Текст книги "По дороге в рай"

– Наша, – громко сказал Дик, и Рита окончательно поняла: Смерть.

Так умирать было очень в кайф. Почему люди боятся? Как-то неожиданно кончилась кассета, и в руках Дика оказалась гитара. Он заиграл лучшую свою песню, усевшись на горлышко одной из пробирок. Рита молча покачивалась в такт, пытаясь одновременно пролезть в колечко дыма, пущенного ей вчера и не здесь… Дик встал, и гитара в его руках превратилась в маленькую тонкую свечку, горевшую так слабо, что, казалось, любое дыханье немедленно погубит ее… Он осторожно опустился на пол и потянул Риту за собой. Она встала рядом с ним и улыбнулась. И уронила на пол папиросу с травой. Дик коснулся ее лица, погладил шею и вдруг наткнулся на что-то тяжелое и угловатое:

– Что это?

– Крест, – сказала Рита, и сладкий дым в ее волосах дрогнул и съежился.

– Откуда он у тебя? – допытывался Дик. – Ты веришь?

– Нет, – мотнула головой Рита, отчаянно пытаясь вспомнить, кто подарил ей этот крест.

– Не могу, – выдохнула она через пару минут лихорадочных исканий. – Не помню…

– Это не так важно, – сказал Дик и, подойдя к плите, набрал полный шприц. – Будешь?

– Да, – ответила Рита, закатывая рукав.

– Я люблю тебя, – неожиданно сказал Дик и прибавил, как что-то давно обдуманное. – Мы идем венчаться.

Освященный замок казался огромной черной глыбой, нелепо возвышающейся над холмом. Дик дурачился и кричал что-то безумное. Его сумасшествие передалось Рите, и ей стало совсем не страшно. Дик отчаянно забарабанил железным кольцом в окованные ворота. Резкие звуки заставили Риту вздрогнуть, но Дик, обняв ее другой рукой, жадно поцеловал в губы, и она со смехом схватилась за второе кольцо. Земля уходила из-под ног, и несся над Старым городом стук кольца в железную дверь.

– Позовем Сатану! – заорал Дик.

Рита захохотала и боднула головой ворота. Створка ворот заскрипела и приоткрылась.

– Дик! – крикнула она. – Нам открыли!

Они бежали по темным коридорам, оглашая их шумом и хохотом, буйствуя и грохоча, зажигая все свечи, попадавшиеся по дороге, открывая все двери и срывая шторы с огромных темных окон. Рита закуталась в темно-красный бархат одной из них, а Дик натянул на голову старинную шляпу с пером. Его длинные черные волосы разлетались во все стороны, словно разделяя безумие их хозяина. Крича и умирая от дикого хохота, они ворвались в огромный темный зал.

– Горят все свечи! – приказал Дик, и свечи вспыхнули ярким огнем. Но большой зал был холоден и мрачен, а колебание теней на стенах внушало робость и страх.

– Танцуют все! – заорал Дик, и во всех углах зала вспыхнули факела.

Заскользили по паркету пола стройные ножки молоденьких ведьм; зашаркали копытами, умильно вытянув хвосты, кавалеры-черти; зашуршали, свиваясь в жгуты и поднимаясь к самому потолку, серебряные тела змей; застучали деревянными клюками тысячелетние колдуньи. Ополоумевший от восторга, носился под потолком маленький дракончик, балуясь и стреляя по сторонам струйками огня… Лишь угол, в котором находились массивный стол с креслом и огромное зеркало, был темен и мрачен по-прежнему.

– Я хочу танцевать с Сатаной! – сказала Рита.

– Я приглашаю вас, – встал перед ней Дик.

Они закружились в сумасшедшем вальсе, касаясь друг друга безумием душ, шепча бессвязные дикие фразы. Рита вдруг почувствовала, что ее ноги оторвались от пола. Дик стал как-то выше и шире в плечах, он сдернул с глаз черные очки, и Рита утонула в огне его пустых глазниц. Ей стало страшно. А музыка все кружила и кружила их в бешеном танце. Стали падать шторы с окон, полетели на черный паркет свечи, завертелись, сужаясь, стены и потолок… Рука Дика заскользила по ее груди и наткнулась на тонкий серебряный холод крестика. Дик легко прыгнул на пол, подхватил Риту и, как к алтарю, подвел к огромному зеркалу:

– Согласна ли ты, Кошка, взять в мужья самого Дикого из Дикарей со всеми его песнями, мыслями и делами?

