Текст книги "Першинский дневник. Повесть / рассказы"

11 августа 2010 года

Впрочем, через час будет двенадцатое. Ему стало легче. Слава Богу. Ветер? Дождь? Какой-то шум снаружи… Не пойму.

Машка хвасталась перед братом Виталием – читала алфавит и слоги. Полгода не занималась с ней, думала – забыла все. Нет, помнит! Честно говоря, даже меня удивила. Алфавит без запинки прочитала, со слогами чуть сложнее было поначалу, потом встряхнулась, и пошло гладко. Молодец у меня девочка. Хороший ребенок.

Надо видеть, как Машка на коленях у брата Виталия сидит – прижимается к нему, глаза большие-большие, восторженные, не шевелится, даже, по-моему, дышит через раз. Такое это для нее счастье. Любит она его. И он ее любит.

Однажды, в такой же тихий, спокойный вечер, брат Виталий сказал:

– Ну, пусть кто-нибудь скажет, что это не мой ребенок.

Машка обнимала брата Виталия, он гладил ее по спине, а я чувствовала себя самой счастливой на свете.

И за что Господь мне такие авансы дает? Как расплачиваться буду? Не представляю.

***

(Из интервью, 2016 г.): С дочкой было по-разному. Очень многое зависело от моей загруженности и настроения брата Виталия. Большую часть времени девочка была предоставлена самой себе. Она могла сколько угодно гулять и делать все, что не входило в зону строгих запретов. Но не дай бог ей было нарушить хотя бы один из них! Наказывала ее не я – брат Виталий. Он брал толстый провод и бил ее по ногам и спине. А я смотрела на это и никак не могла вмешаться. Потому что «послушание превыше поста и молитвы».

Да, мне трудно это произносить. Вспоминать это трудно. И особенно трудно себя за это простить.

12 августа 2010 года

Ночь. Через 10 минут – полночь. Устала до дрожи в коленках – сегодня мы с Женей на хозяйстве одни.

Объясните мне, почему у возбужденного кота текут слюни? Ну, всю уже обслюнявил, ирод! О, палец лижет теперь… А печатать как?

31 августа 2010 года

Вот и последний день лета. Добро пожаловать в осень. А там и до зимы рукой подать.

Думаю: а я ведь изменилась! Ой, как я здорово здесь изменилась! И Машка тоже меняется. Спокойная, послушная, умная девочка. Между прочим, уже маленькие тексты читает. А ведь ей в марте только пять лет будет. И молитвы знает: «Отче наш», «Богородица, дево, радуйся» и Иисусову.

Ладно, меня Надя зовет, нужно рыбу для супа из морозилки достать. Может, потом допишу как-нибудь. Впрочем, обещать ничего не буду: что-то мне больше писать не хочется. Будто не о чем стало. Хотя событий по-прежнему происходит много, но все суета. А о дельном писать пока не готова – слишком личное. Да и опасно это…

15 сентября 2010 года

Пишу все реже. Стала бояться дать повод тщеславию и гордыне. Напишу плохо – зачем писала? Напишу хорошо – буду думать, какая я молодец и умница. И прямым ходом – в грязь.

О, как это трудно! До невозможности, до слез, до отчаяния. Хотя и в отчаяние скатываться нельзя. Тормозишь на полном ходу – стоп! Господи, помилуй. Помилуй, Господи! Песок из-под ног сыпется. Вот-вот рухнешь. Тихонечко, тихонечко отползаешь от края пропасти. Вот, пронесло вроде. И тут же – новая бездна: «А у меня получилось! А какая я молодец!»…

Как побороть вот это?! Как перестать видеть то, чего нет – свои «достижения»? И всю себя направить на расчистку навоза – мерзости своей?..

Гордость – это мой бич. Не столько блуд, сколько гордость. Гордыня. Она настолько въелась в меня, что стала казаться неотъемлемой частью, сущностью. Но это не так. Слава Богу, это не так.

Осуждение. Дочь гордыни. Кто я такая, чтобы судить? А я осмеливаюсь. Сама себе даю право навешивать ярлыки и «пророчить». Но кто я такая?..

Никто.

22 сентября 2010 года

Пятый месяц я здесь. Пятый месяц со мной каждый день что-нибудь происходит. Это что-нибудь ежедневно отдаляет меня от прошлого: событий, людей, мыслей, чувств. Пятый месяц я превращаюсь в себя другую, совершенно чужую в своей той, прежней, жизни.

