Текст книги "Сан-Андреас"

– Вы заставляете меня содрогаться всем сердцем, боцман. На полном ходу, как вы сказали, на полном ходу. И сколько времени это может у нас занять?

– Столько же, сколько потребуется на то, чтобы найти мне водолазный костюм, дать мне факел и дождаться, пока я поднимусь наверх. Самое большее двадцать минут.

Маккиннон отсутствовал пятнадцать минут. Наконец он поднялся по трапу на палубу, где его возвращения нетерпеливо ожидал Паттерсон.

– Можем идти носом, сэр, – сказал Маккиннон. – Думаю, всё будет в порядке.

– Прекрасно, прекрасно. Как я понимаю, повреждение совершенно незначительное. Каких размеров пробоина?

– Это даже не пробоина, а огромная, чертовски большая дыра. Целый кусок металла с подводной лодки, размером восемь футов на шесть, вклинился прямо в нашу носовую часть, образуя своеобразную затычку, так что, мне кажется, чем быстрее мы будем идти, тем надёжнее она будет закрывать пробоину.

– А если мы остановимся, или вынуждены будем идти кормой, или попадём в шторм… Я хочу сказать, если эта затычка отвалится?

– Я был бы рад, сэр, если бы вы об этом не говорили.

Глава 8

– А вы что делаете здесь?

Маккиннон смотрел на скорчившуюся Джанет Магнуссон, которая с сильно побледневшим лицом, лежала на постели рядом со столом, за которым она обычно сидела.

– Как правило, утром в это время я отдыхаю.

Она попыталась произнести эти слова язвительным тоном, но сердцем она была против этого, поэтому она лишь с трудом улыбнулась. – Благодаря вам, Арчи Маккиннон, я получила серьёзное ранение.

– О боже! – Маккиннон присел к ней на постель и положил свою руку ей на плечо. – Я сожалею. Как…

– Только не сюда. – Она отстранила его руку. – Именно туда я и ранена.

– Вновь сожалею. – Он посмотрел на доктора Синклера. – Как серьёзно её ранение?

– У сиделки Магнуссон лёгкое ранение в правое плечо. Видимо, задело шрапнелью. – Синклер сперва показал на дыру с неровными краями в шпангоуте примерно на высоте шести футов над уровнем палубы, а затем – на испещрённую царапинами и выбоинами носовую часть палубы. – Видимо, основная часть шрапнели попала туда, но во время выстрела сиделка Магнуссон стояла и взрывной волной была брошена поперёк кровати, на которой она сейчас лежит. К счастью, тогда на ней никого не было, и понадобилось всего десять минут, чтобы привести сиделку в себя. Шоковое состояние, вот и всё.

– Что же я бездельничаю? – Маккиннон встал. – Я ещё вернусь. Доктор, здесь есть ещё пострадавшие?

– Двое. В дальнем конце палаты. Моряки с «Аргоса». Одного задело в грудь, другого – в ногу. Шрапнель отскочила рикошетом от потолка. Ранения поверхностные, даже не потребовались бинты – только вата и пластырь.

Маккиннон посмотрел на человека, лежавшего в постели напротив. Он метался и постоянно что-то бормотал.

– Обер-лейтенант Клаусен, командир немецкой подводной лодки. Как его состояние?

– Всё время в бреду, вы же сами видите. Вся беда в том, что я не знаю, что с ним такое. Сперва я пытался придерживаться вашего предположения: что ему пришлось подниматься с очень большой глубины. Если в этом причина, тогда мы имеем дело с неизвестной болезнью. Весьма сожалею, но больше помочь ничем не могу.

– Думаю, жалеть не о чем, сэр. Любой другой врач сказал бы то же самое. Я ещё не знаю ни одного человека, которому удалось бы выжить, поднявшись с глубины более двухсот пятидесяти футов. Если Клаусен выживет, значит, ему просто повезло. И никакой литературы по этой болезни быть не может.

– Арчи.

Маккиннон обернулся. Джанет Магнуссон приподнялась на локте.

– Вы же сказали, что отдыхаете?

– Я встаю. Что вы собираетесь делать с этой кувалдой и зубилом, что держите в руках?

– Попытаюсь открыть дверь, которую заклинило.