– Да, – засмеялась Рита, любуясь своим отражением в зеркале.

– Согласен ли самый Дикий из Дикарей взять в жены Кошку со всеми ее желаньями, мыслями и делами?

– Да, – сам себе ответил Дик и повернулся к Рите. – Вместо колец, по причине отсутствия таковых, меняемся цепочками.

Рита расстегнула застежку и, любуясь глазами Дика, поднесла крестик к его груди. Дик надел ей свою цепочку, и по телу Риты пробежала легкая дрожь. Она застегнула свою на шее Дика и не опустила руки.

– Я люблю тебя, – шепнула она.

– Вместе, – сказал Дик. – Сегодня и всегда. Навсегда сегодня.

Он засмеялся и повернул Риту к зеркалу:

– Я люблю тебя.

Рита взглянула в зеркало и замерла. Зрачки ее стали еще меньше, она до боли сжала кулаки, до синевы, до судороги в пальцах, закусила побелевшие губы и рухнула на черный пол с диким воплем, так не похожим на крик человека.

Все тело болело, сведенные суставы ныли, и дергался внутри каждый нерв, каждая клеточка организма. Рита, согнувшись в дугу, скребла ногами по земле, пересохшими губами пытаясь шептать чье-то имя, чего-то прося и моля кого-то… В нескольких шагах от нее, перед лестницей, спускавшейся к старому храму, неподвижно лежал человек. Светлые волосы разметались по земле, собрав весь мусор и грязь. Открытые глаза смотрели куда-то в небо. Из перегрызенного горла уже не текла кровь…

– Сэр… – шепнула Рита, остановив прояснившийся взгляд на лежащем.

– Сэр… – сказала она и дернулась всем телом в его сторону.

Боль снова резко отдалась в пояснице и расползлась по всем частям тела.

– Сэр!!! – заорала Рита, глаза ее помутнели, на губах выступила пена.

– Сэр… – жалобно скулила она, меся ногами землю. С невероятным трудом, задыхаясь от дикой боли, подползла она к трупу, неразгибающимися пальцами попыталась закатать рукав рубахи.

Красно-белые язвы на сгибе, в том месте, где должна быть вена, имели отталкивающий и ужасный вид. Рита всхлипнула и упала лицом на грудь Сэра, где неестественно ярко блестел серебряный крестик…

– Иногда мне кажется, что я – это не я, – призналась она однажды Боли, которая теперь все время находилась рядом. Она была уверена, что даже муж уже видит ее.

– Конечно, – кивнула Боль. – Ты – это я.

В последнее время Боль стала приходить не одна. Вот и теперь в углу в кресле уютно устроился Мрак, а край шторы раскачивал прохладный Ветер, отчего в комнате царили сумерки и холод. Впрочем, была зима, и она уже давно не обращала внимания на такие мелочи.

– Нет, не то, – помотала головой она. – Я словно не живу здесь. Я живу там, а здесь, сейчас, какая-то совсем маленькая часть меня пытается выжить… Выжить, чтобы когда-нибудь соединиться с собой.

– Не говори глупостей, – возразила Боль. – Тебе просто одиноко.

– Мне? – удивилась она, задумалась и поняла, что не любит мужа, вскинула на Боль тоскливые глаза. – И что теперь?

– Ищи, – глубокомысленно посоветовала Боль. – Ищи себя здесь.

Она увидела его на остановке. Кончалась зима, и пронзительный острый Ветер все время топтался рядом. Она удивилась его глазам, зеленым, как лето, а потом загадала: если он войдет в ее автобус, значит… судьба?., чудо?.. какая разница, как это назвать… Он вошел. И она подошла к нему легко и радостно. Боль же не сказала ей о том, как это будет тяжело, о том, как это будет больно, но в тот момент в автобусе их не стало…

АВТОБУС

Пыльная, длинная, серая дорога тянулась высохшей змеей за горизонт. Жестяная будка остановки, когда-то бывшая синей, теперь побуревшая от ржавчины, выглядела заброшенной и забытой. Кое-где краска свисала рваными клочьями, которые чуть подрагивали в оседающей пыли. Блекло-желтый указатель с номерами автобусов выцвел до такой степени, что ни одну из букв или цифр нельзя было разобрать.

