Текст книги "Ганнибал великий"

Главы третья
Назад, к морю

Из разведки Леха вернулся в подавленном настроении. Вроде жив, здоров, а не весел. Все не выходила из памяти Тарнара, зарубленная на его глазах грозной хозяйкой Еректа. Нравы, царившие среди сарматских воительниц, снова вывели его из равновесия.

Вернувшись тогда к своим на дорогу вместе с амазонками, Леха немедленно разыскал Инисмея и велел ему постоянно быть рядом, словно боялся, что царица Еректа теперь будет претендовать на то, чтобы Леха стал исполнять все ее приказы. Однако, этого не произошло. Во всяком случае, до возвращения в захваченный Орол. И весь путь до бурливого Тираса Леха проделал более менее спокойно. Хотя, даже возможные нападения бастарнов его больше так не отвлекали, как вопрос, что же делать дальше.

Когда совместный отряд амазонок и скифов преодолел речку в обратном направлении, пришло время расставаться. Неподалеку от ворот в лагерь Исилеи, она повернула коня, приблизившись к Лехе, ехавшему впереди своих воинов.

– Завтра вечером я приеду к тебе, – сообщила ему на прощанье царица Еректа, – жди.

И это обещание вселило в него первобытный ужас. Оно звучало как приговор свободе. Леха промолчал тогда, сделав вид, что пропустил слова хозяйки Еректа мимо ушей, но в глубине души разволновался. «Это что же, получается, – невесело размышлял морпех, понукая коня, который вез его мимо полуразрушенного частокола в лагерь скифов, – она меня, свободного мужика, теперь все время напрягать будет? Баба красивая, спору нет. Но, что же это за любовь будет под страхом смерти. Мужик я, в конце концов, ли где?».

Окутанный сомнениями, Леха прибыл к Арчою в юрту, – тот по прежнему жил в лагере, – и доложил о результатах разведки.

– Молодец, Аллэксей, – похвалил его бородатый скиф, сидя на ковре, скрестив ноги и попивая какой-то густой отвар, – значит, послезавтра снимаем лагерь и двигаемся дальше, за реку. Пора снова погулять по землям этих бастарнов, да пожечь города.

– А почему не завтра? – с надеждой спросил Леха.

– Вчера прибыли гонцы от Оритии. Она поднялась уже до самых истоков реки и сожгла там немало деревень, – поведал Арчой.

– Не сомневаюсь, – кивнул морпех, – это они могут.

– А завтра я жду гонцов от Иллура. И собираюсь отправить к нему своего. Да, кроме того, надо в Ольвию отправить еще кое-что ценное. Думаю, до вечера не управимся с подготовкой.

– Скажи, что за кибитки я видел? – спросил Леха, углядев, перед тем как войти в юрту, несколько крытых повозок, стоявших друг за другом посреди лагеря, – вокруг них столько охранников.

Арчой усмехнулся.

– Это и есть подарки нашему царю, – проговорил он нехотя, – там золото, что мы захватили в этих землях. Думаю отправить его завтра утром в Ольвию, а потом двинемся дальше.

План возник в голове у морпеха мгновенно.

– Слушай, Арчой, – попросил Леха, – отправь меня в Ольвию командиром охраны этого обоза. Я все доставлю в целости, только разреши вместе с караваном отбыть.

– Это еще зачем? – поднял брови командир корпуса, – ты мне здесь нужен. Кто в разведку ходить будет, города брать?

– Городов здесь немного, как-нибудь без меня управитесь. А мне, – взмолился Леха, на ходу придумывая достойный повод, – очень надо с Иллуром повидаться. Появилось срочное дело к царю, от которого может нашей войне большая польза выйти.

– Ай, не хитри, Аллэксей, – заподозрил неладное Арчой, – зачем тебе непременно сейчас к царю понадобилось? Говори.

Но морпех ни за что на свете не сказал бы правду, а потому продолжал твердить свое «Очень надо».

– Я отвезу и сразу вернусь, – соврал, наконец, Леха, мечтавший оказаться как можно дальше от этих мест. И, как можно скорее.

– Ну, хорошо, – сдался Арчой, тряхнув своей бородой.

