Текст книги "Сто и одна ночь"

Решиться на такой сверхоткровенный рассказ, да еще почти в раздетом виде – это вызов даже себе самой. Надо ли? Зачем?.. Но будет так, как я решила. Если, конечно, заставлю себя произнести все те слова. И не просто произнести, а глядя в глаза Графу – для полноты эффекта.

Воображение легко рисует картинку, а на деле… На деле я буду выглядеть покруче его Камиллы. Мурашки разбегаются по коже, даже когда я только думаю об этом. Накидываю на себя шаль, словно в комнате прохладно. Приподнимаю бровь – вы позволите?

– Да, продолжайте, – и Граф снова кашляет в кулак.

* * *

– Глеб стоял с закрытыми глазами, пытаясь по звукам уловить, что происходит в комнате, но слышал только музыку. Он жаждал прикосновения, и от того, что Ксения медлила, казалось, его кожа горела.

Дыхание Ксении коснулось его груди, и каждая мышца в нем напряглась от удовольствия и предвкушения. Она стала спускаться ниже, к животу, проводя губами по кубикам пресса. Вот ее язычок достиг пупка, обвел его по кругу – и двинулся ниже. Глеб по шороху уловил, что Ксения встала на колени, и до боли сцепил пальцы в замок.

* * *

А дальше в подробностях, называя части тела своими именами, я с волнительными паузами и поволокой в глазах описываю, что делала Ксения с Глебом.

Замолкаю, и пауза, которая возникает после этого, кажется куда более неловкой, чем в моем воображении. Как же мне хочется опустить вуаль! Я чувствую, как горят щеки. Не знаю, куда деть руки, о чем говорить и что делать дальше.

Граф все смотрит и смотрит на меня. Не двигается, словно врос в этот стул.

Слышу, как часы в кабинете бьют час ночи. Этот глухой звук выводит Графа из оцепенения.

– Послушайте, Шахерезада… – Он подвигается на край стула и сцепляет пальцы. – Ксения не терпит прикосновений, но может касаться сама. А как насчет вас?

– Давно не практиковалась, – отшучиваюсь я и понимаю, что лучше было бы мне придумать другой ответ.

– Судя по тому, что вы себе позволяете, в вас слишком много безрассудства… И вы очень смелая… Давайте проверим насколько. – Мне кажется, или он нервничает? – Вам не нравятся мои прикосновения, но, возможно, вы можете касаться меня.

– Эта… сцена не была намеком. – Я трушу. Трушу!

Чувствую себя совершенно голой. Теперь меня страшат не только прикосновения – даже мысль о вторжении в личное пространство отзывается морозом по коже.

– Я ни в чем вас не обвиняю… Кроме кражи, конечно, – верный своей манере общаться, вворачивает Граф. – Но если этот момент с прикосновением-наоборот есть в вашей истории, вы же тоже думали об этом, верно? Давайте попробуем. Никто ничего не теряет. В худшем случае вам не понравится, а я получу пощечину.

Допустим…

Любопытно, что согласиться меня подталкивает именно воображаемая пощечина Графу.

Он садится на край кровати. Я невольно отодвигаюсь, но командую:

– Руки за спину.

– Не стесняйтесь, говорите прямо – вы хотите меня связать, – усмехается Граф.

– Связать, запихнуть в рот кляп и запереть вас в шкафу, если озвучивать весь список желаний.

– Я пытаюсь создать благоприятную атмосферу, а вы все портите! – журит меня Граф, но руки за спиной прячет.

Сажусь рядом, поджав под себя ноги.

– Закройте глаза.

Слушается.

И вдруг я осознаю, что в горле пересохло, а сердце стучит громко и быстро. Коротко, неслышно выдыхаю – и взмахиваю рукой, словно дирижер перед началом симфонии… Так и застываю, прикусив губу. С чего начать-то?.. Осторожно кладу ладонь на плечо Графа. Хм. Ничего ужасного со мной не происходит, только сердце начинает захлебываться.

