Текст книги "Очарование лжи"

Он вышел на террасу, когда Саша везла Настю на прогулку. И опять получалось, что дочерью он вовсе не интересуется. Пришлось идти вслед за Сашей. Только бы она ни о чем не спрашивала.

– Скоро осень, а такая жара. Мы с Настей на прогулку выходим только вечером. – Саша вдохнула свежий воздух.

Лунин шел рядом. Надо было о чем-то говорить. Никакой темы, кроме погоды, она не придумала. Ну не спрашивать же, как в прошлый раз с наскока о личном. Она пожалела, что так не вовремя собралась с Настей на прогулку. Если бы чуть раньше или позже, Лунин пошел бы в дом или на террасу, и они разминулись. А так пришлось теперь идти вместе с ним.

На счастье, Ксения заметила удаляющегося Лунина с Сашей и догнала их на выходе из сада. Теперь она чувствовала и вовсе себя не у дел. Лунин вез коляску с Настей чуть позади, а Саша с Ксенией шли в направлении леса как первопроходцы. Ксении прогулка была в тягость. Ей было куда интереснее остаться с Луниным наедине.

– Скоро осень, и, чтобы не было осенней хандры, надо забронировать билеты в Париж или в Венецию. – Ксения затронула, как ей показалось, интересную тему. – Игорь, куда мы полетим?

Лунин оставил вопрос без ответа. Со стороны казалось, что он даже не услышал, что спросила Ксения.

– От хандры никуда не уедешь, это лишь отговорка. Вы только посмотрите – красота какая! – Саша старалась поддержать разговор.

– Я деревенских пейзажей не люблю. Фу! Везде пыль! Глаза щиплет.

– Это не пыль, а туман. А щиплет потому, что жгут сорняки. Ксения, вы только смотрите и дышите. Иногда человеку для счастья только этого воздуха и не хватает, – совершенно серьезно отметила Александра.

– А вот вы хотели бы жить здесь, на этих просторах, в этом доме?

«И с деньгами Лунина, – улыбнулась про себя Саша. – Интересно, понял ли вопрос Лунин, или ему все равно. Купить можно все. И эту Ксению, и другую. А как же быть с Настей?»

– Ксения, вы задали довольно сложный вопрос. Я даже не знаю, насколько вам покажется корректным мой ответ.

– Говорите, чего уж там. Мне даже интересно. – Ксения зацепилась за кочку и обернулась к Лунину.

– Сам по себе дом или дворец не представляет никакой ценности. Я не имею в виду цену на недвижимость. Только, чтобы жить во дворце, будем говорить образно, не привязываясь конкретно к этому дому, надо быть готовым принять достаток такого уровня. И потом быть готовым себя изменить под этот дом, его устои, порядки и, главное, быть готовым нести ответственность за него.

На лице собеседницы появилось еле заметное недоумение. Ксения никогда не задумывалась, что богатый дом – лишь полдела.

– Вы меня не слушайте, – спохватилась Саша. – Каждый человек на все смотрит со своей колокольни. А высота колокольни разная.

– Игорь, как ты думаешь, я уже готова изменить себя под твой особняк? – кокетливо спросила Ксения.

Лунин остановился, поправил плед на спящей Насте и так же молча, прогулочным шагом направился в сторону леса.

– Вы часто здесь гуляете с Настей? Смотрю, тропинка уже протоптана. – Лунин обернулся, поджидая отставших женщин.

– Каждый день. Утром здесь очень красиво. Правда, рассвет я видела только пару раз. В этой тишине можно проспать до обеда. Я с трудом встаю рано. С Настей гуляем днем около часа и обязательно вечером перед сном. Дальше не идите, много кочек, Настя проснется.

– Вы так рано спать ложитесь? – удивилась Ксения.

– Настя в девять. Я – позже.

– Нет, жить здесь тоскливо, – утвердительно сказала Ксения. – Можно приезжать на выходные, но не чаще. Настя поедет осенью в санаторий, и мы переедем в Москву. Правда, Игорь?

Вопрос опять остался без ответа.

– Все. Возвращаемся. Я больше не могу.

Зацепившись за кочку, она первой повернула обратно. Теперь Саше пришлось идти рядом с Луниным.

