Текст книги "Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск им. Велимира Хлебникова. Выпуск второй"

– Да, – ответила Вера, слегка покраснев. И немедля, как будто кем-то гонимая, внезапно спросила: – А можно я оставлю в формуляре записку?

– Да ради бога! – ответила та. – Оставляйте, если вам это чем-то поможет!

В следующее мгновение, пока библиограф записывала в чужой формуляр случайную книгу, Вера достала из кармана аккуратно сложенную записку и внимательно перечитала безумное послание незнакомцу:

 
Пока люблю, пока тобой дышу,
Я Свет блаженный излучаю,
Во Тьме любимый силуэт ищу,
Зову, от бед оберегаю!
 

Вера Истомина

Проследив, как библиограф с присущим ей безразличием вложила записку в его формуляр и задвинула алфавитную шуфлядку в стол, девушка направилась к выходу.

Через месяц, когда Вера возвращала в библиотеку ненужную ей книгу, она нашла в его читательском формуляре ответ:

Дорогой мой Пашка! Не знаю, с чего начать… Как давно мы друг друга знаем и как сильно я тебя люблю… Расстались, но это не повод для того, чтобы забыть нашу любовь. Когда вспоминаю, как ты смотрел мне в глаза, меня охватывает дрожь какого-то удовольствия. Как приятно думать, знать и вспоминать о том, что я кем-то любима. Паша, ты самый лучший человечек на всём свете, за что я тебя и люблю. Целую тебя крепко, обнимаю и надеюсь, что мы скоро увидимся… Обниму тебя крепко и утону в твоих объятиях… Люблю безумно, больше жизни!!!

Прочитав его ответные строки, Вера неожиданно разрыдалась. Конечно же, она поняла, что молодой человек над ней насмехается. И это глумление девушка восприняла расплатой за ту наивность, с которой она вступила во взрослую жизнь. Однако самым горестным и в то же время противоречивым чувством, перед которым Вера внезапно поникла, было осознание того, что она полюбила просто книжную обложку. И в одно мгновение, всхлипывая от нахлынувших воспоминаний, Вера аккуратно написала внизу листа:

 
Я глупая, а ты – немыслимо умён?
Я сумасшедшая, а ты так осторожен!
В своей судьбе могу зажечь огонь и Свет,
А ты боишься: Тьма тебе всего дороже!
 

Вера Истомина

Библиотекарь по какой-то случайной оплошности вложила формуляр Веры в читательский формуляр Павла, и девушка, уже совсем отчаявшаяся, вскоре нашла в своём библиотечном формуляре его ответ:

Ну и что с того, что я вымотался за сегодняшний день… Я сильно устал, но я счастлив так, как даже не был счастлив шесть лет назад. И пусть никто не знает причину моей радости… Я очень счастлив!!!

Павел Мирский

Оставленная им записка зажгла надежду на встречу. «Он тот, – радостно дрожало её сердце, – который подарит мне новую жизнь… Его зовут Павел…» Однако радость её была слишком поспешной. Теперь она приходила в библиотеку, словно на свидание к далёкому другу, но каждый раз, открывая свой читательский формуляр, она находила там оставленное своё четверостишие:

 
Когда ж ты, милый, наконец, поймёшь,
Что наш с тобою рок извечен?!
Когда ж ты к Богу на поклон придёшь,
Ведь ты судьбой со мной обвенчан?!
 

