Текст книги "Ганнибал великий"

Глава седьмая
Корабль-монстр

После осмотра останков сгоревшего флота и проверки боеспособных кораблей, вновь назначенный адмирал скифов выяснил, что в его распоряжении осталось всего шесть триер из шестнадцати и пять квинкерем, бороздивших в ту ночь волны залива.

– Ну, что же, не все так плохо, – рассудил Леха Ларин, отправляясь в обратный путь вдоль берега, – еще есть чем воевать.

Для острастки он немедленно велел трем квинкеремам подойти поближе к дамбе, за которой прятались греческие корабли и обстрелять их. Он был уверен, что греки не станут ввязываться в бой, рискуя кораблями, но попугать их стоило. А то слишком осмелели.

Выполняя приказ, квинкеремы скифов несколько раз продефилировали вдоль самой дамбы, отправив грекам несколько «зажигательных гостинцев» и массу каменных. Сильно повредить пришвартованные в глубине гавани большие корабли не удалось, но зато скифы сожгли и пустили на дно пару бирем, попавших в зону обстрела. Эта операция не очень ослабила греков, но придала уверенности в своих силах скифам, в которой они нуждались после ночного погрома, потеряв почти половину своего флота. И теперь силы были почти что равны. Как доложили Ларину разведчики, до начала штурма Тиру защищало четыре квинкеремы, шесть триер, и десяток бирем. Вполне приличный флот, лишившийся за дни блокады лишь нескольких кораблей.

– Все, – приказал Леха своему заместителю, поднимаясь на борт знакомой квинкеремы, носившей имя морского бога «Тамимасадас», которую он вновь избрал флагманом, – до моего прибытия никаких операций. Блокировать залив и только. По ночам не спать, беречь корабли. От греков всего можно ожидать.

С тем и вышел в море на рассвете, уведя с собой три квинкеремы и столько же триер, предназначенных для боевого охранения «плавучей платформы для артиллерии», как морпех именовал гигантскую эннеру. На нее теперь и сделал ставку Иллур, заблокировавший Тиру на суше. Но штурм стен велся пока неудачно, и скифам никак не удавалось пробиться в город. Греки же силы зря не расходовали, видимо, ожидая подкрепления. Лишь прореживали с крепостных стен баллистами скифские отряды, рискнувшие слишком близко приблизиться к городу.

В глубине души Леха опасался уводить с собой половину кораблей, ослабляя морскую блокаду, но, выбирать не приходилось. Эннера была слишком дорогим удовольствием, чтобы потерять ее, так ни разу и не применив по назначению. За время плавания Леха с давно забытым чувством гордости вспоминал десантные корабли из своей прошлой жизни, способные нести множество бронетехники и солдат. «Вот бы их сюда сейчас, – думал морпех, – или хотя бы один крейсер с крупнокалиберными пушечками. Подошел, дал залп, раз и готово. Нет крепости». Но, толку от этих воспоминаний не было, и потому Леха предпочел выкинуть их из своей головы. Действовать приходилось тем, что есть.

Погода на море выдалась свежей, но через пару дней ближе к обеду Ларин со своей эскадрой добрался до Ольвии, все еще выглядевшей с моря полуразрушенным городом. Обгоревшие руины многих домов были заметны невооруженным глазом. При штурме скифы постарались на совесть, сравняв с землей половину мощных укреплений, и теперь с тем же упорством занимались их восстановлением. Но, теперь это было свое. Над постройками быстро восстанавливаемой гавани возвышалось массивное тело эннеры, смотревшейся внушительно даже на таком расстоянии.

Завидев подходивший с моря флот, охрана на стенах Ольвии всполошилась, заряжая баллисты, но вскоре успокоилась, опознав своих. «Тамимасадас» первым вошел в гавань и пришвартовался рядом с эннерой. Вслед за ним вошли остальные корабли.

– Где Гилисподис? – спросил Леха у охранников, едва спрыгнув на пирс.

– Недавно ушел в мастерские, вместе с переводчиком, – ответил наблюдательный охранник, взмахнув рукой в направлении нескольких объемных строений, возвышавшихся в дальнем конце пирса, – Да вот они возвращаются.