Допив свой отвар, он поднялся. Низкорослый и широкий в плечах, без коня этот мудрый скиф смотрелся не менее грозно, чем верхом.

– Хорошо, – повторил Арчой, упершись руками в бока, – Доставишь казну Клорина в Ольвию, оттуда съездишь к царю. Он сам решит, там его оставить или отвезти в центральную Скифию. А оттуда сразу возвращайся обратно.

– Найдешь нас по следам пожарищ, – усмехнулся довольный скиф.

Леха закивал, вне себя от счастья.

– Я обещал тебе часть этого золота за хорошую службу, – добавил Арчой, – можешь взять, его уже приготовили.

– Да мне не надо, – стал отказываться Леха, обрадованный уже тем, что избегнет завтрашней встречи с хозяйкой Еректа, – главное, чтобы никто не знал, куда я отправился.

– Это буду знать только я, – ответил Арчой, не уловив в словах кровного родственника иного смысла, кроме беспокойства о доставке золота.

– Вот и отлично, – кивнул Леха, – Договорились.

– А свое золото забери, – приказал Арчой, – ты его заслужил.

Леха подчинился. В конце концов, чего отказываться, раз дают. Действительно заслужил, – воевал, не за чужими спинами отсиживался. Да и бойцов наградить обещал.

Выспавшись с удовольствием и в одиночестве, на следующее утро бравый морпех был снова доволен жизнью. День выдался солнечным. Ставший уже обычным мелкий дождь прекратился. И Леха счел это хорошим знаком, поймав себя на мысли, что с некоторых пор стал верить в приметы.

Для охраны золота требовалось выделить не меньше трехсот человек, и он взял в этот поход всех своих людей, что остались. Таких набралось чуть больше полутора сотен, считая раненных. Доукомплектовал их всадниками Арчоя и, хорошенько перекусив, отправился в дорогу. Задерживаться в лагере ему совершенно не хотелось.

Покидая лагерь скифов последним, Леха невольно обернулся и посмотрел в ту сторону, где за обугленными развалинами пригородов Орола, скрывался лагерь амазонок. Но, не увидел никого, спешащего к нему навстречу, и облегченно вздохнул.

– Давай быстрее! – поторапливал Леха возниц, дефилируя мимо повозок от головы к хвосту колонны, то и дело заезжая в лес и посматривая назад, будто ожидая погони. До вечера было еще далеко, но, пока, слава богу, вокруг все было тихо.

Повозок получилось десять штук. Из них половина была занята юртами для ночлега, а в остальных находился «золотой запас» Клорина. Груженые тяжелым металлом, повозки шли не быстро, несмотря на все усилия возниц. Первое время колонна двигалась по лесной дороге, почти не останавливаясь. Затем путь лежал через раскисшие от долгих дождей поля, окруженные густым лесом, и кое-где повозки приходилось вытаскивать. Но преодоление этих трудностей вызывало у морпеха только легкую улыбку. Он занимался этим с радостью. И дело шло. В общем, не смотря на задержки, к вечеру они были в разрушенной деревне бастарнов, которую обнаружили и сожгли первой.

– Здесь и заночуем, – решил Леха, приказав разбить лагерь недалеко от пепелища, – Инисмей, организуй дозоры, да проследи, чтобы сменялись вовремя. В лагере пеших поставь и чтоб никто не спал.

– Все сделаю, – кивнул сотник, отправляясь выполнять приказ.

– Не дрова везем, – предупредил Леха, – за сохранность обоза головой отвечаем.

Но Инисмею не нужно было повторять дважды. Он расставил дозоры в самом лагере и вокруг него, организовав все, как следует. И, тем не менее, Леха этой ночью спал беспокойным сном. Несколько раз он просыпался в холодном поту, – ему казалось, что вдалеке слышится стук копыт всадников. Однако, очнувшись, он мог различить только голоса ночных птиц. Окрестный лес мирно спал. И морпех усилием воли тоже заставлял себя снова заснуть. Утро он встретил угрюмым и невыспавшимся. Однако, надо было двигаться дальше.