– Понятно. – Она несколько мгновений молчала, прикусив нижнюю губу. – Послеоперационную палату?

– Да.

– Там доктор Сингх и два человека с «Аргоса»: один с многочисленными ожогами, а другой – с переломом таза. Они ведь, кажется, там?

– Так мне сказали.

– Так почему же вы не идете к ним? – воскликнула она чуть ли не в ярости. – Почему вы стоите здесь, болтаете и ничего не делаете?

– Думаю, это едва ли справедливо, сиделка Магнуссон, – укоризненно произнёс Джемисон, сопровождавший Маккиннона и доктора Синклера. – Почему это ничего не делает? Боцман делает намного больше, чем мы все вместе взятые.

– Думаю, нет нужды торопиться, Джанет, – сказал Маккиннон. – В ту дверь уже колотят целых пятнадцать минут, а ответа никакого. Это может что-то значить, а может и вообще ничего не значить. Дело в том, что не было смысла ломать ту дверь, пока там под рукою был врач и пока доктор Синклер не закончил свой обход.

– Вы хотите сказать, Арчи, что тем, кто находится в той палате, помощь врача не понадобится?

– Надеюсь, что я не прав, но боюсь, что так и есть.

Она тяжело опустилась на свою постель.

– Значит, я ничего не поняла. Простите меня.

– Извиняться не за что.

Маккиннон повернулся и прошёл в палату А. Первым человеком, привлекшим его внимание, оказалась Маргарет Моррисон. ещё более бледная, чем Джанет Магнуссон, она сидела на стуле за своим столом, а сестра Мария осторожно перевязывала ей голову. Однако Маккиннон пошёл не к ней, а в дальний правый конец палаты, где находились кровати лейтенанта Ульбрихта, Боуэна и Кеннет. Лейтенант сидел на постели, а Боуэн и Кеннет лежали пластом.

– Ещё три жертвы, – сказал доктор Синклер. – Я бы сказал, случайное невезение. В то время как взрывная волна в палате В прошла прямо, здесь она, похоже, несколько отклонилась…

Маккиннон посмотрел на Ульбрихта.

– Что с ним?

У Ульбрихта была перевязана шея.

– Ему повезло, – сказал Синклер. – Просто чертовски повезло. Кусочек шрапнели – видимо, острый как бритва – прошёл через шею. ещё четверть дюйма вправо и он бы перерезал сонную артерию. И тогда бы нам пришлось говорить о лейтенанте Ульбрихте как о покойнике.

Ульбрихт посмотрел на Маккиннона. Его лицо не выражало никаких эмоций.

– Насколько я помню, вы послали нас сюда ради нашей собственной безопасности?

– Я тоже так считал и был уверен, что весь свой огонь они направят на мостик. Я не извиняюсь, поскольку считаю, что расчеты мои были верны, просто боевой расчет подводной лодки впал в панику. Я уверен, что Клаусен не давал распоряжения стрелять в корпус.

– Клаусен?

– Да, обер-лейтенант. Капитан. Кстати, выжил, хотя находится в довольно плачевном состоянии.

– Сколько человек смогли спастись?

– Шестеро.

– А остальных вы отправили на дно?

– Да, виновная сторона, если это вы имеете в виду, хотя я не особенно чувствую себя виноватым. Но я несу ответственность, да.

– Думаю, что это можно сказать о нас обоих. Несём ответственность, но не виновны.

Ульбрихт пожал плечами и, похоже, больше был не склонен продолжать разговор. Маккиннон подошёл к постели капитана.

– Сожалею, что приходится слышать, что вы вновь пострадали, сэр.

– Не только я, но и Кеннет. Оба получили ранения в левое бедро.

Доктор Синклер убеждает меня, что это только царапина, но мне что-то не верится. Я хочу сказать, что по ощущению на царапину не похоже. Ну что ж, Арчи, мой мальчик, вы всё-таки сделали это. Я знал, что вы сможете это сделать. Если бы не эти чертовы бинты, я бы пожал вам руку и поздравил. Вы можете гордиться собой.

– Я так не считаю, сэр. С другой стороны, если бы им удалось спастись и добраться до запечатанного отделения, они не стали бы жалеть своих жизней… и тогда… мы бы покоились на дне Норвежского моря.