Становится все труднее общаться с «внешними». Старые друзья звонят все реже и реже: их стала пугать моя категоричность. Впрочем, категоричной я была и раньше, это свойственно моей натуре. Но тогда моя позиция вполне сочеталась с их представлениями о мироустройстве, и нам было комфортно друг с другом. Сейчас по-другому. Я пошла слишком вразрез и слишком уж очевидно. Это не очень приятно.

Поразительно: мы дожили до того, что православие стали считать сектой.

«Ну как же, они молятся перед едой!»

«Их заставляют ходить в платочках!»

«Они исповедуются чуть ли не каждый месяц!»

«Они постятся!»

«Они запрещают ей выезжать за пределы их территории!»

«Бедная девочка, ее надо срочно спасать!»

И куда спасать? Надо вернуть ее в прежнее русло – там ей вполне самое место. Пусть гонит пургу по телевизору, пишет низкопробную беллетристику и услаждает зажиточных москалей – это ее, это то, что ей нужно. В жизни этой девочки не должно быть места для Бога, Церкви, трудолюбия и морали. Зачем? О, какой невыносимой я становлюсь!

Бедные, бедные… Мама – родная, любимая моя мама. Она все еще читает ту самую книжку, «Как победить гордыню». Вот уже пятый год. Ей кажется, что в ее жизни все замечательно, все прекрасно. Сын снова подарил ей роскошную шубу. И, может быть, следующим летом она полетит отдыхать на Кубу.

Когда я заикаюсь о борьбе с помыслами, своей, разумеется – Боже упаси намекнуть, что с ее помыслами что-то не в порядке – маму начинает мутить.

«Опять ты со своими нравоучениями лезешь!» Ей непонятно, как можно буквально сходить с ума от чувства невозможности превозмочь грех осуждения. А для меня это камень преткновения, один из множеств: ну вот как не осудить никого хотя бы день?

Мы же обычно не замечаем, как мысль влетает: «Да как он мог?! Вот дура какая-то, это же очевидно! Ха, баран, надеется еще на что-то… Она все равно не поймет… Это не для нее… Он не такой…» Ведь все это и есть осуждение! Мы берем на себя право судить и присуждать всем подряд ярлыки. Да кто я такая-то?!

Сама – слепыш от рождения, да еще и полжизни осознанно с повязкой на глазах ходила, и – сужу. И ведь чем башка забита! Вся голова ярлыками завалена!

Так вот для меня это сейчас проблема вселенского масштаба. А мои «внешние» друзья и родные думают, что девочка «того». Может, и правда – «того». Уж точно мое поведение не вписывается в рамки нормального. Нормально ведь как? Поржать, пожрать и поспать. Вот это – нормально. И не дай боже задуматься о смысле жизни или еще чем-нибудь «умном». На нормальном жаргоне это будет называться – «загрузиться». А это уже ненормально.

Вообще, вдумайтесь только, пожалуйста! – думать становится ненормально! Не вести мысленно ежедневник текущих дел, нет. Думание – это процесс мучительный, творческий, цель которого – мыследелание. На основе анализа жизненного опыта и получаемой информации под призмой чувства правды (которое есть у всех, но не все хотят слушать его) создаются устойчивые ясные мысли, которые затем складываются в общую копилку под названием мировоззрение.

Я сейчас сложные вещи пишу, наверное. Вы простите меня – снова невольно влезает превозношение: «А я-то вышла оттуда! Я-то крутая! Я-то смогла!»

Ничего я не смогла. За шкирку выдернули, встряхнули, дали возможность посмотреть, как может быть по-другому – так я еще и сопротивляюсь периодически! Обратно в болотце рвусь! Дурочка… какая же я еще дурочка!..

***

(Из интервью, 2016 г.): Меня спасали книги. У брата Виталия была шикарная библиотека – полки были заставлены творениями святых отцов. И я читала. Ночью, утром, когда можно было еще поспать – лишала себя часа сна, только бы урвать еще толику столь нужной мне информации. Тогда я открыла Игнатия Брянчанинова. Его талант, его мощь захлестнули меня с головой. Вот это сила!.. Я была поражена и никак не могла найти ответ на вопрос: почему мирской человек ничего не знает об этом величайшем таланте?

Но чем больше я знакомилась со святоотеческим опытом, тем больше вопросов у меня возникало к тому, что вокруг меня происходит. От меня требовали безусловное послушание. Но вот я открывала святителя и видела в его текстах грозное предостережение желающим двигаться по этой стезе.