Греческий инженер действительно спешил навстречу кровному брату царя, едва узнав, что с моря прибыли гости.

– Ну, здравствуй, инженер, – поприветствовал его Леха, поправив немного тесноватый доспех, который он надел, как и полагалось военачальнику, – вот я и вернулся за тобой, как обещал.

Он перевел взгляд на деревянного монстра, возвышавшегося на несколько метров над пирсом, и уточнил.

– Готов корабль?

– Готов, – ответил Гилисподис через переводчика, – все снасти проверены, баллисты установлены, ядра загружены, осталось повести испытания.

– Испытания? – напрягся Леха, отчего то, вдруг вспомнив о судьбе Ичея, – так, чем же ты тут занимался все это время, ядрена вошь? Нам воевать надо, а у него оружие не испытано. Интеллигент хренов.

Седовласый скиф-перводчик справился, хотя у него и возникли некоторые трудности с переводом. Гилисподис заметно побледнел. Он очень боялся боли. И. видимо, решил, что его сейчас начнут снова пытать, как тогда, при пленении.

– А ну, давай, выводи свою посудину в море, – приказал Леха, внезапно решившись, – До вечера еще время есть. Вот, я тебе сейчас устрою испытания вместе с госприемкой. И бирему какую-нибудь выводи, чтобы цель была, куда ядра пускать.

– Сейчас на море волнение, – осторожно заметил Гилисподис, побледнев еще больше, – может быть, храбрый Алексей, подождет до завтра. Море должно успокоиться.

– Ни хрена, – вежливо заявил новоиспеченный адмирал Скифии, – или ты сейчас же выводишь свою эннеру, или как ее там, в море. Или я тебя самого, мать твою, вздерну на ее же мачте, не дожидаясь испытаний. Уяснил? Некогда мне ждать у моря погоды. Шторма нет и ладно.

Переводчик, покраснел от натуги, но все же довел основной смысл до греческого инженера. Тот благоразумно согласился. Выбор был не велик: утопить корабль при испытаниях или погибнуть немедленно.

– Вот и хорошо, – кивнул Леха, увидев покорное лицо Гилисподиса, – отправляйся на палубу и готовь корабль к отходу, а я скоро буду. И чтобы пехотинцы на нем тоже были. Испытания проведем с полной нагрузкой.

Пока на эннеру готовили к выходу, Леха успел посетить хранилище золотого запаса, и убедиться что все в порядке. Возы с золотом бастарнов пребывали в полной сохранности под неусыпным взором скифов Арчоя и местных воинов. Вернулся Леха в порт, когда последняя сотня морпехов, поднялась на палубу, исчезнув в трюме корабля-монстра. Моряки и артиллеристы уже заняли свои посты по расписанию. В том числе и на башнях, возвышавшихся по всему кораблю. «Ну, хоть команду успел подготовить, – удовлетворенно подумал Леха, заметив слаженные, на первый взгляд действия моряков, – и то ладно».

Бросив взгляд на легкую волну, гулявшую по морю, он решительно ступил на сходни.

– Вперед, – скомандовал Ларин инженеру, поднявшись на широкую палубу, – выводи в море!

Гилисподис транслировал команду, кому следует. Раздался свисток и в воду погрузились десятки весел. Гребцы, которых было по три человека на весло, налегли на них, и вся эта махина сдвинулась с места, отойдя от пирса. «Ну, с богом», – выдохнул Леха, едва не перекрестившись.

Эннера медленно, но верно приближалась к выходу из гавани, где наблюдавшие за ней охранники, опустили на дно массивную цепь, преграждавшую путь. Впереди нее шла бирема с привязанной шлюпкой, – плавучая мишень. Остальные корабли Леха оставил у пирса. Греков поблизости давно не наблюдалось.

