Текст книги "Чисто русское преступление"

Барклай что-то скрыл. Туровский что-то почувствовал в квартире Бубенцова, это не дает ему покоя. Отчего-то два эти факта связываются вместе, как сиамские близнецы. Он был на балконе, когда промелькнула странная мысль, но она не задержалась.

Надеяться на проблески сознания он не любил. Действие и анализ приведут его к положительному результату. Барклай – хорошая зацепка в этом странном деле. Андрей его раскрутит со временем!

Они расстались практически друзьями, допив коньяк и пожалев о том, что у Туровского не оказалось третьей такой замечательной бутылки. Зато у него оказалась новая версия, в которой главным действующим заказчиком был некий француз, посредником-почтальоном Барклай, исполнителями – его люди. И эта версия сыщику нравилась. Но требовалось проверить и остальные, в первую очередь частных коллекционеров. Ими Андрей решил заняться завтра.

* * *

Василий Барклай влетел к себе в номер со скоростью межконтинентальной ракеты, выпущенной со стороны Северо-Корейского государства, и с той же криволинейной траекторией. В потемках он наткнулся на кресло, запнулся, перевернулся, кубарем перекатился через него и распластался на полу.

Туровский, в этот момент любовно расправлявший простынку на своей постели, от неожиданного грохота замер и прислушался. Ему показалось, что за стенкой упал мешок с костями. Но вскоре послышались чертыхания и неясная возня.

Василий дополз до стенки с выключателем, на ходу лбом тараня кадушку с пальмой, поднялся и включил свет. Его не интересовала собственная внешность и моментально выросшая на аристократическом лбу шишка. Его пугало присутствие в гостинице сыщика. Да что там в гостинице – за стенкой, буквально в двух шагах от него, сидел человек, способный раскрыть тайну, не его тайну, тайну его клиента! Судьбе было угодно прислать сюда сыщика именно в тот момент, когда он, казалось бы, сделал свое дело и, как мавр, мог гордо удалиться. Мало того, что этот сыщик жил по соседству, он еще фактически насильно заставил Барклая рассказать ему все, что тот знал. Здесь сыщик прогадал! Нетрезвые мозги не дали сбоя. Самого главного тот так и не услышал! Но он может увидеть и все понять, обо всем догадаться.

Барклай бросился к поцарапанному секретеру, украшавшему его номер, и достал оттуда большую пластиковую папку для хранения документов. Ее необходимо было срочно спрятать! В поисках тайника Василий огляделся, ничего лучшего, кроме того, как засунуть папку под кровать, он не придумал. С разбега от секретера до кровати он упал на пол и заглянул под кровать.

Туровский, расправлявший складки на подушке, замер. За стеной вновь бросили мешок с костями. Он удивленно вскинул брови и, оставив подушку со складками, подошел к стене и прижался к ней ухом. Для подслушивания лучше всего использовать пустую трехлитровую банку, но ее под рукой не оказалось.

Василий помрачнел. Под кроватью было чисто, значит, там регулярно убирали! Это не входило в планы архитектора. Прижимая пластиковую папку к груди, он оглядел пространство. Убогость обстановки возмущала его до глубины души! Понимая, что ни в один предмет мебели засунуть коробку ему не удастся, он перевел взгляд на стены. Раздолбить одну из них и сделать стенной сейф! Василий подошел к стене и, проверяя ее прочность, врезал по ней со всей силы кулаком.

Туровскому показалось, что он получил удар прямо в ухо.

Слышимость резко упала, в обоих ушах раздался противный звон. Он отпрянул от стены и тихо выругался. У него создалось впечатление, что у Барклая разыгралась падучая болезнь и его шарахает из стороны в сторону.

Барклай тем временем взвыл от боли. Кулак горел, кости трещали, коробка, прижатая к груди, требовала немедленного прикрытия.

Василий уставился на свой чемодан, выглядывающий из-за внезапно открывшейся дверцы шкафа. Единственное место, куда папка могла поместиться без труда. Но как разгуливать по городу с чемоданом? Если только оставлять чемодан в машине, но где гарантия, что любопытный сыщик не вскроет багажник?