Раздались осторожные шаги, и в будку немного опасливо заглянула девочка с тревожными серыми глазами, в залатанных джинсах и такой же, выцветшей до голубизны, куртке. Зашла, села на скамейку, достала из кармана половину сигареты и жадно затянулась, закурив. Она курила, словно торопясь куда-то, сигарета дрожала в напряженной руке. Упал на землю крошечный окурок, руки устало опустились на колени, и она, видно, только что заметив, впилась взглядом в красные пятна на пальцах – не то крови, не то краски. Она еле сдержала крик и принялась лихорадочно оттирать их.

Послышались быстрые, слегка шаркающие шаги, и прямо перед ней выросла высокая стройная фигура в джинсах и с гитарой в руках. Он с откровенным любопытством взглянул в ее отрешенное лицо и улыбнулся. И сел рядом.

– Привет.

Девочка пожала плечами.

– Автобуса давно нет? – он вынул из пачки сигареты.

– Дай мне, – хрипло сказала она.

Он протянул ей сигарету и вопросительно улыбнулся:

– Автобус давно ждешь?

– Недавно, – выдохнула она. – А нет его давно.

Парень подтянул струну на гитаре с нарисованной на деке кошкой, провел пальцами по струнам:

– Как тебя зовут?

Она безразлично посмотрела в его сторону:

– Рита.

– Это не твое имя, – сказал он уверенно. Рита вяло удивилась:

– Да? Почему?

– Тебя зовут совсем по-другому. Будем ждать автобус вместе?

– Места много. Скамейка длинная, – сказала Рита. «И времени тоже достаточно», – добавила про себя.

Откуда-то сбоку снова послышались шаги, на этот раз – грузные и тяжелые, какие-то степенные. И в будке появилась огромных размеров женщина, несмотря на жару, в коричневом плаще и красном вязаном берете. Брезгливо покосившись на заплатанную пару, она провела пальцем по краю скамьи, поднесла палец к глазам, и лицо ее даже перекосилось. Долго и нервно покопавшись в сумке, она извлекла нечто серого цвета, видимо, бывшее когда-то носовым платком, тщательно протерла край скамьи и с выражением глубокого удовлетворения на лице, устало и грузно опустила свое большое тело на скамейку.

– Сегодня меня зовут Яном, – сказал парень, прервав наблюдение за дамой.

Рита молча и напряженно курила, глядя куда-то мимо.

– Безобразие! – неожиданно тонким, визгливым голосом, так не подходящим к ее комплекции, выдала дама. – Проходу нет от этих волосатых! Совсем стыд потеряли! Сидит, нахалка, и курит! Ни стыда, ни совести, как шлюха подзаборная!

Руки у Риты задрожали, она подняла на тетушку сузившиеся от злости глаза, но Ян рассмеялся и очень мирно сказал:

– Вы еще скажите, что в ваше время девушки не курили и никто не носил длинных волос.

– И скажу! – завелась дама и, набрав в легкие побольше воздуха, собиралась, видимо, продолжить, но тут на остановке возник интеллигентного вида мужчина в очках и шляпе. Тетушка поперхнулась, кашлянула, сглотнув слюну, и громко, обращаясь в сторону мужчины, произнесла:

– Докатились! Девушки стали хуже парней! Курят, шляются где попало!

Она остановилась, явно ожидая поддержки, но мужчина, не говоря ни слова, вытащил из портфеля газету и, устроившись так, чтобы пыльный ветер не слишком мешал, погрузился в чтение. Дама разочарованно хрюкнула и демонстративно отвернулась.

– Слушай, – сказал Ян. – А ты куда едешь?

Рита подняла на него тяжелые и пустые глаза. «Светлый мальчик, чистый, – со злобой подумала она, ловя его восторженный изучающий взгляд. – Не лезь, обломаешься».

– Тебе в другую сторону, – коротко бросила она.

Он немного растерялся:

– У тебя что-то стряслось? Что-то плохо, да?

Рита усмехнулась и отвернулась.

Около будки послышались голоса, и через несколько минут рядом остановилась веселая, подвыпившая компания. Рита спрятала лицо в ладони, и между пальцев у нее заструилась пыльная, серая дорога, змеей уходящая за горизонт… Дама тяжело вздохнула и вытерла потное лицо тем же платком. Ян задумчиво перебирал струны гитары.