Пока корабль не вышел на открытую волну, Ларин, поднявшись на кормовую башню, занимался тем, что рассматривал все его особенности. В принципе, после плавания на квинкереме все было знакомым, только размеры удивляли. Этот монстр был почти вдвое длиннее, метров девяносто, не меньше. При этом, мачта была одна, но зато какая. Колоссальных размеров свежеструганный брус, изготовленный, наверное, из целой сосны, возвышалось над палубой, неся на рее таких же гигантских размеров парус, правда, еще не раскрытый. По центру располагались аж три шлюпки, а на корме сдвоенное рулевое весло. Впечатляла также ширина палубы, количество башен и количество корабельных баллист. На квинкереме, – самом большом корабле, который до сих пор встречал Леха Ларин в античном мире, – все это тоже было, но гораздо в меньшем количестве и меньших размеров.

Вот гавань, наконец, осталась позади и в борт эннеры стали бить волны, раскачивая массивный корабль. После двадцати минут плавания, пока они удалялись от берега, Леха пока был доволен. Массивную эннеру раскачивало весьма умеренно и кровный брат Иллура передвигался по палубе от борта к борту, словно по земле, которая лишь подрагивала от удара волн. Скрипов и треска, впрочем, хватало. Огромный корабль стонал на все лады, но плыл вперед. Правда, очень медленно. Бирема сопровождения давно обогнала его.

– Парус поставь, – приказал Леха, глядя, как волны изредка заливают весельные порты, – а то не ровен час, утопим твоего монстра.

Гилисподис выполнил приказание. Порты задраили, парус раскрыли. Ветер надул гигантское полотнище и Эннера пошла чуть быстрее. Но скорость, конечно, была далека от идеальной. На взгляд уже немало поплававшего на античных кораблях морпеха, этот еле тащился.

– Ладно, Гилисподис, – смилостивился Леха, проверив ходовые качества мастодонта античного мира, – покажи, на что способна артиллерия.

Парус снова убрали, и корабль лег в дрейф. Получив сигнал, моряки с биремы перебрались на шлюпку, отчалив от обреченного корабля. А прислуга шести баллист левого борта, натянув торсионы, доложила о готовности.

– Давай, – махнул рукой Леха, решив дать первый залп собственноручно.

Баллисты вздрогнули почти одновременно, послав каменные ядра в цель. Наблюдавший с кормовой башни за их полетом Леха, ожидал, что хотя бы два или три ядра попадут точно. Но, к его удивлению, в цель угодили все шесть. От первого же залпа бирема превратилась в решето. А второй просто разметал в клочья ее израненный корпус, уничтожив небольшой корабль. На поверхности остались плавать только обломки. Третьего залпа не требовалось.

– Вот это да, – восхищенно проговорил морпех, с некоторым привкусом разочарования, оттого что все так быстро закончилось. И, обернувшись к стоявшему рядом греческому инженеру, добавил, – Молодец! Хороший корабль построил. Если он также будет утюжить греческие триеры, Иллур тебя наградит, попомни мое слово.Выслушав перевод, Гилисподис просиял. У него отлегло от сердца.

Возвращаясь назад в гавань после испытаний у кровного брата царя, вдруг возник еще один законный вопрос.

– У твоей эннеры есть название? – спросил он, посмотрев в глаза инженеру.

– Пока нет, – развел руками Гилисподис, – я ее только закончил.

– Как мы ее назовем? – забеспокоился Леха, – корабль же не может обходиться без имени?

– Обычно кораблям дают имена богов, – напомнил Гилисподис, – такая традиция.

– Да я знаю, – кивнул Леха, – но это особенный случай. Надо и имя такое же придумать. Особое мощное.

Он замолчал ненадолго, напрягая извилины, чем не очень любил заниматься.

– Может, «Гнев Скифии»? – предложил он, – не очень оригинально, но зато точно.

Гилисподис развел руками, мол «неплохо», но не мое это дело. Сами решайте.

– Или просто «Гнев богов», – продолжал размышлять морпех, решившись, наконец, – ладно, пусть до Тиры с этим именем поплавает. А там с Иллуром посоветуемся.

Обрадованный, что получил в свое распоряжение столь мощный корабль, Леха приказал выступать в поход следующим же утром.