Вера Истомина

Прошло два года…

Потеряв всякую надежду на ответную переписку, не говоря о желанной встрече, Вера целиком отдалась науке. Получила диплом с отличием, поступила в аспирантуру и с восхищением предвкушала очередные беседы с учёными. Однако она прекрасно понимала, что одной в этом мире ей не выжить. И теперь все её мысли сводились только к одному: рядом с ней должен быть любящий мужчина, заботящийся о ней и понимающий её интересы. Каждый день она с упоением ждала того самого момента, когда появится принц на белом коне и заберёт её в своё королевство. Она искала его везде: в толпе, на вывесках города, на экране телевизора, в газетных киосках, однако чуда так и не произошло, она, как и прежде, коротала время в безликом одиночестве. Всё случилось как-то само собой: пришло то самое нерасторопное время, нашёлся тот единственный и неповторимый, но замуж вышла не по любви, а, как говорят, за первого встречного. Этим браком она прикрылась от своих непутёвых родителей, от братьев, зачатых после пьяного веселья во время угарной ночи, просто сбежала прочь от всего того, что у других называется счастливой и беззаботной жизнью. Никогда не зная истинной материнской ласки, никогда не испытав настоящей отцовской заботы, теперь она знала и видела только этого мужчину, который сейчас назвал себя её мужем. Она не испытывала к нему ничего, кроме благодарности. Несомненно, она понимала и то, что, выйдя замуж, она будет дарить своё тело и принимать ответные ласки не по своему желанию, а по прихоти нелюбимого мужчины. Единственное, в чём она была уверена, так это в том, что справится с этим, так же как и справлялась с гнетущим прошлым своего изувеченного детства.

Прошло много лет…

К тому времени Вера обросла различными званиями и регалиями, но неизменными оставались в ней надежда и тот лучезарный свет, которыми она одаривала всех страждущих. Уже с трудом вспоминалась юность и та нужда, которая в безрассудстве толкнула её на риск;

теперь, а впрочем, как и всегда, свой очередной рабочий день она встречала с лёгкой приветливой улыбкой на лице. И сейчас, именно в ту минуту, когда уже ничего будущее не пророчило, она стояла перед кабинетной вывеской с надписью «Мирский Павел Владленович» и с некой настороженностью всматривалась в каждую её букву.

– Профессор задерживается, – сказала за её спиной секретарь-референт. – Но вы можете пройти в его кабинет, – продолжила она, открывая перед Верой дверь. – Не волнуйтесь, – улыбнулась миловидная девушка, – Павел Владленович к этому очень спокойно относится.

Вера зашла в роскошные апартаменты члена-корреспондента Академии наук. В глаза тут же бросилась дорогая офисная мебель, многообразие сертификатов и дипломов, хаотично позировавших на одной из стен. Однако во всём этом многообразии взор притягивала неброская рамка, внутри которой было начертано четверостишие. Подойдя ближе, Вера побледнела. В этих строках она прочла своё далёкое прошлое, ту надежду, которую она оставила в своей юности среди серости повседневной жизни, ту боль, которая долгое время гасила её уверенность в будущем:

 
Пока люблю, пока тобой дышу,
Я Свет блаженный излучаю,
Во Тьме любимый силуэт ищу,
Зову, от бед оберегаю!
 

Вера Истомина

К горлу подкатил удушающий ком. Едва сдерживая слёзы, Вера вышла из кабинета и, что-то пробормотав приветливой девушке, закрыла за собой дверь приёмной. В каком-то беспамятстве кружила она по лабиринтам Академии наук. Ей хотелось бежать, мчаться, словно отчаявшаяся птица, размахивая крыльями, будто разрезая воздух в клочья. Сердце, которое радужно колотилось в ожидании ответа в той далёкой юности, теперь всхлипывало и, рыдая где-то глубоко внутри, обжигало грудь. «Кем ты была всё это время? – спрашивала она себя. – Игрушкой в чужих руках, а может, случайной прихотью или божьей тварью? – твердила в порыве отчаяния. – Что было в твоей жизни и с чем ты осталась сейчас?.. Кто ты есть?..»

Через неделю, так и не дождавшись визитёра для деловых переговоров, Павел нашёл на своём рабочем столе письмо странного содержания:

Когда смотрю на вас или когда прохожу мимо, даже не взглянув, в мыслях прокручиваются, словно кадры кинофильма, сплошные афоризмы. Например, «Жизнь нужно прожить так, чтобы не было мучительно больно за прожитые годы» или «Жизнь коротка, но в ней есть место как подвигу, так и глупости!» То, о чём я хочу вам повествовать, скорее напоминает глупость, но для женщины это своеобразный подвиг.