Осмелев, скольжу ладонью по рукаву ниже. Прохладный шелк просто создан для прикосновений… А что при этом чувствует Граф? Не прекращая движения, поднимаю голову – и оказываюсь всего в десятке сантиметров от его лица. Граф глаз не открывает, играет честно. Он замер и, кажется, вслушивается в свои ощущения. Медленно втягиваю воздух… Как же я люблю этот запах…

– Вы вкусно пахнете, – словно читает мои мысли Граф, и я тотчас же отдергиваю руку.

Он открывает глаза.

– Ну, вы и трусишка, – в его голосе сквозит ирония, но во взгляде нет даже намека на улыбку.

– Для первого раза отличный результат, я считаю.

– В самом деле? – ухмыляется Граф и пересаживается на стул. – Так что там дальше с нашими героями?

* * *

Песня зазвучала снова. Ксения поднялась с колен и выключила запись.

– Хочешь чая?

Глеб кивнул.

Ксения ушла, а он все продолжал стоять, обнаженный, опираясь ладонью о подоконник. Глеб осознавал: его жизнь изменилась и больше никогда не будет прежней. Какую роль он играл в этом новом мире? Кроме предателя Ланы и любовника замужней женщины?

Мелкий дождь размывал пейзаж за стеклом. На асфальт, лопаясь, падали каштаны. По серой улице куда-то спешила женщина в сером пальто, с раскрытым цветастым зонтом. Кленовый лист, который к нему прилип, едва различался на пестром фоне. Глебу показалось, что это единственное яркое пятно в унылой Вселенной может что-то значить.

На кухне закипал чайник. Ксения заперлась в ванной.

Глеб так ждал близости с этой женщиной – и близость была волшебной, тогда почему же сейчас он чувствовал себя обманутым? Потому что те минуты ничего не изменили? Вырезать их – и все останется как прежде: он в гостях у Ксении, она заваривает ему чай… А как могло быть иначе? Они, обнимаясь, лежат на полу, одаривая друг друга теплыми ленивыми поцелуями? Такая картинка даже в его голове не оживала.

Ксения не любила его. Похоже, она вообще ничего к нему не чувствовала, тогда как Глеба эмоции разрывали на куски. Но разве можно влюбить в себя женщину, которая этого не хочет? И разве можно перестать любить, если сильно этого захотеть?

Глеб сжал кулак и легонько ударил им по подоконнику. Пестрый зонт, это спасительное пятно на сером фоне, ничего не значил. То, что произошло между ним и Ксенией, – тоже. Но жизнь продолжалась.

Он оделся, пошел на кухню, такую же необжитую, как и комната. Ксения, привстав на цыпочки, рыскала по полкам в поисках сахарницы.

– Не надо.

Ксения замерла, словно услышала неожиданную новость – что такого она уловила в его голосе? Потом медленно обернулась. Локон соскользнул с ее плеча на лопатку, и Глеб опустил взгляд – так хотелось подойти к ней, легонько сжать это плечо, погладить, поцеловать его… Такое просто желание – почему оно казалось таким невыполнимым?

– Послушай, Стрелок… – Ксения села рядом с ним за миниатюрный столик. Случайно коснулась его ноги своей и тотчас отодвинулась. – Я бываю здесь только по вечерам пятницы. Остальное время квартира свободна. Зачем тебе общага? Живи здесь, – Она сунула руку в карман юбки, затем разжала кулак, словно фокус показала. На ладони лежал ключ.

Ксения улыбалась – искренне и как-то… беззащитно. Держа ключ, она ждала ответа. Глеб молчал, вглядываясь в ее красивые, глубокие и совершенно безразличные к нему глаза. Теперь ему казалось, что вовсе не близость с ней станет последним гвоздем, а его согласие переехать в эту квартиру. Только к чему медлить, если он знает ответ?

– Так что насчет квартиры? – Ксения чуть склонила голову набок. Серебряная сережка в ее ухе качнулась и блеснула, поймав свет лампы.

– Согласен, – ответил за Глеба тот, другой, мужчина, который жил в нем. И взял протянутый ключ.

* * *

– Давайте, попробуем еще раз, – прерываю я свой рассказ.