Осмотрев повозки и найдя все в полном порядке, Леха приказал выступать. Не успели они покинуть пепелище укрепленной деревни бастарнов и углубиться в лес, как снова начался дождь. Лесная дорога быстро раскисла. Скифы двигались вперед медленно, периодически вытаскивая застревающие повозки с золотом. Но все это Леху только раззадоривало.

Разведчики, которых Ларин рассылал по окрестностям, приносили только успокаивающие вести, – бастарны не показывались. Лишь однажды им удалось заметить разъезд бастарнов, на одной из опушек, но и тот быстро скрылся в лесу. Никаких крупных отрядов на пути каравана с золотом пока не встречалось.

Ночевка на опушке леса, где скифы выстроили повозки кругом, образовав заграждения от возможных атак, тоже прошла мирно. По всей видимости, вторжение скифов заставило уйти из этих мест уцелевшие племена бастарнов. И даже те, кто не попал под удар, а остался, прятавшись в лесах, не стремились лишний раз появляться на пути отряда завоевателей.

На следующее утро природа вокруг начала меняться. К обеду лес стал редеть и скоро сменился на лесостепь, чаще стали появляться поля. Дождя здесь не было давно и, несмотря на то, что весь следующий день скифы ехали по полям, без всяких признаков дорог, продвигались они теперь довольно быстро. А когда темнота вновь начала сгущаться, отряд выехал на высокий холм, за которым путь лежал только вниз. Поднявшись на его вершину, Леха заметил внизу высокие зубчатые стены и башни, за которыми раскинулось безбрежное море.

– Ну, вот и добрались, – выдохнул начальник золотого каравана, – Ольвия.

Караван из десятка повозок под охраной трех сотен солдат, оказался за стенами укреплений, когда тьма уже полностью накрыла город. Встретившись с начальником местного гарнизона, Леха сообщил ему кто он и откуда, – впрочем, в этом не было особой необходимости, все военачальники знали кровного брата самого царя Скифии в лицо, – и разместил своих людей на постой. Золото было перегружено в одну из башен и оставлено под надежной охраной.

– Ну, как идут дела? – решил разузнать последние новости Ларин, – Взяли уже Тиру?

– Нет еще – ответил широкоплечий скиф, у которого вместо правого глаза из-под шлема виднелось красное месиво, неуклюже зашитое иглой. При свете горевшего костра, выражение лица начальника гарнизона Ольвии выглядело зловещим.

– А что так, – удивился командир разведчиков и похвалился, не удержавшись, – вон мы бастарнов, уже за реку загнали. А скоро им вообще конец настанет.

– Греки оборону хорошо держат, – ответил скиф, – на земле Иллур уже выиграл несколько сражений. Но приступ еще не закончен. Флот у них сильный, не дает подойти с моря к стенам.

– Понятно, без меня ни куда, – заметил на это Леха, и спросил напрямик, – Корабль дашь? Так быстрее доберусь.

Начальник гарнизона отрицательно замотал головой.

– Нет корабля, Аллэксей. Весь флот с Ичеем ушел на войну. Только грек остался и строит свою большую лодку. Но на ней ты завтра не сможешь уплыть, хотя она почти готова.

– Гилисподис уже почти закончил свой дредноут? – настал черед Лехи удивляться, – отлично. Завтра посмотрим. Ну, а до Тиры я и на коне доберусь как-нибудь.

Ночь в отведенном ему доме он провел отлично. Выспался и на утро был бодр и свеж, как никогда. Хорошенько перекусив, чем бог послал, Леха проведал своих солдат и, разрешив им отдыхать до особых распоряжений, направился в гавань. Там он быстро разыскал пристань, где вел постройку своего супертяжеловеса греческий инженер-механик Гилисподис. Это оказалось не трудно. Мачту эннеры Леха Ларин, облаченный в доспех и бодро шагавший к гавани по каменной мостовой между двух и трехэтажных городских домов, заметил еще на подходе. Она возвышалась над крышей одного из домов. А когда дома закончились, и он оказался на берегу моря, обустроенном многочисленными причалами, то корабль предстал во всей своей красе. Но, это был даже не корабль, а какой-то монстр.