– Я что-то не то сказал? – тихо спросил он.

– Отвали, – бросила Рита и опустила руки. – Будет когданибудь этот чертов автобус?!

Она встала и вышла из будки-ожидалки. Маленькие столбики пыли тут же закружились вокруг нее, пытаясь опередить друг друга, набились ей в рот, в глаза, спутали волосы. Пьяная компания, увидев Риту, в унисон издала невероятный звук. Все семь человек уставились на нее одинаковыми стеклянными глазами, с единственным желанием в каждой паре глаз. Один из них, будучи пьян больше всех, или меньше, быть может, нетвердо шагнул в сторону Риты:

– Пойдем со мной, детка. Я дам тебе все.

– Спасибо, – сказала Рита мирно, но не без издева. – У меня все есть.

– Так не бывает, – возразил умудренный жизнью и пивом человек.

– Бывает, – проговорила Рита и, уже двинувшись обратно в будку, ощутила спиной что-то неладное.

Она резко повернулась, но пьяную руку, направленную к ней, уже крепко держали цепкие пальцы парня в черной рубахе, видимо, только что подошедшего к остановке. Он был не один. Через дорогу к ним двигались еще человек двадцать в черном. Пьяная личность еще не потеряла способность соображать и, поняв, что силы, увы, не равны, пробормотала под нос какие-то смутные извинения и была милостиво отпущена.

– Мак, – представился парень уверенно и снял черные очки. У него были стальные, чуть навыкате глаза, смотрящие уверенно и твердо, чуть брезгливо поджатые тонкие красивые губы, волевой подбородок и короткая стрижка.

– Рита, – поежилась под его взглядом Рита и опасливо посмотрела на окруживших ее людей.

– Автобуса давно нет? – спросил Мак миролюбиво.

– Давно, – кивнула Рита и неуверенно сделала шаг в сторону будки.

– Подожди, – остановил ее Мак. – Где мы находимся?

Рита неожиданно побелела и лихорадочно провела ладонью одной руки по пальцам второй, словно надеясь на ощупь проверить, стерлись ли кровавые пятна до конца.

– Я не знаю, – сказала она торопливо.

– Как обычно, – ничуть не удивившись, констатировал Мак и повернулся к остальным. – Строимся. Это надолго.

Люди в черном понимающе переглянулись и мгновенно растворились в пыли.

– Садись, покурим, – сказал Мак и уселся на невесть откуда взявшийся огромный камень.

Рита послушно села, сжимая пальцы. Ее снова затрясло, и она с ужасом представила себе, как рухнет сейчас на эту дорогу, в эту сухую грязь и будет выть, изгибаясь, поднимая вокруг себя столбы серой пыли…

Мак полез в черную сумку, висящую на поясе, достал пачку сигарет и чем-то знакомо звякнул. Рита, уже ощущая в теле привычную боль, впилась глазами в его лицо и почти простонала:

– У тебя есть?

Мак быстро встал и огляделся. За будкой остановки уже стояло несколько палаток, горели костры, а черные люди из бревен складывали нечто, похожее на обеденный стол. На одной из палаток белел лоскут ткани с черным крестом.

– Неотложная помощь, – усмехнулся Мак. – Пошли.

Они двинулись к палатке с крестом. Рита, чувствуя знакомую боль в спине и ногах, почти бежала.

– Входи, – сказал Мак и откинул полог.

Рита рухнула внутрь и белыми бескровными губами зашептала:

– Скорее…

– В левом углу, – отрывисто бросил Мак и закурил. – Дозу знаешь?

Но Рита, уже ничего не слыша, лихорадочно закатывала рукав куртки.

…Она посидела еще несколько мгновений, согнув руку в локте, потом оно пришло, и Рита облегченно расслабилась:

– Дай покурить.

Мак сел рядом и протянул ей сигарету:

– Давно?

– Что? – не поняла Рита. – А… не знаю.

– Ну, пошли, – поднялся он. – Помощь оказана, травма ликвидирована.

– Сколько я тебе должна? – спросила Рита, опуская рукав.

– У нас еще будет время об этом поговорить, – улыбнулся Мак, блеснув золотым зубом. – Пошли.