Граф медлит с ответом.

Как же тихо в этом доме… В моей квартире никогда не бывает такой убийственной тишины, даже ночью.

Граф все еще молчит. Еще немного – и он вгонит меня в краску. Вот уж точно и в мыслях не было напрашиваться. И черт меня дернул…

Не говоря ни слова, Граф садится на край кровати, прячет руки за спиной, закрывает глаза – отработанные действия. Улыбаюсь – немного нервно.

Почему теперь те же действия даются мне куда сложнее?.. Кладу руку Графу на плечо. Но вместо того, чтобы, как в прошлый раз, заскользить ладонью вниз, перемещаю ее выше, на шею. Тепло его кожи обжигает – я замерзла в этом наряде и, если не врать самой себе, жутко нервничаю, но мне не хочется прерывать прикосновения. Признаю, мне нравится дотрагиваться до Графа. Это чертовски волнительно. И приятно.

А потом я делаю то, чего даже осознать не успеваю: приближаюсь к лицу Графа и касаюсь его губ своими.

Глава 7

«Понтиак» плывет по пустынной ночной улице. Играет легкая музыка. В салоне приятно пахнет свежестью. Дотрагиваюсь до кожаной обивки кресла и не чувствую его прохлады – кончики пальцев по-прежнему ледяные.

Мы с Графом едем ко мне домой.

Смутно помню свое первое свидание, но уверена, что тогда я и близко не волновалась так, как сейчас, сидя в этой просторной машине. Сердце колотится, и никакая спокойная музыка не способна вернуть его к прежнему ритму. Пытаюсь разобраться, что чувствую, но это приводит к еще большему хаосу в мыслях. Граф и представить не может, насколько его Шахерезада сейчас уязвима.

Я вовсе не жалею о поцелуе.

У меня небольшой опыт такого рода контактов. Но, думаю, это легкое касание губ и короткое, но очень чувственное, прикосновение языков – словно слабый удар тока – вполне может претендовать на звание лучшего поцелуя в моей жизни. Нечасто со мной такое случалось – чтобы хотелось продолжения. И еще никогда не было так сложно остановиться.

Губы разомкнулись, но еще несколько мгновений лица находились так близко, что смешивалось наше частое дыхание. А потом я заявила, что на сегодня история закончена и мне пора. Граф вызвался меня подвезти. Следовало отказаться, но в эту ночь со мной явно творилось что-то странное.

После поцелуя поведение Графа изменилось. Он стал притихшим, задумчивым, а по отношению ко мне – машинально предусмотрительным. Когда Граф подавал мне пальто или открывал дверь машины, казалось, в мыслях он находился где-то далеко. Странно, что он еще останавливался на красный. Впрочем, я и сама чувствовала себя не лучше. У меня чесались подушечки пальцев – настолько хотелось потрогать губы там, где они касались его лица.

Снизив скорость, Граф наклоняется к лобовому стеклу, чтобы получше рассмотреть дом, к которому мы подъехали, и присвистывает.

– Так вот оно что… – теперь он выглядит куда бодрее.

Уверена, Граф не ожидал, что дом Ксении в скандинавском стиле я списывала со своего.

– Вы же по другому адресу зарегистрированы, – заинтригованно произносит он, скользя взглядом по окнам.

– Как и треть жителей нашей страны, – выхожу из машины. Хорошо, что эта ночь закончилась. Мне очень нужна передышка. – Спасибо, что подвезли.

Направляюсь к подъезду и слышу голос Графа позади себя:

– После такого сюрприза вы просто обязаны показать мне квартиру.

Замираю.

Надеюсь, под «таким сюрпризом» он имел в виду дом, а не спонтанный поцелуй.

Лихорадочно соображаю, есть ли в квартире то, чего Графу не следует видеть. Думаю, нет. Только записи в лэптопе, но они защищены паролем.

– Понимаю ваше любопытство. Но, в отличие от вас, мне рано вставать, так что…

– Шахерезада, – теперь его голос звучит прямо у меня над ухом. – Мне очень хочется узнать, как выглядит ваша квартира. И ради этого я готов на отчаянные меры.