– Так оно, конечно, так. Но укорять себя, Арчи, не следует. Они или мы. Неприятно, но вопрос может стоять только так. – Боуэн быстро сменил тему разговора:

– Мы, кажется, набираем скорость, да? Как я понимаю, носовая часть пострадала незначительно.

– Напротив, сэр. Там огромная дыра. Но большой кусок обшивки подводной лодки закрыл эту дыру. Будем надеяться, что он там и останется.

– Нам остается только молиться, боцман. Иного выхода у нас нет. Вне зависимости от того, как вы сами себя чувствуете, каждый человек на борту этого корабля у вас в долгу.

– Я навещу вас позже, сэр.

Он повернулся, посмотрел на Маргарет Моррисона, а затем на доктора Синклера.

– Её сильно задело?

– Довольно сильно, но ничего серьёзного. Она как раз сидела на постели капитана Боуэна, когда раздался взрыв. Её задело дважды. Довольно глубокое ранение в верхней части правой руки и незначительная царапина на лбу, сестра Мария только что закончила бинтовать.

– Ей предписан постельный режим?

– Да. Но как я ни настаивал, все напрасно. Больше я и пытаться не буду. Может быть, вы попытаетесь?

– Нет, благодарю вас покорно.

Маккиннон подошёл к девушке, которая обратила на него укоризненный взгляд карих глаз, слегка затуманенных от боли.

– Это ваша вина, Арчи Маккиннон.

– Точно так же сказала и Джанет, – со вздохом произнёс Маккиннон. – Невозможно всем угодить. Очень, очень сожалею.

– И будете жалеть, и не только за это. Физическая боль, чтоб вы знали, ничто по сравнению с болью душевной. Вы обманули меня. Наш горячо уважаемый боцман на самом деле является тем, в чем обвинял меня, – выдумщиком.

– О, господи. Многострадальный боцман вновь предстал перед судом. И что же я сейчас не так сделал?

– Не только то, о чём я уже упомянула, но вы заставили меня почувствовать себя полной дурой.

– Вот как? Ничего подобного я не делал.

– Нет, делали. Помните, на мостике вы сказали – шутя, конечно, – что вы можете сражаться с подводной лодкой только ведя огонь черствым хлебом и гнилой картошкой. В общем, что-то вроде этого.

– Ага.

– Вот именно – ага! Помните ту эмоциональную сцену на мостике – эмоциональную с моей стороны, когда я говорила, что меня тошнит от дурацких разговоров, когда я умоляла вас сражаться и сражаться с ними. Вы же это помните?

– Да, кажется, помню.

– Кажется! Вы уже тогда решили, что будете сражаться с ними, разве не так?

– Допустим, да.

– Допустим, да, – передразнила она его. – Вы уже тогда приняли решение протаранить эту лодку.

– Да.

– Так почему вы не сказали мне этого, Арчи?

– Потому что вы могли случайно проболтаться об этом кому-нибудь, а тот человек – Невидимке, который сделал бы всё возможное, чтобы об этом стало известно капитану подводной лодки, и тогда, уверяю вас, лодка встала бы в такое положение, что у нас не было бы возможности её протаранить. Вы могли даже, совершенно не зная об этом, проболтаться самому Невидимке.

Она даже не попыталась скрыть боль в своих глазах.

– Значит, вы мне не доверяете. А утверждали обратное.

– Я вам абсолютно доверяю, и повторяю вам это.

– Тогда почему…

– Причин много. Тогда вы были сестрой Моррисон. Я не знал, что есть ещё Маргарет Моррисон. Теперь мне это известно.

– Т-так! – Она сжала губки, затем улыбнулась, явно успокоившись. – Теперь всё ясно.

Маккиннон оставил её, присоединился к ожидавшим его доктору Синклеру и Джемисону, и они втроем прошли к послеоперационной палате. Джемисон нес электродрель, молоток и несколько деревянных колышков.

– Вы видели входное отверстие от снаряда, – спросил Джемисон, – когда осматривали носовую часть?

– Да, видел. Оно примерно на дюйм-два выше ватерлинии. Через него могла попасть вода, но не обязательно. Трудно сказать.