Они вышли из палатки, и Рита увидела, что людей на остановке прибавилось, а кое-кто из тех, кто пришел среди первых, включая интеллигентного вида мужчину и слегка протрезвевшую компанию, уже помогают черным, чтото поднося, устанавливая, что-то копая.

Рита зашла в будку и плюхнулась на скамейку, откинувшись назад и упершись затылком в жестяную стену. Пришло хорошо, и она почти забыла тот безумный дикий вальс, тот сатанинский танец, тот крик… Всплыло перед глазами лицо Яна.

– Что с тобой? – он тряс ее за плечи, откидывал с лица волосы и испуганно повторял: – Что с тобой?

– Напилась, как свинья, – коротко прокомментировала дама в берете и, брезгливо подняв свое тучное тело, покинула будку.

– Уйди, – сказала Рита. – Мне хорошо.

Ее холодные руки устало лежали на коленях, и с них на землю капало что-то красного цвета, стекая струйкамизмейками по джинсам и расползаясь причудливым узором в пыли дороги. Будка вдруг выросла до невероятных размеров, и вход в нее стал стеной из прозрачного толстого стекла, за которым все вилась бесконечная дорога, сумасшедшая в своей бесконечности, свихнувшаяся от пыли и отсутствия колес и травы…

– Когда рушатся замки, приходит любовь… Но смотри, замок еще стоит, вот он там, на холме, а в соседнем, под крестом – моя любовь… Просто и хорошо… – шептала Рита, ловя губами капли, текущие с ее рук.

– Что они сделали с тобой?! – кричал Ян, но глаза ее были пусты, как черные очки Мака, как черная его рубаха, ничего не отражая и не видя, как черная стена из покореженных камней и железа. Железо бывает черным, если долго, долго, долго…

Стеклянная стена будки разлетелась осколками стеклянной пыли, и Мак, отодвинув Яна, взял Риту за руку и вывел на дорогу. Рита засмеялась и понеслась вместе с пылью, сворачиваясь столбом и вырастая фонтаном, опускаясь, замирая и взлетая вновь, чтобы снова упасть. Черная палатка остановила ее полет.

– Ты слишком многого хочешь от жизни, девочка, – сказал Мак и стянул с нее джинсы.

А там, над дорогой, медленно садилось солнце.

Ночью люди, объединенные ожиданием, коротали время у костра, и не было ни своих, ни чужих, ни богатых, ни нищих, и даже дама, сняв берет, великодушно беседовала с одним из черных людей, наверное, желая что-то понять. В будке-ожидалке оставили двух сторожей, караулить автобус, и весь палаточный лагерь медленно погрузился в сон…

Просыпались кто как привык: кто-то быстро и сразу, кто-то долго и нехотя. Рита выбралась из палатки и удивленно смотрела вокруг. За будкой остановки стояло уже два довольно приличных дома с надписями на дверях «Общежитие женское» и, соответственно, «Общежитие мужское». Над одной из палаток красовалась зеленая вывеска «Магазин». Над другим деревянным строением кто-то умелой рукой вывел «Рок-Клуб» – буквами, истекающими кровью. Около него на бревне сидел Ян с гитарой. Рита подошла и молча села рядом.

– Автобуса не было ночью? – спросил он.

– Разве он ходит по ночам? – удивилась Рита.

– Конечно. Не все об этом знают. Как ты?

– Нормально, – кивнула Рита и показала на надпись над строением. – Твоя работа?

– Моя, – кивнул Ян. – Делать-то надо что-то. Пока автобус не пришел.

– Ты в этом так уверен? – спросила Рита и закурила.

– А ты разве нет? – закрылся вопросом Ян.

– Не знаю, – сказала Рита. – Я сейчас не живу. Нет меня. Пытаюсь ждать и не знаю, умею ли. И непонятно, что хуже: ждать или не уметь. Я боюсь.

– Не все так просто, маленькая, – улыбнулся Ян, и Рита вздрогнула.

– Послушай, – зло сказала она. – Ты сейчас лезешь не туда. Понял? Обломаешься. Лучше не суйся, мне не будет тебя жаль.