– Любопытно… – Совсем, совсем не любопытно, я не хочу этого знать! Просто, оказывается, мне безумно нравится, когда слова произносят таким приглушенным голосом, на ушко.

– Если вы откажете, я вас поцелую. И вовсе не так, как это делают в начальной школе, – в словах Графа нет и тени заигрывания.

Его намек на мой «школьный» поцелуй – впрочем, как и сама угроза, – приводит меня в чувства. На сегодня с меня хватит прикосновений.

– Поклянитесь держать дистанцию.

Граф прижимает ладонь к груди. Он совершенно серьезен.

– Думаю, этой ночью вы убедились, что я способен себя контролировать.

Нет, он все-таки издевается.

– Следуйте за мной, Граф.

Жестом показывает: «Только после вас».

– Говорить я вам не запрещала.

– Лучше говорите вы. Так, значит, теперь наш Глеб живет в этом самом доме?

– Да, в этом самом доме. И ходит по тем же самым ступеням, по которым сейчас поднимаемся мы.

* * *

У Глеба наступили тяжелые времена. Он привык думать. Когда много думаешь, всегда находится правильный ответ или хотя бы направление, куда идти. Но теперь его мысли словно зациклились, как та песня, которая звучала во время близости с Ксенией. О чем бы Глеб ни размышлял, каждый раз возвращался к исходной точке: он живет в квартире замужней женщины, от которой сходит с ума, и которая не испытывает к нему никаких чувств, кроме разве что жалости. Не гонит его, но и не подпускает близко. Кормит с рук, но лишь тогда, когда захочет сама. У них не может быть отношений, не может быть будущего, только уйти из этой клетки в скандинавском стиле тоже невозможно. Будто воздух за пределами стен разряжен, и, если однажды не вернешься сюда, погибнешь.

Мысли проникали в сны. После таких ночей Глеб весь день чувствовал себя разбитым. Иногда он не спал вовсе. Как-то утром лежал в наполненной ванной – вода подступала к самому подбородку – и, глядя мутными от недосыпания глазами на собственное тело, думал о том, что мир не остановился бы, усни он прямо сейчас.

* * *

– В этой самой ванной? – Граф поворачивает кран и так внимательно следит, как вода разбивается об эмаль, словно проводит важный эксперимент.

– В этой самой.

Я немного напряжена. Но нет, ванна не даст ему ни одного ответа. Эта ниточка ни к чему не привязана.

Граф выпрямляется. Застывает.

– Ты живешь не одна? – нахмурив брови, спрашивает он и кивком указывает на две зубные щетки в стеклянном стаканчике.

– Просто… – Вот поэтому я и не люблю принимать гостей. Мой мир – мои странности. – Утром и вечером я чищу зубы разными щетками.

– С чем это связано? – в его голосе столько любопытства, будто мой ответ – ключ к пониманию меня в целом.

– Мне так удобно.

– Конкретнее?

– Отвечаю конкретнее некуда: это не ваше дело, Граф.

Он не спорит. Цепляет взглядом махровый халат на вешалке, баночки с кремами. Смотрю на него и не могу поверить: Граф в моей ванной комнате. Тот самый Граф…

– Разрешите пройти?

Замечаю, что, стоя у двери, закрываю ему проход, и отступаю. Граф продолжает по-хозяйски разгуливать по квартире. Хлопает дверцами кухонных шкафчиков. Пристально рассматривает шляпу с перьями, висящую на ширме.

– В квартире Ксении такого не было, – он указывает на матрас, накрытый пледом. – Как и стола с лэптопом.

– Просто я еще не дошла до этого момента. Не думала, что вы так быстро окажетесь у меня в гостях.

– То есть вы думали, что когда-нибудь окажусь… – передергивает он.

Вместо ответа я прикрываю ладонью зевок.

– Подождите, не засыпайте, – просит Граф. – Я знаю, как вас взбодрить.

Подходит к лэптопу и шевелит мышку. Экран загорается, и в груди у меня холодеет. «Пароль», – напоминаю я себе.

