Текст книги "Першинский дневник. Повесть / рассказы"

«Блажен, иже и скоты милует»

Шопенгауэр как-то сказал: «Чем больше я узнаю людей, тем больше мне нравятся собаки». Ничего не скажешь – великий философ был: понимал, что к чему.

Для меня отношение к животным – показатель человечности в человеке. Можно сколько угодно бить себя в грудь и на каждом углу талдонить о своей любви к ближнему, милосердии и жизни по заповедям, но если ты способен обидеть собаку – грош тебе цена как верующему христианину, да и просто, как человеку. Меня, кстати, всегда удивляло такое откровенно потребительское и безнравственное отношение к животным в православных монастырях. Может, и не везде так, но там, где мне «посчастливилось» побывать – дела обстояли именно таким образом.

А как же «блажен, иже и скоты милует»? Или если тварь бессловесная, то и боли не чувствует, и страдания ей не знакомы?

В 2010 году был у меня спор по этому поводу с одним таким «православным». В кавычки беру сознательно, чтобы было понятно истинное положение вещей. Под присмотром этого человека находилось очень много разных животных, и все они в разной степени были несчастны. Кошки, собаки, перепелки, козы, лошади, гуси… ну очень много. Этот человек утверждал, что душа животного смертна и распадается вместе с телом. Собака не наследует рай, потому что она тварь бессловесная, и ей не положено.

«Ну, хорошо, – говорю ему я. – Но какой тогда смысл в том, чтобы давать животному чувства? Посмотри в глаза Даны (прим.: самый скорбный в мире алабай). Ради чего вся эта скорбь, если в конце нет никакого утешения? А ведь у нее нет выбора, как у человека. Дана не может изменить свою жизнь, не может покаяться, она вообще ничего не может! И даже если она вдруг тебя загрызет – это не ее воля будет, а Божия, и она в этой ситуации сработает как слепой инструмент. Но инструмент, у которого есть скорбящее, израненное сердце. Зачем ей оно, если в конце ничего нет, и вся боль ее – боль пустая, бездарная, лишенная всякого смысла?..»

Главный вопрос – зачем?

Отец Владимир не любил, когда я задавала вопросы. И особенно не любил, когда я спрашивала: «Зачем?».

«Тебе о спасении души думать нужно, а не о том, что происходит с животными после смерти. Богу виднее, а у тебя дела поважнее есть».

Но, извините, я с этими животными каждый день вынуждена общаться! И не получалось у меня, как у уголовника Юры, хладнокровно наблюдать за дракой полуголодных козлят у корыта с жижей, которую язык не поворачивался мешанкой назвать. Я смотрела на это все и упорно отказывалась понимать, как можно спасти свою душу, истязая тех, за кого нам положено быть в ответе. Как можно?

«Но ведь они живые!»

Помнится, этот мой возглас произвел на батюшку огромное впечатление. А для меня это была всего лишь реальность.

«Ты горожанка, тебе не понять,» – снисходительно говаривал брат Виталий. Тот самый, с кем спорила до хрипоты. А потом брал огромную палку и шел на «беседу» с обезумевшим от боли и страха, скованным цепью, козлом. Брат Виталий избивал его почти ежедневно.

«Чтобы знал, кто в доме хозяин,» – назидательно говорил он мне.

Я бегала к Шейху украдкой, таскала ему куски хлеба и, пока не видит никто, чесала бороду и за ухом. Шейх фыркал и жмурил глаза. И благодарно вылизывал руки.

Но как-то случилось, что он сорвался с цепи. Мы с работницей Ташей закончили кормление перепелок и уже подходили к выходу из ангара, когда вдруг почувствовали, что кто-то идет. Обернулись – за нами Шейх. Без цепи он как-то сразу показался еще более черным, огромным и злым. Глаза «на шарнирах» крутились в разные стороны, он пыхтел и сопел, и в целом, впечатление производил весьма устрашающее. Но он так ничего и не сделал. Только ступил на шаг ближе, пригнул голову и зажмурил глаза. Ждал моих почесушек. Я не успела. В ангар влетел брат Виталий, все с той же жердью наперевес.

Но в этот раз избиения не случилось. Шейх был свободен, борьба разворачивалась на равных. И я болела за Шейха. Он вдавливал человека в стену изо всех сил. Я знала: если ему удастся зажать между рогами, одного резкого движения головой будет достаточно, чтобы сломать пару ребер. Я почти физически ощущала всю ненависть и всю злобу, скопившиеся в Шейхе за год издевательств. Он мстил расчетливо и разумно.

И все-таки он не смог. На помощь брату Виталию прибежал старый монастырский послушник Женька. Он накинул цепь на козла, спутал ноги и повалил.