Шкаф? Василий прищурился и навел резкость. Он ошибся в оценке предметов обстановки! Если эту махину немного отодвинуть от стены и между ней и шкафом засунуть драгоценную коробку из пластика, то можно спокойно жить дальше.

И Барклай принялся вываливать содержимое шкафа на постель, чтобы его было легче передвигать. Прочный деревянный шкаф оказался настолько неподъемным, что Василий удивился. Никогда раньше он не двигал шкафов, обычно этим занимались нанятые им работники. С непривычки отодвинуть шкаф от стены у него не получилось, он его попросту завалил.

Туровский подскочил на постели от страшного грохота.

Создавалось впечатление, что в средней полосе страны посредством землетрясения небрежно поменяли местами парочку равнин.

Оказывается, сосед в нетрезвом состоянии был страшен! Он дошел до того, что начал громить мебель. Интересно, с чего он так разозлился, что рвет и мечет, мечет и рвет?

Василий, глядя на перевернутый шкаф, тяжело вздохнул. Поднять махину и поставить на место у него наверняка не хватит сил, можно даже не пробовать. Остается изобразить полный кавардак и потребовать от горничной, чтобы она ничего не трогала в его специально созданной творческой обстановке! Там, где горничная ногу сломит, разгребаясь, сыщику уж точно не найти пластиковую папку. Василий, злорадно хмыкая, перевернул еще стол и стулья.

Туровский сел в постели. За стенкой происходило нечто невероятное. И это нечто требовало его вмешательства. Хотя бы из чистого любопытства! А по большому счету ради помощи новому другу, с которым они так мило беседовали сегодня вечером, распивая коньяк. Сыщик подскочил и принялся одеваться. На всякий случай он еще раз прислушался – за стенкой стояла пугающая тишина. Если до этой ночи она казалась ему вполне нормальной и даже привычной, то после учиненной разрухи стала просто вызывающей. Первой его мыслью было, что Барклай убился, и он поспешил к нему в номер.

Василий Барклай спал!

Он спокойно лежал на кровати-горе из фраков, парадно-выходных костюмов, сорочек и носков среди полного и капитального погрома, перевернувшего всю мебель в номере. Любовно прижимая к груди пластиковую папку, он как ни в чем не бывало мирно похрапывал, наплевательски отнесясь к внезапному появлению сыщика.

– Странная папочка, – прошептал Туровский, безрезультатно пытаясь выдернуть пластик из рук Барклая. – Неужели там похищенная книга?

Туровский замолчал. Барклай, сладко причмокивая во сне и прижимая к себе папку, перевернулся с ней на бок.

Действовать следовало моментально, другого подходящего случая могло и не представиться.

Андрей огляделся, более пристальным взглядом оценивая качество вещей. Слишком дорогие для почтаря-посредника, они валялись как попало и, словно, отчитываясь перед сыщиком, гордо выставляли напоказ свои ярлыки. Туровский поднял с пола пиджак и присвистнул. Из последней коллекции Армани! Для того чтобы приобрести этот пиджачок, простому смертному придется год жить впроголодь. Вторая поднятая с пола вещь подтвердила его догадку. Барклай скрывал свою принадлежность к элите общества!

Или... Туровский хлопнул себя по карману со списком.

Или Василий Барклай сам являлся частным коллекционером, скупающим краденые раритеты. Он их не просто скупал, а перепродавал. Выгодный бизнес, если вести его с размахом.

Туровский поднял упавший мобильный телефон. Лишнее подтверждение скромной роскоши, эстетствующий архитектор Барклай остался верен себе и в мелочах. Эксклюзивное оформление с инициалами владельца в виде бриллиантовой россыпи. Вензель «ВБ» – сомнений нет, имя и фамилии у него подлинные, здесь Василий не соврал. Очень дорогой телефончик.

Туровский не сразу справился с сенсорным управлением, залезть в адресную книгу у него не получилось, лишь высветился последний номер звонившего Барклаю абонента. Андрей переписал номер и положил эксклюзивный мобильник на место.