– Не надо меня бодрить, – в моем голосе появляется напряжение. Граф улавливает это, поворачивает голову и, не убирая ладони с мышки, чиркает по мне взглядом. Странно, что искры не высекает. – Просто дайте мне поспать.

– Это очень негостеприимно, – он оставляет лэптоп в покое. Заходит за ширму. Вижу, как шевелятся вешалки-плечики с моей одеждой. – Ложитесь-ка, Шахерезада, на матрас.

Я мученически поднимаю взгляд к потолку.

– Только после вашего ухода. Стесняюсь при вас переодеваться в пижаму.

– Я не предлагаю вам спать. Я предлагаю вам лечь, – раздается в ответ.

– То есть уходить вы не собираетесь.

– Конечно, собираюсь! – Граф появляется из-за ширмы, приложив к груди вешалку с алым вечерним платьем – «Как вам? Нет? Ну, ладно» – и снова исчезает. – Эта квартира для меня слишком тесная. Но перед уходом я собираюсь поступить с вами так же, как вы со мной.

Приподнимаю бровь.

– Украсть у меня кольцо?

– Да нет же! Как вы поступили со мной сегодня ночью. Я расскажу вам продолжение вашей истории. – Он аккуратно задвигает за собой ширму и подходит ко мне.

Я не отступаю, хотя чертовски хочется это сделать. И вместе с этим желанием в голове вспыхивает картинка: я в костюме Шахерезады приближаюсь к губам Графа, сидящего с закрытыми глазами…

– Смотрю, вы оживились, – тотчас же отзывается он. – Думаю, у меня получится заглянуть в ближайшее будущее нашего героя. Ведь если в доме появились матрас, стол и лэптоп, значит, Глеб перестал истерить и взял себя в руки. Наверняка нашел подработку – думаю, не в его характере брать деньги у отца. Кем бы он подрабатывал, Шахерезада? – Граф словно невзначай перекладывает прядь моих волос с груди за плечо. Это нельзя назвать прикосновением, но тело реагирует, правда, странным образом – кровь приливает к щекам. – Я бы на его месте устроился в автомастерскую, раз он в этом спец. Думаю, работа его взбодрила, укрепила, так сказать, внутренний стержень… Вы ляжете или нет?

– Да-да, ложусь…

– И тогда Глеб, снова почувствовав почву под ногами, ринулся в бой… Нет, не накрывайтесь… Просто лежите… Да, именно, на боку.

Граф выключает свет и садится рядом со мной. Расстояние между нами сложно назвать безопасным. Сердцебиение снова набирает обороты. Но Граф больше не приближается. Просто смотрит на меня сверху вниз, чуть снисходительно, чуть ласково, словно только что одержал маленькую победу. А может, мне это лишь кажется – лунный свет обманчив.

– Теперь я отлично представляю следующую пятницу Глеба, – начинает Граф свою историю.

* * *

В следующую пятницу он снова повез Ксению в бараки.

Теперь Глеб не следовал за ней, не пытался нарваться на драку, не паниковал. Он дожидался ее в машине, тщательно выбритый, в новой рубашке, пахнущий недавно купленным одеколоном. Волнение он успокаивал, сжимая в кармане орех каштана, который подобрал там же. Когда Ксения вернулась, вопросов не задавал. Вернее, задал, но только один:

– Поедешь посмотреть, что я натворил в твоей квартире?

А если читать между строк: «Согласишься ли ты снова остаться со мной наедине?»

Ксения опустила голову, задумалась. Он ждал, прищурив глаза. Перебирал пальцами гладкий каштан, согретый ладонью. Глеб был готов к отказу, но Ксения согласилась.

И да, он купил матрас, в первый же день, как перебрался из общаги в квартиру. Перевез удобный стол, за которым работал на ноутбуке. А еще тщательно подготовился к этому вечеру: в холодильнике лежало мясо для отбивных, а на балконе стояла бутылка… допустим, «Кьянти».

Пока Ксения по его заданию выискивала новшества в квартире, Глеб настругал салат из свежих овощей.