– На какую высоту?

– Дюймов на восемнадцать. Это можно только предполагать.

Джемисон включил дрель. Сверхпрочное сверло без особого труда вошло в стальную дверь.

– Что произойдет, если там вода? – поинтересовался Синклер.

– Вставьте один из деревянных колышков, затем попытайтесь чуть выше.

– Прямо насквозь, – сказал Джемисон и немного отошел. – Все ясно.

Маккиннон дважды ударил кувалдой по стальной ручке. Ручка даже не шевельнулась. Когда он ударил третий раз, она затряслась и упала на пол.

– Какая жалость, – сказал Маккиннон. – Но выяснить, что произошло, мы все равно обязаны. Джемисон пожал плечами.

– Выхода нет. Осталась только сварка.

– Да, пожалуй.

Джемисон ушёл, вернулся он буквально минуты через две со сварочной горелкой и в сопровождении Маккриммона, тащившего газовый баллон, а также лампу на длинном шнуре. Джемисон включил горелку и начал делать полукруг в том месте, где была ручка. Маккриммон вставил вилку в розетку, и лампа с жестяным абажуром ярко загорелась.

– Мы можем только предполагать, где дверь заклинило, – раздался глухой голос Джемисона из-под защитной маски для сварочных работ.

– Если мы ошибаемся, будем разрезать вокруг петель. Думаю, однако, нам не придется этого делать. Главное, что дверь не прогнулась. Обычно заклинивает в районе замка или защелки.

– Я уверен, что сделал дыру насквозь, а эта чёртова дверь и не думает падать. Щеколда ещё стоит в своём гнезде.

Маккиннон осторожно ударил кувалдой по двери, и полукруглый кусок металла упал внутрь. Он вновь ударил по двери, на сей раз сильнее, и она чуть-чуть подалась. Со вторым ударом она открылась на несколько дюймов.

Боцман отложил в сторону кувалду и стал толкать дверь, пока она, протестуя и скрипя, чуть ли не распахнулась. Он взял лампу у Маккриммона и вошёл внутрь.

На полу была вода. Немного. Всего, наверное, дюйма два. Шпангоуты и головная часть палубы в результате взрыва сильно пострадали от шрапнели.

Входное отверстие от снаряда находилось во внешнем шпангоуте, примерно на высоте фута над палубой, и представляло собою дыру с неровными краями.

Двое матросов с «Аргоса» лежали в своих постелях, в то время как доктор Сингх, склонив голову к груди, сидел в небольшом кресле.

Казалось, что все трое мужчин совершенно не пострадали. Боцман поднёс лампу к лицу доктора Сингха. Что сделала шрапнель с его телом – было неясно, но лица его она не затронула. Единственными признаками ранения были тоненькие ручейки крови из его носа и ушей. Маккиннон передал лампу доктору Синклеру, который склонился над своим мертвым коллегой.

– О боже! Доктор Сингх. – Он несколько секунд его осматривал, а потом выпрямился. – И надо же такому случиться с чудесным врачом, с таким врачом, как доктор Сингх.

– Как я понимаю, доктор, вы не ожидали чего-то другого?

– Нет, не ожидал. Должно было произойти либо это, либо что-то вроде этого. – Он быстро проверил раненых, лежавших на своих постелях, покачал головой и отвернулся. – Всё равно такое спокойно воспринимать нельзя.

Ясно, что он имел в виду доктора Сингха.

– Согласен, – произнёс Маккиннон, кивая головой. – Не хочу казаться бессердечным, доктор, но что поделаешь, если слова звучат именно так… Вам больше не нужны эти люди? Я говорю, конечно, не о вскрытии.

– О господи! Нет, не нужны. Смерть наступила практически мгновенно. Контузия. Если это может служить каким-то утешением, они умерли, даже не сознавая этого. – Он помолчал. – Вы можете просмотреть их одежду, боцман. Может, там остались какие-нибудь документы.

– Вы имеете в виду бумаги с фамилиями, датами рождения и тому подобное? Да, сэр?

– Да. Мне придется выписывать свидетельства о смерти.

– Я прослежу за этим.

– Благодарю вас, боцман. – Синклер попытался улыбнуться, но это ему не удалось. – Как всегда, самую грязную работу я оставляю вам.