Очень хотелось проинспектировать карманы архитектора, но у Андрея не было твердой уверенности в том, что тот не воспримет это простое действие сыщика как вмешательство в личное пространство и не начнет кричать. Любопытство не приведет к добру, подумал Туровский и ограничился беглым осмотром помещения.

Когда он вернулся к себе, первым делом набрал записанный номер. Позвонил с гостиничного аппарата, стараясь не вызвать особого подозрения. Приготовился извиняться, что ошибся...

– Слушаю, – ответил на обратном конце провода мужской голос.

– Майор Шашкин?! – изумился Туровский.

– Вы ошиблись, – сказал голос и отключился.

– Я ошибся, – согласился с ним Туровский и задумался.

* * *

Светлана Ведрищева без приключений добралась до своей квартиры. После неприятной сцены нападения маньяка у дверей родной библиотеки она была уверена в своих физических возможностях и чувствовала себя суперменом. Нет, настоящей суперледи! Она смогла дать отпор серийному преступнику, о чем намеревалась утром сообщить сыщику Андрею Туровскому и усмехнуться при этом. Он убеждал Светлану, что ее преследует поклонник! Смешно! В наше время настойчивыми преследователями-поклонниками оказываются лишь закоренелые маньяки. Это в прошлом, позапрошлом веке мужчины ходили за дамой сердца и целовали песок, по которому она ступала, пели под балконами серенады и клялись в вечной любви. Сегодня их едва хватает на то, чтобы попросить принести книги из библиотеки. Слабаки! Ничего, она сумеет защитить своего избранника, главное, чтобы тот выкарабкался. Главное, чтобы столичный сыщик нашел преступника, посягнувшего на ее достояние! Она с ним быстренько разберется.

Светлана Ведрищева почувствовала такой прилив сил, что смогла бы остановить на ходу трамвай. Трамваям повезло, что они не попались на ее пути следования домой. Отныне Светлана была не скромной девицей близкого к последнему шансу возраста, впрочем, особенно скромной она никогда и не была, а настоящей дикой кошкой, готовой выцарапать глаза любому, кто встанет у нее на пути.

Перевоплощение ее нисколько не испугало, наоборот, окрылило и вселило надежду на личную жизнь. Она поняла, что должна идти напролом, иначе ее единственным утешением, нужно заметить, довольно слабым, так и останется библиотечное дело.

– Е-э-э-э-с-с-с! – Светлана сделала выпад в сторону своей двери, пригрозила мнимому противнику, откинула за спину косу и полезла в сумочку за ключом.

Маньяки порою бывают полезными для провинциальных девушек. Они поднимают у них самооценку.

Глава 6
КОЛЛЕКЦИОНЕРЫ – В СУЩНОСТИ, СТРАННЫЕ ЛЮДИ, СОБИРАЮЩИЕ ВСЯКУЮ ВСЯЧИНУ, ПОРОЮ НУЖНУЮ ТОЛЬКО ИМ ОДНИМ

Старший научный сотрудник научно-исследовательской лаборатории «Росметгидроземлепроект», а ныне два месяца как пенсионер, Николай Ефремович Тумаков не к добру затеял ремонт в собственной квартире. Впрочем, ремонт затеяла супруга Анна Аркадьевна, которой внезапно приспичило переклеить обои и побелить потолок. Чем она мотивировала свое желание, Николай Ефремович даже не поинтересовался, он привык снисходительно смотреть на капризы жены и реагировать на них только в особо критических случаях. Раньше, когда муж трудился в лаборатории, по причине небольшого оклада и смехотворной премии его, а также вследствие отсутствия у оного свободного времени капризничала Анна Аркадьевна мало.

Но на этот раз Анна Аркадьевна поставила вопрос ребром: или Николай Ефремович переклеивает обои и белит потолок в большой комнате, или она с ним разводится. И это после сорока лет совместной жизни! Жестокость и равнодушие супруги показались Николаю Ефремовичу форменным свинством, он, глядя ей в лицо, рассмеялся, нервно похрюкивая, но пронять перешедшую все мыслимые границы супругу не удалось. Она заявила, что и так ему, криворукому и косоглазому, сделала снисхождение, наняв чужую платную рабочую силу на укладку кафельной плитки в ванной комнате.