– Вот это посудина, – Леха даже присвистнул от удивления, приближаясь к сходням, у которых маячили охранники.

Прикрепленный мощными канатами к пирсу корабль был с первого взгляда в два раза больше хорошо знакомой Лехе квинкеремы. На широченной палубе было выстроено семь башен для стрелков. Три огромные, – две на корме, а одна на носу, – и четыре по бортам. Охрана состояла из бывалых воинов, которые знали его в лицо и пропустила Леху на корабль беспрепятственно.

Гилисподис возился у мачты с каким-то устройством натяжения, объясняя его работу не то матросам, не то рабочим через переводчика.

– Привет гениальным инженерам, – поздоровался Леха, впечатленный конструкцией, которая произвела на его морскую душу неизгладимое впечатление, но тут же вспомнил, что сам не говорит по-гречески, а Гилисподис еще слабо владеет скифским. К счастью помог переводчик, обретавшийся тут же.

– И вам желаю долгих дней жизни, – ответил учтивый Гилисподис, признав своего главного куратора по некогда секретному проекту в Золотой Бухте.

– Вот приехал в город и сразу к тебе, – пояснил Ларин, осматривая высоченную мачту, задрав голову, – мне вчера сказали, что ты уже почти закончил корабль. Значит, скоро в бой.

– Да, корабль почти готов, – кивнул инженер, отрываясь от своих занятий, – осталось только доделать кое-что из оснастки. Это не долго. Пару дней.

– Ну, тогда пойдем, поглядим твое хозяйство, – предложил Леха, и прищурившись на солнце, добавил, – Я сегодня к царю еду, вот и доложу.

Гилисподис подчинился, приказав рабочим заняться другими делами, и покорно зашагал рядом с Лариным. Вместе с ними на осмотр направился и переводчик: седовласый старик тоже из пленных греков. Не дожидаясь, пока инженер начнет рассказ, Леха помог ему вопросом.

– Слушай, Гилисподис, корабль с виду огромный, но слегка пониже квинкеремы кажется?

Переводчик «отработал» вопрос.

– Да, это действительно так, – закивал инженер, польщенный проявленным интересом к его детищу, – вы очень наблюдательный. Здесь всего четыре палубы, зато он гораздо шире. За счет этого я смог разместить семь башен для стрелков на верхней палубе.

– Это хорошо, – подтвердил Леха, – башни, дело полезное. И пехоту ведь сюда можно посадить, так?

– Да, – быстро ответил инженер, – несколько сотен морских пехотинцев, можно разместить на нижних палубах.

– И быстро твоя посудина плавает? – уточнил Леха, останавливаясь у борта. Перегнувшись вниз, он стал рассматривать весельные порты.

– Не очень, – осторожно ответил Гилисподис, остановившись рядом, – она движется на длинных веслах, на каждом из которых будет сидеть три гребца. Иногда может ходить под парусом.

– В общем, еле тащиться, – резюмировал Леха, распрямляясь, и заставив переводчика немного напрячься, чтобы перевести сказанное.

Гилисподис замолчал на некоторое время, подбирая ответные слова, но вскоре продолжил свою экскурсию.

– Да, эннера довольно тихоходна. Но взамен скорости она имеет большую военную мощь. На верхней палубе, кроме башен, поместиться целых двенадцать метательных машин, сделанных моим коллегой Калпакидисом.

– Кстати, как он? – вскользь поинтересовался морпех.

– Ушел в поход вместе с армией царя Иллура, – ответил грек.

Инженер развел руками, словно приглашая Леху оценить мощь античной артиллерии, уже установленной на палубе. Леха проследил за его жестом и действительно обнаружил двенадцать крупных корабельных баллист, способных превратить вражеский корабль в решето. Сейчас их хищные морды были развернуты в стороны, почти вдоль бортов.

– Впечатляет, – согласился он, отходя от борта и приблизившись к одному из орудий, погладил его свежевыструганные балки.

– Эннеру можно применять для охраны гаваней, – напомнил Гилисподис, – или для осады вражеских крепостей с моря. Дальность стрельбы позволяет.