Я много думала, а стоит ли совершать подобное, когда предположительно знаешь ответ. Тысячу раз измеряла ту самую заветную ленточку, которую пришлось бы отрезать только один раз, но каждый раз, глядя на вас, чувствуя вас каждой своей клеточкой, понимала, что надо. Надо, может быть, только потому, что просто не имею права это скрывать. Не могу больше умирать от любви долгой и мучительной смертью. Не могу больше дрожать осиновым листом и задыхаться от собственного дыхания при виде вас. Не могу больше смотреть вам вслед и молчать, когда хочется безудержно кричать. Кричать во весь голос от боли и от безысходности, кричать до хрипоты и удушья, кричать, содрогая Землю, и силою небес молить вас о пощаде. Да, я люблю вас! Люблю вас очень сильно и очень серьёзно, люблю вас так, как любят в жизни один только раз, люблю вас всей своей сутью, люблю так, что становится страшно при одной только мысли, что могу однажды просто вас больше никогда не увидеть. Я люблю вас не любовью девочки, которой хочется примерить свадебное платье, я люблю вас как зрелая женщина, которая знает, что будет после того, как белая фата и свадебное платье превратятся в другую одежду – быт и уют.

Но не объяснения в любви боится больше всего мужчина, а желания женщины иметь от него ребёнка. Так знайте же: я действительно хочу от вас ребёнка, крохотное маленькое существо, здоровенького, такого же умненького, как вы, с такой же ослепительной улыбкой. И если после этого вы будете меня избегать, то я приму это и пойму вас правильно. Только сумасшедшая женщина могла признаться в этом мужчине.

Нет, мне не страшно. Самое страшное – видеть смерть человека и понимать, что ты бессилен, а ещё страшнее – оглядываясь назад в прошлое, увидеть там пустоту, бессмысленность всей своей жизни, осознавая, что её предназначение заключалось именно в появлении новой жизни.

Я не боюсь ваших осуждений и насмешек, я знаю достоверно: жизнь коротка. И пусть это будет самой большой глупостью в моей жизни, да только без глупостей не было бы и человечества на Земле.

Такого в вашей жизни никогда не было и вряд ли будет, на подобные поступки способна только сумасшедшая женщина. Я вас люблю!..

С уважением, Вера Степановна

Внезапно раздался звонок внутреннего телефона. Не отрывая взгляда от письма, Павел нажал на кнопку переговорного устройства.

– Павел Владленович, – прозвучал мелодичный голос секретаря приёмной, – заходила Ковалевская. Она оставила на вашем столе какой-то важный документ…

– Я знаю, – прервал её профессор, сжимая в руках лист бумаги.

Отпустив кнопку переговорного устройства, Павел подошёл к стене с галереей своих достижений. «Я знал только одну такую сумасшедшую, – подумал он, вглядываясь в рифмованные строки, висевшие на стене как сожаление о безвозвратной юности. – Её тоже звали Вера…» Но было ли это божественное послание откуда-то извне, или это дьявол искушал его душу? Печать сомнения мгновенно легла на его лицо. С этими мыслями он тут же схватил шариковую ручку и дрожащей рукой, не осознавая всего содеянного, написал ответное письмо.

Адресат ждал недолго. Буквально на следующий день на стол Ковалевской легло письмо, собственноручно подписанное профессором Мирским П. В.:

Хочет ли женщина замуж? Не менее странный вопрос, почти такой же, как «хочет ли действующий профессор Мирский П. В. оставаться в добром здравии?» О подобном вслух не говорят, это обсуждают только в закрытых кулуарах, но все прекрасно знают, что в обоих случаях хочет. Об этом свидетельствует и то письмо, которое каким-то загадочным образом очутилось на моём рабочем столе.

Не знал, что в моём ведомстве процветает бюрократия подобного направления! Наверное, на периферии она принимает несравнимо большие размеры? Например, порой пробиться на приём к местному чиновнику – большая проблема, не говоря уже о невнимании и даже в некотором смысле игнорировании факта самого пребывания на приёме. Что я имею в виду? А имею я в виду следующее: когда чиновник во время беседы с человеком позволяет себе разговаривать по мобильному телефону, просматривать почту, подписывать документацию и лишь иногда, как бы невзначай, переспрашивать: «Так что же у вас за проблема? Ага! Так проблемы же никакой нет! Всё хорошо!» Главное – успокоить человека, а понять эту проблему и принять её как свою, извините, просто нет времени, нужно оперативно подписать очередной протокол или приказ. Да и нужды нет выслушивать чужие беды! Согласен, кляузников немало, скажем, достаточно, но среди них есть и люди, достойные уважения. Люди, мнение которых или рекомендация, причем, заметьте, совершенно бесплатные, не требующие гонораров, порой заслуживают простого внимания и осмысления. Иногда «простой смертный» может подать оригинальную идею о преобразованиях, будь то экономика или же право, и именно это мнение иногда гораздо ценнее и весомее обдуманных, потому что оно является искренним, исходящим от народа. Однако вы не пришли на приём, а оставили мне записку непонятного характера.