– Игорь Дмитриевич, мне надо поговорить с вами. Только попытайтесь на этот раз дослушать меня до конца.

Лунин измерил ее взглядом и передал коляску Ксении. От роли няньки Ксения была не в восторге. Сменив Лунина, она толкала впереди себя коляску, ничуть не заботясь, что колеса попадают на кочки и трясут спящую девочку. Лунин на шаг отстал и теперь шел в ногу с Сашей.

– Надо, чтобы Настя обедала за общим столом, вместе со всеми. Девочке это необходимо. Она будет стараться подражать взрослым, притом людям, которых она искренне любит. Вы понимаете, о чем я говорю? – Саша говорила так тихо, что ей показалось, что Лунин ее не слышит.

– Нет. Это даже не обсуждается. Как вы себе представляете эту трапезу в столовой?

– Игорь Дмитриевич, речь идет о вашей дочери. За столом собирается семейный круг. Я же не говорю о посторонних. Насте как воздух необходимо ваше внимание, признание и принятие ее такой, какой она есть теперь. Вашу любовь никто и ничто не может заменить. Вы – отец.

Лунин незаметно прибавил шаг и теперь шел немного впереди Саши. Слушает он ее или отмахнулся как от назойливой мухи, было не видно. Не с того она опять начала разговор. Только поздно жалеть. Сделав несколько шагов, Лунин догнал Ксению и дальше повез коляску сам. Саша не спеша пошла обратно к озеру. В дом она вернулась, когда Лунины поужинали.

– Ой, как хорошо, что вы зашли, – искренне обрадовалась Зоя, увидев Сашу в столовой. – Я оладьи приготовила с клюквой, как вы любите, а вы не пришли на ужин. Подождите, я сейчас домою последнюю тарелку и накормлю вас.

Саша присела за барной стойкой и принялась терпеливо ожидать. Конечно, она могла бы и сама положить оладьи, но тогда пришлось бы идти в столовую, а так можно еще и поговорить с Зоей.

– Как прогулка?

– Красота такая, что даже не верится, что так может быть.

– Ну, это не многим нравится. Что-то Ксения вернулась не в духе, даже не ужинала. Игорь Дмитриевич тоже ни к чему не притронулся. Вот и готовь! – сетовала Зоя. – Галина Адамовна только чай просила позже принести. Что за вечер такой? Хорошо, что хоть вы, Сашенька, поужинаете.

– Зоя, я к вам опять со своими расспросами – расскажите мне о Насте? Что она за девочка?

– Я, правда, не так хорошо знаю Настю, как няни. Я больше на кухне. Что я могу сказать? Добрая, ласковая, не капризная. Вежливая. Всегда «спасибо» скажет. Вся в мать. Кристина, царство ей небесное, тоже была такая. Мне даже казалось, что она немного стесняется, что вокруг нее прислуга крутится. Все норовила помочь. Настю к работе приучала. Все на клумбах вместе возились. Любила Кристина очень дочку, души в ней не чаяла. Правда, после больницы изменилась вся. Вот что болезнь-то творит с человеком. Словно подменили бедняжку.

Зоя горестно вздохнула и замолчала, собираясь с мыслями. Болезнь может изменить человека и зачастую не в лучшую сторону. Получается, что с Кристиной произошли разительные перемены, раз домработница до сих пор не может забыть.

– Зоя, у Кристины было психическое расстройство?

– Господь с вами, – всплеснула руками кухарка. – Нет, конечно. Она, как бы это вам сказать, после аварии другая стала, что ли. Только бедняжка недолго прожила. Через год и погибла. Видать, если суждено погибнуть в аварии, так не минешь ни дня, ни того места. Раз обошлось, а на второй – господь не уберег.

– Аварий две было? – удивилась Саша, словно Степанков ей ничего не говорил.

– Да. В первой аварии пострадала Настя, а во второй – погибла Кристина. Повздорили они сильно тогда с Игорем Дмитриевичем. Кристина в машину и со двора. Только ее и видели. Игорь Дмитриевич ходил чернее тучи. А потом напился. Я его таким больше никогда и не видела. А вскоре приехала полиция. Ох и понаехало их тогда.

