь скептически качал головой, Фролов мягко его убеждал. Если бы не коньяк, остался бы я с голой грамотой. Которую можно повесить только в сортир – другой пользы от нее нет.

Сначала ректор с помощником выпили одну рюмку. Принесли кофе. Под это дело они налили вторую… Я понял, что мне пора. Взрослые ребята свои вопросы решать будут без меня. Зато мне сказали, куда принести документы для включения в очередь на кооперативный дом на улице 1905 года.

* * *

А дальше неинтересно. Давид исчез куда-то, Баринов – тем более. Наивный юноша, сколько ни бегай, только умрешь уставшим. Звонить Томилиной не буду, пусть отдохнет от меня. Ну хоть от вчерашней шапкозакидательской закладки остался один патрон, на который я всякий раз натыкался, когда засовывал руку в поисках мелочи.

И я пошел просто прогуляться. Времени вагон, есть не хочется, планов на сегодня никаких. Какой же я молодец! А что, сам себя не похвалишь… Вчера Морозов мои догадки одобрил. Поиграть с газовым составом воздуха сам бог велел. Тем более что профессор точно помнил: в эту сторону они и не двигались даже, сопутствующую же микрофлору пытались убить пенициллинами. Все не то. А с хорошим лаборантом я быстренько покажу Игорю Александровичу искомое. Его дело – дать живительного пинка аспирантам, чтобы статью готовили. Квартиру сегодня, считай, из воздуха достал. Деньги платить? Не смешите. Да любой иногородний и втридорога заплатит, лишь бы в таком месте жильем обзавестись.

Надо себя побаловать чем-нибудь. А чем? Обедом в том ресторанчике? Одному идти не охота. Алкоголь? Тоже не тянет. А уж старый добрый шопинг, успокоитель нервов моих современников, в теперешней Москве только в виде репортажа по телевизору существует. Ну да, снимут очередь перед магазом в Нью-Йорке в канун черной пятницы – готовая агитка про тяжелую жизнь простых трудящихся.

Так ничего и не придумал. И ладно, вон, в парке погуляю. Который культуры и отдыха имени товарища Пешкова. Тем он хорош, что на качели-карусели ходить не обязательно, и так время провести можно. Посидеть на солнышке, наслаждаясь последними теплыми, хотя бы относительно, деньками. И даже поесть мороженого. Пломбир в вафельном стаканчике. И даже пойти за второй порцией. И не потому что у него какой-то совсем уж волшебный вкус, как некоторым кажется через годы, через расстояния. На душе хорошо, вот и все.

А возле входа из будочки звукозаписи Боб Марли радостно пел про то, что все в эту жизнь попадают с холода. Ну да, у них там, на Ямайке, морозы сильные. А ведь он живой еще, чертяка, черпает жизнь полной ложкой. Куплю, наверное, кассету, послушаю. Все удовольствие – восемь рублей за «ТДК» с записью. А на второй стороне – концертник с «No Woman No Cry».

И – домой.

* * *

Так до вечера и проболтался: то стирку затеял, то вещи перебирал и в шкаф развешивал. Котлет из кулинарии нажарил, с макарохами. Вот последние, в отличие от мороженого, шлак. То они альденте до хруста на зубах, а на десять секунд отвернулся – получай переваренную массу. Только тертый сыр немного спас ситуацию. Одно расстройство. Хорошо еще, что на душе, а не в кишечнике.

Томилина позвонила сама. Мы с ней мило поболтали о том и о сем, у меня даже мелькнула в голове мысль: а не пригласить ли ее к себе, чем черт не шутит? Продолжим вчерашний турнир по постельной борьбе, расслабимся. Но тут Лена меня просто огорошила. Начала прощаться: дескать, надо выспаться, встретимся на дежурстве с утра.

– Как это с утра? – удивился я. – Наша смена послезавтра, ты ничего не попутала?

– Сама удивляюсь, Лебензон позвонил, так и так, мол, производственная необходимость. Я про тебя спросила, он ответил, что тебе Галина Васильевна должна позвонить.

– Да? Может, забыла? Или позже напомнит?

Попрощались, а у меня внутри все кипит. Понятное дело, что Галя сама ни сном ни духом, да и телефона моего у нее нет. Это Ароныч, поганец, мелкую подставу затеял. Прогул или опоздание организовать. Премии лишить хочет? До чего же мелочный засранец! Ну ничего, я тебе организую наш ответ Чемберлену.

Вот что ему надо? За племянницу мстит? Так я же уже все объяснил. Девчонка она молодая, найдет свою судьбу. Не беременную же я ее бросил! Хотя… надо будет у Симы аккуратно поинтересоваться. А то вдруг у Панова тут уже дети образовались?

Ладно, готов спорить, заведующий завтра с утра примчится на работу в надежде зафиксировать мое отсутствие. Тем приятнее будет видеть его рожу. Не откажу себе в удовольствии, поеду пораньше.

* * *

Но первое, что меня удивило, был не Лебензон. В аптеке сидели старшая фельдшерица Галя с дефектаром, мне не знакомой, и что-то шаманили с участием штангенциркуля. Я уже хотел пошутить, что интеллектуальные мужские забавы дошли и до дам, как Галина Васильевна переспросила:

– Гавриков, еще раз скажи.

– Пятьдесят девять, шестьдесят два, шестьдесят пять, пятьдесят шесть.

– Есть! – азартно крикнула Галя.

Что они там ищут, я так и не догадался. Пошел переодеваться.

Только открыл шкафчик, как диспетчер гавкнул в матюгальник:

– Гавриков, в аптеку подойди.

Прошла еще пара минут, я успел переодеться, сижу, застегиваю халат, никого не трогаю. Вдруг слышу из коридора рев раненой белуги:

– Галечка, прости, черт попутал! Не губи, Галя!!!

Сунулся в коридор за остальными, а там мужик ползает за фельдшерицей на коленях и пытается схватить ее за ноги.

– Все, Гавриков, хватит. Объяснительную пиши и уйди с глаз моих. Сил нет на тебя смотреть, чмо гнилое!

Пошумели и успокоились в некотором недоумении. Кренделя этого я только пару раз на пересменках видел. Фельдшер, лет тридцати с хвостиком, бакенбарды, усы до подбородка, волосы чуть длинноваты как по мне. Ничего особенного.

Ладно, потом выясню, с какого перепугу он устроил перформанс на тему «Возвращение блудного сына». Видать, накосячил по-взрослому. Ничего, сейчас кто-нибудь выяснит и расскажет.

Ответ пришел буквально через пару минут. Оказалось, что из разных стационаров поползли жалобы: мол, доставили клиента, не обезболив. А по картам вызовов – все в порядке. Галя заподозрила, что кто-то наркоманит и запаивает ампулы, наливая внутрь физраствор. Целую неделю она сидела и втихаря мерила длину ампул с наркотиками. И вот сегодня поймала Гаврикова, который сдал две стекляшки короче, чем брал вчера.

Надо же, я таких анекдотов и не слышал никогда. Наверняка были единичные случаи, которые особо не афишировали.

Но меня интересовал Лев Аронович Лебензон. Я уже и получил все, и аппаратуру проверил, и в машине пошарил – а его нет. Неужели что-то случилось и его не будет? А нет, вон он, приехал. Скромный «Москвич» четыреста двенадцатой модели. Сейчас все на скромных ездят, самый шикардос – двадцать четвертая «Волга». Заведующий вылез из машины – и сразу к лестнице на второй этаж. Я пошел за ним, слышу – остановился у диспетчерской, спрашивает, все ли вышли на смену. Эх, жаль, не вижу его разочарованное лицо. И не увидел.