Текст книги "Группа крови на плече. Смерти вопреки"

Глава 20

– У тебя сосуды в глазах лопнули. – Яна тревожно заглянула мне в лицо, подложила в тарелку еще одну котлетку.

– Ты, Коленька, перенапрягаешься слишком… – Теща тоже обеспокоенно перемещалась по кухне. Накладывала квашеной капустки, наливала морс. – Неужели у тебя в отряде не найдется кого обучить этому вертолету?

Командировку во Вьетнам от жены не скроешь. Тем более такой дотошной, как Яна. Сначала рассказал ей, а она уже тайком просветила Екатерину Александровну. Поди попробуй тут соблюсти грифы секретности.

– Нет, – помотал я головой, запихивая в себя котлету. – У каффдого своя специальность.

В прихожей открылась дверь, в квартиру зашел Алидин. Принялся раздеваться.

– Ужинаете? Молодцы! А где рюмки?

– Виктор! – осадила мужа Екатерина Александровна. – Не спаивай мне Колю. Им еще с Яной деток делать.

– Мама! – Яна вспыхнула маковым цветом.

– Давайте ужинать, – примирительно произнес генерал, споласкивая руки в кухонной мойке. – Дети – это хорошо, дети – это правильно! Ты бы, Коля, познакомил нас со своей дочкой. Как ее зовут? Вера?

– Так точно! – сердце у меня екнуло. – Но она еще маленькая в Москву из Владика тащить.

– Папа! – Яна с упреком посмотрела на отца. Ей тема «моей» предыдущей семьи категорически не нравилась.

– Да что вы меня сегодня все обрываете?! – Алидин озлился. – Катя, ставь рюмки!

Генерал достал из холодильника бутылку «Русской» водки, сразу же соорудил себе закуску в виде бутерброда с копченой колбасой.

Несмотря на нынешнюю пикировку, жили мы в общем дружно. Генерал особо своим присутствием не докучал – часто оставался ночевать на Лубянке, где у него была комната отдыха рядом с кабинетом. Особенно когда проводились какие-то тайные и важные операции «семерки». Теща во мне души не чаяла – носилась как с писаной торбой. Всегда накормлен, обстиран, наглажен. Чего еще желать? Как говорится, от добра добро не ищут. Я уже грешным делом начал задумываться, а нужна ли нам с Яной отдельная квартира? Умом-то понимал, что нужна. А лень нашептывала: «Давай еще поживем, неизвестно, как оно там все сложится». Нет, в Яне, как в хозяйке, я не сомневался. Вся в маму – рачительная, заботливая. Но нагрузка-то будет побольше. Работать, вести дом… А если забеременеет?

– Ну, за удачу! – генерал разлил водку, мы подняли рюмки, чокнулись.

«Русская» пролетела внутрь белым лебедем, в животе потеплело. Мы налегли на еду, успели как раз к началу программы «Время». Заиграло знаменитое «Время, вперед», на экране появились Анна Шатилова и Евгений Суслов.

– Добрый вечер!

– Здравствуйте, товарищи!

Под надои и рекордные выплавки, пятилетку в три года я задремал в кресле. Проснулся только в том месте, где диктор рассказывал о назначении какого-то Александра Дубчека первым секретарем ЦК Коммунистической партии Чехословакии. Тут у меня что-то щелкнуло. Чехия, Прага, пиво «Пилзнер»… стоп, не туда… ага, восстание в Чехословакии. И какой же это был год? Да вот нынешний год и был. 1968-й. Вроде летом началось, чехи принялись бузить, Союз вместе с союзниками ввел танки. Вони было – на весь мир.

– Ты чего встрепенулся весь? – Яна отложила вязание, тревожно посмотрела на меня.

– Виктор Иванович, – я повернулся к генералу, который внимательно смотрел программу «Время». – А этот Дубчек… Чего это вдруг его выбрали первым секретарем?

– Сам не понимаю, – пожал плечами Алидин. – Я был на совещании у Андропова, где высказывались опасения, что этот Дубчек как бы даже не английский агент. Лимонники уже давно подкоп ведут под Чехословакию – самое слабое звено в Варшавском блоке. Придумали проект «социализм с человеческим лицом». А там не лицо – морда капитализма вылезает. Так вот этот Дубчек с этим проектом весь прошлый год и носился. Поджигал чехов и словаков.