– Зоя, а почему Настя жила с бабушкой?

– Да… как вам сказать. Вроде попивать немного стала Кристина Геннадиевна. Пьяной я ее никогда не видела, а вот с бокалом вина – частенько. Особенно когда Игорь Дмитриевич оставался в городе ночевать.

– Часто такое случалось?

– Последние полгода – часто. Ругался Игорь Дмитриевич страшно. Ой, вы только на меня посмотрите, – спохватилась Зоя, – села и сижу, а Галина Адамовна чай ждет.

Женщина легко поднялась со стула. Усталости как не бывало. Забыв обо всем, стала хлопотать над чайником. Саша поблагодарила за ужин и, взяв стакан сока, пошла на террасу. Над головой висело небо.

«Вот почему Галина Адамовна забрала внучку. Но тогда должна быть причина, чтобы Кристина начала пить и забросила свой бизнес. Неверность мужа? Последствие стресса?»

– Не спите?

От внезапного вопроса Саша вздрогнула. Сок выплеснулся на белоснежную салфетку.

– Вино будете? – Лунин сел напротив.

– Нет, спасибо. Игорь Дмитриевич, я завтра уезжаю. Я сделала все, что смогла. Все, что от меня зависело.

– Я увеличу вам зарплату, – предложил Лунин, не дослушав до конца.

– Дело не в зарплате. Есть вещи, когда деньги – не главное.

– Мне нравится ваш идеализм. Только не начинайте с прописных истин, вроде тех, что за деньги не купишь любовь, здоровье и знания. Это уже не актуально.

– Хорошо. Но здоровье конкретно вашей дочери ни за какие деньги вы не купите. Чтобы Настя выздоровела, надо найти причину болезни.

– То есть аварии вам недостаточно? Надо доискиваться чего-то другого?

– Да.

– Александра Ивановна, состояние моей дочери – результат бестолковости и непрофессионализма врачей.

– Я с вами не согласна. Легче и проще переложить ответственность за свою дочь на других. Так что прописные истины актуальны независимо от вашего отношения к ним. А проблема Насти совершенно в другом. Я почему-то думаю, что причину болезни своей дочери вы знаете сами. Пока вы не ответите правдиво на мои вопросы, в лечении Насти никаких сдвигов не будет. Но это решать вам.

Она собиралась еще сказать Лунину, что состояние его дочери – это результат трагедии, разыгравшейся в семье, свидетелем которой был ребенок, и медицина к этому не имеет никакого отношения, но легкая незаметная дрожь пробежала по ее телу. И Саша ничего не успела сказать.

В саду, среди деревьев, откуда-то появился экран. Сцена мелодрамы была слегка пошловатой. Женщина застегнула пуговицу на блузке и присела на стол. Кто-то постучал в дверь, и любовники замерли. Женщина повела неосторожно рукой, и файл соскользнул на пол. Потом кинолента стала крутиться слишком быстро. Что было дальше – осталось за кадром. Невидимый киномеханик поменял бобину в аппарате. Началось другое кино. Дверца открытого сейфа притягивала взгляд. Рядом стоял расстроенный Лунин.

– …Александра Ивановна, вы меня слышите? – Голос Лунина прервал кино. Там, где только что висел экран, колыхались ветки яблонь.

– Игорь Дмитриевич, вы нашли папку? Что в ней?

– Рабочий проект пятого… Что вы спросили?

– Мне показалось, что вы искали папку. Она завалилась за рабочий стол. Лежит между стеной и столом. Стол отодвинете и достанете.

Лунин до конца не верил тому, что услышал. Первое, что хотел спросить, – откуда она знает о папке, но в этот момент руки Ксении опустились ему на плечи. От неожиданности Лунин вздрогнул.

– Спокойной ночи! – Саша взяла стакан недопитого сока и пошла к себе в комнату.

Лунин не стал дожидаться утра и поехал обратно в Москву.

Папку, из-за которой случился весь переполох, он нашел сразу, как только отодвинул стол. Как она могла свалиться за стол, Лунин не мог объяснить. Бережно положив документы на стол, он немедленно позвонил Андрею Власенко.