Разумеется, я задавала вопросы. Но вместо ответов мне просто запретили читать.

25 сентября 2010 года

Осень. Ночи все холоднее, лес редеет и покрывается желтыми листьями. Немного грустно. Прошло лето, прошло.

Сегодня ко мне приезжала Юлька, старая «боевая» подруга, с которой я не виделась года полтора. В общем, практически не изменилась, все такая же: деятельная, красивая, самоуверенная. Когда-то мы были очень похожи. Были близки. А сейчас… все изменилось. Мне сложно облечь в слова, то, что со мной происходит: все это надо испытывать самому, чтобы понять, о чем идет речь, хотя бы приблизительно.

Ну, как я объясню на словах, что такое благодать? Как описать звон колокола внутри себя при чтении покаянного канона? Звон, длящийся одним словом: «Гос-по-дииии….» Как объяснить, что такое безмолвие? Абсолютная тишина внутри себя, в которой звучит лишь этот звон-возглас?

Это непередаваемо сладкое чувство. И в такой же степени хрупкое. Стоит подумать: «Это же благодать! Я получила благодать!» – все. Тут же с небес об землю со всей дури. И – ничего. Как и не было. Ну вот как это объяснить человеку, который никогда ничего подобного не испытывал? Человеку, который, наверное, даже не знает о существовании молитвослова и Покаянного канона Андрея Критского? Как?

Некоторое время назад я очень болезненно относилась к тому, что пока из всех моих друзей и знакомых к православию подошла я одна. Мне очень хотелось рассказать, что это такое – православие и что значит быть православным. Мне хотелось объяснить, чем грозит жизнь вслепую, без веры.

И вот что получилось: я эмоционально рассказывала, рисовала сочные картинки, как я их себе представляла и вдруг понимала, что все это я рисую лишь для себя одной. Собеседник, если он был таковым перед началом разговора о вере, вдруг переставал быть им и превращался в стенку. Или вату. Все слова, аргументы, факты, эмоции – в топку. Удивительная единодушная глухота. И ладно бы, я в секту хотела бы затащить какую-нибудь или какой-то корыстный интерес имела. Речь идет об исконной русской вере! Вере, которая создала Русь!..

***

Кто помнит, что наш народ – народ православный? Кто помнит, что православие – это определение русского народа? Православие определяет народ и каждого относящего себя к нему. И не может быть в России другой идеи, кроме православной. Кто знает об этом?

Нас лишили гордости за свою Родину. Мы забыли значение своей страны, забыли свое собственное предназначение. Мы – народ-богоносец, хранители неиспорченного ересью учения о Христе, наследники Константинополя. И что осталось от нас?

Скорлупка.

7 октября 2010 года

Я труп. Ну, или около того. Болит все. Абсолютно. Как сказал бы сейчас брат Виталий: «Мышцы вспомнили, что они есть». О, да. Еще как вспомнили!.. Сил нет писать. Хотела, но – не могу. Спать, спать, спать…

***

(Из интервью, 2016 г.): Помогать мне в чем-либо было запрещено. На глазах мужиков я таскала огромные 20-литровые канистры (по одной в каждой руке) и боже упаси было кому-нибудь предложить свою помощь! Таким образом Виталий лепил из меня «бой-бабу» и смирял мою плоть. Когда я рассказала об этом нашей общей знакомой, врачу-неврологу, она тут же позвонила ему (дело было при мне) и почти закричала в трубку: «Ты в своем уме! Это же женщина! Она же погибнуть могла!» На что брат Виталий спокойно ответил: «Ну ведь не сдохла же».

15 октября 2010 года

Ну вот. Я адекватна. Мысли. Мысли, мысли… лезут в голову, требуют. Нужно записать. Что ж, пока есть мизер времени – попробую перенести хоть что-то.

+++

Нация – это не кровь. Нация – это дух.

+++

Сначала из нас вытравливали, выжигали все святое, а теперь в образовавшуюся дыру сливают всю мистическую дрянь. Организаторов можно поздравить: еще чуть-чуть, и «христианин» ничем не будет отличаться от ламаиста. Напомню, что «христианская» книга «Диагностика кармы» уже давно есть.

+++

Я – отпрыск своего времени. Времени вне нравственности и морали. Они еще есть формально, но смысла и значения их уже нет.

+++

Нравственность вне Бога лишена смысла.