Теща тоже отложила вязание, обе женщины с любопытством начали слушать генерала.

– Юрий Владимирович опасается, как бы в Чехословакии, – Алидин понизил голос, – не повторились венгерские события. Он как раз все это сам наблюдал в 1956-м.

– Так чего же ждать, пока все загниет? – удивился я. – Раз и хирургическая операция. Взять быстро к ногтю всех этих агентов и поджигателей.

– Тут не мы решаем, – вздохнул генерал. – Свои соображения в Центральный комитет направили.

Вот так страну и просрали. Я скрипнул зубами. «Мы свои соображения направили». Вот наши лапки…

– Хотя… не моя, конечно, епархия… – Алидин поднялся, переключил программу на телевизоре. – Ладно, поговорю еще раз с Цвигуном. Он этого Дубчека больше всех не любит. А по выходным Семен Кузьмич обедает у Брежневых.

* * *

На базе ГРУ в Солнечногорске буквально за неделю возвели полноразмерный макет американского аэродрома в Камбодже. Справа от стрельбища расчистили большой кусок земли от снега, экскаватором сделали насыпь со рвом, поставили две вышки, блиндажи, вертолетные ангары. Даже что-то типа пулеметного дзота, обложенного мешками с песком. Воткнули срубленные елки вместо пальм. Все по фэншую, то есть по разведданным.

После звонка Черного мы погрузились в автобус и всем отрядом прибыли на «экскурсию» в Солнечногорск. Там уже шли тренировки. Группа Черного против «холуаев». Приморцев возглавлял огромный, выше меня, «медведь» капитан Степанчук. Я увидел, как он в одну морду, прислонившись спиной к стенке рва и сцепив руки в замок, легко закидывает наверх таких же «гризли», как он сам.

– Сколько я в медицинских комиссиях по отбору этой братии проработала… – вздохнула рядом стоящая Калиновская. – Как брали лосей, так и продолжают брать. А хороший спецназовец знаешь какой?

– Какой?

– Невысокий, можно даже ниже среднего роста. Худощавый, жилистый. Эти бугаи на марш-бросках первые спекаются. А мелкие добегают до финиша, а потом еще есть силы к медсестрам приставать.

– Бугай утащит в два раза больше бэка, чем твои жилистые. А лишний патрон в бою… сама все знаешь.

– Во-первых, не факт! – заспорила докторша. – Во-вторых, твоего богатыря первого и шлепнут. Площадь тела-то большая.

– Ну, раз так… Мы тут хотим третье отделение «Грома» развернуть.

Калиновская обернулась ко мне, с удивлением посмотрела:

– Расширяемся?!

– Ага. Генералы дали добро.

– А я от них только мат слышала. Думала, ну все, допрыгался Орлов. Больно борзый ты, Коля.

– Тише, не при подчиненных, – я одернул Лену. – Вон, Иво с Байбалом идут!

– Так что там третье отделение?

– Надо создать медицинскую комиссию по зачислению в отряд. Чтобы все по науке было. Графики выносливости всякие и прочее. Хочешь худых и мелких? Валяй, бери. Но они должны быть лучшими!

– Ладно, займусь. Есть у меня знакомые врачи в Центре подготовки космонавтов…

– Во-во! Нам нужны с космическим здоровьем.

– И психикой!

* * *

После того, как группа Черного и приморцы набегались вволю, класс штурмовки показали уже «громовцы». Со светошумовыми гранатами, со снятием часовых, проходом змейкой…

– Смотрю и завидую, – вздохнул Черный, протирая линзы бинокля. – С арбалетами сами придумали? Или подсказал кто? Намного тише, чем с ПБС выходит.

– Сами. Мой зам сходил в Федерацию арбалетного спорта СССР…

– Есть такая федерация?

– Есть. Даже чемпионат свой проводят. Там дали на выбор несколько моделей. Мы их модернизировали под наши задачи – ну там более мощная тяга, оптический прицел…

– Поделишься? И светошумовыми гранатами тоже.

– Дяденька, дайте воды попить, – засмеялся я, – а то так есть хочется, что переночевать негде.

– Да ладно… Одно же дело делаем.

– Дам, конечно. Бронники тоже.

– Вот это дело! А прицельная дальность у арбалетов какая?