С этими словами он вышел из палаты, довольный тем, что может уйти.

Боцман повернулся к Джемисону.

– Могу я на время позаимствовать у вас Маккриммона, сэр?

– Конечно.

– Маккриммон, отыщите Керрана и Трента. Скажите им, что произошло. Керран знает, каких размеров необходимо брать парусину.

– А иглы и нить, боцман?

– Керран по специальности изготовитель парусов, так что предоставьте всё ему. Можете также передать ему, что здесь необходимо провести уборку.

– Уборку? – произнёс Джемисон, когда Маккриммон вышел. – Это же мерзкая работа. Почему-то вы, Маккиннон, всегда беретесь за самую грязную работу. Честно говоря, я даже не представляю, как вы можете её осуществлять. Если происходит что-то ужасное или надо сделать что-то неприятное, вы всегда вызываетесь первым.

– На сей раз нет. Первым, сэр, придется быть вам. Надо сообщить о том, что произошло, капитану, а затем – Паттерсону. Но самое худшее – хуже и не придумаешь – кто-то должен сказать об этом медицинскому персоналу, а вот этого, откровенно говоря, мне бы совершенно не хотелось делать.

– Девушки. Господи, я как-то даже не подумал об этом. Да, сообщать им об этом я тоже не хотел бы. Боцман, а не думаете ли вы, учитывая, что вы их хорошо знаете…

– Нет, не думаю, сэр, – едва улыбнувшись, ответил Маккиннон. – Разумеется, как офицер, вы же не станете посылать к подчиненным кого-нибудь другого, если вы сами в состоянии сделать это.

– К подчиненным! Ну, это уж чересчур! Очень хорошо. Надеюсь, больше не будет разговоров о том, что я якобы увиливаю от своих обязанностей, но с данного момента мне вас стало меньше жаль.

– Прекрасно, сэр. И вот ещё что: когда вы здесь закончите с уборкой, пусть ваши люди заделают дыру в шпангоуте. Я думаю, что они уже навострились это делать.

– Конечно. Будем надеяться, что это последняя заплата.

Джемисон вышел, а Маккиннон от нечего делать стал смотреть по сторонам. Его внимание в одном из углов палаты привлекла довольно большая деревянная коробка, и то только потому, что от взрыва её крышка несколько съехала в сторону. Не без труда боцман открыл крышку и несколько секунд просматривал содержимое коробки. Он закрыл крышку и, подняв кувалду, осторожно поставил коробку на место. Прямо на крышке большими красными буквами было выведены слова: «ОСТАНОВКА СЕРДЦА».

Маккиннон тяжело опустился за обеденный стол, за которым, как будто так и следовало ожидать, сидели пострадавшие сестра и сиделка – с таким видом, как будто они только что встали с постели, а на самом деле поставленные на ноги сестрой Марией и сиделкой Айрис; лейтенант Ульбрихт, совершенно позабывший, что был на волосок от смерти, и по существу вернувшийся к прежнему состоянию, что выразилось в том, что он уселся меж двух девушек. Синклер, Паттерсон и Джемисон устроились за круглой боковиной стола. Маккиннон задумчиво посмотрел на Ульбрихта, а затем обратился к доктору Синклеру:

– Не хочу ставить под сомнение вашу профессиональную компетентность, но лейтенант уже здоров и может вставать и ходить?

– Моя компетентность никого не интересует. – По всему было видно, что доктор Синклер всё ещё не отошел от шока, вызванного смертью его коллеги. – Лейтенант, так же как сестра Моррисон и сиделка Магнуссон, совершенно не управляем и не подчиняется никаким указаниям. Возможно, эти трое считают своё поведение проявлением свободы личности. Лейтенант Ульбрихт, если уж на то пошло, вне всякой опасности. То, что с ним произошло, даже нельзя назвать ранением. Просто оторвало кусок кожи, вот и все.

– Тогда, лейтенант, вы наверняка не будете возражать, если я ещё раз воспользуюсь вами как специалистом по навигации, которой мы не занимались с прошлой ночи.

– Я в вашем распоряжении, боцман. – Если лейтенант испытывал негативные эмоции по отношению к боцману из-за смерти своих земляков, он умело их скрывал. – В любое время. Я предлагаю прямо в полдень.