Конечно же, я никого не критикую, в том числе и вас. Я не лезу в экономические передряги, не являюсь сторонником политических веяний, я гражданин своей страны и, как все, искренне переживаю за её судьбу, в конце концов, за своё будущее. Однако в одном не могу разобраться и считаю, что могу позволить себе задать такой вопрос. И этот вопрос заключается в следующем: неужели женщина может так сильно хотеть замуж, заранее осознавая, что обрекает себя на пожизненное рабство?!

С уважением, профессор Мирский П. В.

Прочитав послание, Вера вскочила из-за стола и лихорадочно замаячила по кабинету. Дрожащей рукой она подносила к глазам исписанный лист бумаги и внимательно, словно вникая вглубь каждого недосказанного слова, искала в нём ответ, а затем перечитывала ещё раз и ещё, пока перед взором не появился чей-то едва различимый облик. «Тебя назвали Верой, – будто послышалось, – и эта вера постоянно с тобой, она, точно маленький фитиль, теплится в твоей душе и, как некая неугасимая надежда, всё ещё излучает едва видимый свет…»

Вечером того же дня Вера зашла в кабинет Мирского. Ничего не говоря, она взяла с его стола чистый лист бумаги и написала ответ:

 
И вскоре, я надеюсь, ты поймёшь,
Как нелегко быть просто равнодушной.
Осознавать, что ты в любви живёшь,
А кто-то гибнет никому не нужный.
 

Вера Степановна Истомина (Ковалевская)

Не выдавая возмущения, Павел сидел за столом и молча наблюдал за внезапно появившейся женщиной. Семью он так и не создал: ни одна из представительниц слабого пола не соответствовала его запросам. Казалось, ещё не встретилась та, которая предуготовлена ему Богом, а близкие отношения со случайностью он расценивал как нелепые, считал, что подобные связи могут оттолкнуть истинную его судьбу, ту, которой до сих пор бредило его самолюбие. Он по-прежнему жил в надежде, что та самая, ради которой он истлевал все эти годы, найдёт его сама. Постоянная занятость превратила его в незыблемый постамент, и теперь его смыслом жизни, как извечная ноющая рана, оставался неоплаченный долг перед Отечеством. Когда его глаза прильнули к листу бумаги с рифмованными строчками, мужчина неожиданно привстал и в неразделённом удивлении протянул исписанный лист Вере.

– Вы? – испуганно произнёс он. – Ковалевская?

– Когда-то была, – многозначительно улыбнулась Вера. – Теперь снова Истомина.

Блуждая по кругу жизненных перипетий, они были настолько рядом, что казалось, протяни только руки навстречу друг другу и жизнь расцвела бы радужными красками, вдохнула бы в них тот свет, от которого они, будучи несмышлёными подростками, отмахнулись. Павел смотрел на Веру и всё ещё не понимал, почему фортуна сыграла с ним нелепую шутку. Казалось, что кто-то ему нашёптывает в самое ухо: «Это она! Ведь ты её ждал? Она пришла, и это твой последний шанс». И теперь, услышав некий голос откуда-то извне, он не просто смотрел в её пронзительные глаза, он впивался в неё всей своей одинокой сутью, понимая, что это последняя надежда обрести простое человеческое счастье.