– Метров сто. Но это в теории и в ростовую мишень. А так… Ну пятьдесят-шестьдесят. Там еще у спортивных болтов другой наконечник. Наш, бронебойный меняет баллистику. Имей в виду. Придется потренироваться.

– Ну это само собой. Слу-ушай! – Черный резко повернулся ко мне: – А я ведь тебе тоже помочь могу с оснащением.

– Как?

– А пошли в тир. Кое-что покажу.

* * *

В тире меня встретил старый знакомый – инструктор Арам.

– А, Коля, дарагой, как поживаешь? Слышал ты теперь в конторе?

– Да, Арам, перевелся к смежникам. Поживаю хорошо, вот зашел тебя навестить.

– Да не ври! – засмеялся инструктор. – Вы за винчестером, так?

Арам посмотрел на Черного, тот кивнул.

Спустя минуту я держал в руках натуральное помповое ружье.

– Это модель Trench, выпускалась с семнадцатого по сорок пятый год. Американцы поставляли нам его по ленд-лизу. Но конкуренции с автоматами ружье не выдержало, применения в боях не нашло.

– Думали штурмовым группам их давать, – вмешался Арам. – Зачищать окопы. Но что-то там не сложилось. Партии потом вернули штатовцам, но некоторые экземпляры… – инструктор мне подмигнул. – Удалось «потерять».

– Тут, значит, у нас двенадцатый калибр, пять патронов в магазине… – Черный подвигал помпой. – Я стрелял, отдача сильная, ствол ведет вправо.

– Так это же классный вариант вскрывать двери! – сообразил я.

– Я о том же подумал, – кивнул майор. – Со взрывчаткой и ломиком это вы хорошо придумали, но надо возиться. А если быстро вломиться? Из «калаша» дверь прошьет насквозь, пистолетом тоже поди выцели… Тут же взял, пальнул в сторону замка и во-от такая дыра.

Черный отложил винчестер в сторону, показал руками, какая.

Я приложился к ружью. Взвесил.

– Три с половиной кэгэ, дарагой. – Арам выложил на прилавок пачки с патронами. – Длина ствола полметра.

– Обрезать можно? – поинтересовался я, запихивая патроны в винчестер. – Уж больно он длинный, неудобно.

– Канэчно же можно. Вот даешь нам бумагу от начальства, мы тебе и обрежем, и навеску пороха дополнительную запихнем. Будешь ходить такой важный, двери выносить…

Мы посмеялись шуткам Арама, потом постреляли. Да… отдача у винчестера была нехилая. К такому оружию приноровиться надо будет.

– Спасибо вам! – я искренне поблагодарил инструктора и Черного. – С меня простава!

* * *

На выходе из тира меня ждала Антонина.

– Коля, я денег не возьму! Военная часть помогает, пенсию назначили… – в руках вдова Ивана теребила конверт, который я передал с Незлобиным на прошлой неделе. Огонек ездил в Солнечногорск встречаться с сослуживцами, вот я и решил передать с оказией свадебные. А парни как узнали про деньги – собрали еще и своих. Получилось больше двух тысяч – сумма приличная.

– Во-первых, здравствуй, – я подхватил Антонину под руку, потащил прочь от лишних ушей. – Во-вторых, вот ты памятник Ване на могилу поставила?

– Нет еще, год должен пройти, земля осесть.

– А знаешь, сколько он стоит?

– Гранитный? Ну рублей триста-четыреста…

– Если с гравировкой лица умножай на два.

Мы шли мимо плаца, где стоял строй срочников с автоматами за спинами. Видимо, вернулись со стрельбища. Сзади строя шел усатый сержант и проверял, сделан ли контрольный спуск передергиванием затвора. Ясно, что у бойцов не должно быть патронов в магазинах. Но странно, что подобную проверку не проводили в специальном помещении, которое на базе в Солнечногорске было. Может, чтобы не ждать своей очереди?

И тут я вижу, как сержант дергает затвор. Тот идет легко. Усатый снимает с предохранителя, спуск. Бах! Раздается выстрел, срочник падает. Бойцы дергаются в сторону, сержант стоит в шоке. Долбо…

– Ой, убили! – вдова роняет конверт в снег, из него высыпаются деньги.