– Готовишь? – улыбаясь, она стащила ломтик желтого перца прямо из салатной миски. – Ммм… Какая же я голодная!

– Эй, отдай! – Глеб попытался выхватить его, но Ксения увернулась. – Воришка! – И тут же получил компенсацию – надкушенный кусочек.

Аккуратно, не дотрагиваясь до Ксении, взял его губами из рук. И тот обмен взглядами, который тогда произошел, заставил сердце Глеба биться чаще.

– Слишком тихо, не находишь, Стрелок? – Ксения села на подоконник и на полную громкость включила на мобильном «Lost On You» LP. – Так лучше?

Вместо ответа Глеб стал дирижировать деревянной лопаткой, которой только что переворачивал скворчащие отбивные.

– О, а это что? «Кьянти»?! – Ксения едва ни прижалась лбом к балконному стеклу. – Откроем?

Мурлыча себе под нос песню, Глеб кивнул. Вытер руки о полотенце, откупорил бутылку. Его заполняло приятное чувство: когда кажется, что все идет по плану, и любое отступление, любой экспромт только приближает к цели.

Они ужинали в спальне, на полу, расстелив плед. Музыка становилась все чувственнее – или Глебу так казалось?

Ксения расцветала, на нее невозможно было насмотреться. Он любовался этим диким экзотическим цветком, наслаждался его видом и ароматом, зная, что прикасаться нельзя, даже попытки не делал. И, возможно, из-за этого Ксения чувствовала себя такой раскованной. Она хохотала над его репликами, касалась пальцами своих разгоряченных щек, подтрунивала. По ягоде скормила ему с рук гроздь винограда, пока они вспоминали слова песен любимой обоими группы «Битлз». Послушали ее. Переключились на джаз. А потом Глеб предложил Ксении сыграть в «Дубль».

– Правила просты, их поймет даже опьяненная «Кьянти» женщина. – Глеб поправил стопку круглых карточек, две из них положил на пол рубашками вниз. – Кто первый увидит одинаковые картинки, тот называет изображение и накрывает карточки рукой. На что играем?

– На желание, – предложила Ксения, и Глебу показалось, что в тот момент улыбались только ее губы – не глаза.

Игра получилась шумной, суматошной и азартной. Пару раз они едва не подрались из-за карточек! Глеб поддавался, дразнил ее, но ближе к финалу выиграл.

– С тобой весело, Стрелок, – заключила Ксения и подбросила карточки над головой – настоящий картонный дождь. – Но я устала.

И в тот момент они поняли, что после половины бутылки вина Глеб не может отвезти ее домой. Других вариантов Ксения искать не стала. Разделась за ширмой, закуталась в простыню. Она сама предложила Глебу переночевать рядом с ней на матрасе, больше было негде. Только никаких прикосновений – иначе отправит его спать на пол.

Ксения заснула мгновенно, а Глеб все лежал, подперев голову рукой, и смотрел на ее силуэт, скрытый под простыней.

На тугую косу Ксении и крохотный неприкрытый участок ее плеча ложился ровный свет луны. Казалось, эта не настоящая картинка, а фотография или кадр из фильма, или инсталляция в музее.

Никаких прикосновений.

Но ради этих мгновений Глеб продал бы душу дьяволу. Еще раз.

* * *

– Вы хорошо прочувствовали моих героев, Граф. Мне невыносимо приятно… или просто невыносимо… но в любом случае я прошу вас уйти. Уже поздно.

Сейчас, в темноте, Граф лежит примерно так же, как Глеб, а я, соответственно, исполняю роль Ксении. Чувства, которые мои герои испытывали друг к другу, настолько наэлектризовали пространство той, вымышленной, квартиры, что просочились в реальность. Я чувствую влечение, которое испытывала Ксения, ее любопытство – и ее страх. А еще ощущаю на себе жажду обладания Глеба, физически – мурашками по коже. Его ненасытность, жадность, раздирающие эмоции.

Поэтому я хочу, как можно быстрее избавиться от Графа.

– Вы рискуете пропустить самое интересное, – не сдается он.