За окном давно стемнело, опустели шумные коридоры здания, и только их нежный шёпот, колобродивший в четырёх стенах, создавал некое подобие разговора времени с вечностью…

* * *

Жизнь – бесценное творение, данное каждому человеку с рождением, и неважно, что одним это творение выпадает белой мастью, а другим – чёрной, самое основное – выжить и не сломаться перед одиночеством, перед чёрствостью близких людей, и это желание порой ценнее самых дорогих подарков. И только тот, кто достойно преодолевает все невзгоды, выпавшие на его долю, может гордо называть себя человеком…

Лисичка Олен

Олен Лисичка родился в городе Веймаре Германской Демократической Республики 18 апреля 1975 года. В основном пишет сказки для детей. Выиграл грант на издание книги тиражом в 5000 экземпляров в серии «Школьная библиотека». Считает себя учеником помощника писателя. Живёт в подмосковном Серпухове.

Богдан

В восемь часов утра отличная слышимость. Из соседней квартиры сквозь стены и мебель пробился женский голос. В ответ что-то забубнил мужчина. Заплакал ребёнок. На лестничной площадке хлопнула дверь. «Ну и иди на хрен отсюда!» – послышался женский голос. Напутствие ухажёру эхом разлетелось по всему подъезду.

«Вот же сучка! Очередного кобеля выгоняет, – со злостью подумала шестидесятипятилетняя баба Вера, смотря в глазок на лестничную площадку. – Когда уже угомонится тварюка». На лестничной площадке начинался очередной скандал. «Каждую неделю одно и то же», – подумала она.

– Чтоб тебя черти забрали! – крикнула она в дверь. Девушка её, конечно, не услышала, но бабушке на душе стало легче.

Из квартиры напротив вышел мужчина лет тридцати в новенькой дешёвой куртке и с лицом начавшего спиваться интеллигента.

– Светлана, вы меня не так поняли! Я люблю детей, но в данный момент у меня творческий кризис. Крики детей мне только мешают. Я не могу творить в такой обстановке, моя муза не переносит детского плача.

– Вали давай, бумагомарака, и макулатуру свою забери. – В спину мужчине полетела пара книг.

– Дремучая вы женщина, Светлана. За эти стихи мне сам Витольд Анатольевич руку пожал.

Гул лифта – и долгожданная тишина.

За старым журнальным столиком в хрущёвке на втором этаже города Заокска сидели двое. Мужчина примерно тридцати пяти лет и девушка – лет около двадцати, среднего роста, волосы собраны в пучок. По обстановке вокруг было видно, что в этой квартире они оба гости. Старые обои, древняя мебель. Ярким пятном выделялась детская коляска.

На столике пустая бутылка из-под коньяка и шоколадка, под столом – пустые пивные банки.

Мужчина затянулся сигаретой, выпустил облако дыма под потолок.

– Ты слышь, Светка, я сегодня уезжаю, хочу тебя с собой взять. У меня там связи, меня все знают, шуры-муры навожу, ловэшка крутится. Буш у меня как королевна жить. Клиенты – только миллионеры. Через месяц на машинёшку заработаешь. Шубу себе купишь, ты же не просто шлюхой будешь, а суперэлит, так сказать, высший класс. Должна соответствовать.

Светка познакомилась с ним неделю назад. Ну как познакомилась – он приехал по делам в их город и в один из вечеров заказал себе «массажистку» в гостиницу. Сегодня он предложил встретиться, обещая выгодное предложение, «от которого она не сможет отказаться».

– Дима, а где я жить буду? – спросила девушка.

– У меня дом под Ростовом, в Батайске, – ответил он. – Мебель мягкая, все дела, ковры новые. В натуре, не дом, а замок. Там пока поживёшь, через годик квартиру купишь: денюшка-то пойдёт рекой. Но за дом будешь мне платить. Недорого, договоримся, мы же друзья! И паспорт свой мне давай, я билет тебе куплю, потом пока тебе временную регистрацию сделаю, потом постоянную, пока без паспорта походишь.

Через пару месяцев станешь королевой. Ночные клубы, выставки, вернисажи, загородные виллы миллионеров – только работай. А там через годик мужика себе подцепишь с деньгами. Замуж выскочишь и помашешь мне ручкой. Я ж чё, правильный пацан, – отпущу, конечно, и забуду о тебе.

– А ребёнку няню найдёшь? – выпив очередную рюмку, спросила Светка.

– Ну ты чё! Так бизнеса не получится. Эта, оставь его кому-то на месяцок, потом заберёшь.