+++

Верующий человек неудобен. Патриот – камень, мешающийся под ногами. Зачем знать историю? Зачем думать? Зачем любить? Ага, любовь уже отождествили с актом совокупления.

+++

Партнеры. Обратите внимание: не муж и жена, и даже, на худой конец, не любовники. Партнеры.

Ребенка сделали сами или с помощью пробирки, ЭКО, так называемое. Для чего?

«Чтобы было, кому передать дело, наследство, квартиру и т.д.».

«Чтобы в старости помогал».

«Чтобы муж не изменял, не ушел, не запил, бросил пить, курить, колоться…»

«Чтобы не было скучно».

Ребенка – личность, человека по образу и подобию Божию с момента зачатия – превратили в затычку. Решение всех проблем. Захотели – завели. Захотели – вытравили. Сейчас это совсем просто: есть постинор.

+++

«Беззакония свои аз возвещу и о грехе своем аз попекуся». Это Давид пел в пятидесятом псалме.

Мало исповедовать. Искупать нужно.

«Как искупить аборт?»

«Воспитать трех сирот или остановить от аборта семь женщин».

Грех висит до седьмого колена. Я – всего лишь второе. Может, поэтому так много детей на улице и в приютах?.. Скольким из нас – искупать?..

+++

Нельзя быть православным теоретически. Православие – не религия. Православие – образ мыслей.

Православие – единственная вера из всех, требующая подтверждения всей жизнью человека. «Вера без дел мертва».

Быть православным – крайне трудно. Крестик нацепить легко – а каково крест тащить? Православный (такой, каким он должен быть) уподобляется Христу.

Две тысячи лет назад нам показали, как надо. Бог воплотился в человеке, чтобы мы смогли за ним пройти в узенькие врата спасения нашего. Шаг в шаг. Я не могу назвать себя православной. Слава Богу, только повернулась лицом к нему. Чуть-чуть.

15 ноября 2010 года

Седьмой месяц в Першино. Погода – удивительная, в ноябре я такого не помню: ясно, безветренно, тепло. Наташка вот с поля свежие листья земляники принесла, снова пошли грибы.

Снова мысли. Записывать не получается – полно дел, да и брат Виталий особо смотрит, чтобы девочка не увлекалась… Добегаю урывками, да и то – чтобы посидеть на форуме. Втихаря.

Полтора часа с козами гуляла. Устала. Они теперь, конечно, другими стали: послушные, спокойные… Я у них мамка. От меня ни на шаг: знай себе, ходи впереди, да время от времени покрикивай: «Козь, козь, козь, козь, козь….» Нет, не могу писать. Слабость.

22 ноября 2010 года

А расскажу я вам историю. Да не простую, а интересную. Брат Виталий сегодня рассказывал, и сильно мне в память запало.

Краткая историческая справка.

Евфросинья – внучка князя Владимира Красное Солнышко (того самого, который Русь крестил). Приняла монашеский постриг. В 1173 году умерла. Ее мощи хранятся в Полоцком монастыре (который она и основала). Мощи нетленные. Даже суставы мягкие. Кожные покровы сохранились. Только веки срослись. Но это не суть.

Сохранилась ее келья. Она находится достаточно высоко, по ступеням забираться нужно (если не ошибаюсь, ступеней 24). Так вот, человек маловерный или со смертными грехами не может подняться по этой лестнице и, соответственно, не может войти в комнату, где жила Евфросинья.

Теперь сама история, собственно.

Был у Виталия один знакомый… верующий, православный. Но вот так получилось, что он заболел раком и как-то уж очень стремительно этот рак развивался. Человек угасал на глазах.

Тем не менее, он был богат и влиятелен. К нему даже телохранители прикреплены были. Знаете, два таких здоровенных шкафа с полным минусом в башке…

Так вот, приехал этот человек к Виталию (он тогда при этом монастыре киоты для икон делал – по металлу чеканил). Зашел разговор о келье матушки Евфросиньи. Брат Виталий предложил этому человеку подняться туда и помолиться об исцелении (у самого Виталия было такое благословение, и он мог там проводить довольно много времени в размышлениях и молитве).

Человек согласился, но тут один из телохранителей сказал, что все это лабудень, и ни в какие такие сказки он не верит, потому что этого не может быть, и т.д., и т. п.

Тогда Виталий предложил ему самому подняться в эту комнату. На спор, разумеется. Если бы «шкаф» смог войти в келью, тогда брат Виталий должен был взять на себя заботу об умирающем от рака до конца его дней. А если нет – тогда эту заботу должен был взять на себя телохранитель.