* * *

Утро выдалось пасмурное. Тучи висели низко, готовые с минуты на минуту пролиться дождем. Встать на пробежку Саша не смогла.

Два часа до завтрака. Пока Настя позавтракает – еще около часа. Смотри, и набежит три часа. Столько не вылежу. Саша повернулась на бок и блаженно прикрыла глаза.

В полдевятого в дверь постучала Зоя, предупредив, что для завтрака, в силу дождливой погоды, стол накрыт в гостиной. Пришлось вставать. Войдя в гостиную, Саша от увиденного немного растерялась. Во главе стола сидела Галина Адамовна, напротив, заняв место Лунина, расположилась Ксения. Справа от бабушки сидела Настя. Лицо девочки светилось счастьем. Саше на миг показалось, что она сейчас что-то скажет, такое обычное и простое.

Извинившись за опоздание, она заняла свободное место напротив Насти. На Ксению она старалась не смотреть.

И только под вечер позвонил Лунин.

– Александра Ивановна, у вас все в порядке? Я имею в виду Настю? – тут же исправил оплошность Лунин.

– Настя сегодня завтракала вместе со всеми. Вы папку нашли? Что-то еще случилось?

Он позвонил совершенно по другому поводу. Она уловила это по интонации. «Он должен спросить, как у меня получилось найти его пропажу, и попросит решить проблему», – Саша улыбнулась своей догадке.

Лунин замялся и ни о чем не попросил.

– Игорь Дмитриевич, я хочу поговорить с вами. Давайте встретимся в городе. Во вторник я буду в Москве.

В трубке повисло тягостное молчание.

– В офис ко мне сможете заехать?

– Смогу, только с одним условием – вы ответите на все мои вопросы. Иначе встречаться нет смысла. Только зря время потратим.

– Хорошо. Приезжайте. Отвечу на все ваши вопросы, – согласился Лунин и отключил телефон.

Он почувствовал такую усталость, что хотелось просто лечь и закрыть глаза. Но ощущение того, что разговор неизбежен, не только выбивало его из сил, но и было тем спасением, которое облегчит душу. Так жить не было сил. Если раньше женщины и алкоголь давали возможность забыться хотя бы на время, то теперь все это вызывало одно раздражение. Он просыпался по ночам. Ему снился один и тот же сон.

Мужчина лежит брошенный в неглубокую яму. Он приходит в себя. Лунин видел, как бедняга каждый раз пытается выбраться наверх. Он судорожно хватается за края и обессиленно сползает на самое дно, а вслед ему летят пожухлые листья, и начинает медленно осыпаться земля. Земля сыпалась небольшой струйкой. Каждый раз Лунин хотел помочь мужчине, но вдруг осознавал, что на дне ямы лежит он сам. Его тело медленно засыпает песок. Песок попадал в глаза, набивался в ноздри, дышать становилось все тяжелее и тяжелее.

Лунин вскакивал в постели, ощущая, как пот скатывается по спине. Дрожа всем телом, он шел в ванную, становился под душ. Холодная вода смывала невидимый песок. Становилось легче, но уснуть уже не мог. Утром он приезжал в офис и доставал из мини-бара бутылку коньяка.

* * *

К Луниным в Грибово Стрельников приехал рано утром во вторник без предупреждения. Когда Анатолий доложил Саше о приезде мужа, она по-настоящему испугалась. Оставить работу и вот так приехать к ней Стрельников мог, только имея вескую на то причину. Счастливое лицо мужа с незнакомой женщиной опять всплыло в ее памяти.

– Анатолий, пожалуйста, найдите няню, пусть побудет с Настей.

– Александра Ивановна, вы себя нормально чувствуете? – Анатолий внимательно смотрел на побледневшую Александру.

Сделать что-то с лицом ей так и не удалось. Когда она вышла на крыльцо, Стрельников уже припарковал машину и направлялся к дому.

Она старалась улыбаться изо всех сил, но, когда обняла Стрельникова, слезы закапали сами по себе.

– Саша, ты чего плачешь? Кто тебя обидел? Показать немедленно обидчика!

Он прижал ее к себе, целуя макушку. «Я не должна плакать. И лицо надо сделать правильным. Холодным и непроницаемым». Уговоры не помогли, и от навернувшихся на глаза слез керамический узор расплылся.