– Боцман, вы закончили все дела в послеоперационной палате? – спросил Паттерсон. Маккиннон кивнул. – Если человека без конца благодарить, он устает от этого, поэтому я воздержусь от благодарностей. – Когда мы будем их хоронить?

– Когда скажете, сэр.

– Ранним утром, прежде чем начнет светлеть. – Паттерсон натянуто рассмеялся. – Таково моё решение. Старший механик Паттерсон – ваш человек, когда речь заходит о принятии решений по вопросам, не имеющим значения. Но я что-то не помню, чтобы принималось решение атаковать подводную лодку?

– Это решение было принято, после моего разговора с капитаном Боуэном, сэр.

– Ага! – раздался голос Маргарет Моррисон. – Так вот что означало ваше двухминутное совещание с ним.

– Конечно. И он одобрил мой план.

– А если бы он не одобрил? – поинтересовалась Джанет. – Вы всё равно бы протаранили подводную лодку?

– Он не только одобрил, – сдерживаясь, произнёс Маккиннон, – но даже почувствовал вдохновение, сильный прилив сил. При всём моём уважении к присутствующему здесь лейтенанту Ульбрихту, капитан не чувствовал особого расположения к немцам. По крайней мере, в тот момент.

– Вы уходите от ответа, Арчи Маккиннон. Отвечайте на мой вопрос. Если бы он не одобрил вашего плана, вы всё равно пошли бы на таран?

– Пошёл бы, правда, говорить об этом капитану не следует.

– Сиделка Магнуссон. – Паттерсон с улыбкой обратился к Джанет, стараясь сгладить свою обидчивость словами. – Я думаю, что мистер Маккиннон заслуживает не допроса и порицаний, а только поздравлений за прекрасно выполненную работу. – Он поднялся, подошёл к шкафчику, где доктор Сингх хранил свои личные запасы, взял бутылку виски, несколько стаканов и, налив порцию Маккиннону, поставил стакан перед ним. – Я думаю, доктор Сингх с одобрением отнесся бы к этому.

– Благодарю вас, сэр, – ответил Маккиннон, уставившись на стакан, стоявший на столе. – Да, ему это больше не понадобится.

За столом воцарилась гробовая тишина, которую, как и следовало ожидать, нарушила Джанет.

– Я считаю, Арчи, это, по крайней мере, нелюбезно.

– Вы считаете это так сейчас. Может быть, вы правы, а может быть, и нет. – По его голосу чувствовалось, что он совершенно не раскаивается в своих словах. Он поднял стакан и сделал из него несколько глотков. – Узнаю его виски, действительно виски доктора Сингха.

Наступившая тишина на сей раз была длиннее, длиннее и напряжённее.

Смущенный этой тишиной, её нарушил Синклер:

– Я думаю, мистер Маккиннон, мы все поддерживаем те слова признательности, что произнёс мистер Паттерсон. Действительно, отличная работа. Но, пользуясь вашими же словами, – я не ставлю под сомнение вашу профессиональную компетенцию: может, вам всё-таки просто повезло?

– Вы хотите сказать, что я подвергал опасности жизни всех, кто находился на борту?

– Я этого не говорил.

Однако полная растерянность доктора Синклера свидетельствовала о том, что эта мысль приходила ему в голову, хотя вслух он её и не высказал.

– Это был точно рассчитанный риск, – сказал Маккиннон, – хотя не всё удалось рассчитать. Преимущества были на моей стороне, причём довольно существенные. Я абсолютно уверен в том, что подводная лодка имела приказ захватить нас, но не топить, вот почему я в равной степени уверен в том, что пушечный расчет стрелял в «Сан-Андреас» без приказа.