Мы подбегаем с Антониной к срочнику, переворачиваем его. Моргает. Значит, жив. Я снимаю каску. Удивительно, но крови нет. Только выгоревшие с затылка волосы.

– Живой!

Пуля обожгла кожу, пробила каску.

– Так, бойцы! Отставить панику. Собрать деньги и отдать Антонине Васильевне, – рявкнул я, когда ветер понес к ним полтинники с задумчивым лицом Владимира Ильича, а сам оттащил усатого в сторону.

– Ну ты, сержант, и мудак! – чуть не врезал ему каской солдатика.

Тот лишь понуро повесил голову.

Пока срочники бегали по сугробам, примчался сначала мой старый подпол – Игнат Степанович Бошар. И тут же на «газоне» прикатил Зорин с медиками. Оглушенного и контуженого рядового подняли, взяли под руки, повели в машину.

Пока генерал терзал сержанта, Бошка построил роту, увел ее с плаца.

– Ну что? Оставляешь себе деньги? – спросил я бледную Антонину.

– Что ж делать… Оставляю.

* * *

– Как я тебе и говорил, это называется авторотация. – Валерьяныч выключил мотор вертолета, гул над головой стих.

Я глубоко вздохнул, направил ручку от себя, посмотрел сквозь лобовуху на винт. И да, он продолжал крутиться. Все как обещал мой инструктор.

Еще один глубокий вздох, спокойно ведем машину. Если во время полета перестает работать двигатель, скорость вращения винта начнет падать, а вертолет теряет скорость и высоту. В этот момент на лопасти начинает действовать набегающий снизу поток воздуха. Это воздействие, при соблюдении определенных условий, раскручивает несущий винт, который снова создает подъемную силу. В режиме авторотации винт просто работает как горизонтально ориентированная ветряная мельница. Ничего сложного, я сейчас эту мельницу сам и наблюдаю. Работает.

– Плавнее, плавнее держи, – со своего места рявкнул Валерьяныч. – Общий «шаг» до минимального.

– Поставил.

– Ветер справа, парируй.

– Парирую, – я посмотрел на высотомер. Двести метров, сто пятьдесят. Расчищенная от снега площадка аэродрома довольно быстро приближалась.

– Сдашь авторотацию – считай все, на пилота выучился.

Я упорный – я сдам. Уж точно не угроблюсь. Теперь просто не имею права – Яна намекнула мне, что беременна. Задержка, все дела. Дескать, ты пока не воодушевляйся сильно, мало ли, всякое бывает. А главное пока никому не говори. Сглазишь.

И как только у советских женщин в головах уживается атеизм и вера во всякую чертовщину?

Черт, не о том думаю. Земля все ближе, я резко увеличил «шаг», отдал еще больше ручку «от себя». Угол тангажа вырос, горизонтальное движение вертолета почти остановилось. При этом винт потерял обороты.

– Молодец, чуть-чуть еще. – Инструктор перекрыл кран бензонасоса.

Взлетали мы с минимальным запасом топлива. А рядом с площадкой на всякий пожарный дежурили аэродромные огнеборцы.

– Есть касание! – Валерьяныч довольно улыбнулся. – Выгонят из спецназа, приходи к нам работать.

– Не дождешься!

Вместе с инструктором мы отправились на КП – отчитаться о выполнении финального упражнения. Интересно, мне теперь выдадут какое-нибудь удостоверение пилота? Или можно летать, что называется, без спросу?

Только этими глубокими размышлениями можно объяснить тот факт, что я не обратил внимание на Гагарина. Ну идут с КП два каких-то пилота со шлемами в руках. Невысокие, коренастые…

– О, Юра, привет! – Валерьяныч тормознул одного из них, пожал руку. Познакомился со вторым – Владимиром Серегиным. Что-то спросил, пошутил.

А я впал в ступор. Смотрю на знаменитую улыбку Гагарина и не верю.

– Во как на тебя люди реагируют, – засмеялся мой инструктор, хлопая по плечу. – Сейчас автограф попросят.

– Да я привыкший. – Юрий протянул мне руку, крепко пожал ладонь.

Поручкались мы и с Серегиным.

– Первый человек в космосе? – не удержался я.