– Я очень соскучился по тебе. Даже сам не предполагал, что так может быть. Позвонил Степанкову, и он сказал, что ты сегодня приедешь, вот я решил, если сам приеду за тобой, то будет быстрее.

– А как же твоя работа?

– Саша, я хороший руководитель, поэтому работа без меня не может остановиться. А как твои дела здесь? Как девочка?

Он задавал вопросы и смотрел на нее.

– У меня все не так радужно, как у тебя, – Саша не была настроена вести разговор в таком же духе.

– Я тебя очень люблю, – едва слышно прошептал Стрельников.

«А как же та, другая?» – Саша легко высвободилась из объятия.

– Пойдем пройдемся к озеру, – предложила Саша.

Она чувствовала, как Ксения наблюдает за ними с балкона второго этажа, и стоять под обозрением ей не хотелось.

– Саша, я нашел фотографию у тебя в столе, – без предисловия сказал Стрельников.

Он опустил руку в задний карман и вместе с мобильным телефоном достал переломленный напополам снимок.

От неожиданности она растерялась. Лицо предательски начало краснеть, пятна расползлись по шее, и если б снять водолазку, то красными оказались бы спина и плечи. Она всегда так краснела – молниеносно и комплексно. От накопившейся обиды Саша не знала, что сказать. По его тону получалось, что она еще и виновата. И по ее вине на свет появился снимок, ради которого Стрельников пожертвовал рабочим днем.

– Саша, мы же договаривались, что все, что бы ни случилось, мы будем проговаривать вслух, а не дуться по углам.

– С чего ты взял, что я дулась?

– А чего ты уехала сюда?

И опять получалось, что она виновата. И еще эта фотография в руках. Что с ней делать теперь: развернуть и посмотреть или выбросить, но куда?

– Я думала… Я подумала, что ты встретил другую женщину. Ведь так тоже бывает в жизни?

– Почему ты мне ничего не сказала?

– Я больше никогда так не буду поступать. Давай не говорить на эту тему. Никогда.

Не говорить не получилось.

– Мне позвонила Лера и попросила проконсультировать ее подругу. Отказать, сама понимаешь, было неудобно. Я был уверен, что ее подруга мне позвонит, и я отвечу на все ее вопросы по телефону, но они сами приехали в банк. Потом я их вывел во двор через служебный выход. Чтобы не обходить вокруг здания к служебной стоянке. Саша, ты что, не узнала здание банка?

– Я была у тебя на работе только один раз и служебным входом не пользовалась. Я когда увидела фото – подумала, что ты возле гостиницы стоишь. А когда тебя увидела здесь, то подумала, что ты приехал сказать мне о разводе.

Ничего умнее она не придумала и теперь во все глаза смотрела на Стрельникова.

Почему она страдала целых две недели? Сколько бы еще продлилось это самоистязание, если бы Стрельников не приехал?

– А ты мне дашь развод? – Стрельников вернулся к прерванному разговору.

– Никогда! Я не смогу без тебя жить, Стрельников. Не смогу без тебя дышать.

Больше она ничего не успела сказать. Поцелуй оказался бесконечно долгим и головокружительным.

– Так как твои дела, ты мне так и не ответила.

– Никак. Если в двух словах, то состояние девочки – защитная реакция на стресс, если говорить доступно. Чтобы ей помочь, мне надо знать правду, что на самом деле случилось в семье Лунина, но все упорно молчат. Я уверена, что Кристина жива.

– Как жива? Ты мне сама говорила, что девочка после аварии перестала ходить и разговаривать. А потом еще погибла ее мать. Так ведь?

– Я тоже так думала.

Саша поравнялась со Стрельниковым, взяв его под руку.

– Вот послушай: живет себе молодая семья. Муж – утверждается в бизнесе, жена вживается в роль домохозяйки, потом становится матерью. Игорь, чтобы жена не скучала, подарил ей небольшое ателье. Дела у Кристины шли неплохо. Я видела журнал с фотографиями дизайнерских работ Крис– тины.

– И она все променяла на менее удачливого, но молодого любовника? Ничего нового. Все как в жизни.