– Время не ждет, – сообщил он слега озадаченному Гилисподису, который рассчитывал после испытаний остаться в Ольвии, а теперь должен был сопровождать свое детище в Тиру, – Иллур с меня за каждый день задержки спросит. А я с тебя. Но в первом бою без тебя никак, сам понимаешь. Надо будет еще раз все проверить. Так что, собирайся.

День выдался отличный. Погода благоприятствовала планам скифского адмирала. Ветер дул попутный, но не очень сильный. И на рассвете, полностью оснащенная эннера вышла в море в сопровождении эскорта. На этот раз Леха Ларин, изменил своей привычке плавать на флагманской квинкереме, перепоручив ее капитану, а сам обосновался на суперлинкоре по имени «Гнев богов», желая до конца прочувствовать каков этот корабль в действии. Однако к вечеру того же дня, несмотря на то, что огромный парус был наполнен ветром, они едва потеряли из виду Ольвию. Охранение, состоявшее из квинкерем и триер, которому полагалось следовать за гигантским кораблем, то и дело вырывалось вперед, и вынуждено было «притормаживать», дожидаясь пока эннера преодолеет очередные полкилометра. Адмирал был немного разочарован.

К вечеру они пристали к берегу на ночевку, а утром снова тронулись в путь. Ветер дул все тот же, но скорости у «Гнева богов» не прибавилось. И когда к концу второго дня они едва дошли до границ старых владений Ольвии, Леха был уже не на шутку раздосадован.

– Этак, меня любая триера уделает, – жаловался он, стоя на кормовой башне, чайкам, во множестве вившимся на огромным кораблем, – хорошо, если без приключений дойдем.

Гилисподис, как всегда, находившийся подле адмирала, молчал. Добавить ему было нечего.

Третий день путешествия тянулся еще дольше, поскольку ветер сменился и норовил прибить эннеру к берегу, от которого она и так не слишком удалялась. Все время приходилось возвращать рыскавший корабль на курс, уводя его от столкновения с прибрежными скалами. Пару раз едва не сели на мель. И когда огромный корабль вошел для ночевки в небольшую бухточку, где едва поместился, Леха с облегчением выдохнул. День закончился без серьезных проблем.

На утро, перед тем, как снова отчалить, Леха отправил двоих морпехов пешком в стан Иллура с донесением, что караван на подходе, но задерживается на неопределенный срок. Судя по рельефу берега, который адмирал старательно запоминал, когда плыл в Ольвию, учитывая пройденное расстояние и, главное, скорость этого дредноута, в заливе их могли ожидать не раньше, чем еще дня через два. А то и больше, если, не дай бог, разыграется ветер.

Получив задание, морпехи стали карабкаться вверх по скалам и вскоре исчезли за прибрежным холмом. А Леха с завистью посмотрел им вслед, подумав «Сегодня, наверняка, уже в лагере будут».

В заливе, куда впадает полноводный Тирас, они появились к исходу пятого дня. Решив до поры не показывать противнику свое новое оружие, Леха спрятал эннеру в укромной бухте, как по заказу, имевшейся недалеко от песчаной косы, где стоял печально известный ему дом «адмиралтейства». Отправив остальные корабли на усиление, Леха вновь пересел на «Тамимасадас» и вскоре выгрузился у специально построенного пирса на песчаной косе, вернувшись в штаб.

Там он узнал, что за время его отсутствия случилась масса происшествий. И главное, не успел он отбыть в Ольвию, как греки предприняли успешный прорыв, атаковав корабли заграждения. Во время ожесточенной битвы, они сожгли одну квинкерему и повредили две триеры, обломав им весла ловким маневром. Но и сами потеряли два корабля. Скифы в ответ подожгли греческую квинкерему и пустили на дно таранным ударом одну триеру, а двум другим, участвовавшим в нападении, удалось прорваться и уйти на юг. Так что теперь в хорошо защищенной гавани Тиры, оставалось три боеспособных больших корабля и всего пара триер, не считая мелкоты.

– Ну, и то ладно, – резюмировал адмирал, выслушав доклад от бородатого скифа-морехода об уничтожении вражеских кораблей в бою, – надо воспользоваться этим немедленно. Кораблям готовиться к штурму. Я к Иллуру, вернусь, чтобы все было готово.