– Уж будь уверен, – опять улыбнулся Гагарин. – На двадцать пять дней обогнали американцев. Кстати… – Юрий повернулся к Серегину, – Шеппард писал мне недавно. Ты знаешь, что Алан имеет звание магистра искусств в Дартмутском колледже?

– Искусства? Космонавт?

– Вот и я удивился.

– А что Гагарин делает на Чкаловском? – тихо спросил я Павла на ухо.

– Восстанавливает летные навыки. Дали ему разрешение полетать на пятнадцатом МИГе. Перед нами сели.

Тут меня, конечно, ударило. На этом же МИГе Гагарин и убьется. А когда? Тут моя память спасовала. Особенно не интересовался биографией первого космонавта. Но ясно, что не сегодня – раз уж пилоты сели.

Ладно, повернем по-другому ситуацию. А что я могу сделать? Сказать Гагарину все напрямую? Примет за сумасшедшего. Еще и другим передаст про странности в поведении.

Пилоты тем временем зацепились языками, обсуждали какого-то генерала Кузнецова, с которым у Серегина был конфликт.

Сорвать полеты? А как? Можно тайком испортить учебный самолет Гагарина, чтобы он не мог вылететь. На Чкаловском царила атмосфера раздолбайства, получить доступ к МИГу – проблем не было. Но я не помнил, из-за чего случилась катастрофа. Была ли техническая неисправность…

Что-то в голове крутилось, но я никак не мог сообразить, что именно.

– Ладно, приятно было познакомиться. – Я дернул Павла за локоть. – Можно взять в учебке твой «Зенит»? Надо кое-что сфотографировать…

– Себя с Гагариным? – хохотнул Валерьяныч. – Тащи, сделаем тебе памятное фото. Юра, ты не против?

Первый космонавт был не против, я рванул в комнату инструкторов. Там было пусто, только очень накурено. В незапертом шкафчике Павла я взял не только «Зенит», но еще и гаечный ключ. Кругами вышел на ВПП, нашел на одной из парковок тренировочную спарку Гагарина – Серегина. Она была одна такая. Вдалеке поднимал снежную пыль топливозаправщик, у МИГа было пусто.

Я неторопливым шагом подошел к самолету. Еще раз огляделся, положил гаечный ключ в воздухозаборник. Так, чтобы головка выглядывала. Отошел назад, сфотографировал. Крупно и общим планом, чтобы был виден номер МИГа. После чего убрал ключ в карман, потопал на КП.

– Коля, мы тут уже замерзли тебя ждать! – попенял мне Павел.

– Анекдот про пилотов в качестве извинения пойдет? Новый.

– Давай. – махнул рукой Серегин.

– Известная американская авиакомпания нанимает на работу пилота. На это место претендуют немец, американец и советский летчик. Директор компании спрашивает у немца: «Давно летаете?» – «Три года». – «И сколько хотели бы получать?» – «Три тысячи долларов. Тысячу – мне, тысячу – жене, тысячу – на страховку». Спрашивает у американца: «Давно летаете?» – «Шесть лет». – «И сколько хотели бы получать?» – «Шесть тысяч. Две – мне, две – жене, две – на страховку». Спрашивает у советского пилота: «А вы давно летаете?» – «Боже упаси, я и летать-то толком не умею, и высоты боюсь. А получать хочу девять тысяч.» —?! – В этом месте я показал лицом мимику директора. – «Ну как же: три – мне, три – вам…» Директор авиакомпании совсем обалдел: «Стоп, а летать кто будет?» – «Как кто? Немец, он же за три согласен!»

Гагарин захохотал первым, Серегин с Валерьянычем сразу за ним.

– Давай я быстро сфотографирую вас… – Павел отсмеялся, вытер слезы в глазах. – И пойдем чайку жахнем. А может, чего и покрепче. Полеты-то уже закончились…

– Нет, в этот раз без меня, – я решил понтануться, взял у Серегина его шлем, встал рядом с Гагариным. – Надо по срочным делам в Москву метнуться. Дашь мне «Зенит» с собой? Проявлю фотографии по дороге.

– Дам. Но сначала скажи «сыр»!

– Сыр!

Глава 21

– …полный бардак… – Я положил перед Андроповым снимки, отпечатанные в фотолаборатории «семерки». – Спокойно прошел к самолету Гагарина, засунул, как видите, в воздухозаборник гаечный ключ. А если бы прошел шпион и засунул бомбу? Где бы сейчас догорал советский герой? В каком бурьяне?