– Вот на днях и проверим, – предположил Леха, окинув взглядом широкую палубу, в центре которой размещалось целых три шлюпки, – так что ты, давай, побыстрее заканчивай эту плавучую платформу для артиллерии.

На прощанье, уходя с палубы, Леха поинтересовался:

– А у греков таких много во флоте?

– Нет, – ответил Гилисподис, – На этом море подобных кораблей нет ни у одной греческой колонии. Это очень дорого даже для них.

– И как только Иллур согласился столько денег выкинуть, – пробормотал Леха себе под нос, а, чуть прибавив голос, произнес, – ну, прощай. Думаю, через пару дней я за тобой вернусь, если Иллур кого другого не пришлет. Готовься.

Гилисподис поклонился вслед представителю власти. А Леха, довольный осмотром и прогулкой на берег моря, зашагал обратно в расположение своих солдат. Там, найдя своих сотников, приказал немедленно готовиться к выступлению. Всадников Арчоя он оставил в Ольвии, охранять золото. А сам вознамерился быстрым маршем достигнуть Тиры, чтобы лично предстать перед Иллуром, доложив ему о достижениях в землях бастарнов и узнать, что дальше делать с их золотом. Свою часть добычи, переданную ему Арчоем, он раздал своим солдатам в качестве награды за штурм укрепрайона Клорина, оставив себе лишь немного. Когда все было готово полторы сотни скифов выехало из ворот Ольвии взяв курс вдоль побережья, уже захваченного армией Иллура на несколько дней пути на юг.

Главы четвертая
Крепкий орешек

Путь от Ольвии до Тиры занял у отряда Лехи Ларина чуть меньше трех дней. Все это время дорога петляла меж прибрежных холмов, то, уходя от моря, то снова возвращаясь к нему. И повсюду глаза командира разведчиков видели следы недавних боев. Особенно много их стало, когда отряд пересек границу владений Тиры, отмеченных специальным столбом у дороги. Теперь справа и слева, а иногда и на самой дороге, во множестве валялись трупы скифских воинов и греческих наемников, защищавших Тиру. Из мертвых тел торчали стрелы, а уже начавшие разлагаться под южным солнцем трупы, клевали стервятники.

Если не считать этого обстоятельства, путь до соседней греческой колонии был нетрудным. Поскольку сама дорога, хоть и не отличалась завидной шириной, была вымощена от Ольвии до границы ее владений на юге, которые соприкасались с землями тирских греков. А оттуда ее мостили уже обитатели соседней колонии, поддерживавшие торговые связи со своими единокровными соседями. Это значительно облегчило наступление орды Иллура, который пронесся ураганом по этим землям, превратив их в пепелище.

Впрочем, сам город, судя по всему, был еще не взят и по пути отряду Ларина не раз попадались разъезды всадников Иллура. Остановив один из таких разъездов к обеду третьего дня, он узнал, что царь стоит лагерем неподалеку от греческой колонии. Город окружен, но еще сопротивляется.

– Ну, значит, еще успеем повоевать, – успокоился Леха, словно боялся опоздать, и от радости даже хлопнул по плечу сидевшего рядом в седле сотника. Скиф поморщился от боли, но улыбнулся через силу своему хозяину.

– Успеем, – согласился он.

Это был Уркун, раненный в плечо при осаде Орола. Рядом придерживали своих коней Инисмей и Гнур, подъехавшие чтобы пообщаться с Лехой и узнать последние новости.

– Далеко до лагеря? – уточнил Ларин.

– К вечеру доскачете, – уверенно заявил скиф, бывший среди дозорных за старшего.

– Ну, тогда нечего время терять, – приказал Леха, понукая коня, – вперед, бойцы. Скоро нас ждет лихая сеча.

Когда начало смеркаться и над морем, которое они на протяжении всего пути не теряли из вида, появились кучевые облака, Леха заметил впереди огромный лагерь, состоявший из сотен и сотен юрт. Вдоль него сновало множество конных воинов. Лагерь скифской армии находился на вершине холма, поднявшись на который Леха увидел обширный залив, на другой стороне которого виднелся город и крепость, возведенная почти у самой воды. Часть залива была отгорожена дамбой, за которой прятались греческие корабли. Сколько их было, в наступивших сумерках было не разглядеть. Зато здесь внизу и чуть левее лагеря, был хорошо различим собственный флот скифского царя Иллура. Множество триер обсыхали, вытащенные на берег, а несколько более массивных кораблей, – судя по всему, квинкерем, – бороздили вечернее море.