Вскочив на коня, Леха поскакал в ставку царя, раздумывая о том, что прорвавшиеся греки могли привести помощь и следовало торопиться.

– Им вряд ли помогут, – успокоил его Иллур, принявший его немедленно в своей юрте, – но ты прав, начинать штурм гавани надо немедленно. Время не ждет. Где ты пропадал так долго?

– Эта эннера оказалась не такой быстроходной, как я рассчитывал, – попытался оправдаться Леха, – но зато баллисты у нее действительно мощные. Если подогнать этот корабль к дамбе и высадить десант, то, под прикрытием орудий, имеем много шансов захватить гавань раньше, чем греки сумеют что-нибудь сообразить.

Иллур встал, прошелся по юрте.

– Что же, твое нападение будет сигналом к общему. Едва ты ворвешься в гавань, я пошлю людей на стены. Сколько тебе нужно времени?

– Я уже готовлю штурм, – предупредил Леха, – начну завтра на рассвете.

Не удержавшись, Иллур тем же вечером съездил в гавань и осмотрел прибывшую эннеру в пристутсвии Лехи и Гилисподиса, которому запрещалось пока отлучаться корабля. Царь скифов прошелся по огромной палубе, осмотрел многочисленные башни для стрелков и с благоговением погладил мачту. Похоже, остался доволен. Но, покидая корабль, Иллур был немногословен.

– Действуй, Аллэксей! – сказал он, взобравшись на коня.

Глава восьмая
Эннера в бою

Над водой еще висел белесый туман, когда суперлинкор «Гнев богов» вошел в залив и направился на веслах в сторону входа в гавань Тиры. Рядом с ним шли все имеющиеся в распоряжении адмирала квинкеремы, чтобы не оставить противнику шансов. Триеры Леха оставил в резерве, прикрывать выход из залива на всякий случай. Предстоящая битва должна была стать битвой метательных машин. И адмирал, снова находившийся на эннере, собирался управлять обстрелом крепости отсюда.

Несмотря на сумерки, которые частично скрыли маневр скифского флота, эннера была столь большой, что не заметить ее было трудно. И все же кораблям Лехи Ларина удалось подобраться почти к самой гавани и нанести первый удар в предрассветной мгле, до того как греки смогли отреагировать на угрозу.

– Мы должны подойти как можно ближе к дамбе и высадить десант, – инструктировал накануне Леха командира четырех сотен морпехов, скрывавшихся в огромном чреве эннеры, – ваша задача, захватить дамбу и опустить цепь, открыв проход кораблям в гавань. А затем пробиваться в город и захватить ближайшие башни. Вам помогут пехотинцы с других кораблей.

Бородатый крепыш, облаченный в пластинчатый панцирь, кивнул.

– Мы выполним приказ, – подтвердил он свою решимость, – или умрем.

– Конечно, на трех имеющихся шлюпка это будет сделать невозможно, – продолжал Леха, расхаживая перед строем вооруженных до зубов морпехов, – Поэтому за нашим кораблем пойдет несколько бирем, которые доставят вас до укреплений противника. Мы прикроем вашу высадку из орудий. Ну, а там уже все будет зависеть от вас. Царь ждет победы в этом бою. Мы слишком долго торчим под этим проклятым городом.

Командир морпехов кивнул еще раз.

– Ну, вот и отлично, – закончил Ларин, и добавил, уже поднимаясь по лестнице на верхнюю палубу, – ждать приказа.

Конечно, скорость была не главным козырем «Гнева богов», но для такого мастодонта двигался и даже выглядел он весьма грациозно. Осторожно разрезая килем невысокие волны, это семибашенное чудовище, со снятой мачтой, неожиданно выплыло из тумана напротив перегороженного входа в гавань Тиры и, остановившись, мгновенно выпустило из своего чрева сотню пехотинцев. Оказавшись на палубе, пешие скифы, быстро спустились по веревкам и сходням на пришвартованные за гигантским кораблем быстроходные биремы и устремились к дамбе, с которой на них взирали греческие пехотинцы, уже распознавшие опасность. Следующие три биремы взяли на борт еще сотню, тут же направившись к дамбе.