Капитан подводной лодки, капитан Клаусен, оказался не тем человеком, не в том месте и не в нужное время. Он либо от всего устал, либо не имел достаточного опыта, либо был некомпетентен, либо чересчур самоуверен. В конце концов, он мог обладать всеми этими «достоинствами» вместе. Одно очевидно: опытный командир подводной лодки никогда не стал бы двигаться параллельно нам на расстоянии всего какой-то полумили. Он бы держался на расстоянии примерно в пару миль, чтобы иметь возможность нырнуть в случае необходимости, приказал бы нам выслать ему навстречу лодку, которую заняли бы его люди, вооружённые автоматами, чтобы иметь возможность захватить «Сан-Андреас». И мы ничего не смогли бы сделать, чтобы остановить их. А ещё лучше, он мог подойти со стороны кормы, что сделало бы таран просто невозможным, а затем запросто подняться по трапу.

И, безусловно, он был слишком уверен в себе и наполовину расслабился.

Когда он увидел, что мы спускаем трап, он решил, что игра закончилась.

Ему даже в голову не пришла мысль о том, что госпитальное судно можно использовать как военный корабль. И он был либо так слеп, либо так глуп, что даже, не заметил, что мы все время приближаемся к нему. Короче говоря, он делал ошибку за ошибкой, о которых пишется в книгах. Более неподходящего человека для подобной работы было бы трудно отыскать.

Настудила длинная, довольно неуютная пауза. Марио, незаметный и, как всегда, услужливый, наполнил всем сидящим за столом стаканы, но никто, за исключением боцмана, к выпивке так и не прикоснулся.

– На основании того, что вы говорите, – сказал Синклер, – капитан подводной лодки действительно был самым неподходящим человеком для такой работы. И вы, безусловно, тактически переиграли его. И всё же опасность существовала. Действительного столкновения, я имею в виду. Подводная лодка могла потопить нас, а не мы – её. У нас же корпус – как скорлупа, а у подводной лодки – настоящая броня.

– Доктор Синклер, у меня не хватило бы смелости читать вам лекцию по медицинским вопросам.

– Намекаете, что сую нос не в своё дело, – с улыбкой произнёс доктор Синклер. – Но, мистер Маккиннон, вы всё-таки боцман на торговом судне.

– Сейчас – да. А до этого я двенадцать лет прослужил на подводной лодке.

– О нет. – Синклер покачал головой. – Это уж слишком, действительно слишком. Да, сегодня, похоже, доктору Синклеру не везет.

– Мне известны многочисленные случаи столкновения торговых судов и подводных лодок. Почти во всех эти случаях столкновения были или между союзниками, или, в мирное время, между подводными лодками и безобидными иностранными судами. Результаты каждый раз были одни и те же. Надводное судно выходило победителем.

Это кажется нелогичным, но смысл здесь всё же есть. Возьмите полую стеклянную сферу толщиной в треть дюйма и погрузите её на большую глубину – я говорю о сотнях футов, – и она все равно не взорвется.

Поднимите её на поверхность, слегка коснитесь её молотком, и она разлетится на сотни кусочков. То же самое можно сказать о давлении, которое испытывает корпус субмарины. Он может выдерживать давление на больших глубинах, но стоит ему на поверхности испытать на себе короткий, но резкий удар, как, например, носовой части торгового судна, и его просто разорвёт. Кроме того, шансы подводной лодки не улучшает и то обстоятельство, что торговое судно может нести груз в несколько тысяч тонн и идти на сравнительно малой скорости. С другой стороны, даже такое маленькое судно, как траулер, может потопить субмарину. Выходит, доктор Синклер, операция не представляла особой опасности. Я совершенно не сомневался в её результате.

– Все понятно, мистер Маккиннон, но вы видите перед собой тупого сапожника, который всё равно будет стоять на своём.

– Раньше сталкиваться с подобной ситуацией вам приходилось? – спросил Паттерсон, обращаясь к боцману.

– Нет, не приходилось. Если бы это произошло, меня сейчас с вами, скорее всего, не было. Но я знаю множество примеров. В двадцатые годы, у берегов острова Девон, одно торговое судно налетело на британскую подводную лодку. Все погибли. Вскоре после этого итальянский пассажирский лайнер под названием «Город Рим» задел американскую разведывательную подводную лодку. Все погибли. Ещё чуть позже, у мыса Кейп-Код, на другую американскую субмарину налетел эсминец береговой охраны. Все погибли. Британская лодка «Посейдон» пошла на дно по милости японского судна. Случайное столкновение. У берегов северного Китая. Спастись удалось многим, но некоторые умерли от кессонной болезни. Где-то в начале войны самая большая в мире субмарина «Surcouf», настолько большая, что её называли подводным крейсером, с французским экипажем на борту, пошла на дно в Карибском море от столкновения с кораблём в конвое, который она сопровождала. Команда этой лодки насчитывала сто пятьдесят человек. Все погибли. – Маккиннон провёл рукой у своих глаз. – Были и другие, большинство из которых я забыл. Ах да, вот ещё один. В сорок первом году, если я не ошибаюсь. Лодка под названием «Умпайр», третейский судья. Чтобы её потопить, понадобился только траулер, причём совсем крошечный.