«Стерегут, чтобы ни одна мышь не просклизнула», – радостно подумал Федор, у которого от одного вида кораблей, начиналась тоска по морю и морским походам, – а город то еще целехонький, похоже я действительно не опоздал».

Въехав в лагерь сквозь многочисленные кордоны, которые быстро опознали в прибывшем «своего», Леха разместил людей на ночлег в дальнем углу лагеря, где еще имелось свободное место, благо свои «передвижные дома» они привезли с собой. А затем сразу отправился на прием к царю. Однако, его не пустили. Охранники у юрты молодого царя Скифии признали кровного брата, но остались глухи к его желанию немедленно повидать Иллура.

Сначала Леха не понял такого отказа, вроде бы в опалу попасть еще не успел, но пока топтался недалеко от входа, до него донеслись громкие постанывания, лишь слега приглушенные толстым войлоком жилища. «Вот оно что, – ухмыльнулся морпех, – ну, тогда все понятно. Секс, – дело серьезное. Пойду, пройдусь, пока царь наслаждается жизнью».

– Передайте царю, как освободиться, что я прибыл в лагерь, – сообщил он на всякий случай охранникам, – есть у меня к нему важное сообщение. Позже зайду.

И отправился в сторону берега, достиг которого уже в полной темноте. Лишь изредка тьму разрывали пятна небольших костров, разведенные позади корабельных корпусов, чтобы огонь не был заметен с другого берега.

Приблизившись к одному из таких костров, Леха поговорил с моряками, готовившими себе ужин, и выяснил, что ставка Ичея находилась дальше по берегу, почти на песчаной косе, выдававшейся в воды залива. Потратив еще полчаса, он нашел-таки большой каменный дом, построенный кем-то из местных зажиточных греков, а теперь выполнявший функцию адмиралтейства у скифов. Вокруг дома, окруженного небольшим садом и тремя террасами, выходившими к морю, стояла охрана из «старослужащих», знавших Леху в лицо. Потому, пропустили его внутрь без долгих разговоров. Сам Ичей был на месте, и оказался более досягаем, чем царь, поскольку предавался чревоугодию, а не плотским утехам с наложницами. Правда в отличие от Иллура, этот скиф явно предпочитал юртам каменные дома и прочие предметы греческой цивилизации.

– Я смотрю, осада города вам доставляет большое удовольствие, – заметил Леха, входя в просторную комнату, половину которой занимал стол с едой и десятком кувшинов, освещаемый огнем жаровни в углу, – все только и делают, что расслабляются.

Ичей был один, а еды и вина было столько, словно он ожидал в гости человек десять.

– Война наша жизнь, а жизнь коротка, – философски изрек молодой адмирал, откусывая кусок жареного мяса, и облизывая сальные пальцы, – садись, Аллэксей. Отведай вина и мяса. После атаки на это побережье, мне удалось захватить здесь неплохой винный погреб, уничтожением которого я занимаюсь уже третий день.

– А воевать кто будет? – поинтересовался Леха, усаживаясь на лавку, наливая себе вина, и рассматривая колонны, поддерживавшие высокий потолок комнаты из которой открывался вид на море, – обстановка у тебя тут действительно греческая. Прямо, хоть Одиссею пиши.

– Ты лучше ешь, – посоветовал Ичей, не обратив внимания на странные слова, – устал, наверное, с дороги.

Леха с удовольствием откусил свежезажаренного мяса и оторвал ломоть от ароматной лепешки.

– Ну, рассказывай, – не выдержал он затянувшегося молчания, прерываемого только чавканьем, да причмокиванием, когда утолил первый голод, – что тут у вас твориться.

– У нас перемирие, – заявил Ичей, отхлебнув вина из нового кувшина, даже не став наливать его в чашу.

– Что у вас? – не поверил своим ушам морпех, – перемирие? Иллур передумал воевать?