– У меня здесь никого нет! – сквозь слёзы сказала Светка.

– Ну раз нет, прощай, красивая жизнь. Держи паспорт, я ещё рюмаху выпью и пойду: у меня поезд скоро.

От выпитого лицо Светки горело. Она подошла к окну и лбом прислонилась к холодному стеклу.

По двору шла Виктория с чёрным мусорным пакетом в руках, улыбаясь своим мыслям. О том, что кто-то сейчас решил круто изменить её судьбу, она даже не догадывалась.

– Покупай билеты, я поеду с тобой.

После обеда в подъезде ещё раз открылась дверь шумной квартиры. На площадку выкатилась тёмно-синяя детская коляска, следом – большая спортивная сумка с надписью «Аbibas». Последней из квартиры появилась девушка, на ходу надевая пуховик. В руках, несмотря на холод, держала бутылку пива.

В коляске заплакал ребёнок.

– На, не ори. – Девушка щедро плеснула пива в бутылочку для детского питания, закрутила крышку с соской и дала ребёнку. – Жри, мелкий гад.

Звонок в дверь застал женщину за просмотром очередного женского сериала. Виктории Николаевне Громовой было тридцать шесть лет, и сегодня у неё был первый день отпуска. Двенадцатилетняя дочь и восьмилетний сын были в школе. Ничто не мешало женщине насладиться любимым сериалом и печеньем.

«Кого это там принесло?» – подумала она. Встала, подошла к двери, посмотрела в глазок. Перед дверью стояла знакомая по детской площадке Светка, со спортивной сумкой в руках, живущая в соседнем подъезде. Виктория её практически не знала, иногда встречалась с ней на детской площадке. От всезнающих бабок она узнала, что Светка – «девушка по вызову». После такой новости она старалась с ней вообще не общаться. «Вещи, что ли, будет продавать?» – подумала она и открыла дверь.

– Привет, Светлана. – Она первой поприветствовала гостью.

– Привет, Викуся! – От Светки ощутимо несло алкоголем.

– Покупать ничего не буду, – сразу предупредила Вика.

– А я ниччё и не продаю. Я тебе подработку нашла.

– Мне? Подработку?

– Да. Ребёнка моего понянчи месяцок. Мешает он мне, а я уехать хочу, на заработки.

– Кого? – удивлённо переспросила Вика.

– Да сынулю своего, достал он меня, никакой личной жизни. Да ты не ссы! Не просто ж так. Я потом это, денег тебе дам, за няньство. Я ненадолго, на месяцок. Ты же безмужняя, тебе деньги не помешают – дитям подарки на Новый год купишь. Да не обману, я же порядочная женщина! Короче! Я его в коляске во дворе оставила, заберёшь. Ты баба хорошая, детей любишь. Ну эта, короче, адьёс!

Девушка развернулась и побежала по ступенькам вниз.

– Светка, ты что! Вернись! Зачем он мне? Мне своих кормить нечем! Мне такая подработка не нужна! Вернись!!!

Муж Виктории погиб в автомобильной аварии. Пьяный водитель сбил его на пешеходном переходе три года назад.

Познакомилась Виктория с будущим мужем вполне обычно – на свадьбе двоюродной сестры.

В банкетном зале закончился очередной свадебный конкурс.

– А теперь танец жениха и невесты! – объявил тамада. – Присоединяйтесь, гости дорогие. Мужчины, не стесняемся, приглашаем дам потанцевать.

К Виктории подошёл молодой человек, сидевший за соседним столом. По-старинному щёлкнул каблуками, кивнул головой.

– Мадам, разрешите вас пригласить.

Через год они поженились. С тех пор прошло пятнадцать лет. Двенадцать лет счастья. Но пьяный водитель всё сломал. Виктория вынырнула из воспоминаний.

«Почему я? – не могла понять она. – Я же с ней практически не знакома. Редкие разговоры о детях на детской площадке – вот и всё. Да я даже фамилии её не знаю. Почему, ну почему она выбрала меня?»

Вика зашла домой как в тумане, мысли в голове не укладывались. Она подошла к окну во двор. Перед подъездом стояла коляска. Увидеть, кто в ней, мешал идущий с утра снег. На градуснике было минус двенадцать.