Между тем, квинкеремы сопровождения, обогнув эннеру, первыми открыли стрельбу по дамбе и стоявшим за ней судам, заставив греческих пехотинцев на некоторое время спрятаться в укрытия. На глазах адмирала ядра, пущенные скифскими артиллеристами, просто смели с мола шеренгу пехотинцев Тиры.

Когда первые десантные суда, сделав последний взмах весел, воткнулись в дамбу, пехотинцы посыпались на нее один за другим, и, словно жуки, стали карабкаться по камням основания наверх, где их уже поджидали греки с обнаженными клинками и лучники. Завязалась жестокая драка. У оборонявшихся было преимущество, и многие скифы быстро сложили головы, пронзенные стрелами или мечами гоплитов. Бой шел так близко, что Леха слышал стоны раненных и умирающих. Но скифам, ценой больших жертв, все же удалось взобраться на мол, и оттеснить греков назад.

Тем временем, операция продолжалась. Оставив десантников на берегу, биремы возвращались обратно к «большому десантному кораблю» и забирали новых солдат, чтобы поддержать наступление. Находясь на этот раз на носовой башне, Леха мог отчетливо видеть, как развиваются события. Однако, засмотревшись на схватку морпехов, он вдруг услышал отчетливый свист ядра, которое, пролетев буквально над его головой, расщепило одну из шлюпок, прикрепленных в центральной части палубы, превратив ее в груду обломков. Следующее ядро ударило в боковую башню, прошив насквозь тела двух лучников, находившихся там. Это оживились артиллеристы защищавшие Тиру. Их баллисты были установлены на башнях и возвышениях вдоль всей дамбы, и могли оттуда достать сейчас до любого из подошедших слишком близко судов противника. А такими стали все, едва показалось солнце и рассеялся туман.

Квинкеремы, дефилировавшие вдоль мола, отвечали грекам тем же. Завязалась артиллерийская перестрелка. Ядра свистели в воздухе, круша и ломая надстройки скифских кораблей и бортовые ограждения, а иногда и пробивая борта. И лишь «Гнев богов» пока молчал, занятый высадкой десанта. Однако, когда на глазах адмирала греки утопили две биремы, прошив их ядрами из баллист, Леха пришел в ярость. Развалившиеся корабли, оставили барахтаться на поверхности воды множество скифов, облаченных в тяжелые доспехи. Но все они быстро пошли на дно, утянутые своей амуницией. В бессильной ярости, наблюдая за гибелью своих людей, адмирал вдруг заорал на капитана, находившегося тут же на башне.

– Немедленно открыть стрельбу! – брызгал слюной Ларин, – чего стоишь, быстро, я сказал! Снести на хрен с мола все баллисты.

– Но, – попытался оправдаться капитан, – там же идет бой.

– Выполнять! – заорал Леха.

И эннера, развернувшись левым бортом к гавани, дала, наконец, первый залп по позиции баллист в ближней части дамбы, на подходах к которой греческие гоплиты рубились со скифскими пехотинцами, не давая им развить наступление. Залп был столь кучным, что три из четырех баллист мгновенно были разрушены, а прислуга перебита на месте. Оставшиеся в живых греки пришли в ужас, даже перестали стрелять. Зато скифы завопили от радости, рассмотрев результаты своего попадания.

Следующий залп смел и четвертую баллисту, а заодно и десяток гоплитов, уже отступивших сюда под натиском скифских пехотинцев. Начало было положено. Часть дамбы, оказалась в руках нападавших. Однако, небольшие башни по бокам от сквозного прохода, где размещались механизмы, управлявшие подъемом цепи, все еще находились в руках защитников. Переведя взгляд туда, Леха заметил, что цепь опущена, а из гавани на большой скорости, одна за другой, выходят либурны противника, до отказа забитые пехотинцами. И все они направлялись прямиком к эннере.