Николай Ефремович почувствовал себя рабом! Он пожалел себя и опрометчиво согласился на развод. Анна Аркадьевна, собравшаяся было на дачу, вмиг села за письменный стол и принялась сочинять заявление на расторжение брака, вслух комментируя каждое предложение. Николай Ефремович не выдержал жениного напора, больше, правда, беспокоясь по поводу того, что скажут общественность, их великовозрастные дети, малолетние дети детей, узнав, что одной фразой «не сошлись характерами» в заявлении гражданки Тумаковой не обошлось. Она, смакуя подробности, охотно расписала проступки супруга, начиная со встречи этого Нового года, когда тот, находясь в праздничном подпитии, перепутал ее с соседкой Свистуновой, незамужней дамой фривольного поведения. Анна Аркадьевна дошла до Восьмого марта, когда Николай Ефремович перепутал супругу с еще одной одинокой дамой, ведущей асоциальный образ жизни...

И тогда он вздохнул, пламенно сказал себе, что нужно меньше пить, что все бабы сволочи, и забрал свои опрометчивые слова обратно, смирившись с ударом судьбы.

Анна Аркадьевна, обрадованная кардинальным поворотом событий, вскочила, спрятала заявление на расторжение брака в сумочку, поцеловала мужа в нос, после чего указала ему на купленные ею и великовозрастными детьми на последние деньги рулоны итальянских обоев, пачки клея и побелки, кисточки, старый пылесос и уехала на дачу.

Николай Ефремович засучил рукава... сел на табурет и закурил. Ремонт он делал второй раз в жизни. До этого ему все как-то удавалось отвертеться, ссылаясь на работу. Но теперь у него, как у пенсионера, подобное алиби отсутствовало. Одна была радость, что отсутствовала и жена, он мог обойтись без ее ценных руководящих советов.

Выкурив две сигареты, хорошенько подумав над жизненной несправедливостью, обругав оптом весь женский пол, и в частности супругу Анну Аркадьевну, Николай Ефремович взялся за работу. Он размешал в приготовленном заранее тазике обойный клей, тщательно прочитав перед этим инструкцию, и взялся за побелку, решив совместить, как некогда делал великий полководец Юлий Цезарь, два занятия в одном. Сделать махом дело и гулять смело. Только после очередного перекура, кстати, и в этом была своя прелесть – курить теперь можно было где угодно, Николай Ефремович вспомнил, что жена достала белые простыни и наказала ими накрыть что-то ценное.

Самым ценным, что у него было, Николай Ефремович считал серо-буро-малиновый твидовый пиджак, в котором отходил последний десяток лет в лабораторию. Воспоминание о любимом пиджаке подвигло его на то, чтобы разоблачиться полностью и обмотаться белой простыней наподобие древнего римлянина. Для удобства он обул женины вьетнамки со стразами, у нее была еще та лапища, и смастерил себе на лысину шляпу из газеты.

Звонок в дверь раздался как раз в ту минуту, когда Юлий Цезарь Тумаков, забравшись на стремянку, лепил мокрую длинную итальянскую обоину к стене.

– Кого еще черт принес? – ворчливо поинтересовался он, плюнул на ладонь и любовно расправил обоину. Свой труд он ценил. Обоина, прилипшая лишь в середине, к глубокому удовлетворению Тумакова, все же осталась висеть на месте, когда тот пошел открывать дверь.

– Добрый день! – провозгласил Туровский и осекся.

Пожилой римлянин, представший перед ним, мало походил на частного коллекционера Николая Ефремовича Тумакова, проживающего именно по этому адресу. Благоразумно рассудив, что у всякого коллекционера свои причуды, быть может, помимо книг этот еще собирает и образы, каждый раз перевоплощаясь в исторические личности, Туровский на всякий случай поинтересовался, может ли он поговорить с Николаем Ефремовичем.

– Нет, – воинственно ответил Николай Ефремович и попытался закрыть дверь перед носом сыщика. – Поговорить нельзя, он занят!