Виктория смотрела из окна на коляску и не могла понять, как можно бросить своего ребёнка, свою кровинушку, часть себя. Ей такой поступок казался чем-то чудовищным, сродни убийству. К коляске подошла стая бродячих собак, самая большая стала обнюхивать колёса. Во дворе не было ни одного человека. А если Светка сказала правду? И в коляске её ребёнок? Собаки не уходили. Вика открыла окно и хотела криком отогнать собак. Но голос от волнения её подвёл – её крик был больше похож на стон умирающего от жажды.

Перед глазами женщины пронеслась череда телевизионных репортажей о детях, покусанных собаками. Две собаки у коляски устроили драку.

«Сожрут ребёночка!» – От этой мысли сердце сначала кольнуло, а потом застучало с такой силой, что, казалось, сломает рёбра. Вика в тапочках и халате выскочила из квартиры и, не дожидаясь лифта, побежала по ступенькам вниз.

«Сожрут! Сожрут! – Казалось, что она слышит крик ребёнка. – Быстрее, не успею!» – билась в голове мысль. Вика выскочила из подъезда, готовая увидеть самое страшное. Коляска так же стояла у подъезда, стая бродячих собак ушла к соседнему дому. В коляске лежал ребёнок, он спал. Виктория вздохнула – казалось, что она не дышала с того момента, как выбежала из квартиры. Изо рта вырвалось облачко пара. Вика посмотрела на ноги, на себя. Тапочки и домашний халат – возиться с коляской времени не было. Женщина вытащила ребёнка из коляски и забежала в подъезд. Повезло: лифт стоял на первом этаже. Зайдя в квартиру, достала тёплое одеяло и укрылась им вместе с ребёнком. От мороза кожа горела, ребёнок спал.

Через десять минут женщина и ребёнок отогрелись. Да и вряд ли ребёнок замёрз: одет малыш был по-зимнему.

«Надо посмотреть, может, памперс полный», – подумала женщина. Стала раздевать ребёнка, стараясь не разбудить. Малыш крепко спал. Из-под зимнего комбинезона выпала криво оторванная половинка тетрадного листа. На нём печатными буквами было написано: «БОГДАН».

«Вот и познакомились», – подумала Вика. Под одеждой оказался мальчик примерно четырёх месяцев. С памперсом всё было в порядке. «Ну привет, Богдан». От пелёнки пахло пивом – она что, ребёнка пивом облила? «Мамаша криворукая. Такой миленький», – подумала Вика и наклонилась, чтобы поцеловать ребёнка в щёчку. От мальчика пахло перегаром. Виктория была женщиной вежливой, ругалась очень редко.

– Вот же блядь тупая! – крикнула она в пустоту. – Напоить ребёнка пивом, чтобы не кричал! Тварь.

Женщина сидела в кресле, на её кровати спал ребёнок. «Что же, что же мне с ним делать? – думала она. – У меня самой двое маленьких детей. Ну почему, почему выходной именно сегодня? Почему Светка пришла именно ко мне? Что, что с ним делать? Думай, Вика, думай».

От мысли, что этого карапуза придётся сдать в детский дом, становилось не по себе. Ребёнка было жалко до слёз.

«Хорошо, поживёт дня три-четыре у меня, а там и мамаша дурная вернётся». От принятого решения стало легче.

Открылась входная дверь. «Наверное, дети из школы пришли», – подумала она. Встала, вышла в коридор.

– Пришли, мои герои! – поприветствовала она детей. – Как дела в школе?

– Привет, мамочка! Всё хорошо. Мы так рады, что у тебя выходной.

– Дети, идите мойте руки и раздевайтесь; не забудьте, что школьную форму надо повесить на плечики, а не раскидывать по детской.

Дети разделись, бросили портфели на пол и пошли в ванную. Прошли по коридору мимо двери в спальню матери, вернулись.

У детей были удивлённые лица.

– Мама, кто это? – шёпотом спросил сын.

– Это, Сереженька, мальчик Богдан.

– Мамочка, а что он у нас делает?

– Он у нас в гостях.

– А откуда он взялся? – спросил мальчик.