– Не перебивай, а то я собьюсь с мысли. Никто ничего не променял. А через пять лет после рождения дочери Кристина очень изменилась. Словно в доме оказалась совершенно другая женщина. Об этом мне говорили, обрати внимание, несколько человек.

– Саша, я помню, как на занятии по общей психологии группу разделили на две подгруппы и дали описать портрет человека, но при этом каждая подгруппа получила короткую вводную. Одним сказали, что перед вами герой-пожарный, а другим – что это серийный убийца. Установка – вещь серьезная. Смотря кто говорил тебе о Кристине.

– Я и сама знаю об установках. Но в данном случае речь идет о двух разных женщинах. Понимаешь, о чем я тебе говорю?

– Нет, – честно признался Стрельников и с шумом выдохнул воздух, сложив при этом губы в смешную трубочку.

– Я говорю, что в этом доме жили разные женщины. Как бы это ни звучало фантастически. Об этом знает Галина Адамовна и, естественно, Игорь, Настя и я.

Чувство несоответствия, которое мучило ее все эти дни, приобрело определение. Мысль, все время выскальзывающая, четко оформилась в ее голове.

– Я смотрела альбом Луниных и никак не могла понять, что меня смущает. А теперь до меня дошло – одежда. У Кристины был свой стиль, и он соответствовал ее внутренней потребности. А на последних фотографиях, которых было всего две, – совершенно другой стиль. От фотографии исходило чувство риска, тревоги, даже какой-то подлости и жестокости.

– Я не согласен. Конечно, я не силен в вашей женской моде, но мне кажется, она меняется у вас несколько раз в году. Может, именно в том году в тех нарядах Кристина была самой модной дамой.

– Павел, мода и стиль – это разные вещи. Скажи, ты можешь явиться на свою работу в потертых джинсах, хотя это модно?

– Ну, ты сказала. Это ж на работу.

– Вот видишь, ты сам себе противоречишь. Ходить в костюме тебя по большому счету никто не принуждает. Но ты же ходишь. И все потому, что костюм – это твое мироощущение.

– Значит, мир я ощущаю посредством костюма? – недоверчиво спросил Стрельников.

– И не только ты. Не сбивай меня с мысли!

Стрельников слушал ее с удовольствием. Он пребывал в состоянии блаженного счастья, когда все ясно и нет никакой недоговоренности. Недоговоренность он не терпел всеми фибрами души. Он готов был сколько угодно слушать о костюмах, модах, тенденциях и направлениях, только бы Саша была вот так рядом, и не было больше никаких недоговоренностей.

– Меня еще одно настораживает. В альбоме собраны фотографии от момента беременности Кристины и до тех пор, пока Насте не исполнилось пять лет. А потом – все. Счастливой семьи не стало. Ни одной фотографии до самой смерти Кристины, то есть без малого два года. Как это объяснить?

– Ну, ты придумала. Все уже давно перешли на цифровые носители. Ты, к примеру, когда последний раз делала фотографии?

– Давно. Но не в этом дело.

– Точно так и Лунины.

Логичное объяснение Стрельникова разрушило только что родившуюся теорию. Саша посмотрела на доводы со стороны. Доводы не выдерживали критики. Только Кристина была хорошей матерью и не сфотографироваться с дочерью за два года она не могла. Если это была, конечно, она…

– Кристина была хорошей любящей матерью, – продолжила свои размышления Саша. – У нее очень прочная связь с ребенком. Так чаще бывает с девочками. Мальчики быстрее энергетически отрываются от матери. А потом взяла и бросила больного ребенка, оставив Настю на бабушку. Как такое объяснить?

– Не знаю.

– Вот и я не знаю. Во сне ко мне за помощью обращается другая женщина, только очень похожая на Кристину, а это значит, что она уже мертва. И возле Насти в последнее время была она, а не Кристина.

– Саша, я тебе верю, только мне твой рассказ напоминает бразильский сериал.

– Мне надо найти Кристину, – тихо проговорила Саша, не обращая внимания на замечания Стрельникова.

Августовское солнце стояло над горизонтом, касаясь верхушек деревьев. Еще немного, и короткий осенний день добежит до конца.