– Похоже, нас восприняли всерьез, – бросил капитану Леха, указав на приближавшиеся либурны, – а ну-ка, встретить гостей, как полагается.

Греки, понимавшие толк в кораблях, действительно успели достаточно подробно рассмотреть эннеру, быстро оценив ее возможности. Комендант порта, кто бы он ни был, сразу же понял, что если оставить этот гигантский корабль в неприкосновенности, – а обстрел с берега пока мало повредил эннере, – то она непременно разнесет половину построек и кораблей, находившихся в зоне досягаемости ее баллист. А остальное сделает десант, который итак слишком быстро завоевал плацдарм для дальнейшего наступления. Поэтому греки немедленно организовали контратаку, посадив пехотинцев на уцелевшие либурны и отправив их на захват эннеры, чтобы заставить ее метательные орудия замолчать.

– Перенести огонь на либурны. – заорал капитан сигнальщику, стоявшему на палубе, – стрелкам, приготовиться к отражению атаки противника.

Ларин успел насчитать двенадцать либурн, устремившихся к «Гневу богов». Но это было еще не все. Греки, осознав, что от этой атаки будет зависеть судьба города, бросили в нее и свои большие корабли. Вслед за либурнами, под ритмичные взмахи весел, из гавани Тиры показались три массивные квинкеремы. Две из них направились к «Тамимасадасу», который высаживал десант с другой стороны дамбы, под прикрытием своих орудий. А одна устремилась вслед за либурнами. Это был, видимо «запасной вариант», на случай, если абордаж не пройдет.

– Только тарана нам не хватало, – процедил сквозь зубы Леха, нервно поглядывая на приближавшиеся либурны и квинкерему, рассекавшую позади них своим килем теплые волны залива, – увернуться ведь не успеем.

И посмотрев на капитана, приказал.

– Уничтожить либурны противника! Рулевым, внимание на квинкерему. Постараться избежать таранного удара.

Артиллеристы уже выполняли приказ. Первым же залпом ядра накрыли приближавшиеся суда с греческими пехотинцами. Две либурны пошли на дно, едва успев покинуть гавань. Еще одну ядро поразило в заднюю часть, расщепив рулевое весло, и корабль стал забирать влево, вскоре столкнувшись с другой либурной. От этого столкновения, пехотинцы с обоих судов полетели в воду.

– Молодцы, артиллеристы, – похвалил адмирал, оглянувшись на залив, где маневрировали скифские квинкеремы.

Их капитаны, увидев контратаку греков, были полны решимости отыграться за сожжение флота и недавний ночной прорыв. Одна из квинкерем, тотчас присоединилась к бомбардировке либурн противника, а еще две направились на перехват кораблей атаковавших «Тамимасадас», который, высадив десант, был вынужден отойти от дамбы, избегая атаки с двух сторон. Еще одна скифская квинкерема пошла на таран греческого корабля, направлявшегося к эннере. Неожиданно, на узком пространстве напротив входа в гавань, собралось множество массивных кораблей, палубные баллисты которых посылали ядра в противника с такой скорострельностью, что уже должны были задымиться от разогрева. Иногда эти ядра, пролетев над противником, поражали своих. Кругом стоял треск и вой, сквозь который уже были не слышны стоны раненных.

«Тамимасадас» все же не смог избежать тарана. Греческая квинкерема настигла его раньше, чем тот смог увернуться, и нанесла точный удар, достигший цели. Получив пробоину «Тамимасадас», завалился на левый борт. Зато другой скифский корабль на полном ходу налетел на греков. Но квинкерема из тирской эскадры успела поменять положение, а кроме того она имела бронирование ниже ватерлинии, защитившее ее от тарного удара. Острие тарана соскользнуло в сторону, корабли притерлись бортами, ломая весла, и в ход пошли абордажные крюки. Два судна сцепились намертво, и на палубах засверкали клинки пехотинцев. Пошла настоящая мясорубка.

Впрочем, Леха быстро отвлекся от созерцания всеобщей перестрелки, таранов и десантной операции на берегу, поскольку некоторые либурны греков все же добрались до «Гнева богов», несмотря на массированный обстрел. Первые десантники, забросив абордажные крюки, уже карабкались на высокий борт. А в них целились с башен скифские лучники.