…Когда его били – в очередной раз и с особым остервенением – Шейх не пытался сопротивляться. Он только смотрел своими глазами-шарнирами, смотрел неотрывно и вопросительно – на меня.

Москва, 2016 г.

О спасении души

Сегодня, прогуливаясь в парке, я вспомнила один интересный диалог с управляющим фермой одного из монастырей Ярославской области. Не спрашивайте меня, как звали того мужичка – я не помню. Хотя и несла послушание под его началом аж целых 3 месяца. Тема разговора была все та же – о спасении. Души, разумеется.

Вообще, в этом вопросе, как я заметила, кто во что горазд. Кто-то считает, что для спасения души достаточно выбросить паспорт, отказаться от ИНН и сжечь медицинский полис, кто-то не жалеет свой лоб, страстно желая приобщиться к святым угодникам, и при этом флегматично плюет с высокой колокольни и на дальних, и на ближних. Разные люди как-то очень по-разному определяют для себя этот процесс. Вот и наш управляющий решил отличиться.

«Трудом спасаемся!» – отрезал он мне. Вот так. Трудом, и ничем больше. Здесь надо бы дать портрет этого дядечки. Трудоголик, конечно, каких поискать. Жилистый, смуглый, усы с проседью… живая картина «Советский председатель». Смысл его жизни – труд. Он им живет, он им дышит. Труд во имя труда – его счастье, его радость, его цель и его средство. Страшно представить, что бы с ним стало, лиши его Господь возможности быть полезным.

Беседуя с ним, я никак не могла отделаться от образа брата Виталия – другого управляющего с другого подворья, под началом которого провела больше полутора лет жизни. Они действительно были похожи. И тот, и другой определили для себя средством спасения труд. Возможно, не будь у меня того опыта жизни, я бы прислушалась к словам нашего трудолюбивого мужичка. Но он у меня был. И я могла возразить.

Действительно, труд спасителен. Но только в одном случае: как результат избытка любви и как способ выражения этой самой любви. Поясню. Человек, не любя тех, за кем ухаживает, может до кровавого пота это делать из любых других побуждений (чувство долга, желание заработать, забота о спасении своей души и т.д.), но любви в душе ему это никак не прибавит. Скорее, наоборот. Врач, который не любит своих пациентов, очень быстро превращается в палача. Даже если ему самому и окружающим кажется, что все остается, как прежде.

Труд всегда должен быть следствием, и никогда он не станет причиной. Ты любишь свою собаку, и потому ты готов вставать ради нее в 7 утра ежедневно. И прогулка доставит удовольствие вам обоим. И вернетесь с нее обновленными, с легкостью и радостью на душе. А попробуй-ка сделать это, когда ты не любишь ее. Конечно, долг позовет, и ты встанешь, и выйдешь, и выгуляешь. Но каким ты вернешься назад?..

Важно понять одну очень простую вещь: для человека спасительно все, что ведет к накоплению светлых эмоций в его душе. Накоплению, а не растрачиванию. Когда мы делаем что-то за счет старых запасов любви – это уже не спасительно. Какое-то время мы можем не замечать, что влезли в трясину, но потом, внезапно обнаружив себя в самом центре болота, очень сложно бывает выбраться из него. Отсюда депрессии, рак и самоубийства.

Никогда нельзя делать то, что убивает, вытравливает любовь в нашей душе. Парализованный человек, не способный к труду и к участию в церковных богослужениях, прекрасно может спастись, если найдет в себе силы не растратить запасы веры, любви и надежды.

В том же монастыре мне посчастливилось познакомиться с матушкой Евфросиньей. Вся нижняя половина ее тела была парализована, и в общем-то, она уже умирала. Но знали бы вы, как светилось ее лицо!.. Она стала для меня образцом того, как надо выглядеть перед смертью. Накануне ухода в вечность любви в душе должно быть так много, чтобы она буквально сочилась из вас. И тогда вашей смерти будут завидовать.

И вот ее жизнь: она фантастически, невероятно любила детей и русский язык. Она была (да, была; умерла через несколько месяцев после нашего с ней знакомства) тем самым учителем, про которых принято говорить: «От Бога». Преподавала до конца своих дней. Ребята, ученики, при жизни матушки дневали и ночевали у нее в келье, а когда умерла, горько плакали у ее креста. Можете быть уверены, среди них не было и не будет ни одного безграмотного человека.

Место каждого в жизни определяет то, что способно привести к увеличению любви в его душе. Долг – понятие социальное, а не божественное. Помните знаменитую пословицу: «Что русскому хорошо, то немцу смерть»? Она как нельзя лучше передает суть написанного. Что приводит к увеличению любви в душе одного человека, то может уничтожить ее в другом. Нет здесь единого рецепта, каждый идет своим путем. И очень важно успеть понять эту очень простую вещь до того, как будет совсем-совсем поздно.