Туровский мигом сориентировался и не дал тому закрыть дверь, просунув внутрь жилого помещения белую туфлю.

– Позвольте, Николай Ефремович, – сказал Туровский.

– Не позволю, – нервно ответил Николай Ефремович и нахмурил брови. – Извольте убрать вашу наглую конечность из моей частной собственности!

– Изволю, – кивнул сыщик, не собираясь начинать знакомство с коллекционером руганью. – Только выслушайте меня! Я собирался вам позвонить, назначить встречу, но телефон, видимо, не работает, все время занят.

– Да уж, – процедил Николай Ефремович, тоскливо вспоминая, как супруга Анна Аркадьевна маникюрными ножницами перерезала провод связи, чтобы он не тратил время на пустую болтовню с друзьями, а занимался ремонтом помещения. Как будто у нее болтовня с подругами была полной! – Не работает телефон.

– Вот видите! – обрадовался Туровский. – Мне пришлось прийти к вам без звонка.

– С кем имею дело? – прищурился бывший старший научный сотрудник, властно шлепая вьетнамкой и поправляя постоянно съезжавшую с костлявого плеча тунику-простыню.

– Частный сыщик Андрей Туровский, расследую в вашем городе ограбление краеведческого музея, – негромко сообщил тот.

– Сыщик? – заинтересовался Николай Ефремович.

Он засомневался в несправедливости судьбы. Иногда она подкидывала ему стоящие внимания сюрпризы. Алиби! Сыщик – его алиби, почему он не сделал ремонт. Еще одна довольно смелая мысль промелькнула в его голове и оставила там неизгладимый след.

– Проходите, – широким жестом Тумаков открыл дверь.

– Премного благодарен, – ответил сыщик, проходя.

Туровский поймал себя на мысли, что невольно в этом провинциальном городке начинает говорить старинным манером, хорошо, хоть не со всеми подряд людьми, некоторые сочли бы его за сумасшедшего. Но некоторые и так находились на грани безумия.

– Я все знаю. – Николай Ефремович округлил глаза, словно сраженный базедовой болезнью, и завращал ими, как показалось Туровскому, в разные стороны.

– Что вы говорите, – прошептал сыщик, оглядываясь по сторонам.

– Ее сейчас нет, она в раю! – хмыкнул Тумаков и вытянулся в струнку. Он попытался заложить правую руку за простыню, но та опять съехала.

– Примите мои искренние соболезнования!

– Да нет же. Радоваться рано. Она на дачном участке номер тринадцать в садоводческом товариществе «Садовый рай». Говорит, что сажает картошку. – Он криво усмехнулся. – Но совершенно неизвестно, чем она занимается там на самом деле! Вполне возможно, что моя жена Анна Аркадьевна Тумакова в данный момент… – Тумаков тоже перешел на зловещий шепот, – закапывает украденное «Житие» под яблоней. Сорт «симиренка». Очень хорошее дерево, сам посадил в прошлом году, в этом уже зацвело! У вас есть мобильный телефон? – Туровский кивнул. – Звоните правоохранительным органам, ее нужно срочно изолировать от общества! Лучше всего на пятнадцать, нет, на сорок суток. Нет, лучше всего на пару лет, хотя я на месте судьи припечатал бы ей «пожизненно»! Без права на развод.

– Очень интересно, – сказал Туровский, понимая, что вряд ли Николай Ефремович находится в здравом уме и трезвой памяти, раз собирается подставить собственную жену под карающий меч правосудия. – А откуда вы знаете, что украли «Житие»?

– Сударь, – хмыкнул Николай Ефремович, – об этом знает весь город!

– А что еще знает город? – заинтересовался сыщик.

Николай Ефремович вцепился Туровскому в руку и принялся рассказывать, как жителям была дорога именно эта рукопись, где отметился сам поэт Горемыкин, градоначальник Ведрищев и писарь Чумичкин. Он повел сыщика в кладовку, где показал забитые книгами полки от пола до потолка. Николай Ефремович увлекся, знакомя Туровского со своей библиотекой. Но сыщик, окинув полки цепким взглядом, сразу понял, что рукописи здесь нет.