– Ай, не спеши, Аллэксей, – укорил его Ичей, хитро подмигнув, – наш царь совсем не глуп. Мы давно окружили город, пожгли все его поля с хлебом, отрезали греков от всех дорог. В море, на виду у жителей, постоянно плавают мои корабли, закрыв выход из залива. Отсюда никто не сможет вырваться, если только не станет рыбой или птицей.

Он замолк, прильнув к очередному кувшину. А Леха налег на лепешки, показавшиеся ему божественно вкусными и молча ждал, пережевывая, пока Ичей нахлебается вдоволь вина. Наконец скифский адмирал, отставил кувшин в сторону и вернулся к разговору. Расписной глиняный кувшин с красными фигурками танцующих людей, рухнув со стола, разбился на множество осколков, но Ичей не обратил на это никакого внимания. Зато Леха обратил, – кувшин был абсолютно пуст.

– Наш царь, – вновь заговорил Ичей и язык его на сей раз, ворочался уже с трудом, – объявил грекам, что ни никого не тронет, если они сам сдадутся и добровольно признают его власть, как это сделала Ольвия.

– А что, разве Ольвия сдалась нам добровольно? – удивился Леха, прислоняясь спиной к стене, хмельное вино уже давало о себе знать, – не ты ли поджег ее гавань?

– Ну, – задумался Ичей, вспоминая все, что он наговорил, – я хотел сказать, что Иллур никого не казнит. И все. Он дал грекам на размышления три дня. И сегодня они закончились.

– Они не сдадутся, – заявил Леха, – они ведь надеются, что мы совершим набег и уйдем. А они отобьются или откупятся. Ведь скифы так далеко вдоль берега давно не заходили. Так что греки наверняка, попытаются отсидеться за своими стенами и послать за подмогой в соседнюю колонию. Все греки так поступают.

– Уже пытались, – отмахнулся изрядно захмелевший Ичей, – но, ни по суше, ни по морю никто отсюда выйти не может. Я же тебе уже говорил, кажется. Лично я перехватил уже две биремы, пытавшиеся ночью выйти в море, одну за другой. От этих хитроумных греков можно всего ожидать. Но я придумал, как их перехитрить. Видишь, мои корабли даже ночью бороздят эту гавань.

Он тут же встал, приблизившись к открытой террасе, и указал куда-то в ночь. Оказавшись рядом, Леха действительно заметил странные огни на воде, протянувшиеся цепочкой через весь залив. С пьяных глаз ему показалось, что это огни аэродрома, но он тут же вспомнил, что все аэродромы остались в прошлой жизни. Ичей все быстро ему объяснил, выпив еще кувшин греческого. Оказалось, что это были плоты, связанные веревками в линию до самых берегов, на которых изобретательный адмирал приказал разжечь костры и поддерживать их всю ночь, пока не сгорят сами плоты. Эта нехитрая система иллюминации позволяла скифским «сторожевикам», бороздившим волны за этой огненной полосой, видеть любое судно или даже лодку, пытавшуюся выскочить из залива. И такая тактик уже принесла свои плоды, как только что услышал Леха.

– А ты, молодец, мореман, – поздравил коллегу Леха, восхищенный простотой замысла, – соображаешь.

Но видимо Ичей не обратил на слова Ларина особого внимания. Потому что ничего не ответил. Однако, когда Леха обернулся, то быстро понял причину этого молчания. Адмирал мирно спал на лавке, прижав к груди пустой кувшин.

– Жертва греческой цивилизации, – сплюнул Леха на каменный пол, прислонившись к стене и вперив взгляд в адмирала, – Кочевник, е-мое. Пить, не умеет, а туда же, в моряки подался. А если греки сейчас вылазку сделают и повяжут тебя тут, спящего?

Но «жертва греческой цивилизации» молчала, мирно посапывая.

– А ну тебя к черту, – обиделся Леха, – мне на прием к царю пора.

Но, сделав несколько шагов, передумал, отложив визит на утро. «Может, у него там барышни задержались, еще помешаю», – решил Леха и, покинув ставку адмирала, нетвердой походкой направился в лагерь.