– Саша, младенца подменить, чтобы мать не заметила – невозможно, если женщина вменяема. А ты говоришь о взрослой женщине. Если бы вместо тебя мне подсунули другую женщину, ты думаешь, я бы не заметил подмены? Ты это хочешь сказать?

– А почему ты думаешь, что Лунин ничего не заметил? Можно ведь и солгать.

Стрельников обернулся и посмотрел на Сашу. Говорила она без тени сомнения, совершенно серьезно.

– Паша, я и теперь вижу возле Насти Кристину. Я периодически вижу ее силуэт. Это, понимаешь, как тень. Ученые проводили эксперименты. Выбирали дерево и срезали у него самую большую ветвь, а потом фотографировали специальной оптикой. На фотографии эта ветвь была, словно ее и не срезали. Вот так и у Насти с матерью. У них очень тесная и прочная связь, поэтому Настя точно знает, что ее мать жива. Ее болезнь – своеобразная защита от этого несправедливого мира. Нет справедливости – нет жизни.

– Саша, но ведь есть реальные свидетельства смерти Кристины. С ними как быть?

– Правильно. Только в моем мозгу другая картинка.

Стрельников обнял ее за плечи, и думать дальше о Луниных Саша не стала.

– Пойдем соберем твои вещи, и домой.

* * *

В среду утром, придя на работу, Саша сразу отправилась в приемную Степанкова.

– Зачем ты приехала? Я обещал Стрельникову дать тебе выходной. Как он тебя еще терпит?

– Он меня не терпит, а любит.

– Конечно, любит. Я тебе о чем говорил, забыла?

– Ты, Степанков, если мне не изменяет память, говорил о полигамности, присущей мужчинам для сохранения рода человеческого. Только заметь, демографические показатели, при всей вашей растущей полигамности, не повышаются. И еще, я даже соскучилась по этим стенам.

– Это что-то новое. Я думал, ты скучать можешь только по своей больнице.

– Я по больнице и не скучаю. Я скучаю по отделению, Елизавете, Дуднику и заведующему. Но я к тебе по делу. Только ты предупреди свою «ассистентку», – Саша с улыбкой посмотрела на Степанкова, – чтобы нас не беспокоили. И выслушай меня внимательно. Договорились?

– Я внимательно тебя слушаю.

– Мы должны разобраться в женщинах, живших в доме Луниных.

Степанков снял очки и во все глаза смотрел на Сашу.

– Ты, вообще, соображаешь, что говоришь? Ты себя слышишь со стороны?

– Юра, пока не разберемся, девочке мы ничем не поможем. А время идет. И если мы сейчас еще можем восстановить движения и речь, то со временем… Ну, что я тебе рассказываю.

– Погоди, Саша, в чем, а главное, как мы будем разбираться?

– Помнишь, ты мне говорил о методике глубокого погружения в гипноз, когда… Юр, я не помню, как правильно методика называется, я только хочу, чтобы ты на мне ее применил. Я смогу увидеть события глазами Насти и тогда разберусь, что на самом деле случилось.

– Нет и еще раз нет, – серьезно ответил Степанков.

– Почему?

– Даже не проси. Ты даже не представляешь степень риска для себя. А как Настя все это переживет? Ты о девочке подумала?

Степанков резко поднялся с кресла и стал мерить шагами кабинет.

– Нет и еще раз нет.

То ли Степанков не был уверен в своих возможностях и боялся за последствия, то ли не до конца верил полученым результатам – Саша не знала. Невзирая на все доводы и уговоры, длящиеся уже полчаса, Степанков непреклонно стоял на своем. Никакого сеанса трансперсональной терапии он проводить не будет, и точка.

Ей вдруг стало обидно. Возможно, Степанков прав, но пусть эта правда будет для других, для тех, кто столько лет не дружил со Степанковым, не был у него дома, для тех, кто не звал Степанкова к себе в гости. Он может отказать кому угодно, но только не ей, Саше Андреевой. От обиды у нее даже слезы навернулись на глазах.

– Я прибегал к этой практике лет пять назад. Это очень тяжело, и результат не оправдал мои надежды. Саша, послушай меня, езжай домой, – в который раз посоветовал Степанков. – Отдохни. Я что, зря тебе дал выходной? Вечером сходи куда-нибудь со Стрельниковым. Проветрись. А завтра на работу. Все, иди.