– Воры покусились на святое! – торжественно воскликнул Тумаков.

Разумеется, Анна Аркадьевна не брала «Житие». В ту памятную ночь она не давала ему спать, тыкая острым локтем в спину всякий раз, когда Николай Ефремович начинал заливисто храпеть. Но возможностью избавиться от вредной жены хотя бы на время следствия он не мог не воспользоваться.

Однако сыщика интересовало несколько иное. Он придирчиво осмотрел корешки книг и как-то отрешенно, вслух поинтересовался, кому могла понадобиться украденная книга. Николай Ефремович решил наконец-то, что должен помочь следствию, и честно признался, что никому она и даром не нужна: ни похвастаться, ни продать, ни обменять ее нельзя. А не хвастаться перед сотоварищами раритетной книгой просто губительно для психики настоящего коллекционера. И добавил, что если не Анна Аркадьевна, то любая другая дама могла стащить «Житие» из чистой женской вредности, чтоб вписать туда свое незабвенное имя после комментария градоначальника. Что с них, баб, взять-то!

Туровский нахмурил брови и вышел из кладовки. За ним, проклиная весь женский род, вышел Тумаков, сделав отдых от ремонтных мук.

Словно коварная напарница ремонтника, единственная плохо приклеенная обоина спикировала вниз и накрыла голову сыщика Туровского. Тот от неожиданности оступился и попал кипенно-белой туфлей прямиком в таз с клеем. Не сдержавшись, нехорошо выругавшись, сыщик под довольным взглядом хозяина квартиры направился прямиком к выходу.

Так и не понявший, зачем тот к нему приходил, Николай Ефремович Тумаков решил перекурить.

А Андрею Туровскому пришлось возвращаться в гостиницу, чтобы привести в порядок пострадавшую обувь. Но он не жалел о визите к Тумакову. Тумаков, сам того не осознавая, подал сыщику замечательную идею.

У гостиницы его поджидала Светлана Ведрищева, которой не терпелось рассказать Туровскому о маньяке, напавшем на нее у дверей родного просветительского заведения.

Зося с регистрации проводила парочку ревнивым взглядом и недовольно фыркнула.

Посещать номера одиноких командированных мужчин считалось в городе верхом неприличия! То, что библиотекарша решилась на подобную выходку, означало только одно – случилось нечто неординарное, из ряда вон выходящее и невероятное. Что-то в этом роде и должно было случиться, только Зося пока об этом не знала.

* * *

– Ты меня любишь?

– Люблю.

– А как?

– Сильно.

– А как сильно?

– Сильнее не бывает.

– Тогда закрой глаза, когда они будут бить одиннадцатиметровый! Ага, не закрыл! Ты меня любишь? Лю-ю-би-шь-шь свою ласковую кошечку-у-у-у?

– Люблю.

– Сильно?

– Сильно.

– Тогда скажи вслух, что вратарь дурак, и ноги у него кривые! Ага, не сказал, не сказал! А говоришь, что любишь-шь-шь...

– Люблю.

– А как?

– Сильно.

– У меня туфли прошлогодние и сумка к ним не подходит. Мама говорит, что ты жмот. Ты меня точно любишь?

– Люблю.

– Тогда скажи, что все они криворукие и косоглазые! Это ж надо в ворота не попасть с одиннадцати метров! Или денег дай на новые туфли.

– Бери.

– Правда, что ли? А у меня еще плащ красного цвета, как эта карточка, что он ему под нос тычет, не актуален в этом сезоне...

– Плащ?

– Ой, смотри, они сейчас гол забьют! Ты меня любишь?

– Люблю.

– Тогда признайся, что футбол тебе дороже собственной жены!

– Дороже.

– Я так и знала! Так и знала! А говорил, что лю-ю-ю-бишь-шь-шь!

– Люблю, люблю.

– Тогда я и на плащ возьму.

– Бери.

– Ой, а у нас остались только те, что отложены на новый глушитель. Ты меня точно сильно любишь?