Свежий ночной ветерок быстро заставил его протрезветь и расположение своих воинов он нашел легко. Его юрта уже давно была установлена, а у входа дежурил охранник. Пробравшись внутрь, бравый морпех растянулся на ковре, и сладко заснул, оставив все проблемы на завтра.

На рассвете его разбудил невероятный шум. Едва выскочив в исподнем наружу, командир разведчиков, обогнул юрту и посмотрел туда, откуда эти шумы доносились. Его взгляду предстала картина ужасного разрушения, царившая среди вытащенного на берег флота. С холма, на котором располагался лагерь, было отлично видно несколько греческих квинкерем, пересекших еще затемно гавань и внезапно атаковавших скифский флот на стоянке. Греки и не подумали прорывать блокаду залива, как от них все ожидали. Они просто напали и уничтожили почти весь вражеский флот, стоявший на берегу. С квинкерем, качавшихся на волнах неподалеку от берега, то и дело взлетали в воздух горшки с зажигательной смесью, и обрушивались на беззащитные триеры. Половина судов Ичея уже горела. Среди оставшихся, на глазах Лехи заполыхало еще две. Не успокоившись на этом, греки высадили десант морских пехотинцев, который атаковал и уничтожил лагерь скифских моряков, расслабленно отдыхавших на своем берегу и ощущавших себя в полной безопасности.

Оправившись от первого потрясения, скифы контратаковали, уничтожив половину греческих пехотинцев. Но было поздно. Сделав свое дело, и взяв уцелевших морпехов на борт, квинкеремы отправились обратно к другому берегу. Преодолев неширокий залив на глазах разъяренных скифов, в бессилии пускавших стрелы с побережья, корабли Тиры скрылись за дамбой. Это случилось незадолго до того, как ним на перехват подошли квинкеремы скифов, всю ночь в ожидании прорыва охранявшие выход из «запечатанного» залива.

– Я так понимаю, – сказал сам себе Леха Ларин, оглядев картину утреннего побоища, – перемирие закончено.

Он вернулся в юрту и облачился в доспехи. Пора было, наконец, предстать пред светлые очи кровного брата и рассказать про золото бастарнов. «Может быть, это его немного утешит», – думал Леха, забираясь на коня и направляясь к юрте Иллура в сопровождении Инисмея и эскорта из тридцати бородатых разведчиков. Но, не проехав и полдороги, он уже заметил царя Скифии, который вихрем пронесся мимо него к берегу. За ним проскакали его телохранители. «Чует мое сердце, – продолжал рассуждать Леха, – что адмирала сегодня по головке не погладят».

Его предсказание сбылось очень быстро. Даже, быстрее чем он ожидал.

– Где Ичей? – услышал Леха зычный голос царя Скифии, – немедленно привести его сюда!

Приблизившись к месту недавнего избиения младенцев, – «как хорошо провернули операцию, сволочи», – Леха не мог не отдать грекам должное, – морпех заметил Иллура. Скифский царь гарцевал на коне между двух догоравших триер, от которых уже остались только обугленные остовы. Чуть в стороне из дыма сиротливо торчала мачта еще одного корабля. А неподалеку собрались моряки, оставшиеся без кораблей. И когда Ичей, с лицом белее мела, предстал перед царем, то Иллур оказался короток на расправу.

– Так ты обеспечил охрану моего флота? – спросил он голосом, от которого у Лехи побежали мурашки по коже. Этот тон не предвещал ничего хорошего тому, к кому обращался владелец голоса, – с этими обугленными головешками я теперь должен атаковать укрепленную Тиру?

Ичей молчал, глядя на догоравшие корабли. Оправдываться было бесполезно.

– Повесить его, – приказал царь, – на мачте корабля. Я окажу тебе последнюю милость, Ичей. Ты умрешь моряком.

Несколько охранников Иллура спешились и немедленно, спеленав не сопротивлявшегося адмирала, затащили его на палубу уцелевшей триеры по сходням. Там они перебросили веревку через рею, одели петлю на шею приговоренному, и, не дав ему опомниться, быстро вздернули. Раздался сдавленный крик и скифский флот остался без командующего.