Она встала и пошла, чувствуя, что он смотрит ей в спину, ласково улыбаясь…

Ветер играл серой пылью, поднимая ее над бесконечной дорогой. Количество людей в палаточном лагере увеличилось, все новоприбывшие тут же включались в работу, направляемые чьей-то четкой рукой через черных людей. И лагерь стал постепенно превращаться в небольшой провинциальный городок со своими нравами, обычаями и законами. Толстая тетушка, сняв свой неизменный берет, стояла за стойкой небольшого полутемного кафе и изо всех сил кокетничала с интеллигентом в очках. Рита осторожно проскользнула в дверь, заставила тетушку на несколько минут оторваться от столь увлекательного занятия, в связи с чем была награждена злобным быстрым взглядом маленьких поросячьих глаз, усмехнулась про себя в ответ и отошла с чашкой кофе в один из углов потемнее. Она молча курила, поглядывая по сторонам с совершенно пустым лицом. На нем не было ни радости, ни боли, никаких других эмоций, даже простого любопытства. За стойкой, как кошка, урчал холодильник допотопного образца, заставляя ее вздрагивать при каждом включении. Люди входили и выходили, а Рита все сидела, глядя в себя. Она не сразу заметила, как неожиданно переменилась обстановка в маленьком кафе; все, кто находился здесь, – вдруг как-то подтянулись, застыли, а в воздухе повисло напряженное молчанье-ожидание. «Мак», – устало подумала Рита, и тут же широкая спина совсем загородила и без того слабый свет. Он уселся напротив с видом хозяина и уверенно повел головой в сторону стойки. В ту же секунду, словно по взмаху волшебной палочки, на столике возникли тарелки с закуской, два больших фужера и бутылка шампанского. Рита в очередной раз вяло удивилась про себя расторопности дамы, с ее-то комплекцией, и подняла на Мака отсутствующие глаза.

– Ты стала прятаться от меня, девочка, – спокойно сказал он и, открыв бутылку, потянулся к ее фужеру.

– Я пью водку, – зло произнесла Рита.

Мак усмехнулся, и на столе возникла открытая бутылка водки. Рита медленно налила себе в фужер и так же медленно, смакуя, выпила.

– Хозяин здесь ты, – сказала она. – Я только плачу.

Мак засмеялся, блеснув золотыми зубами, и глотнул шампанского. Рита так же сосредоточенно налила себе еще. И снова выпила.

– Я не знаю, кто ты и откуда, но иногда мне кажется, что ты знаешь все наперед. Все, что будет дальше. И ты свято веришь, что автобус не придет никогда, иначе все полетит к чертям и тебе придется начинать все сначала, – она нервно закурила. – Ты получил все, что хотел, и этот город – твое творение, как и я, как и все эти люди. Ты чемто недоволен? Скажи своим, и причину твоего недовольства устранят в один момент. Только не кажется ли тебе иногда, что кто-то знает больше тебя и видит дальше, а пока сидит и, наблюдая, смеется над жалкими твоими потугами, как ты смеешься над всеми нами?

Она обвела взглядом зал, ставший почти пустым. Дама за стойкой тщательно протирала бокалы, напряженно стараясь не смотреть в их сторону. Рита воткнула сигарету в одну из тарелок и встала. Мак крепко взял ее за руку и потянул к себе так, что она почти легла на заставленный тарелками столик.

– А ты все еще ждешь автобус? – спросил он, пряча взгляд за непрозрачной чернотой очков. – Дурочка…

– Да! – крикнула Рита, пытаясь освободить руку. – Идиотка! Когда не сижу на этой дряни, жду!

– Может, увеличим дозу? – усмехнулся Мак.

Рита вырвала руку, смахнув со стола пару тарелок, схватила бутылку с водкой и, шатаясь, пошла к выходу.

– Я жду тебя в семь, – спокойно бросил Мак ей в спину.

Рита дернулась и быстро хлопнула дверью. Пунцовая тетушка упорно терла один и тот же бокал, словно желая стереть его до дыр.

Рита вышла на улицу и пошла вдоль домов, неся впереди себя бутылку, как букет цветов. Среди недостроенных бетонных зданий суетились люди, встречные шарахались от Риты, как от прокаженной, перебегали на другую сторону улицы, прятали глаза и лица. Она шла прямо, ни на кого не глядя, точно зная, что время кончается, что осталось совсем немного, и надо еще успеть… Она подошла к деревянному домику с кровавой надписью и толкнула дверь.