– Точно сильно.

– Тогда я все возьму. Смотри свой чемпионат, дорогой, не отвлекайся.

Леночка Фролова спрыгнула с дивана, где выбивала из молодого мужа, безотрывно смотрящего в телевизор, необходимую сумму для обновления гардероба, и радостно потерла маленькие ладошки. Кто сказал, что с мужчиной легче всего договориться во время секса? Кто это сказал, тот, по мнению Леночки Фроловой, был беспросветно глуп. Из мужчины можно выбить желаемое только тогда, когда он смотрит чемпионат мира по футболу!

Теперь Ленечка не станет обвинять молодую жену в том, что она не умеет планировать семейный бюджет. Ведь он сам дал ей денег на необходимые вещички, ибо бедной девушке в этом сезоне было нечем тельце прикрыть. Как жаль, что уже вечер! Но ничего, завтра наступит завтра, и Леночка побежит по магазинам. Она замерла на секунду, дольше у нее не получалось, задумавшись. А если завтра Ленечка передумает? Все же не так был глуп тот, кто утверждал, что во время секса мужчина более податлив. Нужно ночью подкрепить его желание видеть обновленный гардероб жены ласками.

Хихикая над своим хитроумным планом, Леночка Фролова выскочила в коридор к телефону, намереваясь позвонить подруге и договориться о совместном шоп-туре. Но позвонить ей не удалось. Позвонили в дверь. Леночка распахнула ее и увидела на пороге сногсшибательного красавца с мужественным подбородком, глазами цвета стали, широкими плечами и без кольца на правой руке. Последнее она отметила по старой привычке. Красавец обольстительно улыбнулся, и Леночка как-то даже пожалела, что поторопилась выскочить замуж за Ленечку. Откуда же она знала, что принцы сами ходят по квартирам и интересуются привлекательными блондинками?!

– Добрый вечер, мадемуазель, – бархатным баритоном поздоровался Туровский.

– Здравствуйте, – кокетливо произнесла Леночка и ответно улыбнулась.

– Могу ли я видеть Леонида Фролова? – поинтересовался красавец.

– К сожалению, нет, – пожала пухлыми плечиками Леночка, – он сейчас занят. Но я совершенно свободна! – Фраза имела двоякий смысл, но Леночка не стала заморачиваться по этому поводу. – Что бы вы хотели? – Леночка стрельнула глазками и поправила шелковое кимоно на груди.

Туровский тут же пожалел, что не захватил с собой ситечко.

– Я приехал из Москвы, чтобы ознакомиться с коллекцией господина Фролова...

– Из Москвы?! – изумилась Леночка, больше ничего не слыша. – Как она там, столица? – трогательно пропищала она.

– Еле стоит белокаменная, – заявил сыщик, – честно признаюсь, хиреет столица, и дела у нее плохи, раз такие восхитительные девушки проживают в этом городке, а не гуляют по столичным улицам.

– Вы мне льстите.

– Нисколько! Приезжайте, сами увидите – таких красавиц там нет.

– Проходите! Ленечка! К тебе пришли. По важному делу, между прочим.

Леонид Фролов нехотя оторвал взгляд от экрана и недоуменно поднял брови. Туровский, мигом оценивая обстановку, поспешил представиться и заверить Леонида, что он весь день честно пытался дозвониться по телефону и заранее сообщить о своем визите, но не смог. Леночка призналась, что это она по телефону обсуждала с подругой чрезвычайно важное дело. Разумеется, она не стала уточнять, что они решали: делать ли к этому лету фотоэпиляцию или просто побрить ножки. Мужчины вряд ли сочтут это дело важным, ведь им никогда не понять, что после обычного бритья волосы на ногах отрастают втрое жестче, чем прежде, и борьба с ними также отнимает втрое больше сил.

Леонид пожал протянутую Туровским руку и уставился обратно в телевизор. Сыщику стоило неимоверных усилий расспросить его о домашней библиотеке. Скупо отделываясь однозначными фразами, Леонид поведал о том, что библиотека досталась ему в наследство от недавно почившего деда, которого тоже звали Леонидом, и он ею совершенно не интересуется.