Москва, 2016 г.

О любви

Митрополит Антоний Сурожский говорил, что слово «любовь» по своему значению очень близко понятию «свобода». Особенно это заметно при анализе истоков английского и немецкого языков. Пожалуй, я приведу эту цитату полностью:

«На санскритском языке корень, который дал freedom, Freiheit и соответствующие слова германского корня, значит „любить“ и „быть любимым“, а как существительное оно значит „мой любимый“, „моя любимая“. И тут можно дивиться, какое изумительное прозрение было у людей в глубокой древности. Они увидели свободу как предельное проявление любви, взаимной любви, которая стремится к тому, чтобы другой вырос в полную меру своего бытия, стремится никаким образом не ограничить этот рост, ничем его не изуродовать, не стеснить. Это отношение к другому как к любимому, ради которого – и это слово евангельское – я готов положить свою жизнь (Ин 15:13). А „положить жизнь“ не всегда значит „умереть“, это порой значит – годами жить для того, чтобы другой мог вырасти в полную меру своего величия, своей красоты, своей святости.»

Помню, как удивилась я, найдя у Сурожского эту параллель несколько лет назад. Но прошло время, и я полностью согласилась с его точкой зрения.

Ни одна другая религия мира не раскрывает понятие любви так широко, так полно и так глубоко, как христианство. И это не желание принизить другие религии, а голый, неоспоримый факт. Действительно: в каком еще религиозном источнике, кроме Нового Завета, можно увидеть такие слова:

«Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына своего единородного…»

Здесь ключевое слово: возлюбил.

Апостол Павел совершенно недвусмысленно и однозначно в 1-м Послании к Коринфянам указывает на спасительность любви и на бесполезность всего остального, если любви в душе нет. Послушайте его:

«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий.

Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто.

И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.

Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.

Любовь никогда не перестанет, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.

…А теперь пребывают эти три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше.»

Когда-то я дала определение тому, что такое любовь. Вернее, оно само пришло мне на ум после внимательного прочтения Книги Бытия и анализа толкований к нему Ефрема Сирина и Иоанна Златоуста. Я напомню этот фрагмент.

Перед тем как к Адаму привести Еву, Господь велел ему заняться большим творческим делом: нужно было дать имена всем животным. Каждое животное подходило к Адаму, и он давал ему имя. Звучало это примерно так:

«Это ласточка. Это не я,» – говорил Адам птице и подзывал следующую тварь.

«Это медведь. Это не я».

«Это обезьяна. Это не я».

«Это слон. Это не я».

И так продолжалось, пока абсолютно все звери и птицы не прошли мимо человека и не получили каждый свое имя. После этого Бог ввел Адама в глубокий сон, и из его ребра создал Еву. Когда первый мужчина открыл глаза, перед ним стояла первая женщина. И первое, что он сказал, увидев ее, было:

«Это я».

Таким было самое первое признание в любви. Отсюда родилось и определение:

Любовь к другому – это видение в другом самого себя.

Когда, глядя на другого, ты можешь сказать: «Это я». В этом вся суть любви к ближнему и секрет второй части заповеди, без которой невозможно исполнение первой: «Возлюби ближнего, как самого себя».

Адам любил себя и поэтому, увидя самого себя в Еве, смог полюбить и Еву. Интересно, что и после изгнания из рая любовь между ними не прошла и не ослабла. Т.е. она не зависела ни от каких внешних факторов.

***

В 9-м классе я писала курсовую по социальной психологии. Точное название темы уже не помню, что-то такое о взаимоотношениях полов. В работу входило тестирование для учеников с 9 по 11 классы, где им нужно было ответить на ряд вопросов с вариантами ответов и самим написать определения (как они это понимают), что есть любовь, что есть дружба и что есть увлечение. В общей сложности было обработано больше 60-ти анкет.

И знаете, что было самым поразительным? Мы получили больше 60-ти абсолютно разных определений этих понятий! Т.е. у каждого ребенка представления о дружбе, влюбленности и любви были строго индивидуальные. Каждый сам для себя определял эти понятия. По уровню этих определений, по их глубине можно было многое сказать о ценностных ориентирах этих ребят.

Конечно, у подавляющего большинства любовь ассоциировалась с сексом. Особенно это было заметно в анкетах мальчишек. Дружба – когда нет секса. Увлечение – когда есть секс, но нет дружбы. Любовь – когда дружат и спят в одной постели. Это краткое содержание их ответов.