Наблюдая за начавшимися схватками у борта своего корабля, адмирал быстро оценил преимущество, имевшееся у его солдат. Скифы, засев на башнях вдоль всего борта, легко «снимали» любого, кто показывался на его верхней кромке или полз, схватившись за веревку. Из десантников, доставленных к эннере первыми двумя либурнами, на палубу «Гнева богов» не поднялся никто. Многочисленные трупы греческих пехотинцев, пронзенные стрелами, плавали среди волн, быстро уходя на дно под тяжестью доспехов.

Однако греки тоже были упорными бойцами и отлично понимали, что от этой атаки зависит будущее города. К огромному кораблю подошло еще несколько либурн. И спустя десять минут штурма на палубе скопились уже около тридцати греческих гоплитов. Количество вражеских солдат с каждой минутой росло. Разбитые на две группы, – на корме и носу, – вскоре они предприняли яростную атаку, чтобы расширить захваченный плацдарм. И, прежде всего, они атаковали ближайшие башни. Одной из таких башен была носовая, на которой находился сейчас сам скифский адмирал.

Прежде чем подоспевшие матросы и морские пехотинцы сняли угрозу, Леха Ларин вынужден был принять на себя командование обороной башни, на которой кроме него находился еще капитан, двое лучников и один солдат-посыльный. Его убили первым. Греческий гоплит швырнул кинжал в солдата, видневшегося в проеме башенного ограждения, к которому вела лестница.

Не успело тело посыльного рухнуть на палубу, как наверх по лестнице устремились сразу несколько греческих пехотинцев. А еще один даже забросил на башню абордажный крюк. Пригвоздив к ограждению лучника, он стал карабкаться вверх по веревке.

Первого грека Ларин убил из лука, подхватив его из рук умирающего солдата, а затем вынул меч из ножен и перерубил веревку, увидев в метре от себя гребень шлема и затем разъяренно лицо поднимавшегося по ней грека. Пехотинец рухнул на палубу и был тут же зарублен подоспевшими скифами. За это время несколько человек все же поднялось по лестнице и, оттеснив защитников, прорвалось в башню, где на узком пространстве закипела схватка.

Солдат-лучник, сменивший свой лук на акинак, капитан и адмирал скифов, бились рук об руку против пятерых гоплитов. Капитан быстро расправился со своим противником и попытался помочь Ларину, на которого бросилось сразу двое пехотинцев, размахивая мечами. Но, сделав неосторожный выпад, был пронзен греческим воином. Меч пробил доспехи капитана эннеры на боку. Обливаясь кровью, тот согнулся и, откатившись в сторону, вскоре затих. Скифский лучник неплохо владел мечом и уже отправил на тот свет одного грека, но второй оказался более опытным бойцом. Даже потеряв щит, он выбил оружие их рук скифа и коротким ударом разрубил ему горло, а затем присоединился к атаковавшим Ларина грекам.

– Трое на одного, – сплюнул Леха, отбивая удар меча и нанося ответный в пах.

Грек согнулся, потом упал на колени, и адмирал увидел, как у него по ногам обильно течет кровь.

– Теперь двое, – добавил Леха, отступая и перепрыгивая через тела мертвых солдат усеявшие пол в башне.

Двое оставшихся воинов в кожаных панцирях, шлемах с навершиями, и выдававшимся чуть вперед нащечниками, закрывавшими почти все лицо, тяжело дышали, остановившись в трех шагах. Один был со щитом, другой без, но это не играло особой роли. Перед ними, и они это понимали, находился военачальник скифов, убить которого было просто необходимо.

Леха отступил к ограждению, подняв меч, щита у него тоже не было. Не предполагал адмирал лично махать мечом в этом сражении. Он сейчас бы с удовольствием забился в самый угол, прикрыв спину, но башня была круглой. Бросив взгляд в сторону, Ларин увидел, как по лестнице наверх лезут скифские пехотинцы. Деваться грекам было некуда, и они бросились на него одновременно.