Туровский понял, что у Фролова-младшего чисто спортивный интерес. Но уходить с пустыми руками не собирался и воспользовался помощью Леночки. Та предложила пройти в коридор, где книги лежали в картонных коробках и ждали своей, по всей видимости, неприглядной участи.

Мрачно окидывая взглядом скрытые в темноте закутка штук десять больших коробок, уставленных одна на другую, которые он прежде принял за стену, Андрей подумал о том, что проверить все сегодня ему не удастся, как и поговорить с Леонидом. Оставалась одна надежда, довольно слабая, на Леночку. И она, естественно, ее не оправдала.

Леночка ничего не знала про книги. Она охотно рассказала бы про глянцевые журналы, но книги были выше ее понимания, как и дед Ленечки, тративший на них всю свою пенсию. Но из разговора с милой девушкой сыщик все же узнал, что дед скончался еще до того, как ограбили краеведческий музей, следовательно, рукопись «Жития» в его коллекции отсутствовала. Интересы молодоженов распространялись явно не на коллекционные издания и были довольно приземленными.

Леночка перестала интересовать Туровского, весь его шарм исчез, как и он сам. У Леночки осталась визитка сыщика с номером его телефона, которым он попросил воспользоваться в случае, если она найдет в коробках старую потрепанную книгу без картинок.

Леночка согласилась ее поискать после шоп-тура, втайне надеясь похвастаться сыщиком перед подругой.

Туровский уехал ужинать в ресторан, озадаченно думая о том, что если разговоры с двумя другими коллекционерами окажутся такими же бесперспективными, то ниточка, за которую следует потянуть, чтобы распутать клубок загадок, оборвется.

* * *

В ресторане его ждал сюрприз.

Устроившись в центре небольшого зала «Старого бобра», уже ставшего привычным для сыщика своим ненавязчивым уютом и камерной обстановкой, Андрей увидел Барклая с роскошной брюнеткой. Они сидели в отдельной от зала кабинке, но именно с того места, где находился Туровский, как по закону подлости, было отлично видно их довольные друг другом физиономии. Можно было предположить, что прекрасная брюнетка сильно ограничена в средствах и старается принять предложение об ужине от каждого подвернувшегося кавалера, чтобы утолить голод. Ее сверкающие неподдельным интересом огромные глаза голодали по вниманию холеного Барклая. У Туровского от их призывного взгляда внезапно заныл зуб мудрости и заболела голова. После этого он вспомнил о мозгах.

Прикинув аналитическим умом весь расклад, он понял, что у этой пары не первое свидание, на котором девушке принято стесняться, мало есть и глядеть преимущественно в стол, а не на партнера. Они были знакомы раньше, их фривольные отношения – Барклай нежно пожимал руку брюнетки, рассказывал что-то интимное, та в ответ заливисто хохотала и откровенно кокетничала – позволяли делать вывод о любовной связи между этими людьми.

Шустрый Василий на этот раз его опередил.

Туровскому захотелось припереть его к стенке, разоблачить перед девушкой, навешать на того все мыслимые и немыслимые преступления в городе, да что там в городе! Мучительно захотелось сделать из Барклая сексуального маньяка, которого ищет Интерпол, и посадить за решетку, освободив от его докучливого присутствия окружающих.

Роскошная брюнетка не считала Василия навязчивым и охотно навязывалась ему сама.

Туровский вовремя вспомнил, что тем, кому не везет в любви, обязательно повезет в делах. Моментально перестроившись с одной волны на другую, а делать это он умел, как истинный профессионал, Туровский хмуро усмехнулся. Раз Барклай сидит в ресторане с очаровательной девушкой, то его точно нет в номере гостиницы, где хранится подозрительная пластиковая папка, в которую преспокойно могла поместиться украденная рукопись «Жития». Вряд ли Василий в ближайший час покинет восхитительную во всех отношениях девушку и вернется к себе. Нужно быть полным кретином, чтобы так поступить. Вот Туровский довел бы отношения с роковой брюнеткой до логического завершения!