Ну, подошли к этому месту. Брат Виталий, как обычно, бегом взлетел (24 ступеньки – это же совсем немного, правда же?). Смотрит – а «шкаф» чего-то на третьей ступеньке замер. И не идет дальше.

– Ну, чего ты? Иди давай! – позвал он. Даже руку протянул… Только тот почему-то в обратную сторону ломанулся… Что он там увидел? Почему не смог дальше пройти? Он ничего не сказал.

Впрочем, слово сдержал: до самой смерти нянькой был умирающему от рака.

Как сейчас сложилась судьба этого телохранителя, остался ли он верен православию, да и вообще – воцерковился ли, мы не знаем. Но факт есть факт.

Вот такая история.

***

(Из интервью, 2016 г.): Мне нравилось слушать истории брата Виталия. В них он представлялся таким, каким должен был быть здесь и сейчас, но, к сожалению, не был: искренне верующим, мудрым, любящим, добрым, смиренным. Не знаю, насколько были правдивы его рассказы… не знаю.

12 декабря 2010 года

Восьмой месяц. Першино. Нет Интернета – есть возможность ощутить Бога. Зависимость для меня прямая.

Блоги, форумы, вечные споры – все это пустое, отвлеченное, и истощает. К чему мне что-то кому-то доказывать? Пусть живут, как живут. Как могут. Не в моей воле и не в моем праве что-то изменить. Все, что у меня есть – это упование на Волю Божию. И возможность выбора до последней секунды. Странно. Какое спокойствие…

10 февраля 2011 года

Время идет. С третьего февраля начал отсчет 10-й месяц моего пребывания на ферме. Огромный срок для меня! Недавно, правда, в очередной раз собралась было уехать. Всему виной – разногласия с нашей рабочей, женщиной по имени Надюха. Наверное, мне не стоит ее так называть. Все-таки, женщине 47 лет. Но я привыкла. Да и любое другое имя плохо увязывается с ее характером.

Как-то давно она спросила меня:

– А почему ты меня не любишь?

Я поперхнулась.

– Видишь ли, в тебе есть те недостатки, которые я не люблю сама в себе.

Сказала – и поразилась: насколько точной оказалась наспех придуманная формулировка! Мы одинаковые при всей своей непохожести. Обе вспыльчивые. Обе гордые.

Наташа, полгода спустя, вдруг уехала в Барнаул с нашим новым «работничком», Юрой номер два. Моя милая, любимая сестра Наташа… За полгода она стала родной. Никого не было ближе из женщин. Благородная, чистая, светлая… Уехала.

Любаша… первое время она мне помогла очень. Сколько я ей в жилетку ревела! Утешала, подбадривала, не давала скатиться в отчаяние… Вдруг – ушла. Мы проработали с ней всего месяц. Для меня ее уход был тяжелым ударом, перенести который помогла только пришедшая Ната.

А с Надей мы были на ножах еще до моего приезда. С того самого дня, как брат Виталий сообщил рабочим о моем прибытии и планируемой роли. Чужая!

Несколько дней она просто не разговаривала со мной. Потом – через силу, сквозь зубы. Немного полегче стало после ухода Сергея Пластовского – «засланного казачка». Долгая и темная история связана с этим мальчиком. Но, слава Богу, все тайное вовремя стало явным. Ушел. Пластовский был главным моим недоброжелателем. Сейчас он говорит, что это я его «выжила», что я «сожрала» его. Все окрестные деревни знают, что я – «стерва». Мне это выгодно. И брату Виталию тоже. По крайней мере, шелупонь к нам не особо суется.

Юрка первый ушел. И второй вместе с Наташей – тоже ушли. Пропали. Ушли все.

А Надя осталась. Человек, на которого мы меньше всего рассчитывали. Человек, который за всю свою работу косяков наделал больше, чем все здесь работавшие вместе взятые, – остался. День, когда брат Виталий не орет на Надю – редкий. День, когда мы с Надей не сцепимся по какому-либо вопросу – еще реже. А она остается. Все-таки остается. Почему?

«Она твое зеркало, – говорит мне внутренний голос. – Пока ты не изменишься, она будет здесь, и она будет такой, какая она сейчас. Изменишься ты, изменится отражение в зеркале. Или исчезнет».

Надя – барометр моего духовного состояния. По ней можно судить, в насколько плачевном состоянии я нахожусь. Когда поняла, стало проще.