У девочек, разумеется, все было куда романтичнее. Там и боль разлуки, и флюиды страсти, и – самое главное (чего не было ни у кого из парней) – понятие об ответственности! Мы с моим куратором, психологом Лешей, буквально зачитывались их ответами. Некоторым девушкам не хватало места в анкетных листах, и они пришивали к ним тетрадные листики. У мальчиков, наоборот, в опросниках порой оставалось слишком много пустого пространства.

15 лет спустя я снова вернулась к тем же вопросам. Их задавала Тамара Ивановна – 56-летняя женщина, трудница одного из монастырей Ярославской области.

«Ну вот я все понимаю, – говорила она. – Нужно верить, нужно соблюдать правила, ходить в церковь, молиться. Все это понятно. Я чувствую, что это правильно и нужно. И делаю это. Но что значит – любить? Как это – любить? Я не могу понять этого».

Тамара Ивановна – человек казарменного духа. Все должно быть по полочкам и строевым шагом. Фатальная страсть к порядку во всем. В душе это инквизитор. Шаг в сторону – расстрел на месте. И вот она спрашивает у меня, что значит «любить».

С наскока здесь было трудно ответить.

«Мне трудно сказать, что такое любовь, чтобы Вы сразу поняли и главное – приняли это определение, – после минутного размышления начала я. – Но я могу сказать, что ей предшествует, и без чего она невозможна».

Предшествует любви всегда жалость. Жалеть проще, чем любить. В жалости человек как бы приподнимается, возвышается. Это льстит его самолюбию, подпитывает его гордость и, возможно, тщеславие. Чувство жалости – это всегда понимание того факта, что кому-то хуже, чем тебе. Чувство шаткое, опасное, но без него зарождение любви в душе невозможно. Это первый шаг. Именно жалость быстрее других эмоций способна растопить лед в холодном бесчувственном сердце.

«Чтобы приблизиться к пониманию того, что есть любовь, Вам нужно научиться жалеть тех, кто находится в худшем положении, чем Вы. Таких очень много, даже искать не нужно. Достаточно открыть глаза и внимательно посмотреть по сторонам».

Жалость порождает желание помочь. И нужно помогать. Не раздумывая, ни в коем случае не подвергая анализу «полезно – не полезно; выгодно – не выгодно; спасительно – не спасительно». Жалко человека, хочешь и можешь ему помочь – помоги. Не рассуждая. Любое рассуждение приведет к охлаждению пыла. Остывший пыл заглушит жалость. И вместо приближения к любви, мы от нее отдалимся.

Но если помочь слепо, не глядя, не задумываясь, не рассчитывая на последующую благодарность (это важно!)? Что будет тогда?

А будет радость. Не восторженная, не ребяческая. Радость тихая, умиротворенная. Здесь тоже тонкий момент – нужно отсекать все мысли без исключения, смысл которых сводится к тому, что «какой я молодец, помог тому человеку». Эти мысли способны убить все достижения и уничтожить любовь, даже на дав ей возможности распуститься.

Вот та самая тихая радость – это и есть ростки любви в нашей душе. Как определить, что душа человека живая? По радости. Любовь без радости невозможна. Радость – ведущая эмоция любящего человека.

На трех китах любовь держится. Первый кит – сострадание. Сострадание выше жалости. Потому что в жалости ты возвышаешься над человеком, а в сострадании – нисходишь до его скорби.

Второй кит – смирение. Не подобострастие, не смиренничество. Ни в коем случае! Смирение – это контроль над гордыней и согласие с волей Божией. В смирении заключена вся мощь силы воли. Ты добровольно и с радостью (!) отказываешься от блага для самого себя во имя блага того, кто нуждается в этом больше. Только любящий человек способен на этот подвиг.

Третий кит – прощение. Трудно любить обидчивому и злопамятному человеку. Да что там трудно – обида закрывает кислород радости и даже жалости не дает хода. Никакой возможности для любви нет. Пустыня и холод – вот что такое душа человека, который не умеет прощать.

«Вы понимаете? – завершаю я свое объяснение. – Научитесь жалеть. Это первое и самое легкое, что потребуется от Вас на данном этапе. Попробуйте помочь, не раздумывая, тому, кого пожалели. Не думайте ни о чем! Пусть Ваша правая рука не знает о делах левой. Помогли – и забыли. Зафиксируйте только душевное состояние в этот момент. Зафиксируйте радость. Не глушите ее! И продолжайте делать все то же самое, пока не научитесь состраданию. Сострадание приведет вас к смирению. А смирение научит прощать. Пройдете этот путь, и не заметите, как с ног до головы покрылись любовью».

Москва, 2016 г.