– Юра, пока я не найду Кристину, я ничем заниматься не смогу. Ты думаешь, мне легко жить со всем этим? Или ты думаешь, это моя прихоть? Я всего лишь исполнитель чьей-то воли. Хочу я этим заниматься или не хочу – от меня ничего не зависит. И чем быстрее я решу эти вопросы, тем мне самой будет легче. Мне нужна твоя помощь.

На Сашу было жалко смотреть.

– Саша, если бы это было в моих силах, я бы тебе помог. А так, извини, – Степанков развел руками.

– Юра, ты же сам видел девочку. Это максимальный результат. Она сидит в инвалидном кресле, самостоятельно начала кушать, смотрит телевизор, пытается говорить. Это хороший результат, но я знаю, что девочка может полностью восстановиться. А мы упускаем этот шанс.

Степанков изо всех сил боролся с искушением согласиться и пойти на поводу у Саши.

– Мне надо найти только ответ на один вопрос, почему душа умершей женщины так привязана к земле, что просит моей помощи?

– То есть ты не знаешь причину, почему душа не уходит с земли?

– Знаю. Их не так много, как кажется. Первая и самая весомая – когда человек внезапно умирает, не попросив прощения. Притом прощения не в целом, мол, простите меня, а у конкретного человека за конкретный тяжкий проступок. За свершенный перед ним грех. И мне надо найти Кристину, чтобы попросить прощения от имени той женщины, чья душа застряла между мирами.

– Саша, давай поговорим с Игорем.

– Игорь не поможет. Я же тебе говорю, что помочь можешь только ты, применив методику.

– Нет.

– Если ты мне откажешь, я найду другого психотерапевта, и он согласится.

– Это шантаж. Глупая затея и глупый шантаж.

Степанков грузно опустился в кресло и посмотрел на Сашу. Он смотрел так, как обычно смотрят мудрые родители на своих относительно умных, в силу юного возраста, детей.

– …Но не факт, что я не попаду к какому-нибудь шарлатану-самоучке. Сам знаешь, что лицензию на частную практику получить сейчас не проблема. Мозги у меня съедут набекрень, а ты потом будешь жить с чувством вины. И я тебе буду сниться каждую ночь.

– Насчет мозгов я не спорю, могут съехать. – Степанков шутки не разделял и оставался по-прежнему серьезен. – Ты даже себе отчет не отдаешь, какие могут быть последствия. Я применяю эту методику крайне редко, когда по состоянию здоровья пациенту хуже не будет. В основном это онкобольные. Но… Саша, ты не представляешь, насколько это страшно.

– Степанков, я знаю. Читала. Я наводила справки, кроме тебя, никто не владеет так хорошо этой методикой, – совсем тихо добавила Саша.

– Она читала! Она справки наводила! – Степанков поднялся с кресла, прошелся по кабинету, зацепив рукой ветку какого-то экзотического дерева, за которым разрешалось ухаживать единственному человеку в коллективе – новой «ассистентке». И из-за этого мельтешения перед глазами Саша вдруг поняла, что Степанков не на шутку обеспокоен.

Может, надо было как-то иначе подвести Степанкова к этому вопросу? Саша открыла сумочку и достала несколько фотографий.

– Смотри, как по мне, фотография удачная.

Саша говорила это так буднично, словно Степанков согласился на сеанс и теперь должен сам выбрать фотографию девочки.

– Глаза хорошо видны. Посмотри еще, может, тебе другая подойдет?

На Степанкова смотрела девочка лет трех. Смешные тоненькие косички. Дальше несколько фотографий запечатлели Настю-первоклассницу. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы не понять, насколько девочка счастлива. Еще одна фотография, где Настя с бабушкой. Рассмотрев фотографии, Степанков сложил их в стопочку и молча протянул обратно Саше.

– Ладно. Нет так нет. Я пошла. Может, ты и прав. Поеду домой, приготовлю Стрельникову обед.

Саша легонько коснулась губами гладко выбритой щеки Степанкова и, бросив фотографии в сумочку, не прощаясь, направилась к двери.