В зале было накурено и пахло травой. Волосатые люди с бисерными феньками и крестами сидели прямо на полу, переговариваясь и негромко смеясь, что-то напевая или тут же на полу творя что-то из бисера и кожи. На появление Риты никто не обратил внимания. Она прошла по залу, переступая через вытянутые ноги, с кем-то здороваясь, кому-то кивая, напряженно высматривая кого-то в табачном дыму… Она подошла к небольшому возвышению, изображавшему сцену, и открыла дверь, ведущую не то в гримерную, не то в раздевалку – в маленькую комнатку, совмещавшую в себе все это. Там тоже было ужасно накурено, человек пять сидели на полу и передавали друг другу папиросу с травой.

– Где Ян? – спросила Рита ближайшего парня.

Тот поднял на нее стеклянные глаза и неопределенно махнул рукой куда-то в стену.

Рита увидела узенький коридорчик, протиснулась в него, пошла, пригибаясь, чтобы не удариться головой о низкие деревянные перекладины. Коридорчик заканчивался маленькой, причудливо расписанной дверцей. Рита толкнула ее.

Комнатка два на два, гитара с кошкой и Ян, свернувшийся калачиком на каком-то приспособлении для спанья.

– Ян, – позвала Рита, оглядываясь по сторонам в поисках предмета, на который можно было поставить бутылку.

Ян открыл глаза, разогнулся и вытянул затекшие ноги.

– Подъем! – сказала Рита, пристально глядя, как теплеют его глаза и светлеет лицо. Удовлетворившись его реакцией на свое появление, улыбнулась. – Будем пить водку.

Ян улыбнулся в ответ и вытащил откуда-то из угла два не очень чистых стакана. Рита привычно разлила.

– За тебя, – сказал Ян и выпил.

Рита повертела стакан в руках, словно желая в нем что-то увидеть, выдохнула:

– За меня, – и выпила тоже. Закурила и подняла на Яна больные и пьяные глаза.

– Я что-то не поняла, – сказала она, медленно выпуская дым, – зачем тебе нужно все это?

– Это очень просто на самом деле, – серьезно произнес Ян. – Я без этого не живу.

– Но ведь дерьмо все это! – завелась Рита. – Люди эти одуревшие, тетушки в беретах, волосатые с фенечками! Никому же этого не надо! Они же сожрут тебя, только дай им волю! А ты вместо того, чтобы в рожу вцепиться, нагрудничек на них надеваешь, да еще ложку протягиваешь: нате, родимые, ешьте!

– Ты не права, – мотнул головой Ян. – Это нужно не только мне. Если хоть одному человеку это по-настоящему в кайф, если хотя бы одному хоть в чем-то поможет, то ради этого стоит… А по большому счету я просто жду автобус. Ведь каждый ждет, как может.

– Постой, – сказала Рита и налила еще. – Я уже мало что соображаю, но ты знаешь, что Мак убрал людей с остановки? Там нет сейчас никого. И вчера не было.

– Я оставил там своих, – спокойно сказал Ян.

– Господи, – зашептала Рита, снова впившись взглядом в стакан. – Откуда ты взялся такой? Светлый, чистый…

Она быстро выпила водку и подняла на него сузившиеся от злости глаза.

– Тебя же размажут мордой по столу! Припечатают так, что больше не поднимешься! Неужели ты этого не понимаешь?!

Ян улыбнулся:

– До сих пор мне это удавалось.

– Что? – не поняла Рита.

– До сих пор мне удавалось подниматься.

Рита долго смотрела в его лицо, и глаза ее постепенно теплели, мышцы расслабились, и злобная гримаса упала на пол сброшенной маской.

– Ты или сумасшедший, или святой, – тихо сказала она.

– У меня сегодня концерт. Придешь?

– Нет, – снова помрачнела Рита и стиснула зубы. Ее затрясло, она крепко сжала ладони, переплетая пальцы, словно впечатывая один в другой.

– Время… – прошептала она побелевшими губами, и глаза ее вмиг стали пустыми.

Как лунатик, она медленно поднялась и, не слыша криков Яна: «Что с тобой? Маленькая, что с тобой?», двинулась в коридорчик, все убыстряя шаг и стукаясь головой о деревянные балки. Ян выбежал за ней на улицу, догнал, обнял за плечи:

– Давай, я помогу тебе.

Рита дернулась и повернула к нему искаженное злобой и болью лицо:

– Я ненавижу блаженных! Твое место на паперти перед церковью с кружкой медяков и небритой рожей для пущей жалости! Буду проходить мимо – плюну в кружку! Отпустишь сей грех? Простишь?!