Юрий Владимирович нахмурился, принялся разглядывать фотографии. А я мысленно перекрестился – не стал Андропов пенять, что пришел на прием в обход Алидина и замов, усилил:

– Радиовысотомер на аэродроме не работает, дежурства у радара не постоянное, какими-то набегами. На КПП и вовсе проходной двор. Удалось глянуть журнал боевой подготовки БАО – плесенью покрылся.

– Безобразие! – глава Комитета гозбезопасности в раздражении кинул снимки на стол. – Иди пиши служебную записку на мое имя, а я сейчас позвоню Гречко.

– Напишу в служебке, срочно приостановить все полеты до окончания работ комиссии, провести на Чкаловском антитеррористические учения.

– По их результатам… – покивал Андропов. – Надо подготовить рекомендации для всех критически важных объектов. И молодец, что сразу пришел ко мне. Это все могло плохо закончиться.

В приемной я перевел дух, вытер пот со лба. Прокатило. Сейчас полеты остановят, приедет комиссия. Будет всех сношать, разумеется найдут еще какие-то недостатки. Вполне возможно, Гагарина с Серегиным переведут на какой-нибудь другой аэродром. В любом случае я сделал все, что мог. Через месяц-другой станет ясно – пустил ли я в очередной раз историю по другим рельсам. Или все пойдет по накатанной колее.

* * *

В преддверии очередной «экскурсии» во Вьетнам я решил ускорить набор в «Гром». Нас было слишком мало, чтобы закрыть одновременно зарубежные вояжи и Союз. Нужно было еще два отделения как минимум. Второе штурмовое и учебное. Набор решили проводить в субботу и воскресенье, десятого и одиннадцатого февраля. Иво через Ивашутина разослал по спортивным ротам, десантникам и спецназовцам специальные приглашения с описанием требований. Освободили под «экзаменуемых» целую казарму в дивизии.

Отсев проводили в три этапа. Сначала комиссия из Тоома, Калиновской и Байбала работала с личными делами претендентов. Их, кстати, оказалось почти двести человек – было из чего выбирать. Проверяли всё – родственников, биографию, делали запросы в архивы по линии КГБ… Разумеется, не должно быть никаких взысканий, нарушений, приветствовались награды и поощрения. Кандидатов с боевым опытом откладывали в отдельную стопку. Предельный возраст определили в тридцать лет. Но с возможностью делать исключения для особо ценных специалистов.

После «бумажного» этапа начиналось тестирование физподготовки. Медосмотр и сразу кросс в полной выкладке с бэка. Разумеется, нормативы. В последние входили отжимания, подтягивания, приседания. За техникой выполнения следили Незлобин с Пушкиным. Если кандидат халявил, упражнения не засчитывались.

Наконец, стрельба и рукопашный бой. Тут у нас все уже было налажено – стрельбище, два спарринга подряд по три минуты c разными соперниками. Можно было боксировать, бороться – приветствовались разнообразные навыки. Победа была не обязательна – оценивалась воля к победе, хваткость, желание бороться до конца в безнадежной ситуации. Например, во время удушающих в партере.

Семь человек из тестируемых не выдержали нагрузок – увезли на «скорой». Кто-то получил сильные нокауты, кто-то просто терял сознание. Все два дня на базе дежурила бригада врачей из местной балашихинской больницы.

Конкурс оказался почти десять человек на место, к вечеру одиннадцатого нам удалось отобрать двадцать два кандидата. Так сказать, с запасом. И тут начался третий этап, который и для меня оказался сюрпризом. Иво пригласил с Лубянки психолога и полиграфиста.

Это оказались два пожилых, седоватых мужчины, которые друг с другом говорили… по-немецки!

– Товарищи из Штази, – представил мне визитеров Тоом. – Фридрих Бауман – психолог и специалист по детектору лжи, Людвиг Шнайдер.

Мы пожали руки, поприветствовали друг друга. Немцы довольно чисто говорили по-русски, но были слишком чопорными, «застегнутыми». Пока штазовцы распаковывали большие чемоданы с оборудованием, я оттащил Иво в сторону.

– Что за х**ня?! Отечественных не оказалось?