– Это сын тёти Светы, которая живёт в соседнем подъезде. Ты иногда её видишь на детской площадке.

– Мамочка, а можно я с ним поиграю? Пока его не забрали.

– Конечно можно, но только после того, как он проснётся. Мне надо сходить в магазин за продуктами. Последите пока за ребёнком, смотрите, чтобы он не упал с кровати.

– Хорошо, мама, только не задерживайся.

Виктория оделась и пошла в магазин за памперсами и детским питанием. Возвращаясь домой, закатила коляску в подъезд. Малыш проснулся примерно через час, но не плакал. С удовольствием играл с детьми и Викторией.

«Какой жизнерадостный карапуз, – глядя на малыша, думала Виктория. – Был бы жив муж, я бы его усыновила».

Второй день отпуска начался с крика Сергея:

– Мама, мама, от ребёночка какашками пахнет! Он, наверное, укакался.

Виктория спросонья не могла понять, какой ребёнок, почему укакался и откуда он вообще взялся, этот ребёнок.

– Какой ещё ребёнок? – крикнула она, не открывая глаз.

– Какой, какой… – ответила дочь. – Тот, которого тебе вчера принесли. А он у нас почему-то ночевать остался. Где его мама?

– Дети, его мама скоро его заберёт. Сейчас я встану и помою ему попу. А вы собирайтесь в школу.

Виктория вспомнила события вчерашнего дня.

«Да уж, повезло так повезло», – подумала женщина.

После обеда пошла гулять с ребёнком. Вышла из подъезда и поехала на детскую площадку. Там встретила знакомых мамочек.

– Привет, Викуся, – поздоровались они. – А откуда у тебя малыш?

– Да вот, знакомая попросила посидеть пару дней, пока я в отпуске.

– Так это же коляска поблядушки Светки из второго подъезда, – сказала одна из женщин. – И ребёночек её. Вика, что происходит?

Пришлось Вике рассказать всё, что вчера произошло.

– Ну и дура же ты, Вика! – Вывод подружек был единоглассным. – В детдом его сдай и не парься.

– Ну я же не могу его бросить, – защищала себя и ребёнка Виктория. – Он у неё, наверное, и не кушал нормально. Поживёт у меня четыре-пять дней, мамаша вернётся. Я надеюсь, протрезвеет, поймёт, что сделала, и вернётся. Не может же она и правда на месяц уехать, оставив ребёнка практически чужому человеку? А ребёночек смотрите какой: улыбается, кушает хорошо, не капризный – золото, а не мальчик!

– Ну-ну, жди ветра в поле, – сказала одна из молодых мам, стоящая с дорогущей коляской Porsche. – Не вернётся твоя Светка. Живёт сейчас в своё удовольствие. Ребёночка-то в хорошие руки пристроила, что ей переживать.

Виктория отошла от подружек и покатила коляску вокруг детской площадки. Проехала мимо бабушек, сидящих на своей лавочке с утра до вечера.

– Здравствуйте, – поздоровалась она.

– Здравствуй, Викуся, – ответили вразнобой старушки.

– А что это за ребятёнок у тебя? Никак Светки из моего подъезда? – спросила одна из бабушек, баба Вера.

– Да, её. Вот, попросила посидеть четыре-пять дней.

– Понятно, – ответила баба Вера. – А денег-то дала на памперсы ребятёнку?

– Нет, обещала потом отдать.

– Вот ребятёнку праздник, в нормальной семье поживёт.

– Ну едь, едь, гуляйте. Ребёнку воздух нужен.

«Ну хоть кто-то не называет дурой, и ребёнка им жалко», – подумала Виктория о бабушках.

Когда женщина с коляской отъехала от лавочки, баба Вера шёпотом сказала подругам:

– Ну и дура же эта Вика – у самоёй дочка в старой куртке второй год ходит, а она ещё одного взяла. Так Светка её обманет, ни копейки не заплотит. Помяните моё слово.

– Да, да, – закивали головой товарки, – дура дурой.

Прошло три недели с тех пор, как мальчик поселился в новой семье. Улыбчивый, лучезарный ребёнок. Младший сын Виктории называл его «братик».

К Виктории подошла дочка.