Ян разжал руки, гадливо вытер их о джинсы, повернулся и медленно пошел обратно. Рита злобно рассмеялась вслед и бегом бросилась к двухэтажному особняку, стоявшему неподалеку.

Она еле открыла подъезд – пальцы так сильно тряслись, что ключ никак не мог попасть в замочную скважину, – взбежала вверх по лестнице на второй этаж и распахнула дверь в свою комнату. Лихорадочно выдвинула ящик стола и не поверила своим глазам: он был абсолютно пуст.

– Мак! – закричала она, чувствуя, что боль где-то уже совсем рядом, такая знакомая и сильная. – Мак!!!

– Ты звала меня, девочка? – Он стоял на пороге комнаты, равнодушно созерцая происходящее черными стеклами.

– Где? – спросила Рита.

– Ты что-то потеряла? – У Мака был вид ничего не понимающего человека.

– Где?! – заорала Рита и швырнула пустой ящик на пол.

– Ты, кажется, стала забываться, – спокойно сказал Мак. – Я тебе ничего не должен.

Боль пробежала по позвоночнику и на какое-то время застыла. Рита согнулась пополам и рухнула на пол.

– Мак… – простонала она. – Пожалей…

Боль снова ожила и занялась суставами. Рита выла уже совсем по-звериному, кусала губы и умоляюще смотрела на Мака. Он несколько мгновений наблюдал за ней с порога, потом шагнул в комнату, подошел к ней и уверенно стал снимать с нее джинсы.

– Мак… – прошептала Рита, извиваясь от дикой боли. – После… Все, что угодно, после… Только дай, дай, верни… Я не могу…

Но Мак, казалось, ее не слышал…

…Она уже почти в обмороке, полуголая, корчилась на полу, когда Мак встал, застегнул молнию на брюках и достал откуда-то из тайника коробочку. Открыл, умело набрал шприц и, закатав ее рукав, так же умело ввел это в вену. Потом сложил все обратно, поставил полку на место, положил коробочку в нее и молча вышел из комнаты. Рита осталась лежать, медленно приходя в себя, чувствуя, как боль уползает куда-то далеко-далеко, чтобы затаиться до следующего раза…

Над мертвой дорогой ветер крутил столбы пыли… Наступала ночь…

Утро пришло неожиданно и быстро. Рита лежала без сна, глядя в светлеющее окно. Там небо разделилось на две половинки ровной полосой. И на этой темной, почти фиолетовой полосе стояли, держась за руки, маленькая девочка и ангел с большими крыльями. Рита завороженно следила, как меняются очертания, тают крылья ангела и голова девочки, и сами они, словно нехотя, оседают, засасываемые той темной полосой, на которой стоят…

Скрипнула дверь, и вошел Мак. В серой полумгле утра он казался очень ладным изваянием, статуей, которую по ошибке одели в черные одежды и прицепили на нос черные очки.

– Я хочу поговорить с тобой, – сказал он и сел на край кровати. Рита сжалась в комок и обреченно закрыла глаза.

– Сегодня – день открытия первого памятника. День города, можно сказать. Моего города. Мне нужна королева бала. Ты будешь ей.

– Издеваешься? – спросила Рита.

Мак поднялся:

– Сегодня в два часа тебе принесут твой костюм. К трем будь готова. Я зайду за тобой.

– Ты смеешься, Мак? – полувопросительно-полуутверждающе сказала Рита.

Мак, не ответив, пошел к двери.

Она соскочила с кровати и у самого порога загородила ему дорогу:

– Мак, не надо, я не выдержу, слышишь? Ты же знаешь… – лихорадочно заторопилась она. – Это же полный бред, я загнусь прямо там, при всех, я не хочу, не хочу, Мак… Мне плевать на толпу и не плевать на себя… В конце концов, и тебе это все испортит…

Она уже поняла по каменной молчаливости Мака, что все это серьезно и отступать от своего решения он не намерен, но, несмотря на это, продолжала лепетать что-то, приводя все новые возражения, боясь замолчать хоть на секунду, чтобы не услышать его ответ.

Он перебил ее на полуслове:

– Так будет. Я так хочу, – отодвинул ее в сторону и вышел, закрыв за собой дверь.