– В том то и дело, что не оказалось, – мой зам развел руками. – Комитет сильно отстал с полиграфом, а в Штази товарищи ушли далеко вперед. – Иво понизил голос: – У них были провалы опытных агентов в ФРГ из-за детектора, вот и озаботились.

– А тут как оказались?

– Приехали по обмену опытом, я у Цинева в приемной познакомился.

– Мы с Циневым воюем! Забыл? Что ты там вообще делал?

– Георгий Карпович увидел меня в столовой, вызвал узнать, как дела у «Грома». Я тебе звонил, но ты был в разъездах.

Вот же засада… Внимания этого лопоухого карлика нам не хватало.

– И что ты ему наплел?

– Почему наплел? – обиделся Тоом. – Очень конструктивно поговорили. Кстати, Георгий Карпович и предложил нам немцев использовать. Сам-то он не очень верит в детектор лжи, даже вспомнил про кибернетику – продажную девку капитализма. Сказал, чтобы по итогам сделали докладную. Скольких кандидатов отбраковали, на чем…

– Ладно, давай посмотрим, как они работают.

Работали немцы споро и профессионально. Сначала кандидатов опрашивал психолог. Он составлял профиль/анкету будущего «громовца», шел прямо по опроснику. Потом анкету обрабатывал, что-то подсчитывая, отдавал полиграфологу. Людвиг тоже не мешкал. Попросился за пишущую машинку, быстро набил свой опросник. Показал его мне. Типовые вопросы по биографии (привлекался – не привлекался, есть ли родственники за границей – нет и прочее) чередовались с личными (злоупотребляешь ли алкоголем, есть ли скрытые заболевания и так далее).

– Сегодня могу поработать с двумя кандидатами, – огорошил меня Шнайдер. – И по три каждый следующий день.

– Как по три?! – обалдел я. – Так медленно?

– Больше нельзя по инструкции, – развел руками немец. – Будет даз брак.

– Так это вам тут неделю сидеть надо, – расстроился я. – По три-то в день…

– Ничего страшного, – улыбнулся немец, – продлим командировку. Тем более мы с… как это по-русски? Спецназовциями не работали еще.

– Спецназовцами, – поправил я Людвига. – Ну раз так, то приступайте.

Шнайдер подключил к пульту приборы, заправил рулон бумаги с полосами. Запустили первого кандидата. Кстати, призера СССР по боксу в полусреднем 1966 года. Усадили на стул, повесили на него датчики – дыхания, давления и кожно-гальванической реакции. Все это на ухо мне пояснял Фридрих.

– Принцип действия основан на том, что неподготовленный человек не может одновременно контролировать все три реакции. Есть еще один датчик – тремора, но Людвиг его не использует.

Боксер все оглядывался на нас, был бледен и уныл. Да, это тебе не десятку с автоматом пробежать. Тут в два раза больше потов сойдет.

После того как датчики были настроены, Людвиг провел инструктаж кандидата, постарался его успокоить. Показал вопросы, подробно рассказал о каждом.

– Важно, чтобы тестируевыемый… – опять пояснил Фридрих, – вспомнил все по вопросам. Если не вспомнит, – пожал плечами, – аппарат ничего не покажет.

Потом пошла калибровка. Это когда тебя просят соврать в ответ на контрольные вопросы. Места ответов полиграфолог помечал карандашом прямо на рулоне. Выставлял баллы. Видимо, по степени отклонения самописца того или иного датчика.

Ну и дальше прогон за прогоном. Людвиг менял последовательность вопросов, вставлял все новые и новые рулоны.

Боксер потел, тормозил, под конец взгляд совсем остекленел.

– Надо еще, конечно, расшифровывовать, – немец устало откинулся на стуле, дождался, пока кандидат выйдет. – Но этот парень чист, реакции – прямо в музеум.

– Накроешь товарищам из Штази поляну… – я поманил к себе Иво. – Вези в «Националь», я позвоню парням «семерки», чтобы лучший столик заказали.

* * *

В СССР объявили неделю солидарности с народом Вьетнама. Участвуют все – школьники, студенты, военнослужащие… В дивизии проводятся собрания по ротам, замполит вещает про звериную сущность американской военщины. Собирают по три рубля в фонд помощи. Это со срочников. С офицерского состава по пятерке и выше. «Громовцы» тоже участвуют в мероприятиях, меня даже просят выйти на трибуну и поведать собравшимся о вьетнамской войне. Конечно, те эпизоды, которые не секретны.