– Ваша точка зрения понятна, – сказал Паттерсон, – даже более того. Я согласен, что риск был невелик. Просто вам надо считаться с нами, мистер Маккиннон, какими бы любителями мы ни были. Мы же ничего не знали, а вы знали. Тот факт, что ныне подводная лодка покоится на дне моря, является подтверждением этого. – Он помолчал. – Хотя должен сказать, боцман, по вашему виду не подумаешь, что вы получили удовлетворение.

– Вы правы.

– Понятно, – Паттерсон кивнул. – Не так-то приятно сознавать, что несешь ответственность за смерть большого числа людей. Да, эту мысль веселой не назовешь.

Маккиннон посмотрел на него в полном удивлении.

– Что сделано, то сделано. Лодка утонула, а вместе с ней и её команда. Это не повод для веселья, но и не повод для осуждения. Появись в перископе Клаусена другое торговое судно союзников – и оно уже бы лежало на дне, там, где сейчас покоится подводная лодка Клаусена. Единственной хорошей подводной лодкой может быть только лодка с разорванным корпусом на дне океана.

– Тогда почему… – Паттерсон замолчал, подбирая слова, а затем произнёс:

– Чёрт с ними, со всеми плюсами и минусами. Всё-таки это была прекрасная работа. Мне тюрьма нравится не больше, чем вам. И я бы на вашем месте не стал бы скромничать, как вы. – Он посмотрел по сторонам.

– Я поднимаю тост за присутствующего здесь боцмана, а также предлагаю выпить в память доктора Сингха.

– Я не настолько скромен, как вы думаете. И не имею ничего против, чтобы выпить за себя. – Маккиннон обвел всех взглядом. – Но следующим я предлагаю тост в память о Невидимке.

Вновь, уже в четвертый раз, наступила тишина. Маккиннон явно стал экспертом по этой части. Тишина была дольше и более тревожной, чем ранее. Все шестеро сидевших за столом сперва уставились на боцмана, затем в недоумении, нахмурившись, посмотрели друг на друга и вновь обратили взоры на Маккиннона. И вновь молчание нарушила Джанет:

– Вы понимаете, о чём вы говорите, Арчи? Надеюсь, что понимаете.

– Боюсь, что понимаю. Доктор Синклер, в послеоперационной палате у вас есть аптечка для лечения остановки сердца. Есть ли у вас такая же аптечка ещё где-нибудь?

– Да. В амбулатории.

– Разве вам не было наистрожайше предписано, чтобы в случае необходимости в первую очередь пользоваться амбулаторной аптечкой?

– Да, это так. – Синклер недоумевающе уставился на него. – Как, чёрт побери, вы узнали об этом?

– Узнал, потому что мозги есть. – Обычная сдержанность и безразличие изменили боцману, и он не смог скрыть своего недовольства. – После определённых событий я стал очень умным. – Он покачал головой. – Вам нет нужды объяснять мне, где я свалял дурака. Я советую вам пойти – всем вам – в послеоперационную палату и взглянуть на эту аптечку. Её там больше нет. Она – в палате А, у стола для сестер. Крышка закрыта, но замок был поврежден, так же как и печать. Так что крышка теперь открывается запросто.

Все шестеро присутствующих переглянулись, встали, вышли и тут же вернулись. Всё это происходило в полной тишине. Они были или поражены тем, что увидели, или просто были не в состоянии словами выразить свои чувства.

– Чудесно, не правда ли? – сказал Маккиннон. – Мощный радиопередатчик. Скажите мне, доктор Синклер, доктор Сингх когда-нибудь закрывался в послеоперационной палате?