Это вряд ли. Потому что «самое интересное» сегодня со мной уже произошло – когда я поцеловала Графа.

Даже по первому касанию можно понять – а тем более это легко сделать тому, кто чувствителен к подобным вещам, – что ты совпадаешь с другим человеком. Это редкое явление. Оно рождает притяжение, даже зависимость. И мне безумно жаль, что таким человеком стал для меня Граф. Потому что наша война не может окончиться перемирием – кто-то обязательно проиграет. И я готова на все, чтобы этим «кем-то» оказался Граф.

– И все-таки я выбираю сон.

– Шахерезада, а кто вам сказал, что у вас есть выбор?

И быстрее, чем я успеваю возмутиться, Граф прикладывает указательный палец к моим губам. Я замираю, почувствовав его прикосновение, а он продолжает историю.

* * *

– Утренний свет серыми полосами ложился на обнаженное тело Ксении, спящей на боку. Светало, но небо было затянуто тучами, и контуры ее тела терялись в неверном освещении.

Глеб смотрел на ее грудь, на бедра, плотно обмотанные простыней, плавную линию плеч. Любуясь, рассматривал веснушки на плече – и не верил своему счастью: Ксения – здесь, рядом с ним. Он мог бы в любой момент прикоснуться к ней, накрыть ее губы своими, провести по ним языком, немного нажать, чтобы проникнуть внутрь… Конечно, Глеб не собирался этого делать.

Он собирался сделать кое-что другое.

Наклонился к ее уху и прошептал, касаясь дыханием:

– Любимая… – очень тихо, чтобы Ксения не смогла расслышать его голос сквозь сон. И уже громче: – Просыпайся… – и все-таки не удержался и прикусил мочку ее уха.

Ксения издала тихий звук, словно полувздох, и открыла глаза.

– Ты готова выполнить мое желание? – все так же на ухо прошептал Глеб и, не касаясь пальцами кожи, убрал с ее лба светлую прядь. – Поиграешь со мной?

Ксения сонно заморгала, натянула на себя простыню и улыбнулась. Глеб едва сдержался, чтобы не сгрести ее в охапку, не зацеловать. Он дождался кивка и продолжил:

– Я стану твоими руками. Буду делать с тобой все, что захочу, но при этом ни разу не коснусь.

Глеб увидел интерес в ее глазах. Ксения прикусила губу.

– Закрой глаза и представь, что твои руки – мои.

Ксения подчинилась.

– Теперь положи свою руку себе на шею… Проведи кончиками пальцев до плеча, затем по ключицам, к ямочке между ними… Проведи ладонью до груди… А теперь обхвати свою грудь руками, сожми ее… – Глеб на секунду прикрыл глаза. Выдохнул. – Нравится?

Он видел, что нравится. Ксения облизала губы, ее дыхание участилось. Глеб едва сдерживал себя, чтобы не положить руки на ее ладони. Но это было бы против правил.

– Продолжай… – «любимая», – добавил он про себя.

* * *

– Как вам моя история, Шахерезада? – вежливо интересуется Граф, когда Ксения, пройдя все круги чувственного рая, перестает вздрагивать от «сладких судорог».

Долго молчу.

Детальные познания Графа в области женской физиологии, а также его профессиональное умение рисовать словами образы меня… потрясли.

Граф выиграл это сражение – вне всяких сомнений.

– Нормально, – наконец, выдавливаю.

– Странно… Выражение вашего лица и поза говорят о том, что вам очень понравилось.

Опускаю взгляд, но тотчас же спохватываюсь и снова смотрю на Графа.

– Уже поздно. Или рано… В общем, выметайтесь из моего дома! Иначе в следующую ночь я не открою вам дверь.

Граф улыбается глазами, ему нравится моя шутка.

– Нескучной ночи, Шахерезада. – Целует меня в висок – и уходит.

Я слушаю, как звук его шагов на лестнице становится все тише.

Потом раздеваюсь, залезаю под плед и начинаю, водя руками по своему телу, повторять все то, о чем только что рассказывал Граф.