Проблема в том, что они все секретные. И «Шилка», и поисковые рейды, и наша с Незлобиным поездка в Ханой. Отделываюсь общими фразами – рассказываю про зачищенные деревни, про героизм вьетконговцев…

После политпросвета в часть приезжают Ивашутин с Алидиным. Собирают в штабе офицерский состав. Оказывается, по линии ГРУ поступила важная информация о тетском сражении. Северяне во время празднования вьетнамского Нового года врываются в Сайгон, атакуют президентский дворец, национальную радиостанцию, посольство США и другие важные объекты.

Не все проходит гладко. Попытки захватить стратегические объекты потерпели провал, в частности, при нападении на посольство США вьетконговцы не смогли попасть внутрь здания посольства. Но американцы тоже в жопе – реагируют с запозданием, идут кровавые уличные бои. Приходится бомбить жилые кварталы с многочисленными жертвами.

Ивашутин нам показывает фотографию на обложке немецкого журнала Bild. Один вьетнамец в безрукавке приставил револьвер к голове другого, со связанными руками.

– Запомните этого человека слева… – Петр Иванович закуривает. – Это бригадный генерал Нгуен Нгок Лоан, шеф южновьетнамской полиции. Без суда и следствия, в присутствии американских репортеров казнил военнопленного. Даже западники в шоке – фотография считай обошла весь мир. Этот Нгуен приговорен Севером заочно к смерти. Если встретите – даже не сомневайтесь. Только сделайте потом фотоконтроль. Тут открываются интересные возможности.

Ивашутин внимательно посмотрел на Незлобина, потом на Пушкина. Оба синхронно кивнули.

– Ну это вряд ли… – Я забрал журнал, запомнил харю «шефа». – Разве что он будет на базе. Тогда его хорошо бы захватить и судить в Союзе.

– Николай, запомни! Лучшее – враг хорошего. Вам еще два дня от границы идти обратно. А если сбежит? Позора не оберемся.

Мы еще раз разглядываем карты Камбоджи. Изучаем подходы к лагерю – Ивашутин привез дополнительные разведданные, новые спутниковые снимки.

– Гречко в ЦК дали добро, операция назначается на первое марта. Запасная дата седьмое марта.

Облегченно вздыхаем. Все-таки нет ничего труднее, чем ждать и догонять. А тут появилась определенность. Надо прилететь, чисто сделать свою работу и убраться без проблем.

– Кстати, Орлов, – Алидин достал конверт с орлом, – тебе официальное приглашение в Штаты пришло. На конференцию по безопасности. Нью-Йорк, 7–8 июня. Американцы просят продемонстрировать возможности группы «Гром» по освобождению заложников. Негласно, разумеется. Директор ФБР лично звонил послу.

– А губа у них не треснет? – офигел я.

– По линии ГРУ приглашение? – одновременно удивился Иво.

– Нет конечно же. Просто передали в посольство, те уже с диппочтой выслали в МИД. Громыко сказал нет, но Брежнев сказал: валяйте, только не обосритесь. Историю с захватом в американском консульстве скрыть нельзя – о ней даже «Таймс» пишет.

На стол отправился еще один журнал. С прикрепленным машинописным переводом.

На третьей странице и вправду была статья про советский спецназ, что спасли американку в Москве. Журналисты даже умудрились получить комментарии у Нэнси из больницы.

– Хорошо, что фотографий наших нет, – вздохнул Тоом. – Совсем бы рассекретили.

– Мои орлы, – Ивашутин строго посмотрел на нас, – тоже вырезали себе подшлемники из черных лыжных шапок. Дескать, повысили уровень секретности подразделения.

– Черный вообще обнаглел, – вздохнул я, – все наши придумки себе забирает. Так что там со Штатами?

– Пока решения нет, до тебя доведут. – Генералы поднялись, заканчивая совещание. – Идите, готовьтесь.

* * *

Прощание с Яной вышло душераздирающим. То ли гормоны, то ли еще что-то… Живота у Орловой – да, жена взяла «мою» фамилию – еще не видно, но вот колебания настроений явно сигнализируют – у меня через семь-восемь месяцев будет наследник. Или наследница.